Текст книги "Марчеканская вспышка (сборник)"

* * *

– Лопоухая Лопес со своей дорогущей лопой.

– Это между лопаток где-то?

– Значительно ниже.

– Во как!? Ты гляди-кось. На пятках, что ль?..

* * *

– Послушай, дружок, я расскажу тебе сказку. Жил один олигарх, и были у него соратники… Все, вроде бы, умные, но уходили не в ту сторону. Кто в камышах прятался, а кто и на кладбище залёг, землёй прикрывшись. Ничего, что я так по-чёрному шутить пытаюсь? Меня уже, кстати, устыдили, что я на ангела во плоти Романа Абрамовича наезжаю… теперь будет повод и Бориса Абрамовича (с другим ударением) под защиту взять. Отстал я от жизни. Оказывается, подлость, предательство, алчность и невероятный цинизм нынче идут впереди всех добродетелей. Как советуют либерал-анархисты – нравится жрать человечину, жрите!

* * *

– ICAO[49]49
  ICAO – International civil aviation organization – международная организация гражданской авиации


[Закрыть], говоришь. А у меня всегда после пива ИКАО бывает. Такое развесистое, что жена от постели отлучает.

– Хорошо, не от тела…

– Лучше бы уж от тела…

– Что так?

– Просто крепостным себя ощущаю. Исполнил обязательства по супружескому оброку и, извольте вам – отползай-ка на диванчик… повернись на бочок, не храпи, не пускай голубков, не возражай, не смей, не огрызайся, не НЕ!

Как дам больно!..

Впрочем, это уже слишком. Лучше немного иначе: как сейчас огорчусь… сильно!

* * *

– Каждый сморчок знай свой шесток!

– Не шесток, а пенёк…

– Сам ты… шесток. На пеньках опята произрастают.

* * *

– Человека который не в состоянии ответить по понятиям, не может считаться настоящим. Про такого Мересьев книгу не напишет.

– Борис Полевой, дурик!

– Что – Борис Полевой?

– Не напишет…

– А-а-а, понятно. Димыч, а ты напишешь?

– Не знаю, не пробовал… по понятиям. Я вообще – без понятия.

* * *

– У семи нянек тараканов не счесть.

– В голове?

– Ну, не в шкафу же! Там от английских скелетов тесно.

– Видел тут недавно социальную рекламу. Хот гёрлс фром ПАРМА! Горячие девочки из леса? Хм… Все, как одна, кикиморы, что ли?

– А реклама точно была социальная, а не сексуальная?

– Есть разница?

– А то! Если социальная, то имеются в виду горячие Снегурочки для новогодних ёлок, а если сексуальная, то обычные проститутки-затейницы с тайским массажом в хвойной ванне.

– Ну, ты догада!

– До гада ещё не дорос. Пока только – Ваше Ослепительное Сиятельство!

– Ты про лысину?

– Если волосы повылазили, нельзя допустить, чтобы нечто похожее случилось с глазами.

– Настолько яркие мысли?

– Ещё бы…

– Тогда снимаю фреску… ой, феску!

* * *

– Знаешь, где мы живём? На севере Европейского счастья России. Это мой сын написал, когда учился в пятом классе. И оказывается – он прав! Если раньше я всё рвался уехать отсюда, куда-нибудь в Подмосковье или на Волгу, то теперь не хочу. Таких людей, как здесь… нашего поколения и чуть младше не найти нигде. И молодёжи ещё много с понятием о настоящих, а не купленных за деньги ценностях.

А дальше к югу – всё больше менеджерская копоть-гопота, воспитанная на комиксах и сказках от Карнеги. Вместо души ВЕЛИКАЯ АМЕРИКО-РОССИЙСКАЯ мечта о процветании за счёт какой-нибудь экономической афёры, а вместо обширного кругозора – хорошее знание английского на фоне посредственного владения родным. Детям нашим уже будет всё равно, где жить. Везде станет одинаково комфортно и бездушно. Иной раз думаешь, пусть уже разъезжаются, если не в состоянии Родину полюбить.

– Это и обидно…

– Не то слово. Глотку бы перегрыз за такое капиталистическое счастье… Только вот не знаю, счёт кому предъявить, если серьёзно. Мишке Горбатому, вроде бы не за что. Он нас, типа, вместо Моисея, какого, из рабства вывел… теперь ходим свободные и нищие. Да и старенький он теперь, не годится на физически слабого наезжать.

– Раньше тоже были нищими, только не знали об этом, не догадывались. И оттого счастливыми себя ощущали в большинстве своём.

– А теперь – в меньшинстве, но зато в каком! Не люди – философы, афористичного образа мысли сыны и внуки!

– И богаче нас никого нет, если подумать! А беднее нас вся богатая нищета… Хотя, казалось бы, именно мы материально нищие по большому счёту.

– Но, это, кстати, и не плохо, поскольку слабое материальное положение формирует сильную мускулатуру извилин головного мозга.

– Так ведь нет в мозгу мышечной массы…

– А как же тогда силу мысли буквально ощущаешь? Только подумал, а всё уже напряжено – и без всякого «Виардо» с виагрой.

* * *

– Помнишь, как в «Городке»?

– ??

– И это у вас кубанские казаки? Нет, кубинские казахи…

Виталик изобразил улыбку до колен, а я просто прыснул в кулак, словно чуточку беременная гимназистка с двухнедельным стажем, которая внезапно узнала, откуда появляются дети. Очень живо представил себе симпатичного акына с Фиделевской бородкой, исполняющего на дутаре песню кубинской революции в переводе Абая.

* * *

– Попцы – это певцы исполняющие поп-музыку?

– Нет это попы, вообразившие, что талант измеряется степенью самоотдачи… продюсеру…

– Самоотдачи?

– О! Чешские имена и фамилии, как они прекрасны: Стамеску Небрал, Долежал Кружечка, Сеновал Неспешил. Или хорватское имя Продрог Неятович.

* * *

– Нам говорят, что мы, мол, россияне, больны. И наша болезнь называется прободением кармы. И никакое лекарство от злого папы[50]50
  Салеев имеет в виду лекарственный препарат папазол.


[Закрыть] не спасает. Но нас не пронять и такой страшилкой. С годами мы, как хорошее вино, только крепчаем и х’о-рошеем, орошая будущие урожаи. А если не верить в подобное развитие вселенной, то стоит ли вообще трепыхаться, мешая орошать другим?

 
Он смотрел в репродукцию тупо
Репродуктором радио-волн…
Выражаясь сурово и грубо…
Нецензурщиной матерной полн!
И Попов зарыдал от сомнений,
То ль с Марконею он изобрёл…
И гуляли унылые тени…
И каннабис под окнами цвёл…
И гудела пчелиная стая,
Опыляя крест-накрест цветы.
И конец отгрозившего мая
От дождя в перелесках простыл.
Айвазовского краски сгущались,
Предрекая всемирный потоп.
Но иные ещё сомневались,
Проповедуя в стиле нон-стоп.
Распростёрлась по свету зараза
От которой лечись… не лечись…
Недалече до полураспАДА,
Как глаголют диагноз врачи…
В чистом поле затейливо грязно…
В небе дырками полон озон…
Ну а нефтью смердит безобразно
По поверхности радио? волн!
На манеже и Папа… и Лама…
И в программу забито как гвоздь:
В промежутках бесстыдной рекламы
Прободение душ началось…
 

И всё это – near bird: все разговоры и философствования на ровном месте, сомнения и уверенность в завтрашнем дне. Нас тяготят какие-то жизненные обстоятельства, связанные с тем, что приходится существовать в эпоху перемен, а мы только крепчаем. Почему? Да потому что угнездились около птицы – той самой птицы счастья завтрашнего дня. Чего и вам желаем!

Катание на домкрате, или Сегодня в бане рыбный день

– …и тут, как во времена танковой доктрины о неограниченном суверенитете и Беловежском разгуле трёх не вполне адекватных, но отнюдь не сказочных участников, навалило на нас демократических ценностей – только успевай в Гаагу бывших диктаторов отправлять, а в рай земной – разного рода дьявольских пособников, торгующих человеческими органами, да бомбящих любимую европейскую вотчину. Со слезами в пустых крокодильих глазницах не первой заокеанской свежести, между прочим.

Англо-саксонский стоицизм с дежурным отсутствием соболезнований на расстоянии внезапного пропадающего телевизионного сигнала мне совсем не удивителен. Такова природа железных афро-американок с нарядным дипломом об окончании Денверского университета на месте, где должна быть совесть, и удостоенных Нобелевкой афро-американцев. Дело в другом. Они, эти народные избранники вместе с географическими двоечниками – отбросами Йеля, походя путающими Австрию с Австралией, а Ирландию с Исландией, наивно полагают, что укрепляют имперское величие своей пропащей в бездуховности родины. А ведь на деле-то оно совсем наоборот получается…

Так говорил мой друг Славка Салеев. Что, не верите? Вам кажется, будто не может он настолько изощрённо формулировать? Пожалуй, что вы правы. Пожалуй, это я излагаю его мысли своими словами. Так и что с того? Мы же с ним вполне понимаем оба, что ничего ваш покорный слуга не напутал, ничего не приврал, просто чуточку украсил президентской зеленью, прежде чем подавать к столу.

Сидели со Славкой за бутылочкой зажигательной смеси, которая в качестве эстафетной палочки возвышалась над господствующей салатной высотой нашего банкета. Происходила передача отпускных полномочий от одного должностного лица другому. Салеев только что приехал из второй своей поездки на побережье Белого моря (помните, он уже был там однажды?), а я как раз собирался отправиться к месту проведения трудового отпуска.

Зависали. Но не интенсивно. Больше беседовали о том, о сём… и о прочем. В числе этого прочего накатывало свои лёгкие северные волны…

…Белое море…

…Белое Море. Отчего оно такое? Почему вдруг белое? Неужели оттого, что зимой покрывается ледяной коркой. Так ведь лёд-то не совсем молочный, если вода солёная. Да и морей замерзающих на севере страны у нас с горочкой, а Белым лишь одно названо. Славка сомневался, не мог понять ещё в тот, в самый первый свой приезд в поморскую вотчину. Два года назад это случилось…

Теперь-то Салеев уже знал рабочую версию появления названия. Объяснили добрые люди.

Оказалось, что Белое море белое по одной простой причине – оно кажется таким в пору полярного лета, когда в штилевую погоду спокойная вода отражает свинцово-снежную тяжесть небес без малейшего тремора…

Лезвие вод отливает именно сталью. Белой сталью тысячелетий, сливаясь с приспущенным парусом парных облаков по еле различимой линии горизонта, напоминающей место склейки, которое долго разглаживал аккуратист ветер, прежде чем угомониться и уснуть в седых зарослях ягеля.

Поездка к морю ничем примечательным ознаменована не была. Обычное железнодорожное путешествие с последующим автопробегом по северу Архангельской области.

Известная дорога. Станция Лиходеево. Нехорошее предчувствие, связанное с названием. История повторялась. Дежа вю ли? Или нет ли? Ли да ли? И стоило ехать в такие дали, коли без приключений? Едва ли!

В рыболовецком совхозе Славку встретили как старинного друга. И даже МРС (малое рыболовецкое судно) с забавным названием «ТРезвый» весело просигналило у пирса, докладывая о героических усилиях экипажа не только на берегу, но и вдали от него.

В этот Славкин поморский отпуск отправились на промысел буквально утром следующего дня, не стали затягивать. Море – оно хоть и Белое (в застольном значении этого северного слова), но не в том случае, когда требуется выполнять план. Бригадир был неумолим – встреча Салеева оказалась символической… по местным меркам. Хотя для некоторых штатских, а также нетренированных иностранных граждан подобный вариант мог бы показаться самоубийственным – по семьсот граммов на нос с лёгкой закуской «что осталось после вчерашних гостей».

На четвёртые сутки Славка вернулся в тихую рыбацкую гавань, полный впечатлений и рыбацких трофеев, выловленных при помощи спиннинга. Коптильня на берегу заработала. И Салеевский улов тоже попал в нежные руки поморских дев, невыносимо близких своей первозданной приполярной красотой к классическим славянским канонам. Дев, умело разделывающих обитателей морских глубин лёгкими движениями обрезиненных конечностей. Дев, вооружённых острейшими ножами, так хорошо заточенными, что любой, даже самый капризный самурай не постеснялся бы использовать таковые в ритуальном обряде харакири.

Салеев сбросил с себя рыбацкое облаченье и поспешил в летний душ, вода в котором уже должна была прогреться летним солнцем – обеденное время, как-никак. Зенит, хоть и не Питерский, но тоже не проходит даром.

Мечты, мечты… и что-то там дальше, как некогда заметил один замечательный литератор…

Но тут навстречу «рыболовецкому волку» вырулил тот самый друг по имени Сергеич, который и организовал Славке беломорский отдых с уходом на промысел с профессионалами.

– Я смотрю, ты время зря не терял. Как улов? Не сильно болтало?

– В море выйти, не до ветру сходить… Тут опыт нужен, – Салеев решительным манером и не менее откровенным жестом подчеркнул свою связь с мировым океаном, в которой был замечен ещё сорок лет назад. – Рыбы валом. Только вот уделался весь, будто русалку вместе с коком на камбузе жарил. Мыться иду.

– Может быть, лучше полчасика обождёшь, а потом мы с тобой в райцентр махнём. Там у меня приятель. Как раз сегодня баньку топит. Приглашал заехать.

– Милое дело! Только я, пожалуй, слегка ополоснусь, а не то всю машину тебе рыбным духом провоняю.

Через час с небольшим добрались из прибрежного рыболовецкого посёлка в райцентр. Выехали на нужную улицу. Частный дом со стандартным приусадебным участком не более шести соток. В углу приветливо помахивала берёзовым дымом из трубы бревенчатая банька, каких на архангельском севере великое множество. Славик сразу обратил внимание: в огороде практически ничего не растёт, а вот конопли да мака – чистый Афганистан без талибов. Ничего себе – поморский урожай!

Хозяин встречал у калитки, заслышав ещё издали низкооктановое попёрдыванье ульяновского внедорожника не первой свежести… и на первой скорости.

Вышли из машины. Поздоровались. Сергеич представил Салеева местечковому «героиновому плантатору», и вся троица уселась на крыльце, чтобы перекурить состоявшееся знакомство. В ногах крутилась худая, будто спортивный велосипед, чёрная кошка, видно почуяв ароматы, занесённые Славкой с МРС по имени «ТРезвый».

За это навязчивое действие она немедленно была выдворена хозяином за пределы зоны его ответственности обычным пинком в район жиденького хвоста. Полёт животного сопровождался хрипловатым мявом и строгим хозяйским наставлением:

– Лизка, бесстыдница гадкая! Сама же чёрная и мысли твои ничуть не светлее… Кто ж тебя звал сюда, засранка ты непутёвая!

– Мяу-учитель! Мур-ло поморское! – доносилось со стороны не по своей воле летающего животного.

– А Билл у тебя где? – спросил Сергеич, делая многозначительную затяжку импортной сигареты, набитой турецким суррогатным табаком молдавского производства.

– Околел бедолага… Вот пёс был! Не пёс, а сказка. Хоть и брехать любил не по делу, но культурный и верный. Даром, что дурак. Так я к нему прикипел – слов нет объяснить! Похоронил бедолагу недалеко от погоста. Почти как человек, считай, был.

– Интересные ты прозвища животным даёшь, – заметил Славка. – Из округа Колумбия на тебе ещё в международный суд по правам президентской администрации не подавали?

– А чего им обижаться? Я же от конкретного уважения, не просто из озорства какого.

«Этого на хромой кобыле и за полдня хрен объедешь!» – подумал Салеев, наблюдая, как тёзка заокеанского госсекретаря[51]51
  вероятно Салеев имел в виду Кондолизу Райс, верного соратника сорок третьего президента США.


[Закрыть] сцепилась на встречной полосе с колесом проезжающего мимо мопеда.

Закурили ещё по одной. Чего-то ждали.

Владелец плантации, охотно откликающийся на простое прозвище Иваныч, почти сразу обратил внимание на Славкин острый взгляд из-под сильно диоптрических очков, бороздящий просторы зелёной мясистости выдуривших на щедром северном солнце (днём и ночью светит летом без устали!) запрещённых представителей провокационной флоры.

– Чего, удивляешься? По какой такой причине, мол, земля сорняком изошла? Так тому объяснение простое. Половина моя ещё по весне уехала к дочери. В Архангельск умотала до конца года, с внучкой нянчиться. А мне тот огород без благоверной поперёк горла. Пропадаю на работе без выходных-проходных, никакого интереса до сельских забав после такой – натурально – пахоты.

Я так супруге и сказал, что землю сей год «под пар» оставляем. Пусть отдохнёт маленько. Она поначалу-то всё языком своим побрить меня пыталась: что, де, совсем «старый хрен» обленился, раз и картошку даже посадить не хочешь. Но ничего, убедил её вскорости, что один-то год – оно и полезней даже.

Никогда б не подумал, что сорняк так быстро попрёт. Наросло… внезапно. Да так густо… Сколько лет живу, ничего подобного не видал в наших краях.

– Ай, Иваныч, хитришь, небось? Подзаработать решил «левачка», пока жена в отъезде? – спросил Сергеич с подначивающей интонацией.

– Да вы чего, ребята? На траве сорной, что ль заработать? Ну, мак попёр кое-где – это понятно. У меня хозяйка его раньше сажала, чтоб пироги слоёные печь. Вот, видать, семенами-то и понасыпало. Правда, много ноне уродилось, потому что не пропалывал я ничего.

Сколько того маку местным баушкам продать нужно, чтоб заработать прилично, как думаете? Молодёжь-то уже и печь разучилась. Юным вертихвосткам нынче всё диеты тайские подавай, не до пирогов. В фотомодели всё метят, ядрит ангидрид, подиум им поперёк плоскодонности. Так что овчинка выделки…

А и ту зелень, которая в пояс все грядки в огороде заполонила, куда девать? Кто ж её купит-то? На корм скоту, курам на смех?

– Ну, и не прост ты, парень. У тебя же полон огород полуфабрикатов для производства наркоты, а нам здесь «ваньку валяешь».

– Честно, ребята… Ни сном, ни духом…

– Рассказывай! А участковый у тебя в доле?

– Да вот те крест!..

– Верю, верю, Иваныч. Извини, пошутил неудачно. Только насчёт конопли – всё совершенно в дырочку. У Славки спроси, он знает.

– А что, Слава, точно «дурь» уродилась?

– А то я её мало в Сибири видел. Она, родимая.

– Не иначе ветром семян нанесло…

– С Чуйской долины, что ли?

– А тогда откуда? Хо-тя… Может, соседи… У меня тут старики к детям перебрались, а хату каким-то беженцам сдают. Точно. Так и есть. Не зря же они до приторности обходительные… эт-ти беженцы…

Вот я ещё всё удивлялся – все в золоте ходят, джипа сразу купили, а отчего-то беженцы… От больших-то денег, видать, не убежишь. Да и от вил в твёрдой руке тоже хрен увернёшься.

Ты посмотри-ка, получается, от себя подозрение отводят. У меня огород засрали своей коноплёй, а милиция придёт они, вроде как, и ни при чём. Вот же суки! Сейчас возьму косу и всё под корешок…

– А, может, не стоит? Ты подожди чуток, когда товар, как говорится, созреет. Потом всё на корню соседям и продай, если не боишься. Территория-то твоя, правильно?

– А чего мне этих гадов бояться, если у меня ружьишко-тулочка имеется? Пусть только сунут свои поганые рожи на мой участок, живо дробью приголублю. Будут потом полгода выковыривать, будто изюм из сайки! Или…нет, с них и соли будет достаточно. А вот коноплю сейчас же выкошу и сожгу. Не хватало, чтоб на старости лет в наркодилеры заделаться.

На запах сжигаемой «дури» прибежали озабоченные чем-то соседи.

– Чэго зажыгаишь, Иваныч? Пажар лэтом не гадица, брат! Сухэ кругом. Вдруг займотса.

– Да вот траву возле бани скосил, совсем всё заросло, до самого подбородка. А коровы у меня нет, вот и сжигаю.

– Зачэм корова, слющай? Ты нам отдай.

– Так и у вас нету живности, кроме собаки, куда денете?

– Вах! Сэновал дэлаим. Подушки-пэрина набиваем. Запах хароший. Спать – адно наслаждэний, слюшай. Это же конопля, панимаэшь?

– Вы её у меня и посадили?

– Абижаэшь, Иваныч. Мы жэ опиум-шмопиум, анаша-шманаша народу нэ таргуэм. Зачэм нам это нада, э? Нам водка таргават до канца днэй хватит.

– Вот ведь… Забирайте всё. А наркотики делать не станете?

– Вах, такой балшой взрослый мушшына. Савсэм умный, а глупости говоришь. Тут тэбе север, не успевает конопля силу набрать. И со скошенного толку нет. Говорю тэбе, брат, – на подушки для аромата. Нэхорошо нэ доверять соседям, Иваныч.

Отдать Иваныч отдал то, что осталось после пожарища – с десяток-другой необугленных стеблей, но обещал в случай чего участковому доложить честь по чести, если соседям вздумается предъявлять финансовые претензии относительно безвременно погибшего сырья. Беженцы спорить не стали. Разве придёт в голову возражать, когда против тебя три неслабых мужичка стоят, свиньёй построившись. Да не просто так стоят, а на солнце оружейной сталью посверкивая. Правда, не на тульском оружейном заводе произведённой.

Это два великолепных домкрата вызывающе рикошетили солнечные блики в прикрытые веки непроспавшемуся мировому сообществу в лице соседского запойного механизатора по прозвищу Витя Бульдозер. Видать, за «катанкой» к соседям наведывался, но, вот беда, не дошёл. Присел на лавочку, да и сном непохмелённым сморился. Теперь вот и отсвечивает медью загара северного под храпоидальные напевы, передаваемые архангелогородцами из поколения в поколение.

Что, вы не поняли, откуда взялись домкраты в руках у наших героев? А я вам разве ещё не рассказал? Странно даже. Хорошо, сейчас объясню. Да что, собственно, объяснять… Вы лучше прислушайтесь, о чём герои рассуждают.

– Иваныч, а за каким ты бесом, братка (насмешливый кивок в сторону удаляющихся «беженцев»), домкратами нам со Славиком на беспримерный трудовой подвиг намекаешь?

– Ребята, я забыл предупредить. Помогите. У бани нижний венец подгнил, весь угол и завалился, пол в предбаннике раком встаёт. Хорошо ещё – печь покуда цела. Так вот, сейчас бы нам в два смычка стену-то выровнять, вместо погнившего бревна бруса подложить.

– Поможем. Как не помочь! Только ты того, Иваныч, понимаешь, что долго твоя баня не простоит всё равно? Раз венец погнил, теперь не остановить процесс.

– Да это ж до зимы только. Мне в лесу уже новый сруб скатали. Вот снег ляжет, на прицепе леспромхозовским трактором новую баньку и притащат, целиком, чтоб не разбирать лишний раз.

– А выравнивать на глазок станем? – спросил Салеев с умным видом знатока банной архитектуры.

– Ну что ж вы, за лоха меня держите? Мне свояк геодезист давно все отметки теодолитом «отстрелял». Видите, колышки вокруг вбиты? Сейчас верёвку натянем, и потом по ней венец выровняем.

– Это другое дело, – согласился Славка с таким видом, что если бы колышков с отметками не оказалось, он бы разочаровался в теории сэра Чарльза Дарвина. Причём – раз и навсегда! – Слушай, Иваныч, а печку мы не потревожим, ведь она топится? Как бы до возгорания дело не довести. Тогда соседи твои окажутся правы на все сто… относительно пожарной безопасности.

Производя на свет данную сентенцию, Салеев подумал, что никаким теодолитом хозяин бани не пользовался, поскольку метки «отбиваются» нивелиром. Подумал, но вслух говорить не стал. Устав в монастыре может быть, каким угодно, а попариться хочется. Всё достаточно просто. Прагматизм – это не стыдно… если ты немыт.

– Так печка ж вообще в другом углу стоит, паря, – тем временем отвечал Иваныч. – Мы ту сторону не затронем вовсе. Не писай в компот… —

– … в котором повар ноги моет?

– Вот-вот, что-то вроде этого.

– А ещё говорил, что в «дури» торчковой не бельмес, хе-хе.

Взялись за дело мужички. Подвели подъёмный инструмент под завалившуюся стену сруба.

Стали баню топить и одновременно поддомкрачивать с двух углов. Вернее, не так. Баню топить продолжили, поскольку к моменту приезда «гостей дорогих» вода в цельносварном баке, развалившемся на русской печи, уже начинала закипать.

Когда работы оставалось совсем немного, буквально приподнять один угол сруба сантиметра на три-четыре, Славка не вытерпел. Он только что заглядывал внутрь бани, где обнаружил, что угара уже нет. Стало быть, пора идти «по первопутку».

– Вот что, господа поднимальщики, вы как хотите, а от меня рыбой несёт, будто от царя морского. Надоело хуже горькой редьки. Пойду-ка я мыться по-взрослому, а не под душем пачкаться, вы же и без меня здесь закончите влёгкую, – сказал он. – Производите закат солнца вручную, как завещал великий кормчий, но с соблюдением правил охраны труда и личной гигиены.

Сказал Славик и на крыльях ангела, отвечающего за духовную возвышенность, влетел в предбанник, оставив в недоумении своих партнёров, гадающих, что же имел в виду Салеев, упоминая правила личной гигиены.

Первым делом Славка поддал, как следует, жару, забросив пару ковшиков кипятку на аккуратно и с любовью выложенные камни; потом полез на полок – греться. Аромат рыбных пресервов наполнил небольшое банное пространство, превратив его в цех по производству консервированных даров от мирового океана. Мерзкий образ зажаренной на камбузе русалки растворялся в ароматном духе запаренных веников из пихты.

С Салеева сошло некоторое не установленное наукой по имени статистика количество потов, после чего он решил обмыть свою разгорячённую баней плоть. Славка набрал холодной воды из бочки, слегка разбавил водой горячей – уже из цельносварного котла, стоящего на печи, метнул тазик на скамью, готовясь опрокинуть на себя столб водяного удовольствия.

Но, прежде всего, нужно умыть лицо. Славик склонился над тазиком… вот тут-то и случилось!

Когда в спину Салееву впились две-три занозы с потолочной доски, он их почти не почувствовал.

Когда голова его упёрлась в этот самый потолок – с изрядным ускорением – только что набитой шишкой, Славик даже не сообразил, какое пространственное положение занимает.

Когда он со своим невысоким ростом допрыгнул до потолка и с силой врезал макушкой по балке перекрытия во второй раз, то и тогда не понял, ЧТО происходит в обычной русской бане.

И всё потому, что обожженная спина не давала подсознанию перевести в область сознательного никаких иных подробностей, кроме ощущения обширного ожога тыльной части обратной стороны груди, обратной же стороны репродуктивного мужского органа и иных, менее значительных частей тела.

И только половина кирпича, присланная Всевышним откуда-то сверху прямёхонько по свежеприобретённой гематоме на макушке, позволила нашему герою немного обрести присутствие духа. Ориентировка в пространстве вернулась к Салееву. Скажу больше – он понял теперь, какая боль главная, а какая – второстепенная.

Правда, это знание не очень его обрадовало, поскольку хотелось послать кого-нибудь по матери, а послать было некого.

Славка вылетел на улицу с диким воем и упал в траву. Наградой ему стала забота друзей, которые немедленно вылили на спину великомученика почти полную бочку дождевой воды.

Отматерившись в пространство (ведь ругать спасителей у интеллигентных людей не принято, даже если они перед спасением сами устроили чрезвычайную ситуацию), Салеев принялся опасаться за свою репутацию, которая в силу неблагоприятных обстоятельств была совершенным образом обнажена. Ни единого берёзового листочка, ни единой хвоинки, ни малейшего намёка на мануфактуру или хотя бы какую-нибудь фигу. Да и конопля – частично сожжена, а частично роздана электоральным массам беженцев.

Казалось, тут бы и пропасть Славкиной интеллигентности от повышенной стыдливости, да не вышло.

Из предбанника ему вынесли полотенце, которое и прикрыло махровым занавесом следы работы ритуального ножа Мелекесского[52]52
  вероятно Салеев имел в виду Кондолизу Райс, верного соратника сорок третьего президента США. (так в исходнике)


[Закрыть] муфтия, оставленные более полувека назад, без участия вездесущей партии коммунистов, как ни странно.

Салеев приободрился. Буквально расцвёл. И практически пришёл в себя, поскольку на вопрос Иваныча, как, де, состояние чресел, ответствовал своей дежурной присказкой:

– Причём здесь милиция, когда куры дохнут?

И, вроде б, ушёл от ответа, а ведь будто приласкал словом. А мог бы и направление движения в сторону с неприличным логотипом указать. Заебацкой души человек – этот Славка!

И тут пошёл разбор полётов. Восстановив хронологию событий, все участники пришли к единому мнению, которое нашло вещественное подтверждение непосредственно на месте происшествия, а именно – в баке с кипятком, тазике и на полу бани.

Оказывается, в тот самый момент, когда Славка наклонился, чтобы ополоснуть лицо, его компаньоны по проекту «Банный холдинг «Беломорский взлёт на паях»» совершили очередное усилие по подъёму заваленной стены сруба. И так удачно они это сделали, что перекрытие крыши наехало на печную трубу. Печь отреагировала на несанкционированный наезд несимметричным вбросом кирпичных осколков сначала в бак с кипятком, а потом и по Салеевской голове.

Если первыми кусками кирпичной трубы были растревожены Славкины тылы, когда его окатило волной кипятка из бака, стоящего на печи, то после Салеевского подпрыгивания под потолок от дымохода откололся ещё один кирпич, угодивший прямо по набитой на голове шишке. Так сказать, для углубления полноты впечатлений.

Убытков от всех случившихся в тот вечер событий почти не было, если не принимать в расчёт не совсем значимое для развития прогресса обстоятельство, что Иваныч оставил беженцев без ароматной набивки подушек, а совместными усилиями всей команды печная труба лишилась пары кирпичей. Зато приобретений – предостаточно.

Во-первых, здоровенная гематома, прелестно разместившаяся на Славкиной голове. Во-вторых, отремонтированная баня, готовая простоять до замены сруба. В-третьих, кошка Кондолиза, научившаяся маневрировать хвостом во время полёта. И, наконец, в-четвёртых, Салеев приобрёл опыт помывки в сейсмически активных районах земли, а это, согласитесь, не каждому человеку удаётся!

И не нужно бить себя в грязь лицом, как говорит мой друг Славка, поскольку все глупости на земле происходят от мракобесия. С этим даже кошка с поморским прозвищем Лизка вполне согласна.

Видите, как куцым своим хвостом виляет?