Текст книги "Марчеканская вспышка (сборник)"

Да, а тот старший диспетчер, который мне вещал о вреде мяса, приготовленного на открытом огне, как он-то? Лучше всех, между прочим. Смурцевали они вчетвером, всем семейством немерено. То есть, столько, что мне бы хватило полмесяца на обед не ходить. Я этого деятеля спросил, отчего это он так от своей диетической теории отказался. Знаете, что он ответил?

– Я за тобой наблюдал, за костром тоже. Открытого огня практически не было. На углях, в общем, шашлык был приготовлен… Мы, конечно, и с углей ничего не едим… И вообще, мы уже полгода, как вегетарианцы… Но тут за компанию. Чтобы всем приятно было. На одном же предприятии работаем всё-таки.

Ага, он, оказывается, ел через силу, давился, бедолага, исключительно чтобы техническим работникам приятное сделать. Поразительное ханжество!

Интересно знать, а, сколько бы эти милые создания уговорили, когда бы употребляли приготовленное на углях мясо и не были последовательными и непримиримыми вегетарианцами? Я, кстати, намекнул, что из-за такого подхода мяса не всем вдосталь перепало, а в частности вашему покорному слуге. Сапожник без сапог, дело обычное. И что вы себе думаете, через пять минут мой знаменитый старший диспетчер тащит мне шампур к остаткам костра, где я лещика волжского шелушу под пивко. Ну, думаю, совесть проснулась в человеке, а сам уже слова придумываю, как необидно отказаться от такого жеста дарения. А этот фитиль, с головы обрезанный, подходит и говорит:

– Тут с одной стороны немного сыровато получилось. Ну-ка, давай быстренько дожарь.

Знаете то место, куда я его послал? Вот и хорошо, что не знаете. Значит, вы не вегетарианцы, а вполне милые люди.

* * *

Но оставим этот момент истории, а сами вернёмся на свиное ристалище с угольным двигателем парового сгорания.

Салеев с Робертино метали свинские кусочки на шампуры, как игроки в серсо привыкли нанизывать колечки, брошенные партнёрами. Удивительно быстро была изготовлена первая партия вожделенного продукта. А под первую партию, как водится по традиции, и язвенник трезвенником быть перестал. Далее всё происходило по плану. Салеев с Робертино остались на хозяйстве со стороны улицы, а я отправился отбывать блаженную, с точки зрения снятия проб, трудовую повинность – готовить суп из свинины.

Там, дело такое, пока плитку согреешь, пока полведра картошки почистишь, пока мясо от разных ненужных волокон отделишь с неизменным отмыванием продукта от щепок с колоды палача… Короче говоря, времени немало утекло. Когда управился, дождался момента внесения лаврового листа в супец праздничный, выхожу на крыльцо и смотрю за процессом, который на природе близ радиоцентра проистекает. А там нечто неожиданное случилось – потеряли мы Славку, потеряли Салеева, дорогого нам человека…

С ним неожиданно сделалась жуткая ипохондрическая астения пополам с меланхолией. Он загрустил и принялся собираться домой, заметив сквозь закопченную дымку очков:

– Некогда мне тут с вами водку рассиживать… У меня дела… Мне поспать требуется…

Сказал – как отрезал.

Салеева тут же увезли домой, где он благополучно потерял на балконе пакет с готовым шашлыком и немедленно заснул. Пакет нашёлся через день и оказался весьма кстати к праздничному столу на 9 Мая.

Позднее я спросил у Салеева, чего это с ним такое приключилось, что он даже до стола не достоял, совсем никаким раньше времени сделался?

– Да, что там – никаким, я был вообще никакущий… А всё Римма виновата (наша начальница АХО). Приехала с оказией и, ну, давай нас с Робертино угощать. У неё же день рождения, а на официальную часть остаться не может. Ты что, тоже с нами её поздравлял? Не помню. Это всё пиво, непосильный труд мясоруба и детская самонадеянность, – так мне Слава ответил.

– С кем не бывает, – а так я его успокоил. – Праздник – дело двояковыпуклое. Особенно, когда одна вакация сменить другую спешит, дав ночи полчаса…

Здорово ответил. Почти, как Александр Сергеевич, не правда ли?

А колокольчики-бубенчики: «ду-ду»

Где-то далеко – у Чёрного синего моря ещё полно отдыхающих, наслаждающих разнеженную плоть тёплыми водами бархатного сезона. А у нас давно уже осень вышагивает шпагатом циркуля дождей, переходящих временами в плаксивую истерику первого снега.

Подготовка к осенне-зимнему периоду подходила к завершению. И в заключение оной нашему трудовому коллективу следовало отправиться на антенное поле. Там терпеливо ожидали ласкового человеческого вмешательства антенные полотна и примкнувшие к ним снижения. И всё это трепыхающееся на сильном сентябрьском ветру удовольствие называется по-нашему, по-научному, АФУ – антенно-фидерное устройство.

Сама коротковолновая антенна, натянутая между мачт ажурно-сварного плетения, состоит из двух полотен и именуется ВГД-2 – вибратор горизонтальный дипольный. Цифра «два» означает, что в АФУ используется как раз пара антенных полотен. А относительно вибратора ничего не скажу – вы и без меня сможете придумать массу шуток про это эротичное устройство.

В месте схождения полотен имеется снижение в виде гибкой лесенки со ступеньками-изоляторами, которое крепится к специальной опоре, вкопанной в землю. Мачт у нас в хозяйстве три, а, следовательно, антенн и снижений ровным счётом два. По-моему, этот ликбез так утомителен, что кое-кто уже начал зевать. Лучше продолжу повествование.

Пошли «на дело» вчетвером. Вообще говоря, можно было справиться и двоим, если никуда не спешить и растянуть сомнительное удовольствие на пару рабочих дней. Но с учётом хондроза, притаившегося в глубинах позвоночника, меня в качестве тягловой рабочей силы особенно не используешь. Хотя, конечно же, не тягловой, а крутящей, ибо опускать антенные полотна до земли с тридцатиметровой высоты – то ещё увлекательное занятие, заключающееся в методичном вращении ручки на двух лебёдках – по одной на каждой из мачт опор. Ещё более занимательное мероприятие – подъём антенных полотен при помощи тех же лебёдок. Отличие одно – приходиться работать с перекурами, иначе не хватает дыхания, силы в руках и простого терпения: подъём антенны всего на метр сопряжён с многократным поворотом ручки на барабане с преодолением веса весьма нелёгких полотен.

Надеюсь, понятно теперь: две лебёдки – два вращающих их специалиста. Третий человек необходим для того, чтобы регулировать процесс сматывания-разматывания проводников и изоляторов снижения. Перепутать медные антенные канатики очень просто: когда двое наматывают трос на барабаны одновременно, следить за состоянием антенных полотен они попросту не в состоянии. Так что обоснованность присутствия третьего лица при техническом обслуживании АФУ «на пленэре» очевидна. К чему же тогда четвёртый? А за компанию, чтоб веселей работалось, да инструмент подать, да поддержать стремянку или просто подбодрить незлой инженерной шуткой.

Перво-наперво мы осторожно опустили те полотна, с которых неопознанный и невидимый никем летающий объект оборвал снижения своими неосторожными дивиациями во исполнение закона всемирного тяготения. Виталик забрался на стремянку и принялся придирчиво осматривать место обрыва. Внимательно изучил медный тросик, которым предстояло закрепить «лесенку» снижения к антенне и вспомнил, что способ скрутки, которым владеют все связисты со времён царя Гороха (читай – Кукурузы) – Никиты Сергеевича, – называется «британка».

Услышав знакомое слово, Салеев тут же оживился и принялся рассказывать, как правильно «британить» и, вообще, объяснил значение термина. Выглядело это так: «Хотите услышать сказку? Нет? Тогда слушайте!» Да-да, что-то вроде.

Оказывается – пошло сие чудное название с «морей». Именно там распространено вязание всяческих узлов и скруток. Принцип же «британки» заключается в том, что при сплетении двух концов распущенными повивами троса, полученный в итоге узел работает на самозатяжку. Хватка мёртвая. Скорее порвётся где-то в другом месте, чем на узле.

И вот теперь, когда всё для нас прояснилось, даже солнце на мгновение выглянуло сквозь пелену мокрого снега. А Салеев тут же перешёл к практике, продемонстрировав вязку модифицированной «британки», которую он назвал «двойным татарским узлом имени Курбан-Байрама». Затем Славик оглядел с любовью творение своих рук и дал этому шедевру технического макраме оценку:

– Пять шарей, к бабке не ходи!

– Такому узлу вообще сноса не будет! – хвастался Салеев. – Даже если отару баранов на него навесить.

Баранов под рукой не оказалось, а никто из нас на отару не тянул даже с учётом веса намокшей на промозглом ветру с мокрым снегом спецодежды, поэтому мы сразу подняли антенные полотна и пошли смотреть, как поживают газоразрядники молниезащиты в щитке фидера. Поживали они неважно, потому пришлось всё внутри выскоблить, а затем замуровать щиток гайками «эм шешнадцать», как выразился Салеев. Закручивали их с натугой и при посредстве специального немецкого вазелина да радиотехнического молотка, чтобы никому из вышестоящих неповадно было в фидер лазать из ехидного любопытства, используя обычный инструмент.

Время двигалось к полудню, а на очереди стояла вторая антенна. Там дел поменьше, только один конец подвязать, но спускать полотна придётся всё равно до самой земли. К тому же осадки усиливались, пуская премерзкие холодные языки подтаявшего снега прямо за шиворот нашей команде. Стали решать, оставить это безобразие на «после обеда» или погодить до завтра. Первым выступил жизнерадостный Рома. Он заявил, что «вкалывать, вкалывать и вкалывать» – лозунг наркоманов, и ни в коей мере не должен касаться инженерно-технического труда «по разного рода связям».

Я помянул светлое будущее, приход которого лучше ожидать, чем насильно притягивать ко дню сегодняшнему за непослушно булькающее вымя. Попутно выяснилось, что с теорией относительности нам тоже в разные стороны. Относительность – наука для грузчиков, пусть они и мучаются.

Виталик ничего не сказал, но по его выразительным глазам сделалось отчётливо ясно, что свойственный ему трудовой энтузиазм не настолько превалирует над природным чувством лени, чтобы эту лень одолеть врукопашную, и немедленно.

В завершение дискуссии выступил Славик.

– Антенна не водка, можно и на завтра оставить, – мудро заметил Салеев. – Только водку нельзя на потом откладывать… чтобы в «штопор» случайно не завалиться при неосторожном похмелье.

Дружно приняв во внимание выступления докладчиков, мы в состоянии мокрых куриц, а, скорее, помятых, но не побеждённых, петушков, поковыляли отогреваться чаем, оставив поле фидерной брани до лучших времён.

* * *

Назавтра сеанс опускания второй антенны проходил в условиях более хорошей видимости, но всю производственную «малину» подпортило не совсем приятное в своей неожиданности обстоятельство: на одной из мачт – на самом её верху – тросик, за который цепляется одно из полотен, слетел с блока и заклинил ролик вращения. Ни туда, ни сюда – сколько ни крути ручку лебёдки. Взял я у диспетчеров с СДП (стартовый диспетчерский пункт, прим. автора) бинокль и тогда удалось совершенно явственно разглядеть вопиющую картину форс-мажора в полный рост. Цейссовская оптика позволяла это сделать с нашим, что называется, удовольствием.

Таким образом, спустить антенну в штатном режиме не представлялось возможным – один конец полотна зажало роликом намертво. Но нет смекалистей мужика, чем технический работник славянско-татарского разлива, един о четырёх головах. Понимаете, о чём я? Мы быстро организовали рабочее место Виталику на трёхметровой раздвижной стремянке (спасибо родной администрации за её покупку!) и вытравили один конец антенного тросика до самой, как говорится, до «первой звезды». Даже нижний блок от удивления скрипеть перестал.

Антенна практически лежала одним концом на припорошенной снегом земле, а другим упрямо цеплялась, как утопающий, за заклинивший верхний блок. До её середины, где крепится снижение, как раз можно дотянуться с высокой стремянки. Картина почище Шишкина. Только вместо медведей, которые ползают по наклонному бревну из озорства, наша славная и неунывающая команда. Но озорство тоже в наличии.

За технологическими манипуляциями с антенными полотнами рабочее время неслось со скоростью курьерского поезда. Единственное притормаживающее процесс неудобство – стремянка стояла слегка наклонно, упираясь в оброненную басурманами из РСУ, некогда мостившими путь к вертолётным стоянкам, дорожную плиту. Поэтому приходилось внимательно отслеживать эволюции лестницы, удерживая её в три молодецких плеча. Один раз, правда, как-то расслабились, и Виталика – он стоял на предпоследней ступеньке, если считать снизу – качнуло. Тот запереживал:

– Эй, вы там, балагуры, поосторожнее! Чуть не грохнулся…

– Грохнулся – не беда. Вот если бы наемнулся, тогда страшнее… – в словах Салеева не было ничего, кроме вселенского опыта и отеческой любви.

– Если наемнёшся, яйца поколешь, – это уже Ромка попытался сострить.

Последние слова неожиданно переключили всеобщее внимание на историю древнего Китая. Рома у нас страстный поклонник такого рода литературы, в которой излагаются события из жизни древних восточных цивилизаций. Всё б ему про китайскую да японскую экзотику вкушать из различных публицистических и научных источников, страсть, как он это дело обожает. Особенно – делиться вновь обретёнными знаниями. Особенно в непогоду.

Рома сел на любимого конька, рассказав, что из недавно читанной им книги узнал о возникновении термина «мальчики-колокольчики» (в другой редакции «мальчики-мудозвоны»). Не стану от вас скрывать – наш любитель исторической литературы очень волновался и тревожно жестикулировал, делясь сокровенными знаниями. Тут же выяснилось, что и Салеев знаком с анонсированным печатным артефактом, о котором шла речь. И тогда Славка тоже примостился на того самого конька, на котором вальяжно расположился Роман. Тому пришлось потесниться, а потом и вовсе уступить место старшему товарищу, поскольку молодой инженер хорошо помнил фразу из наследия О’Генри об ограниченных тягловых возможностях жеребца по прозвищу Боливар.

Возвращаясь в древний Китай, вот что можно сказать по существу вопроса: дело там обстояло таким образом, и это есть неоспоримый факт, добытый в результате многочисленных научных изысканий, одним английским учёным по фамилии сэр Забыл… Так назвал учёного мужа Славка. Несколько странное для обитателя туманного Альбиона имя нас не смутило. Мало ли. От загнивающих в ароматах «от Диора» заграничных эстетов можно ожидать чего угодно.

В общем, если кратко: во времена династии Мин, или, вполне вероятно, что и Цинь, некий император повелел всем мальчикам, прислуживающим в его гареме, удалить яички и вставить на их место серебряные колокольчики, чтобы те радовали повелителя в минуты хандры и скорби, и, одновременно с данным действом, привлекали бы к себе внимание, когда их владельцы приближаются к властелину.

Для безопасности сие обстоятельство как раз весьма немаловажно: незамеченным не подкрадёшься и наложницу государя не попортишь втихую. Как говорится, на бабу надейся, а сам не прощай! Здесь я о хозяине гарема имею честь сказать.

Казалось бы, молодым людям поломали жизнь ещё в детстве, ан нет! Впоследствии многие из тех давешних мальчиков сделали себе государственную карьеру. Вот, собственно, с этого и началось шествие «колокольчиков» во властные структуры. Продолжается оно, и по сей день. Только современные технологии позволяют тщательно микшировать неуместные звуки во время заседаний многочисленных правительств и парламентов. Но если очень хорошо прислушаться…

Появление на горизонте постороннего вызвало нездоровое волнение в наших рядах. Ну, как постороннего – специалиста по связи из авиапредприятия, на территории которого базируется наша контора. Славик заметил:

– Вот идёт к нам, типа, змей – жалом, смотри ты, как водит…

– Ни хрена себе, пакетик со сладостями! – то ли сказал, то ли очень громко подумал Виталик.

Поприветствовав присутствующих царственным кивком, вновь прибывший осведомился, почему мы опустили только один конец антенны. Я объяснил. Тогда специалист начал разговаривать с бригадой, как с неразумным детсадовским контингентом. А проверили ли мы, что система блоков неисправна? А точно ли мы видели в бинокль, будто блок заклинило? А не пробовали ли мы забраться наверх мачты, чтобы проверить?

Последним вопросом мы были озадачены. Без наряда-задания, специального допуска и монтажных поясов высотные работы не ведутся, заму ли это не знать. Тем более – в сложных погодных условиях. Тем более, когда трос под натяжением. Тем более, что ни у кого из нас допуска на высотные работы нет в принципе.

– А в своё время я свидетелем похожего случая был, – не унимается заслуженный работник авиации, – заклинило тросик на мачте… Вот точно так же, как здесь. И там один связист быстренько по уголкам конструкции взлетел с наружной стороны и всё исправил. Когда спустился, ему говорят, отчего, мол, по лестнице не полез? Она же внутри мачты для того как раз и приварена. Связист очень удивился: «А что, там лестница есть?» Забавно, в общем, получилось… Ты, Роман, парень молодой, вёрткий. Забрался бы и всё исправил. Чего тебе стоит?

А на нашей опорной мачте, как раз, лестницы внутри каркаса не предусмотрено, лезть можно только снаружи конструкции по наваренным штырям… В снег и ветер весьма проблематично, ведь пришлось бы монтажный пояс с двумя цепями использовать… С одной цепью загремишь за милую душу. Да, и допуска на верхолазные работы не только у нашей четвёрки, ни у кого на предприятии нет. А там тридцать полных метров – десятиэтажный дом без окон и дверей.

Понятно, что сказано было только так, для красного словца, но раздражение возникло из ниоткуда. Его сумел нейтрализовать Салеев своей ходовой фразой: «Причём здесь милиция, когда куры дохнут?» Сказал он тихо, но услышали, все, кого это касалось. Затем Славик потешно наморщил лоб и произнёс таинственное «кэджит», после чего зам счёл необходимым удалить все свои части тела подальше от места работ. Я думал, что «кэджит» по-татарски что-то очень нехорошее. Оказалось, что по-коми – «холодно». Напряжённость растворилась в очередном снежном заряде.

– Ребята, по-моему, к нам приходил один из этих… из китайских мальчиков… – странная фраза зацепилась за мой язык и, повисев немного, упала на благодатную почву.

– А почему тогда не звенит? – Рома по-стариковски язвительно проявил своё юношеское любопытство.

– Язычки у колокольчиков пооткусывали, – сказал Салеев. Потом улыбнулся чему-то своему и перевёл тему разговора на более приятную:

– Я тут в отпуске был буквально вчерась – совершал тур по Поволжью. Зашёл, уже точно не помню город, в суси-бар «Сёгун Мэйдзи», заказал лапшу харусати, шашлычок матуро куси-я-ке и пельмени гёдзи со свининой… это я по бумажке читаю, не переживайте за свою неполноценность. Нет же, сказал – не по памяти. Память-то, извиняюсь, не хрен черепаший – со временем всё короче и короче!..

… и тут подходит официант мимолётом и интересуется как бы невзначай, чтоб не оскорбить моих чувств ненароком:

– Вам палочек хватит или какие-то другие приборы принести?

– Принести-принести, принесите мне приборы ночного видения…

– А это ещё зачем?

– Затем, чтоб в полумраке ваши микроскопические порции лучше рассмотреть.

Между тем, наша работа на открытом воздухе и практически в парковой зоне подошла к концу. Подняли злополучную антенну, как полагается, а работу по ремонту верхнего блока оставили на следующее лето. Пусть тогда руководство монтажников вызывает, а нам недосуг, мы обо всём доложили, как водится. Теперь бы по кружке чаю горяченького. С конфетами. Их в радиомастерской – в монтажном столе – всегда с избытком.

За чаем я полюбопытствовал:

– А скажи-ка, Славик, раз ты себя полиглотом позиционируешь, как будет на коми «очень холодно»?

Салеев отслюнявил античному божеству Хроносу театральную паузу и торжествующе произнёс:

– Очень холодно – фуфайка кэджит. Нельзя так неуважительно относиться к родной речи, Дмитрий Александрович. Это Вам не к лицу.

Я не стал доставать из ящика с инструментом набор надфилей, чтобы заточить на Салеева какой-нибудь из клыков, а попросту предложил добавить кипяточку в его кружку. А сам принялся развивать тему, которую было бы более уместно поместить в виде отдельной главы в не сильно академический словарь занимательной орфографии:

– Кстати, мне известно с двумями буквами «ф» только три слова: фуфайка, философия и заффтра. А тебе?

Славик немного подумал и добавил:

– Ещё: «Немирофф», «Смирнофф» и фуфло. Бери. Дарю.

Да уж, дарёному-то колокольчику язычок не проверяют.

* * *

Вообще-то, заслуженный связист авиапредприятия мужик неплохой. Мастер разговорного жанра от бога, от Меркурия, естественно. И специалист по связи и связям с разного рода общественностью первоклассный, но одна беда – его халвой не корми, только дай поумничать – продемонстрировать знания, помноженные на житейский опыт. А у нас и самих такого добра – с горочкой.

Но это же не повод…

И чего вдруг мы к нему прицепились? Давно что ли языков не точили? Да, нет, не тех, что из серебра. Впрочем, оставим эти вопросы на совести распоясавшихся сотрудников со мной во главе и продолжим повествование. Благо, не долго уж ему занимать ваше внимание.