Текст книги "Марчеканская вспышка (сборник)"

Два дня всего холод и постоял, а потом оттепель. Но мне и того хватило с оттяжечкой. Уши, видишь, до сих пор словно бы резиновые. А ещё и ноги тогда поморозил. Форсил же в офицерской одёжке.

– Сапоги хромовые, небось, были? – интересуется Виталик.

– Нет, другие… Запамятовал, как же будет по-русски…

– Юфтевые?

– Точно, ёюфтематевые!

Икра судака оказывается недостаточно солёной, приходится лезть в загашник.

Увидев соль, Славка наполняется благородным гневом, наподобие квартального Держиморды:

– В то время как весь российский народ страдает от невыносимой солевой нужды, у этих Рабиновичей почти целая пачка без дела пылится. Вот куркули!

Военные разговоры как дань уважения последнему празднику зимы тоже имеют место быть. Славка снова отправляет нас в виртуальное пространство Магадана начала 70-ых годов прошлого века.

– А гауптвахта у вас имелась при тамошней комендатуре?

– Я уже говорил как-то раз – не гауптвахта, а гауптвилла – по нашему, по военно-морскому. А вилла была такая, что ни в сказке сказать – чем больше сидишь, тем загадочнее. Я там два раза отдыхал. Последний – вообще, сам патрулю сдался. В сопках заблудился, и что оставалось делать? Видать, не я первый, раз патрули по таким отдалённым местам бродили. Готовы были начать преследование, да я им никаких шансов не оставил – вышел с поднятыми руками и говорю, мол, нихт шиссен, камрады военные, я одинокий матрос, потерявшийся в дебрях магаданского края, ибо вкусяше вкусих яду из рук порочной девы и теперь умираю… от жажды и потери пространственной и нравственной ориентации.

Ну как это – что они со мной сделали? Известно что – взяли в плен и отвели к Першерону в стойло. Уж он-то был рад-радёшенек, и в тот раз я пять суток от свистка до свистка уголь в вагонетки грузил, будто кочегар с паровоза «Ударник винтажной пятилетки».

Виталик окончательно разочаровывается в партнёрах по преферансу и устраивается на стационарной орбите… относительно центра сегодняшнего мироздания, то есть, стола. Он сегодня запивает водку пивом из литровой кружки и вспоминает:

– Когда мои родители ещё в Калининграде жили, я частенько в гости к Канту наведывался. Вот, помню, в начале перестройки дело было. Приехал в отпуск. Хожу по городу королей, на архитектуру любуюсь. Красотень необыкновенная. Особенно после нашей тогдашней северной столицы бараков по имени Печора.

Когда Виталик начинает рассказывать о Калининграде, у меня всегда созревает некий образ. И образ этот однажды таки созрел… Калининград – как плод, выпавший из чрева России.

 
Бой часов отделить не сумеет
Нас от моря, где ветер в лицо…
Замки кёнига в зареве тлеют,
Опаляя мой утренний сон.
Древность мира устало остыла
В черепицах бардового цвета.
Не бывало здесь, впрочем, и тыла
Как у Канта изнанки поэта…
Я в надрыве такой невезучий,
Мне совсем не хватает породы.
Ухожу я в усталые тучи
Где отходят нездешние воды…
А теперь снова – слово Виталику!
 

– Зашёл в пивбар. Всё по уму. Официанты вышколенные, салфетки на столах. И, что самое поразительное, в разгар антиалкогольной компании народу никого нет. Про себя отмечаю, что либо чего-то не понимаю, либо Восточной Пруссии Кремль не указ. Так или иначе, усидел литрушку и пошёл по своим делам. Двигаюсь по направлению «нах остен», а сам себе думаю меж тем: «Чего это меня не забирает? Вроде ж, две кружки откушать изволил…» Забирать-то не забирает, зато все побочные явления налицо. Долго пришлось место общественного пользования искать. Хорошо потом в удачном месте из автобуса вылез.

А пиво, между прочим, безалкогольным оказалось. Да, не сдавал я никаких анализов и в трубку патрульным «по сходной цене» не дышал. Просто потом ещё раз в тот пивник зашёл и посмотрел в меню внимательно.

Отдельное спасибо Михал Сергеевичу за мои незамутнённые почки!

В разговор вступает Салеев:

– Точно говоришь. Раньше даже было чешское пиво «Pino», которое рекомендовали всем детям, начиная с пяти лет. Сам пробовал. Не понравилось. В детство, а точнее – в младенчество начинаешь впадать… после шестого литра. Есть там градусы, муэдзином Латыповым клянусь! Кто это такой? Я и сам не знаю, просто предположил – раз фамилия достаточно распространённая, обязательно среди Латыповых хоть один муэдзин да встретится.

Затем Славка вспоминает свои трудовые преподавательские будни в лицее, где он информатику пытался донести будущим делопроизводителям и операторам ПЭВМ:

– Лето в тот 19ХХ-ый год выдалось на редкость жарким. Помните? Только июнь на дворе, а дышать от духоты невозможно было. Вот в перерыве между парами послал я одного школяра за безалкогольным пивом в магазин. Он парень шустрый, как шнурок шёлковый. Знал, что я ему зачёт поставлю за услугу, сильно не напрягая, вот и сквозил, будто швабра по паркету.

Ага, дальше-то вот что случилось. Посадил я народ контрольную работу делать, а сам снял пиджак, ворот на рубашке расстегнул и потихоньку жажду утоляю. При этом демонстративно показываю аудитории, что на банке «0 %» значится крупным задумчивым шрифтом. Вы не поверите, не проходит и пяти минут, как в компьютерном классе появляется секретарша и требует, чтобы я немедленно предстал перед директором. Ага, думаю, кто-то уже сдал из доброжелателей. И когда только успели просечь? Иду к директору. Вместе с банкой иду. Там, понятное дело, сыр-бор. Отчего, дескать, вы гражданин Салеев культ распития насаждаете в учебном заведении самым наглым образом? Баночка, бац! Как туз из рукава. Директор поморщился, жалом поводил, проблеял ещё что-то невразумительное и меня на занятия отправил. Но премии я лишился и «выговорешник» схлопотал со странной и размытой формулировкой: «за попытку введения в заблуждение администрации лицея методом распития напитков, могущих оказаться алкогольными во время учебного процесса». Тут и призадумаешься – неужели напиток, мог оказаться алкогольным из-за учебного процесса? Что и говорить, пострадал совершенно безВИННО в забродившем значении этого слова.

Когда разговор заходит об учебном процессе, Виталий снова берёт слово:

– У меня знакомая из Питера приехала. Вернее, не моя знакомая, а моей жены. В отпуске была. У неё там брат историком работает в элитной школе на Петроградской.

Ну, понятное дело, чем провинциалы в Северной Пальмире занимаются: днём музеи, культурная программа. Вечером отдых от отдыха путём смены рода деятельности.

В один из вечеров села северная гостья помочь брату проверить домашние работы школьников. Волосы у Галки (её Галкой зовут, знакомую супруги) поднялись дыбом. Настолько безграмотных, с точки зрения русского языка, текстов ей давно читать не приходилось. Даже пенсионеры в заброшенных и занесённых снегом деревнях нашего захолустья провинциального лучше пишут. Она-то знает не понаслышке: сама в командировках «в глубинку» бывает каждый месяц.

Так вот, ужаснулась Галя и давай чёркать красным. А брат её остановил, человек опытный. Говорит, мол, не гони, сестрёнка, лошадей. Этак мы с тобой до утра не управимся. Давай только исторические моменты, отражённые в тетрадях, с её же, истории, анналами сверять. А грамматику с орфографией, мол, ворошить не наше дело. Тяжело было Гале перестраиваться, но она смогла наступить на горло великому и могучему – даже Чехов в гробу перевернулся от сочувствия.

С госпожой Клио, однако, дело тоже не заладилось. На вопрос «Почему перед Отечественной войной 1812-го года в русском обществе обожествляли Наполеона?» один добрый молодец N-надцати неполных годочков ответствовал примерно так: «Благодаря Наполеону в России появился футбол». И самое интересное, что слова его не были вызывающей мальчишеской шуткой. Почти весь остальной класс отвечал не менее экзотически. Изумлённая Галка обратилась к брату:

– Чему ты их учишь?! Как ты можешь?!

– Спокойно, Галя. Я в этой школе работаю всего только месяц. Раньше здесь был гуманитарный лицей с модными «новорусскими» методами преподавания. В новом году у лицея отобрали лицензию на право носить сие гордое имя – сразу после министерской проверки. Все так называемые преподаватели с неполным средним разбежались, а дети пока остались горе мыкать с нами, с педагогами из обычных школ.

Мы не давим на ребят, понимаем, ЧТО из них система реформаторского Удоева решила сделать с подачи Сороса и ему подобных. Сейчас очень нежно необходимо за них, за наше будущее поколение бороться. Очень-очень, чтобы совсем не потерять эту молодёжь навсегда. Делаем, что в наших силах.

Галка спросила:

– Как же так? Вот я обнаружила одну тетрадь, где в контрольной нет ни единой грамматической ошибки. Почерк каллиграфический. Да, и ответы по истории толковые, обстоятельные. Как можно объяснить данный феномен?

– Всё просто, сестрёнка, всё просто. Эта девочка приехала в Питер из области совсем недавно и, к тому же – она вьетнамка.

Все памятники классикам в России уронили скупую слезу по будущему нации. Кто бронзовую, кто медную, кто гранитную. А Наполеон на стадионе «Штад де Франс» принимал зачёты у Багратиона с Барклаем на предмет пробития штрафных ударов с подкруткой.

И снова застолье…

– Не стремайтесь, это не телефон. Это на моих часах ровно что-то показывает.

Проверяем. Часы показывают ровно 38 минут очередного часа. Охренительный хронометр, одним словом.

– А ещё мне сегодня именные часы подарили. «Слава» называются. Неисправные, правда. Были. Теперь ходят.

– Так они ещё и передвигаться умеют?

– Не только. Иногда и бьют… – выразительный взгляд в мою сторону.

– За шкинтеля и гайки, за прелесть женской лопы! Это самый настоящий военно-морской тост. – Слава пьёт с локтя, как и полагается «на морях» мичманам и «сундукам» сверхсрочной службы (их тоже по ошибке мичманами величают).

– А почему бы не открытым текстом сказать? Застеснялся чего?

– Я специательно так говорю… Чтобы до некоторых штатских доехало, как по орудийному элеватору – без скрипа и сбоев. Уж, очень мне Джей Ло своим экстерьером нравится, ребята!

– Это, знаешь, как в рецепте… Или нет… Так на ценнике обычно пишут наши славные труженики рыночных отношений без базара. Сердце свинины. Сердце свинины склонно к измене… и что-то там ещё про весенний ветер в разгар чикагской демонстрации 1886 года…

– Закон Архимеда знаешь? Дерьмо всегда всплывает…

– Я думал, там что-то про бочки.

– Про бочки у Диогена. Архимед – это про дерьмо…

Реклама, пробивающаяся сквозь музыкальный фон Интернет-радио, сначала не мешает, а потом становится отчётливо слышной и получает отпор.

– Наливка из пальмы «Напалм-налив» стала ещё лучше! – оптимистичным голосом вещает диктор-бодрячок.

– Что, неужели ещё лучше? – интересуется Виталий в пространство.

– Масляные разводы химических реагентов делают этот напиток неподражаемым. Самым крепким в своём классе! – подхватывает рекламный слоган Салеев.

– Так «Биттнер» или не «Биттнер»? – задаю я сакраментальный вопрос.

– Наливай! – ответ звучит хором.

На экране монитора с лёгкой подачи Ромки возникает группа «Чили», которую мы со Славкой условились называть «НедоуЧиЛи» (а иногда, в минуты ярко выраженных весенних обострений, – «НедолеЧИЛИ») за её ласковый набор никакущих песен. Не верите, послушайте сами хит сезона «В постели с Новым годом». Могу ошибаться с названием, но что-то очень похожее. Текст в песне просто окурительный! Амстердам по нему плачет: «…курить не надо больше незачем звонить…» Хочешь, препинай знаками эти слова, хочешь, нет, а смысла вряд ли прибавится.

Что и говорить, смысл текстов современных шлягеров оставляет желать, как говорится. А уж о рифмах и вовсе речи нет. «Нравится – понравится» – не правда ли, поэтика в духе Серебрянного века? Излагаю свои размышления нашему собранию.

– Точно ты заметил. Певцы у нас нынче, как шприцы…

– Такие же пустые и полупрозрачные?

– Такие же одноразовые.

– Как я понимаю, полная планета Плюк, – замечает Ромка, который недавно посмотрел один знаменитый фильм Георгия Данелия в первый раз. А что поделать, он нам всем в сыновья годится. Потому и в первый…

Вы же знаете, как порой трудно найти общий язык разным поколениям. Всё из-за того, что воспитывались на разных режиссёрах, на разных книгах учились фантазировать. Роман был очень удивлён, узнав, что жил некогда какой-то Тарковский, который экранизировал «Солярис», подумать только, задолго до голливудского, так называемого шедевра. Последний фильм я, кстати, считаю действительно шедевральным примером того, как можно запороть отличную мысль автора первоисточника режиссёрской нагловатой нахрапистостью и полным отсутствием вкуса. Это к слову…

А Ромка уже начинает думать, как и мы, старые перечники, понимает нас с полуслова. Долгое существование в обществе людей «давешних» даёт о себе знать.

– Как я разумею, полная планета Плюк, – замечает Рома.

– Точно! Дальше ехать некуда. Распрягай, брат, гравицапу! – Виталик порывается подойти к компьютеру, вспоминает о карточных виртуальных долгах и отказывается от своего первоначального замысла.

– Не гравицапу, а пепелац! – Ромка явно возмущён очевидным промахом Виталия. Наш человек! На ходу подмётки рвёт, и краснеть при этом забывает…

Эх, ё-моё, куда я сам-то задевал свои малиновые штаны?

– Мужики, пока трезвые, у вас монитор на запчасти есть? Мне бы «Samsung» какой ни то.

– Сам посмотри. Какой там у нас монитор ВНУТРИСОЛЯХ лежит?

– Как в сказке получается: кто-кто ВНУТРИСОЛЯХ живёт?

– Разрешите поднять нетрадиционный тост? Возражений, как я понял, не имеется… Давайте, наполним бокалы… хорошо, хорошо – рюмки. Так наполним, ага? Вот! А теперь выпьем за то, чтобы наша бухгалтерия всегда «краснела», увидев нашу зарплату!

– Это, в каком же, позвольте, смысле, маэстро дней моих чудовых?

– В смысле непрерывного сторнирования наших лицевых счетов!

– Ничего не понял, но чтобы к утру на моей «Визе» лежало что-нибудь пузатенькое…

– Телёнок золотой?

– Можно и зелёного оттенка – с характерным прищуром покойного зарубежного президента в серединке…

– И за что мы, всё-таки, выпили? Почему за бухгалтеров-то?

– Эх, ты! А ещё умный… Мы за бухгалтерские ошибки выпили, которые всё время в нашу пользу.

– Так бы и сказали сразу, мол, за удачный урожай… А то я было уже совсем расстроился. – Славка, кажется, и в самом деле, расстроен подкачавшей не ко времени эрудицией, которая не подсказала ему значение термина «сторнирование».

К вопросу о мирном сосуществовании:

– А то, понимаешь, расслабились! Забываться начали, кто с какой ноги по утрам имеет право!

– Это ты про кого, Слава?

– Да, про НИКОГО! Считай, что уже никого. Соседи у меня совсем никакие в последнее время. Встают ни свет, ни заря и сразу музыку на полную врубают. То «Варшавянку», то «Вихри враждебные», а то и «Полёт валькирий на бреющем». Ну, ладно бы Нопфлера. На него я бы ещё по утряни согласился. Или, там, Земфиру… на худой конец послушал, может быть. Нет же, соседям моим, пафоса не хватает!

– Да, а закончилось всё чем, или же пока не закончилось?

– Закончилось, закончилось. Вывел я своих не в меру шумных соседей сегодня на построение, про «честь и совесть» им напомнил, немного милицией постращал. Не помогло. Пришлось в компанию к милиции добавить молодёжь обдолбанную – мол, связи в кругу неформалов имеются. Это у меня-то, старого пердуна, связи в среде недоношенных наркоманов, ты подумай! Ничего, поверили. Теперь поостерегутся борцы за социальную справедливость. Ладно бы с олигархом, каким бодались по утрам, разбив хрусталь предутреннего сна (во, нафиг, загнул!)… а то со мной вздумали. Я же им не люмпен обездоленный, мне тоже присущи классовые признаки. А вы как думали?!

К вопросу о взрослых детях:

– Интересно, что вы себе подумаете, когда ваш сын приведёт странную особу с ногами, ускользающим за маленькие ушки с «брюликами» в мочках и скажет: «Вот, папа, это женщина всей моей жизни!»? Нет, я, конечно же, могу предположить, что вас начнёт тревожить в ту же минуту. Но вот то, что вы скажете, для меня лично останется загадкой. Применительно к себе? Подумаю: «Почему и за что на меня все эти напасти?» А потом… Наверное, не найдусь, что ответить, что возразить своему «милому балбесу» по поводу «генеральских мажордочек». Да, и как ему сказать – «женщина всей его жизни» только играет с ним в какую-то ей самой ещё непонятную игру без правил, от скуки и пресыщения достатком играет?

Кому-то из «мажордочек» везёт, они устраиваются на телевидении и развлекают народные массы различными «домами терпимости» и поучениями, как попасть на Рублёвку. Именно! Массы! Поскольку от народа остался один ливер. В их понимании.

Да, а кому из «мажордочек» не сильно подфартит, те останутся висеть на вашей шее до самой собственной пенсии… если папа, конечно, в опалу угодит… Но даже если и нет… Ну, не люблю я вертихвосток, хоть убей! Им лучше в курятник… на жёрдочку…

Темы стачиваются на нет, и тут Славка приходит на помощь со своей – уже казалось бы заигранной до дыр – темой.

Я тем временем, пока Салеев в очередной раз заливает «по самые закромешные закрома» свою тугую восточную историю о дурном влиянии наркотиков на процесс пищеварения, разминаю свой мозолистый мозг опытного графомана, натруженный об краеугольный камень сознания, который имел странное обыкновение тереться о наволочку ночью и пробуждать меня задолго до рассвета.

В процессе рассказа про лужёный желудок и другую атрибутику внутренних органов, которыми славится Салеевское тело мне так и хотелось сказать что-нибудь вроде:

«…и вот, если винтажный блин Славкиного организма сложить по линии разреза, проходящей по нижней стороне спины, а потом закрутить им, этим колобком, фуэте на кончиках пальцев-сарделек, наподобие детского волчка, то…»

Хорошо, что не решился. Славка, знаете он какой? Ещё заедет в ухо непрожёванным междометием ненормативного толка! Мало не покажется!

Теперь уже за компьютером сижу я. Виталик мимоходом заглядывает мне через плечо и осведомляется:

– Что, новый рассказ сочиняешь?

– Я не сочиняю… в этот раз… Просто за нами всеми записываю…

– И сюжета не будет?

– Совершенно сапоги!

– А стиль?

– Стиль – как в море штиль!

– Неужели никакого смысла не будет?

– А есть ли смысл во всём, что происходит в нашем странном мире грёз и иллюзий? Вот и у меня ни на йоту больше…

– Прикольно! – замечает Роман из-за стола.

– «Прикольно», – сказало полено, разваливаясь пополам, – это уже я пытаюсь пошутить.

Приходит на ум сцена из прошлого года. Ответственный момент. 7 марта. Поздравляем наших женщин. Некоторые из них пока сотрудницы, поскольку на смене. Зато большая часть – именно женщины! Они пришли специально. Одеты празднично: красивые умопомрачительно. От профсоюза слово держит местный глава этой общественной организации. Поздравил душевно. Разлили шампанское, чокнулись. Но профсоюзный бог отказался выпить, хотя и вожделел.

– Не могу шампанское. За рулём.

– Извини, Сергей, а водки у нас нет!

Женский взгляд на природу вещей всегда несколько более неожиданный, чем мы можем себе представить.

– Есть тысячи способов, чтобы разговорить женщину, но нет ни одного, чтобы заставить её замолчать. Во как!

– Неправда ваша, дядечка Салеев! Есть такие способы. Целых три… но их никто не знает…

Славка перед тем, как осталось одно только пиво на десерт:

– Я не пью водку с пивом. Потом мне становится хреновато-задумчиво, нехаёсики выпирают… Будто бы ничего особенного, а ежели, коснись чего, вот вам, и, пожалуйста!

Э.М.Ремарка Салеев читал и всегда следовал совету мудрого потомка нибелунгов. Помните, что Эрих Марии говаривал, когда беседа заходит в тупик? Странно, об этом во всех газетах довоенных писали – Первую Мировую имею в виду, если кто-то не догадался. «Когда не знаешь, что сказать, говори странно», – вот такой совет немецкий маэстро литературной прозы давал в своё время заторможенным людям, которые привыкли жить в собственных глубинах, лишь изредка выныривая в обществе себе подобных.

Славик Салеев хотя и не отличается любовью к самокопанию, но Ремарковский советик всегда у сердца носит, и пользуется им при первом же удобном случае. В тот раз не помогло. Пиво пить пришлось. Много его оказалось. Много больше, чем желания не пить.

Вторичные признаки канунешней алкогольной интоксикации, не снятые на ночь носки, рассекретили Славика во всей, так сказать, его удалой красе. Но это случится только завтра утром.

* * *

Праздники следовали мимо. Следовали, следовали, пока совсем не проследовали. А радостные любители встречать их остались с еле заметными признаками головной боли в мозгу, более ощутимыми симптомами похожей боли в боку (там, откуда несколько раньше Создатель удалил ребро) и предположительным желанием «показать всем грядущим празднествам!» в перманентном смысле этого Троцкого слова.

Покао-какао!