Текст книги "Ледяной клинок"

А так обнаружил крохотную дырочку в желто-коричневом камне сразу, с первого взгляда. Мгновение помедлил, а затем ударил по стене мечом. Фонтан искр поднялся до потолка, Золотой замок вздрогнул. Дверь, скрывающая тайник с Камнем, рухнула на пол грудой обломков.

Открылась маленькая комната и лежащий на небольшом помосте булыжник цвета застывшей крови. Формой он напоминал бочонок, по неровным бокам скользили красные зарницы, а на передней поверхности выделялась ямка, похожая на вдавленное в камень лицо.

Глазам Олена предстал Камень Памяти, могучий и загадочный, рожденный в ином мире, чье имя выветрилось из памяти людей.

– Ничего себе, – пробормотал Рендалл, не обращая внимания на то, что свечение вокруг ледяного клинка закручивается в вихрь. – И что дальше делать?

Рыжий предостерегающе мяукнул, из-за гобелена, скрывающего тайную дверь, раздались голоса, лязг оружия. Повинуясь исходящему от Камня зову, Олен убрал меч, шагнул вперед, и вжался лицом в ямку на холодной поверхности. Мгновение не происходило ничего, а затем голова словно лопнула…

…он вел людей по серой, лежащей среди тьмы дороге, и невидимые чудовища ревели под прикрытием мрака…

…эльфийская стрела пробивала ему грудь, но он продолжал сражаться, рыча, точно дикий зверь…

…он стоял на стенах только что возведенного замка, и хмельное чувство победы бередило душу…

…всадники на могучих и рослых конях, зеленокожие и украшенные татуировками, с визгом мчались на их строй…

…пожар бушевал в огромном городе…

…ребенок плакал у него на руках…

… женщина стонала от страсти в пахнущей благовониями тьме…

…последний вздох улетал с цепенеющих губ…

… сотни, тысячи, миллионы голосов кричали одновременно «Да здравствует император!»…

Чужие воспоминания обрушились на Олена подобно сверкающему многоцветному водопаду. Он ощутил, как его закружило, понесло и разорвало на тысячи кусков. В одно и то же время он сражался, говорил с советниками, возился с детьми, любил жен, рождался и умирал. Уши глохли от миллионов самых разных звуков, глаза слепли от перемен света и тьмы.

Тело словно исчезло совсем, будто Камень забрал его всосал в себя.

Потоки памяти всех правителей Безариона, начиная с самого основателя города, Безария, вливались в сознание Олена. Сталкивались друг с другом, перепутывались, и причудливо накладывались друг на друга. Одни и те же люди одновременно выглядели молодыми и стариками, мелькали дальние страны, чудные города, возникали названия – Терсалим, Норция, Гормандия, Великая степь, Опорные горы, Каменный остров.

Тут были воспоминания даже тех императоров, что погибли вдали от Камня, не успев передать ему накопленное. В том числе и Кратиона Пятого, занявшего трон после смерти брата и павшего восемнадцать лет назад.

Олен увидел себя, крохотного, красного и орущего, мать, сестру и братьев. Узнал, как император сумел передать младшего сына Лераку. Испытал желание вмешаться в прошлое, изменить его, когда оказался лицом к лицу с Харуготом, вооруженным длинным мечом.

Все исчезло в яркой вспышке. Олен остался висеть в черной пустоте, гадая, что именно произошло. Затем пустота пошла волнами, заколыхалась, как шторы из плотной ткани, и он вывалился из мрака на пол тронного зала. Больно ударился затылком, но меч не выпустил.

Теперь он знал, что именно произошло в первый день лета. Камень Памяти давно пытался напомнить о себе последнему отпрыску императорской крови, но смог сделать это только тогда, когда под влиянием страха и гнева Рендалл вышел из обычного равновесия. И первый удар силы Камня оказался столь же мощен, как поток воды, только что прорвавшей плотину.

И подхваченный этим потоком Олен на какое-то время перестал существовать, а заново возник в другом месте, «перенесся» на расстояние в несколько миль. Затем волны, исходящие от Камня, стали слабее, свелись к видениям. А те мало-помалу превратились в яркие сны.

Услышав шаги, он торопливо поднялся. Развернувшись, оказался лицом к лицу с десятком Чернокрылых.

– Вот ты и попался, – заговорил шагающий впереди остальных Цастин, и шрам на его щеке задвигался. – Как будет приятно убить тебя, вспороть брюхо. Знал бы ты, как вопили твои родственники там, в деревне…

Олен, понимая, что его хотят разозлить, вывести из равновесия, не сказал ничего, лишь криво улыбнулся, поднял сверкающий клинок. Зато когда двое воинов атаковали одновременно, он просто шагнул между их мечами. Один получил удар кулаком в лицо, опрокинувший его на пол. Второму повезло меньше – лезвие, плюющееся сапфировыми искрами, перерубило ему шею.

Тело рухнуло, а голова с вытаращенными глазами и забрызганными кровью усами откатилась в сторону.

– Кто еще хочет быстро умереть? – спросил Олен.

Теперь в его голове жили воспоминания о тысячах схваток, учебных и реальных. Там крылся опыт почти двух тысячелетий войн, знание обо всех существующих в Алионе боевых приемах. Глядя на движение ног Цастина, бывший селянин из владений барона Куртиана мог уверенно сказать, какой удар будет нанесен. И теперь он сам управлял собственным телом.

– Наверное, ты! – несмотря на страх в глазах сотника, он бросился а атаку. Но меч Цастина разрезал только воздух, потянул хозяина за собой. Олен ловко воспользовался этим, нанес удар и ледяной клинок вошел противнику в правый бок.

Сотник не застонал, а скорее вздохнул. Слабеющей рукой попытался вскинуть оружие, но не сумел. Сделал шаг и тяжело рухнул навзничь, из-под его тела в стороны потекли багровые ручейки.

– Убирайтесь, – я не хочу вас убивать – сказал Олен. Чернокрылые бросились на него одновременно. Тронный зал огласился веселым лязгом, прерываемым криками боли.

Гвардейцы остервенело размахивали мечами, мешали друг другу, пыхтели и чуть ли не толкались. Олен двигался стремительно, но экономно, отбивал удары скользящими движениями, а сам бил наверняка. Оружие в его руке напоминало застывший язык бело-голубого огня.

Удар… около самого уха шипит разрезанный воздух… пригнуться… тычок прямо перед собой… телом на полу становится больше… перепрыгнуть через него… лезвие соприкасается с обычным… еще удар, оскаленное лицо пересекает багровая черта… на обратном ходу широкий мах назад…

На семерых гвардейцев Олену понадобилось около десятка ударов. Когда воины консула оказались на полу, он остановился, тяжело дыша и вытирая со лба пот.

– Мяу… – из-за спины появился Рыжий, на этот раз в схватку не вмешавшийся, понюхал одно из тел.

– Что… – начал Олен, но мгновенно замолчал.

Закрывающий тайную дверь гобелен качнулся, и в тронный зал вошел Харугот из Лексгольма. Бросил взгляд в сторону лежащих на полу Чернокрылых и пошел к Олену.

Глаза правителя Безариона напоминали два кружка пунцового огня, смуглое лицо казалось черным, темные волосы стояли дыбом. Он не шагал, а скорее перетекал с места на место, за ним волочилось облако сумрака, похожее на плащ из черной полупрозрачной ткани.

Ледяной клинок в руке Олена испустил волну холода, сияние вокруг него стало ярче.

– Где ты добыл эту игрушку? – голос консула прозвучал рокочуще и мощно, в углах зала заворочалось эхо. – Жалко, что я не обратил на нее внимания сразу. Но ничего, она тебе не поможет.

– Это мы посмотрим, клянусь Селитой… – Олен поднял меч, а Рыжий припал к земле и зашипел.

Харугот расхохотался, взмахнул руками, словно толкая что-то. «Плащ» из тьмы слетел с его плеч и поплыл вперед, постепенно густея. Края его загнулись, точно крылья, на них блеснули обсидиановые когти.

Олен шагнул вперед и ударил сверху вниз. Лезвие, встретив слабое сопротивление, дошло до пола. Тонкий, пронзительный визг ввинтился в уши, рассеченное на две части облако мрака задергалось и начало распадаться на куски. Лицо консула отразило ярость пополам с изумлением.

– Она сильнее, чем я думал, – прорычал он, – но я…

Договорить Харугот не успел. Олен прыгнул к нему и рубанул горизонтально. Меч стукнулся о шею хозяина Безариона, раздался звон, точно стеклом ударили о стекло. Кожа на горле консула осталась неповрежденной, а вот глаза погасли. Он отступил на несколько шагов и упал назад.

Над поверженным телом заклубился темный вихрь, пронизанный лиловыми и белыми искрами. На мгновение сложился в фигуру чудовищного ящера. Открылась зубастая пасть, неистовые глаза посмотрели на Олена со злобой. Но тут же тварь исчезла, вихрь закачался, втягиваясь в грудь Харугота. Затем растаял, через поверженного мага стал виден темный колодец, уходящий на невероятную глубину, куда-то за пределы того сгустка сил, что смертные именуют Алионом…

Колодец притянул к себе взгляд. Олен качнулся, потерял равновесие и… с трудом, но сохранил его. Колодец исчез, меч погас, остался тронный зал, лежащие на полу тела, и уставший человек.

– Он что, еще жив? – консул дышал, хрипло и неровно, грудь его подрагивала. – Надо бы добить…

Но ледяной клинок стал тяжелым, как бочка с гвоздями, держащая его рука занемела.

– Что, ты не можешь? Тогда попробуем обычным оружием.

Шагнул в сторону, подобрал меч, принадлежавший одному из Чернокрылых. Но прочная сталь погнулась, едва прикоснувшись к горлу Харугота, а лезвие раскалилось так, что клинок пришлось отбросить в сторону.

– Раз я ничего больше не в силах сделать, пора уходить, – сказал Олен, убирая клинок в ножны. – Ты как, не против?

– Мурр… – оцилан помотал башкой и чихнул.

– Тогда пойдем.

После Воссоединения Олен знал каждый закоулок Золотого замка. Мог вспомнить любой из тайных ходов, с закрытыми глазами пройти через подземелья и нарисовать план всех построек.

Поэтому он уверенно направился к полуколонне, выпирающей из стены между двумя окнами. Нажал на завитушку и одновременно надавил на подоконник, для чего пришлось встать на цыпочки. В стене что-то грохнуло, и кусок полуколонны двинулся, открыв трубу лаза с закованной в него узкой винтовой лестницей.

– Прошу, – Олен вступил на нее вслед за котом, потянул за торчащий из стены рычаг. Кусок стены вернулся на место, и полуколонна вновь стала выглядеть монолитной.

Некоторое время из нее доносился негромкий лязг, но потом затих и он.

Новая одежда, как и положено, казалась очень неудобной. Щегольские сапоги с тесьмой на голенищах жали, модные узкие штаны натирали в самых нежных местах, а флотер был так тесен, что дышать приходилось осторожно. Но под суровым взглядом Саттии, купившей все это великолепие, Бенеш роптать не осмеливался.

– Ну что, готов? – поинтересовалась девушка.

Она переоделась первой, еще когда Лотис спал. Поменяла старую куртку на новую, вышитую бисером, светлые волосы спрятала под берет с пером, как это принято меж знатных альтаро. Эльф остался в том, в чем был.

– Готов, да, – уныло отозвался Бенеш.

– Тогда пошли, – и Саттия направилась к выходу из халупы, давшей им убежище вчера ночью.

Выходили из нее осторожно, в сторону глухого забора, ограждающего большой постоялый двор, и только вдоль него – на улицу. Лотис шагал уверенно, легко. Глядя на него, Бенеш испытывал законную гордость – лечение, несмотря на неопытность целителя, принесло успех.

Выбравшись на Черную улицу, окунулись в толпу, но повернули не к воротам, а в другую сторону.

– Это… ну, куда мы идем? – спросил Бенеш.

– Ты что, из Небесного Чертога упал? – бросила Саттия через плечо. – Мы битый час толковали о том, как из города выбраться.

Ученик мага смутился и покраснел. Во время обсуждения он, честно говоря, несколько отвлекся, задумался о том, как можно применить знак Дуир в лечебных палиндромах.

– Э… ну да, конечно, – сказал Бенеш, – как я мог забыть?

Солнце потихоньку опускалось к прячущемуся за домами морю. Золотой замок на холме сверкал в его лучах так, словно и в самом деле был отлит из драгоценного металла. Безарион бурлил жизнью, люди, гоблины, орки и гномы толкались на улицах, покупали и продавали, ругались, пили пиво и болтали. На эльфа в человеческой одежде поглядывали с удивлением, но никто не тыкал пальцем и не кричал «Хватай его!».

Чернокрылые будто сквозь землю провалились, а городские стражники, похоже, дремали где-то в тенечке. О том, что подобная благодать может быть связана с поимкой Олена, Бенеш старался не думать.

Пройдя Черную улицу почти до конца, они свернули в длинный тесный переулок. Пересекли круглую площадь с помостом в центре и оказались у ворот спрятавшегося за высоким забором дома.

– Я пошел, – сказал Лотис и постучал в створки, украшенные изображением серебряного грифона.

Из-за забора донеслись шаги, лязг отодвигаемого засова, и в приоткрывшуюся щель выглянул молодой эльф в синем сюртуке.

– Куэ десеа уд?[8]8
  Что вам угодно?


[Закрыть] – спросил он.

– Лотис тал-Лотис Хуесо Бланко буска ла айуда де Хлан тал-Пларриан Рама Верде[9]9
  Лотис тал-Лотис Белая Кость ищет помощи у Хлан тал-Пларриана Зеленая Ветвь


[Закрыть].

– Пасен, пор фавор[10]10
  Прошу, заходите


[Закрыть], – эльф в синем сюртуке отступил в сторону.

Лотис прошел в открывшиеся ворота, они захлопнулись за его спиной. Снова лязгнул засов, и наступила тишина.

– Где это мы? – спросил Бенеш, разглядывая нависающие над забором ветви яблони, усеянные цветами, остроконечную крышу, узкие окна, украшенные разрисованными наличниками.

– Корни и листья, ну ты точно проспал все на свете, – хмыкнула Саттия, – это одно из мест в Безарионе, где живут альтаро. Точнее – один из младших вождей, считающийся главой эльфов города.

– А. Ну да, понятно, – кивнул Бенеш. – И он нам поможет?

– Скорее всего, – вздохнула девушка. – Как я поняла, он принадлежит не к стволу Лотиса, а к другому, и отношения между ними не очень…

Ждать пришлось довольно долго. Бенеш скучал, в голову лезли дурацкие мысли, что младший вождь мог запросто сообщить о беглецах консулу, и что Чернокрылые во всю прыть несутся сюда. Саттия нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, то и дело начинала прохаживаться туда сюда.

А затем ворота открылись, из них вышел Лотис, переодевшийся по эльфийской моде – в приталенную куртку зеленого цвета, расшитую цветами и листьями, короткий плащ и сапоги из мягкой замши. За ним альтаро в синем сюртуке вывел трех невероятно красивых лошадей, одну дымчатой масти и двух буланых.

– Все получилось, – сказал Лотис. – Забирайтесь в седла и поехали. Но для начала – надень вот это.

Саттия взяла такой же плащ, как на эльфе, принялась возиться с завязками. Бенеш с удивлением вытаращился на протянутую ему перевязь с тонким длинным мечом.

– Это зачем? – спросил он. Саттия тяжело вздохнула.

– Ты должен быть похож на богатого городского щеголя, а не на нищего увальня. Надевай.

– Э… ну ладно, – чтобы разобраться с перевязью, понадобилось некоторое время, но затем ножны все же оказались на месте – у левого бедра. Бенеш закинул сумки на спину одного из буланых коней и полез в седло.

– Ес тодо, грасиас[11]11
  Все, благодарю


[Закрыть], – Лотис кивнул альтаро в синем сюртуке, тот поклонился и исчез за воротами. – Так, теперь мы неспешно поедем к Северным воротам, и через них покинем город.

– А что стража? – осведомился Бенеш.

– Кого ей приказано ловить? – вопросом ответил Лотис. – Двоих беглецов, загнанных и жалких, а не троих благородных путешественников на эльфийских лошадях, которых, как всем известно, не купишь ни за какие деньги.

– Их мы оставим в «Горном ручье»? – уточнила Саттия.

– Точно. А теперь поехали. Нужно успеть до того, как закроют ворота.

Из переулка выехали опять на площадь, но дальше двинулись на юг, к Дейну. По мостику пересекли Ржавую речку и через торговый квартал двинулись прямо на восток. Страх Бенеша не удержаться в седле исчез, когда выяснилось, что скакун альтаро идет плавно, а сидеть на его спине удобнее, чем в кресле. Ученик мага нашел смелость гордо выпрямиться и положить руку на меч.

Двигаться быстро по заполненным народом улочкам не получалось, приходилось то и дело поворачивать, объезжать скопления людей и телеги. На всадников, точнее на дивных лошадей откровенно глазели, со всех сторон доносились полные восхищения возгласы.

Впереди показалась городская стена, а в ней ворота, суетящиеся около них стражники.

– Чернокрылых нет, – заметила Саттия удивленно.

– Ты этим сильно расстроена? – улыбнулся Лотис. – Так, теперь делаем морды понаглее, а говорить буду я.

Бенеш выпучил глаза и сжал челюсти, пытаясь изобразить наглость. Усилия эти не прошли даром, судя по удивлению, отразившемуся на лице одного из стражников. Тощий десятник, завидев всадников, солидно откашлялся и проговорил:

– Вечер добрый, достопочтенные. Куда изволите следовать?

– А вам есть до этого дело? – надменно процедил Лотис, и глаза его холодно сверкнули.

– Не обижайтесь, достопочтенный. Но сегодня по Безариону ловят опасных убийц. Мы должны останавливать всех.

«Убийц?» – «наглое» выражение на лице Бенеша едва не превратилось в гримасу страха. Лишь невероятным усилием воли он заставил себя сохранять неподвижность и равнодушно смотреть в сторону.

– Но ведь это касается людей? – проговорил Лотис.

– Куэ куериа есте патан?[12]12
  Что этот мужлан хочет?


[Закрыть] – вмешалась Саттия. – Динеро?[13]13
  Денег?


[Закрыть]

– Транквила, кверида, йа ло аллегреа[14]14
  Спокойно, дорогая, я разберусь


[Закрыть], – услышав эльфийскую речь, стражники вытянулись. – Вы что, думаете, уроженец Великого леса станет помогать преступникам? Но я понимаю, что служба стража – тяжела и опасна…

Пока Лотис говорил, рука его нырнула в седельную сумку, а вернулась оттуда с зажатым в пальцах золотым талером. На лице десятника отразилась борьба между служебным рвением и жадностью. Подчиненные его часто задышали, самый толстый облизнулся, как огромный кот при виде окорока.

– Да, конечно, – выдавил из себя десятник. – Мы же ловим людей? Парня и девку, ведь так сказали? А тут благородные господа и дама, и почти все эльфы к тому же…

Лотис кивнул, талер кувырнулся в воздухе и шлепнулся на подставленную ладонь десятника.

– Можете ехать, – кивнул тот.

Кони шли шагом. Бенеш чувствовал, как взгляды стражников жгут ему спину, и обильно потел под одеждой. Саттия и Лотис как ни в чем ни бывало щебетали о чем-то по-эльфийски.

– Вот и все, – устало сказала девушка, когда между ними и воротами стало несколько сотен шагов. – Теперь осталось только добраться до «Горного ручья» и лечь спать, примерно на сутки.

– А Ол… – начал было Бенеш.

– О нем не беспокойся, – прервала ученика мага девушка. – Либо он вернется, либо нет, а мы сделать ничего не в силах.

Остаток дороги проделали в молчании.

Винтовую лестницу Олен покинул через крошечную дверку. Оказался после этого в винном погребе, где рядами лежали громадные бочки, а от запаха хмельного кружилась голова. Освещая путь не перестающим светиться ледяным клинком, протиснулся в узкую щель между самой дальней от входа бочкой и стеной.

Нашарил на гладкой деревянной стенке загогулину, похожую на кран и дернул. Из бочки донесся щелчок, круглый люк открылся. Стало видно ложное дно бочки и ведущий вниз, в темноту ход.

– Похоже, что в последние двести лет этим выходом никто не пользовался, – пробормотал Олен, вспоминая одного из дальних предков, императора Лалтина Седьмого, построившего этот туннель, чтобы сбегать из-под надзора жены и охраны. – Надеюсь, что его нигде не засыпало…

– Мяу, – Рыжий потянулся и зевнул, а затем протиснулся мимо человека к ходу, показывая, что готов проверить.

Олен встал на первую ступеньку и захлопнул люк за собой.

Они спускались долго, мимо проплывали шершавые каменные стены, иссеченные трещинами, кое-где покрытые пятнами сырости. Доносился лишь звук шагов и негромкое дыхание.

Лестница закончилась, коридор пошел вправо, постепенно расширяясь. Попались несколько ответвлений, но все они оказались завалены наглухо. Рыжий обнюхал каждое, расчихался от поднявшейся пыли. Олену пришлось подождать, пока кот умоется, и лишь затем они продолжили путь.

Через сотню шагов тоннель уперся в массивную каменную дверь. Справа от нее на стенке обнаружилось углубление, а в ней – короткий железный штырь. Олен подергал его и дверь с шорохом поползла в сторону. На пол упала расширяющаяся полоса дневного света.

– Вот и все, выбрались, – протискиваясь через узкую щель, Олен едва не лишился пуговиц. – Эх, здорово тут!

– Мурр… – не стал возражать кот.

Из-под земли они выбрались на северо-западном склоне холма, держащего на себе Золотой замок. От расхаживающей по стенам стражи беглецов спрятал крутой откос. Слева открылось море, усыпанное багрово-желтыми бликами, и висящий над ним алый шар закатного солнца.

От него дул сырой, довольно прохладный ветер, волны глухо бились о берег, вдоль которого шла тропинка.

– Нам туда, – Олен убедился, что дверь в тоннель закрылась, вновь став похожей на серый округлый валун, и принялся спускаться вниз, к тропинке. В один момент чуть не съехал по мокрым камням.

Оказавшись на ровном месте, у самой воды, проверил, не разорвана ли где одежда. Отряхнулся и торопливо зашагал вдоль кромки воды. Через пару миль тропинка свернула вправо и, поднявшись по косогору, вывела к городскому району, известному как Мокрая плешь.

Обитали тут рыбаки. Их небольшие домики беспорядочно теснились вдоль берега до самой городской стены. Там и сям виднелись сушащиеся на кольях сети. Вопя и визжа, бегали дети, из труб поднимались дымки, и над всем витал неистребимый запах рыбьих потрохов.

Рыжий, ощутив его, забеспокоился и начал дергать хвостом.

Олен прошел между домиками, выбрался на узкую канаву, гордо именующуюся главной улицей Мокрой плеши. Пока шагал по ней, ему и оцилану достался не один десяток полных изумления взглядов.

Чужаки сюда забредали не часто, а уж таких котов в Безарионе не видел никто.

Городская стена показалась впереди, когда солнце на треть погрузилось в море. Олен ускорил шаг – еще не хватало опоздать к закрытию ворот и провести всю ночь в городе.

– Оп-па… – только и смог сказать, увидев распахнутые створки.

Эти ворота именовались Морскими, через них мало кто ездил, и поэтому охраняли их спустя рукава. Но сейчас доблестные стражники, призванные беречь покой Безариона, были самым ужасным образом пьяны. Десятник сидел, прислонившись спиной к караулке, и силился поднять съехавший на лицо круглый шлем. Один из его подчиненных спал на земле, двое других бродили кругами, заливисто хохоча.

– Выпьем еще! – провозгласил десятник, совладав, наконец, с непокорной амуницией. – Эй, ты, как тебя… ари Хайс… наливай!

– Один момент… – из караулки, шатаясь, выбрался высокий мужчина в одежде таристера и с мечом на боку. – Для меня… ик, большая честь… угостить смелых воинов… ик, братьев по оружию…

Под мышкой таристер держал глиняную бутыль, заткнутую сургучной пробкой. На богатом торлаке с бело-синим гербом виднелись мокрые пятна, а светлые волосы торчали дыбом.

– Эх, гуляем… – таристер отшиб горлышко одним ударом и протянул бутыль десятнику, а Олен с удивлением подумал, что где-то видел обладателя герба. Но вот где именно, не смог вспомнить.

– Да… – десятник сделал несколько глотков, голова его упала на грудь, и раздался сочный храп.

– Слабаки… – таристер выдернул сосуд из руки собутыльника. – Эх, разве так пьют? Ой, бочонки и кружечки, удалые подружечки… эх, ты доля солдатская и неволя кабацкая…

Пошатываясь, он ушел в караулку. Некоторое время изнутри доносилась песня, а затем и она стихла.

– Как удачно, – проговорил Олен, посмотрев на обеспокоенного чем-то Рыжего и дернув себя за ухо, – надо идти, пока не явился какой-нибудь сотник с проверкой.

К воротам зашагал неспешно, с нарочитой ленцой. Один из хохочущих стражников заметил его, выпучил красные и совершенно безумные глаза.

– А ну… это, стой раз-два… ты кто таков? – говорить пьянице удавалось с трудом, лицо его при каждом слове перекашивало от усилий.

– Я иду мимо, – сказал Олен. – Собираюсь покинуть Безарион.

– А… да, конечно… – стражник задумался, вспоминая, что ему надлежит делать дальше, а через мгновение забыл про Олена. Заковылял в сторону все еще смеявшегося приятеля и они, обнявшись, затянули какую-то невразумительную песню. А Олен вместе с Рыжим прошел через ворота и повернул направо, чтобы обойти город по широкой дуге и ближе к утру добраться до постоялого двора в Лидене.

А из караулки уверенной походкой вышел человек в заляпанной вином и жиром одежде таристера. Посмотрел вслед Олену на удивление светлыми, почти белыми глазами и на бледных губах его появилась улыбка.

Очень холодная, ледяная.