Текст книги "Школяр"

– Нечего плодить бездельников, – кивнув, отрывисто бросил господин Хозек. – Когда-то здесь ещё жили учителя моих бездарных детей, но я их выгнал, когда открылась Алекса. – Он остро глянул на Филя и спросил: – У меня в архиве в последнее время постоянно ошивался некий Астон Доноло. Это он утащил чертежи в Старый Свет?

– Он самый, – подтвердил Филь.

– Ну так он идиот. На такой должности надо быть полным идиотом, чтобы ничего не достичь к тридцати годам, а ему, помнится, как раз столько. Он только и делал, что искал, как поудачней жениться. Теперь он без гроша за душой и меченая шельма.

– Никакой он не шельма, – лениво возразила Анна, – а весьма романтичный на вид мужчина. Весь такой кудрявенький и глаза с поволокой… Очень привлекательный!

– Я помню его, – сказала Мета, – он тоже оставил у меня… э-э… похожее впечатление.

Господин Хозек бросил на дочерей взгляд, словно проверяя, говорят ли они всерьёз. Но лица обеих были непроницаемы, и он воскликнул растерянно:

– Милые мои, чему я вас учил?! Бедный мужчина романтичен только до двадцати пяти лет, потом он просто беден!

Филь развесил уши: это было очень интересно слушать.

– Каким и ты был, папа, когда женился на нашей маме, – тихо, но твёрдо проговорила Мета. – У тебя не было ничего, кроме этого дома.

– Да, но я никогда не был романтиком! – уязвлённо воскликнул господин Хозек. – У меня всё было рассчитано, я уже подбирался к землям Фэйрмона, почему не жениться?

– То есть ты сухарь, помешанный на деньгах, – резюмировала Мета.

Господин Хозек, судя по виду, принялся это всерьёз обдумывать.

– Наверное, да, – сказал он после продолжительного молчания. – Я всегда ставил капитал впереди чувств.

– И совсем-совсем не помнишь то время, когда влюбился в маму? – спросила Мета.

– Нет, не помню, – ответственно заявил господин Хозек. – Помню только, что в один день я проснулся и у меня на руках оказалась куча детей. Куча жадных, прожорливых, неблагодарных детей!

Он, конечно, шутил, судя по тому, как рассмеялся Ян и разулыбались остальные. А господин Хозек вдруг подмигнул Филю и засмеялся вместе со всеми.

После обеда двое из «прожорливых детей» повели гостя осматривать поместье. Анна нехотя присоединилась к ним. Она жаловалась, что в это лето ощущает себя загнанной лошадью. Филь усмехнулся, подумав, что бы она сказала, узнав о хитрой планировке Алексы, вынуждающей учеников носиться сломя голову. Скорее всего, она бы устроила бунт, и он решил держать язык за зубами.

В Меноне оказалось много всего, вплоть до поля для игры в Юку Обрадованный этим Филь предложил сразиться вечером двое на двое, и Анна не возражала. Ян предложил утром искупаться в реке, и с ним тоже согласились.

Мета предложила потом отправиться в лес собирать грибы, и таким образом программа на ближайшее время была составлена.

Всё, что оставалось, это насладиться последними днями лета и отправиться в Кейплиг, оттуда в Алексу. Филь отбывал в столицу на три дня раньше и уже жалел, что предупредил госпожу Фе о своём приезде. Он вполне мог добавить к своему пребыванию в Меноне ещё два дня, знай он заранее, что здесь есть ненормальный дом с ненормальным хозяином, где, как оказалось, чертовски приятно находиться.

17

Второй год в Алексе запомнился мне турниром в Юку, бесконечной изматывающей учёбой и стойким ощущением, преследовавшим всех вплоть до конца мая, что нас бессердечно обманули с количеством часов в сутках…

Габриэль Фе, «Детские воспоминания». Из архива семьи Фе

Габриэль шумно захлопнула дверь и подперла её спиной. Филь и Ян мельком глянули в её сторону окопавшись на постелях с учебниками.

– Вы, – выдохнула она, красная от гнева, – почему опять пропустили обсуждение? Завтра финал, а вы разлеглись тут, будто вам на это наплевать!

Ян ответил с досадой:

– Габриэль, нам надо учиться! Прости, но у нас совершенно нет времени обсуждать завтрашнюю игру.

Филь промолчал, пытаясь осмыслить, как работает термос Ктесибия, которым их озадачил сегодня профессор Лонерган.

– Но у меня-то находится! – вспыхнула Габриэль, хотя дальше вроде было уже некуда. – Я тоже, между прочим, учусь, и не хуже вас!

– У вас нет Лонергана! – хором ответили друзья, утомившиеся объяснять это каждый раз, когда она покушалась на их время.

Это происходило всё чаще после того, как ректор устранился от судейства игры в Юку, Ян получил от него накидку судьи, Филь с Габриэль вошли в одну команду, а её подруга Палетта покинула Алексу.

– Зато у нас есть Гарпия с её Семейным Кодексом, – не преминула напомнить Габриэль.

Филь оторвался от учебника, поняв, что толку сейчас всё равно не будет.

– Нашла с чем сравнивать, это другое дело. Ваш кодекс – это курс без работ, без эссе и без экзаменов. Смело увеличивай раз в пять-шесть по времени, вот тогда прочувствуешь лонергановскую пяту на нашей шее. Ты же не хочешь, чтобы мы вылетели из Алексы, как Палетта?

Габриэль поморщилась:

– Да Палетта просто законченная дура! Или ты тоже собрался начать бесконечно прихорашиваться по утрам? Я не понимаю, ты что, не хочешь, чтобы мы выиграли?

По новым правилам за три не сданные вовремя работы или два пропущенных без причины занятия следовало исключение. Как результат, сентябрь ещё не кончился, а Алексу успели покинуть двое учеников – Палетта Кассини и Титус Десмонд. Безжалостность, с которой их выставили, вселила страх в души остальных, и теперь никто не смел болтаться без дела.

На место Титуса в команду пришёл Филь и уже был не рад, что вошёл в неё вместе с Габриэль. Введённый с начала года Семейный Кодекс для девиц не полностью занял её свободное время, вызванное отсутствием в её расписании профессора Лонергана. Да и что это за кодекс, было непонятно: семейное уложение входило в курс права профессора Роланда и не могло вызывать на щеках девиц такой румянец, какой красовался на них после каждой лекции Гарпии. Ещё Габриэль умудрялась находить время на внеучебное общение с Куртом Норманом, которым она заменила общение с Палеттой. Курт от этого задрал нос и стал совершенно невыносим.

Филь проговорил сердито:

– Нам надо закончить ко вторнику две работы и одно эссе. Если не отстанешь, я пойду и заеду твоему ухажёру в ухо. Лучше потрачу ночь в колодце на писанину со свечой, чем буду выслушивать твои нотации. Ты не даешь сосредоточиться!

Не поднимая головы от учебника, Ян пробормотал:

– Хочу заметить, эта идея заслуживает внимания.

Габриэль наградила его одним из своих самых огненных взоров.

– А тебе бы только шутить, чурбан бесчувственный! Мне, можно сказать, жить осталось двадцать четыре часа, а вам обоим как будто всё равно!

– Возможно, ты права, – заметил Ян, – но в таком случае нам в этот понедельник надо рано вставать, а тебе нет.

Убедившись, что каши с ним не сваришь, Габриэль поворотилась к Филю.

– Ну только попробуй завтра пропустить хоть один удар, братец! – угрожающе проговорила она и вынеслась из комнаты.

Филь в ответ выдохнул устало:

– Где мои счастливые дни, когда я был полным сиротой?

Узнай Алекса, кого ей «благодарить» за новые порядки в наступившем учебном году, Филя распнули бы на её воротах. Исчезли последние послабления, которые оставались. Даже трапезная стояла теперь закрытой по ночам, а деревенские обходчики не смели присесть, неустанно меряя шагами улицы Стражников и Колодников. Учителя не прощали самые малые огрехи, а у профессора Лонергана никто не поднимался выше «замшелой колоды».

С первого же занятия ученики кафедры естествознания прочувствовали, что им предстоит в этом году.

– От профессора Иллуги вы должны знать, – сказал профессор Лонерган, едва успев поздороваться, – что математике мы обязаны арабам. Без них мы до сих пор считали бы на пальцах или в лучшем случае использовали бы малоприменимые в жизни римские символы. Основы математического анализа тоже заложили арабы. А вот кто заложил основы механики?

Загоревший за лето профессор повёл по лаборатории орлиным носом и нацелил его на Филя.

– Откуда мне это знать? – сказал тот, хлопая глазами. – Мы это ещё не изучали!

Профессор отвернулся и разочарованно бросил:

– Фе, не делай такого глупого лица. Настолько глупого – не надо!

Он обвёл взглядом остальных недавних фаворитов – Яна с Томом, – но те молчали. Филь ткнулся носом в тетрадь. Если Лонерган рассчитывал, что он станет поддерживать изо всех сил статус «цельного дуба», который они втроём получили весной, то ошибался. Другое дело, если будет интересно.

Не дождавшись ответа, профессор вздохнул:

– Видимо, мне самому придётся ответить на свой вопрос! Что ж, ещё пятнадцать веков назад такие вещи, как конная упряжь, винт, диоптр, ватерпас, отвес, роликовый подшипник, полиспаст, онагр, педальный привод и атмосферный насос вовсю использовались греками, которые изобрели всё это на протяжении примерно четырёхсот лет. И не только изобрели, но описали принципы действия для будущих поколений. Таким образом, именно греки заложили основы механики. Трое из них – Ктесибий, Филон Византийский и Герон Александрийский – оставили после себя целое наследство, из которого мы пока возьмём то, что имеет отношение к воде и воздуху. А в конце года проверим, способны ли вы разобраться в том, что напридумывали эти «дикари», жившие за полторы тысячи лет до вас.

– К чему такое долгое вступление, профессор? – заинтересовался Ян. – Нас ожидает что-то хуже перевёрнутого стакана?

– Хуже, – сказал Лонерган, – «Воздух и вода» – это тяжёлая тема, рассчитанная на два года. Многие явления противоречат тому, что подсказывает нам опыт обыденной жизни. Как тот перевёрнутый стакан.

– Стакан – это ерунда, – воскликнул Николас Дафти, полный оптимизма, – разобрались со стаканом и с остальным разберёмся!

Профессор удивился:

– Вы успели разобраться в этом, Дафти? Что ж, тогда вам действительно будет легко. Настолько, что я не вижу необходимости для вас сидеть здесь целый год и готов зачесть вам тему прямо сейчас. Ответьте мне только, пожалуйста, как воздух может заставить воду течь вверх. Всего один вопрос, Дафти, это совсем не сложно!

Филь, наученный прошлым годом, молчал, хотя отказывался верить, что такое бывает. Остальные, почуяв подвох, заинтригованно притихли.

Николас воскликнул, не смущаясь:

– Где вы видели такое, профессор? Ерунда всё это!

Лонерган поставил на стол большую колбу с налитой в неё до половины водой и вваренной в стекло трубкой. Потом повернул малозаметный кран, и из трубки вверх ударила струйка воды. Класс потрясённо ахнул.

– Пожалуйста, Дафти, – ухмыльнулся профессор, – объясняйте, прошу вас!

Объяснить фокус желающих не нашлось, и профессор, убрав колбу, выложил на стол два железных полушария. С внутренней стороны они были полые и отполированные, а снаружи к ним были приделаны два массивных кольца. Профессор соединил полушария так, что образовался шар.

– Не расстраивайтесь, – сказал он порозовевшему Николасу, – я дам вам ещё один шанс. Скажите, как бы вы соединили эти штуки, чтобы даже лошади не смогли их разорвать?

Тут уж Филь долго не думал:

– Только если соединить их сваркой, по-другому никак! Профессор устремил на него разочарованный взгляд.

– Фе, ты ошибся аудиторией, – кисло проговорил он. – У нас здесь не обмен профессиональными навыками вроде ковки и вязки узлов, а имеет место научный диспут. Поэтому я прошу тебя выключить своё ремесленное сознание и включить наконец научное. Я спросил «как», а не «посредством чего».

Филь дёрнул плечом, не понимая, что плохого в знании ремёсел, которые всегда могут прокормить.

Изнывая от любопытства, Николас воскликнул:

– Профессор, я сдаюсь! Как же их соединить?

– Пустыми, – ответил он. – Я бы соединил их абсолютно пустыми.

Взрыв смеха заглушил его слова. Николас заливался громче всех.

– Вы руками собрались их держать, профессор? – смеясь, поинтересовался Фристл Бристо.

– Спорим, даже если лошади будут пони, не удержит! – вопил Лофтус-Ляпсус.

– Даже если собаки! – хохотал Николас.

Филь, Ян и Том Рафтер улыбались, но смеяться не осмелились. И не от страха перед профессором, а от воспоминаний о том, как им дались предыдущие загадки.

– Что же их удержит? – спросил Ян, когда шум стал стихать.

– Их склеит воздух, – невозмутимо ответил профессор, и это оказалось чересчур. Послышались откровенные сомнения в состоянии его ума.

Профессор выслушал их и беззаботным тоном сказал:

– Вы ещё в унисон тут поскандируйте! Со мной всё нормально, но это как раз случай, когда не веришь своим глазам. Отсюда правило, которое надлежит запомнить: истина не зависит от того, чьими устами она произнесена, её критерием является эксперимент. В следующий раз я попрошу Якоба впрячь лошадей в эти полушария, уберу часть воздуха из шара, и вы убедитесь сами. Потом я буду ждать от вас подробную работу о том, что, как и почему случилось, со всеми выкладками и расчётами. А кто не сделает, я объясню легко и непринуждённо, чего он стоит, в собственных доходчивых терминах!

На следующем занятии полушария разлетелись в стороны только после того, как Якоб впряг в каждое по второй лошади. Звук при этом был такой, будто рядом выстрелила мортира. Посрамлённая группа естествознания записала, какие книги им понадобятся в течение года, и побежала в библиотеку, кроме Ляпсуса, который сильно хромал после столкновения с лошадью, испуганной выстрелом.

Эта работа забрала много сил, но никто не получил за неё больше «замшелой колоды». Потом была вторая работа, и третья грозила вернуться с тем же результатом. Тема «Воздух и вода» оказалась такая сложная, что Филь радовался прекращению поисков замены огниву. Профессор обещал возобновить исследования только после Нового года, когда в Алексу доставят какое-то новое и очень дорогое вещество.

Недолгой отдушиной послужил для всех турнир в Юку. Габриэль, с января сгорая от желания наставить нос ректору, подбила всех на создание новых команд по номерам – «Прима», «Секунда», «Терция» – взамен старых по кафедрам, пока ехала в поезде в Алексу. Удалив таким образом ректора от принятия решения, кто играет в какой команде, она возглавила «Приму». Харпер Атли стал во главе «Секунды», а Фристл Бристо – «Терции».

Филю не досталось места в команде Габриэль, и он вошёл в «Терцию». Однако его быстро поймали за невольным подыгрыванием «Приме» и в первую же игру удалили с поля. В толпе болельщиков Ян устроил ему головомойку, сказав, что он портит игру и, если не может не подыгрывать, пусть ждёт, пока в команде Габриэль освободится место. Место освободилось уже к следующим выходным, а ректор передал Яну судейскую накидку.

Филь оказался замечательным ловцом, а Габриэль всегда была выдающейся подающей, и «Прима» вышла в финал вместе с «Секундой», победив «Терцию». Им оставалась последняя игра второй линии, то есть команда на команду.

– Филь, только я тебя умоляю, не пасуй больше с «дельты», – говорила Габриэль в день финала, торопясь с командой на поле. Вместе с ними шагала почти вся Алекса. – У меня неделю держался синяк от юки!

– Не буду, – обещал Филь. Он сам не ожидал, что юка способна двигаться с такой скоростью, когда наподдал по ней по ошибке «дельтой».

– И коли ты осмелился пропустить общий сбор, то тебе полезно знать, что мы договорились назначать пенальти за вторжение игроков в чужой сектор. А то в прошлый раз Харпер чуть не внёс юку на руках в наши ворота. – Габриэль бросила взгляд в сторону Яна, шедшего неподалёку. – Тебя это тоже, между прочим, касается!

– Учту, – ответил тот скупо.

Ян нёс в одной руке минутные песочные часы, в другой – Арпонис. Якоб катил за ним тележку, на которой стоял флютиг День был облачный, прохладный, дул свежий ветерок, развевающий на плечах Яна белую накидку, символизирующую его статус. Он здорово смотрелся в ней, по мнению Филя. Его лицо было бесстрастное, как у настоящего судьи. Он то ли делал вид, то ли вправду не замечал многозначительных девичьих взглядов.

Команды вышли на поле под оглушительные овации. «Прима» выстроилась у красных ворот, «Секунда» – у зелёных. Филь ощутил нарастающий в душе восторг, который всегда посещал его перед началом игры, и радостно шмыгнул носом.

«БУМ-М!» – прокатился над полем низкий вибрирующий сигнал подачи.

Щуплый Харпер Атли вздёрнул юку Арпонисом в воздух. Шар взвился высоко над Габриэль, стоявшей в пяти шагах перед линией защиты. Она растопырила пальцы свободной от жезла ладони: «Не беру!» Филь обучил команду сигналам, убедив, что кричать получается дольше.

Курт Норман, отвечающий за защиту, выбросил два пальца в сторону рослого и плотного Родера Китли: «Ты и я!» С Харпером, державшим юку, выходило три луча, и было меньше шансов, что она свихнётся.

Они не успели прицелиться, как Харпер послал юку под крутым углом вниз. Не отпуская её, он вывертом кисти выровнял её у земли и дал ей свободу, только когда она устремилась к Филю. Выглядело это, будто в руке у подающего «Секунды» был невидимый кнут длиной в сотню локтей.

Филь не рискнул ловить юку жезлом и, прыгнув, схватил её руками. По изменённым правилам ловец был теперь вратарём, а сами ворота расширились.

«БАМЗ!» – повис над полем сигнал конца подачи.

Обняв юку, Филь стремглав понёсся к жёлтым воротам следом за остальной командой. «Секунда» побежала к красным. Им надо было успеть занять новую позицию до истечения минуты, в конце которой можно было бить, даже если противник не перестроился.

С новым «бум-м» Филь отослал юку Габриэль, которая подвинулась, словно не собираясь бить, затем, выждав момент, влупила по шару из жезла. Не ожидавшие такого защитники «Секунды» пропустили шар, и тот чуть не внёс в ворота ловца команды Марисола Миро. Стоявшие на холме болельщики громко ахнули.

С перепугу Марисол сильно отпасовал юку Харперу Защитник «Секунды», Ральф Фэйрмон, попытался схватить её, но сделал хуже – Харпер промазал, а юка, вращаясь, вылетела на середину поля. Габриэль тут же запулила шар над головами противников в ворота, так что никто не успел мигнуть. Выбежавший далеко из ворот Марисол проводил юку печальным взглядом.

– ГО-ОЛ! – пронёсся над полем торжествующий вопль болельщиков «Примы».

В игре второй линии ловцов не удаляли с поля, и Марисол, достав юку из мешковины, перебежал с командой к жёлтым воротам. «Прима» заняла позицию перед зелёными. Идея ректора, что смена ворот должна происходить за фиксированное время, заставляла команды носиться так, что к концу игры одежду игроков можно было выжимать от пота.

С новым сигналом Харпер принялся мотать юкой перед защитниками «Примы». Шар угорело метался по всей ширине сектора, и прицелиться в него не было возможности.

«Как он это делает, чёрт бы его побрал?» – думал Филь, ныряя то влево, то вправо. Было непонятно, почему юка позволяет это, почему не раздувается и не утаскивает Харпера вверх, хотя тот держит её целую вечность.

Габриэль то собиралась схватить шар, то показывала, что нет. А Родер Китли и Николас Дафти, третий защитник «Примы», даже столкнулись лбами, перебегая с места на место. Николас, падая, сбил с ног Курта, и Харпер не упустил шанс. Обведя юкой Филя со спины, он аккуратно вбил её в ворота.

«БАМЗ!»

Со стороны болельщиков «Примы» понеслись вопли возмущения, и такие же вопли восторга – со стороны тех, кто болел за «Секунду». Достав юку, Филь рванулся к зелёным воротам.

В этот раз его команде улыбнулась удача: Марисол не успел занять место ловца до очередного «бум-м». Филь выбросил над собой сжатый кулак, означавший сигнал: «Бью сам!» Целясь в просвет между защитниками «Секунды», он саданул «стрелком» по юке, едва только Ян двинул рычаг.

Харпер не ожидал подвоха – ловцу запрещалось самому бить по воротам противника, – и тут Габриэль добавила от себя, чтобы формально соблюсти правила. Защитники «Секунды» не успели сообразить, что их ворота пусты, и «Прима» заработала ещё десять очков.

– Марисол, где ты бегаешь, баран стреноженный! – закричали с холма.

На склоне развернулось буйство. Болельщики «Примы» хохотали и издевались над ставшим малиновым ловцом «Секунды», которому досталось и от команды, и от собственных болельщиков. На следующей ротации Марисол уже несся к новым воротам как ужаленный.

Харпер решил отбросить прежнюю тактику и, выхватив юку «петлёй» из рук Марисола, побежал к центру поля. Шар полетел за ним, а когда подающий встал – по инерции проскочил вперёд, и тут Харпер запулил его «стрелком» перед собой. Габриэль, взвизгнув от испуга, едва успела пригнуться.

Николас, Курт и Родер вцепились «петлями» в юку, улепётывающую от Харпера, когда белёсый луч его «стрелка» ещё не погас, и она, конечно, свихнулась. Зависнув, она провернулась вокруг себя и, взмыв свечой, ринулась на Николаса, дубася его по макушке. Тот сел на корточки, прикрыв голову руками.

Курт и Родер отпустили юку в надежде, что она образумится. Игроки и болельщики замерли в ожидании: до стоп-игры второй линии оставалось пять подач, и никому не хотелось прекращать игру.

У Филя чесались пальцы ухватить чёртово растение в верхней точке и по дуге всадить его в ворота «Секунды», как любил делать Харпер. Но «Прима» и так была на грани поражения: в чьих руках юка окончательно свихивалась, тот считался проигравшим, и Филь не рискнул.

Два защитника «Секунды», Ральф Фэйрмон и Марк Норик, перекинулись парой слов, и Ральф вздёрнул жезл. Харпер заметил это и крикнул обоим, чтобы даже не думали. Прищурившись, он смотрел на юку, пока она не перестала плясать, потом саданул по ней «стрелком» над головой Николаса, всё ещё сидевшего на корточках.

Филь покатился по полю, борясь с вырывающимся растением, в которое вцепились защитники «Примы», не сообразившие, что опасности больше нет. Такое часто проделывал безголовый Курт, но сегодня его примеру последовал Николас. Защитники опустили жезлы, только когда их ловец чуть не вкатился с шаром в ворота.

Филь ослабил хватку, и тут у самого его носа возник точно нацеленный луч «стрелка». Удержать юку не представлялось возможным, и Филь вытолкнул её повыше, чтобы она пролетела мимо ворот.

«БАМЗ!»

Подав сигнал, Ян цапнул юку, вылетевшую за поле, и подтащил её обратно к Филю. Схватив её, тот припустил к следующим воротам, косясь на друга. Он не помнил, чтобы правилами запрещалось бить по юке, когда ловец её уже поймал, он помнил только про сигнал конца подачи. Ян стоял, глядя на песочные часы, и не собирался прекращать игру.

– Нарушение! – заорал Курт, бросаясь к холму который весь пришёл в движение. – Хозек, это грубое нарушение, они нарушили правила!

– Наглое нарушение! – вторили болельщики. – Долой Атли с поля! Судью на мыло!

Сохраняя бесстрастный вид, Ян продолжал смотреть на часы, и болельщики перекинулись на Мету с Анной, стоявших рядом. Мета что-то ответила, шум усилился.

Анна уже грозила кому-то кулаком, когда Курт добежал до подножия холма и, надрываясь, напустился на Яна, перекрывая вопли самых горластых:

– Хозек, ты судья или хвост собачий? Останавливай игру, это против правил! Мы победили!

Ян оторвал взгляд от часов и достал из кармана пергаментный свиток.

– Ошибаешься, – произнёс он в наступившей относительной тишине, – вот ваши правила, приглашаю всех желающих их перечитать!

Положив свиток обратно в карман, он толкнул рычаг флютига:

«БУМ-М!»

Обе команды, заняв позиции, переглянулись, не зная, следует ли ждать Курта, который, размахивая кулаками, полез вверх по склону. Габриэль рявкнула на него, и он, опомнившись, побежал назад.

– Ты ополоумел! Сейчас наша подача! Харпер сказал ей, улыбаясь:

– Фе, ты, по-моему, и без него справишься, он только суету создаёт. Давай не будем ждать и попробуем каждый без защитника, ведь так интересней. Эй, Рой, опусти жезл! – крикнул он своему защитнику, и Габриэль не раздумывая махнула Филю, чтобы подавал.

Послав ей шар, тот осознал, что Харпер нацелился на дуэль, потому что глядел он прямо на Габриэль. Не сделав попытки перехватить юку, он сразу отбил её назад, придав ей больше скорости. Габриэль сделала то же, и юка принялась носиться между ними, пока её стало трудно увидеть. В любой момент она могла свихнуться или при промахе подающего свалить его с ног.

Курт всё ещё был далеко, Николас с Родером стояли столбом, и Филь рискнул вмешаться. Он схватил юку «петлёй», забыв, что бывает с ней в таком состоянии, – озверевший шар, изменив направление, ринулся на него. По торжествующему восклицанию Харпера стало ясно, что он на это и рассчитывал. С холма послышался дружный «ах!».

Филь не мог не восхититься придумкой, ведь это был самый простой способ заставить юку лететь со всей возможной скоростью точно на ловца. Не желая быть вбитым в ворота, он отпрыгнул в сторону, надеясь, что сумасшедший снаряд последует за ним и потеряет скорость. Юка в самом деле вильнула, но недостаточно – и ворот не миновала.

– ГО-ОЛ! – пронёсся над полем восторженный вопль, и сразу за ним раздался привычный сигнал конца подачи.

Команда «Секунды» сравняла счёт. Они суматошно обнялись и с торжествующими криками побежали к новым воротам.

– Неучи, вам надо вместо юки гонять волосяной мяч! – заливисто хохотали те, кто болел за «Секунду».

Болельщики «Примы» угрюмо молчали. В криках была доля правды: не зная тонкостей поведения юки, играя с ней, можно только проигрывать.

Злой как собака Курт прибежал на новую позицию и напустился на Филя, будто сам никогда не допускал оплошностей:

– Завидев дуэль, надо отбегать от ворот и только потом пытаться схватить юку! И вообще, ты сунулся не в своё дело, твоё дело – защищать ворота!

– Отвали, – бросил ему Филь, сам расстроенный своим промахом.

Габриэль, с лицом помидорного цвета, ничего не сказала, но, судя по всему, разозлилась на Харпера и уже в следующую подачу вернула команде преимущество. Затем Харпер опять сравнял счёт, и к последней подаче команды подошли со счётом три – три.

Игроки еле держались на ногах, их лица были однородного алого цвета. Колени у Филя предательски подрагивали. Что должна была чувствовать Габриэль, он не хотел думать. Несколько девиц пробовали свои силы в юку, и все сдавались после первой игры, удержалась она одна.

Перед подачей Габриэль, не оборачиваясь к Филю, сжала пальцы два раза в кулак: «Бей ты, я добавлю!» От их ударов, один за одним, юка шустро вспорола воздух. Просвистев мимо Харпера, она миновала линию защиты, но Марисол, держа жезл обеими руками, встретил её короткой вспышкой «стрелка». Юка зависла перед ним, медленно вращаясь, словно устала до смерти.

Харпер вцепился в неё. Он занёс руку, чтобы своим любимым «ударом кнута» отправить её к воротам «Примы», но юка в верхней точке зависла и потянула его вверх и вперёд по направлению удара.

Толпа на холме пришла в движение. Раздались крики:

– Атли в воздухе! Харпер, бросай её, пока ещё не высоко! Идиот, ты разобьёшься!

Харпер, болтая ногами, продолжал держаться за юку. Филь задрал голову и увидел, что шар угрожающе раздувается. Он кинулся вперёд, чтобы схватить подающего «Секунды» за ноги, но тут юка сдулась, Харпер шмякнулся ногами о землю и, воспользовавшись моментом, засадил шар в пустые ворота.

Рёв возмущений и восторга сотряс воздух. Толпа на холме запрыгала и завизжала. Половина болельщиков бросилась обниматься, другая собралась лезть в драку. Харпер припустил в свой сектор, подальше от кулаков Курта.

Уперев руки в бёдра, Габриэль фурией развернулась к холму – на кого она там уставилась, Филю не нужно было догадываться.

«БАМЗ! БАМЗ!» – прозвучал двойной сигнал, ранее неизвестный.

Народ на холме притих и оборотился в сторону судьи.

– Пенальти, – объявил Ян, – за удар из чужого сектора. Гол не засчитывается!

– Какого чёрта? – раздались крики, но стихли, едва стало ясно, что таково требование недавней поправки в правилах. – А кто тогда будет участвовать в пенальти?

– На выбор судьи, – развернув правила, зачитал Ян, – от ворот до ворот. Что ж, тогда, подающие, прошу!

Удовлетворённая Габриэль зашагала к воротам, где лежала уставшая юка. Харпер поспешил к своим. Прочие участники команд сбились к краям секторов, чтобы не мешать. Пенальти было новым для них делом, и всем было интересно, чем это обернётся.

Габриэль достала юку из мешковины и вывесила её «петлёй» в трёх шагах перед собой. Харпер на месте ловца держал свой жезл наготове. Филь был уверен, что Габриэль не удастся забить гол с такой дистанции. Как бы долго она ни держала «стрелка», уставшая юка не успеет разогнаться, и Харпер её поймает. Яну придётся объявлять дополнительную подачу, и Филь уже искал в себе силы, чтобы её пережить, как в воздухе между Габриэль и юкой полыхнула белая молния «дельты».

Харпер влетел спиной в ворота, и юка взорвалась у него на груди, обсыпав его белыми нитями, которые у этого растения служили семенами. В гробовой тишине все ждали, что будет дальше. Наконец подающий «Секунды» пошевелился. Чихая и отплёвываясь, он выбрался из мешковины, поднялся на ноги и принялся отряхиваться. Потом, глядя на Габриэль, покрутил пальцем у виска.

– Победа присуждается команде «Прима»! – не без удовольствия объявил Ян.

Габриэль запрыгала от восторга, потрясая кулаками в воздухе. Следом к ней бросилась её команда, едва не устроив кучу малу.

Сотворив завершающий «бамз», Ян содрал с себя накидку, сунул её в карман и устремился с сестрами на поле, куда уже торопились болельщики, разделившиеся на два рукава: одни бежали жалеть Харпера, другие спешили поздравить победителей. На холме остались учителя, пришедшие смотреть матч, и Якоб, который, судя по его цветущей физиономии, получил сегодня невиданное удовольствие.

Это последнее, что заметил Филь перед тем, как Габриэль, получив свою порцию восторгов, кинулась ему на шею и стала тискать его в объятиях, чмокать и всячески выражать свою радость. Спасение к нему пришло от Хозеков. Завидев их, Габриэль повернулась к распахнутым воротам Алексы и зашагала к ним в сопровождении толпы болельщиков, скандируя: «Наша "Прима" всех победила!» В воротах «Прима» превратилась в «примадонну».

– Клянусь Одином, это была славная игра! – воскликнул Ян, проводив взглядом удаляющуюся толпу. – А ты что с ними не идёшь?

– Устал? – спросила улыбающаяся Мета.

Измученный, но счастливый Филь кивнул:

– В баню хочу! Пока они гуляют, я пойду в баню. Буду мыться там один, как король!

Анна снисходительно усмехнулась:

– Сходи, Филь, сходи, уж больно от тебя несёт! Да, хочу присоединиться к брату, это была классная игра. Ты был хорош, как никогда, а твоя сестрица превзошла саму себя. Вот только, боюсь, спать нам сегодня из-за неё не придётся.

– Подождите-ка! – Филь видел, что Харпер, обсуждая с командой игру, то и дело бросает в его сторону косые взгляды.

Он решил выяснить, что ему нужно, и заодно задать пару вопросов, которые вертелись у него на языке. Его встретили не очень дружественно, но без угроз.