Текст книги "Школяр"

7

Много лет спустя, оказавшись волей случая в тех местах, я наткнулся на маленький музей Алексы, в котором хранилось всё, что от неё осталось. Среди прочего я обнаружил там два колокола с Сигнальной башни, прославившие её на весь Новый Свет, и, кто бы подумал, позеленевшую от старости морскую рынду в компании с обгорелым дочерна корытом…

Янус Хозек, «Как это было», 57-е издание, Анастасийская Центральная библиотека

Через два отверстия в стенах, служивших окнами, беглецы услышали, что на улице стоит шум и гам. В мельницу тянуло факельным запахом.

«Видать, порядочная собралась там внизу толпа», – подумал Филь и выглянул наружу.

– Вон они, наверху! – раздался крик, хлёсткий звук, и в окно со свистом влетел камень.

Филь спрятался за стену, опасаясь получить в лоб из пращи. Решив проверить, что творится с противоположной стороны, он высунулся в другой проём. За ним была чёрная, кристально ясная ночь. У подножия мельницы никого не было. Толпа собралась у двери, а с этой стороны виднелись только тени людей. Судя по голосам, их было не меньше двух десятков.

Ян обошёл помещение, осторожно ступая, чтобы не навернуться в кромешной тьме. Споткнувшись обо что-то, он пошарил руками вокруг, почмокал чем-то и сказал:

– Я наткнулся на чан с колёсной мазью и доски. На ощупь увесистые, я бы не хотел получить такими по голове.

– Доски ещё рано, – возразил Филь. – Когда мы начнём кидаться, они отбегут от мельницы – и вывалить мазь на них будет сложно. Хватай чан… Ты где?

– Я здесь, шагай на голос, – сказал Ян, потянул носом и хмыкнул: – Или на запах. Только немного толку с этой мази, она почти замёрзла.

Филь разобрал в темноте фигуру друга, склонившегося над стопкой досок. Рядом виднелась невысокая полубочка. Снизу послышался тяжелый удар – видно, преследователи решили всерьёз атаковать дверь.

– Черпай мазь и кидай им на башку! – воскликнул Филь, подавая пример.

Выбрав доску покороче, он зачерпнул ею, сколько мог, шагнул к окну и, высунув доску, перевернул её, пристукнув о камень стены. Увесистый шмат мази полетел вниз, оттуда послышалась грубая брань.

Ян повторил манёвр. Брань усилилась. Судя по крикам, второй шмат угодил кому-то по лицу.

Друзья удвоили натиск, подбадривая друг друга. Едва бочка опустела, Ян высунулся наружу.

– Враги рассеялись, – доложил он. – Стена и крыльцо заляпаны мазью. А хорошо мы постарались, результат налицо!

По стенам мельницы защёлкали камни. Филь оттащил друга от окна.

– Ты двинулся, не видишь, что по нам пуляют?

Один из камней влетел наконец в окно.

– Вижу, – ответил Ян, – но эта деревенщина плохо стреляет и не сумеет попасть в меня.

Он опять выглянул и доложил:

– Кстати, к ним идёт подкрепление. Друг мой, не пора ли нам приняться за доски?

Дважды повторять ему не пришлось. Проследив за пущенной Филем доской, Ян лаконично заметил:

– Не достала, бери выше.

Филь нацелил очередной снаряд повыше, и ночь прорезал чей-то вопль.

– Удачно, – оценил Ян. – Ты попал одному из них по колену. Кажется, он похромал домой.

Следующий вопль был громче.

– Хорошо, – похвалил Ян, – этому угодило по шее. Филь, теперь возьми правее, там идёт пьяница, из-за которого мы оказались в этой переделке, пусть он ощутит на себе десницу Алексы.

Три доски одна за другой полетели в указанном направлении. В ответ мельницу осыпал град камней.

Переждав его, Ян выглянул снова:

– Так, а теперь они бегут!

– Куда, прочь? – обрадовался Филь.

– Нет, к нам. Дай мне доску, я попытаюсь свалить предводителя. Ты уже не попадёшь, они слишком близко.

Он взобрался в проём, взял протянутую Филем доску и с силой пустил её вертикально вниз. У подножия мельницы кто-то сдавленно вскрикнул.

Ян засмеялся:

– Умора, тебе стоит это видеть! Мало того, что всё крыльцо в колёсной мази, а тут ещё доски сыпятся им на головы. Короче, там сейчас куча мала!

Друзья поменялись местами, и Филь увидел, что они успели натворить. В освещенном факелами дворе, заляпанном чёрными пятнами мази и усыпанном досками, собралась, казалось, вся деревня. Половина народу стояла в стороне и глазела наверх, другая бестолково толкалась на скользком крыльце. В воздухе висели сочные проклятия.

– Ого! – поразился Филь. – Да против нас тут целая армия! Он ощутил гордость за то, что они вдвоём сдерживают осаду такого грозного противника, но долго любоваться картиной сражения ему не дали. Два мужика внизу раскрутили пращи, и Филь спрыгнул с окна, спрятавшись за стену. Камни щёлкнули в неё с наружной стороны, и Филя осенила идея. Он опять взобрался в проём и спрятался за очередной доской как за щитом.

– Ян, дай другую! – сказал он.

Без риска получить камнем в голову Филь осмелел. Стараясь выиграть время, он бросал доску, только когда возобновлялась атака на дверь. Последней он бросил ту, за которой прятался, и спрыгнул с окна.

– Всё, Ян, пошли держать дверь!

– Подожди, нам совершенно незачем спешить. Давай дождёмся, когда они сообразят, что им больше не грозит получить по голове. А пока мы высовываемся, они не могут быть в этом уверены.

Ян занял место Филя в проёме. Мимо его уха просвистел камень.

– Отменные стрелки, – засмеялся он, оборачиваясь. – Пожалуй, это будет самое безопасное место во всей мельнице!

Тут он дёрнул головой и свалился к ногам Филя.

– Довыделывался! – воскликнул тот, бросаясь к другу. Заметив, что Ян не шевелится, Филь ощутил холодок в груди. Что, если каменюка была тяжёлая? В темноте он перевернул Яна на спину, нащупал рану на его лице, почувствовал кровь на пальцах, но ничего ужасного не обнаружил, кроме рассечённой кожи.

«Значит, контузило скользящим ударом», – подумал он с облегчением.

Подобное случилось раз с одним из их матросов, получившим шпангоутом по лбу в крутом повороте, а через минуту он уже очнулся.

Ян тоже быстро очнулся.

– Долго я тут лежу? – первым делом поинтересовался он.

– Пару минут! – обрадованно выпалил Филь.

– А почему ты здесь? Эта деревенщина не будет ждать, они же видели, что я упал!

Утирая кровь с лица, Ян вскочил на ноги. Друзья поспешили вниз, но было поздно: дверь висела, отжатая с помощью бревна, видневшегося на пороге, усилиями всей деревни, судя по количеству голов на крыльце и внутри мельницы. Пузатый мельник сдерживал напор людей, опасаясь за свои мешки.

Филь воскликнул, не понижая голоса:

– Эх, Ян, нам крышка! Пропади всё пропадом!

Бежать было некуда, не прыгать же им с мельницы?

Но Филь из упрямства продолжал рыскать глазами в надежде увидеть то, что остальные пропустили.

– Пустяки, староста здесь, так что ещё не всё потеряно, – тихо произнёс Ян. – Он не станет ссориться с Алексой.

Заслышав их голоса, мельник плюнул охранять свою собственность и взлетел по лестнице.

– А-а, злодеи! – взревел он, хватая Филя за шиворот. – Ну теперь вы мне за всё заплатите!

В плечи Яна вцепился здоровяк староста. Ни его, ни мельника не смутили пропитанные навозом школярские робы.

Оказавшись на крыльце, Филь едва не звезданулся, настолько скользким оно сделалось от колёсной мази. Повиснув в руках мельника, он задёргал ногами, и тот принял это за попытку к бегству. Отвесив пленнику затрещину, мельник потащил его в гущу толпы. Филь отплатил ему локтем по брюху, да так, что тот охнул и согнулся пополам. На его место сразу встали двое других, ухватив Филя за руки.

Толпа подалась в стороны, чтобы лучше рассмотреть добычу. Из её недр вынырнул сизолицый мужик, который рвался наказать друзей, когда они наткнулись на свинарник. На его лице красовались следы удара шматом мази, от которой он полностью не избавился.

– Эта сволота ещё дерётся! – рявкнул сизолицый и без замаха врезал беззащитному Филю по скуле.

От подобного вероломства кровь Филя вскипела. Зарычав от злости, он вывернулся из крестьянских рук, сиганул на обидчика, оседлал того спереди, как лошадь, свалил на землю и стал лупить его по лицу, не разбирая, куда попадает. Кулаки, затвердевшие в Хальмстеме, сделали своё дело: сизолицый отбросил его в сторону, как бешеную собаку, вскочил на ноги и дал дёру. Он едва не угодил под копыта показавшейся на улице лошади, потом благополучно исчез в темноте.

Филя снова схватили, но ему не успело перепасть, как появление незнакомого всадника отвлекло внимание толпы. Увидев, кто это, Филь сам утихомирился: перед мельницей на добром коне сидел собственной персоной ректор Алексы Като Иллуги.

В неизменном берете, натянутом на уши, и лёгком плаще не по погоде, ректор настолько не вписывался в собравшееся общество, что невольно приковывал к себе внимание. Рукой в перчатке, которая одна стоила как комплект ученической одежды, он отсалютовал остолбеневшему собранию, соскочил с коня и отвесил изящный поклон.

В толпе зашептались:

– Какой важный… Это их главный! Вроде старосты… Профессор пожаловал… Сейчас всем раздаст на орехи, и своим и чужим… Говорят, сам император его назначал!

За профессором виднелась телега, запряжённая другим конём. На телеге, нахохлившийся и настороженный, сидел Якоб. Было заметно, что его смущает прибытие сюда в компании властителя Алексы. Завидев Филя с Яном, он стал озираться, ища их лошадей.

Светски улыбаясь, профессор Иллуги осмотрел двор и подступы к мельнице, несущие на себе свидетельства осады, затем его взгляд наткнулся на друзей, чей вид доказывал, кто тут главные виновники. Замерев на мгновение, ректор шагнул к старосте.

– Гестор, дорогой! – воскликнул он, пожимая лапу бородача, которую тот был вынужден отцепить от Яна. – Смею надеяться, я не слишком обеспокоил вас в этот поздний час?

– Совсем нет, – угрюмо ответил староста, – вы появились весьма вовремя. Два ваших школяра учинили здесь разгром, и мы собираемся требовать справедливого суда.

Толпа одобрительно загудела. Мужичьё, державшее Филя, вытолкнуло его в центр образовавшегося круга, будто предъявляя вещественное доказательство. Староста толкнул Яна туда же. Древняя старуха на задах толпы мстительно потрясла в воздухе суковатой палкой.

– Суда? – удивился профессор и ещё раз смерил взглядом пленников. – Гестор, о чём вы говорите? Я вижу, эти двое уже в некотором роде пострадали и, думаю, получили свой урок. У одного из них разбита голова, у другого – замечательный синяк под глазом, и оба распространяют вокруг себя абсолютно непристойное амбре. Судя по всему, они уже достаточно наказаны.

– Недостаточно, – сухо возразил староста. – У свинарника снесено полкрыши, загон внутри разломан, свиньи разбежались, их надо ловить. Запас колёсной мази для мельницы оказался на её стенах, крыльце и на наших головах. Сложенные в мельнице доски для ремонта крыльев были сброшены вниз на нас же, когда мы пытались остановить бесчинства. Наконец, вот этот, – староста схватил Филя за плечо и подтащил поближе, – уже будучи схваченным, вырвался и избил одного из пастухов. Вы видели его, когда тот в страхе убегал.

На лице профессора отобразилось совершеннейшее потрясение, когда список деяний наконец исчерпался. Горестно вздохнув, он сказал:

– Я решительно приношу вам свои извинения, Гестор! Это неслыханно – творить такие безобразия. Но, простите меня за нескромный вопрос, может, их вынудили? Не сами же они… э-э… сорвались с цепи подобным образом?

– Их всего лишь заперли в свинарнике, – процедил староста.

– Ага, – сказал профессор и согласно покивал.

Филь готов был поставить сто к одному, что у ректора в голове прокрутились нужные колесики и выдали безошибочный ответ: не сбеги они из свинарника, их бы побили или заставили сидеть там до утра. И то и другое, судя по лёгкому прищуру ректора, в какой-то степени оправдывало поведение подвластных ему учеников.

– Что ж, – воскликнул профессор, – ваши претензии ясны! Могу заверить, Гестор, что ремонт свинарника будет нами оплачен, как и всё остальное ваше сегодняшнее разорение. Но, помилуйте, если вы настаиваете на суде, то там, кроме оплаты материального ущерба, вы должны будете поставить ещё и вопрос морали, вопрос чести, если угодно!

– Какой ещё вопрос чести? – прервал его староста, нахмурившись.

Склонив голову набок, профессор мягко пояснил:

– Да хотя бы этот ваш пастух, чтобы не ходить далеко за примерами… Мне неловко это говорить, но насколько он старше нашего драчуна, раза в два? А насколько тяжелее, раза в три? И кто поверит словам подобного трусишки? Гестор, я бы взял на себя смелость предложить вам не вытаскивать сегодняшний прискорбный конфликт на яркий свет. Лучше будет и для вас, и для нас, если мы замнём его прямо сейчас, особенно для вас. Ведь если эта история разлетится по свету и Империя узнает, что в местной деревне не всё хорошо с мужеством имеющегося здесь населения, то вам, как главе…

Староста потемнел лицом и воскликнул:

– Ладно, ладно, забирайте своих бандитов, но лучше им никогда здесь больше не показываться!

– Премного вам благодарен, – с готовностью ответил профессор и галантно поклонился. – Разрешено ли нам будет воспользоваться нашей общей рекой для катания на санях? Мы как раз подумываем заняться этим в следующие выходные, а то и завтра.

– Только на наш берег не вылазьте, – угрюмо кивнул староста.

– По рукам, – согласился профессор. – Жду от вас утром калькуляцию ущерба! – Он подтолкнул Филя с Яном к телеге, шепча: – Живо туда, и скажите Якобу, пусть гонит в Алексу…

Проложив для них путь сквозь немногочисленную с этой стороны толпу, профессор взял старосту под руку и пошёл с ним не спеша, словно прогуливаясь по летнему лугу.

– Ах, какое здесь чудное небо! – воскликнул он, восхищённо задрав голову. – Скажите, уважаемый Гестор, вам в вашей жизни выпадало когда-нибудь наблюдать солнечное затмение? Это совершенно потрясающе! Нам здесь предстоит увидеть одно, нескоро, правда, зато полное. Я заранее приглашаю вас, Гестор, у нас есть замечательнейший прибор для таких наблюдений, его соорудил… кто бы вы думали…

Когда Якоб развернул телегу, деревенские сообразили, что добыча уходит из рук.

– Держи их! – гаркнули разом несколько глоток, и самые шустрые успели выбежать перед телегой, пока она не разогналась.

– Ну-ка, освободите дорогу, а то вы меня знаете! – крикнул им Якоб и замахнулся на них кнутом.

Как бы ни был он мал в свои шестнадцать в сравнении с взрослым мужичьем, те стушевались и отступили. Остальные, опасаясь обгонять профессора, бочком протискивались мимо него и старосты по обеим сторонам дороги и только потом принимались бежать. Профессор Иллуги не замечал их, продолжая вещать что-то крайне увлекательное, и с таким мечтательным выражением на лице, что казалось, ещё немного – и он примется выискивать по обочинам цветочки, дабы насладиться их запахом. Лёжа на задах телеги, уносящейся в Алексу, Филь заливисто смеялся, глядя на всё это, болтая ногами от восторга.

– Якоб, – сказал он, утерев выступившие слёзы, – а ведь мы оставили там твоих лошадей! Как же ты теперь их будешь выручать?

Якоб отозвался добродушно:

– Ничо, ничо, всё возвернём, главное, что вы сами целы. Мужики у нас дурные, с ними недалеко до беды. Не приди проффессор Иллуги ко мне с рындой, я бы за вас и крайта не дал. А так я сразу узнал её, это нашего старосты рында, и сообчил, что дал вам коней и что вы, скорее всего, в деревне. Ну, тут он вскочил на коня и как заорёт: «Якоб, за мной!» – мы и поскакали.

– А почему он заторопился? – заинтересовался Ян. – Откуда ему было знать, что происходит в деревне?

Они объехали холм и выехали на игровое поле. Конюх ткнул кнутом в Сигнальную башню справа над собой:

– Так он ведь шёл на ужин, когда вдруг как ахнет, а потом выше забора, чуть не до макушки этой башни, вырос столб пламени. А следом к ногам профессора свалилась рында. Я как раз заводил коня, всё видел.

Ян повернулся к Филю:

– М-да, называется «повезло»! Не сунься ты, мой друг, в колодец…

Филь отбросил в сторону мысль о том, что бы тогда случилось, и спросил конюха:

– А этот ваш староста – бывший боцман?

– Он самый, – ответил Якоб, – и рында его, и свинарник его. И ещё целое поле за деревней, для которого он собирает навоз. А крышу он давно хотел чинить, да всё времени не находил. Только чо ж вы такое натворили там, что она улетела в самые небеса?

Ян проговорил задумчиво:

– Нам самим хотелось бы это знать.

Стук копыт догнал их в воротах Алексы. Не слезая с коня, ректор дождался, пока конюх запрёт ворота, и распорядился:

– Якоб, я бы чрезвычайно оценил, если бы ты вместо ужина отвёл этих двоих в баню и как следует их там вымыл.

– Проффессор, сегодня ж учительский день! – удивился конюх.

– Я сейчас попрошу всех оттуда удалиться. В противном случае нашим спасённым придётся спать на улице, в цивильные помещения им в таком виде нельзя. В конюшню, смею предположить, ты их тоже не пустишь.

Якоб обернулся на секунду.

– Не пущу! – заявил он. – А что делать с их одёжей?

– Сожги её, пожалуйста, всю, какая есть. – Ректор потянул носом. – Иначе нам всем придётся бежать из Алексы. Да, и это заодно! – стянув перчатки, он бросил их Яну на колени. – Я передам мадам Багиле, чтобы она принесла ужин и свежую одежду для этих двоих.

Он ускакал вперёд, Якоб не спеша поехал за ним.

После брезгливого жеста профессора Филь утратил весёлость. Отсутствие немедленной необходимости спасать задницу вернуло его в тесные объятия ученической робы, стоявшей колом от замёрзшего навоза. Он не хотел думать, в каком виде сейчас его волосы и лицо. Шерстяной колпак, казалось, примёрз к его голове и ощущался как деревянный. Один Ян сидел как ни в чём не бывало и даже улыбался.

Подъезжая в тоскливом настроении к бане, Филь совсем похолодел от ужаса. Его надежды проскользнуть туда незамеченными развеялись как дым. Профессор Роланд, который, видимо, только разделся, как ему пришлось одеваться, решил не терять времени и выскочил из бани в дохе и онучах с одеждой под мышкой. Споткнувшись в непривычной обувке на ступенях, он выронил одежду и теперь торопливо собирал её, ругаясь на морозе. Кто-то из учеников заметил его комичную фигуру и поспешил к бане, свистнув другим. Когда телега остановилась, рядом с ней оказалось слишком много свидетелей.

– Жуки навозные! – зажав нос, завопил Лофтус-Ляпсус. – Народ, бегите сюда, тут Хозека и Фе привезли всех в дерьме!

– А им идёт, – заметил Ральф Фэйрмон, тоже отиравшийся поблизости. – Особенно Хозеку.

Красавчик Курт Норман пожирал Филя глазами, злорадно ухмыляясь. Его вид говорил, что он сгорает от любопытства узнать, что произошло.

– Якоб, – спросил он, – откуда ты привёз этих несчастных?

– Не твоего ума дело, – ответил тот и треснул кнутовищем прыгающего вокруг телеги Ляпсуса. – А ну, угомонись!

Освободив таким образом место возле телеги, конюх сказал друзьям:

– Раздевайтесь здесь до подштанников.

– О-о! – Ляпсус совсем зашёлся от счастья. – Представление продолжается, их будут пороть на улице!

Якоб погрозил ему кулаком, и тот отбежал подальше.

– Ну? – бросил конюх заробевшим друзьям. – Быстро, пока не замёрзли!

Тянуть в самом деле было нечего, народу только прибывало с каждой секундой.

– Что ж… – Ян подмигнул соратнику по несчастью. Они принялись с отвращением сдирать с себя одежду, и новая волна густого запаха окутала присутствующих. Стоявшая неподалёку белокурая красавица Хелика Локони с отвращением сморщила нос, слишком длинный, по мнению Филя, и подалась назад. Многие сделали то же самое. Взгляд Филя выхватил среди собравшихся удивлённые глаза Габриэль и прищурившуюся Анну.

Когда дело дошло до рубашки, кто-то из присутствующих в толпе девиц заметил:

– Ничего себе плечи у этого Фе!

– Да, крепкий юноша… Интересно, где он так ободрал свои кулаки?

Хелика передёрнулась и томно проговорила, особо ни к кому не обращаясь:

– Полная деревенщина на вид.

Филь не долго думал, чем ей ответить.

– А у тебя зато нос длинный!

– Ну, от меня хоть не воняет, как от выгребной ямы, – оскорблённо высказалась Хелика.

– Да, но я-то скоро буду чистый!

Габриэль расхохоталась в голос так, что стоявшие рядом с ней вздрогнули. Затем к ней присоединился Ян и его сестры. Смущённый Филь поспешил скрыться в предбаннике.

8

Дорогой Като, ты должен мне помочь, император опять заскучал…

Из личного письма секретаря Клемента, Архив Императорского Совета, файл «Алекса, год первый»

– Какой у него синяк!

– А какой шрам!

– Ой, девочки, мне этот белобрысый ужасно нравится!

– А я от Хозека без ума… Эх, был бы он попроще!

Едва Филь с Яном вошли утром в трапезную, как стало ясно, что за ночь отношение к ним круто изменилось. Был тому причиной ректор, конюх, или Габриэль с Анной и Метой успели разболтать о том, что случилось в деревне, только трапезная разом пришла в волнение, и над столами повис гул приветствий:

– Да здравствуют герои осады! Виват Хозек, виват Фе!

Возгласы раздавались отовсюду, в том числе от учительского стола. Профессор Лонерган отсалютовал им кружкой, отец Фабрициус – вилкой с колбаской, Схизматик – надкусанной булкой, а ректор просто подмигнул. Один профессор Роланд только кисло улыбнулся.

Ральф Фэйрмон первым подошёл, пожал Филю руку и, извинившись перед Яном, признал, что был вчера идиотом. За Ральфом подошли Лофтус с малиновым лицом и восторженно улыбающийся Николас Дафти. За ними кинулись все остальные, кто только мог протиснуться между столами. Поздравлениям, рукопожатиям и неистощимым шуткам и насмешкам над жителями деревни не было конца. Поднялся такой шум, что ректор Иллуги был вынужден встать и, вежливо прочистив горло, попросить дать возможность учителям закончить завтрак, а потом пускаться хоть в пляс.

– Ещё я вынужден просить героев вчерашнего происшествия зайти потом в мой кабинет, – закончил он, усаживаясь на место.

– Так, – сказал Филь, направляясь к накрытому столу, – видать, подоспела калькуляция. Ян, давай пойдём сразу после завтрака! Мне интересно, сколько они насчитали.

Иметь наличные деньги свыше двух аспров, что составляло одну пятую империала, в Алексе было запрещено. Как и получать какие-либо посылки от родных и близких. Таково было требование Детской Службы в обмен на согласие отправить в Алексу их лучших учеников, в большинстве своём сирот без гроша в кармане. И до сегодняшнего дня Филь не беспокоился о том, сколько у него с собой денег, ведь даже каретный поезд между Кейплигом и Алексой оплачивала казна. Но если цена визита в деревню составит больше, чем имелось у него с Яном, было бы неплохо, если бы Филя осенило прямо сейчас, где взять недостающую сумму.

– У нас полно времени, придумаем что-нибудь, – сказал Ян, заметив выражение глубокой задумчивости на лице друга.

Фристл Бристо, занятый горячими булками и потому не участвовавший в славословии, сдержанно улыбнулся:

– Недурная выходка, Ян! Я не сомневался, что буду гордиться нашим родством. А ты, Фе, только перестал быть знаменитым, как опять влип. Мне приятно, что я с тобой за одним столом, но берегись: уже поползли слухи, что ты это сделал нарочно, чтобы ещё больше прославиться.

Ян скривился, словно ему попался таракан в булке.

– Фристл, не собирай глупости, а собираешь – не распространяй! Отец говорит: это пошлый приём – давить на чувства и играть на самолюбии… Даром что сам любит пинаться.

– Кто предупреждён, тот вооружён, – хмыкнул Фристл. Их обмен репликами привёл к тому, что Филь против воли развесил уши. И, конечно, тут же услышал за спиной:

– А кто он такой?

– Не знаю. Знаю только, что он водится с Хозеками. Должно быть, важная птица!

– А я слышала, что он сирота.

– Сирота?!

Филь обернулся посмотреть, кого так удивило его сиротство, и наткнулся на широко расставленные синие-синие глаза Иолы Пелед, попавшей в Алексу из школы Детской Службы. Иола сама была сиротой, и Филь ничего не знал о ней, кроме того, что все звали её Ёлкой. Когда она улыбалась, её рот выглядел ужасно большим, однако этот недостаток исправляли появляющиеся ямочки на щеках. Ёлка зарделась и отвернулась.

– Что, вот этот курносый – хозяин Хальмстема? – раздался её недоверчивый шёпот.

Последние слова прозвучали настолько весомо, что Филь вспыхнул от гордости и пошире расправил плечи. Ян сыто откинулся от стола:

– Я поел. Идём?

Не получив ответа, он глянул на Филя, потом на секунду обернулся и с усмешкой уткнулся в свою тарелку.

– А, вот оно что… Советую сразу сказать им, что Хальмстем обошёлся тебе слишком дорого и сейчас вы живёте на пенсию твоей приёмной матери, – произнёс он тихо и ехидно. – Иначе тебе станет сложно жить, когда вокруг тебя начнут водить хороводы.

Иногда он говорил так, что Филь необычайно сильно чувствовал их разницу в возрасте. Это было как с Эшей, но если её в такие моменты он не понимал, то Яна понял, и ему почему-то стало стыдно.

– Лучше сделай как я, – продолжил Ян с той же усмешкой. – Сразу по прибытии в Алексу мои сестры распустили слух, что я помолвлен с колыбели, и тем заранее избавили меня от навязчивого общества.

Красный, не хуже Ляпсуса, Филь вскочил со скамьи:

– Идём, конечно, идём! Скорей, Ян, скорей!

Он вынесся на улицу, подальше от любопытных глаз, и только там снова ощутил себя самим собой.

У профессора Иллуги не было лаборатории, но имелся небольшой кабинет при лекционной комнате. Ранее в ней располагалась дежурная охрана, а в кабинете сидел Главный Смотритель. Филь ещё не бывал здесь и с любопытством огляделся.

Кабинет в лучах утреннего солнца сверкал чистотой. Пол, деревянные стены и даже потолок были отскоблены и отдраены до такой степени, что казалось, только что вышли из-под рубанка столяра. Пол был покрыт лаком, как и стеллаж за письменным столом, полный книг и рулонов пергамента. На одной из полок стеллажа приютилась та самая, чисто отмытая, рында.

За порогом у стены стояла тренога, сваренная из железных стержней, с висящими на ней двумя одинаковыми плащами. Под ней стояли начищенные сапоги. Их хозяин в домашних тапочках сидел за столом.

– Располагайтесь, мои дорогие, – сказал он, делая ударение на последнем слове, и указал друзьям на два табурета у стены. Затем уткнулся в измятый лист перед собой. – Боюсь, у меня для вас не самые приятные новости.

Поёрзав на табурете, Филь решил рубить с плеча:

– Сколько там?

– Тридцать два аспра, – поднимая на него печальные глаза, ответил ректор. – Тридцать два аспра, дружок.

Филь в обалдении впечатался затылком в стену и чуть не упал.

– Они хотят новый каменный свинарник? – воскликнул он с отчаянием. – За эти деньги я сам починю им крышу, ещё и заработаю триста процентов!

Не в силах стерпеть наглый грабеж, он, возмущённый, поворотился к Яну:

– Скажи что-нибудь, это же не лезет ни в какие ворота! Давай поторгуемся!

Удивлённый не меньше Филя, Ян спросил:

– Больше трёх империалов, как это может быть, профессор? Это очень дорого. У нас содержание Меноны обходится в эти деньги в месяц.

– Или содержание Алексы за неделю, – кивнул ему ректор. – Но торговаться мы не станем, это окончательная сумма. В неё вошёл моральный ущерб жителям, на который я был вынужден согласиться. Долг будет оплачен из фондов Алексы, которые, боюсь вас огорчить, вы должны возместить немедленно… э-э… скажем, в течение двух недель, чтобы нам было что есть и чем топить в конце декабря. И я прошу прощения, но вы также должны будете подробно описать свой вчерашний анабасис.

Он положил перед ними на стол листы бумаги и двинул вперёд чернильницу с двумя очинёнными перьями:

– Приступайте! После того как закончите, Хозек, я настоятельно советую вам посетить лабораторию профессора Фабрициуса, он пробудет там сегодня весь день. Ваш шрам выглядит не очень здраво, пусть профессор глянет на него, хорошо?

Затем ректор сделал странную вещь: откинувшись в кресле, он снял потрёпанную книгу с полки за своей спиной и сложил ноги, одетые в шерстяные носки, на стол. К удивлению Филя, Ян на это тяжело вздохнул.

Прокорпев над описанием вчерашних приключений больше часа, друзья выскочили на улицу, где вовсю сияло зимнее солнце.

– Идём к Схизматику? – спросил Филь. – Твоя ссадина в самом деле красная.

– Неплохо бы сначала решить нашу денежную проблему, – сказал Ян. – Профессор нам не спустит её с рук.

– А что означали его ноги на столе? – поинтересовался Филь.

– Что он совсем не рад нашей проделке в противоположность прочим и дал это понять. Вот что, Филь, я собираюсь найти моих сестёр и ограбить их поскорей, тебе советую проделать то же с Габриэль. Встретимся в дормитории!

Через полчаса Филь, запыхавшись, ворвался в комнату и увидел, что все Хозеки в сборе, а на столе поблескивают шесть серебряных монет.

– Ты нашёл Габриэль? – спросил его Ян.

Мета сказала с улыбкой:

– Давай сюда свои тоже, разоритель!

– Нет, – ответил Филь, ныряя в сундук. – Она куда-то провалилась, но я наткнулся на Палетту. Обещала передать, что я её ищу.

Он выложил монеты на стол и произнёс озадачено: – Послушайте, объясните загадку, почему я сегодня то и дело слышу за собой шёпот, что я сирота? Мне это начинает надоедать!

Мета пояснила:

– Потому что ты обеспеченный сирота.

Филь дёрнул плечом, показывая, что ничего не понял. Анна хмыкнула иронично:

– Да просто всё! Жена сироты в случае его смерти унаследует его состояние. Но тебе, Филь, это не грозит, у тебя четыре сестры, пусть названые. Так что твоя жена не получит ничего, кроме пенсии за детей.

– А если у неё не будет детей? – спросил он.

– А бездетная пойдёт гулять, свистя в кулак, что ещё ей останется? Или вернётся к кровным родственникам.

Филь вспомнил, что уже читал про это в Семейном Уложении в те дни, когда помогал Ювеналию Петра составлять купчую на Хальмстем.

– В очередной раз убеждаюсь, что здесь чокнутые семейные законы, – проговорил он поражённо.

– Это последствия нашей долгой жизни под сердарами, – отозвалась Мета.

– Не обращай внимания, Филь, и ты скоро привыкнешь, – добавила Анна. – О, а вот и твоя сестрица!

Габриэль ворвалась в комнату, будто спеша на пожар.

– Я тороплюсь, – выдохнула она. – Мне Палетта рассказала, что ты ищешь меня и тебе понадобились деньги. Сколько тебе нужно?

Она вынула из кармана кошелёк, вышитый цветочками.

– Все две монеты, – сказал Филь. – Можно?

– Конечно!

Вручив ему кошелёк, она воскликнула, вылетая в двери:

– А вы зря тут сидите! Якоб приволок из деревни четверо новых саней, сейчас будем кататься с холма!

Филь, для которого это была неизвестная забава, сразу засобирался. Хозеки тоже оказались не прочь покататься. Ссыпав в цветастый кошелёк всё, что было на столе, Филь сунул его в сундук, и они вчетвером выбежали в коридор. Мимо них торопливо протопал Фристл Бристо.

– Эй, Фристл, – крикнул Ян в его спину, – твои два аспра ещё целы?

– Да-а! – раздалось с лестницы.

– Отдай их мне, сочтёмся на каникулах!

– Хорошо-о!

– С чего все так торопятся? – спросила Анна недоумённо.

– Там, наверное, очередь, – сообразил Филь. – Саней всего четыре, а нас сотня человек.