Текст книги "Школяр"

– Мы не можем воевать со всем Старым Светом, но это обязательно случится, если мы станем преследовать там своих преступников. Да и никто не поверит им, что буквально за углом находится другой мир, а чтобы одолеть нас, потребуется немалая армия. Им не собрать такую. Скажите, вы владеете мечом? – спросил он у Эши.

– Нет, мечом я не владею, но я неплохо владею ножом!

– Тем не менее вы получите меч. Noblesse oblige, – произнёс Мастер с французским прононсом, – положение обязывает. У вас нет права вызывать там сомнения в своём статусе. Мы также выдадим вам латы. А чтобы вы не утонули в них, добавим сердарскую лорику, обычная будет вам тяжела.

Филь подумал, что хоть что-то стоящее. Защитную сердарскую рубаху, на вид будто собранную из тонких деревянных планочек, не брали ни меч, ни стрела.

Эша выглядела не очень счастливой после перечисления всего, во что ей предстояло облачиться, но возражать не стала, только спросив:

– Коня-то дадите? А то ведь я рухну во всём этом прямо за Вратами!

– Дам, – сказал Мастер.

– А куда мне доставить отчёт? Я не желаю лишний раз проходить Границу.

– Вложите его в подходящую бутылку, зажгите Врата, когда удобно, адресуйте бутылку мне и бросьте её сюда. Мы регулярно патрулируем Периметр, её найдут и подберут.

Казалось, он испытывает облегчение оттого, что Эша согласилась.

Она рассмеялась:

– Мастер, не надо мучить людей! Я наполовину сердар и могу открыть Врата хоть во двор этого замка. Буду кидать недалеко от моста. – Она рывком поднялась из-за стола. – Ну что, тогда пойдём одеваться?

– То есть вы тверды в своём намерении покинуть Хальмстем немедленно?

– А чего с этим тянуть!

Через полчаса Эша спускалась по мосту в полном облачении, шагая за Филем, который вёл в поводу коня. Сержант Коди, отвернувшись, сделал вид, что не заметил процессию. Руфина с Лентолой тоже не провожали её по настойчивой просьбе Мастера.

Стриженные под корень русые волосы Эши были спрятаны под шерстяным подшлемником. Её лицо напоминало теперь итальянскую мадонну или совсем молодого юношу.

Шлем с забралом она несла в руке. Перчатки были пристёгнуты к поясу, как и довольно потрёпанные на вид ножны меча. Эша словно раздалась во все стороны и стала более приземистой, а ширине её плеч в латах позавидовал бы Ирений. Её щёки горели в предвкушении путешествия. Когда они повернули направо от моста, она вздохнула.

– Буквально переживаю за тебя, Филь! Отчётливо вижу в тебе счастливого человека, который что хочет, то и делает. Это и пугает. Ты пытайся иногда заглядывать дальше, чем видно сейчас. И ещё подумай, пожалуйста, как избавить мир от этого железа! – Она постучала себя по груди. – В этой сбруе я через неделю буду вонять, как настоящий кавалер.

Достав раковину, она отвернулась и стояла так довольно долго, прежде чем опустить её перед собой на песок. Филя защекотали иголочки близкорасположенных Врат, а потом они сами развернулись перед ним невидимым на солнце занавесом, за которым виднелось поле созревшей пшеницы.

Вспомнив о валяющейся в сундуке раковине, он взмолился:

– Эша, я не понимаю, как вы это проделываете с Лентолой! Научи!

Она покачала головой:

– Это не для тебя… не надо. Оставайся таким, какой ты есть. Если ты когда-нибудь научишься, я буду знать, что в твоей жизни произошло что-то очень страшное. Только это сможет изменить тебя, именно тебя, настолько, чтобы раковина открыла Врата. Но это будешь уже не ты.

Филь в очередной раз испугался зловещих предсказаний, связанных с раковиной, и опять решил забыть про неё. Не успела Эша шагнуть за прозрачную занавесь, он крикнул:

– Постой! – У него задрожали губы, и он потерянно шмыгнул носом. – Эша, возвращайся когда-нибудь!

– Я вернусь, – улыбнулась она, – даже не сомневайся. А знаешь, ты отлично смотришься на фоне этого замка!

Остаток лета Филь провёл в остервенелом труде, не имея ничего другого, чем ещё заняться. Но ему не было скучно от однообразной работы. То немногое, что успела сказать Эша за свой визит, принесло ему больше пищи для размышлений, чем всё общение с девицами Алексы.

Он переваривал услышанное вплоть до конца августа, когда, за неделю до его отъезда в Алексу, в Хальмстем прибыла коляска, присланная за ним из Меноны. А накануне, после заката, Мастер вызвал Филя к себе. На столе перед ним россыпью лежали оторванные углы чертежей с подписью хальмстемского архитектора, короткая записка Эши и осколки раковины.

16

В то лето, с тревогой ожидая Филя в Меноне, я делал с сестрами ставки на то, как долго он сможет вынести нашего отца. У одной не было сомнений, что они подерутся в первый вечер. Другая верила в дуэль на второй день. Ямсе считал, что Филь задушит отца ночью подушкой. Как оказалось, мы все ошибались…

Янус Хозек, «Как это было», 57-е издание, Анастасийская Центральная библиотека

Главный имперский архивариус Кардо Хозек – пятидесяти лет, юрист средней руки и большой крючкотвор – был человеком, которого ненавидела вся округа. По этой причине его обширное поместье, за исключением сданных в аренду полей, окружала стена двухметровых зарослей колючей чилики, а дом представлял собой крепость. Он возвышался посреди старой дубравы, массивный, трёхэтажный, многоугольной формы, с узкими бойницеобразными окнами на первом этаже, шире – на втором и большими на третьем. Над домом торчали четыре печные трубы.

Стены из чилики сходились к въездным воротам, сваренным из заострённых кованых прутьев, за которыми, брызжа слюной, метались в ярости два пса.

Кучер остановил коляску у ворот и окликнул Филя, направившегося исследовать цепь, связывавшую створки:

– Даже не думай! Сейчас выйдет хозяин, он откроет. Этих тварей слышно на другом конце поместья.

– А он что, самолично запускает сюда? – поразился Филь. Его голос потонул в хриплом лае.

– Бывает, что разрешает своим детям, но только когда сам в отъезде. Там внутри есть всё, что душе угодно, даже лес и река, им никто не нужен. А тех слуг, которые рвутся наружу, господин Хозек сразу увольняет. Я сижу тут уже второй год, постоянно вожу его в Кейплиг, но чувствую, что скоро тоже захочу уйти. Эх, если б он платил чуть меньше!

Филь покрутил головой, разглядывая уменьшенную версию Алексы. Он начал понимать, почему близнецы сделались его друзьями с первого дня их знакомства: в сравнении с ними он был свободен как птица.

– Я не верю, что тут только одни ворота, – сказал он больше самому себе. – Что они, как дураки, сами себя заперли… Неудобно же!

– С другой стороны есть незагороженный вход через лабиринт из колючек, – ответил кучер. – Но его ещё никто не прошёл, кроме господских детей.

С недельной щетиной на остроносом лице и седым венчиком волос вокруг обширной лысины, к воротам подскочил невысокий человек в зелёном кафтане с заряженным арбалетом в руке.

– Кто такие? – грозно рыкнул он сквозь прутья и, обернувшись, отогнал собак: – Кокос, Персик, на место!

Филь гыкнул на клички, подходившие характерам псов, как корове седло. Господин в кафтане наставил на него арбалет.

– Чего тыкаешь? Ты кто такой, ещё раз спрашиваю? Кто он такой? – напустился он на кучера. – Ты где его взял?

– Дык ведь, – растерялся кучер, – вы сами велели. Это же пацанёнок из Хальмстема!

Господин в кафтане метнул в Филя недобрый взгляд:

– Откуда знаешь, что именно он? Тебе его представили или он сам подошёл к тебе в Хальмстеме и сел в коляску? И ты, олух, приволок тайного вражину к нам в дом!

– Его не представляли, – спал с лица кучер, и господин в кафтане злобно прошипел:

– Ага, вот оно как!

Из-за колючей стены послышался стук копыт, и к воротам на холёных конях подлетели Ян с Метой, словно принц с принцессой, оба в белых батистовых рубашках и чёрных бриджах.

– Папа, пусти его, это же он! – встревоженно воскликнула Мета.

Ян приветливо помахал Филю рукой. Стоя под прицелом, тот не рискнул сделать то же. Не спуская с него глаз и не опуская арбалета, господин Хозек спросил:

– Какой ещё «он»?

– Филь Фе, мы для него просили у тебя коляску!

– Отец, я подтверждаю, что это Филь Фе, – подмигнув Филю, сказал Ян. – Пропусти его, пожалуйста!

– Тебе, Исчадие, я верю, – проворчал господин Хозек и, ловко повесив арбалет на руку, достал из кармана кафтана огромный ключ.

Так Филь познакомился с отцом своих друзей. Пока Ян с Метой отводили лошадей на конюшню, господин Хозек проехался с Филем по усыпанной песком дорожке к дому и подчеркнуто галантно распахнул перед ним крепкую дверь.

– Что ж, добрый человек, – сказал он с заметным ехидством, – заходи, коли приехал. Чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях!

Это было двусмысленное приглашение. Филь стал опасаться, что его четырёхдневное пребывание здесь может выйти совсем не таким весёлым, каким представлялось. Он поклялся себе держать нос по ветру и перешагнул порог.

И тут он увидел внутренности дома. Посреди огороженного стенами пространства размером в две-три комнаты Руфины торчал ствол дуба. Голый, без коры, шагов шесть в поперечнике, с огромным дуплом, он рос из досок пола и исчезал в потолке. Сквозь дупло было видно, что ствол внутри полый. В его толще были вырезаны ступени, уходящие спиралью наверх.

В дальнем конце гостиной на полу лежал дорогущий ковёр, на котором в беспорядке валялись расшитые подушки. Направо от него вокруг низкого столика стояли полукругом четыре кресла.

Пол от двери слева покрывала отполированная до блеска железная пластина. Она упиралась в каменную печь с двумя отделениями для выпечки и жерлом очага внизу. У печи, сложив ноги в сапогах на кромку очага, сидела Анна, тоже одетая в рубашку и бриджи, и, покачиваясь на ножках стула, грызла яблоко, держа на коленях открытую книгу.

– О, привет, странничек, – рассеянно улыбнулась она и помахала Филю надкусанным яблоком. – Заходи, располагайся!

Получив пинка от собственного сундука, который кучер с размаху поставил на крыльцо, Филь влетел в дом и затормозил у дуба. Анна хмыкнула и вернулась к чтению. Филь с кучером понесли сундук внутрь.

– Шагайте сразу в жёлтую комнату на второй этаж, – распорядился господин Хозек.

Филь пёр сундук, стараясь не звездануться на голову помогавшему кучеру или на господина Хозека, наблюдавшего за их подъёмом. В дупле было светло, и, задрав голову, он увидел, что ствол дерева заканчивается круглым застеклённым окном.

– Я слышал, ты сын рыночного торговца, – послышался снизу голос господина Хозека. – У тебя врождённый талант к перетаскиванию багажа!

Филь учуял комплимент того сорта, который сам, бывало, отвешивал.

– А у вас врождённые способности дворецкого, – огрызнулся он, поняв, что терять нечего и лучше сразу скрестить мечи, чем безмолвно терпеть этого господина.

– Бац, – это был голос Анны, – один – ноль в его пользу, папочка!

– Молчи, Колючка! – сердито бросил ей господин Хозек.

Филь опустил сундук на пол скромно обставленной комнаты, дверь которой была выкрашена в жёлтый цвет. Ещё четыре двери, располагавшиеся по кругу, были выкрашены в красный, зелёный, голубой и фиолетовый. Кучер ушёл, и Филь, открыв окно, выглянул наружу.

Поместье сверху выглядело ещё значительней. Через листву деревьев, окружавших дом, просвечивал десяток приземистых, но добротных изб, стоявших на опушке рощи. Рядом виднелись многочисленные хозяйственные постройки. За ними чуть не до горизонта тянулся лес, который обхватывала колючая стена.

Выйдя в круглый коридор, Филь почувствовал себя крайне неуютно. Более идиотское расположение комнат было трудно представить. Уверившись, что у господина Хозека не всё в порядке с головой, он захотел проверить, что на третьем этаже, но не решился и спустился вниз, где прямо у входа в дупло его поджидал хозяин.

– Что ты так долго ходишь? – с подозрением спросил господин Хозек. – Шарился по дому?

– Папа, постыдись! – раздался от дверей возмущённый голос Меты.

Они с Яном успели вернуться.

– Чего мне стыдиться в собственном доме? – пробормотал господин Хозек.

Протиснувшись мимо гостя, он поспешил наверх, а Филь оглядел друзей, считая оставшееся время до отъезда. Одновременно он вычислял, сколько сундуков с его одеждой можно купить за их скромные на вид наряды: подобной выделки рубашки и бриджи не продаются на рынке, их шьют на заказ.

Глядя на Мету, которая выглядела как статуэтка из тонкого фарфора, Филь впервые почувствовал сомнение в том, что дорого одеваться – это пустая трата денег. А поймав себя на том, что бирюком уставился на девушку, смутился и прошёл к печи, без интереса заглянув в отделение для выпечки, оказавшееся пустым.

Оторвавшись от чтения, Анна заметила ехидно:

– Что-то ты быстро заскучал! Зря, у тебя было удачное начало. Как истинный сибарит, папочка не потерпит некомфортную для себя среду и или выгонит тебя, или сдастся.

– А что уже произошло? – заинтересовалась Мета.

Ян шагнул ближе. Анна пересказала обмен репликами на лестнице, и он воскликнул:

– Дорогой друг, тебе осталось день простоять да ночь продержаться! Ты молодец, только не сдавайся. Должен же у нас быть хоть один товарищ, которого мы можем принять дома!

Мета тронула Филя за рукав:

– Филь, ты должен понять, что ещё никто не давал ему отпора на равных. Все только смертельно обижаются, а он считает это слабостью. Мы сомневались, но решили, что ты выживешь, уж больно ты… неугомонный. Расскажи нам, что ты делал в Хальмстеме.

Филь почувствовал себя значительно лучше. Справа от Анны за дубом, как оказалось, прятался обеденный стол с двумя корзинами свежих яблок. Филь захлопнул дверцу печи и потянулся за яблоком.

– Колючка, Цаца, накормите прибывшего, а то он уже лазает по печкам, – задиристо произнёс господин Хозек, снова появляясь в своеобразной «гостиной». – Я пока прогуляюсь в лесочке.

Скептически оглядев Филя, успевшего откусить от яблока, он спросил:

– Ты в этом собрался садиться за стол?

Тот не раздумывая ответил, одновременно жуя:

– С удовольствием приму в подарок что-нибудь получше.

– Бац! – не поднимая головы, сказала Анна.

Господин Хозек рыкнул в её сторону, как дикий зверь.

Анна чуть заметно улыбнулась, и он снова перевёл взгляд на Филя:

– Приведи ко мне потом Кокоса с Персиком, я хочу дать им побегать за палкой. Увидишь за рощей бревенчатые дома, я буду за ними на опушке. Если собрался тут гостить, надо узнавать места.

Не успел он скрыться в двери, как близнецы воскликнули в голос:

– Не ходи!

– Не собираюсь, – подтвердил Филь и со смехом спросил, радуясь, что они с ним заодно: – А кто такие «колючка» с «цацей»?

Анна ответила, как он предполагал:

– Я – Колючка. Это наши прозвища, которыми он наградил нас в детстве. Мета будет Цаца. Когда она слишком важничает, то Цаца-пеца. Ян большую часть времени у него Исчадие, но иногда – Эпигон.

Ян сказал, высматривая что-то в окне:

– Это когда он хочет показать, что разочарован мной… Всё, ушёл!

Мета шагнула к Филю, её глаза сделались тревожными. Анна тоже развернулась к нему на стуле, захлопнула книжку и швырнула её на обеденный стол.

– Филь, рассказывай, что там в Кейплиге и Хальмстеме, – потребовала она отрывисто. – Рассказывай что-нибудь, мы тут скоро с ума сойдём!

Он опешил, не понимая, как за два месяца можно настолько соскучиться по новостям, но потом Ян сказал, не отрываясь от окна:

– Дела нашего отца плохи, он второй месяц под домашним арестом. Архив в Кейплиге вскрыли и унесли оттуда какую-то важную бумагу, подозревают его, хотя он и побывал под официальным допросом. Ты ничего об этом не знаешь? Может, ты слышал что-нибудь?

Мета проговорила несчастным голосом:

– Филь, нас держат в полном неведении! Но мы знаем, что расследованием руководит лично Клемент, а это значит, что тот документ был крайне важный, и, если его не найти, отцу не поздоровится. Мы готовы сами отправиться на его поиски, но нам нужна хоть какая-то зацепка.

Анна бросила ей раздражённо:

– Мета, какой Клемент, при чём тут Клемент? В день обнаружения пропажи в Кейплиге устроили облаву с эмпаротами, ты хоть подумай, что это значит! Последний раз так искали Бергтора, а это было сто лет назад!

Филь захлопал глазами:

– Что такое облава с эмпаротами?

– Да расставили их цепью по всему городу и не давали никому пройти без короткого допроса, – пояснила Анна нетерпеливо.

– Выловили пару известных разбойников и кучу жуликов, но вора не поймали, – сказал Ян.

– И этим погубили десяток эмпаротов, – вздохнула Мета, – которые перетрудились. Дорогая плата! Сердаров у нас совсем немного, эмпаротов того меньше, а от них зависит наша юстиция.

– Мета, это был шаг отчаяния, – напомнил Ян.

Дожевав яблоко, Филь взял второе. У него всё сложилось, и он был готов обрадовать друзей, что их беды позади. Он только хотел понять, откуда в нём появилась уверенность, что то, о чём помянула Мета, и толкнуло Мастера на посылку Эши в Старый Свет.

– Успокойтесь, господа, – с достоинством проговорил он, осознавая, какую важную новость несёт. – Кража раскрыта, вам ничего не грозит.

Ян и Мета, избегая лишних слов, вопросительно глянули на него.

– Откуда это известно? – выпалила Анна и передразнила: – «Господа…» Нахватался в своём Хальмстеме!

– От самого Мастера де Хавелока, – сказал Филь, добродушно улыбаясь. – Это были чертежи нового замка, которые стащил архивный служка по имени Муттарт и передал их другому типу, который, в свою очередь, сбежал с ними в Старый Свет. Бумаги… уже в безопасности, служку поймают не сегодня завтра, а второй тип не вернётся, потому что его раковину разбили. А теперь я хочу узнать, что общего между сердарами и эмпаротами!

От счастливой улыбки Меты у него ёкнуло в груди. Но она кинулась на шею не ему, а Яну.

– Наконец-то, – воскликнула она с облегчением, – наконец этот ужас закончился!

Анна тоже улыбнулась и со вкусом потянулась:

– Эх, хорошо иметь собственный источник в высших сферах! Надо бы не забыть обрадовать папочку, а то у него вскоре будет несварение желудка. Говоришь, сердары и эмпароты? Да чего тут рассказывать: многие сердары несут в себе наследственную болезнь, которая проявляется в детях, рождённых от людей. Девочки обычно вскоре умирают, а мальчики вырастают в эмпаротов. Всё ясно?

– Ага, – сказал Филь.

Получалось, что отец Эши наградил её болезнью, от которой её спасли только многолетние усилия матери, чего тут неясного? А Мастер использовал Эшу как почти законченного эмпарота, неотличимого от обычных людей. Эдакий идеальный шпион. Немудрено сбежать из дому, когда знаешь, что вообще-то ты урод, и те, кто знает об этом, стараются не подавать тебе руки.

Его мысли прервал возглас Яна:

– Возвращается! Филь, ты в самом деле голоден или потерпишь до обеда, а пока мы покажем тебе, что тут и как?

Филь не успел ответить, что с удовольствием перекусит, ибо выехал из Хальмстема в пять утра, как Анна вдруг взвилась не хуже баньши:

– Ян, мы скоро спятим от этих прогулок! Я всю задницу уже протёрла в седле и истоптала ноги, мало вам Алексы! От папочки не скроешься, – сбавила она тон, заметив, что Филь вздрогнул от её воплей. – Наш дуб высох сто лет назад и замечательно проводит звуки, а заканчивается он на крыше. У папочки же отличный слух, и стоит ему встать внутри ствола на любом этаже, как он всё слышит. Вот мы и гуляем целыми днями по Меноне с того дня, как он тут засел.

Филь спросил недоверчиво:

– А как же вы так смело обсуждали его тогда, когда он ещё не ушёл?

Ян скороговоркой проговорил, пятясь от дверей:

– Только так ему можно дать понять, что он зарвался. Если в лицо, он начинает ругаться.

– А когда он ругается… – сказала Мета и не закончила. Дверь распахнулась, и господин Хозек ворвался в дом, тряся красной от гнева лысиной.

– Я же просил, чтобы ты привёл ко мне собак! – рявкнул он с порога на Филя.

Тот собрал всё своё мужество и ответил:

– Я посчитал, что в лесу уже бегает достаточно страшных созданий.

– Бац! – послышался голос Анны из дупла.

Господин Хозек погрозил дуплу кулаком и тут же испустил новый вопль, выпучив зелёные глаза на Яна с Метой, загородивших собой Филя:

– Исчадие, Цаца, в чём дело, почему ещё не переоделись? Вы битый час толчётесь здесь в этой одежде, весь дом провонял вашими конями! Я обещал, что пущу их на колбасу, если такое повторится, и, клянусь Одином, я сдержу слово!

Слушая его, спрятавшись за стволом дуба, Филь догадался, от кого Анна получила свой темперамент.

– Папочка, не кричи на нас! – раздался сверху её голос. Промаршировав к дуплу, господин Хозек исступлённо проорал в него:

– Кричать на своих детей – единственное удовольствие, которое я получаю от родительских обязанностей! – Он пошёл кругами по гостиной, злобно пиная подушки. – Когда вы все только повыйдете наконец замуж?

Ян взял Мету за руку, поманил Филя, и, пока господин Хозек, рыча, двигался в одну сторону, они втроём продвигались в другом направлении.

– Пап, можно, я лучше женюсь? – спросил Ян, осторожно выглянув из дупла, когда Филь с Метой были уже в стволе.

– Тебе можно, – проворчал господин Хозек несколько тише.

Третий этаж, куда близнецы затянули Филя, состоял из четырёх жилых, двух гардеробных и кучи подсобных комнат. Они все были расположены по кругу. Из сбивчивых объяснений Яна на лестнице Филь узнал, что дом перешёл к тогда ещё молодому господину Хозеку по счастливому стечению обстоятельств: казна выставила его на торги как выморочное имущество, и юный архивариус, услышав об этом, не поленился пройти по выпавшему накануне глубокому снегу несколько миль, чтобы подать заявку. Оказавшись единственным покупателем, он забрал дом за бесценок, а позже прикупил к нему земли.

Дверь в гардеробную напротив лестницы была открыта. Внутри виднелись два платяных шкафа, обширных и громоздких, и третий поменьше. Стоя к ним спиной, Анна критически оглядывала себя в висевшее на стене зеркало.

– М-да, – протянула она вполголоса, – что досталось, с тем будет трудно жить!

Это, очевидно, не относилось к платью, в которое она перелезла из рубахи с бриджами. Дымчато-серое, бестелесное, как плотный туман, платье стягивала серебряная цепочка с крупными звеньями и грушевидными жемчужинами на концах. Всё это смотрелось на Анне значительно лучше, чем кружевной ужас, в который она разрядилась зимой на день рождения.

Заметив Филя с Метой, она вышла в коридор:

– Как там внизу, я слышала, нас опять выдают замуж?

– Хуже, чем вчера, – подтвердила Мета.

– Но, кажется, он успокаивается, – заметил Ян.

– Тогда я вовремя переоделась, – кивнула Анна, – сейчас пойду обрадую его новостями к нашему всеобщему счастью. Дайте мне минут десять… Чего уставился, тебе тоже не худо переодеться, – сказала она Филю, – а то у папочки скоро разовьётся когнитивный диссонанс между твоим видом и статусом. Он у нас очень нежный в таких вопросах.

Филь окинул взглядом свои обычные для лета полотняные штаны, рубаху и сандалии.

– В школьную одежду? – спросил он. – Другой у меня нет.

– Ну если хочешь выглядеть как дохлая мышь, – сказала Анна и поспешила вниз.

Ян с Метой обменялись взглядами. Приглашая Филя за собой, Ян шагнул в соседнюю гардеробную.

– Точно, это в Алексе ты можешь ходить расхристанный. Здесь, если мы не хотим ежедневно слушать этот рык, нам придётся тебя одеть!

Он открыл ближайший шкаф и принялся выборочно выхватывать оттуда рубашки, штаны и камзолы, бросая их себе за спину. Мета скрылась там, откуда вышла Анна.

Ян накидал за собой кучу одежды и принялся стаскивать с себя сапоги. Поставив их на лавку, уставленную разнообразной обувью, он выбрал себе другие, покороче, и кинул в кучу ещё одни, сочно-коричневого цвета.

– Эти должны тебе подойти, они мне велики.

Филь с первого взгляда определил ягнячью кожу и стоимость сапог в дюжину тех, которыми он топтал дороги, будучи вестником. Ян, в нижнем белье, уже запихивал конное обмундирование в шкаф поменьше.

– Не знаешь, что надеть? – обернувшись, спросил он. – Надень пока вот эти синие штаны. А Мета придёт, она подберёт тебе рубашку и всё остальное.

Филь сделал, как он сказал, и оказался в неожиданно удобных сапогах, которые он не чувствовал на ноге. Не веря себе, он прошёлся по гардеробной и, если бы умел, пустился бы в пляс от радости, настолько ему понравилась новая обувка. В ней он мог легко покрыть расстояние отсюда до Кейплига, на которое в прошлый раз у него ушёл весь день. Он расцвёл до ушей.

– Знаешь, Ян, я ещё никогда ни в чём удобней не ходил! Где ты такие взял?

– Они шиты на заказ, здесь всё шито на заказ. Вот разбогатеешь по-настоящему, а не как с Хальмстемом, я дам тебе адрес нашего сапожника и портного, они тебя оденут и обуют с ног до головы.

– А как разбогател ваш отец?

Ян ответил, одеваясь в белую, на сей раз шёлковую, рубаху и опять чёрные штаны:

– Он отличный классификатор и знает родословные всех известных семей. Эти знания он употребил себе на пользу когда был молодым. В первом случае он раскопал, что наследник огромных земель рядом с нами совсем не наследник, а прижитый на стороне бастард. Он объявил об этом во всеуслышание и заявил свои права на землю как представитель дальней, но единственной сохранившейся кровной ветви. Во второй раз он явился на похороны своего двоюродного дяди, после которого тоже осталась земля, но не было семьи, к которой она отходила бы напрямую. А остальные родственники выжидали, кто быстрей умрёт, боясь нарушить шаткое равновесие. Отец сорвал с шеи покойника ключ от шкатулки с драгоценностями и таким способом вступил в наследство всей собственности. Суд признал это, потому что отец действовал как человек, недвусмысленно объявивший свои права, а других объявителей не нашлось. Как ты понимаешь, это друзей ему не прибавило, но он не переживает. Что? – спросил Ян, заметив, что его друг восхищённо смотрит на него во все глаза.

– Он же деловой гений! – воскликнул Филь, захлебываясь от восторга. – Точный расчёт, один удар – и мешок с золотом падает в руки! Слушай, Ян, я тоже так хочу! А где учатся на архивариуса?

От нетерпения он заметался в тесном пространстве между шкафом и грудой белья, соображая, в какой из секций библиотеки Алексы он может найти что-нибудь подходящее.

– Архивное дело здесь ни при чём, – сказал Ян, открывая дверь на стук Меты. – Ты должен любить копаться в родословных.

Каштановые волосы Меты поддерживало золотое украшение в виде венка. Платье на ней было зелёное, в тон глазам, шёлковое, с шитьём золотой нитью по вороту, рукавам и подолу. Длинные рукава расширялись вниз от локтя, в их прорези была видна нежно-лимонная рубашка-камиза.

У Филя перехватило дыхание. Вспомнив, к чему это привело последний раз, он коротко выдохнул и лишь постарался запечатлеть такую Мету в своей памяти. Прятаться в незнакомом поместье ему не хотелось. Он лучше потратит имеющиеся у него два года форы с пользой, а там посмотрит!

Близнецы принялись вертеть его вокруг себя, примеряя к нему разные рубашки, но ни одна не подходила.

– Ты слишком коренастый, – бросила Мета в сердцах. – Ещё немного, и я бы сказала, что ты крестьянин. Всё, что на Яна, тебе будет мало, а рукава будут длинны.

Ян открыл второй шкаф и достал оттуда пару рубашек большего размера:

– Наденем на него отцовскую, тот всё равно не знает, сколько их всего!

В результате на Филя надели тонкую, из выбеленного льна, рубашку-камизу, сверху – серую тунику-безрукавку и подпоясали его широким мягким кожаным ремнём.

Поставив его перед зеркалом, Мета удовлетворённо проговорила:

– Что ж, у тебя нет ни особой красоты, ни манер, но одет ты теперь прилично!

Филю понравилось, что он увидел в зеркале, и он подмигнул самому себе. Там же, в зеркале, за его правым плечом виднелась довольная Мета, за левым стоял Ян.

– Зато есть харизма, которую он упорно не выпускает наружу, – произнёс Ян с оттенком ревности.

– Иногда выпускает, – улыбнулась Мета. – Агуста пала её жертвой, забыл?

– Жертвой чего она пала? – переспросил Филь, заинтересовавшись.

– Это тебе рано знать, – с достоинством произнесла Мета. – А то в Алексе станет невозможно учиться. Ты после ударился в учёбу и не видел, как показанный тобой пример головокружительного ухаживания подхватили многие. Один Курт Норман провёл не меньше недели в колодце.

Покинув гардеробную, они один за другим шагнули в ствол дерева. Спускаясь позади всех, Филь миролюбиво проговорил:

– Мета, будет тебе, вот пустяки! Я давно позабыл Агусту, а потом Флав мне запретил даже думать об этом.

– Что? – Ян впереди издал звук, словно поперхнулся. – Император лично запретил тебе крутить любовь? Интересно, в каком разговоре вы дошли до этой темы?

Не веря ушам, Мета обернулась на Филя.

Он ответил:

– Да в разговоре же об Алексе! Клемент сильно против совместного обучения и хочет нас разделить. Он использовал меня как дурной пример, вот Флав и напустился, пригрозив сослать, куда Макар телят не гонял. На сей раз он, кажется, по-настоящему разозлился. Так что я лучше буду как следует учиться и заодно думать, где заработать денег, а то любовь – это штука такая: сегодня – одна, завтра – другая, а второй Алексы точно нет!

– Слова не мальчика, но мужа, – одобрил Ян.

Мета непонятно хмыкнула. Она высоко несла голову, и Филю было удобно разглядывать её золотой венец. Он пришёл к выводу, что Хозекам продали халтуру. Будь у него с собой десяток империалов, он сделал бы лучше в любой кузне. При мысли об этом он подавил вздох.

Это был вздох о деньгах, но не о каждодневных деньгах, которые Филь всегда мог заработать, а об огромном состоянии, как у владельца Меноны, который в данный момент восседал за обеденным столом с довольной физиономией и смешным слюнявчиком, повязанным вокруг шеи.

В доме появилось новое лицо – кухарка, судя по цветастому переднику. Рост и голова у неё были маленькие, а всё остальное большое и округлое. Своей внешностью она напомнила Филю повариху Момо из старого Хальмстема.

Носик у неё был приплюснут, как пуговка, а щёки почти торчали из-за ушей. Кухарка была, видать, знакома с характером хозяина, потому что, сервировав стол посудой и разными блюдами, поспешила уйти.

– Валда, жду тебя через час, – сказал ей господин Хозек и приглашающе похлопал ладонью по столу. – Дети мои, пора обедать! Ты тоже садись, лишенец, – беззлобно бросил он Филю.

Тот устроился на жесткий, с прямой спинкой стул рядом с Анной. Мета села с другой стороны, Ян устроился напротив.

Еда на столе удовлетворила Филя своим видом. Тут был суп, от которого аппетитно пахло, нарезанное с вертела запечённое мясо и порезанные листья салата без всяких изысков.

– А что, тут больше никто не живёт? – спросил он у господина Хозека. Уважение к нему вытеснило страх Филя перед ним.

Вместо хозяина, занятого супом, ответил Ян:

– Здесь живут кухарка, истопник и горничная, но сейчас лето, они на своих полях и появляются здесь только по требованию. Папа и баню не разрешает топить для нас летом, говорит, чтобы мылись в речке. Он считает, что слишком много слуг развращает как их, так и хозяев.