Текст книги "Хождение по водам"

– Я бы очень удивилась, если бы вы нашли такого человека, который хорошо знает… знал Эванджелин Уолтер. Она скрывала свою жизнь от окружающих старательнее, чем кто-либо другой. Друзья друзьями, а бизнес бизнесом.

– Разве в этом есть что-то из ряда вон выходящее? – искренне удивился Рекальдо. Такое поведение совершенно соответствовало его собственному modus operandi, что он считал абсолютно нормальным.

Роза изогнула бровь и понимающе на него посмотрела.

– Ну, я так думаю. Но меня тревожило другое: она втихомолку переманивала к себе моих друзей. Я обиделась, потому что многие из них еще и коллеги. В Ирландии мир искусства – это тесный круг. Тут и слухи, и соперничество. И дружба. Эванджелин сознавала пользу таких связей. – Откинувшись на спинку стула, Роза пристально посмотрела на Рекальдо.

– Меня вот что удивляет, – проговорил он. – Почему она поселилась в Трианаке. Уж слишком уединенное место для человека с городскими запросами.

– Здесь, как говорится, можно только гадать. Эванджелин не открывала мне причины. Полагаю, причин две: дом Отто Блейберга и его связи. Получить и то и другое не составляло труда – стоило только попросить. Вы, наверное, в курсе, что раньше это был зерновой амбар. Таких построили множество в укромных местах по берегам рек – чтобы не бросались в глаза и легко можно было подойти с воды. Страна даже в голодные годы экспортировала большое количество зерна. Когда я думаю об этом, у меня сжимается горло.

Глядя на нее, Рекальдо подумал, что в прошлой жизни, когда Роза существовала не в такой, как теперь, яркой инкарнации, она скорее всего преподавала в школе. Сержанта удивила ее уверенность в том, будто хозяин гостиницы был и владельцем дома, но он не стал разубеждать Розу О'Фаолейн. Его весьма интересовало другое: каким образом дом связывал Блейберга с Уолтер и О'Даудом и таким образом с гостиницей? Занятый своими мыслями, он вполуха слушал болтовню Розы, выхватывая крупицы полезной информации.

– Дом был совершенно запущенным, когда Отто начал перестройку, – говорила хозяйка галереи. – Они жили в нем с женой, пока не уехали на Мадейру, в ту самую гостиницу, которая вдохновила его на открытие «Атлантис». «Рейдс-Палас». Сказочное место, но страшно дорогое. Здание построено, как и «Атлантис», на нависающих над водой голых скалах. Пару лет назад мы провели там зимний отпуск, – тараторила Роза. – Все постояльцы были в возрасте, и я даже сказала мужу, что ощущаю себя юной пташкой. Очень полезно для поднятия духа. У нас обоих.

– Как вы думаете, миссис Уолтер жила с Отто Блейбергом на Мадейре?

– Ничего подобного она мне не говорила, а сама я считаю – вряд ли. Мне кажется, Отто уехал с Мадейры и вернулся в Швейцарию сразу после смерти жены. Перебрался в Цюрих. Вот это более вероятная географическая точка их связи – очень подходящее место для Эванджелин.

Перед внутренним взором Рекальдо снова и снова прокручивался короткий список: Блейберг, Уолтер, О'Дауд, Суини. На заднем плане высвечивалась гостиница «Атлантис». Суини имел к ней какое-то отношение. Рекальдо ощутил в затылке знакомый зуд.

– До того как миссис Уолтер поселилась в доме, он долго пустовал. – Сержант помедлил, обдумывая следующий вопрос, и испытал укол совести от того, что хитрит со своей собеседницей. – Его когда-нибудь выставляли на продажу?

Роза пожала плечами.

– Могу сказать определенно: открыто на рынке он не предлагался. Ходили слухи, что старик Блейберг оставил дом ей. Понятия не имею, так это или нет. Вы можете задать этот вопрос его сыну Иоахиму, хотя он теперь редко заглядывает в эти места.

– Непременно задам, – кивнул сержант.

– Только на вашем месте я бы проявляла осмотрительность. Не представляю, насколько хорошо Иоахим знает… знал Эванджелин. По правде сказать, я только сейчас поняла, насколько плохо сама ее знала. Пересуды и даже факты – это еще отнюдь не человек, вот в чем истина.

– Вам она нравилась? – прямо спросил Рекальдо.

Роза О'Фаолейн снова наполнила чашку кофе и медленно, по крупинке насыпала в нее сахар.

– Эванджелин Уолтер ставила меня в тупик, – наконец призналась она. – С ней я никогда не могла понять, откуда подует ветер. У нее был особый дар представляться: одному она казалась одной, другому – другой, и всегда разной. Странная женщина. Была целиком поглощена собой. Ее главная черта – внешность без возраста. И одержимость собственной фигурой. Главное в Эванджелин – необыкновенная изобретательность и хитрость.

Роза сильнее склонилась над столом и едва заметно пожала плечами.

– Я с уважением относилась к ее образованности, но… нет, не могу сказать, что она мне нравилась. Эванджелин была не из тех женщин, которые могут понравиться другим женщинам. Ее естественную добычу составляли мужчины.

– Миссис О'Фаолейн, по телефону вы упомянули, что в пятницу Эванджелин собиралась с кем-то встретиться. Вы можете сказать, с кем? Понимаю, вы предпочли бы умолчать, но это может оказаться важным.

Роза вздохнула:

– Не понимаю, что это мне пришло в голову щепетильничать. Не поверите, телефон иногда творит со мной удивительные вещи. Извините. Я собиралась вас спросить, что мне делать. Если я позвоню и отменю встречу, могут поползти слухи, что Эванджелин убили. И это вам не понравится. Ведь я правильно догадалась: ее убили? Сегодня утром в «Корк икзэминер» появилась короткая заметка.

Уклоняться от прямого ответа казалось бессмысленным.

– Разве можно сладить с этими газетчиками? Сегодняшняя заметка – только начало. Того и гляди поднимется настоящий ураган.

Хозяйка галереи нахмурилась и коротко бросила:

– Вампиры! Так что мне сказать моему канадцу?

– Канадцу?

– Человеку, с которым должна была встретиться Эванджелин.

– Если не возражаете, я хотел бы поговорить с ним сам.

– Может быть, так даже будет лучше. Номер его телефона не значится в справочнике, однако я полагаю, он не станет возражать, если я дам его вам. Это Алекс Мур-Робертсон, больше известный как Мур. Он владеет ужасающим викторианским замком на берегах Суира недалеко от Тарле, который, впрочем, редко посещает. Но сейчас, насколько мне известно, он здесь. Мур коллекционирует скульптуру и витражи. Гарри Кларк [26]26
  Кларк, Гарри (1889 – J931) – ирландский художник-витражист и иллюстратор.


[Закрыть], Иви Хоун, замечательные вещицы. Мур позвонил мне, предупредил, что завтра собирается посмотреть мою выставку, а я дала знать Эванджелин. Она давным-давно мечтала с ним познакомиться. – Роза как будто стеснялась, и Рекальдо решил, что поэтому-то она и не хотела называть имени своего знакомого.

– Мой вопрос может показаться странным, – начал он. – Скажите, у мистера Мура-Робертсона были здесь деловые интересы?

Миссис О'Фаолейн провела рукой по волосам.

– Точно не знаю. Они с Отто были приятелями. Возможно, Мур владел частью акций гостиницы и входил в состав первых ее владельцев. Больше мне ничего не известно.

Рекальдо отодвинул стул и поднялся.

– Вы мне очень помогли, Роза. Спасибо за угощение. Вы были правы, здесь замечательно кормят. Кстати, где миссис Уолтер предполагала встретиться с мистером Муром-Робертсоном? В вашей галерее?

Роза расхохоталась, хотя, судя по ее лицу, ей было вовсе не смешно.

– Господи, Эванджелин? Да никогда в жизни! Узнайте у самого Мура, где они договорились встретиться. – Она вздохнула и недоумевающе помотала головой. – Не могу взять в толк, почему я продолжала оказывать ей услуги. Иногда меня посещает мысль, что пора бы проверить мозги…

– Врожденная щедрость? – предположил Рекальдо и улыбнулся. – Еще один, последний вопрос: вам когда-нибудь приходилось видеть миссис Уолтер вместе с человеком по фамилий О'Дауд?

Роза отрицательно мотнула головой:

– Не припоминаю. И фамилия незнакомая.

– Коротышка, возраст – к пятидесяти, седой, свежий цвет лица. Постоянно улыбается.

Миссис О'Фаолейн задумчиво посмотрела на сержанта.

– Ездит на темно-синем «мерседесе*? – Рекальдо кивнул. – В таком случае – да, я их видела. Он несколько раз забирал ее из галереи. Но никогда не заходил, всегда оставался в машине. – Она поднялась и проводила Рекальдо до двери паба. Прежде чем распрощаться, спросила: – Вы в курсе, где и когда состоятся похороны?

– Все зависит от родственников и от того, когда выдадут тело. Я дам вам знать.

– Буду весьма признательна, – серьезно поблагодарила она. – И еще: спасибо, что не стали предупреждать, чтобы я молчала о нашем разговоре. Но я и так никому не скажу.

Рекальдо одарил ее одной из своих редких улыбок и протянул руку.

– Все-таки не могу взять в толк, что она была за женщина. Что чувствовала, – поежилась Роза. – Теперь уже никогда не узнаю.

– Скорее всего не узнаете, – согласился он.

Она отвела взгляд и задумалась.

– Жаль, что она мне не нравилась по-настоящему. Мне грустно от того, что я не приложила больше усилий, чтобы понять ее. Теперь может показаться ханжеством об этом сожалеть, но я думаю, что ей было очень, очень одиноко.

– Не сомневаюсь, она жила так, как хотела.

– Надеюсь. Но вообразите: каждый из нас способен в какие-то моменты скрывать лицо под маской бравады. А в остальное время?

– Бравады? Вы считаете, она была смелой?

– Чтобы жить одной, требуется много смелости. – Роза зябко поежилась. – Я бы пяти минут не выдержала.

– Но разве она жила одна? – спросил Рекальдо. – Вы сами мне сказали, у нее было много друзей-мужчин. Любовников.

– Ах это… Так она сама утверждала. Но дружеские отношения – совсем иное дело. Кто ее по-настоящему знал? Кого любила она, и кто любил ее? На кого могла опереться, когда ей становилось плохо?

Рекальдо пристально посмотрел на свою собеседницу:

– Если мы узнаем это, то узнаем, кто ее убил.

Миссис О'Фаолейн взяла его руку в свои ладони.

– Приезжайте, когда все утрясется. Продолжим наши экскурсы в историю.

– С удовольствием. – Он уже был на полпути к машине, когда Роза вновь окликнула его.

– А вы, мистер Рекальдо? Вы разве ее не знали?

Он медленно покачал головой:

– В сущности, нет. Я живу в Пэссидж-Саут меньше двух лет.

– Но должны же были ее встречать.

– Встречал, но не очень часто. Почему вы спрашиваете?

Роза окинула его взглядом с ног до головы. Она была всего на несколько дюймов ниже сержанта. Затем посмотрела своими большими карими глазами прямо ему в глаза. И лукаво улыбнулась:

– Мне показалось, вы принадлежите именно к тому типу людей, который ее привлекал. Мужчина с прошлым. Высокий, темноволосый, красивый. По крайней мере вы были бы красивы, если бы немного больше обращали на себя внимания. Не сомневаюсь, вы могли бы заинтересовать Эванджелин. И очень удивлена, почему она не взяла вас в оборот. – Роза склонила голову набок и игриво спросила: – Или все-таки взяла?

– Неужели вы в самом деле полагаете, что она обратила бы внимание на сельского полицейского? – усмехнулся Рекальдо.

– Вряд ли, она предпочитала богатых любовников. Но вы не очень-то похожи на сельского полицейского. И манерами тоже. Фортепьяно, стихи. Что скажете, мистер Рекальдо? Может, поведаете свою историю?

Глава семнадцатая

Около трех Рекальдо покинул Дейнгин. Через несколько миль он свернул на обочину и нашел на дорожной карте Тумайлборрис. Немного поколебавшись, кому звонить – Коффи или Макбрайду, – решил играть по правилам и коротко отчитался перед суперинтендантом о своей встрече с Розой. Тот выслушал его молча, затем попросил:

– Будьте любезны, проверьте, забили ли досками окна с фасада на первом этаже. Я попросил Фила этим озаботиться.

Новость стала для Рекальдо полной неожиданностью. Но когда он подъехал к дому Эванджелин Уолтер, окна в самом деле были заколочены, и от этого дом тотчас приобрел унылый, заброшенный вид. Ни журналисты, ни те, кого суперинтендант прозвал «американской парочкой» и кто оставил сообщение на автоответчике, не появились.

Сержант перегородил ворота машиной и направился к берегу ждать в соответствии с приказом эту пару. Он сел у воды, повернулся к заходящему солнцу и закрыл глаза. И, впитывая золотистые лучи, снова и снова перебрал в мыслях разговор с Розой О'Фаолейн. Впервые с начала расследования он полностью владел собой.

Вечер выдался прекрасный. Над головой бежали снежно-белые облака и, поиграв в прятки с радиовышками на вершине горы, уносились вдаль. В первой половине дня то и дело принимался накрапывать дождь, и было ясно, что вскоре, как и накануне, клубясь, поползет туман, окутывая окрестности. Крепкий морской бриз рябил воду цвета ультрамарина. В бухту, словно рой обезумевшей мошкары, выходила флотилия крохотные белых и красных парусников.

Вот в поле зрения показался Джон Спейн, его было легко узнать по желтому комбинезону. Он, сгорбившись, сидел на корме и, сжимая румпель, вел суденышко по гребням и впадинам – вверх и вниз, вниз и вверх. Спейн дернул лесу, смотал, забросил снова. Там, где устье реки превращалось в бухту, сгрудилось еще несколько небольших рыбацких лодок. Неподалеку на выступающих из воды камнях стайка бакланов сушила расправленные крылья. Над головой, наполняя воздух криками, водили хоровод чайки. Одинокий баклан обозревал с вышины окрестности. На поверхности реки плясали волны, они были выше там, где русло сужалось. Ниже по течению поток реки наталкивался на встречную силу прибоя, и вода закипала бурными водоворотами, заворачивая в заливчики и выплескиваясь обратно из бухточек. Чайки кидались вниз и, расправив крылья, скользили над гладью воды, а ближе к берегу, словно на ходулях, бродили болотные птицы, сгибали шеи и выхватывали из глубины добычу. По мере того как усиливался ветер и поднималось волнение, громче позвякивала оснастка яхт и казалось, будто на склон поднимается стадо. «Алкиона» дрогнула и развернулась вокруг швартовочного буя, словно приглашая на танец меньшую по размерам «Кинару». В брызгах пены за суденышками вдруг возникла радуга, и лучики солнца сверкнули на стальных леерах и опорах. На противоположном берегу, у самой кромки воды, бойкие маленькие трясогузки кланялись в такт собственным порывистым шажкам. Стайка запоздалых ласточек низко пронеслась над принесенными приливом морскими водорослями, которые, засыхая, расцвечивали розоватыми и зелеными пятнами бесконечную массу буровато-серых, выступающих над водой камней. Когда появлявшееся из-за облаков солнце освещало гряду холмов, те вспыхивали золотыми и пурпурно-коричневатыми красками осени. Вдали бордовой точкой полз трактор. Сложенные без раствора невысокие каменные бордюры обозначали границы полей. Не правильно-регулярные, а беспорядочно переломанные, словно застывшие в отчаянной попытке освободить землю от своего нелепого присутствия.

На противоположном берегу по склону холма к реке зигзагами спускался лабиринт заборов, и там, у разрушенной церкви за оградой, было маленькое кладбище. Под одним крестом нашли последнее пристанище более пятидесяти детей – безвестных, безымянных жертв голода 1840-х годов.

Сельские жители врезают свою историю в землю, подумал Рекальдо. А чужаки – преходящи. Носятся по волнам, пока их на мгновение не прибивает к какому-нибудь берегу, и удивляются, почему никто особенно не радуется, когда они появляются, и не горюет, если они снова пропадают. Приходят и уходят вместе с временами года, врываются в здешний мир, своей суетой нарушают размеренный ритм существования и под влиянием красот природы проникаются заблуждением, что перемена мест способна изменить и сделать богаче их скоротечные жизни. Но неизменно в основе своей остаются прежними. В итоге сдаются и, ничего не добившись, исчезают, унося с собой раздражение и недовольство. Приученные городской жизнью к вечному соперничеству, они тащат и расхищают все, что попадается им на глаза, нарушают хрупкое равновесие сельского бытия так, что в итоге деревенские жители уже не в состоянии продолжать жить в построенных предками домах и возделывать родовые поля.

Солнце отразилось от оконного стекла в Корибине, и Рекальдо, стараясь уловить присутствие людей, принялся фокусировать бинокль. Сердце до боли, до отчаяния стремилось к Крессиде. Но в доме по-прежнему никого не было.

Он уложил бинокль в футляр, достал мобильный телефон и наудачу набрал номер Донованов. Ответил муж Мэрилин Огив и, стараясь перекричать орущего Лайма, подтвердил, что у его жены в самом деле в понедельник случился выкидыш, но теперь она поправляется.

– Мэри в палате номер десять, – объяснил он. – Хотели сегодня выписывать, но я могу за ней заехать лишь завтра, ближе к обеду.

– В котором часу ее увезли в понедельник? – спросил Рекальдо.

– Кажется, около пяти. Нет, пожалуй, ближе к шести. Меня не было дома. Наша соседка миссис Хасси забрала детей, а миссис Суини отвезла Мэрилин в больницу. – Стив понятия не имел, когда вернулась из города Крессида и возвращалась ли вообще. – Я решил, что она осталась в Корке.

– Почему вы пришли к такому заключению?

– Сам бы так поступил на ее месте. Спешить ей особенно некуда, так говорит Мэрилин.

– Гил был с ней?

– Собака? Нет.

– Гил – это ее сын, – сухо поправил Рекальдо, – а кличка собаки Финнеган.

– Извините, – смутился Донован и сказал, что, насколько ему известно, сына с ней не было, хотя с уверенностью утверждать он бы не взялся. А вот собака как будто находится на псарне миссис Рейли неподалеку от Кишаума.

Рекальдо дал себе на раздумье несколько минут, прежде чем позвонил Коффи и сообщил ему о разговоре со Стивом.

– Хорошо, – отозвался тот. – Я повидаюсь с миссис Донован, пока она в больнице. Подождите секунду, не отключайтесь. – Сержант услышал, как он с кем-то говорит, и ему показалось, что он узнал дублинский акцент Макбрайда. – Рекальдо, – послышалось в трубке, – дайте-ка мне домашний телефон Донованов. Переброшусь парой слов с мужем, прежде чем побеседовать с женой. А что с янки?

– Никаких признаков. Заблокировал ворота машиной и сижу жду.

– Поболтайтесь там еще пару часиков, – попросил суперинтендант. – Я позвоню вам позже – домой.

– Если застанете, – пробормотал Рекальдо, укладывая мобильник в карман.

Он снова вспомнил Розу О'Фаолейн. Она была права, когда говорила, насколько трудно судить об Эванджелин Уолтер. Попытка оценить, как отнеслись к ее смерти местные жители, оказалась тоже непростой и одновременно обескураживающей: ее убили – она позволила себя убить! – это событие затронуло всю общину. Округу, словно миазмы, отравлял позор. У Рекальдо по спине пробежал холодок.

Бессмысленные обрывки информации бесплодно кружили в голове, но не складывались в целостную картину. Будто в безумном покере возникали версии, и ни одна не имела отношения к истине:«Спейн, О'Дауд и Суини, чье отсутствие с каждым часом казалось все более подозрительным. И разумеется, он сам, поскольку всеми силами старался выгородить Крессиду.

Рекальдо в очередной раз вспомнил разговор с миссис О'Фаолейн, и это навело его на мысль об О'Дауде. Весельчак явно многое знал, но, чтобы выудить информацию, надо было знать», на какие кнопки нажать. Сержант решил еще раз мысленно проанализировать его алиби. И начать не с вечернего инцидента в Тумайлборрисе, а с середины вторника.

Весельчак не раз упоминал, что целью его поездки являлся Дублин, при этом тщательно избегая любого упоминания о прогулке на яхте, и это свидетельствовало – по крайней мере так считал Рекальдо – о том, что он хотел замять особую важность этого события.

О'Дауд тонко дал понять, что ехал в столицу. Сказал: «Я вел машину по шоссе из Корка в Дублин»,. – и сделал ударение на слове «Дублин». А так кстати возникший, будто из шляпы фокусника, патруль – просто гениальный ход.

Но разве не могло быть, что ехал он не в Дублин, а в какое-нибудь место значительно ближе? Например, в Тумайлборрис? Или в Тарле?

Роза О'Фаолейн предложила хорошее объяснение, которое в момент их разговора отозвалось в его голове звоночком, и теперь Рекальдо вернулся к нему и стал серьезно обдумывать. Коллекционер, с которым намеревалась встретиться миссис Уолтер, жил в двух шагах от того места, где, по словам Весельчака, у него кончился бензин. Это подтверждали телефонный номер Мура-Робертсона и атлас автомобильных дорог графства Типперэри. Может быть, Эванджелин направила О'Дауда к нему? Нос какой стати? Или – от безумного предположения у Рекальдо перехватило дыхание – поездка была связана с девушкой, о которой Финбар сказал, что она не Крессида? Либо дело все-таки было связано с гостиницей?

Сержант перебирал один вариант за другим. Но где-то в подсознании зародилась мысль, что Эванджелин Уолтер сама срежиссировала трагедию. Не свою смерть – это было бы слишком, – а обстоятельства, которые привели ее к печальному концу. Условия, позволившие произойти убийству. Более того, у Рекальдо возникло ощущение, что в некий момент ему открылись все грани случившегося. Оставалось только правильно истолковать, что он видел и что ему говорили. И не исключено, что он сумел бы это сделать, если бы всецело не поддался треволнениям по поводу Крессиды и беспокойству – хотя и не такому сильному – за Джона Спейна. Эти чувства помешали профессиональной сосредоточенности. Но, даже принимая неприятную правду, Фрэнк Рикальдо сознавал, что не имеет права отступать. Иначе как ему уберечь от беды Кресси?

Он ждал у берега, глядя, как угасающий свет играет на поверхности воды. Спейн, натянув на голову капюшон штормовки, по-прежнему одиноко маячил в лодке, словно не в силах покинуть реку. Вдруг сердце Рекальдо подпрыгнуло к самому горлу: вот он, ответ, – прямо перед ним, в этом устье.

Сержант настроил бинокль на противоположный берег и скользнул глазами по поверхности воды, выискивая сам не зная что. Что-то там изменилось, только он не мог понять, что именно. Он водил окулярами, сужая круг, пока в поле зрения вновь не оказалась шлюпка Джона Спейна. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, старик повернул голову и, казалось, в упор посмотрел на сержанта. Затем, будто приветствуя, поднял руку к капюшону и подплыл ближе к противоположному берегу. Рекальдо словно током ударило – он внезапно понял, что тот, за кем он наблюдает, вовсе не обязательно Спейн. В примелькавшейся желтой штормовке старика мог оказаться кто угодно – и мужчина и женщина. Крессида!

Черт побери! Рекальдо бросился по берегу, через сад Эванджелин Уолтер к ее осиротевшему дому. Набежали облака, свет стал быстро меркнуть. Было около семи. Теперь янки суперинтенданта Коффи вряд ли объявятся. В любом случае сержанту было на это наплевать. У него нашлись дела поважнее.

К Корибину он мчался на максимальной скорости, но на подъездной алее осадил джип и повел машину аккуратнее. Куча гравия таинственным образом исчезла, зато перед входом в дом стоял «рейнджровер».