Текст книги "Сюжет"

Глава двадцать первая
Плак-плак, как жалко

После того, как они попрощались на парковке, Джейк подождал у себя в машине, пока Мартин Перселл скроется в северном направлении (он возвращался в Берлингтон), потом подождал еще немного, на всякий пожарный, и поехал к «Таверне Паркера».

Съехав с шоссе 4, на полпути между Ратлендом и Западным Ратлендом, он различил неоновую вывеску: «ТАВЕРНА ПАРКЕРА ЕДА И ВЫПИВКА». А пониже еще одну, рукописную, также знакомую по статье в «Ратленд-геральд»: «Скидки 3–6». Парковка была запружена машинами, и Джейк несколько минут искал свободное место.

Он нечасто бывал в тавернах, но имел общее представление, как себя вести в таких местах. Войдя, он сел за стойку и взял «Курс»[60]60
  «Coors» – одна из самых популярных марок пива в США.


[Закрыть], затем достал телефон и немного полистал его, как нормальный человек. Он выбрал табурет, рядом с которым никто не сидел, но вскоре слева к нему подсел какой-то тип и кивнул Джейку.

– Здоров.

– Здоров.

– Поесть не хотите? – спросил бармен, заметив, что Джейк почти допил пиво.

– Нет, спасибо. Если только еще «Курс».

– Заметано.

Вошла компания женщин за тридцать, как показалось Джейку. Тип рядом с ним повернулся в их сторону и проследил, как они садятся за столик. Справа к Джейку подсела еще одна женщина. Он услышал, как она делает заказ. Затем она выругалась.

– Извините.

Джейк повернулся к ней. Женщина была примерно его возраста и весьма габаритной.

– Прошу прощения?

– Я сказала, извините. Ругнулась.

– О. Это ничего, – это было лучше, чем ничего, поскольку давало повод завязать разговор. – А почему вы ругнулись?

Женщина достала телефон. Джейк увидел на нем фотографию двух девочек неземной красоты, хихикавших щека к щеке. Затем выскочило кислотно-зеленое сообщение, закрыв девочкам лица. Сообщение было коротким: «Иди нахер».

– Ангелочки, – сказал Джейк, сделав вид, что не заметил сообщения.

– Ну, были ангелочками, когда снимались. Теперь в школу ходят. Но и на том, пожалуй, спасибо. Их старший брат ушел с десятого класса. Переехал в Трой, бог знает чем занимается.

Джейк не представлял, что ответить на это, но был рад знакомству с такой словоохотливой соседкой.

Ей подали выпивку, что-то явно тропическое, с долькой ананаса и бумажным зонтиком.

– Пасиб, соколик, – сказала женщина бармену.

И отпила полбокала одним глотком. Джейк подумал, что она себя не щадит. Набравшись смелости, соседка повернулась к нему и представилась.

– Я Салли.

– Джейк. А что вы такое пьете?

– Ой, это они мне мешают по особому рецепту. Тут мой зять заправляет.

«В яблочко», – подумал Джейк.

Он совершенно не ожидал такой удачи.

– Вашего зятя зовут Паркер?

Женщина взглянула на него с оскорбленным видом. У нее были длинные, подозрительно светлые волосы, причем такие тонкие, что просвечивал череп.

– Паркером звали того, прежнего владельца. Который умер.

– О, надо же как.

Она пожала плечами.

– Не самый мой любимый человек. Вырос здесь. Мы с ним оба.

Джейк не мог не задать Салли несколько вопросов, которых она очевидно ждала от него. Он выяснил, что Салли была родом из Нью-Гемпшира и переехала в Ратленд в детстве. Из двух ее сестер одна умерла. Салли растила ее детей.

– Должно быть, тяжело.

– Не-а. Лапочки. Но долбанутые. Спасибо мамаше.

Она подняла пустой бокал, отчасти в честь сестры, отчасти как сигнал бармену.

– Значит, вы росли с бывшим владельцем этого заведения?

– Эван Паркер его звали. На пару годков старше меня. Встречался с моей сестрой.

Джейк постарался не подпрыгнуть от восторга.

– Правда? Мир тесен.

– Ратленд уж точно. С кем он только не встречался. Если «встречался» уместное слово. Я даже думаю, не он ли заделал мою племяшку, если уж на то пошло. Хотя меня это не колышет.

– Что ж, тут…

– Тут у него логово было, за баром, – Салли подняла полупустой бокал и указала в дальний конец зала. – Всех знал, кто заходил.

– Что ж, владелец бара должен уметь общаться. Часть работы – выслушивать чужие проблемы.

Салли усмехнулась ему, но усмешка вышла невеселой.

– Эван Паркер? Чтобы выслушивал чьи-то проблемы? Эван Паркер срал на чужие проблемы.

– В самом деле?

– В самом деле, – передразнила его Салли.

Джейк отметил, что она слегка захмелела. Ему пришло на ум, что этот тропический коктейль – не первый алкоголь у нее за вечер.

– Ага, в самом деле. А вам-то, собственно, что?

– О. Просто, я сейчас ужинал со старым другом. Мы оба писатели. И друг сказал, что парень, владевший этим баром, тоже был писателем. Он писал роман.

Салли откинула голову и захохотала. От ее хохота пара человек прекратили говорить и повернулись в ее сторону.

– Чтобы этот говнюк мог роман написать, – сказала она, отсмеявшись и покачивая головой.

– Вы, похоже, удивлены.

– Ладно вам, этот малый, наверно, в жизни не прочел романа. Он и в колледж-то не ходил. Ну, разве только в Общественный колледж, – она налегла на стойку и всмотрелась в дальний конец. – Эй, Джерри, – завопила она, – Паркер ходил в колледж?

Грузный мужчина с темной бородой отвлекся от своего разговора.

– Эван Паркер? В Общественный, думаю, – крикнул он.

– Это ваш зять?

Салли кивнула.

– Ну, может, прошел писательские курсы или что-то такое и решил попробовать. Каждый может быть писателем, вы же знаете.

– А то. Я сама пишу «Гроздья гнева». А вы?

Джейк рассмеялся; ее слова прозвучали как: «Я шама пишу „Гвозди гнева“». Салли пьянела на глазах.

– Я точно не пишу «Гроздья гнева», – сказал он и добавил: – Если он писал роман, хотел бы я знать, о чем.

– О девках, надо думать. Как лазил к ним в спальни по ночам.

Салли прикрыла глаза.

Джейк решил попытать удачу еще раз, пока она не опьянела окончательно.

– Наверно, вы знали его семью, если выросли вместе?

Салли хмуро кивнула.

– Угу. Родители умерли. Мы в школе учились.

– Оба умерли? – спросил Джейк, словно не знал.

– Вместе. В доме. Погодите, – Салли снова налегла на стойку. – Эй, Джерри? – завопила она.

Зять посмотрел на нее с другого конца стойки.

– Родители Эвана Паркера. Они же умерли?

Джейк, вовсе не хотевший оповещать всех и каждого о своем интересе к Паркеру, с облегчением увидел, как зять поднял руку. Вскоре он подошел к ним.

– Джерри Хастингс, – сказал он, протягивая Джейку руку.

– Я Джейк, – сказал Джейк.

– Про Эвана спрашивали?

– Нет, не совсем. Просто, откуда имя Паркер в названии?

– О. Старое здешнее семейство. Владели когда-то карьером в Западном Ратленде. За полторы сотни лет от помещика до наркоши скатились. Что сказать… Это Вермонт.

– В каком смысле? – сказал Джейк, прекрасно все понявший.

Джерри покачал головой.

– Не хочу показаться треплом. Он долго был на реабилитации, но, очевидно, сорвался. Люди от него не ожидали. То есть бывают нарики, каждый день думаешь: «Ну, с этим все». А другие встают и идут на работу, ведут дела, так что никто и не подумает. Но в этом заведении не все было гладко, уж я-то знаю. И он говорил кое-кому, что пытался продать свой дом, вложить деньги в бизнес.

Джерри пожал плечами.

– Он слышал, – просветила Салли зятя, – Паркер писал роман, когда умер.

– Даже так? Выдуманный роман?

«Если бы», – подумал Джейк.

Если бы роман Эвана Паркера был выдуманным, жизнь Джейка была бы намного проще.

– Интересно, о чем? – спросил Джейк.

– А вам-то что? – сказала Салли задиристо. – Вы ж его даже не знали.

Джейк поднял кружку.

– Вы абсолютно правы.

– А что ты спрашивала о родителях? – сказал Джерри. – Они умерли.

– Я знаю, что умерли, – сказала Салли с нарочитым сарказмом. – Случайно не от утечки бытового газа или чего-то такого?

– Не бытового. Угарного газа. Из печи.

Сказав это, он незаметно подал бармену некий знак над головой Салли, вероятно, означавший: ей уже хватит.

– Вы знаете дом, о каком я говорю? – спросил он Джейка.

– Откуда ему знать? – Салли закатила глаза. – Ты его раньше встречал?

– Я не местный, – сказал Джейк.

– Верно. Ну, большой такой дом в Западном Ратленде. Лет под сто такой. У самого карьера на Марбл-стрит[61]61
  Marble – мрамор (англ.).


[Закрыть].

– Напротив «Огвэя»[62]62
  «Agway» – американская сеть магазинов сельскохозяйственных товаров.


[Закрыть], – сказала Салли, похоже, забыв собственные слова.

– Окей, – сказал Джейк.

– Мы еще в школу ходили, – сказал Джерри. – Погоди, может, Эван уже не ходил, но сестра была в твоем классе, так же?

Салли кивнула.

– Сука, – сказала она отчетливо.

Джейк постарался сдержать естественное любопытство.

Но Джерри рассмеялся.

– Не нравилась тебе эта девчонка.

– Она была та еще штучка.

– Так, погодите, – сказал Джейк, – родители умерли у себя дома, но дочь осталась?

– Сука, – повторила Салли.

На этот раз Джейк против воли уставился на нее. Разве речь шла не о девушке, чьи родители умерли, пока она была в школе? Умерли у себя дома? Который был и ее домом?

– Как я сказал, – ухмыльнулся Джерри. – Ей не нравилась эта девчонка.

– Никому она не нравилась, – сказала Салли.

Она помрачнела. Может, догадалась, что ей больше не нальют сегодня.

– Она тоже умерла, – сказал Джерри Джейку. – Сестра Паркера. Несколько лет назад.

– Сгорела, – сказала Салли.

Джейк подумал, что ослышался. И переспросил.

– Я сказала: сгорела.

– О, – сказал Джейк. – Надо же.

– Так говорят.

– Какой ужас.

Такая смерть была поистине ужасной, но Джейк все равно не смог выдавить из себя ничего, помимо вежливого сочувствия к этим второстепенным членам семьи Эвана Паркера, не просто потому, что в глубине души ему не было до них дела, но и потому, что ни одно из этих событий – трагическая и несомненно страшная смерть сестры, отравление родителей угарным газом в старом доме и, в конченом счете, смерть самого Эвана Паркера от передозировки – не имело прямого отношения к его текущему, неотложному делу. К тому же, он и так знал все это в общих чертах. «Он пережил родителей и сестру», было сказано в некрологе Эвана Паркера, который Джейк прочитал несколько лет назад на съемной квартире в Коблскилле, штат Нью-Йорк, после чего решил приняться за «Сороку».

Он почувствовал, что больше ему нечего делать в «Таверне Паркера». Он устал и захмелел, а его ситуация не разрулилась – и жизнь его не стала проще – от того, что ему рассказали Джерри и Салли. К тому же, эти двое принялись обсуждать что-то вполголоса, но с явной взаимной неприязнью. Джейк подумал затронуть последнюю тему – сестру Эвана Паркера, ту еще штучку – просто чтобы сказать что-нибудь напоследок, хотя это казалось глупым и неважным. Он медленно встал на ноги, достал бумажник и положил на стойку двадцатку.

– Так жалко, – сказал он в затылок Салли. – Правда ведь? Всей семьи не стало.

– Кроме сестриной дочки, – сказала Салли вполоборота.

– Что?

– Вы сказали, плак-плак, как жалко, что всей семьи не стало.

Джейк сомневался, что произнес именно эти слова, но суть от этого не менялась.

– Кроме дочки, – сказала Салли с нескрываемым раздражением. – Но она была, короче, оторвой. Ушла из дома при первой возможности. Не-удивительно с такой-то матерью. Не думаю, что она хотя бы школу закончила. Только пятки сверкали!

И, словно иллюстрируя сказанное, Салли отвернулась от Джейка. Он увидел, что зять ее ушел, а она нашла себе нового собеседника, по другую сторону.

– Погодите, – сказал Джейк, но так тихо, что никто не обратил на него внимания, и он повторил погромче: – Погодите.

Салли повернулась к нему. Она, похоже, с трудом соображала, чего от нее хочет Джейк, и кто он вообще такой.

– Чего еще? – сказала она с откровенной враждебностью.

«Погодите. Единственная живая родственница Эвана Паркера. Как же я сразу…»

– А где живет эта племянница? – спросил Джек.

Салли уставилась на него в демонстративном негодовании.

– А мне-то откуда знать, епта?

На том они и расстались.

Сорока

Джейкоб Финч-Боннер

«Макмиллан», Нью-Йорк, 2017, стр. 146–147

Все отмечали, как они похожи, мать и дочь: обе себе на уме, обе за словом в карман не полезут, обе считали Эрлвилль, штат Нью-Йорк, недостаточно хорошим для себя, а кроме того, они были настолько похожи внешне – тонкие и высокие, темноволосые и чуть сутулые, – что Саманта при всем желании не могла увидеть в дочери ничего от Дэна Уэйбриджа. Но, глядя, как растет Мария, – Саманта волей-неволей только этим и занималась – она стала замечать несомненные различия между ними. Мария, по контрасту с ней, вечно озабоченной грядущим отъездом, двигалась к этой цели прогулочным шагом, не прилагая особых усилий и как будто почти не задумываясь. Ей, в отличие от матери, было совсем не свойственно умасливать (тем более, упрашивать) других, она не нуждалась ни в чьих подачках и никогда не считалась с мнением взрослых (особенно в том, что касалось школы), переживавших за нее и желавших как-то помочь. Если Саманта прилежно делала домашнюю работу и старалась быть примерной школьницей (за одним существенным исключением!), Мария делала домашку только когда хотела, уклонялась от общественных работ и не стеснялась заявлять учителям, что они неправильно поняли материал (читай: мозгов не хватает).

Кроме того, Мария была лесбиянкой, а значит, как бы ни сложились обстоятельства, ей вряд ли грозило залететь от кого-то, что также отличало ее от матери.

В классе с Марией учились дети профессоров и выпускников Колгейта, осевших в этих краях (занимавшихся, по большей части, органическим земледелием и декоративными ремеслами), а также дети старейших местных семейств (молочных фермеров, чиновников и просто старых нью-йоркских отшельников), но делились они по другому признаку: на тех, кто считали школьные годы лучшими в своей жизни, и тех, кто рассчитывали на что-то поинтересней. Мария – это было ясно всем – просто плыла по течению. Она дрейфовала между компаниями, равнодушная к тусовкам, чужому вниманию и нарушениям в социальном организме класса, даже если сама их провоцировала. Дважды она прекращала общаться с целой группой друзей, не утруждая себя объяснениями. (Об этих жестоких поступках дочери Саманта узнавала от матерей ее одноклассниц, звонивших ей жаловаться.) А один раз Мария перестала дружить с девочкой, которая бывала у них дома много лет; невозможно было не заметить этого. Когда Саманта спросила Марию, что случилось, та сказала:

– Я просто больше не могу с такой, как она.

В тринадцать лет она научилась водить новую «субару» (купленную на смену дедовской, приказавшей долго жить) и получила ученические права в Управлении автомобильным транспортом в Норидже. В пятнадцать она пошла на прослушивание на «Блондинку в законе» и занялась сексом в подсобке со старшеклассницей по имени Лара. Это ненадолго примирило ее с окружающим миром. Но, как только Лара закончила школу, она переехала во Флориду, и Мария хандрила большую часть лета. Во всяком случае, пока не познакомилась с Гэб в одном книжном в Хэмилтоне. После этого она излечилась от хандры.

Глава двадцать вторая
Гостеприимство

Следующим утром Джейк выехал на запад по шоссе 4, видя на горизонте горный хребет Таконик, а в зеркале заднего вида – Зеленые горы, чтобы найти дом, принадлежавший когда-то Эвану Паркеру. Без точного адреса он ожидал определенных трудностей, но, съехав с шоссе в Западном Ратленде, обнаружил, что планировка городка предельно проста; намного проще, чем в большинстве новоанглийских городков, с классическими скверами и лужайками. Джейк с легкостью нашел Марбл-стрит, за старым кирпичным зданием городской управы, и поехал мимо автомастерских, супермаркетов и, собственно, старого карьера, превращенного в центр искусств. Через милю пути он увидел «Огвэй» и сбросил скорость. Искомый дом, чуть дальше по улице, по правую руку, невозможно было не заметить. Джейк остановился у обочины и стал рассматривать его.

Это был массивный трехэтажный особняк в итальянском стиле, с мраморным цоколем, стоявший чуть поодаль от дороги, откровенно поражая роскошью; величественные стены, свежевыкрашенные в желтый цвет, и ухоженная садовая флора выгодно отличали его от некоторых памятников архитектуры, которые Джейк успел увидеть за последние пару дней. Кто бы ни жил здесь теперь, он аккуратно подровнял живую изгородь, и Джейк заметил очертания классического сада за домом. Он попытался сопоставить увиденное с тем обстоятельством, что Паркер нуждался в деньгах, и не заметил, как его машину обошла зеленая «вольво» и подъехала к дому. Джейк схватился за ключ зажигания и повернул его, но из «вольво» уже вышла женщина и помахала ему с самым приветливым видом. Примерно его ровесница, с длинной ярко-рыжей косой. Несмотря на мешковатый плащ, она поражала худобой. Она что-то говорила ему. Джейк опустил стекло.

– Извините? – сказал он.

Она приближалась к его машине, и Джейк, как настоящий ньюйоркец, поразился: «Кто станет заговаривать с незнакомцем в машине, остановившимся у твоего дома?» Очевидно, вермонтка. Она подошла совсем близко. Джейк стал лихорадочно искать какое-то объяснение своего интереса к ее дому, но ничего не придумал и, в итоге, сказал правду.

– Простите, пожалуйста. Кажется, я знал человека, который здесь жил.

– Да ну? Его фамилия Паркер.

– Да. Так и есть. Эван Паркер.

– Точно, – кивнула женщина. – Вы знаете, он скончался.

– Я слышал. В любом случае, извините за беспокойство. Я просто проезжал через город и подумал, ну, понимаете, отдам дань уважения.

– Мы не были знакомы, – сказала женщина. – Сочувствую вашей утрате.

Принимать соболезнования за Эвана Паркера было такой дичью, что Джейку захотелось признаться во всем. Но он сдержался.

– Спасибо. Я, вообще-то, был его учителем.

– Да ну? – снова сказала она. – В школе?

– Нет-нет. Это была программа писательского мастерства. В Рипли. В «Северо-восточном королевстве».

– Эйя[63]63
  Ayuh – старинное новоанглийское слово, выражающее согласие, одобрение.


[Закрыть], – сказала она, как настоящая вермонтка.

– Меня зовут Джейк. У вас потрясающий дом.

На это она усмехнулась. Он заметил, что у нее совершенно серые зубы. Сигареты или тетрациклин.

– Я пытаюсь убедить партнершу перекрасить торцы. Мне не нравится такой зеленый. Думаю, нужно сделать темнее.

Джейк не сразу сообразил, что она ожидает от него какого-то мнения.

– Вы могли бы сделать темнее, – сказал он наконец.

Похоже, он угадал с ответом.

– Я знаю! Моя партнерша, она наняла маляра в выходной, когда меня не было в городе. Облапошила меня, – она снова усмехнулась, давая понять, что не в обиде на партнершу. – Меня зовут Бетти. Хотите внутри посмотреть?

– Что? Правда?

– Почему бы нет? Вы ведь не маньяк с топором, а?

У Джейка зашумело в ушах. На долю секунду он задался этим вопросом.

– Нет. Я писатель. Я преподавал это в Рипли.

– Да? Уже напечатали что-нибудь?

Он выключил мотор и медленно вышел из машины.

– Пару книг, ага. Я написал книгу под названием «Сорока».

У женщины округлились глаза.

– Серьезно? Я взяла ее в библиотеке. Еще не читала, но собираюсь.

Джейк протянул ей руку, и она ее пожала.

– Просто здорово. Надеюсь, вам понравится.

– Боже мой, сестра обделается от зависти. Она сказала, я должна прочитать эту книгу. Сказала, я не замечу того самого финта. Потому что я вечно в кино говорю всем на пятой минуте, что будет дальше. Это проклятие какое-то.

Она рассмеялась.

– Согласен, – сказал Джейк. – Это… Вы так добры, что пригласили меня в дом. То есть я так рад. Вы не передумали?

– Нет! Жаль только, у меня библиотечная книга! Была бы своя, вы бы ее подписали.

– Не проблема. Я пришлю вам подписанную книгу из дома.

Она взглянула на него так, словно он пообещал ей первое фолио Шекспира.

Он прошел за ней по аккуратной дорожке, поднялся на крыльцо и вошел в дом через большую деревянную дверь. Бетти, войдя, позвала:

– Сильви! У меня гость.

Джейк услышал, как где-то в глубине дома смолкло радио. Бетти нагнулась и взяла на руки большущего серого кота.

– Секундочку, – сказала она Джейку и скрылась в коридоре.

Он стал осматриваться, жадно впитывая детали. Из великолепного холла, выкрашенного в приторно-розовый, поднималась вдоль стены широкая деревянная лестница. По правую руку Джейк увидел через открытые двери большую столовую, а по левую, через арку – еще более помпезную гостиную. Габариты и отделка – лепные розетки, высокие плинтусы – всем своим видом внушали впечатление солидности, но Бетти с Сильвией сделали все возможное, чтобы его уничтожить самым безжалостным образом, за счет развешанных повсюду высказываний в рамочках (над лестницей: «ВСЕ, ЧТО ВАМ НУЖНО – ЭТО ЛЮБОВЬ… И КОТИКИ!» и «ОТВЯЗНАЯ ЛЕДИ-КОШКА», а над камином в гостиной: «ЛЮБОВЬ – ЭТО ЛЮБОВЬ»). Кроме того, по паркетным полам были разбросаны разномастные яркие коврики, словно с блошиного рынка, и повсюду, куда ни глянь, виднелись всяческие безделушки: столики со статуэтками и вазами с цветами, слишком яркими, чтобы быть живыми, и множество стульев стояли полукругом, словно в ожидании или после визита гостей. Джейк попытался представить здесь своего бывшего студента: как он спускается по лестнице или идет вслед за Бетти в кухню – Джейк подумал, что там должна быть кухня. Но у него ничего не получилось. Новые владелицы воздвигли китчевый барьер между настоящим и прошлым, каким бы оно ни было.

Вернулась Бетти без кота, но с коренастой темнокожей женщиной в батиковом платке.

– Сильвия, моя партнерша, – сказала она.

– Боже мой, – сказала Сильвия. – Поверить не могу. Знаменитый автор.

– Знаменитый автор – это оксюморон, – сказал Джейк.

Он всегда так говорил, отметая подозрения в тщеславии.

– Боже мой, – повторила Сильвия.

– У вас просто прекрасный дом. Снаружи и внутри. Давно вы в нем живете?

– Всего пару лет, – сказала Бетти. – Он был в ужасном состоянии, когда мы въехали, вы бы не поверили. Пришлось заменять каждую чертову мелочь.

– Что-то – дважды, – сказала Сильвия. – Ну, идемте, выпьем кофе.

Кухню также украшали высказывания в рамочках: «КУХНЯ СИЛЬВИИ (ПРИПРАВЛЕНА ЛЮБОВЬЮ)» над плитой и «СЧАСТЬЕ СВОИМИ РУКАМИ» над столом, покрытым голубой клеенкой с кошками.

– Вам нравится ореховый кофе? Мы только его и пьем.

Джейк, ненавидевший любой кофе с добавками, ответил утвердительно.

– Сильви, где эта библиотечная книга?

– Я ее не видела, – сказала Сильвия. – Сливки?

– Да. Спасибо.

Она подала ему кружку. Белую с черным силуэтом кошки и словами: «Киске нужна ласка».

– Есть пончики, – сказала Бетти. – Я как раз оттуда. Знаете, у нас тут «Пончики Джонса»?

– Вообще-то, нет, – сказал он. – Я почти не знаю города. На самом деле я тут просто проездом. И совсем не ожидал такого вермонтского гостеприимства!

– Должна признаться, – сказала Сильвия, вышедшая ненадолго и вернувшаяся с тарелкой гигантских пончиков с глазурью, – я загуглила вас по телефону. Теперь я знаю, что вы тот, кто сказали. А то бы я уже вызвала спецназ. Чтобы вы не думали, что у нас одно гостеприимство в голове.

– О, – Джейк кивнул. – Хорошо.

Он был очень рад, что не соврал, когда сидел в машине. Как и тому, что его вынужденная лживость в последнее время не полностью вытеснила инстинкт говорить правду.

– Не верится, что когда-то дом был в плохом состоянии. Теперь ни за что не подумаешь!

– Да я знаю. Но поверьте мне, весь первый год мы только и делали, что шпатлевали, и красили, и отдирали старые обои. Здесь много лет никто ничем не занимался. Но нас это не удивило. В этом доме вообще-то умерли люди из-за плохого ремонта.

– Отсутствия ремонта, – сказала Бетти, входя с чашкой кофе.

– А что случилось? Пожар?

– Нет. Утечка угарного газа. Из масляной печи.

– Да вы что!

Серый кошара зашел в кухню вслед за Бетти. Он запрыгнул ей на колени и удобно устроился.

– Вас это не колбасит? – она взглянула на Джейка. – Дом настолько старый, ясное дело, люди в нем умирали. Одни умирали, другие рождались. Раньше так было заведено.

– Меня не колбасит.

Он осторожно отпил кофе. Вкус был мерзкий.

– Не хочется этого говорить, – сказала Бетти, – но ваш бывший студент тоже здесь умер. Наверху, в одной из спален.

Джейк медленно кивнул.

– Так, это, должна спросить, – сказала Бетти, – каково было разговаривать с Опрой?

Он рассказал им об Опре. Они обожали Опру.

– По вашей книге снимут фильм?

Он рассказал им и об этом. И только затем попытался опять повернуть разговор на Эвана Паркера, хотя и сомневался, что услышит что-то ценное. Пусть эти женщины жили в его доме, что с того? Они ведь даже не застали его в живых.

– Значит, мой бывший студент вырос здесь? – сказал, наконец, Джейк.

– Его семья жила в этом доме с самой постройки. Они владели карьером. Вы, наверно, проезжали его по пути сюда.

– Кажется, да, – он кивнул. – Должно быть, зажиточная была семья.

– В те времена, конечно, – сказала Бетти. – Но те времена давно миновали. Мы получили скромный грант от штата на реставрацию. Пришлось согласиться включить его в программу Рождественских туров.

Джейк огляделся. Ничто как будто не намекало на то, что здесь имела место «реставрация».

– Нарочно не придумаешь! – сказала Сильвия, издав тяжкий вздох.

– Еще бы, – сказала Бетти. – Сотня посторонних людей будут топать по твоим комнатам, нанося снег. Но мы взяли деньги, так что пришлось сдержать слово. Много кому в Западном Ратленде до смерти хотелось заглянуть в этот дом, только это не имело никакого отношения к нашим стараниям. Люди всю жизнь знали этот дом. И эту семью.

– Такой семье, – сказала Сильвия, – не позавидуешь.

Снова Джейк услышал эту фразу, только на этот раз она его ничуть не удивила. Теперь он знал достаточно – все четверо из них умерли: Эван Паркер с сестрой и их родители, и трое из них под этой самой крышей. Джейк не сомневался, что никому из них «не позавидуешь».

– Я не знал, что он умер, до недавнего времени, – сказал он. – И до сих пор не знаю, как.

– Передоз, – сказала Сильвия.

– Ого. Не знал, что у него была эта проблема.

– Никто не знал. Или, во всяком случае, думали, что это в прошлом.

– Мне не стоит этого говорить, – сказала Бетти, – но моя сестра состояла в одной анонимной группе вместе с Эваном Паркером. Они собирались в подвале лютеранской церкви в Ратленде. И он был там давним членом, если понимаете, о чем я, – она помолчала. – Для многих это стало большим шоком.

– У него были трудности с бизнесом, как мы слышали, – сказала Сильвия, пожав плечами. – Это давило на него, так что неудивительно, что он взялся за старое. Владеть баром и быть в завязке, приятного мало.

– Впрочем, люди так делают, – сказала Бетти. – Он держался столько лет. Но потом, видимо, сорвался.

– Эйя.

Они немного помолчали.

– Так вы купили дом у наследников Эвана?

– Не совсем. Он не оставил завещания, но у его сестры, которая умерла еще раньше, у нее была дочка. И к ней перешел дом. Но она им мало дорожила.

– Да? – сказал Джейк.

– Подождала, наверно, от силы неделю после смерти дяди и выставила на продажу. До чего же все было запущено, – Сильвия покачала головой. – Если бы не Бетти, никто бы не позарился. На ее удачу, Бетти всегда любила этот дом.

– Когда я была совсем маленькой, думала, в нем привидения, – сказала Бетти.

– Мы сделали ей предложение, от которого она не смогла отказаться, – сказала Сильвия, вставая, чтобы снять с кухонной стойки еще одну кошку. – То есть я так думаю. Мы с ней ни разу не встречались. Только через ее адвоката.

– Вот уж кому досталось, – сказала Бетти. – Ему полагалось освободить подвал от всего барахла.

– И чердак. И в половине комнат что-то было. Не знаю, сколько раз мы писали этому шуту, Гейлорду.

– Гейлорд, эсквайр, – Бетти закатила глаза.

– Ну и тип, – сказала Сильвия, усмехаясь. – На каждой бумажке приписывал «эсквайр». Чтобы никто не усомнился, что он выпускник юридического. Комплекс неполноценности.

– В итоге мы сказали ему, что отправим все это на свалку, если она сама не придет за вещами. Ноль внимания! Ну мы так и сделали.

– Подождите, вы просто все выбросили?

Джейк на секунду – одну мучительную секунду – представил, что где-то под крышей этого дома все еще могла находиться коробка с рукописью Эвана Паркера. Но сразу отогнал эту мысль.

– Мы оставили старую кровать. Красотища, с резными столбиками. Наверно, мы бы ее не вытащили, даже если бы захотели.

– А мы и не хотели! – сказала Бетти с довольным видом.

– И была еще пара симпатичных ковриков, которые мы отдали в химчистку. Наверно, впервые за целый век. Остальное… Вызвали грузовик и выставили счет мистеру Гейлорду, эсквайру. Готова поспорить, вы будете в шоке, если скажу, что счет до сих пор не оплачен.

– То есть, если бы моя семья владела домом сто пятьдесят лет, я бы там каждый дюйм перерыла. Даже если ей не было дела до всякой там «старины», можно было ожидать, что она захочет свои вещи. Все, с чем ты выросла? Просто выбросить, даже не взглянув?

– Подождите, – сказал Джейк. – Племянница тоже здесь выросла? В этом доме?

Он пытался понять ход событий, но что-то никак не складывалось. Родители Эвана жили и умерли в этом доме, а затем здесь жила его сестра и растила свою дочь, а затем, после того, как сестра умерла, а племянница – оторва, как сказала о ней загулявшая Салли, – уехала, Эван снова въехал сюда? Все казалось немного странным, но ничего невозможного в этом не было. Так или иначе, этот дом дал Джейку представление о детстве Эвана Паркера, а также, судя по всему, о последних годах его жизни. Но это мало что проясняло.

Джейк поблагодарил женщин. И попросил написать почтовый адрес, чтобы он прислал им подписанную книгу.

– А вашей сестре не прислать экземпляр?

– Прикалываетесь? Да!

Женщины проводили его до парадной двери. Он остановился, чтобы надеть плащ. И поднял взгляд. Вокруг двери виднелся своеобразный зов далекого прошлого – фриз, изображавший поблекшую гирлянду ананасов. Ананасы. Джейк подумал о них секунду и выбросил из головы, потом подумал снова и остолбенел. Пять ананасов поверху. И где-то по десять с каждой стороны, почти до самого пола. Они были оставлены на нетронутой полоске стены, вокруг которой все было выкрашено в розовый висмут.

– Боже мой, – невольно сказал Джейк.

– Да уж, – Сильвия покачала головой. – До того нелепые. Бетти не дает мне их закрасить. Мы прямо поругались из-за них.

– Это по трафарету, – сказала Бетти. – Я как-то раз видела такие в Стербридже, в музее, прямо как эти. Ананасы вокруг двери и сверху по стенам, под самым потолком. Они восходят ко времени постройки дома, я уверена.

– Мы нашли компромисс. Мне пришлось оставить эту полоску нетронутой. Дико смотрится.

Она была права. К тому же, это было одним из немногих мест в доме, хоть как-то намекавших на такое понятие, как «реставрация». По крайней мере, она бы здесь не помешала.

– Я все же как-нибудь подкрашу их, – сказала Сильвия. – Только посмотрите на цвета. До того блеклые! Если уж придется их оставить, я хотя бы подновлю их. Честное слово, каждый раз, как вижу дверь, думаю, с чего это кому-то пришло в голову нарисовать здесь ананасы? Это же Вермонт, не Гавайи! Почему не яблоки или ежевика? Они хотя бы здесь растут!

– Они означают гостеприимство, – сказал Джейк неожиданно для себя.