Текст книги "Сюжет"

– Нет. Поскольку знал, что личные бумаги были в палатке. Полагаю, она вышла только в туалет. Не знаю, как там принято у вас, но мы обычно оставляем документы дома, когда выходим отлить среди ночи.

– Так когда вы смогли поговорить с ней?

– Следующим утром. Мы с одним спасателем отвезли ее в кафетерий и впихнули в нее немного еды, и она в общих чертах рассказала нам, как все было, и назвала имя и возраст сестры. Домашний адрес. Номер страховки. Она не хотела никого беспокоить.

– Ни родных? Ни общих друзей?

Коронер покачал головой.

– А она не сказала, что они здесь делали? В Клэйтоне?

– Они просто путешествовали вместе. Они еще ни разу не выезжали за пределы родного штата… где-то на севере.

– Вермонт, – сказал Джейк.

– Да, верно. Она сказала, они посетили несколько полей боя и направлялись в Атланту. Они собирались двигаться до Нью-Орлеана.

– Значит, про колледж ни слова?

Коронер впервые посмотрел на Джейка с искренним удивлением.

– Колледж?

– Просто я слышал, они направлялись в Афины.

– Ну, не могу знать. Просто путешествовали, как мне она сказала, и собирались вернуться на север. Большинство людей, проезжающих через ущелье Рэбан, держат путь в Атланту, может, остановятся порыбачить или провести день-другой на природе. Ничего такого необычного для нас.

– Я так понял, ее похоронили здесь, – сказал Джейк. – Дианну Паркер. Как так получилось?

– У нас есть резервы, – сказал Рой. – Для неимущих, людей, чьих ближайших родственников мы не можем разыскать. Одна медсестра отвела меня в сторону и спросила, не можем ли мы что-нибудь сделать для этой молодой женщины. У нее никого больше не было, и, судя по всему, транспортировка тела сестры была ей не по карману. Так что мы сделали ей предложение. Так было правильно. По-христиански.

– Понятно, – Джейк кивнул, но лицо его выражало недоумение.

Майк, как он заметил, уже подчистил тарелку. Когда мимо прошла официантка, он попросил пирог. Сам Джейк одолел только половину порции, а может, потерял аппетит, когда Рой сказал, что тело умершей на кемпинге «Огонек» обуглилось.

– Скажу вам правду, я слегка удивился, когда она сказала, да. Люди бывают очень гордыми. Но она подумала и согласилась. Одно из местных похоронных бюро выделило гроб. А власти – могилу на кладбище Пикетта. Приятное место.

– Бабуля моя там, – вставил Майк свои пять центов.

– В общем, мы провели скромную службу через пару дней. Заказали надгробие – просто имя и даты.

Майку принесли пирог. Джейк уставился на него. Мысли его лихорадочно метались. Но он не мог их высказать.

– Вы в порядке?

Он поднял взгляд. На него смотрел коронер – скорее, с любопытством, нежели с тревогой. Джейк коснулся лба тыльной стороной ладони, и она стала влажной.

– Конечно, – промямлил он.

– Знаете, – сказал коронер, – вы можете смело сказать нам, в чем дело. Вы были с ними знакомы? С трудом верится.

– Вообще-то, это правда, – сказал Джейк, но так неубедительно, что самому стало неловко.

– Мы привыкли к теориям заговора. Коронеры. Люди смотрят телепередачи или читают книжки про всякое такое. Они думают, за каждой смертью какая-то мрачная тайна, или неуловимый яд, или какой-нибудь безумный неизвестный способ, которого мы никогда не видели.

Джейк вяло улыбнулся. Ирония состояла в том, что он никогда не относился к подобным людям.

– Бывали у меня случаи, в которых мне не все ясно, в которых что-то смущает меня? Само собой. Пистолет «просто выстрелил»? Человек просто поскользнулся и упал на обледенелой лестнице? Есть немало такого, чего я никогда не узнаю с уверенностью, и ничего тут не поделаешь. Но этот случай был не таким. Позвольте, скажу вам кое-что: это ровно то, чем кажется, когда кто-то сгорает в палатке из-за упавшего обогревателя. Это ровно то, чем кажется, когда кто-то теряет близкого человека, внезапно и трагично. А вы тут задаете довольно провокационные вопросы о людях, которых никогда не видели. Вы, очевидно, что-то вбили себе в голову. Что тут, по-вашему, произошло? Колитесь.

Джейк долго сидел молча. Затем достал из куртки телефон, нашел фотографию девушки и протянул им.

– Кто это? – сказал Майк.

Коронер внимательно всмотрелся.

– Узнаете? – сказал Джейк.

– А должен? Никогда не видел ее.

Джейк, как ни странно, испытал облегчение.

– Это Роза Паркер, – сказал он. – Я имею в виду, настоящая Роза Паркер. Которая, кстати, не была сестрой Дианны Паркер. Она была ее дочерью. Ей было шестнадцать лет, и она направлялась в Афины, записываться на первый курс университета. Но не доехала. Она угодила на кладбище в Клэйтоне, штат Джорджия, в ваш казенный гроб, закопанный в казенной могиле, под казенным надгробием.

– Лажа какая-то, – сказал Майк.

Затем, после долгой и напряженной секунды молчания, Рой Портер начал нелепо лыбиться. Он лыбился и лыбился, и наконец рассмеялся.

– Я понял, в чем дело, – сказал он.

– В чем? – сказал Майк.

– Вам должно быть стыдно.

– Не понимаю, о чем вы, – сказал Джейк.

– Это из книжки! Из той книжки, что все читали в прошлом году. Моя жена ее читала, потом пересказала мне. Мать убивает дочь, так? И занимает ее место?

– А знаете, – сказал Майк, – я слышал об этой книжке. Матушка в книжном клубе читала.

– Как она называется? – сказал Рой, сверля взглядом Джейка.

– Не помню, – сказал Майк, а Джейк, который помнил, молчал.

– Вот что это! Вы пытаетесь обкатать здесь эту историю, так? – коронер встал на ноги и, хотя ростом он не отличался, грозно навис над Джейком без тени улыбки. – Вы вычитали эту дикую историю из книжки и решили подогнать под нее случившееся здесь. Вы спятили?

– Охренеть, – сказал Майк, тоже вставая из-за стола. – Каким ушлепком…

– Я ничего не… – Джейк с трудом выдавил эти слова, – обкатываю. Я пытаюсь выяснить, что произошло.

– Произошло ровно то, что я вам сказал, – сказал Рой Портер. – Та несчастная умерла в пожаре, и я только надеюсь, что ее сестра смогла справиться с этим и жить дальше. Я понятия не имею, чья фотография у вас в телефоне, и, если уж на то пошло, кто вы такой, но считаю ваши инсинуации бредом. На кладбище Пикетта лежит Дианна Паркер. Ее сестра уехала из города через день-другой после похорон. Навещала ли она с тех пор могилу, не могу сказать.

«Очень сомневаюсь», – подумал Джейк, глядя как два его собеседника выходят на улицу.

Глава двадцать восьмая
Метанарратив

После того, как они ушли, Джейк заказал кусок того пирога, что ел Майк, и чашку кофе, и долго просидел, пытаясь осмыслить все это, но всякий раз, как чувствовал, что у него вот-вот получится, главное снова от него ускользало. Та правда, что причудливее вымысла, правда, признаваемая миллионами; но если это была правда, почему же мы всегда так отчаянно восставали против нее?

Мать и дочь, обуреваемые взаимной нелюбовью, – это обычное дело в большинстве семей.

Мать и дочь, способные творить страшные вещи друг с другом, – это, к счастью, случается реже, но все же.

Дочь, убивающая мать с корыстной целью, – это составляет сенсацию криминальной хроники, пусть из ряда вон, но вполне реальную.

Но чтобы мать убила дочь, а затем присвоила ее жизнь? Это миф. Сюжет романа, разошедшегося многомиллионным тиражом и послужившего основой фильма одного из «главных режиссеров», по выражению Эвана Паркера. Такой роман будет читать чья-нибудь мать у себя в книжном клубе в Клэйтоне, штат Джорджия, такой роман заманит 2400 жителей Сиэтла на встречу с автором, представленным в списке бестселлеров «Нью-Йорк Таймс» и на обложке «Поэтов и писателей». За такой сюжет можно и убить, подумалось Джейку, пусть ему и не пришлось этого делать; он просто подобрал его как бесхозную вещь. «Это типа бомба», как сказал о своей истории Эван, и он был абсолютно прав. Но он также мог бы назвать ее «историей того, что моя сестра сделала со своей дочерью». Он мог бы назвать ее «историей, за которую мне может не поздоровиться, потому что она не моя». Он даже мог бы назвать ее «историей, за которую не стоило умирать».

Джейк оплатил счет и вышел из кафе «Клэйтон». Он сел в машину и поехал на кладбище, мимо Исторического общества округа Рэбан и налево, по Пикетт-хилл-стрит, узкой и заросшей дороге, уходившей в сторону леса. Примерно через полмили он миновал указатель кладбища и сбросил скорость. Солнце клонилось к горизонту, и Джейк почувствовал, как деревья обступают его. Он подумал обо всех местах, куда завела его эта отчаянная и рискованная авантюра, – от таверны в Ратленде до обшарпанного жилого комплекса в Афинах, а оттуда до прогалины в лесах северной Джорджии. Он почувствовал, что приближается к последней точке, и так оно и было. Что еще могло быть после этого? Как ни крути, он оказался на кладбище, где покоилось обезличенное тело. Дорога кончилась, когда впереди показались надгробия.

Могил было немало, не меньше сотни, и первые, которые увидел Джейк, датировались девятнадцатым веком. Там покоились Пикетты, Рэми, Шуксы и Уэллборны, пожилые мужи, сражавшиеся в мировых войнах, дети, прожившие несколько месяцев или лет, матери, похороненные вместе с их мертворожденными чадами. Джейк подумал, миновал ли уже могилу бабули Майка или каких-нибудь преемников щедрот Клэйтона, неимущих и безвестных. Опускались сумерки, и небо наливалось синевой, а западный лес купался в оранжевом зареве. Прекрасное место для вечного сна, ничего не скажешь.

Наконец он нашел, что искал, у дальнего края кладбища. Простой, чуть красноватый камень, прямо на земле, с именем и датами:

ДИАННА ПАРКЕР

1980–2012

Простой, подчеркнуто сдержанный, однако Джейка пробрал ужас.

– Кто же ты? – спросил он вслух.

Но вопрос был риторическим. Ведь он знал ответ. Знал с того самого момента, как увидел старинный орнамент из ананасов, обрамляющий дверь дома Паркеров в Западном Ратленде, и все, с кем он говорил в Джорджии, – злобный адвокат и уборщица, не узнавшая Розу Паркер на школьной фотографии, задиристый коронер, слышавший топот копыт и думавший на лошадей, – только подтверждали это. Ему захотелось припасть к земле и рыть ее, пока не доберется до этой бедной девчонки, помехи и средства для реванша в жизни ее матери, но даже если бы он проник сквозь утрамбованную землю и под крышку гроба, что бы он нашел там, кроме пригоршни праха?

В последних лучах заходящего солнца он сделал фотографию могилы и отослал жене, подписав правильное имя той, что покоилась в ней. Остальное он расскажет, вернувшись домой, когда они останутся вдвоем. Тогда он объяснит, что здесь произошло на самом деле, как юная девушка, сумевшая выбраться из дома, угодила в могилу в глухом городке в штате Джорджия, с именем матери на надгробии. Глядя на кладбищенскую грязь, он словно различал очертания убитой девушки, и ему подумалось, что ее поразительная история заслуживает отдельной книги, только теперь это будет документальная проза. Возможно, ради этого он и затеял свое расследование – чтобы написать реальную историю Розы Паркер, беспрецедентным образом переписав свою невероятную «Сороку» и высветив реальную историю, о которой не знал даже он сам. Матильда, как только переварит это, будет заинтригована и захвачена. Вэнди сразу придет в восторг: деконструкция международного бестселлера самим автором? Вот это да!

И даже если написание такой книги потребует от Джейка уступить лавры авторства идеи его бывшему студенту, Эвану Паркеру, он сможет сосредоточиться на рассказе о том, как самоотверженно искал ответы на глубокие вопросы о природе художественного текста и способах его создания, и тем самым выскажет свою писательскую правду от лица всех писателей самых разных жанров! Пересказ «Сороки» будет метанарративом, который реабилитирует всех писателей и найдет отклик у всех читателей, а Джейку принесет славу бесстрашного художника. И потом, какой смысл быть знаменитым писателем, если не можешь рассказать своим уникальным голосом историю, которую никто другой не расскажет?

Последний свет на кладбище померк.

Взгляните на мои деянья и дрожите![73]73
  Цит. из «Озимандии» П. Б. Шелли в пер. Н. Минского.


[Закрыть]

Никого кругом.

Сорока

Джейкоб Финч-Боннер

«Макмиллан», Нью-Йорк, 2017, стр. 280

Она арендовала маленький дом на восточной Уиттьер-стрит в Джерман-виллидж[74]74
  German Village – старинный район Колумбуса, изначально немецкое поселение, штат Огайо.


[Закрыть], примерно в пяти милях от кампуса, в тихом районе, где почти не было студентов. Она по-прежнему обрабатывала счета для Центра здравоохранения Бассетта, но в основном в вечернее время, а днем посещала пары по истории, философии, политологии. Учеба была ей в радость, даже курсовые, даже экзамены, даже несмотря на то, что ей приходилось растворяться среди шестидесяти тысяч первокурсников университета Огайо и стараться не привлекать к себе внимания преподавателей; каждый день ее новой жизни сопровождался волнительным чувством перерождения, осознанием того, что ей наконец удалось достичь своей давней цели, несмотря на подножку коварной судьбы. Кем бы она была сейчас, если бы не эта пауза в восемнадцать лет? Возможно, адвокатом или каким-нибудь профессором? Ученым или доктором гуманитарных наук? А может, даже писательницей! Что толку думать об этом. Она успела потерять всякую надежду и получила второй шанс.

Но однажды вечером, под конец мая, она пришла домой и увидела на пороге самую непрошенную гостью из всех возможных – Гэб, с нелепым рюкзачком за плечами.

– Давай зайдем, – сказала Саманта и бесцеремонно втянула ее за собой в гостиную, а там спросила: – Что ты здесь делаешь?

– Я узнала адрес Марии в университете, – сказала девушка. – Я не думала, что и вы здесь окажетесь.

Росту она была небольшого, но компенсировала его весом.

– Я живу здесь уже несколько месяцев, – сказала Саманта сухо. – Я продала наш дом.

– Ну да, – кивнула девушка, и ее прямые волосы коснулись щек. – Я слышала.

– Я же сказала тебе, у нее теперь другая подружка.

– Да, я знаю. Просто еду на Западное побережье. Хочу пожить там. Пока не уверена где. Возможно, в Сан-Франциско, а может, в Л-А. Вот и подумала, раз уж поеду через Колумбус, может…

Эта девушка многовато думала.

– Может?

– Просто подумала, хорошо будет повидать Марию. Закрыть…

«Гештальт»? – подумала Саманта.

Ей почему-то не нравилось это слово.

– Гештальт.

– О. Ну конечно. Что ж, она сейчас в кампусе. Но должна подойти через час-другой. Я куплю пиццу для нас троих. Идем-ка со мной.

Гэб, разумеется, пошла. Саманта, понятное дело, не хотела оставлять ее дома, чтобы она увидела одну спальню и стала гадать, где спит Мария. По дороге в пиццерию Саманта расспрашивала Гэб о том о сем и узнала, что она не собиралась возвращаться в родной город и не поддерживала отношений ни с кем из местных. Более того, все пожитки Гэб умещались в «хендай-акцент», на которой она храбро двигалась на запад, и как только будет закрыт этот самый гештальт, она собиралась, в буквальном смысле, ехать куда глаза глядят. Если только, как понимала Саманта, не узнает здесь, в Колумбусе, чего-нибудь такого, что заставит ее вернуться в Эрлвилль, штат Нью-Йорк. Но, по правде говоря, она и так уже узнала слишком много. Не так ли?

– Вернусь через минуту, – сказала Саманта, заходя в пиццерию.

Дома, пока Гэб сидела за столом, в ожидании Марии, Саманта взяла горсть арахиса, раскрошила его металлической лопаткой о стойку и посыпала промасленную основу «Пеперони».

Конечно, «Пеперони»

Ведь она помнила об этом.

Ведь она была хорошей матерью, а хоть бы и нет, ей уже никто не возразит.

Глава двадцать девятая
Для этого даже не нужно быть писателем

Когда Джейк вернулся, Анны не было дома, но на плите стояла кастрюлька с ее фирменным супом, а на столе – открытая бутылка мерло. Но еще больше, чем суп или даже вино, его обрадовал вид двух столовых наборов, и неудивительно, ведь он был дома. У него теплело на душе при одной мысли о них. Но когда он видел их своими глазами, то понимал безошибочно: все хорошо.

Зайдя в спальню, он достал из сумки бурбон «Стиллхауз-крик», купленный по пути в аэропорт Атланты. А когда открыл ноутбук, то увидел, к своему изумлению, очередное послание, ожидавшее его на авторском сайте. С минуту он тупо смотрел на него, затем сделал глубокий вдох и кликнул по нему.

Вот заявление, которое я собираюсь опубликовать через день-другой. Будут какие-то замечания?

«В 2013 г., „преподавая” в колледже Рипли, Джейкоб „Финч” Боннер познакомился со студентом по имени Эван Паркер, и тот рассказал ему о своем романе, над которым работал. В том же году Паркер внезапно умер, после чего Боннер выпустил роман под названием „Сорока”, умолчав о его настоящем авторе. Мы призываем издательство „Макмиллан” признать свою верность принципам авторской порядочности и изъять из продажи эту мошенническую подделку».

Выпад насчет его составной фамилии был неприятным, но вполне понятным: Джейк в бесчисленных интервью говорил о своей любви к роману «Убить пересмешника», и к Аттикусу Финчу в частности. Наезд на его преподавательскую квалификацию был чем-то новым и довольно-таки неприятным. Но главную угрозу заключали в себе намерение скорой публикации и бессовестный намек на то, что он украл весь роман, от и до, а не просто сюжет, у несчастного «настоящего» автора. И, помимо всего этого, Джейк не мог понять, то ли у него разыгралась паранойя, то ли там действительно намекалось на его причастность к внезапной смерти его бывшего студента, того самого «настоящего» автора?

Принимая во внимание все это, он должен был бы задрожать мелкой дрожью, но, присев на край своей кровати и обдумав это послание, он почувствовал, что не боится. Начать с того, что это «мы» излучало слабость, вроде выдуманных соратников Унабомбера[75]75
  Теодор Джон Казински (род. 1942) – американский математик, социальный критик, философ, неолуддит и террорист, известный своей кампанией по рассылке бомб почтой.


[Закрыть] или любого другого полоумного мстителя-одиночки, плетущего благородный заговор у себя в подвале. Но главное, как Джейк теперь понял, что его визави боялась раскрытия не меньше, чем он сам. Пришло наконец время ему нажать кнопку «ответить» после стольких месяцев молчания и показать, что он знает, кто она такая, и готов поведать миру ее историю. И не прежнюю, литературную версию, а самую что ни на есть реальную, основанную на твердых фактах о том, как она поступила с собственной дочерью и живет с тех пор под ее личиной. Чем не лакомый кусок для СМИ? Все шансы попасть на обложку «Пипл». Джейк испытал своеобразное удовольствие, сочиняя первое – и, как надеялся, последнее – послание своей преследовательнице:

Вот заявление, которое опубликую я, если ты не уберешься из моей жизни и не заткнешься. Будут какие-то замечания?

«В 2012 г. молодая женщина по имени Роза Паркер умерла насильственной смертью на руках у матери, которая после этого стала выдавать себя за нее, присвоила ее стипендию университета Джорджии и живет с тех пор под именем собственной дочери. В настоящее время она занимается травлей известного автора, хотя вполне заслуживает славы за личные заслуги».

Он почувствовал запах супа, всей этой благотворной зелени. На колени ему запрыгнул кот, Уидби, и взглянул с надеждой на ноутбук, но не увидел там ничего интересного и ретировался на диван, выбранный Анной в ходе ее кампании по обустройству их жилья. И пусть она была против этого путешествия в Джорджию, Джейк не сомневался, что, когда расскажет ей все, что узнал, она поймет, что он поступил правильно, и поможет ему распорядиться новой информацией наилучшим образом.

Он услышал, как открывается дверь. Вошла Анна с буханкой хлеба и извинилась, что не встретила его. Обняв ее, он почувствовал, как она отвечает на его объятие, и испытал такое облегчение, какого сам не ожидал.

– Смотри, что я принес, – сказал он, показывая бутылку бурбона.

– Мило. Но я, пожалуй, не буду. Ты же знаешь, мне надо в аэропорт через пару часов.

Он посмотрел на нее.

– Я думал, завтра.

– Не-а. Ночным рейсом.

– И долго тебя не будет?

Она была не уверена, но хотела решить все, как можно быстрее.

– Поэтому и лечу в ночь. Посплю в самолете и прямо из аэропорта поеду на склад. Думаю, смогу разделаться со всем в течение трех дней, включая и работу. Если придется, задержусь еще на день.

– Надеюсь, не придется, – сказал Джейк. – Я скучал по тебе.

– Ты скучал по мне потому, что знал, что я злюсь на тебя.

Он нахмурился.

– Может, и так. Но я бы все равно скучал.

Она пошла налить супа и поставила на стол одну тарелку.

– А ты не будешь? – спросил Джейк.

– Попозже. Хочу услышать, что там у тебя.

Она положила хлеб, за которым ходила, на разделочную доску и налила им обоим вина, и он стал рассказывать обо всем, что успел выяснить после Афин: как поехал на север, в горы, как разговорился с владельцем магазина, как тот отвез его на кемпинг в такой глуши, что речку еле слышно. Когда он показал в телефоне фотографию кемпинга, Анна всмотрелась в нее.

– Не похоже на место, где кто-то сгорел заживо.

– Ну, прошло семь лет.

– Ты сказал, мужчина, который отвез тебя туда, был там в то утро?

– Ага. Пожарник-волонтер.

– Весьма удачное совпадение.

Он пожал плечами.

– Ну не знаю. Городок небольшой. Такое событие должно привлекать много людей – парамедиков, копов, пожарных. Людей в больнице. Соседом этого парня оказался коронер.

– И они двое просто уселись с первым встречным и все тебе рассказали? Это что-то против правил.

– Разве? Пожалуй, я должен быть им признателен. По крайней мере, не пришлось прочесывать с фонариком все кладбища в ущелье Рэбан.

– Ты не мог бы пояснить? – сказала Анна.

Она снова наполнила бокал Джейка.

– Ну, они мне сказали, где эта могила.

– Могила, фотографию которой ты прислал мне?

Он кивнул.

– Слушай, я попрошу тебя быть поконкретнее. Хочу быть уверена, что понимаю все, что ты тут говоришь.

– Я говорю, – сказал Джейк, – что Роза Паркер похоронена на каком-то Пикетт-хилле, под Клэйтоном, в штате Джорджия. На надгробии указана, Дианна Паркер, но это Роза.

Анна, похоже, не сразу осмыслила такое. А когда справилась с этой задачей, спросила Джейка, как ему суп.

– Восхитительный.

– Хорошо. Это еще с того раза, – сказала она. – Когда ты вернулся из Вермонта. И рассказал мне об Эване Паркере.

– Суп для измученной души, – вспомнил Джейк.

– Да, верно, – Анна улыбнулась.

– Я жалею, что так долго ничего тебе не говорил об этом, – сказал Джейк, поднося ко рту увесистую ложку.

– Не бери в голову, – сказала она. – Лучше выпей.

Он выпил.

– Раз уж мы говорим об этом, – сказала она, – что именно, по-твоему, там произошло?

– Произошло то, что Дианна Паркер, как и сотни тысяч других родителей, повезла своего ребенка в колледж, в августе две тысячи двенадцатого года. И может, как, наверно, большинство из них, она была в смешанных чувствах по поводу расставания с дочерью. Роза была очевидно умницей. Она одолела среднюю школу и поступила в колледж всего за три года, так ведь?

– Да?

– Со стипендией, по-видимому.

– Сама гениальность, – сказала Анна с легкой иронией в голосе.

– Должно быть, не терпелось удрать от матери.

– Ее ужасной матери.

Анна закатила глаза.

– Точно, – сказал Джейк. – И ей, наверно, было не занимать амбиций, как, возможно, и ее матери когда-то, хотя Дианна так и не сумела выбраться из Западного Ратленда. Беременность, деспотичные родители, безучастный брат.

– Не забудь того типа, что наградил ее животом, а сам такой: давай как-нибудь без меня.

– Ну да. И вот она везет дочь дальше, чем кто-либо из них бывал, из города, где они жили все эти годы, и понимает, что дочь никогда не вернется. Шестнадцать лет самоотречения и заботы о ней, а теперь хоп – и все, пиши письма.

– И спасибо не сказала.

– Ага, – Джейк кивнул. – И, может, она думает: «Почему это не я? Почему мне не выпала такая жизнь?» И, когда случается несчастный случай…

– Определи несчастный случай.

– Ну, она сказала коронеру, что могла повалить пропановый обогреватель, выходя из палатки среди ночи. А когда вернулась после туалета, все уже сгорело.

Анна кивнула.

– Окей. Это несчастный случай.

– Коронер так же сказал, у нее была истерика. Его слова.

– Верно. А истерику не подделаешь.

Джейк нахмурился.

– Продолжай.

– Ну, когда это случилось, она думает: «Это кошмар, но я не могу вернуть ее». А стипендия осталась, и дома ее ничто не держит. И она думает: «Никто не знает меня в Джорджии. Я стану жить отдельно от других студентов, ходить на занятия, решу что-нибудь со своей жизнью». Она понимает, что выглядит не настолько молодо, чтобы назваться дочерью тридцатидвухлетней женщины, поэтому, возможно, говорит, что она сестра сгоревшей, а не дочь. Но с момента, как она покидает Клэйтон, штат Джорджия, она – Роза Паркер, чья мать трагически погибла в пожаре.

Сгорела заживо.

– Тебя послушать, это почти разумно.

– Что ж, это кошмарно, но по-своему разумно. Это явно противозаконно, ведь речь идет, по меньшей мере, о присвоении. Присвоении чужой личности. Места дочери в университете. Денежной стипендии. Но это также дает неожиданную возможность женщине, которая никогда не могла жить, как ей хотелось, и она, к тому же, еще молода. Тридцать два – намного меньше, чем нам сейчас. Разве не кажется, что ты можешь начать жизнь заново, когда тебе тридцать два? Взгляни на себя! Ты была даже старше и оставила всех, кого знала, и перебралась на другой конец страны, и вышла замуж, и все это за… сколько, восемь месяцев?

– Согласна, – сказала Анна и долила в бокал Джейку остатки вина. – Но должна заметить, ты находишь всяческие оправдания для нее. Ты действительно такой понимающий?

– Ну, в романе… – начал он, но Анна его перебила.

– Чьем? Твоем? Или Эвана?

Джейк попытался вспомнить, говорилось ли об этом в том фрагменте Эвана. Разумеется, нет. Эван Паркер был любителем. Насколько глубоко он мог проникнуть во внутренний мир этих женщин? Излагая свой экстраординарный сюжет тем вечером в корпусе Ричарда Пенга, Паркер не потрудился уделить внимание психологии Диандры (так у него звали мать) или Руби (так у него звали дочь); намного ли лучше сумел бы он дать их портреты в объеме всего романа, даже если предположить, что он был способен закончить его?

– В моем романе. Саманта – личность противоречивая и глубоко несчастная. Такие вещи могут изуродовать тебе душу, наделив, можно сказать, преступными наклонностями. Я всегда воспринимал ее как человека, снедаемого ужасным разочарованием, и со временем – когда она видела, как дочь готовится покинуть дом, – это просто одолело ее, приведя к ужасным результатам. И потом, когда это случилось, это ведь был вроде как несчастный случай, по крайней мере, не что-то предумышленное. Нельзя ведь сказать, что она была…

– Психопаткой? – сказала Анна.

Джейк немало удивился. Он, конечно, понимал, что большинство его читателей именно так и считали, но Анна никогда еще не высказывалась о его героине в подобном ключе.

– Значит, вот что определяет различие? – уточнила она. – Между тем, что любой из нас мог бы сделать при каких-то обстоятельствах, и тем, на что способны только настоящие злодеи? Предумышленность?

Он пожал плечами и почувствовал, как они отяжелели.

– Похоже, вполне подходящий фактор различия.

– Окей. Но только в том, что касается твоей вымышленной героини. Это не имеет силы в отношении реальной женщины. Ты и представить не можешь, что у нее творилось в голове или что еще она могла совершить, до или после этого непредумышленного действия. То есть кто знает, что еще на уме у этой Дианны Паркер? Ты же сам сказал – никто, похоже, не умер в ее семье своей смертью?

– Это верно.

Он кивнул, и голова его тяжело качнулась вперед. Он написал целый роман, закрученный вокруг этой ужасной случайности, но до сих пор не мог вполне свыкнуться с тем, что где-то была настоящая мать, которая оказалась способной на такое. Увидеть, как ее дочь умерла такой смертью и жить как ни в чем не бывало?

– То есть, – сказал он, наконец, – это невероятно. Верно?

Анна вздохнула.

– Есть многое на свете, Джейк, что и не снилось нашим мудрецам. Хочешь еще супа?

Он хотел, и она взяла его тарелку и снова наполнила ее горячим супом до краев.

– Так вкусно.

– Я знаю. Мамин рецепт.

Джейк нахмурился. Ему захотелось что-то спросить, но он не знал, что именно. Шпинат, капуста, чеснок, куриные кубики; как есть вкуснятина, и Джейк чувствовал, как тепло супа разливается у него внутри.

– Это кладбище, что ты сфотографировал, оно мне показалось довольно уютным. Можно еще взглянуть?

Он достал телефон и стал пытаться найти фотографию, но это оказалось не так-то просто. Фотографии скакали туда-сюда под его пальцем, и он никак не мог остановиться на нужной.

– Вот, – сказал он наконец.

Анна взяла телефон и внимательно всмотрелась в изображение.

– Надгробие. Такое простое. Мне нравится.

– Окей, – сказал Джейк.

Анна зажала в пальцах прядь седых волос и стала накручивать ее, повторяя раз за разом простое движение; в этом было что-то гипнотическое. Джейк столько всего любил во внешности Анны, но сейчас ему вдруг подумалось, что больше всего он любит эти седые волосы. Он представил, как они рассыпаются у нее по плечам, и в ушах у него зашумело. Он был на ногах несколько дней и на нервах несколько месяцев. Теперь же, когда все кусочки головоломки встали на свои места, на него навалилась усталость, и все, чего ему хотелось, это залезть в постель и заснуть. Может, не так уж и плохо, что Анна улетает сегодня. Может, ему не помешает отдохнуть. Может, каждому из них не помешает побыть пару дней наедине с собой.

– Значит, после несчастного случая, – сказала Анна, – наша обездоленная родительница направляется на юг. Делает лимонад из лимонов, да?

Джейк кивнул тяжелой головой.

– А приехав в Афины, записывается на имя Розы и получает разрешение жить вне кампуса на первом курсе. И так проходит две тысячи двенадцатый – две тысячи тринадцатый учебный год. А что потом?

Джейк вздохнул.

– Ну я знаю, что она покинула университет. После этого я не уверен, куда она направилась и где была, но это не так уж важно. Ей так же хочется, чтобы все узнали о ее реальном преступлении, как и мне – о моем сфабрикованном. Так что завтра я пошлю ей письмо и потребую отвалить от меня. И пошлю для верности копию этому паршивому адвокату.

– Но разве ты не хочешь узнать, где она? И как ее зовут? Потому что она, очевидно, сменила имя. Ты ведь даже не знаешь, как она выглядит. Так?

Анна отнесла его тарелку к раковине и сполоснула. Она сполоснула его ложку и кастрюлю. Затем убрала все это в посудомойку и включила ее. Затем вернулась к столу, но не стала садиться.

– Может, уложить тебя в постель? – сказала она. – Ты на самом деле жутко выглядишь.

Этого он не мог отрицать и не собирался.

– Все же хорошо, что ты залил в себя этого супа. Одна из немногих вещей, что дала мне мать – этот суп.

И тогда Джейк вспомнил, что хотел спросить у нее.

– Ты хочешь сказать, мисс Ройс? Учительница.

– Нет-нет. Моя настоящая мама.

– Но она ведь умерла. Въехала в озеро, когда ты была совсем маленькой. Я ведь ничего не путаю?