Текст книги "По зову сердца"

Глава 18

Утренняя пробежка освежила Филипа. Мозг его работал исключительно ясно, и теперь он решил продумать стратегию дальнейших действий. Портье в «Тисбери инн» посоветовал ему бежать в сторону Уэст-Чопа, где холмы не такие «страшные», а лес не слишком густой, и между деревьями видна вода.

В самом деле, пробегая мимо парка, Филип видел за деревьями небольшую бухту, лодки, высокие мачты, похожие на спички. В природе царил такой покой, что Филип почти забыл про Николь. Он подумал даже, что в мире существуют не только эгоистичные студентки юридических колледжей, но и другие женщины. Например, Лайза Эндрюс. Впрочем, Лайза Эндрюс едва ли удостоит его более чем одним-двумя взглядами.

Филип побежал быстрее, размышляя, что сказала бы Джанина Аршамбо про Лайзу и как Лайза чувствовала бы себя на семейном ужине в Ферфилде. Потом он вспомнил Джозефа. Интересно, из тех ли Лайза женщин, которых находят привлекательными респектабельные манхэттенские юристы, недавно переехавшие в новый офис?

Новый офис в центре. Представив себе мир деловых встреч, светских раутов и рэкетбола, Филип пожалел о том, что в том мире не бывает дней, подобных этому, когда можно вдыхать соленый морской воздух и ни о чем не думать.

Впрочем, Джесс чувствует себя на острове совершенно иначе. И едва ли беззаботную жизнь вела здесь семья, вынужденная сменить фамилию и бежать из родных мест.

Филип оказался на Мейн-стрит, миновал городскую библиотеку и потрусил от центра, где дома стояли так тесно, что места для лужаек почти не оставалось. На бегу он репетировал в уме свой разговор с мистером Брэдли.

Начнет он, пожалуй, так: «Я адвокат, действую в интересах миссис Рэндалл». Слово «адвокат» – удачная находка, оно внушает невольный страх многим мужчинам и большинству женщин. «Я расследую обстоятельства преступления доктора Уильяма Ларриби, и у меня есть основания полагать, что вы причастны к этому делу».

Он вытер пот со лба и улыбнулся. «Преступление» – вот еще одно полезное слово.

Когда Брэдли попытается вывернуться, Филип набросится на пего, как лев: «Моей подопечной стало известно, что в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году ее отец выплатил вам двести тысяч долларов». Филип будет осторожен и не станет открывать сразу все карты, не будет упоминать о пятидесяти тысячах, высланных мисс Тейлор, и о таинственном письме, полученном Джесс. «Мы уверены, что вы имеете отношение к преступлению доктора Ларриби».

Филип был исключительно доволен собой. «Речь, достойная овации», – подумал он, потом мысленно еще раз повторил свою блестящую тираду. Затем стал думать, какие интонации и жесты следует использовать, чтобы казаться уверенным, властным и… внушить страх. Его брат великолепно владеет искусством внушать страх. Слава Богу, что Джозефа здесь нет и он не будет указывать Филипу на его промахи.

Вдруг он ощутил зависть к Лайзе. Обе ее матери живы и даже перезваниваются иногда, хотя между ними лежит целый континент. Если бы Пи-Джей была жива, Филип, наверное, рано или поздно рассказал бы о ней Джанине, и они, должно быть, встретились бы. Но Пи-Джей давно нет, и незачем рассказывать Джанине.

Филип поравнялся с небольшим кладбищем. Надписи на надгробиях вековой давности стерлись и практически исчезли. Опустевшее сердце Филипа дрогнуло от жалости к Пи-Джей, к той, кто дала ему жизнь.

Пот стекал по его лицу. Пот – или слезы? Он тряхнул головой и ускорил бег.

Дома на обочинах стали больше. Слева от дороги темнел густой лес. Здесь было бы хорошо погулять. Наверное, в этот лес он повел бы Николь, если бы она приехала. «Интересно, – подумал Филип, – пожелала бы Николь заняться любовью в лесу или предпочла бы песчаные дюны на берегу…» А к чему вообще думать о ней? Для него она больше не существует. «Девушки приходят и уходят», – сказал он Джесс не так давно и был прав, хотя всей душой желал, чтобы мир был устроен иначе.

Филип вернулся к мыслям о мистере Брэдли. Если Джесс даст добро на разговор, если решится выяснить все до конца, скоро наступит момент истины.

Он добрался до соснового бора, за которым справа от дороги, у самой береговой линии, стояли громадные роскошные особняки. Эта живописная местность часто изображалась на сувенирных открытках, которые отдыхающие посылали домой – в тех случаях, когда им не приходилось скрывать от близких место своего пребывания. За поворотом дороги Филип увидел высокий флагшток и две скамейки под ним. Пробегая мимо флагштока, Филип глянул вправо, в сторону пляжа, и вдруг заметил женщину. Ту самую, на которую вчера обратила его внимание Джесс. Эта женщина в длинной юбке одиноко брела босиком по песку. Карен, сестра Ричарда.

«По-моему, ей известно, для чего я здесь, – сказала Джесс. – Думаю, это она заставила меня приехать сюда».

Филип вдруг оробел, но затем решил: «Ну и черт с ней. Соединенные Штаты – свободная страна, и этот пляж открыт для всех».

Он свернул с дороги и затрусил к воде.

– Доброе утро, – сказал Филип женщине по имени Карен. – Похоже, сегодня оно действительно доброе.

Она выронила какой-то предмет и быстро взглянула на Филипа, прикрыв глаза от солнца.

– Брит? – коротко спросила Карен.

– Нет, – ответил Филип, переходя на шаг. – Меня зовут Филип.

Он приблизился к ней. Она долго и пристально смотрела на него.

– Вы не Брит.

– Нет. Я – Филип.

Карен отвернулась и пнула носком ноги песок.

– Уходите.

– Ну-у, – протянул он, стараясь держаться любезно. – Мне очень жаль, что я не Брит. Но вы тем не менее согласны, что утро чудесное?

Она замерла, потом резко повернулась к нему:

– Может, вы сделаете то, зачем явились, и отправитесь восвояси?

Филип попятился – такая ярость полыхнула в ее взгляде. И зашагал прочь. Недурно для блестящего, внушающего страх адвоката, достойного оваций.

– Я знаю, кто вы, – бросила она ему вдогонку.

Филип остановился, но оборачиваться не стал.

– Я знаю вас всех. Но чего вы ждете? Защищать уже некого. Совсем никого не осталось.

Мгновение Филип не двигался. Затем обернулся. Но она уже удалялась, и ее длинная юбка развевалась на ветру.

Вернувшись в Вайнард-Хейвен, Филип обнаружил, что вымотался и мозг его уже не работает. Всю дорогу он старался поймать смысл слов Карен и раздумывал, стоит ли рассказывать об этой встрече Джесс. Карен назвала его Бритом; тщетно Филип пытался догадаться, кого она называла этим именем.

Ясно, что Джесс была права, а он заблуждался: Карен написала то письмо и отправила его из Вайнард-Хейвена; Карен звонила Джесс. Теперь это не вызывало сомнений. Но ради чего? Ответа у Филипа не было. Разве что она слегка не в себе…

Пробегая по Мейн-стрит, он заметил Джесс, сидевшую на садовой скамейке на зеленом склоне, уходившем от тротуара вниз, к воде. Он перешел на шаг, поравнялся с Джесс и окликнул ее. Она улыбнулась ему с отсутствующим видом.

– Я заходила за вами в гостиницу, но мне сказали, что вы захотели пробежаться. больше не существует. «Девушки приходят и уходят», – сказал он Джесс не так давно и был прав, хотя всей душой желал, чтобы мир был устроен иначе.

Филип вернулся к мыслям о мистере Брэдли. Если Джесс даст добро на разговор, если решится выяснить все до конца, скоро наступит момент истины.

Он добрался до соснового бора, за которым справа от дороги, у самой береговой линии, стояли громадные роскошные особняки. Эта живописная местность часто изображалась на сувенирных открытках, которые отдыхающие посылали домой – в тех случаях, когда им не приходилось скрывать от близких место своего пребывания. За поворотом дороги Филип увидел высокий флагшток и две скамейки под ним. Пробегая мимо флагштока, Филип глянул вправо, в сторону пляжа, и вдруг заметил женщину. Ту самую, на которую вчера обратила его внимание Джесс. Эта женщина в длинной юбке одиноко брела босиком по песку. Карен, сестра Ричарда.

«По-моему, ей известно, для чего я здесь, – сказала Джесс. – Думаю, это она заставила меня приехать сюда».

Филип вдруг оробел, но затем решил: «Ну и черт с ней. Соединенные Штаты – свободная страна, и этот пляж открыт для всех».

Он свернул с дороги и затрусил к» воде.

– Доброе утро, – сказал Филип женщине по имени Карен. – Похоже, сегодня оно действительно доброе.

Она выронила какой-то предмет и быстро взглянула на Филипа, прикрыв глаза от солнца.

– Брит? – коротко спросила Карен.

– Нет, – ответил Филип, переходя на шаг. – Меня зовут Филип.

Он приблизился к ней. Она долго и пристально смотрела на него.

– Вы не Брит.

– Нет. Я – Филип.

Карен отвернулась и пнула носком ноги песок.

– Уходите.

– Ну-у, – протянул он, стараясь держаться любезно. – Мне очень жаль, что я не Брит. Но вы тем не менее согласны, что утро чудесное?

Она замерла, потом резко повернулась к нему:

– Может, вы сделаете то, зачем явились, и отправитесь восвояси?

Филип попятился – такая ярость полыхнула в ее взгляде. И зашагал прочь. Недурно для блестящего, внушающего страх адвоката, достойного оваций.

– Я знаю, кто вы, – бросила она ему вдогонку.

Филип остановился, но оборачиваться не стал.

– Я знаю вас всех. Но чего вы ждете? Защищать уже некого. Совсем никого не осталось.

Мгновение Филип не двигался. Затем обернулся. Но она уже удалялась, и ее длинная юбка развевалась на ветру.

Вернувшись в Вайнард-Хейвен, Филип обнаружил, что вымотался и мозг его уже не работает. Всю дорогу он старался поймать смысл слов Карен и раздумывал, стоит ли рассказывать об этой встрече Джесс. Карен назвала его Бритом; тщетно Филип пытался догадаться, кого она называла этим именем.

Ясно, что Джесс была права, а он заблуждался: Карен написала то письмо и отправила его из Вайнард-Хейвена; Карен звонила Джесс. Теперь это не вызывало сомнений. Но ради чего? Ответа у Филипа не было. Разве что она слегка не в себе…

Пробегая по Мейн-стрит, он заметил Джесс, сидевшую на садовой скамейке на зеленом склоне, уходившем от тротуара вниз, к воде. Он перешел на шаг, поравнялся с Джесс и окликнул ее. Она улыбнулась ему с отсутствующим видом.

– Я заходила за вами в гостиницу, но мне сказали, что вы захотели пробежаться.

– О да, это мое любимое занятие, – ответил Филип. – В Манхэттене постоянно не хватает времени.

– Да и бегать, наверное, негде.

Он хотел было присесть с ней рядом, но вспомнил, что его майка насквозь промокла от пота, поэтому остался стоять.

– Если вы посидите здесь еще немного, я схожу в гостиницу, приму душ, а потом мы с вами где-нибудь перекусим.

– Ладно, – отозвалась Джесс, – но я не голодна.

Филип оперся о спинку скамейки.

– Вы и вчера вечером не были голодны.

Она улыбнулась.

– Верно. Я видела ее, – добавила Джесс.

Только сейчас Филип заметил, что у нее под глазами темные круги, а веки припухли. Это означало, что она долго плакала ночью.

– Кого вы видели?

– Мелани. Мою дочь.

Филип поставил ногу на скамейку и оперся на колено.

– Джесс, мы же точно не знаем…

– Я знаю: все верно, это моя дочь. И внучку я тоже видела. Сару.

Она почти шептала, и слова ее растворялись в воздухе.

Филип присел.

– Что произошло?

Давясь от слез, Джесс рассказала ему про школу, про Мелани, про маленькую девочку с загипсованной ногой. Филипу захотелось обнять и успокоить Джесс, но он вновь вовремя вспомнил, что вспотел.

– Я хочу домой, – вдруг сказала Джесс. – Я узнала все, что мне нужно. Теперь я должна отправиться домой.

– И все-таки мы не знаем…

– Я знаю. А это самое главное. Я больше часа просидела здесь. И теперь решила: мне нужно уехать.

Филип заглянул в усталые потухшие глаза Джесс. Наверное, так она выглядела, когда была маленькой беспомощной девочкой.

– Джесс, а как же Мелани? Разве не нужно, чтобы она узнала правду?

– У нее есть семья, – ответила Джесс. – Этого достаточно.

– Для меня этого не было достаточно, – горячо возразил Филип. – Я всю жизнь хотел выяснить, кто моя мать. – Он поднялся. – Мне нужно принять душ.

Джесс кивнула.

– А от вашего любезного приглашения я, если вы не против, откажусь. Сейчас я вернусь в «Мейфилд-Хаус» и закажу место на пароме. Филип, огромное спасибо вам за все, что вы для меня сделали, но чем скорее я уеду с этого острова, тем лучше.

– Я переоденусь и приду к вам, – сказал Филип. – Обещайте, что дождетесь моего появления.

Джесс улыбнулась:

– Обещаю.

Филип не мог поверить, что она действительно решила уехать. Джесс нашла дочь после тридцати лет неизвестности и вдруг теперь отказывается познакомиться с ней, поговорить, узнать, счастлива ли она, и выяснить, кто и почему подменил младенцев.

А ведь для того, чтобы разгадать эти загадки, Шерлок Холмс не требуется.

Филип натянул джинсы, которые купил ранним утром, и майку с эмблемой «Черного пса». Увидев его сейчас, Джинни, должно быть, отпустит новое замечание насчет «белого воротничка».

Он причесался перед зеркалом, пригладил вихор. Внезапно зазвонил телефон. «Джесс», – подумал Филип и снял трубку.

– Филип? – послышался женский голос, более низкий, чем у Джесс.

– Да.

– Филип, это Лайза.

Лайза? Он провел ладонью по волосам.

– Привет, – довольно глупо сказал он.

– Джинни осталась с Джесс, – сообщила Лайза, – а я не люблю есть одна. Вы уже обедали?

Обедать с Лайзой Эндрюс?

– Нет. Не успел.

– Я у входа. Тут рядом есть кафе. Я могу заказать столик.

– Это было бы чудесно, – отозвался он. – Я сейчас спущусь.

Филип положил трубку и почувствовал, что опять весь взмок. Он подошел к зеркалу.

– Идиот, – сказал Филип самому себе. – Она любит обедать в компании. Больше ей ничего от тебя не нужно.

И все-таки он вышел из комнаты, счастливо улыбаясь. Да, Филип был счастлив хотя бы потому, что Лайза Эндрюс запомнила его имя.

– Свободных мест на пароме не будет до завтрашнего вечера, – сообщила ему Лайза, когда они сели за столик в кафе.

Филип помешал соломинкой ледяной чай.

– Что ж, я рад, – отозвался он. – У нее будет время еще раз как следует все обдумать.

Официант принес Лайзе салат, а Филипу – мясной сандвич.

Филип смотрел на Лайзу в упор, стараясь запечатлеть в памяти ее черты. Ему безумно хотелось, чтобы ее топазовые глаза взглянули на него.

– Вас интересовало до встречи с Джинни, кто ваша родная мать? – спросил он. – Вам хотелось знать, как она живет, как выглядит?

– Конечно, – ответила Лайза, и глаза их встретились. – Мои приемные родители – очень славные люди, – пояснила она, – хорошие, добрые и все такое. Но мне всегда хотелось узнать, чья я дочь, понимаете? Я воображала, будто я принцесса, что в один прекрасный день королева явится за мной и увезет в замок, где зеленые луга и густые леса, кони и рыцари, и ничто не будет напоминать мне Нью-Джерси.

Филип чуть не поперхнулся от смеха.

– Да, не удивляюсь, что вы стали актрисой.

Лайза тоже улыбнулась:

– Ну, актрисой я стала только благодаря Джинни. А вы когда-нибудь интересовались своим происхождением?

– Иногда. Я смотрел на брата и удивлялся, какие мы разные. Он всегда казался мне таким… целеустремленным. А мне нравилось общаться с людьми. Я любил рисовать. Моя родная мать была художницей. Вам Джинни не рассказывала?

Лайза покачала головой:

– Я знаю только, что она умерла. Мне очень жаль, поверьте.

– Да, мне тоже. Но я по крайней мере увидел ее.

Минута или две прошли в молчании.

– Послушайте, ведь мы с вами, наверное, лежали рядом в колыбелях. Забавно, правда? – сказал Филип.

– То-то мне ваше лицо показалось знакомым, – засмеялась Лайза.

Филип откусил кусок сандвича.

– У вас удивительные зеленые глаза, – заметила вдруг Лайза.

– Они у меня от матери.

– Мне жаль Мелани, – сказала Лайза. – Если она, конечно, дочь Джесс. Убеждена, Мелани тоже хочет узнать все.

– Я хотел поговорить с мистером Брэдли, но Джесс не разрешила.

– А если с Мелани?

– Что – с Мелани?

– Что, если нам поговорить с Мелани? Если к ней придем мы с вами, может, она будет с нами откровенна?

– А вдруг ей неизвестно, что ее удочерили?

– Тогда, наверное, пора сказать ей об этом.

Филип задумался. Джесс, наверное, на такое не решится. А предпринять подобный шаг без ее ведома – значит серьезно нарушить этику взаимоотношений юриста и его клиента. Но Лайза настроена решительно, а Филипу ни в коем случае не хотелось упускать возможность побыть с ней. Не исключено, что ему удастся найти слова, которые убедят Мелани пойти на откровенный разговор. Наверное, не стоит начинать прямо. Надо хотя бы выяснить, известно ли Мелани, что человек, которого она считает братом, на самом деле ее отец, а тот, кого она зовет папой, приходится ей дедом. Может, у Филипа и получится – если только он хотя бы наполовину такой классный профессионал, каким его считают в юридическом мире.

– Мы могли бы пойти в школу, – сказал он наконец. – Джесс видела ее там.

– Ну да! – воскликнула Лайза. – Давайте пойдем завтра, пока Джесс не уехала.

Она вновь занялась салатом, а Филип – сандвичем. Мысленно он подыскивал слова для разговора с Мелани Брэдли. Ему надо доказать Лайзе, что он блестящий юрист.

Тогда Лайза Эндрюс устроит ему овацию?

Джинни сидела на веранде «Мейфилд-Хауса» рядом с Диком Брэдли, стараясь не обращать внимания на Живой Труп. Между тем Карен ходила возле веранды по газону, как натуралист, выискивающий в траве улиток. Джесс прилегла отдохнуть, Джинни от нечего делать прогулялась в город, а вернувшись, решила потолковать со стариком и пустить в ход кое-какие, уловки. Таким способом она надеялась вытянуть из Брэдли информацию о его младшей дочери. Да, Джесс теперь ничего не хочет, но Джинни мало того, что они выяснили. В хорошем сценарии непременно должна быть полноценная развязка.

– Значит, сегодня вы не уезжаете, – проговорил Дик, похлопывая по колену последним выпуском «Вайнард газетт».

– Для пассажиров места на пароме есть, а для машин нет.

– Хм. Черт бы побрал этот паром! В прошлом году поменялась система заказов, и с тех пор все туристы стоят на ушах. А у вас самой билет на самолет есть?

– Нет.

– Достать его будет не проще.

– Кстати, ваши власти могли бы уже определиться, нуждаются они в туристах или нет.

Дик рассмеялся и поднял с пола тарелку с печеньем:

– Попробуйте. Милли Джонсон испекла их только утром.

– Милли Джонсон? Та, что тушила моллюсков для пикника?

– Она самая.

– Значит, – усмехнулась Джинни, – она вдова и имеет на вас виды.

Дик расхохотался.

– Вот уж вряд ли! Она замужем, ее муж потерял работу. Милли варит домашний суп для нескольких ресторанов и продает в городе свое печенье.

Джинни тоже засмеялась.

– К тому же, – продолжал Дик, – кому нужен такой старик, как я?

– Вы не так уж стары.

– Я же дедушка! Через год мне стукнет семьдесят.

– Значит, вам шестьдесят девять. Мой последний муж был немного младше вас.

– Почему – был?

Джинни взяла печенье.

– Он умер от разрыва сердца.

Воцарилось молчание.

– Вот видите, – сказал Дик. – Ну кому же нужен такой старик, как я?

Джинни не стала говорить ему, что Джейк был самым счастливым случаем в ее жизни, что он был полон энергии и еще долго не растерял бы ее, если бы не эта нелепая смерть. Дик этого не поймет. Не нужно изливать перед ним душу, надо брать быка за рога. Спрятав под стул распухшую ногу, Джинни сделала вид, что с восхищением следит за каждым движением Брэдли. «Флирт куда легче дается молодым и изящным», – подумала она.

– Вы не похожи на старика, – сказала Джинни. – К тому же вашей младшей дочери всего двадцать девять.

Живой Труп перестал бродить по газону и поднялся на веранду..

Дик кивнул:

– Точно. Поздний ребенок. Как рада была жена, упокой Господи ее душу.

– Не такой уж и поздний по нашему времени, – возразила Джинни, игнорируя Живой Труп. – Сейчас многие женщины рожают детей, когда им за сорок.

Дик поерзал на стуле, и Джинни показалось, что предмет разговора его нервирует. Взглянув на дочь, он опять обратился к собеседнице:

– Моя жена умерла в сорок пять.

Джинни это запомнила. Значит, дети Брэдли были тогда совсем молоды. Она бросила быстрый взгляд на женщину, которая, весьма вероятно, взяла на себя заботы по воспитанию ребенка Джесс… Возможно, она относилась к Мелани как к собственной дочери. И поэтому обозлилась на весь мир, почувствовала себя ущемленной, каким-то образом узнав, что растила ребенка Ричарда и Джесс.

– Я благодарю Господа за моих детей, – проговорил Дик. – После смерти жены я жил только ради них.

– У вас еще была гостиница, – напомнила ему Джинни. – Не сомневаюсь, для вас это нелегкая работа.

– Что вы, тогда мы не были хозяевами. Старая миссис Адамс взяла меня управляющим и завещала мне гостиницу.

Все верно. Двести тысяч, полученные от отца Джесс, не пошли на покупку «Мейфилд-Хауса». Часть этих денег отдали мисс Тейлор за Мелани. Сквалыге помог доктор Ларриби, а возможно, и старый развратник Бад Уилсон.

– Да, мы работали на старую дуру, – вставил Живой Труп. – Зато она все нам оставила.

– Да-да, – подтвердил Дик. – А сейчас со мной здесь только Карен. У Мелани и Ричарда свои занятия. – Он бросил взгляд на газету. – Ричард завтра приезжает. Надо попросить его помочь прочистить водостоки.

– Что вы сказали? – встрепенулась Джинни.

– Я сказал, что завтра приезжает мой сын Ричард. Он сейчас в Бостоне…

– Ох черт! – Джинни рывком поднялась на ноги. – Я же совсем забыла, мне нужно узнать насчет рейсов в Лос-Анджелес.

Она еще успеет заняться обхаживанием старика, если это вообще понадобится.

Джинни быстро вышла с веранды и отправилась наверх, в седьмой номер, чтобы сообщить Джесс интересную новость.