Текст книги "По зову сердца"

Филип покачал головой.

– Не знаю. Известно только, что гостиница принадлежала даме по имени Мейбл Адамс. После ее смерти гостиница перешла к отцу Ричарда. По ее завещанию.

Джесс кивнула.

– Значит, этот бережливый янки предпочел спрятать деньги в кубышку. И все-таки я не понимаю смысл письма и звонка. Не понимаю… – Не договорив, она вздрогнула и быстро повернулась к Филипу. – Господи! – вскрикнула Джесс. – Как вы сказали? Как звали эту женщину?

– Мейбл Адамс.

Колени у Джесс подкосились, и она задрожала.

– Филип, – прошептала она. – Мейбл Адамс была знакома с мисс Тейлор.

– Я не сомневался, что кто-то подкупил ее, желая получить вашего ребенка.

– Неужели Мейбл Адамс?

– Не исключено. А может, и отец Ричарда.

– Как – отец Ричарда? О чем вы?

– О том, что, вероятно, родители Ричарда воспользовались частью денег вашего отца и выкупили у мисс Тейлор вашу дочь.

– Что-о?!

– Я хочу, чтобы вы, Джесс, были готовы вот к чему: если ваша дочь не в Вайнарде, значит, кому-то известно, где она.

Мимо пролетела чайка.

– Родители Ричарда… – повторила Джесс. – Боже мой!

– Что вы теперь хотите?

– Я найду своего ребенка, – твердо сказала она.

Джесс позвонила в пароходство и заказала место на пароме для своей машины. Затем присела на край постели и набрала номер единственного человека, которого интересовали ее планы.

Как ни странно, Джинни взяла трубку. Джесс вкратце рассказала ей новости.

– Значит, ты направляешься в Вайнард, – проговорила Джинни. – Филип едет с тобой?

– Нет. Он предлагал сопровождать меня, но у него много дел.

– Где остановишься?

Джесс перевела дыхание.

– Я забронировала номер в «Мейфилд-Хаусе».

– Ты сошла с ума!

– Наверное.

– Бронь на твое настоящее имя?

– Конечно. Тот, кто отправил мне письмо, должен знать, что я приеду.

– Даже если он ненормальный?

– Да. – Джесс сделала паузу. – Джинни, я обязана это сделать.

– Знаю, мой друг. И думаю, что ты не в себе. Поэтому мы с тобой там встретимся.

– Что?!

– Позвони еще раз в «Мейфилд-Хаус» и забронируй номер для меня. Я в любом случае не позволю тебе ехать туда одной. Я слишком тебя люблю. И потом, – добавила Джинни с недобрым смешком, – мне до зарезу нужно убраться из Лос-Анджелеса. Прогуляться на восточное побережье – совсем неплохая мысль.

Глава 13

Она звала его Брит, а он ее – Янк. Она влюбилась в него тогда же, когда впервые увидела в «Мейфилд-Хаусе», в тот год, когда он приехал в Вайнард, чтобы подыскать себе летний дом, и остановил свой выбор на доме в Уэст-Чопе.

Он был старше ее, но она решила, что раз уж в этом, шестьдесят девятом году отправили человека на Луну, то разница в возрасте не имеет значения.

Так оно и было – в течение двенадцати лет.

Парочка Брит – Янк возникла в тот день, когда она явилась в Уэст-Чоп. Бриту нужна была женщина, которая готовила и стирала бы ему, когда он будет жить здесь, а также поддерживала чистоту в доме в его отсутствие. Он сказал, что кто-то из местных жителей назвал ему ее имя. И еще сообщил, что зовут его Гарольд. Гарольд Диксон.

– О! – удивленно обронила она, выслушав его. – Я думала, у вас британский акцент.

На нем был темно-синий блейзер с латунными пуговицами, светло-серые брюки и свободно повязанный поверх расстегнутого ворота белой сорочки шарф. Прислонившись к белым перилам просторной веранды с видом на море, он курил изогнутую тиковую трубку (в воздухе вился дымок с легким вишневым запахом) и немного походил на Кэри Гранта.

Он засмеялся:

– Извини, что разочаровал тебя.

Она отбросила за спину длинные темные волосы.

– Это вы извините, я ведь ничего не знаю. Я просто янки, живущая в Новой Англииnote 9Note9
  Историческая область на северо-востоке США.


[Закрыть] на острове.

– Значит, Брит и Янк, – весело подхватил он. – Ну что ж, Янк, как по-твоему, ты справишься с этим хозяйством? Не устроишь тут революцию?

Она улыбнулась, радуясь, что Гарольд Диксон вовсе не такой надутый, как многие богачи, которые снимают на лето домики, а потом делают вид, будто купили весь остров.

– Я буду очень стараться, Брит, – пообещала она и двинулась в дом, чтобы поскорее приняться за работу, а красивый чужак уже поселился в ее девятнадцатилетнем сердце.

Впрочем, в то первое лето они мало виделись. По утрам она меняла постельное белье и мыла полы в «Мейфилд-Хаусе», а кроме того, помогала Мейбл Адамс регистрировать приезжающих и уезжающих чудаков-постояльцев. После обеда вскакивала на велосипед и мчалась в Уэст-Чоп на вторую работу, поблагодарив Бога, что послал ей лишние деньги, которые ох как пригодятся ее родителям зимой, когда гостиница будет пустовать.

Она начинала хлопотать по хозяйству, а Гарольд Диксон спускался на пляж. Пока она работала, ее овевал свежий морской бриз, проникавший сквозь большие окна в этот огромный дом, который был арендован на весь сезон.

Однажды он удивил ее: явился на кухню, где вытряхнул песок из сандалий, и сказал:

– Привет, Янк.

Она выронила ложку, которой помешивала в кастрюле, и вовремя прикусила язык, чтобы не закричать. Ведь она только что все пропылесосила, и вообще песок в доме не вытряхивают.

– Глянь-ка, Янк. – Гарольд Диксон раскрыл ладонь. – По-моему, я нашел сапфир.

На холеной руке горожанина лежал синий камешек размером с никельnote 10Note10
  Монета в пять центов.


[Закрыть].

– Стекляшка, – сказала она. – На берегу нашли?

Брит был явно разочарован.

– Стекляшка?

Она попыталась его утешить.

– Ну, это не просто стекляшка. В Уэст-Чопе много таких осколков от старых бутылок. Волны обкатывают их годами, а потом выносят на берег. Как раз здесь проходит мощное течение. – Она пригляделась и вдруг удивленно воскликнула:

– Очень милый камешек!

На какой-то миг глаза Брита и Янк встретились. На миг.

Она выключила газ и снова помешала в кастрюле.

– Можно сделать чудесный брелок, – сказала она.

Брит сунул стекло в карман идеально сидящих на нем брюк.

– Ну хорошо, мне надо пойти поработать. Ты уже почти закончила?

– Да, осталось только вынуть булочки из духовки.

Брит кивнул и вышел.

Она терялась в догадках, почему Гарольд Диксон проводит время в полном одиночестве. К нему никто не приезжал, даже дальние родственники, а ведь он арендовал на лето такой громадный дом.

Она знала, что иногда по вечерам Брит прогуливается.

А она вечерами сидела на веранде своего скромного домика в Вайнард-Хейвене и играла с сестренкой – малышкой Мелли. Они были одни, потому что мама прибиралась на кухне после ужина, папа дремал после целого дня тяжелого труда в саду, а Ричард еще не возвращался с работы в паромных доках, где он всеми силами старался заработать денег на колледж.

– Добрый вечер, Янк, – говорил Брит, проходя мимо их дворика.

Порой он останавливался, перебрасывался с ней несколькими словами, забавлялся минуту-другую с ребенком, но ни разу не выпил предложенного лимонаду или холодного чаю и не выражал желания познакомиться с мамой, папой или Ричардом. Только что он был здесь – и вот ушел, пожелав спокойной ночи ей и Мелли. Она же начинала фантазировать, что будет, если Брит увезет ее с собой, когда лето закончится.

Разумеется, он не взял ее с собой.

А на следующий год Брит вернулся. Вновь один. Она решила, что он, наверное, писатель, одинокий волк, который не терпит помех, препятствующих его работе. По-видимому, Брит пишет летом, а зимой посещает приемы, на которых серьезные господа толкуют о его книгах, а он рассказывает им, как в Вайнарде к нему приходит вдохновение.

Однажды Брит сказал ей, когда она сидела у него на веранде и чистила бобы на ужин:

– Янк, я тебе кое-что привез.

Она подняла голову и откинула волосы с лица.

Брит протянул ей небольшую белую коробочку.

Она поставила на пол старый жестяной дуршлаг, скрестила босые ноги и вытерла руки о передник. И вдруг посмотрела ему в глаза – опять только на миг, но его взгляд притягивал ее. Потом она взяла коробочку и робко подняла крышку. Внутри лежал тот самый отшлифованный морем кусочек стекла, но в серебряной оправе и на тонкой серебряной цепочке. Она ахнула, поскольку не знала, что сказать, не знала, подарок это или Брит только предлагает ей полюбоваться.

– Это тебе, – сказал Брит. – Я специально для тебя заказал.

Она опять ахнула.

А на следующий день Брит спросил ее, не играет ли она в теннис. Конечно же, Янк не брала в руки ракетку с тех пор, как они переехали на остров, – ведь летом играть некогда, а зимой невозможно. Но в Уэст-Чопе были оборудованы частные корты, предназначенные для гостей, поскольку для них единственной альтернативой теннису был гольф.

– Давай поужинаем вместе, – предложил Брит, когда она складывала простыни. – А потом сыграем пару партий. Я тут нашел в шкафу старые ракетки.

В течение нескольких недель они играли в теннис почти ежедневно – до самого заката. Янк металась по корту; ее длинные волосы развевались на ветру, кулон со стекляшкой взлетал на груди. Закончив последнюю партию, они желали друг другу спокойной ночи, Янк садилась на велосипед и отправлялась домой, к маме, папе, Мелли, Ричарду, к своей настоящей жизни – от той иллюзорной, которой жили арендаторы поражающих воображение домов в Уэст-Чопе.

Однажды разразилась внезапная гроза – так часто случается на островах. Брит уговорил ее остаться в доме и переждать. А когда молнии перестали сверкать, то, что рисовала Янк фантазия, уже свершилось.

Оказывается, Брит не знал, что она девственница. Тем не менее он раздевал ее очень осторожно, он ласкал ее груди, целовал шею… Янк и не представляла себе, что настоящий мужчина может обладать таким терпением.

А в начале осени Гарольд вновь уехал, дав понять Брит, что в следующем году, когда ей исполнится двадцать один год, она сможет отправиться с ним.

Он дал ей адрес абонентского почтового ящика в Нью-Йорке и попросил посылать ему фотографии и писать, что скучает по нему. Именно так она и поступала. Янк, конечно, не приходило в голову, что в один ужасный день она напишет ему, что ее мать умерла от аневризмы в канун Нового года.

Когда Гарольд снова приехал летом, Янк поняла: она не может покинуть Вайнард вместе с ним.

– Мне нельзя оставить Мелли и отца, – объясняла она. – Он не справится, не вырастит малышку один.

Но Гарольд молча обнял ее и сказал, что любит. Обещал приезжать каждое лето, раз дело обстоит так. По крайней мере лето будет принадлежать им, а потом Мелли подрастет и станет самостоятельной…

Вот как случилось. Двенадцать лет они играли в теннис и ездили на пикники, куда обязательно брали Мелли. Они копались в песке в поисках кусочков стекла, но ни один из них не был таким красивым, как тот, первый, что висел у нее на шее. А осенью Гарольд всегда уезжал, ей же оставались воспоминания, надежды, менты и фантазии о том, как переменится их жизнь в один прекрасный день.

Разумеется, этот день так и не наступил.

В то лето, когда ей шел тридцать первый год, а Мелли – тринадцатый, Брит не появился в Вайнарде. И не позвонил. А письма, адресованные Гарольду Диксону, возвращались нераспечатанными. Янк очень хотела разыскать его, но не знала, как это сделать, ведь у нее был только номер абонентского ящика. Она подумала, что его можно найти через людей, у которых он арендовал дом, но не сделала этого: ей было стыдно. На острове каждый знал, что такое девушка, отдавшаяся приезжему.

Миллионы слез скатились с ее щек с тех пор; миллионы миль покрыла она, вышагивая к Уэст-Чопу и обратно в надежде, что Гарольд вернулся.

Но он не вернулся.

А теперь Янк улыбалась. Сегодня она вышла на пляж только затем, чтобы улыбнуться и поздравить себя с успехом. Отныне – после того, что сделали с ней, – и эти люди будут страдать.

Она и не рассчитывала, что ее план сработает. А он сработал. Джессика Бейтс Рэндалл могла вообще не получить письма и телефонного сообщения. Или не обратить на них внимания.

Но она получила.

И обратила.

Теперь Джесс едет сюда. В Вайнард.

Янк смотрела на песок и думала о том, как теперь изменится привычная жизнь. Та жизнь, на которую ее обрекли обманом.

Наступил наконец отлив, и из воды показался краешек возможного счастья.

Нельзя упустить единственный шанс.

Что-то блеснуло в мокром песке. Она наклонилась, подняла совершенно гладкий кусочек стекла янтарного цвета, улыбнулась и положила стекло в карман.

Глава 14

Внизу мерцала стальная вода Бостонского залива; по одну сторону от нее отливала синевой Атлантика, а по другую высились серые массивы сгрудившихся в одном месте высотных зданий.

Джинни смотрела в иллюминатор на город, которого не видела тридцать лет. На город, бывший для нее когда-то родным. Скоро самолет начнет снижаться. Ей стало трудно дышать. С каждым вздохом невидимая петля все туже затягивалась на шее. Сердце тяжело стучало; тело покрылось испариной. В ушах у Джинни звенело, спинка переднего кресла казалась мутной, словно ее зрение расфокусировалось. Колени онемели и дрожали.

Она ухватилась за откидной столик перед собой и закрыла глаза. Господи Иисусе! Джинни не помнила, когда такое случалось с ней в последний раз. Во всяком случае, ни разу с тех пор, как она покончила с прошлым и переселилась в Лос-Анджелес.

– Просим всех убрать откидные столики и привести спинки кресел в вертикальное положение.

Голос доносился откуда-то сверху, с потолка, который кружился над головой Джинни и раскачивался при малейшем движении воздуха в салоне.

Непременно нужно сделать вдох.

Еще один нечеткий голос, он ближе и звучит громче, но как бы проходит сквозь толщу воды:

– Мадам, пожалуйста, приведите столик в исходное положение.

Джинни повернула голову и разлепила веки. Возле нее стояла молодая женщина в голубой униформе с золотыми нашивками.

– С вами все в порядке? – участливо спросила она.

Каким-то образом Джинни нашла в себе силы и ответила вопросом на вопрос:

– Мы скоро совершим посадку?

– Через несколько минут, – стюардесса улыбнулась.

Джинни не улыбнулась в ответ.

Как бы сделать так, чтобы пилот развернул самолет и полетел отсюда прочь?

Только сейчас она вспомнила, что он мертв.

Нет, не пилот, конечно. Пилот, надо надеяться, жив и здоров. Ее отчим мертв. Та самая крыса, которую Джинни столько раз не осмеливалась стряхнуть с себя, зная, что иначе он изобьет маму. Отчим и так ее избивал, но только тогда, когда рядом не было Джинни и он не мог получить то, чего добивался.

«Он мертв, он мертв, – истерически повторяла про себя Джинни. – Мертв, мертв, мертв».

И ей вспомнилась та ночь, когда все произошло.

Она уже спала, а проснулась от того, что нечто прижалось к ее губам. Глаза открылись.

– Один звук – и ты покойница, – прошептал отчим.

У нее вдруг заболела голова, а сердце, казалось, облилось горячей кровью. Джинни-то думала, что в «Ларчвуд-Холле» она в безопасности, здесь он до нее не доберется и никогда не узнает про ребенка.

Отчим залепил ей рот клейкой лентой и той же лентой туго стянул запястья.

– Это мой ребенок?

Он расхохотался, а его пенис, его затвердевший пенис, прикоснувшись к ее лицу, ткнулся вниз живота. И попал куда надо – после того, как она осталась без ночной рубашки.

– Мой? – хрипел отчим.

Внезапно Джинни поняла, что не может думать ни о чем, кроме своего нерожденного ребенка. Она сосредоточилась только на маленькой жизни, которой вскоре предстояло прийти в этот мир. А ведь, кстати, об этом никто не спрашивал ребенка. Никому нет дела до того, согласно ли дитя быть плодом пьяного насилия.

Собрав все свои силы (а их оказалось больше, чем она ожидала), Джинни нанесла негодяю отчаянный удар между ног.

Он завопил и скатился с кровати на пол, увлекая ее за собой.

Джинни брыкалась.

А он вопил.

Потом ей почудилось, что за спиной отчима возникла человеческая фигура с занесенными над головой руками.

Руки этого человека опустились на его затылок. И вдруг разжались.

И тут же загорелся свет. Джесс, беременная пятнадцатилетняя Джесс. Стоит и смотрит на лужу крови.

Удар оказался точным.

Итак, отчим мертв.

И убила его Джесс.

Благодаря тупице шерифу Баду Уилсону (он трахал в спальне мисс Тейлор в те самые минуты, когда Джинни не знала, как спасти свою бестолковую жизнь) обвинение так никому и не предъявили.

Таким образом, Джинни и ее мать оказались свободны.

Дыхание ее стало успокаиваться, сердцебиение замедлилось, колени вновь обрели чувствительность. Она открыла глаза – зрение пришло в норму. Джинни глянула в иллюминатор. Самолет снижался над городом. Джинни узнала Пруденшл-центр, парк Фенуэй, ленивую Чарльз-Ривер. Когда-то она думала, что никогда в жизни не увидит больше этих мест. И вот вернулась. Потому, что нужна Джесс. Ведь благодаря Джесс тот мерзавец мертв, мертв вот уже почти тридцать лет. Она, Джинни, в долгу перед Джесс.

Когда шасси самолета коснулись посадочной полосы, Джинни осознала, что она в долгу перед Джесс еще и за то, что в ее жизни появилась Лайза, когда-то нежеланная дочь, а сейчас единственное родное ей существо. И хотя теперь Лайза сбежала с самым отъявленным негодяем – Брэдом, возможно, хоть какие-то отношения с ней удастся сохранить. Джейк этого, безусловно, хотел бы.

В автобусе, который подвозил пассажиров к дверям терминала, Джинни подумала, что причина ее возвращения в Бостон, наверное, даже не Джесс. Причина, может быть, в том, что Лайза сейчас в Нью-Джерси, совсем рядом, и к ней легко добраться, если представится возможность.

Джейк любил повторять: «Возможность не постучится в дверь, если не будет знать наверняка, что вы дома». Джинни никогда не понимала, что означает этот афоризм, но Джейку удалось создать процветающую фирму, следовательно, этот жизненный девиз принес ему пользу.

До отхода парома на Вайнард оставался час, поэтому Джинни отыскала телефонную кабину и набрала номер справочной штата Нью-Джерси.

– Миссис Эндрюс, – сказала она через несколько минут, – это Джинни Эдвардс. Лайза уже приехала?

– О да! Представьте себе, они пересекли на машине всю страну, чтобы побывать на выпускной церемонии близняшек!

– Да-да, я знаю. Она дома?

– Нет. Они с Брэдом поехали покататься.

Услышав ненавистное имя, Джинни вздрогнула, но скомандовала себе: «Нет. Мне на него плевать. В конце концов, это всего лишь Брэд, а не мертвый отчим. Он не властен надо мной».

– Пожалуйста, – попросила она, – передайте Лайзе, что я проведу несколько дней в Вайнарде. – И добавила:

– Если она вдруг захочет связаться со мной, скажите, что я остановлюсь в гостинице «Мейфилд-Хаус» в Вайнард-Хейвене.

Затем Джинни попрощалась – она сделала то, что надо.

Мысли вращались в голове Джесс будто в калейдоскопе и проносились как солнечные блики по поверхности моря.

Множество вопросов сводились к двум основным: действительно ли Ричард увез ее – их – ребенка? И хватит ли у Джесс мужества вынести то, что ожидает ее на острове?

Стоя у борта парома, она твердила себе, что ей повезло в любом случае. У нее трое детей, и их она никогда не потеряет, какие бы препятствия ни возникали на жизненном пути.

Возможно, Мора отвернется от матери из-за ее сегодняшнего предприятия, все равно останется надежда, что когда-нибудь та поймет. Или по крайней мере простит.

Джесс солгала детям о причине своей поездки, то есть даже не солгала, просто не сказала всей правды. «Я еду в Вайнард, чтобы встретиться со своей подругой Джинни, – сказала она Море и Тревису. – У, нее недавно умер муж, поэтому я проведу с Джинни несколько дней».

Тревис пожелал матери хорошо отдохнуть.

Мора отлично знала, кто такая Джинни и при каких обстоятельствах они с Джесс подружились. Она не помогла матери собраться в дорогу, но и новой стычки не затеяла. Джесс не знала, забыла Мора про почтовый штемпель или попросту не соотнесла эти два обстоятельства. – Яркие солнечные лучи согревали лицо Джесс. Она подняла голову и вознесла хвалу Создателю за то, что ни Чак, ни Чарльз ни при чем. Едва ли она вынесла бы такое чудовищное предательство. А сейчас Джесс раскаивалась в том, что с самого начала заподозрила именно их.

А может, они того и заслуживали.

Она тряхнула головой и отвела взгляд от приближающегося берега, возле которого покачивались на ленивых волнах парусные лодки. В отдалении старые дома смотрели большими глазами-окнами на водную гладь.

Возможно, один из этих домов – гостиница «Мейфилд-Хаус», которой владела какая-то. Мейбл Адамс; возможно, именно здесь жил Ричард, и на этом вот берегу ее дочка играла на песке, смотрела на паромы и старалась представить себе большой мир.

Паром стал замедлять ход. Джесс подумала, что очень многого пока не знает, но каждая минута приближает ее к обретению правды.

Услышав, что всех пассажиров просят вернуться к своим автомобилям, Джесс мысленно добавила: «А еще настала пора вернуться к прошлому».

«Мейфилд-Хаус» располагался не у побережья, а в густонаселенном центре Вайнард-Хейвена. Несколько минут Джесс колесила по узким улицам с односторонним движением, идущим от океана вверх. Наконец увидев вывеску, она сделала глубокий вдох и въехала в ворота.

Джесс думала, что «Мейфилд-Хаус» – небольшое здание причудливой провинциальной архитектуры, но это оказался внушительный белый дом с кремово-желтыми ставнями и густо увитой плющом верандой. Трава на газоне была аккуратно подстрижена, а территория обнесена высоким Забором. Не оставляло сомнений, что гостиница принадлежит богатым – весьма богатым – людям. Увидев «Мейфилд-Хаус», она решила, что Филип все-таки ошибся и отец Ричарда с толком использовал деньги ее отца. Джесс вспомнила, как Джинни весьма проницательно заметила, что тридцать лет назад столь огромная сумма могла означать только какое-то темное дело.

Она нажала на тормоза и повернула ключ зажигания. Еще минуту Джесс сидела неподвижно и рассматривала клумбы, усаженные желтыми тюльпанами, потом выбралась из машины. В нос ей сразу же ударил морской воздух, насыщенный запахами соли, водорослей, раков и пропитанной влагой древесины. «Если дочь выросла в этом месте, – подумала Джесс, – то все эти запахи для нее родные, она насквозь пропиталась ими».

– Джессика Рэндалл? – раздался голос с веранды.

Она подняла голову и увидела высокую худощавую женщину; ее длинные темные волосы уже тронула седина. Одета она была необычно: белая футболка без рисунка и восточного покроя юбка до пола. Женщина улыбалась, но как-то фальшиво.

– Да, это я, – отозвалась Джесс. – Здравствуйте.

– Вам помочь внести ваш багаж?

Джесс взглянула на свою машину.

– Да, пожалуйста, если вас это не очень затруднит.

Женщина молча вышла на крыльцо и спустилась по ступенькам. Джесс заметила, что она босая.

Подойдя к гостье, хозяйка отбросила с лица прядь волос и протянула руку:

– Карен Брэдли.

«Карен, – подумала Джесс. – Значит, это старшая сестра Ричарда». С Карен она ни разу не встречалась в юности, хотя много о ней слышала. Говорили, будто она редкая красавица, умница и любимица отца. Сейчас Джесс не заметила в ней ни ума, ни следов былой красоты. Невыразительное усталое лицо стареющей женщины, которая прожила нелегкую и несчастливую жизнь… А может, Джесс это только показалось, потому что она не питала симпатии к женщине, участвовавшей, вероятно, в похищении ее ребенка.

Отбросив неприятные мысли, Джесс влажной от пота рукой пожала протянутую руку, холодную и сухую.

Карен не сказала, что рада знакомству и приезду Джесс в Вайнард, вообще не произнесла ничего подобающего случаю. Улыбнувшись, как Чеширский кот, она направилась к машине Джесс.

– Чудесная сегодня погода, – промолвила Джесс, следуя за хозяйкой и твердо решив делать вид, что ничего необычного не происходит. Она еще успеет высказаться. В конце концов, основные факты и основные действующие лица уже известны.

– Почти что лето, – откликнулась Карен, и по ее тону невозможно было понять, рада она этому или нет.

Открыв дверцу машины, хозяйка вытащила чемодан, взвалила его себе на плечо и предоставила гостье разбираться с сумкой. Джесс взяла сумку, пошла за Карен к крыльцу и с трудом поднялась по деревянным ступенькам.

– Дом у вас великолепный, – обронила она, но Карен не удостоила ее ответом.

Войдя в просторный холл, Джесс увидела обитые полированным деревом стены, украшенные резьбой, длинный стол с мраморной крышкой и хрустальную люстру, сверкавшую в пробивающемся сквозь шторы солнечном свете. Она поняла, что восточный ковер во всю стену старинный и очень дорогой. Джесс пришло в голову, что и этот ковер, вероятно, приобретен на деньги ее отца.

– Я отнесу вещи в ваш номер, – сказала Карен, – а вы пока подождите папу. Он зарегистрирует вас.

Хозяйка ступила на крутую лестницу и почти тут же скрылась из виду, слышалось только шлепанье ее босых ног.

Джесс, оставшись в холле одна, не знала, как унять дрожь. Ей не верилось, что она попала в это странное место.

Стеклянная дверь вела в глубину дома. Джесс подошла к ней и заглянула внутрь: у противоположной стены она увидела большой, отделанный кирпичом камин, неподалеку от рояля стояли три дивана и около каждого – столик из темного дерева; старинные часы показывали четыре часа сорок три минуты.

– Джессика Рэндалл?

Она обернулась. Перед ней стоял человек лет семидесяти во фланелевой рубахе и джинсах. Белые как снег волосы и небесно-голубые глаза. Джесс невольно коснулась рукой живота, в котором что-то опустилось. Не притворяться же обыкновенной туристкой!

– Да, это я, – неуверенно сказала она. – Джессика Рэндалл.

Старик не узнал ее. Впрочем, Джесс ничего другого и не ожидала, поскольку виделись они всего один раз более тридцати лет назад – в день похорон ее матери. Джесс помнила о нем только то, что в те времена у него был старенький ржавый «десото».

– Добро пожаловать в Вайнард, – сказал старик и протянул гостье тяжелый латунный ключ и небольшую брошюру с изображением «Мейфилд-Хауса» на обложке.

Улыбался он приветливо и доброжелательно. В отличие от дочери он не был угрюм, и он вовсе не походил на человека, способного взять грязные двести тысяч, а потом украсть ребенка.

– Благодарю вас, – сказала Джесс.

– Ваш номер – седьмой. Наверх и налево. Завтрак у нас в девять. Столовая вон там. – Он указал на ее сумку:

– Помочь вам отнести вещи?

– Нет, спасибо.

Лучше поскорее избавиться от него… Может, головокружение пройдет, и она снова сможет мыслить здраво и ясно.

Старик кивнул.

– Если вам что-то понадобится, не стесняйтесь. – Он пошел было прочь, но, обернулся. – Простите, чуть не забыл. Брэдли. Ричард Брэдли.

«Нет! – едва не завопила Джесс. – Ты – Ричард Брайант, и ты – а может, Мейбл Адамс или еще кто-нибудь – украл моего ребенка!» Но она только поблагодарила его.

Старик потянулся рукой к шляпе, чтобы приподнять ее, но шляпы на голове не оказалось. О» оставил Джесс в холле. В холле того дома, где ее дочь, вероятно, выросла и провела три первых десятилетия своей жизни… И она могла войти в этот холл в любую минуту.

– Черт возьми, наконец-то соизволила явиться!

Услышав голос из-за двери седьмого номера, Джесс выронила сумку и схватилась за горло.

– Джинни! – крикнула она через секунду. – Ты напугала меня до смерти!

– Значит, поэтому лицо у тебя такое же белое, как у Элизабет Тейлор, когда она не нарумянена.

Джесс расхохоталась и обняла подругу.

– Мне никто не сказал, что ты уже здесь. Как долетела?

Джинни присела на край очень высокой кровати с балдахином, покрытой пледом с бахромой.

– Долго и нудно. – Джинни обвела взглядом комнату. – Меня поселили в третьем номере. Балдахина там нет. Надо пожаловаться хозяевам.

– Никаких жалоб! – испуганно зашептала Джесс. – Я не хочу привлекать лишнего внимания.

Джинни нахмурилась:

– Почему ты не спросишь старика в лоб?

Джесс расстегнула сумку, достала платье и повесила его в небольшой платяной шкаф.

– Джинни, нужно действовать осторожно. Я должна быть уверена.

– А если она все же здесь, ты боишься упустить возможность увидеть ее.

– Верно.

– А как ты ее узнаешь, если увидишь?

– Узнаю.

Джинни пристально взглянула на нее.

– Только не рассчитывай, что Живой Труп тебя представит.

– Живой Труп?

– Длинная юбка. Босая.

Джесс снова расхохоталась:

– Это сестра Ричарда. Она вроде бы со странностями. По-моему, в молодости такой не была.

– С тех пор сто лет прошло.

– Вот именно. Люди с годами меняются. – Джесс вынула косметичку и стала раскладывать разные предметы на краю умывальника. – А еще… еще кого-нибудь ты видела?

– Только отца семейства. Никаких двадцатидевятилетних девиц. И никакого парня, похожего на отца твоей дочери.

Джесс вдруг захотелось вступиться за Ричарда. Она подошла к окну, слегка раздвинула занавески и стала вглядываться вдаль. Вот так же она смотрела вдаль из окна своей комнаты в «Ларчвуд-Холле», ожидая Ричарда и не понимая, почему он не приходит за ней.

– Идем поищем какую-нибудь приличную забегаловку. – Голос Джинни вернул ее к реальности.

Джесс вздохнула и изобразила улыбку. У нее еще будет время подумать о Ричарде.

По центральной улице Вайнард-Хейвена мчались грузовики. Повсюду слышались звуки, напоминающие о приближении лета: визг пил, стук молотков, гул машины, обновляющей дорожную разметку. Джесс и Джинни старательно обходили лестницы и маляров, красящих стены.

– Какой славный город, – заметила Джесс. – Представь себе, я ни разу не была на острове.

– Издеваешься, что ли? – отозвалась Джинни. – По моему разумению, такие состоятельные люди, как ты, ездят сюда каждое лето. Для них это так же привычно, как то, что мы с мамой когда-то каждое лето продавали сосиски на Ривер-Бич.

– Когда моя мама была жива, отец много разъезжал по делам. Лето я всегда проводила в приморском лагере. Там я и познакомилась с Ричардом. Он работал на раздаче полотенец. – Каждое слово отзывалось болью. Джесс откашлялась. – Ну а после «Ларчвуд-Холла» я год прожила в Англии. Заканчивала школу.

– Значит, отца ты так и не увидела?

– Встречалась с ним раз в год на Рождество. А после того как вышла замуж за Чарльза, – несколько чаще, но ненамного.

Подруги остановились у магазина, где девушка развешивала в витрине футболки.

– А я, – начала Джинни, – однажды была в Вайнарде, лет в шесть или в семь. Один из дружков матери предложил мне поехать сюда на два дня.

– Хорошо помнишь ту поездку?

– Мы жили в Оук-Блаффсе. – Джинни фыркнула. – Наверное, потому, что они могли там пить. На большей части острова продажа спиртного была ограничена. – Она сделала серьезное лицо и погрозила пальцем, как строгая учительница. – Если в названии города нет буквы «о», значит, в нем нельзя достать выпивку. – Джинни рассмеялась. – Видишь, какая важная информация хранится у меня в мозгах!

– В названии «Вайнард-Хейвен» нет буквы «о».

– Правильно. А вот Оук-Блаффс… В общем, они ради этого туда отправились. Еще я карусель запомнила. И тянучки. Их прямо в магазине делали и позволяли смотреть.

– Тебе тут понравилось?

– Просто класс!

Джинни, закусив губу, направилась дальше. Джесс нагнала ее.