Текст книги "Черный ястреб"

Глава 34

Ночью огромный сад в самом сердце Пале-Рояля был пуст. Магазины, расположенные в колоннаде, закрылись. Последние посетители оперы отправились по домам. На верхних этажах за закрытыми дверями мужчины играли и снимали проституток, и лишь еле слышные отзвуки этого праздника жизни просачивались на улицу.

Мужчина, все еще считающий себя Томасом Пакстоном, стоял посреди сада и смотрел в небо. Над Парижем плыла луна. Над Лондоном тоже. И над Бонном, и над городами Нового Света. Он мог спрятаться в дюжине мест. Мужчина протянул руку и, словно с помощью секстанта, измерил угол между своей рукой и линией горизонта. Два с половиной часа оставалось до захода луны. Значит, сейчас три часа ночи. Хоукер останется в клубе до утра, давая ему возможность уехать как можно дальше.

На дворе стоял август, но ночи стали холодными. Свет луны тоже не согревал. Но Пакс все ночь провел под открытым небом. Звездный дождь в созвездии Персея достиг своего апогея. Такое происходило всего раз в году.

Вот. Вот она. Белая полоса в небе. Пакс затаил дыхание и проследил за ней взглядом. Ему показалось, что имеет смысл запрокинуть голову назад и сказать небу: «Бездна бесконечного времени поглощает все». Эти слова принадлежали Марку Аврелию.

Утром он отправится к Каррадерс и возьмет с собой Хоукера.

Ему не нужно было делать мучительный выбор. Если ты агент британской разведывательной службы и запятнал свою честь, твой долг отправиться к главе подразделения и понести надлежащее наказание. А Пакс был агентом. Он сделал свой выбор много лет назад.

Глава 35

Жюстина проснулась. Сквозь окна лился свет. Но разбудил ее шорох метлы по мостовой и стук ведер. Дворники уже вышли на работу, подметая опавшие листья и готовя Пале-Рояль к новому дню.

Счастье поселилось в груди Жюстины, согревая ее точно угли в грелке. «Я снова поступила неблагоразумно. Снова была с Хоукером».

Как хорошо. Когда Жюстина просыпалась после ночи любви с Хоукером, она всегда чувствовала себя чистой. Словно бы он коснулся собой каждого дюйма ее тела и выжег своим жаром все, что было в ней плохого, оставив после себя лишь скрипящую чистоту.

Жюстина открыла глаза и посмотрела на Хоукера. Они не раздевались полностью прошлой ночью, но Хоукер был наполовину обнажен. Жюстина вновь и вновь целовала его грудь, прокладывая путь от одного мускула к другому.

Хоукер спал полусидя, прислонившись головой к стене. Его правая рука вяло лежала рядом, а левая обнимала Жюстину за талию.

Его лицо напоминало ей древнегреческий профиль из тех, что чеканят на монетах: прямой нос и полные волевые губы. Кожа Хоукера была покрыта загаром. В Милане он выдавал себя за рыбака и целыми днями пропадал на море, одетый лишь в закатанные до колен штаны. Отросшая за ночь щетина соблазнительно покрывала подбородок и щеки.

С таким лицом он не мог быть англичанином. Возможно, поляком, цыганом, индусом, евреем, греком или итальянцем. А может быть, в его жилах текла кровь разных народов. Он мог смешаться с толпой на миланском рынке, так же как воробей теряется в стае своих сородичей. Он рассказывал, что его мать была проституткой, поэтому его отцом мог стать кто угодно. Вполне возможно, что Хоукер был наполовину французом, а его отец мог оказаться жителем Марселя или Нима.

– Я не сплю, – произнес Хоукер, не открывая глаз.

– Знаю. Я любовалась тобой, – ответила Жюстина. Она часто говорила ему правду. Не из принципа или какого-то расчета, а потому что так было проще.

Хоукер улыбнулся:

– Я похож на дикобраза. – Он погладил рукой щетину на подбородке – жест, присущий только мужчинам. Ведь они никогда не перестают гордиться тем, что обладают способностью отращивать бороду.

Жюстина взялась за руку Хоукера, чтобы сесть, а потом положила ее к себе на колени. Будь она цыганкой, она смогла бы прочитать по ладони всю его жизнь.

Мысль о цыганах и гадании посетила ее ночью и не покинула после пробуждения. Она поговорит об этом с Хоукером позже.

– Как думаешь, который час?

– Еще нет шести.

Снаружи послышались приглушенные звуки шагов. Колоннада мало-помалу наполнялся людскими голосами. Жюстина не могла расслышать слов, но люди говорили спокойно, обсуждая что-то обыденное и незначительное. Мужчины, женщины и мальчишки направлялись на работу в кафе и магазины, расположенные в колоннаде. Скрип тележек возвещал о том, что торговцы развозят фрукты и овощи по кафе и ресторанам. Возле двери шахматного клуба раздался приглушенный стук. Должно быть, мальчишка-разносчик бросил на порог свежие газеты.

Жюстина крепко спала на протяжении двух часов, но так и не отдохнула. Ее сознание было настолько заполнено запахом и вкусом Хоукера, что для мыслей совсем не осталось места. Жюстина жалела, что они не смогут заняться любовью снова, при свете дня.

«Я столько раз пыталась стать женщиной, не позволяющей чувствам руководить собой. Но у меня опять ничего не вышло».

– Скоро придут владельцы заведения. Им наверняка нужно подготовиться к наступающему дню. Пополнить запасы продуктов, выжать сок из лимонов и всякое такое. Должна признаться, я совершенно не представляю, что происходит за закрытыми дверями кафе.

– Хозяева разбавляют вино водой, нарезают хлеб тонюсенькими кусочками и делают паштет из кошек.

Хоукер забрал у Жюстины руку и взял ее за предплечье так, что они оказались соединенными воедино. Жюстине приходилось видеть старинные вазы, выкопанные из земли в Риме. Изображенные на них античные воины приветствовали так своих товарищей.

– В Париже не едят паштет из кошек. Это традиция лондонцев.

– Лондон. Европейская столица пожирателей кошек.

Жюстине казалось совершенно естественным просыпаться рядом с Хоукером и разговаривать с ним в таком вот шутливом тоне. Ей было тепло, потому что их с Хоукером руки переплелись, а тела соприкасались. Никто из них не желал первым расцепить объятия.

И всегда в подобных ситуациях благоразумие приходилось проявлять женщине. Жюстина отстранилась и, подхватив обмотавшиеся вокруг ног юбки, спрыгнула со скамьи. Теперь они с Хоукером вновь сами по себе.

– Мне нужно отыскать воду, умыться и привести себя в порядок.

– Мне тоже. – Глаза Хоукера стали похожими на острые кончики кинжалов. – Мне предстоит не слишком приятный разговор.

Пока Жюстина спала, Хоукер строил планы. Он не отдаст Пакса своим начальникам без боя.

Хоукер поднялся, пересек зал, обошел прилавок и скрылся в кладовой. Каждый шаг превращал его в холодного, бесстрастного человека. Черный Ястреб.

– Хозяева кафе наверняка надеются, что я исчезну без следа, когда они придут утром в свое заведение, – повысила голос Жюстина. – Никому не хочется, чтобы агенты тайной полиции безнаказанно устраивали беспорядок на территории их заведения.

– Попробуй стать воровкой! – крикнул из кладовой Хоукер. – Вот тогда тебя точно перестанут пускать в приличные места.

Жюстина отыскала на полу свои чулки и подвязки и, усевшись на лавку, принялась натягивать их на ноги.

Послышался металлический лязг, а затем журчание – это Хоукер наливал воду в медный таз.

– Мне в голову пришла одна мысль, – громко произнесла Жюстина, чтобы Хоукер ее услышал. – Довольно умная мысль, но она перечеркивает все предыдущие умозаключения. Ты должен сказать, что об этом думаешь.

В кладовой раздались тихие хлопки.

– Позволь мне сначала побриться. Я не способен думать во время этого занятия. – За этими словами последовала пауза, в течение которой Хоукер наверняка успел один раз провести по щеке бритвой. – Я поставил чайник на огонь. Так что через десять минут сможешь умыться.

– В то время как ты будешь умываться холодной водой? Я тронута.

Вчера ночью Жюстина расстегнула пуговицы на одежде, ослабила завязки, чтобы ей было удобнее. Чтобы быть… более доступной. Но ее платье было сшито таким образом, что она всегда могла одеться без посторонней помощи. Жюстина привела себя в порядок и надела туфли. Утро вступило в свои права.

Вчерашние газеты неровной стопой высились на стойке. Жюстина взяла одну, расстелила ее на столе и положила поверх нее пистолет и принадлежности для чистки. Она всегда носила с собой все необходимое, чтобы почистить и зарядить пистолет снова. Множество проблем невозможно решить с помощью единственной пули. Жюстина достала из коробочки небольшую щетку и взялась за дело.

Хоукер вышел из кладовой спустя несколько минут, вытирая лицо полотенцем. Он подошел к столу, за которым Жюстина чистила пистолет, и сел на лавку рядом с ней. Хоукер принес с собой точильный камень и теперь, взяв один из ножей Жюстины, начал затачивать его лезвие.

– Я когда-нибудь разговаривал с тобой о ножах?

– Довольно часто.

– Очень большое значение имеет угол затачивания. На мой взгляд, нет ничего более опасного, нежели тупой нож. Из-за этого целые армии проигрывали сражения.

– Не может быть.

– Точно. – Хоукер не стал проверять остроту ножа Жюстины подушечкой большого пальца. Это для тех, кто хочет ходить с крошечными порезами на пальцах. Вместо этого он поднял край газеты и единственным взмахом ножа рассек надвое колонку новостей. – А теперь расскажи мне о пришедшей тебе в голову умной мысли.

– У нас есть слова. La dame. La tour. Le fou…

Хоукер кивнул. Он медленно и ритмично водил ножом по точильному камню, придавая лезвию совершенную форму. Со стороны могло показаться, что он полностью поглощен этим занятием, если бы не выражение его глаз. По ним было видно, что мысли его сосредоточены на совершенно другом предмете.

– Говори, я слушаю.

– Таро.

Единственного слова хватило, чтобы Хоукер резко вскинул голову и непонимающе посмотрел на Жюстину.

– Карта, на которой изображена королева, называется дама. La dame. Карта с башней – la tour. Карта le fou – дурак, глупец. Я не говорю, что мы ошиблись относительно шахмат. Но такую возможность тоже нельзя исключать.

– Карты таро. Цыгане. Цыганки приходят в Пале-Рояль.

– Иногда. Зачастую их прогоняют. Правда, время от времени они подкупают жандармов и проводят день или два, разгуливая по колоннаде и гадая судьбу по руке. Но вчера я не видела ни одной.

Хоукер положил нож на газету и теперь сидел и молча обдумывал сказанное. Наконец он медленно покачал головой:

– Они не ввязываются в политические интриги и не принимают участия в убийствах. Все это не имеет смысла.

– Ты прав. Но я должна проверить и этот вариант. У меня есть друзья среди цыган, но их нечасто встретишь в центре города. Придется порыскать в бедных районах в восточной части Парижа.

– А я порасспрашиваю людей в Пале-Рояле. Может, удастся узнать, где в последнее время видели цыган.

– На это потребуется несколько дней. А мы не располагаем таким временем. – Жюстина нетерпеливо постучала пистолетом по газете. Черные частички пороха присыпали повестку дня первого консула.

Египетские артефакты возвращены в Лувр… La dame du Nil. Дама Нила привезена из Англии… несравненное произведение искусства… подарок народу Франции… в ознаменование перемирия…

Жаль, что войне нельзя положить конец с помощью простого подарка.

– Мне нужен Пакстон, – произнес Хоукер. – Он знает цыганского барона. Цыгане считают его за своего кузена, хотя с его цветом волос это невозможно. Если я найду его…

– Найдешь, – ответила Жюстина.

У окна шахматного клуба стоял мужчина и смотрел внутрь через стекло. Месье Пакстон, которого не должно здесь быть. Который, по логике событий должен был находиться в нескольких милях от Парижа.

– У него не хватило благоразумия уехать. Если честно, я не боюсь за государственные секреты Франции, если в британской разведывательной службе такие агенты…

– Ключ! – рявкнул Хоукер и сам схватил его со стойки, не дожидаясь Жюстину. Он отпер дверь и втащил друга внутрь.

Они разговаривали вполголоса, яростно размахивая руками. Спорили. Пакстон стоял на своем. Он не пустится в бега, а отправится прямо к своему начальству. Хоукер пойдет с ним, чтобы замолвить за него слово. Попытается спасти его, а если это не удастся, проведет с ним рядом последние минуты его жизни.

Смело и ужасно глупо со стороны обоих.

Жюстина не хотела видеть лица Хоукера, когда он разговаривал с Паксом. Она готова была смотреть в его горящие гневом глаза. Но она ничего не хотела знать о боли, которую испытывали оба.

Жюстина зарядила пистолет, а потом убрала его в карман плаща вместе с ножами и остальными предметами.

Она опустила глаза. Сквозь частички пороха, рассыпанные по газете, на нее смотрело изображение La dame du Nil – египетской статуи. В статье говорилось: «Смотритель коллекции античных произведений искусства Лувра месье Жюльен Латур готовится приветствовать La dame du Nil в ее историческом путешествии в Париж, где она будет передана в руки французского народа. Наполеон устроит приватный прием в честь английской делегации в восемь часов утра… что послужит укреплению дружеских отношений между двумя государствами…»

Латур. La tour.

– О Господи. – Жюстина схватила газету, и крупинки пороха рассыпались по столу. – Смотрите. Нет. Помолчите. Все это не имеет никакого значения. Смотрите сюда! – Она сунула газету Хоукеру под нос. – La tour – это Латур. La dame du Nil – это la dame. Англичанин. Глупец. Le fou. Сумасшедший. Убийство. Здесь и сейчас. Господи, помоги нам! Сколько сейчас времени?

Пакстон вытащил из кармана часы. Открыл крышку.

– Семь часов.

– Слишком поздно.

Слишком поздно. Они ни за что не доберутся до Лувра вовремя.

– Не паникуй. – Хоукеру потребовалось несколько секунд, чтобы прочитать всю статью. И гораздо меньше для того, чтобы принять решение. – Еще ни разу за всю историю сотворения мира ни одна церемония не начиналась вовремя. – Он передал газету Паксу. – Отправляйся в штаб. Скажи там, что мне нужны люди. Я остановлю покушение. Если мы все же опоздаем, необходимо сделать так, чтобы англичанин отправился в мир иной, прежде чем его успеют допросить.

Это и станет их основной задачей. Никакого англичанина. Никаких причин для возобновления войны. Но Жюстина должна спасти Наполеона. Она накинула на плечи плащ и крепко обхватила рукоятку пистолета.

Хоукер последовал за девушкой, бросив Паксу через плечо:

– Ступай. Я оставлю в Лувре метки для тебя.

Глава 36

В одних залах Лувра располагался художественный музей, в других царил хаос. Одни галереи были заставлены строительными лесами, лестницами, ведрами с краской и обмотанными бумагой статуями, в других хранились произведения искусства.

Никто здесь не слышал о визите Наполеона, египетских артефактах, даме Нила или церемонии. Смотрители музея, гиды, охранники, пробегающие мимо художники – никто ничего не знал.

Во внутреннем дворе Лувра между зданиями гуляли под безоблачным голубым небом жители Парижа. Жюстина и Хоукер стояли, тяжело дыша, посреди этого покоя и безмятежности. Над Францией нависла угроза. И все случится здесь, совсем рядом, а Жюстина не могла понять, где именно.

– Еще ничего не произошло. – Взгляд холодных нетерпеливых глаз Хоукера скользил с двери на дверь, с окна на окно.

Жюстина послала одного из своих людей на пост охраны дворца Тюильри, другого в штаб тайной полиции к Фуше. Только они все равно не успеют добраться до места вовремя. Она чувствовала это кожей.

Одной минутой или одним веком позже… Какая разница?

Подумать. Она должна подумать.

– Он не в публичной галерее. И не здесь, в основном здании. Если Наполеон выйдет на открытое место, все эти люди захотят посмотреть на него. Они будут переговариваться, показывать пальцами, толкаться.

– Да, обширное пространство. – Хоукер внимательно оглядел одно крыло Лувра, состоящее из отдельных зданий, а потом перевел взгляд на другое.

– Лувр огромен. Этакий город в городе. – Если бы она сама планировала подобную церемонию, где бы она ее провела? Где?

По обе стороны внутреннего двора тянулись серые каменные стены с высокими окнами. Они простирались до дворца Тюильри. В Лувре располагались кабинеты членов правительства, мастерские, лекционные залы, жилые помещения.

– Это настоящий лабиринт с тысячей укромных уголков.

– Вряд ли они устроят мероприятие подобного масштаба в укромном уголке. Нужно достаточно просторное помещение. – Хоукер развел руками. – И роскошное.

– Наполеон не может отойти далеко от дворца, потому что в десять смотр войск.

– Где?

– Во дворе перед дворцом Тюильри. – Жюстина указала на юг. – Я думаю… я думаю, он не пойдет в Лувр, ведь тогда ему придется заставить ждать множество людей. Он останется во дворце. На первом этаже дюжина гостиных, и все они достаточно роскошны. Ведь когда-то в этих комнатах жил король Франции.

Хоукер провел рукой по волосам.

– Нам необходимо догадаться. Иди влево, а я…

– Нет. Посмотри. Караульный. Стоит и ничего не делает. Он охраняет только одну дверь. Только одну. Нам туда.

Жюстина побежала. Хоукер задержался на мгновение, чтобы нарисовать углем стрелку на одном из булыжников.

В ста ярдах от этого места, там, где павильон Марсан соединялся с Лувром, Жюстина распахнула дверь. Караульный с подозрением посмотрел на нее.

– Вход для посетителей с другой стороны. Ступайте в обратную сторону, поверните и увидите слева большую дверь.

Хоукер поравнялся с Жюстиной и нарисовал на стене жирную стрелку.

– Эй, послушайте. Этого делать нельзя. Закон не позволяет портить общественные здания. За это полагается штраф…

Воспользовавшись моментом, Жюстина проскользнула внутрь.

Павильон Марсан здесь, во дворце Тюильри. Да, все произойдет здесь.

Древние залы были богато украшены позолотой и зеркалами. Дюжину лет назад здесь жила сестра короля Франции. Какое помещение безопаснее и ближе всего к покоям Наполеона? Жюстина могла даже назвать комнату. Церемония подобного рода может быть проведена только в Зеленом зале. Вполне достойное место для приема, устраиваемого самим Наполеоном.

Это не слишком далеко.

Хоукер нагнал Жюстину в длинном коридоре. Она не стала спрашивать его, каким образом он объяснился с караульным.

Один солдат охранял дверь в Зеленый зал. Он стоял гордый и серьезный, держа на плече мушкет. И все же он был так молод, что еще ни разу не брил усов. Неужели первый консул не заслужил более солидной охраны, нежели этот желторотый юнец?

Жюстине пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем она смогла заговорить:

– Наполеон там? Внутри? На церемонии?

– Это частный прием. Обратитесь к секретарю в…

– Я из полиции. У меня письмо к начальнику караула. Я войду немедленно. – И Жюстине было плевать на то, что она выглядела простушкой с растрепавшейся прической. Она не собиралась производить впечатление на эту лишенную воображения куклу. Жюстина принялась шарить по карманам в поисках документа, удостоверяющего личность, с его печатями и подписями влиятельных людей, способного открыть любую дверь в Париже.

– Я получил приказ…

Караульный взмахнул мушкетом и опустил его, преграждая Жюстине путь. Потом он сдвинул брови и недовольно посмотрел на Хоукера, собирающегося нарисовать на стене очередную стрелку.

– Что вы делаете?! Этот дворец принадлежит французскому народу. Это достояние нации. Отдайте-ка мне!

Хоукер – мягкий, точно овечка, невинный, точно ребенок, – подал караульному уголь. Когда караульный протянул руку, Хоукер схватил его за уши и с силой ударил лбом о собственное колено. Солдат бесшумно рухнул на пол.

Переступив через него, Хоукер распахнул высокие двойные двери. Так что Жюстине не потребовались документы.

– Выведи отсюда Наполеона, а я отыщу англичанина.

Год назад, когда Жюстина проходила по этой комнате, ее стены были украшены сценами охоты. Боги и херувимы глядели вниз с высокого сводчатого потолка.

Теперь же Зеленый зал преобразился. С потолка тонкими складками свисала белая газовая материя. Концы ее прикреплялись к огромным деревянным обелискам, стоящим в углах гостиной, образовывая некое подобие навеса. Стены были так же задрапированы белым газом от пола до потолка, скрывая окна. Из-за этого в гостиной царили полумрак и духота. Вдоль стен стояли огромные гробницы, между которыми висели изображения египетских богов. В воздухе витал тяжелый запах льняного масла.

Жюстина видела лишь спину Наполеона, но спутать его с кем-то другим было невозможно. Без шляпы, в темно-синем камзоле, он стоял, скрестив руки на груди. Он был не выше находящихся в помещении людей и даже ниже. Но исходящая от него энергия ощущалась в каждом уголке гостиной. Он повернулся и заговорил со стоящим рядом с ним мужчиной. Бледная кожа и крючковатый нос. Темные брови вразлет. В переполненной гостиной он казался орлом, наблюдающим за стайкой цыплят.

Мужчина, держащий речь перед собравшимися, был смотрителем коллекции античных произведений искусства Лувра. Звали его Жюльен Латур. Жюстина однажды присутствовала на его лекции. Рядом с ним стоял дородный, похожий на кусок мяса мужчина с полной, немного оттопыренной нижней губой – типичный английский сквайр. Очевидно, он и был тем самым англичанином, которого они искали. Жюстина краем глаза увидела Хоукера, решительно пробирающегося сквозь толпу к первому консулу.

Между Латуром и англичанином, на столике, убранном все той же белой газовой материей, находилась La Dame du Nil, дама Нила – резная фигура женщины в фут высотой. Она стояла на узорчатой шкатулке с раскинутыми в стороны руками, словно пытающаяся взлететь птица.

La dame. Которую привезли la tour. Латуру.

Вот он – момент. Вот оно – покушение, которое Жюстина должна предотвратить.

Тридцать или сорок мужчин, дюжина женщин и несколько детей собрались в замкнутом пространстве, дыша друг другу в затылок и оставив лишь небольшое свободное пространство вокруг Наполеона. Двое караульных со скучающим видом привалились к стене. Везье – сержант гвардии, охраняющей дворец, занял место справа от Наполеона.

Он был начеку, потому что увидел Жюстину – свою старую знакомую.

Девушка двинулась в его сторону. Через мгновение кто-то в этой комнате попытается убить Наполеона. Скорее всего выстрелом из пистолета. И Жюстина не должна спровоцировать злоумышленника.

Девушка локтями прокладывала себе дорогу. Врезалась плечом в чью-то спину, наступила на ноги мужчинам, не желающим пропустить ее вперед. Через невидимый постороннему глазу разрез на юбке Жюстина нащупала потайной карман с пистолетом и крепко сжала его в руке.

Англичанин собственнически положил руки на шкатулку со стоящей на ней скульптурой. Латур затянул:

– В погребальных церемониях пятнадцатой династии Изис олицетворяет собой женское начало…

Латур вещал так же скучно, как и всегда.

Жюстине наконец-то удалось пробраться к Везье. Она уже тысячу раз благословила собственный навык знакомиться с нужными людьми, которые в любой момент сослужат добрую службу. И помочь ей мог не только командир караула дворца Тюильри, но и его наиболее ответственные подчиненные. Везье был одним из тех людей, которых она предупредила вчера о возможном покушении. Он знал все, что знала она сама. Жюстина могла сказать ему: «Здесь. Сейчас. Уводите его» – и не тратить слов на дальнейшие объяснения.

Везье тотчас же начал действовать – солдат до мозга костей. Принятие решения и мгновенное его осуществление были для него так же неотъемлемы друг от друга, как две стороны одной монеты. Он подал знак двум другим караульным и сделал шаг в сторону Наполеона. Легонько похлопал его по руке, чтобы привлечь внимание, и что-то зашептал ему на ухо.

Наполеон моргнул. Поджал губы. Что-то ответил и посмотрел в сторону Жюстины. Кивнул. А потом повернулся к стоящим за его спиной людям и начал отдавать какие-то распоряжения.

Жюстина стала женщиной, одно слово которой положило конец этой церемонии. Ее предупреждение остановило правителя страны на полуслове. Сердце Жюстины наполнилось гордостью и… ужасом: ведь она могла ошибиться. Если она допустила ошибку, на ее карьере и репутации можно поставить крест.

Но Жюстина была уверена, что никакой ошибки нет.

Теперь предстояло вывести первого консула из этой гостиной в безопасное место. В толпе стоящих вокруг Жюстины людей никто не сунул руку в карман. Ни одна из женщин не открыла ридикюль, чтобы достать оттуда изящный дамский пистолет. Присутствующие озадаченно смотрели друг на друга и только.

Хоукер словно тень скользнул вдоль свисающих тяжелыми складками занавесей, заставив их еле заметно всколыхнуться. Его левая рука была опущена вниз – Хоукер готовился достать спрятанный в рукаве нож. Его взгляд блуждал по лицам присутствующих, как если бы он пытался отыскать друга, с которым разминулся. Он обязательно разглядит в глазах убийцы решимость. Первым увидит зажатое в руке оружие. Он чувствовал намерения людей, как кошка чувствует запах рыбы.

Он двинулся в сторону англичанина, заходя с тыла.

А Латур, не замечающий ничего вокруг себя, продолжал:

– …к эре мира и взаимопонимания между нашими нациями, что символизирует этот древний артефакт, возвращенный в руки французского народа.

За этими словами последовала пауза. Раздались слабые аплодисменты.

Англичанин зашевелился. Жюстина сделала шаг в его сторону. Начала вытаскивать пистолет. Но англичанин всего лишь вынул факел из подставки. Очевидно, это было частью церемонии.

Но потом он поднес факел к узорчатой шкатулке, на которой безмятежно стояла Дама Нила в своих белых одеждах. Языки пламени лизнули крышку и распространились по всей ее поверхности, подобно огненной лавине.

Сноп белого пламени со свистом взвился вверх на четыре фута. Во все стороны полетели искры.

Женщины завизжали, а англичанин скользнул за занавеси.

Жюстина бросилась за ним, обогнув стол и оттолкнув в сторону ошарашенного Латура. Она успела заметить, как за англичанином захлопнулась дверь, и услышала скрежет поворачивающегося в замке ключа.

Из Зеленого зала вело две двери. И если одна заперта, то и другая скорее всего тоже.

Дверь выглядела вполне невинно – белая, богато украшенная резным позолоченным орнаментом. Сделанная из прочного дерева, она была заперта на ключ. Жюстина схватилась за ручку. Ручка не поворачивалась, даже когда Жюстина приложила все силы, на какие была способна. Тогда она навалилась на дверь плечом.

– Отойди. – Хоукер отодвинул девушку в сторону и присел на корточки. Он достал из кармана отмычки, уткнулся в дверь лбом и принялся за работу. Отмычки со звоном менялись в его ловких уверенных руках.

За спиной Жюстины в Зеленом зале раздавались крики. Мужчины пробегали мимо нее, чтобы открыть дверь. Жюстина уперлась руками в дверь и нависла над Хоукером, защищая его своим телом.

А за ее спиной разливалось яркое зарево. Теперь вся гостиная была охвачена огнем, быстро распространяющимся по многочисленным драпировкам. Ощущение было такое, словно ее сунули головой в раскаленную печь. Еще немного, и Жюстина начала кашлять и задыхаться.

Голова Хоукера упиралась ей в живот. Он не видел ничего, кроме своей работы, и только руки его вращались, управляясь с отмычками.

В гостиной позади Жюстины пламя ревело подобно разъяренному зверю.

Раздался тихий щелчок, когда замок наконец открылся. Хоукер схватился за ручку, повернул ее и надавил на дверь. Она приоткрылась всего на дюйм. Кто-то припер ее изнутри чем-то очень тяжелым и громоздким.

– Забаррикадирована. – Хоукер говорил спокойно, хотя тоже начал задыхаться.

Он повернулся. На его лице плясали алые отсветы пламени.

– Сова, мне жаль, – проговорил он.

После этого он облокотился о дверь спиной и уперся ногами в пол.

– Ты и ты, сюда! Навалитесь на дверь! Толкайте!

Теперь ему помогали еще четыре человека, упираясь в дверь изо всех сил. Жюстина отошла в сторону, закрыла лицо подолом платья и опустила голову, спасаясь от жара.

Однако дверь не поддавалась, несмотря на все усилия упирающихся в нее людей.

Гостиная наполнилась криками и стуком. Вторая дверь тоже была заперта, и никто не пытался справиться с замком.

Внезапно Хоукер и помогавшие ему мужчины чуть не упали назад. Дверь неожиданно раскрылась на пять дюймов. С победоносными криками они вновь навалились на дверь, которая заскрипела, задрожала и приоткрылась еще немного. А потом образовавшаяся щель увеличилась настолько, что в нее боком мог пролезть взрослый человек.

Жюстина услышала, как по полу поволокли что-то тяжелое, и дверь наконец распахнулась.

Приступ паники заставил ее ринуться мимо Хоукера в коридор. Пакстон и еще несколько мужчин, которым посчастливилось первыми выбраться из горящей гостиной, оттаскивали в сторону тяжеленное бюро. Караульный без чувств лежал на полу рядом с дверью.

Люди хлынули прочь из гостиной, толкаясь и кашляя. Все стремились поскорее обрести спасение.

Жюстина принялась сбивать огонь с легкого хлопчатобумажного платья оказавшейся рядом дамы. Какой-то джентльмен – ее брат, или любовник, или просто пробегавший мимо человек – поспешно снял с себя сюртук и крепко укутал им несчастную, чтобы погасить огонь.

Стараясь перекричать раздающиеся вокруг вопли и рев пламени, Жюстина обратилась к молодому человеку:

– Выведите ее на улицу скорее. Там есть фонтан. Намочите платье.

Те, кому удалось выбраться из гостиной, теперь загораживали проход тем, кто еще оставался внутри. Жюстина принялась расталкивать людей.

– Скорее. Отойдите с дороги.

А Наполеон все еще оставался в гостиной.

Внутри было ярко, как во время салюта. Мужчины и женщины бежали по коридору, стены которого были выстроены из бушующего пламени.

Первый консул последним покинул охваченную огнем гостиную. Караульный солдат вытолкал в коридор двух женщин, задыхающегося мужчину и мальчика, несшего на руках крошечного братика. Только после этого в дверном проеме показался Наполеон, за которым неотступно следовал его охранник, закрывающий лицо руками.

Позади них по полу стелился дым. Пламя ревело, протягивая свои смертоносные языки к дверному проему, а проникающий из коридора сквозняк лишь разжигал его аппетит.

Настоящий ад, из которого Жюстине удалось выбраться. Те, кому повезло меньше, навсегда остались в Зеленом зале.

Мимо Жюстины пробегали люди. Солдаты несли кадки с водой и песком. В коридоре и во дворе уже раздавались крики: «Пожар», «Несите насосы», «Сюда».

Жюстина следовала за черной, покрытой пеплом фигурой Наполеона. Он шагал по коридору размеренно и спокойно, расправив широкие плечи. Люди расступались перед ним. С улицы спешили слуги и солдаты. Они помогали тем, кто спасся, выводили их на свежий воздух.

Дым змейкой струился над головой Жюстины вдоль всего коридора, скапливаясь под потолком и закрывая украшающие его изображения нимф и богов.

– Сова. – На пути Жюстины возник Хоукер. – У тебя волосы горят. Стой! – Он похлопал девушку по волосам, а потом снял с нее кружевную накидку и замотал ей голову. – Ты обгорела.

Только теперь Жюстина почувствовала жгучую боль в тех местах, где с ее кожей соприкоснулся огонь. Падающие сверху искры насквозь прожгли одежду, сильно повредив спину. Но это было не важно.