Текст книги "Черный ястреб"

Глава 19

Тропинка утопала в жидкой грязи. Впрочем, как любая лесная тропинка в Англии. Жюстина следовала за Хоукером, державшимся середины, где все еще виднелась трава между оставленными тележными колесами колеями.

– Тут недалеко, – бросил через плечо Хоукер. Он передвигался, точно кот – уверенно и вместе с тем осторожно, не тратя сил ни на одно лишнее движение. И так же, как у кота, каждая линия его тела казалась гибкой и грациозной. Кости, нервы и сухожилия работали четко, точно детали часового механизма. Именно таким Жюстина его и помнила.

Это будет Хоукер. Да, именно он.

Когда она это решила? В тот ли момент, когда он опустил свой нож и они узнали друг друга в этом лесу? Или когда он заговорил на своем осторожном, натужном языке высшего класса английского общества? Или Жюстина знала это на протяжении многих месяцев? Знала с самой первой их встречи?

На протяжении целого года она строила планы, представляя то одного мужчину, то другого и каждый раз говоря себе: «Нет, не этот. Это не тот, кто мне нужен». Неужели она отвергала всех остальных кандидатов из-за Хоукера?

«Я думала, это будет холодный расчет, но все оказалось иначе. Он мужчина, которого я хочу. Или сейчас с ним, или вообще никогда. Господи, как глупо».

Каменный домик, к которому привела тропинка, оказался меньше самого маленького деревенского дома, какие когда-либо видела Жюстина. Тропинка сделала несколько поворотов и опять вывела их с Хоукером к ручью, который виднелся сквозь деревья, окружавшие дом. Это были буки, подернутые зеленью листвы. Забора вокруг дома не было.

– Этот коттедж принадлежит Дойлу, – коротко бросил Хоукер. – Он недавно купил землю. А вон там, – молодой человек махнул рукой, – развалины главного дома. Он сгорел пятьдесят лет назад. В нем жил лесник. – В голосе Хоукера зазвучала небрежность. – Я останавливаюсь здесь, когда захочу. Его всегда держат наготове для меня.

Трава по обе стороны тропинки, ведущей к дому, была заботливо скошена, и кто-то посадил вдоль нее цветы – единственное красочное пятно в непроглядном сером тумане. Должно быть, Хоукер думал, что все это происходит само собой.

Он нырнул под козырек крыльца и остановился на плетеном коврике, лежащем перед дверью, чтобы стряхнуть с себя воду. Казалось бы мелочь, но Жюстина поняла, что он действительно пришел домой. И все же у себя дома он мог бы вести себя менее настороженно.

Хоукер обернулся и посмотрел на Жюстину. Он весь был покрыт серебристыми каплями дождя. Они блестели на его одежде, волосах, бровях и ресницах.

– Ты не запираешь дверь на замок, – заметила девушка.

– Здесь все так делают. – Жесткий взгляд темных глаз скользнул по Жюстине. Хоукер отошел в сторону, чтобы пропустить ее в дом. – Да и какой смысл? Запрешь дверь, злоумышленники разобьют окно. А ты знаешь, сколько стоит новое окно?

В доме была всего лишь одна комната с оштукатуренными стенами и небольшим камином. Потемневший от времени стол придвинут к окну. И повсюду книги – на широком подоконнике, на бюро, на столике между двумя большими уютными креслами, стоящими возле камина. Все эти книги были французскими, насколько Жюстина могла разглядеть с порога. «Современная география» Клуэ – на столе, тоненькая книжка Лалюмьера «О равенстве» – брошена в кресле. Хоукер всячески старался выглядеть французом, оставаясь при этом верным Англии.

На каминной полке располагались вставленные в рамки акварели Северен. На одной была изображена девочка в голубом платье – судя по всему, сама Северен. В коричневом прямоугольнике с дверью и окнами Жюстина узнала дом Дойла.

– Когда меня нет в Англии, дом пустует месяцами. – Хоукер со стуком бросил на стол свою сумку. – Настоящее расточительство, потому что в Англии я бываю крайне редко.

– Да, вместо этого ты в Италии. Досаждаешь мне… Я приготовлю чай?..

Жюстина повесила плащ на спинку стула, стоящего возле стола, и опустилась на колени у камина. Скрытые под пеплом угли переливались ярко-оранжевым светом, поэтому ей потребовалась всего пара минут, чтобы возродить огонь к жизни, подбросив в него заранее заготовленные буковые щепки.

Хоукер закрыл одни за другими ставни всех окон, словно бы отгораживаясь от света дня и всего остального мира.

– Кроме чая, мне нечего предложить. Я обедаю у Дойла или в деревенской таверне.

А иногда в полном одиночестве в своем уединенном жилище. Жюстина заметила остатки еды: подсохшая краюшка хлеба, накрытая клетчатым полотенцем головка сыра, два яблока в миске. В камине валялись апельсиновые корки. От жара они сморщились и стали похожими на прошлогодние листья.

Она представила, как Хоукер расслабленно сидит в обитом пестрым ситцем кресле и задумчиво чистит апельсин, вытянув ноги перед камином и погрузившись в чтение. Эта картина выглядела бы вполне домашней, если только можно назвать домашней пантеру, расположившуюся у огня и положившую голову на свои большие лапы.

Черный чайник был наполовину наполнен все еще теплой водой. Это говорило о том, что Хоукер покинул дом всего два или три часа назад. Перед тем как выйти под дождь, он пил чай и сушил одежду и обувь.

Усевшись на табурет, сплетенный из тростника, Хоукер стянул с ног ботинки. На нем были теплые вязаные носки, как у обычного английского крестьянина. Он снял и их, положив на ботинки.

Жюстина устроилась на коврике перед камином. Пистолет, спрятанный в потайном кармане под юбкой, ударил ее по бедру. Девушка подтянула к себе колени, чтобы тоже освободиться от ботинок.

– Если собираешься бежать, то лучше не разувайся, – сказал Хоукер. – Надевая ботинки, потратишь немало времени. Я не стану преследовать тебя разутым.

– Если бы я собиралась сбежать, то пристрелила бы тебя, чтобы избавиться от преследования. Ты давно уже лежал бы на земле, истекая кровью.

– Вот такие доводы и называют убедительными.

Жюстина сняла ботинки и расправила юбку. Мокрая холодная ткань неприятно прилипала к телу. Нет ничего более удручающего, нежели промокшая насквозь одежда. Жюстина ткнула щепкой в огонь, в надежде хоть отчасти прогнать пронизывающий ее холод.

Ей понравилось убежище Хоукера с царящим в нем обманчивым беспорядком, скрывающим истинный аскетизм и аккуратность хозяина. На кровати лежала стопка чистых рубашек. Крышка выкрашенного в красный цвет сундука была поднята, являя взору Жюстины другие предметы гардероба Хоукера. Молодой человек тут же исправил свою оплошность, захлопнув крышку сундука.

В этом отношении агенты были хорошо организованы. Они всегда были готовы к тому, чтобы за пару минут собрать необходимые им вещи и оставить насиженное место. Ведь жизнь шпионов полна неожиданностей и неопределенности.

Хоукер подошел к Жюстине, сдвинул брови и задумался. Когда же Жюстина запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза, с его волос на ее лицо упали три дождевые капли.

– Извини, – произнес он, отбрасывая мокрые волосы со лба. – Тебе необязательно это делать. Я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то разжигал для меня огонь.

– Не хочешь – не надо. Я делаю это не из благотворительности. Просто грею руки. Я несколько часов просидела в кустах и ужасно замерзла. – На самом деле Жюстина провела в кустах возле дома Дойла большую часть вчерашнего дня и всю ночь. Закутавшись в плащ и зарывшись в прошлогодние листья, она выжидала момента, чтобы увидеться с Северен. – Ты мог бы подать мне чайник и кружки. Я поставлю их на огонь, чтобы подогреть. Мне кажется, в Англии даже посуда дрожит от холода.

– Обмороженный фарфор. Известная английская проблема.

Хоукер снял с каминной полки совершенно обычный заварной чайник. Такой можно было встретить в любом английском или французском доме. Чашки без ручек были чуть более изящными, но такими тоже пользовались на постоялых дворах и в тавернах.

Жюстина ощутила некоторое раздражение. Мэгги могла бы купить в этот дом более изящную и дорогую посуду. Ведь особняк Дойла напоминал богатые дома Франции, битком набитые всякими сокровищами.

Хоукер привычно взял заварной чайник, придерживая крышку большим пальцем. Другой рукой он подцепил сразу две чашки, и они, тихонько звякнули, ударившись друг о друга. Все так же небрежно он взял с полки банку с чаем.

Но если заварной чайник и чашки ничего не стоили, то бело-голубая фарфоровая банка для чая являла собой произведение искусства династии Мин. Еще до революции нечто подобное стояло в стеклянном серванте в Красной гостиной в загородном поместье отца Жюстины.

Хоукер небрежно подцепил ложкой заварку. Он еще ни о чем не подозревал.

Маргарита была умной женщиной. Она помнила, кем был Хоукер в прошлом, поэтому в доме появились сплетенные из тростника табуреты, тяжелый дешевый заварной чайник и грубо сколоченный стол. Но с помощью утонченных книг и изящных мягких кресел, придвинутых к камину, она предложила Хоукеру будущее. Как бы невзначай она расставила на каминной полке фарфоровую посуду, изготовленную еще в бытность Жанны Д’Арк.

Все в этом маленьком домике было мило и знакомо душе Хоукера, потому что так устроила Маргарита. Однажды он будет вращаться среди сильных мира сего в богатстве и роскоши, даже не подозревая о том, что все это началось здесь, в этом домике в английской глубинке.

Жюстина приподняла чайник так, чтобы Хоукер мог высыпать в него заварку. У него были руки художника или скульптора – изящные, с длинными пальцами. Они были сильными, аккуратными и целеустремленными.

Подбородок молодого человека тенью покрывала темная щетина. Три года назад Жюстина познакомилась с мальчиком, но этот молодой человек был ей незнаком.

«Я не знаю, как спросить. Все слова будут уродливы. А я не хочу, чтобы это выглядело уродливо».

Жюстина сосредоточенно наливала кипяток в заварной чайник. Дождь барабанил по крыше, и поскольку они с Хоукером не разговаривали друг с другом, звук этот казался преувеличенно громким.

– Как только допьешь, ты должна уйти, – произнес Хоукер. – Дождь усиливается.

«Я должна сделать это сейчас, пока у меня еще хватает смелости».

– Я надеялась остаться на ночь.

Глава 20

Жюстина тщательно подбирала слова, чтобы между ней и Хоукером не возникло недопонимания.

– Я хочу провести ночь с тобой. В твоей постели.

Ну вот. Она сказала это. И обратного пути теперь нет, хотя сознание Жюстины тут же начало искать возможность сделать вид, что она сказала все это не всерьез.

Хоукер молчал. Он не потерял бы самообладания, даже если бы сейчас сюда ворвались кочевники с афганских равнин и набросились на него с ятаганами. Упрямое нежелание хоть как-то проявить свое неудовольствие или раздражение всегда очень импонировало Жюстине.

Время тянулось бесконечно долго, и чтобы хоть чем-то заполнить молчание, Жюстина помешивала заварку в чайнике. Выражение лица Хоукера оставалось непроницаемым.

Наконец он взял с каминной полки масляную лампу и поднес ее фитилем к огню, чтобы зажечь.

– Удивила, нечего сказать.

– Я предполагала, что ты удивишься. Только не стоит воспринимать это как неудобство или назойливость. Вряд ли тебя осаждают толпы женщин с предложением разделить с тобой постель. – Жюстина ожидала, что Хоукер будет польщен. А вместо этого он начал ее в чем-то подозревать. – Я налью тебе чаю, хорошо?

– Спасибо.

– Не стоит меня благодарить. В конце концов это твой чай.

Раньше Жюстина могла бы предложить Хоукеру весьма откровенный выбор сексуальных развлечений. На шести языках. Теперь же у нее не было слов. Она даже не могла вспомнить ни одного французского слова, связанного с сексом. Она подняла крышку чайника.

– Я добавлю воды. Чай получился слишком крепким.

«На этот раз я не потеряю самообладания. На этот раз власть будет в моих руках. И, сделав это, я освобожусь». Внушающие отвращение воспоминания зашевелились, точно черви, в отдаленных уголках ее сознания. Но Жюстина прогнала их прочь.

Хоукер взял с каминной полки сахарницу.

– Хочешь сахара?

– Мило, что ты предложил. Да.

– Где-то здесь есть щипцы для сахара и чайные ложки. Мэгги положила столовое серебро в буфет, а это огромный соблазн для воров. Поэтому я убрал его с глаз долой. Только женщина, которую Мэгги присылает убираться, постоянно прячет его куда-то. И делает это нарочно.

– Иногда слуги хотят хоть в чем-то уязвить хозяев. Мне часто доводилось быть в услужении, поэтому я понимаю эту женщину. – Жюстина приподняла стоящие на блюдцах чашки. – Я не пойду искать щипцы для сахара, потому что они скорее всего тоже надежно спрятаны. Мне два куска. Я не возражаю, если ты возьмешь их пальцами.

Сунув руку в сахарницу, Хоукер достал несколько кусков сахара. Один он опустил в свою чашку, а два – в чашку Жюстины. При этом он не отрывал взгляда от лица девушки.

– Мы с тобой в постели.

Ну что тут скажешь?.. Жюстина, которой доводилось произносить вслух немало непристойных слов, спеть немало непристойных песен, теперь не могла вымолвить единственного слова согласия.

– Ты хочешь… – Хоукер сделал неприличный жест.

Жюстина кивнула.

– Вот уж воистину скучный день, который не преподнесет никаких неожиданностей.

Хоукер отошел в сторону, снял куртку и повесил ее на вбитый в стену колышек. Под курткой оказался жилет такого яркого бордового цвета, что Жюстина непроизвольно зажмурилась. На специальном ремне, закрепленном на плечах, висел чехол для ножа, из которого виднелась рукоятка. Ремень был повешен на другой колышек. Хоукер закатал правый рукав и отстегнул еще один чехол с ножом. Широкие рукава его рубашки были несколько старомодными, но зато в них легко было спрятать оружие.

Хоукер разоружался. И это обнадеживало.

Слой растворившегося сахара в чашке Жюстины вращался на дне подобно шелковой ленте. Девушка пила чай, наблюдая за Хоукером поверх ободка чашки.

Когда он развернулся, она обнаружила, что он возбужден. Очень возбужден. По ее спине пробежал холодок, как если бы она вдруг сделала шаг в никуда, и сердце учащенно забилось.

Хоукер подходил к ней неторопливо, с безразличием хищной птицы, заходящей к своей жертве с тыла. Оказавшись рядом с Жюстиной, он облокотился на обрамляющие камин камни. При этом Хоукер совершенно не обращал внимания на то, что происходит у него в штанах. Он не собирался позволять собственному возбуждению руководить собой. Казалось, предложение девушки совсем его не заинтересовало.

Зато Жюстина совершенно не знала, что теперь делать. Она сама искала этого, искала Хоукера. Но теперь происходящее привело ее в замешательство.

«Я не должна нервничать, – убеждала себя Жюстина, – ведь я расстегивала штаны множеству мужчин».

Она представила, как гладит выпуклость на штанах Хоукера и как его плоть становится еще больше и настойчивее от ее прикосновения. Своими руками и губами Жюстина доводила мужчин до исступления. Слишком хорошо ее этому обучили.

Мысль об этом неотступно преследовала ее. Она вспоминала не о голоде. Не об унижениях. Не о часах ожидания в коридоре, пока один из клиентов не позовет, чтобы причинить ей боль. И даже не о боли.

Жюстина часто просыпалась посреди ночи, дрожа и покрываясь потом от сознания того, что ей приходилось делать. Отрабатывать перед зеркалом соблазнительные улыбки. Сладко лгать и притворно восхищаться. Искусно ублажать многочисленных мужчин. Она не притворялась шлюхой. Она действительно ею стала.

Ей никогда не очиститься от этой скверны.

– Эй! – Хоукер обхватил ладонью щеку Жюстины. Она была теплой, потому что он недавно держал в руках чашку с чаем. – Эй, Сова! Это всего лишь я.

Ничто не могло быть более мужественным, чем эта твердая шершавая ладонь, лежащая на щеке Жюстины. Она вдруг стала предметом решительного и сосредоточенного желания. И желал ее Хоукер. Желание вызвало напряжение в его душе и теле. Такое же острое и неумолимое, как один из его ножей. Жюстина прочла это в единственном прикосновении к ее лицу.

Вскоре он войдет в нее, и она его примет.

Мужчина. Внутри ее. Жюстина ждала, что ее настигнет одуряющий приступ тошноты, но этого не случилось.

Хоукер провел подушечкой большого пальца по скуле девушки, ощущая мягкость ее кожи. Странно было обнаружить, что такая женщина, как Жюстина Дюмотье, оказалась мягкой и нежной на ощупь. Ее зрачки превратились в крошечные темные точки.

Прикосновение к коже Жюстины приводило Хоукера в смятение, поэтому он убрал руки и сложил их на груди.

– Почему я? Почему здесь? Почему сейчас?

– Ах вот оно что! Тебе нужны причины?

Жюстина сжалась, ссутулила плечи и мрачно посмотрела на молодого человека.

– Я слышала о тебе много интересного, и мне стало любопытно. Неужели так странно, что я хочу приятно провести вечер с… со старым другом? Когда-то мы были почти друзьями, разве нет? Хотя это и мешало нам. Так что нет причины, по которой мы не могли бы доставить друг другу удовольствие.

– Удовольствие? – Стало быть, она не питала к нему страсти. Ничто в Жюстине не выдавало этого. – И часто ты это делаешь? Ложишься в постель с мужчинами?

– Ты знаешь, кто я такая. Нет ничего, чего бы я не знала о плотской стороне взаимоотношений.

Но ведь это не ответ на вопрос Хоукера…

Жюстина подняла свою чашку и уткнулась в нее лбом, спрятав лицо. Спрятав глаза.

– Не так уж удивительно, что я хочу переспать с тобой. Я давно заработала определенную репутацию. А про тебя говорят, что в постели ты настоящий жеребец. Однажды я остановилась на постоялом дворе в Милане, принадлежащем двум вдовам. Они много чего о тебе порассказали.

Милан. Веселые вдовушки. Ну да. Хоукер вспоминал о них с теплотой. И не только потому, что они оказались весьма гостеприимны и многому научили его в постели. Готовили они божественно.

– Я предложил на них жениться, но они отклонили мое предложение.

– Они восхищались твоими умениями. Ты наверняка покраснел бы до корней волос, если бы услышал, что они о тебе говорили. Они упомянули также о глупенькой кухарке, которую ты отослал прочь из своей комнаты, сказав, что будешь ждать ее, когда она немного подрастет.

– Получается, что я само совершенство. – Хоукер присел на корточки возле Жюстины, чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Что ты задумала, Сова?

– Ничего дурного, поверь. Всего лишь несколько часов в постели с таким искусным любовником как ты. С тобой я, возможно… – Она залпом допила остатки чая. – Я пришла сюда без всякого намерения. Но теперь это кажется неизбежным, как если бы было уготовано судьбой. Я думала об этом больше года.

– Думала о том, чтобы переспать со мной?

– Иногда. Я представляла других мужчин, но они не… – Руки Жюстины слегка задрожали, когда она обхватила пустую чашку. – Когда я встречалась с ними, от моей решимости не оставалось и следа.

Хоукер давно уже дал себе зарок не связываться с женщинами, находящимися в плену многочисленных кошмаров. И все же он чаще нарушал, чем соблюдал это правило. Если у него осталась хоть капля здравого смысла, он выйдет сейчас под дождь и поищет ночлега в доме Дойла.

Но Сова дрожала. Такая женщина, как она, и боялась.

И – да простит его Господь! – Хоукер хотел ее. Он гнал эту мысль прочь, но она возвращалась снова и снова. Жюстина превратилась в женщину. Господи, у нее появилась грудь. И судя по всему, очень красивая. Хоукер практически ощущал на своих губах ее вкус. Но он не собирался терять голову из-за привлекательного женского тела. Даже если оно принадлежало Сове.

А потом девушка произнесла тихо и невыразительно:

– Я устала бояться.

И этих нескольких слов хватило, чтобы Хоукер пропал.

«Она привела с собой три тысячи демонов. Думаю, я могу убить нескольких».

– Да, я только и слышу: «Жюстина Дюмотье – трусиха». Ты принимала участие в битве при Арколе. Тебя отправили в Верону. Совершенно одну. И ты поехала. Ну самая настоящая трусиха.

– Не говори глупостей. Это наша профессия. Если бы она меня пугала, я бы лучше занялась вязанием, – выдохнула Жюстина. Ее дыхание коснулось кожи Хоукера, и ему показалось, будто Сова прикоснулась к нему рукой. – Я просыпаюсь по ночам, дрожа всем телом. Когда я вспоминаю годы, проведенные в борделе, меня охватывает ужас. Мне стыдно и тошно. Кошмары перестанут меня преследовать, если я пересплю с тобой.

– Возможно, все прекратится, Сова. А может, и нет.

– Ты искусный любовник. Все говорят об этом. А еще все знают, что ты никогда не распространяешься о своих любовных приключениях. Мы с тобой расстанемся, и наши пути разойдутся и будут пересекаться не слишком часто. – Жюстина печально посмотрела на Хоукера. – Всего один раз. Это не займет много времени. Я знаю, что делать, чтобы…

– Да ничего ты не знаешь. Иметь с тобой дело даже хуже, чем с девственницей, чего, кстати сказать, я никогда себе не позволял. Ты знаешь слишком много того, что неправильно.

– Я очень умелая любовница, не сомневайся. Я…

– Ты невежественна, словно ком глины. Если бы у меня была хоть капля здравого смысла, я оставил бы тебя здесь, а сам отправился бы спать под дождь. – И все же Хоукер выглядел так, словно здравый смысл покинул его. – Не думай, что мне польстило твое предложение. Для мужчин, которые ублажают женщин за деньги, придумали специальное название.

Жюстина замерла. Словно боялась, что разлетится на куски, если сделает хоть одно неосторожное движение.

– Ты хочешь отказать мне?

– Просто указываю на то, что могут возникнуть сложности. Прежде всего ты – вражеский агент. А это уже создает определенные трудности.

Хоукер схватился рукой за узел своего галстука и задумался. Какую же боль испытывала, оказывается, Сова.

Он никогда не понимал, как некоторые мужчины обращаются с женщинами. Сам же он не уставал удивляться тому, что на свете существует такое чудо, как женщина. Не уставал от издаваемых ими вздохов удовольствия. От того, чтобы дарить им это самое удовольствие. Ничто в мире не могло с этим сравниться.

Возможно, им все-таки удастся прогнать терзающих душу Совы призраков.

– Мне следовало бы прогнать тебя… но, черт возьми, ты такая красивая!..