Текст книги "Черный ястреб"

Глава 21

Поцелуй, их первый поцелуй оказался всего лишь прикосновением прохладных губ ко лбу Жюстины. Хоукер словно бы здоровался с ее телом. Ободрял его обладательницу.

Молодой человек отстранился, и Жюстина увидела, как его глаза потемнели и вспыхнули страстью. Словно вместе с галстуком он снял с себя груз приличий. Хоукер отбросил галстук в сторону на обитое цветным ситцем кресло.

Он быстро расстегнул пуговицы рубашки – одна, две, три, – и Жюстина одобрила его поспешность. Чем быстрее они покончат с этим, тем лучше.

– Ты сводишь меня с ума. Ты знаешь это?

– Я вовсе не собиралась…

– Но теперь уже слишком поздно, не так ли? Да поставь ты эту проклятую чашку, пока не уронила.

Жюстина держала чашку словно щит между собой и Хоукером. Повинуясь его словам, она поставила ее на блюдце.

Молодой человек взял Жюстину за подбородок своими длинными умелыми пальцами.

– Что ж, давай попробуем. – С этими словами он накрыл ее губы в поцелуе.

«Я не люблю целоваться. Это не самое противное, но все же…»

Однако Жюстина тут же потеряла нить рассуждений, когда Хоукер слегка прикусил ее нижнюю губу и принялся путешествовать по ней из стороны в сторону. Он облизал верхнюю губу девушки, словно запоминал ее очертания. Рот Жюстины приоткрылся помимо ее воли, впуская внутрь язык Хоукера, который действовал отнюдь не наугад.

Жюстине стало щекотно. Вернее, прикосновения губ Хоукера были сродни электрическим разрядам и вызывали желание отвернуться. Или, наоборот, придвинуться ближе.

Но Хоукер уже отстранился.

– Ну вот и хорошо, – произнес он, и в голосе его чувствовалось возбуждение. – А теперь нам нужно избавиться от одежды. Дай мне минуту.

Некоторым мужчинам нравилось ее раздевать. Некоторые любили наблюдать, как она раздевается сама. Концы кружевной накидки, прикрывавшей грудь Жюстины, были заправлены в лиф платья. Она вытащила один конец, как бы невзначай коснувшись пальцами изгиба груди и поддразнивая Хоукера. Жюстина проделывала подобное не раз…

– Прекрати! – рявкнул Хоукер. – Просто раздевайся. И перестань, черт возьми, продумывать каждый жест.

– Ты слишком вспыльчив. Я не перестану думать лишь потому, что ты так приказал.

– Тогда думай обо мне. – Хоукер расстегнул пуговицу на манжете и высвободил одну руку из рукава. Он недовольно хмурил брови. – Вообще-то я рискую. Меня могут выгнать со службы за то, что я с тобой переспал. Поэтому сейчас ты будешь со мной телом и душой.

Телом и душой. Он хотел прикоснуться не только к ее телу, но и к душе тоже. Нет. Этого не будет. Ведь Жюстина хотела совсем не этого.

Хоукер стянул рубашку через голову, смял ее в руке и швырнул через плечо. Не переставая хмуриться, он встал в полный рост, взял Жюстину за руки и поднял ее с пола.

После этого он снял штаны, отбросил их пинком в сторону и теперь стоял перед Жюстиной полностью обнаженный. Его возбужденная плоть подрагивала. Жюстине не раз приходилось делать комплименты мужскому достоинству. Но теперь, когда она могла откровенно говорить о своих чувствах, Жюстина молчала, намеренно отводя взгляд.

Кожа Хоукера была очень смуглой. Скорее всего от долгого пребывания в Италии. Жюстина видела мальчишек и молодых людей, нагишом купающихся в гавани меж лодками и в реке возле моста, и всегда завидовала их свободе.

Худоба Хоукера бросалась в глаза. Хозяева не давали ему ни покоя, ни отдыха. Если он не выполнял какое-то серьезное задание, то его использовали в качестве курьера. Под кожей молодого человека явственно вырисовывались ребра. Мускулы на его животе, плечах и руках напоминали выступающие на поверхности холма камни и были гладкими и округлыми, точно отполированные куски дерева. Его тело являло собой жестокую и неистовую простоту, сравнимую лишь с силами природы. На нем не было ни одного мягкого или слишком нежного места.

Жюстина могла дотронуться до него. Могла теперь сделать это.

Она наблюдала за тем, как ее пальцы прошлись по его ключицам. Под теплой кожей скрывались твердые неподатливые кости. Такими же твердыми и неподатливыми оказались мышцы шеи. Жилка на ней пульсировала часто-часто.

А его плоть… Ее можно было бы погладить. Жюстина подумала об этом, но не испытала привычного ужаса.

Она чувствовала лишь пустоту в душе. Страха не было, но и чувств, пришедших ему на смену, не было тоже.

– Я горжусь этим. И позже мы сможем это вместе. – Хоукер притянул Жюстину к себе и уткнулся лицом в ее волосы. – От тебя пахнет огнем. А еще… домом.

– Я приготовила тебе чай. Конечно же, я пахну домом.

Хоукер продолжал говорить. Рассказывал о своем жилище. Прошлой зимой он жил здесь целый месяц – лечился после падения. Год назад он учился верховой езде в конюшне главного дома. Дойл учил его передвигаться по лесу со скоростью кролика.

Голос Хоукера обволакивал теплом, прогоняя сковавший Жюстину холод. Он знал, кто она такая. Знал, чем ей приходилось заниматься. Но он не осуждал ее. Ему и самому приходилось совершать ужасные поступки.

Хоукер поцеловал веки Жюстины. Он был здесь, рядом с ней. Она чувствовала его крепкое тело, излучающее жар. Его дыхание на своем лице. Неспешные поцелуи, которыми он покрывал ее глаза и брови. А потом его язык скользнул в глубь ее рта. Когда мужчины целуют ее подобным образом, она должна…

– Останься со мной, Сова. – Пальцы молодого человека сжали лицо Жюстины. – Со мной, а не с проклятыми призраками.

Погрузив пальцы в волосы девушки, он вновь накрыл ее губы в поцелуе. Только на этот раз он не был осторожным и нежным. Он подавлял ее своей темной силой. Хоукер был предводителем бандитской шайки с городской окраины, когда целовал ее. Уличной крысой, а не джентльменом. Вся безжалостность его натуры, все, что он держал под контролем и пытался укротить, вырвалось на волю.

– Каков я на вкус? – спросил Хоукер. – Скажи мне.

– Ты очень глупый.

– О да. Ведь большей глупости, чем эта, я не совершал уже давно. Так каков же я на вкус?

– На вкус ты напоминаешь мне непроглядный мрак. – Жюстина осторожно привстала на цыпочки и коснулась пальцами губ молодого человека. – А еще чай и… апельсины.

– А ты на вкус, словно целая толпа призраков. – Не переставая целовать Жюстину, Хоукер принялся снимать с нее одежду. Делал он это ловко и умело, точно перебирающий струны арфы музыкант. – Перестань вести с ними переговоры. Пусть живут в своем мире. Здесь только я. И я хочу, чтобы всех остальных ты выбросила из головы.

У Жюстины больше не было времени на размышления и неуверенность. Она даже не почувствовала, как Хоукер расстегнул пуговицы ее платья и стащил с рук рукава. Значит, это все-таки произошло. До слуха Жюстины донесся мягкий шорох лент падающего к ее ногам корсета. Потянув зубами за лямку сорочки, Хоукер поцеловал оголившееся плечо, изящный изгиб ее шеи, впадинку между ключицами, спустился к груди… Каждый дюйм тела Жюстины под его поцелуями становился невероятно чувствительным.

Она думала, что Хоукер начнет соблазнять ее медленно. Представляла себе долгое и неспешное путешествие по ее телу, сопровождаемое чередой кошмаров. Но вместо этого она мгновенно перемещалась из одного водоворота ощущений в другой.

– Ну вот. – Хоукер сжал в пальцах ткань сорочки. – А теперь я освобожу тебя от этого.

Жюстина дрожала всем телом. Но не от страха. И не от отвращения. Точно так же дрожит норовистая кобыла на скачках в ожидании старта.

– Не такой уж ты непревзойденный любовник, хотя я слышала обратное. – Жюстина вовсе не собиралась произносить таких слов. Вернее, никогда не говорила их мужчинам. – Ты слишком торопишься.

– Нет смысла давать тебе время на раздумья. Ты удовлетворяешь себя? Руками?

– Что ты имеешь в виду? – Впрочем, Жюстина знала ответ на этот вопрос.

– В постели по ночам ты доставляешь себе удовольствие руками? Гладишь себя здесь? – Хоукер легонько коснулся низа живота Жюстины, прикрытого сорочкой.

У него совсем не было стыда. А Жюстина-то думала, что уже ничто на свете не заставит ее покраснеть.

– Это хорошо, – продолжал Хоукер. – Ведь если ласки там внизу не доставляют тебе удовольствия, у нас ничего не получится.

Вообще-то о таких вещах не говорят вслух.

– Ты не слишком деликатен.

– Когда-нибудь стану. Я составил целый список вещей, которым мне еще предстоит научиться.

Хоукер потянул за сорочку, в которую была одета Жюстина, и его глаза превратились в два бездонных колодца, полных загадок. Он лишь слегка коснулся кожи девушки пальцами, когда снимал с нее последнюю одежду. И это прикосновение было таким мимолетным, таким обыденным, что вполне могло принадлежать ей самой.

Теперь Жюстина была полностью обнажена. Хоукер тоже.

«Нет, я не готова к этому. Мне необходимо время, чтобы подумать…»

Но в этот самый момент молодой человек подхватил ее на руки, и Жюстина вынуждена была ухватиться за него. Под ее ладонями была лишь обнаженная кожа мужчины. И реальнее его не было ничего и никого на свете. Такого живого, крепкого и уверенного в себе. Хоукер был словно выкован из силы и упрямства.

Жюстину охватил страх. Воспоминания о…

Однако Хоукер не понес ее в постель. Вместо этого он пинком открыл дверь дома, и они оказались на свету под дождем, обдуваемые порывами ветра.

Ошеломляюще холодные капли падали на лицо, грудь и живот Жюстины, хотя Хоукер и закрывал ее от дождя своим телом. Он сделал несколько шагов, и они оказались под раскидистыми ветвями бука.

– И не вздумай передумать, черт тебя возьми. Поняла? – Хоукер поставил девушку на землю и прижал спиной к стволу дерева. Грубая неровная кора впилась в кожу Жюстины. Ноги скользили по мягкому холодному мху. Тепло было лишь в тех местах, где ее кожа соприкасалась с кожей Хоукера. Там, где его тело источало нестерпимый жар.

– Закрой глаза, – приказал он. – Делай, что я сказал!

Жюстина подчинилась приказу.

– Прислушайся. – Срывавшиеся с его языка слова падали, точно камни, сквозь пелену дождя. – Что ты слышишь?

Жюстина слышала неясный стук, становившийся то громче, то тише. Капли дождя, подхватываемые порывами ветра, пробирались под импровизированный навес и стучали по обнаженной спине Хоукера. Они просачивались сквозь листья и падали на плечи Жюстины.

– Так что ты слышишь? – повторил Хоукер свой вопрос.

– Я слышу сумасшедшего, вытащившего меня на холод под проливной дождь.

– Ты слышишь дождь. Он окружает нас стеной. И никто не сможет теперь к нам подойти. Мы совершенно одни. – Его губы сомкнулись на губах Жюстины в жарком, ароматном и требовательном поцелуе. Тело Хоукера было единственным источником тепла. – Что ты чувствуешь?

«Он нес меня сюда сквозь заросли мяты. И теперь я чувствую ее аромат. А еще запах дождя. Прохладного серого дождя, несущего с собой свежесть и смывающего все на своем пути».

– Мне холодно. А ты окончательно сошел с ума.

– Но ты ведь со мной, не так ли? – Поддев костяшками пальцев подбородок Жюстины, Хоукер приподнял его так, что ее губы оказались всего в дюйме от его губ. – Каждая замерзшая клеточка твоего тела здесь со мной. Поцелуй меня в ответ. Теперь твоя очередь.

Налетел очередной порыв ветра, и капли дождя ударили по лицу Жюстины мириадами острых копий. Они скатывались по ее лбу и щекам, попадая в рот.

– Не думай об этом, – произнес Хоукер. – Просто делай.

Когда Жюстина поцеловала его, на его губах ощущался привкус дождя. Она слизывала его с языка, упиваясь восхитительным ощущением. Мощная волна зародилась в месте соединения их с Хоукером губ и прокатилась, бурля и вздымаясь, по всему телу.

– Каков я на вкус? – требовательно спросил Хоукер. Он обхватил руками груди Жюстины и нежно погладил соски подушечками больших пальцев. От этих прикосновений кровь закипела в ее жилах.

– На вкус ты словно дождь, – прошептала она в ответ, не в силах перевести дыхание. Она обняла Хоукера и притянула к себе.

– Попробуй меня, – раздался его голос. – Будь здесь, со мной.

Жюстина ощущала привкус мыла на губах и покрытом щетиной подбородке Хоукера. Он так сильно отличался от всех. Даже пах иначе. Весь состоял из очень простых вкусов и ароматов: чая, дождя, мыла, дыма и пламени.

Но сквозь эту странную смесь Жюстина ощущала запах самого Эйдриана. Она не раз представляла себе запах его кожи. Он неодолимо манил ее к себе. Она приподнялась на мысках, поцеловала его волосы, слизывая с них ароматные капли дождя.

Однако Хоукер вывернулся, чтобы добраться до ее уха. Он покусывал мочку, ласкал ее языком, наполняя сознание Жюстины своим дыханием.

– Почувствуй это, – произнес он. – И это. – Губы и язык Хоукера нашли ее грудь, покрытую мурашками. Прикосновение оказалось невероятно чувственным. Хоукер согрел соски девушки своим языком и одобрительное пробормотал:

– Как хорошо.

Он легонько прикусил один сосок, и Жюстина едва с ума не сошла от обжигающего ощущения в лоне.

Она изогнулась всем телом, но не для того, чтобы отстраниться, а, наоборот, чтобы прижаться к Хоукеру еще крепче. Его ладони легли на ее талию, а потом вдруг словно превратились в железные прутья – так напряглись мышцы, когда Хоукер приподнял Жюстину от земли.

Оба они были скользкими от дождя, замерзли и с трудом сдерживали дрожь. Лишь в том месте, где соприкасались их тела, не было места холоду. И сосредоточием этого тепла была плоть Хоукера, настойчиво упиравшаяся в живот Жюстине.

Мужчина. Каждый нерв Жюстины трепетал, точно листок на ветру. Он был слишком мужчина. Он…

– Перестань.

Хоукер приподнял Жюстину еще выше, а потом позволил ей мучительно медленно скользить вдоль своего восхитительно вылепленного тела. Каждый дюйм ее кожи, соприкасающийся с кожей Хоукера, покалывало точно мириадами острых иголок. Они словно сплелись воедино, не в силах оторваться друг от друга.

– Посмотри на меня, – произнес Хоукер. – Кто я, Сова? Кто здесь с тобой сейчас?

– Хоукер. – Его имя служило Жюстине талисманом. Все, что сейчас с ней происходило, было делом рук Хоукера. Дождь падал на ее лицо, смывая все: прошлое, других мужчин, прикосновения их рук, темные пятна с души. Темное облако, много лет окутывающее душу и сознание Жюстины, постепенно растворялось и вскоре исчезло совсем. Дождь смыл все призраки прошлого, очистив ее душу и тело.

Только Хоукер был настоящим. Жюстина обняла его за плечи и прижалась к нему. Она обхватила его бедра ногами, чтобы не отпускать, чтобы согреться его теплом.

Холод обжигал спину. А грудь покрывали поцелуи. Жюстина поймала себя на том, что беззвучно ловит ртом воздух. Руки Хоукера скользнули по ее груди, животу и погладили внутреннюю поверхность бедер. Он действовал умело и уверенно, и когда его пальцы коснулись лона Жюстины, с ее губ сорвался крик.

– Это всего лишь моя рука, дарящая тебе удовольствие. Только ты и я. Только удовольствие.

Он дотрагивается до нее. Только удовольствие. Темное, тайное удовольствие. Такое же темное, как ночь без звезд. Жюстина качнулась навстречу руке Хоукера.

– Я хочу оказаться внутри тебя, – произнес он. – Не могу больше сдерживаться. Ты готова?

Сейчас Жюстина была готова на все. На все, что угодно, только бы Хоукер продолжал прикасаться к ней. Она порывисто кивнула.

Молодой человек обнял Жюстину, прижал ее к себе, и в конце долгого и изысканного скольжения вдоль тела, он оказался внутри ее лона.

«Мне причиняли боль…»

Хоукер с силой прикусил мочку уха Жюстины, и мысль оборвалась на полуслове. С каждым грубым поцелуем в губы она избавлялась от очередного кошмарного воспоминания. Словно ураган Хоукер закружил Жюстину в водовороте страсти. Он настойчиво впивался в ее губы, и она тихонько всхлипывала от переполнявших ее эмоций.

Хоукер качнул бедрами, и это движение поразило Жюстину, словно ударом молнии, прогоняя нарастающее в груди напряжение. Она превратилась в сосредоточие тысячи разнообразных чувств и ощущений. Потрясение за потрясением следовали чередой, когда Хоукер немного отстранился, а потом вновь медленно качнул бедрами вперед.

Он продолжал говорить с Жюстиной. Она не пыталась понять его слова, внимая лишь звуку голоса – решительного и неумолимого. Его рука нашла ее. Она скользнула меж их телами и легонько коснулась сосредоточия женской страсти. Эта ласка была столь нежной, умелой и ритмичной, что Жюстина вновь принялась извиваться и испуганно охнула.

Теперь Хоукер двигался быстрее. Жюстина попыталась вскарабкаться повыше, но ее ноги скользили по его бедрам. Ее плоть пульсировала, но она не могла убежать, хотя и чувствовала себя болезненно обнаженной и распахнутой. Да и не хотела убегать. Она предложила себя Хоукеру и теперь упивалась собственным триумфом. Жар пробежал по ее телу и окутал, подобно одеялу, прогоняя страх и сомнения.

Жюстина впилась ногтями в спину Хоукера и укусила его за шею. Опустив наконец ноги на землю, она выгнулась и подалась ему навстречу.

Он был всем, в чем она нуждалась. Надежный. Уверенный в себе. Он точно знал, что делать. Поэтому Жюстина перестала колебаться и вверила себя ему.

Развязка наступила быстро, окатив Жюстину мощной волной наслаждения. Ее лоно вновь и вновь сжималось вокруг плоти Хоукера, даря им обоим очередную порцию удовольствия. Жюстина вскрикнула. Но в этом крике не было боли.

Вот теперь Хоукер смог подумать и о себе, погружаясь в гостеприимное женское тело быстро и грубо. Упиваясь собственной страстью.

«Он так много для меня сделал».

Жюстина в последний раз подалась навстречу Хоукеру. Схватив его за волосы, она впилась в его губы. Она лизала, дразнила, играла с его языком, используя все свое мастерство. В очередной раз радуясь тому, что знает так много.

Жюстина вновь легонько сжала его плоть. Она знала, какие мышцы задействовать, ибо практиковалась в этом слишком долго.

Это она могла ему дать. Потому что знала, как это делать.

Только на этот раз это не было тягостной обязанностью. Все выглядело совсем иначе. Жюстина даже не подозревала, каким сильным может быть напряжение и какой оглушительный взрыв за этим следует. Радость сочилась из каждой клеточки ее тела и скапливалась в месте соединения их тел. Жюстина вновь сжала мышцы, чувствуя быстрые движения Хоукера и слыша его прерывистое дыхание.

Он больше не был осторожным и уравновешенным знатоком своего дела, превратившись в необузданного дикого зверя. Он словно сошел с ума, погрузившись в пучину страсти. Из его горла вырвался хриплый сдавленный крик, а потом его тело напряглось и замерло на мгновение. Хоукер порывисто отстранился и содрогнулся всем телом.

Они сжимали друг друга в объятиях. Хоукера била дрожь, Жюстина тоже дрожала. Ей казалось, что ее кости вдруг стали мягкими и податливыми, точно нагретый воск. Уткнувшись головой в грудь Хоукера, она слышала его частое прерывистое дыхание.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем он снова заговорил. Его голос звучал хрипло:

– Было… было очень хорошо.

Жюстине не хотелось открывать глаз, потому что из них катились слезы. Она не могла понять, почему плачет.

– Я не стану тебе ничего говорить. Ты и так чересчур самодоволен. – Жюстина помолчала немного, а потом добавила: – Нет, все же скажу. Было хорошо. Я даже помыслить не могла, что будет так хорошо.

– Я тоже. Судьба сыграла с нами шутку, верно? – Хоукер тяжело дышал. – Идем в дом, пока ты не подхватила простуду.

– Да, так будет лучше.

– Посмотрим, что у нас получится в постели.

Хоукер не позволил Жюстине босиком идти до дома. Он подхватил ее на руки и понес под проливным дождем. Жюстина ужасно замерзла, но вместе с тем ее переполнял какой-то странный необъяснимый восторг.

Они обсохли и отогрелись у камина, а потом занимались любовью в постели долго и нежно. И это тоже получилось неплохо. Язык и губы Хоукера поистине творили чудеса.

Глава 22

Микс-стрит, Лондон

1818 год

Она находилась в объятиях Хоукера. Жюстина поняла это сразу, еще не успев открыть глаз. Подобное случалось слишком редко и надолго оставалось в памяти.

Даже теперь, спустя много лет, она по-прежнему грезила о нем. Иногда ей казалось, что Хоукер рядом. Она ощущала его руку под своей головой и обнаженное тело рядом со своим телом. Снова и снова Жюстина просыпалась в холодной постели, которая, казалось, все еще пахла Хоукером.

Но на сей раз сон продолжился и наяву.

Она вынырнула из небытия прямо в его надежные руки. Жюстина была уверена в этом, потому что звук его дыхания и запах его кожи она не спутала бы ни с чем на свете.

– Я сразу вижу, когда ты просыпаешься, – произнес Хоукер.

– Всегда знал. – Во рту у Жюстины пересохло.

– Просто я привык быть осторожным. – Хоукер отодвинулся от Жюстины и подоткнул одеяло. – Знаешь, я никогда не доверял тебе. Даже когда мы были очень близки. Но я думал, что это стоит риска. Ты всегда стоила того, чтобы рискнуть.

«В меня всадили нож, потому что я шла предупредить тебя».

– Ты мне не доверяешь? Разумно!

– Мы сделали достаточно, чтобы нажить себе врагов. – Губы Хоукера растянулись в улыбке, в то время как глаза оставались серьезными. Он осторожно подвинулся, чтобы не причинить Жюстине боли. – В данный момент ты не представляешь опасности. Более того – еще совсем недавно ты балансировала на грани жизни и смерти.

– Сколько?

– Почти три дня.

Так долго? Прошедшие дни высыпались из ее памяти, точно монетки из кармана.

– Я не помню.

– Неудивительно.

Кто-то надел на Жюстину ночную сорочку. Левая рука была охвачена болью от плеча до кончиков пальцев. Рана под повязкой горела и пульсировала. Жюстина подняла руки. Господи, как тяжело. Ее суставы напоминали заржавевшие от времени шестеренки.

На запястьях виднелись синяки. Чуть выше на руках остались отпечатки пальцев державшего ее человека.

– Я вся в синяках. – События начали вырисовываться в памяти Жюстины, точно постепенно возникающие из тумана силуэты. Она шла по Брэдди-сквер, торопилась к Хоукеру, чтобы предупредить его. Она вспомнила удар ножом и свою попытку добраться до Микс-стрит. – С кем я дралась?

– Я держал твои руки, пока доктор зашивал рану – ведь ты сильно сопротивлялась, – и потом, когда едва не лишилась рассудка от жара. – Хоукер встал с кровати. – Поэтому у тебя и остались синяки. У меня просто не было иного выбора.

Тон, каким Хоукер произносил эти слова, свидетельствовал о том, как неприятно ему было причинять Жюстине боль.

«О, Хоукер, как часто мы причиняли друг другу боль».

Подбородок Хоукера покрывала трехдневная щетина, что всегда делало его похожим на головореза. На нем были брюки и просторная рубаха, расстегнутая до середины груди. Жюстина почувствовала все это еще во сне: складки на ткани и такое знакомое и успокаивающее тепло его кожи.

Хоукер взял со стола кувшин и наполнил его содержимым чашку.

– Все хотят, чтобы ты пила это. Редко встретишь подобное единодушие. Я поднесу чашку к твоим губам и подержу голову.

В чашке оказался лимонад, оказавшийся весьма кстати, ведь у Жюстины так пересохло во рту.

Пока она пила, они с Хоукером смотрели друг на друга. Он выглядел очень уставшим. Скулы проступили явственнее, глаза запали. Ему довелось увидеть, как Жюстина подошла к самому краю могилы.

– Вот так-то лучше. – Хоукер осторожно опустил Жюстину на подушку. – А ведь я чуть тебя не потерял. В какой-то момент ты перестала бороться, и я подумал, что все кончено.

– Нет. Не в этот раз. – Когда Жюстина лежала спокойно, боль немного стихала. – Ляг рядом, если тебе не трудно. Мне очень больно, а еще я замерзла.

– С удовольствием.

Жюстина хотела уже рассмеяться, но вовремя получила предостережение от собственного тела и сдержалась.

– Где газеты? Они у тебя? Это очень важно.

– У меня. – Хоукер приподнял одеяло и опустился на постель рядом с Жюстиной. Как много раз он проделывал это.

– Я расскажу тебе, что видела, когда проснусь. – И еще одно. – Не посылай за Северен. В этом нет необходимости.

– Поспи, Сова.

– Знаешь что? Ты единственный в мире, кто… кто по-прежнему называет меня Совой.

Темнота оказалась бесконечной и дружелюбной. И Жюстина согласилась отдохнуть немного под ее покровом.