Текст книги "Демон"

ЭПИЗОД XIII

Сирокко научила Конела управлять «стрекозой» довольно скоро после его прибытия в Гею. Пилотом он оказался классным, и был в восторге от полетов.

Нельзя сказать, чтобы «стрекоза» была сложна в управлении. От одной точки до другой они сами могли сниматься, прокладывать курс и приземляться. «Стрекозы» не нуждались во взлетной полосе и могли летать без всякой наземной поддержки, кроме периодических посадок для дозаправки. Любой, кто хоть раз летал в «Пайпер-Кубе», уже через несколько минут чувствовал бы себя в «стрекозе» как дома. Хотя недостаток аппаратуры, может статься, его бы раздражал. На «стрекозе», в определенном смысле, имелся всего один прибор: экран компьютера. На единственной клавиатуре, которая располагалась справа от пилота, можно было запросить любую требуемую информацию. Кроме того, мозг корабля, перепроверяющий данные пятьдесят тысяч раз каждую секунду, мог сообщить пилоту о любой критической ситуации и порекомендовать курс действий. «Стрекоза» имела наземный и воздушный радары, а также всю радиоаппаратуру, которая только могла пригодиться. Следует лишь добавить, что Сирокко заменила компасы инерциальными радиолокаторами.

Однако рулевые педали и ручка управления остались теми же, какие использовались на Земле уже полтора столетия. Время ожидания Сирокко Конел использовал для того, чтобы обучить Искру азам управления этими приспособлениями. Девушка внимательно наблюдала и, когда Конел передал ей управление, сделала все, как надо.

Когда же «четверка» поднялась к ним присоединиться, Конел подстроился под более крупный самолет, летя справа и чуть позади.

– План такой, – сказала Сирокко. – Радар действует только километров на тридцать во всех направлениях. Ангел может давать примерно семьдесят километров в час, причем поддерживает он такую скорость всего два часа. Еще и часа не прошло, как он улетел. Будем предполагать, что направляется он в Преисподнюю, а та сейчас в Южном Гиперионе. Мы поднимаемся до двадцати – чтобы яснее, это двойка с одним нулем – километров и полетим в пятидесяти километрах друг от друга, в одном и том же направлении. Мы будем лететь со скоростью один-два-ноль километра в час еще тридцать минут и надеяться, что это приведет нас примерно туда, куда надо. Дальше мы сбрасываем газ до шестидесяти и пытаемся засечь паршивца радаром. Если это не сработает, мы станем двигать вперед на высокой скорости, пока не будем уверены, что его опередили, и организуем там поисковый шаблон – диагонально его предполагаемому курсу. Так мы будем делать, пока не найдем гада или пока кому-то из нас не придет в голову что-нибудь получше. Есть замечания?

Конел обмозговывал все это в своей тяжеловесной, но методичной манере. Сирокко ему не мешала. Она понимала, что, не считая Криса, с которым она уже все обсудила, Конел знает про Гею больше любого другого мужчины.

– А что, если он заберется выше? – наконец спросил Конел. – Разве поисковый шаблон не должен быть как горизонтальным, так и вертикальным?

– Полагаю, он будет лететь довольно низко.

Конел и это обдумал – и не нашел солидных оснований для такого предположения. Может быть, ангелы и не любят липнуть к сводчатой крыше обода, но запросто на это способны, если придется. Сирокко, очевидно, рассчитывала на какой-то эстафетный маневр, ибо ни один ангел не мог перенести Адама прямо из Диониса в Гиперион. Должно быть, она считала, что самое вероятное место, где могут таиться последующие гонцы, – наружный обод Геи.

Однако Гея была весьма необычным местом для полетов. Можно было взбираться на все сто пятьдесят километров, прежде чем доберешься до обода. И, если ангел поднимется выше шестидесяти километров, они могут пролететь прямо под ним – и так его и не засечь.

– До Гипериона почти полпути по кольцу, – заметил Конел. – Ангел может просто подняться по спице, пролететь через ступицу и опять опуститься.

– Да, Конел, тут ты совершенно прав, – согласилась Сирокко. – Но пока что я склонна предположить маршрут по ободу. Если через два-три оборота мы ничего не найдем, можно будет переиграть.

– Ты начальник, тебе видней, – в свою очередь согласился Конел.

– Да, но и ты не переставай подкармливать меня идеями. А кроме того, буквально через несколько минут я от души постараюсь выманить у одного моего соседа шпаргалку.

По мрачному виду Искры Конел заключил, что она понятия не имеет, о чем толкует Капитан. У Конела же была одна превосходная догадка, но рот он держал на замке.

– Прогноз погоды, – сказал компьютер. – Вы входите в район, где сильнейшая турбулентность имеет... – Конел ударил по кнопке отмены, и компьютер заткнулся.

– О чем это он? – спросила Искра. Конел искоса на нее глянул. Девушке, похоже, полегчало. Да, наверняка, подумал он, раз она сподобилась с ним заговорить. Конелу не очень улыбалось долгое путешествие в маленькой кабине с кем-то, кто его ненавидит.

– Мозг несет в своей башке модель Геи, – стал объяснять он, вызывая на экране боковой разрез мира-колеса. – Этот самолет и все остальные хранят в себе эту модель. И, основываясь на прошлом опыте, они делают замечания насчет тех мест, где вероятность бури высока. В основном это сущее занудство.

– Думаю, это может быть полезно.

– Да не особенно. Вот смотри. – Конел выделил на ободе колеса тот сегмент, где находился Дионис, показывая часть нависавшей над ним спицы. Внизу картинки замигали два голубых пятнышка, помеченные "2" и "4". – Это мы, – сказал он, указывая на "2". – Двигаясь к Япету, мы приближаемся к сумеречной зоне, а это означает, что теплый воздух поднимается от земли. Когда же в Гее поднимается воздух, он движется к тем воздушным массам, которые перемещаются медленнее, раз они ближе к ступице. Так что он вроде как закругляется, подобно падающей волне. В переходной зоне вообще множество быстрых нисходящих потоков.

Тут Конел взглянул на Искру, чтобы посмотреть, поняла ли она. С его земным образом мыслей он далеко не сразу все это понял. Эквивалентным эффектом на Земле можно было считать вращение воздушных масс, вызванное потоками север – юг и основанное на том факте, что воздух у экватора движется быстрее с вращением планеты, чем воздух от севера к югу. Когда этот эффект становился очень бурным, его называли ураганом.

– Конечно, – сказала Искра. – Эффект Кориолиса. Когда мы у себя дома парим на планерах, нам приходится его учитывать.

– Здесь эффект далеко не так силен. Гея гораздо больше Ковена. Мне не приходится думать об этом, когда я летаю на самолете, но компьютер учитывает это при навигации. – Он снова указал на экран. – Штука в том, что погода в Гее чертовски регулярна. Непогода приходит из спиц. Гея всасывает массу воздуха через одну спицу, переводит ее через ступицу в другую, а потом выпускает все это на ночной регион. Все делается по расписанию. Об этом компьютер мне и сообщал: я вхожу в пограничную область меж днем и ночью. Следовательно, я выхожу из-под спицы, а значит, возможна небольшая тряска. Штука в том, – тут он указал на гаргантюанскую пасть нависшей над ними спицы Диониса, – что я и сам все прекрасно вижу.

Искра ничего не сказала, но огляделась, изучая спицу, сводчатую крышу, что изгибалась над Япетом, и сравнивая все это с моделью на экране. Конел знал, что к криволинейной геометрии Геи так сразу не привыкнешь. Одно дело – просто смотреть на карту. И совсем другое – стоять на стремительно несущемся ободе и наблюдать за всем глазом муравья.

– Я поняла, что ты говорил насчет поиска ангела, – наконец сказала Искра. – Что помешает ему забраться так далеко, где мы его уже никогда не найдем? К тому же, так короче.

– Все воздушные пути в Гее короче наземных, – ответил Конел. – И если бы ты хотела добраться из Диониса в Рею, вокруг всего колеса, то кратчайший путь лежал бы через спицу, потом через ступицу и вниз по спице Реи. К тому же так легче лететь, ибо по мере подъема ты становишься легче. А после ступицы уже вся дорога под горку.

– Почему же Сирокко думает, что он так не сделает?

– Есть парочка причин. В разных спицах живут разные стаи ангелов. Все они друг друга не любят и ревностно относятся к своим территориям. Неважно, из какой стаи происходит этот, ему так или иначе придется пролететь по недружественной территории, ибо он минует две спицы. Его могут убить, а вдобавок возникнет масса проблем с пищей. На ободе куда легче раздобыть себе корм. Также и другим будет легче спрятаться на ободе, где ни у одной стаи нет прав владения.

– А почему вы считаете, что он направляется в Гиперион?

Конел пожал плечами:

– Ну, об этом тебе лучше расспросить Капитана. Она владеет особым знанием, которым не всегда со мной делится. А потом, могу тебе точно сказать, ангел, что схватил Адама, чертовски ее удивил.

Они находились уже в западном конце Япета, когда Сирокко приказала сбавить ход. Самолет Конела был далеко на севере, невидный для глаза, но дающий на экране компьютера, когда тот показывал карту поверхности, сильный и постоянный выброс сигнала.

Когда трое преследователей принялись рассматривать трехмерную карту, Робин поняла, что ей трудно сохранять самообладание.

В таком виде обод Геи представлял собой плавно закругленную трубу. Возможное местоположение ангела составляло полусферу со «Смокинг-клубом» в центре. Поисковый профиль самолетов выглядел как вытянутая труба в сотню километров шириной и пятьдесят вышиной. Одного сравнения его с тем регионом, где мог находиться ангел, уже хватало. Столько пространства для его нахождения было наверху – и целое море позади.

– Не все так плохо, как кажется, – заметила Сирокко. – Я собираюсь некоторое время тут поболтаться – в надежде, что он все-таки покажется. Но, если мы не увидим его через час, я увеличу скорость, и мы начнем делать зигзаги. Мы покроем почти все воздушное пространство.

– А что, если он махнул назад к Метиде?

– Вряд ли. Но если через пять-шесть часов мы не добьемся результата, я пошлю в ту сторону Конела.

– А спица? – спросил Крис.

– Тут такой логический нонсенс, что этот вариант я просто исключаю.

Робин посмотрела на бескрайние леса под ними:

– А что, если он просто... ну, присел, скажем, вон под тем кустом?

– Да, Робин, если он так поступит, мы уже ничего не сможем поделать.

Робин подумала, что лучше ей было не спрашивать.

– Но только, – продолжила Сирокко, – он так не поступит.

Робин хотела было спросить Сирокко, откуда у нее такая уверенность, но поняла, что не хватает духу. Она сама хотела, чтобы от Феи исходила уверенность – ведь всегда помогает, если рядом кто-то, кто, похоже, знает, что делать.

– Дай-ка мне мой рюкзак, Крис. Сейчас будет самое противное.

Рюкзак носил на себе безошибочные следы титанидского производства и напоминал старого друга. Робин смотрела, как Сирокко пристраивает его на прозрачном полу между ног, раскрывает и вытаскивает оттуда стеклянную баночку с металлической крышкой. На дне баночки свернулось клубочком что-то белое и склизкое. Потом оно подняло голову и заморгало.

– Интересно, какое это из девяти миллиардов христианских извращений? – поинтересовалась Робин.

Сирокко виновато на нее взглянула:

– Именно об этом я не хотела рассказывать тебе у источника. Впрочем, дело уже прошлое, чтобы еще хранить какие-то секреты. Это кусочек гейского мозга. Эту штуку лет пять назад вынул у меня из головы Рокки. Одним словом, это мой личный Демон.

Робин взглянула на тварь. А та как раз разворачивалась.

Напоминала она двухлапую змейку. Когда тварь встала, то принялась балансировать на двух лапках, а хвост обеспечивал третью точку опоры. Лапки были скорее как руки, с когтистыми пальчиками. Шея была длиной в дюйм, а хвост в три дюйма, причем с обрубленным кончиком. Еще выделялись два круглых, как у ящерицы, глаза и удивительно выразительная пасть.

Робин нагнулась посмотреть на тварь. А та, казалось, заорала. Робин даже смогла различить слова. Неужели эта штука может говорить по-английски?

– Ее как-нибудь зовут?

Сирокко откашлялась, и Робин на нее посмотрела.

– На самом деле, – сказала Фея и скривилась, – если ты присмотришься повнимательнее, то увидишь, что он самец.

Робин посмотрела снова. Великая Матерь спаси нас, ведь это и правда самец.

– Он заявляет, что имени у него нет, – сказала Сирокко. – Когда мне охота звать его как-нибудь иначе, чем «ты, слизняк паршивый», я зову его Стукачком. – Сирокко яростно потерла пальцем нижнюю губу, стала откашливаться – короче, проявила все признаки нервозности, которые Робин считала глубоко чуждыми ее натуре. «Каждый день узнаешь что-нибудь новенькое», – подумала Робин.

– Понимаешь, – продолжила Сирокко, – ... гм, по тому положению, в котором он находился, когда Рокки его нашел, гм... короче, можно сказать, что он вроде как... ну, лет девяноста трахал мне мозги.

Не находилось никакой разумной причины, почему Гея сделала Стукачка самцом, раз предполагалось, что из головы Сирокко он уже никогда не выйдет. Таким образом, его пол можно было считать очередной извращенной шуткой Геи, а также особым и отвратительным унижением для Сирокко, если она все-таки когда-нибудь его отыщет.

Отвинтив крышку банки, Сирокко поставила ее на ровную поверхность как раз над экраном компьютера, – на ту поверхность, которую она по привычке называла приборной доской. Стукачок выпрыгнул и уселся на краю банки. Потом окинул все окружающее туманным взором и зевнул. Одним коготком он, будто паршивый пес, поскребся, затем до предела вжал голову в плечи – точь-в-точь крошечный стервятник.

– Выпить бы не мешало, – сказал Стукачок. Робин вспомнила этот голос.

– Я к тебе, мокрощелка, обращаюсь, – добавил он.

Сирокко потянулась и дала ему щелчок. Демон глухо и увесисто стукнулся о ветровое стекло и с воем упал на приборную доску. Сирокко еще раз потянулась и большим пальцем помяла ему голову. Робин услышала хруст. «Великая Матерь, – подумала она. – Она же его прикончила».

– Извини, – сказала Сирокко. – Только так до него и можно достучаться.

– Ты передо мной извиняешься? – взвизгнула Робин. – Сдери с него с живого кожу, а все остальное скорми червям. Я просто удивилась, что ты пять лет с ним нянчилась, а только теперь убила.

– С ним все в порядке. Откровенно говоря, даже не знаю, можно ли его убить. – Сирокко убрала палец, и Стукачок опять поднялся на лапки. Голова его лишилась прежней формы, а из одного глаза капала кровь. Прямо на глазах у Робин голова снова стала, какой была – будто какой-то волшебный пластик.

– Кому в этом сортире по морде въехать, чтобы выпить дал? – Стукачок подпрыгнул и снова уселся на край банки.

Снова сунув руку в рюкзак, Сирокко достала оттуда металлическую фляжку в кожаном футляре. Отвинтила крышку, потом достала из аптечки пипетку и, сунув ее в фляжку, вытянула оттуда немного прозрачной жидкости. Стукачок переминался с лапки на лапку в нетерпении, голова его запрокинулась, а пасть раскрылась. Сирокко подняла пипетку, и одна жирная капля упала в жаждущую пасть. Стукачок тяжело сглотнул, затем снова разинул пасть.

– Пока хватит, – возразила Сирокко. – Будешь себя хорошо вести, получишь еще.

– А что там за зелье? – поинтересовалась Робин. Стукачок перевел затуманенный взгляд на нее.

– Чистый спирт. Стукачок разбавлять не любит. – Сирокко вздохнула. – Он алкоголик, Робин. Больше ему ничего не требуется – только еще капелька крови раз в день.

Стукачок дернул головой в сторону Робин:

– А это еще что за давалка?

Сирокко снова щелкнула его по лицу, отчего он взвыл, но вскоре заткнулся.

– Быть может... – начала было Робин, но тут же передумала.

– Давай-давай, – подстегнула ее Сирокко.

– Гм... быть может, это он вызывал твою... твою проблему.

– Знаешь, Робин, нет смысла ходить вокруг да около. Быть может, это из-за него я так нажиралась, верно? – Сирокко вздохнула и покачала головой. – Я долго и упорно об этом думала. Но потом поняла, что просто пытаюсь свалить свою слабость на кого-то другого. И если уж на то пошло, то это из-за меня у него такая проблема. Он так долго сидел в мозгу алкоголички, что сам получил зависимость. – Сирокко расправила плечи, а затем чуть подалась вперед, пристально глядя на демона.

– Итак, Стукачок, – сказала она. – Давай-ка мы в игру поиграем.

– Терпеть не могу игр.

– Эта тебе понравится. Гея недавно провернула страшную гадость.

Стукачок загоготал:

– Так и знал, что случится что-нибудь славненькое.

– Но ты даже не подумал предупредить меня, верно? Что ж, может статься, в другой раз предупредишь. А случилось то – слышишь ты, шанкр вонючий? – что кто-то похитил ребенка. За всем этим стоит Гея – это так же верно, как то, что мухи в дерьме разводятся. И ты непременно скажешь мне, где ребенок.

– Задницу мне для начала не оближешь?

Робин поразилась, когда Крис, просунув между ними руку, сжал гнусную тварь в громадном кулачище. Оттуда торчала одна голова, а глаза Стукачка дико закатились.

– Знаешь, Капитан, а он мне сгодится, – низким басом проговорил Крис. – Я про него весь последний час размышлял и, кажется, придумал кое-что, чего тебе пока еще в голову не приходило.

– Минутку, минутку! – заверещал Стукачок. – Вы знаете, от меня больше толку, когда мне не делают больно! Вы знаете, вы это знаете!

– Погоди, Крис, – сказала Сирокко. Крошечные глазки переметнулись с Криса на Сирокко и обратно. Стукачок сглотнул, а затем заговорил в заискивающем тоне.

– Что мне за дело до того, что там готовит Гея? – сказал он. – За пару глотков я охотно вам помогу.

– Могу предложить только четыре капли.

– Будь же честной, – заскулил Стукачок. – И разумной. Ты же не станешь отрицать, что я могу работать на славу, только когда изрядно заложу за воротник.

Сирокко, казалось, размышляла.

– Ладно. Но ты так и не дал мне рассказать тебе про игру. Отпусти его, Крис. – Тот так и сделал, и Сирокко чиркнула спичку. Двинув ее в сторону демона, она задержала ее сантиметрах в тридцати от него.

– Прямо сейчас я намерена дать тебе две капли. Потом ты скажешь мне, где ребенок. Мы туда полетим. Когда прилетим и выяснится, что ты не врал, получишь еще три капли. Если же соврешь, то я примотаю вот такую же спичку к твоему хребту и подожгу ее. Горят они обычно минут двадцать. Потом ты попробуешь снова. Если опять соврешь, получишь еще спичку. У меня тут... – Она заглянула в коробок – ... гм, спичек пятьдесят. Так что в эту игру можно играть долго, очень долго. Или все закончится очень быстро.

– Быстро, быстро, быстро-быстро-быстро, – заверещал Стукачок, возбужденно подпрыгивая.

– Очень хорошо. Открой рот.

Сирокко дала ему две капли, которые, похоже, успокоили демона. И, как ни странно, он изменил цвет. Поначалу он был довольно нездорового желтовато-белого цвета. А теперь стал быстро багроветь.

Выпрыгнув из банки, он принялся расхаживать взад и вперед по приборной доске. Робин завороженно наблюдала.

Демон гулял несколько минут. Со временем, когда спирт подействовал, он принялся спотыкаться. Но в конце концов все чаще и чаще стал поглядывать на одну и ту же часть неба. Доковыляв до ветрового стекла, он прижался к нему своей отвратительной мордой – словно чтобы лучше видеть. Наконец, рыгнул и указал лапкой.

– Тама он, – выдавил из себя Стукачок и свалился.

ЭПИЗОД XIV

Конел, возьми на двадцать градусов влево и поднимись до сорока километров. Увеличь скорость до двух-ноль-ноль километров в час.

– Двадцать градусов влево, сорок, двести. Ажур, Капитан.

Конел немедленно выполнил поворот, прибавил тяги и стал смотреть, чтобы все остальное самолет сам сделал как надо.

«Прямо как часы», – удовлетворенно подумал он. Снаружи крылья сжимались из их развернутого на три четверти положения и слегка отводились назад.

– Как ты думаешь, почему она так решила? – поинтересовалась Искра.

– Не знаю, – ответил Конел. На самом деле у него была весомая догадка, но слишком сложно было объяснять. А к тому же он получил инструкции ни с кем не говорить о Стукачке, не будь на то особого дозволения Сирокко.

– Не могу ее понять, – призналась Искра.

– Не ты первая.

– Конел, вы надели бронежилеты?

– Нет, Сирокко. А что, надо?

– Думаю да. Мы сейчас как раз облачаемся. Никаких особых причин нет – только моя обычная.

– Что толку их иметь, если ими не пользоваться, – верно, Капитан?

– Вот именно.

– Идет. – Он повернулся к Искре. – Можешь их достать? Вон та голубая экипировка.

Искре пришлось повозиться некоторое время, пока все-таки его не развернула. Легкий, немного плотноватый костюмчик без рук и ног. Вплетенные в прочный пластик угольные волокна обеспечивали защиту от любой пистолетной пули. Отчасти защищали они и от более тяжелого оружия, а также от бомбовых осколков.

– А если попадут в голову? – спросила Искра.

– Если мы во что-нибудь такое ввяжемся, наденем вон те шлемы, щитки и рукава. Тебе помочь?

– Сама справлюсь. – Поднявшись с сиденья, Искра стянула штаны до лодыжек. Самолет тут же качнуло вправо, и девушка озабоченно выглянула наружу. – Что случилось? Да в чем дело?

– Ни в чем, – ответил Конел и нервно кашлянул. – Я думал, ты жилет прямо на штаны наденешь.

– Это имеет значение? – Искра стянула рубашку через голову. На сей раз самолет лишь чуть подскочил.

– Нет, это неважно, – ответил Конел и опустил занавеску из небольшой ниши наверху.

Он услышал долгий и мучительный вздох. Затем Искра ухватила занавеску за низ и закатала ее назад. Взглянув на девушку, Конел увидел, что она прикрывает тело одеждой. Глаза ее пылали.

– Можно минутку с тобой поговорить? Так нормально? Я прилично себя веду?

Конел сглотнул комок в горле.

– Этого... пойми, Искра, этого недостаточно.

Она пробежалась пальцами по волосам, затем раздосадованно их рванула.

– Ладно. Мама мне про это рассказывала. Но я просто не могла понять. Может, ты объяснишь? Дело ведь не в том, что тебе неприятно на меня смотреть, так?

– Конечно. Дело совсем не в этом.

– Вот этого-то я и не пойму. Из-за тебя я чувствую себя уродкой.

– Прости меня. – Господи, с чего же начать, как объяснить? Конел сомневался даже в том, что сумеет объяснить это самому себе. А уж ей... – Проклятье, я расстраиваюсь из-за того, что хочу тебя, но ты для меня недоступна. Когда я тебя вижу, то прямо завожусь, понятно?

– Понятно! Понятно! Великая Матерь, не понимаю, почему тебя так волнует твоя возбудимость, но я пойду тебе навстречу. Я стану прикрывать те части тела, которые мне велела прикрывать Робин. Но мне казалось, сейчас я это делаю. Так скажи мне, мистер самец, что мне еще прикрыть?

– По мне, можешь всю свою драную одежонку за окно выкинуть, – сжав зубы, процедил Конел. – Это твое дело, не мое.

– Ах, нет, я так не хочу тебя РАССТРАИВАТЬ. Не хочу, чтобы ты совсем лишился своего жалкого САМООБЛАДАНИЯ. Великая Матерь, меня упаси. – Она рывком опустила занавеску на место, но буквально секунду спустя снова ее приподняла, чтобы заглянуть снизу.

– Еще одно. У меня не было возможности пописать перед полетом. Что, теперь надо ждать приземления?

Открыв отделение в приборной доске, Конел вручил Искре странной формы чашку. Потом вытащил из особой щели вакуумный шланг.

– Цепляешь шланг к этой штуке, потом... ну, прижимаешь к...

– Спасибо, догадаюсь! Думаю, ты пожелаешь, чтобы и это делалось в уединении.

– Уж будь так любезна.

Ответом Искры было скорее рычание, чем фраза, и она опустила занавеску. С трудом сдерживая гнев, Конел летел дальше – и усиленно старался не обращать внимания на звуки, что доносились из-за занавески.

Семь лет назад он бы просто взбесился. Бог знает, что бы он мог выкинуть. Ну и характерец у него тогда был! С тех пор Конел многому научился. Характер никуда не делся. Просто теперь он был под жестким и постоянным контролем.

Пройдя с трудом освоенные маршруты, Конел научился себя сдерживать. Когда все прошло, он, как обычно, почувствовал себя дураком за то, что позволил себе так разозлиться. Искра действовала сообразно собственной логике, и в свете этой логики он вел себя по-дурацки.

«Проклятье, – подумал Конел. – Да и в свете моей логики тоже». Он горько пожалел о том, что позволил себе ввязаться в обмен ядовитыми репликами. Искра была права. Ее нагота никакого для него вызова в себе не несла.

Вот бы изложить все это так же ясно, как он сейчас об этом подумал. Но из своего горького опыта Конел знал, что слова вечно выходят не те.

Когда Искра снова подняла занавеску, на ней поверх бронежилета были штаны. Рубашку она сложила и запихала назад. Сидя с прямой спиной, она напряженно смотрела вдаль.

Конел предпринял титанические усилия, чтобы не рассмеяться – уж очень хотелось. И сразу полегчало. Теперь Искра вела себя по-дурацки. Она не знала, как совладать со своим гневом, и это дало Конелу чувство превосходства – прекрасное чувство. Ведь Искра совсем еще девчонка.

Так что он снова опустил занавеску, быстро натянул свой бронежилет, а поверх него – одежду.

– Последи за радаром, пока я тут об этом барахле позабочусь, – велел Конел Искре, когда опять поднял занавеску. Она кивнула, а он повернулся и надежно закрепил сетку над свободным грузом позади. Когда он повернулся обратно, в пустом небе по-прежнему ничего не просматривалось. Дальше они летели в тишине.

В течение следующего часа Сирокко получила два радарных сигнала. В первый раз все очень разволновались, хотя она предупреждала – в преждевременные восторги не впадать. И очень скоро выяснилось, что это одинокий дирижабль. Сирокко вильнула в сторону. Пузыри терпеть не могли всего, связанного с огнем, и относились к Сирокко весьма прохладно после того, как она завезла в Гею реактивные самолеты, что было несправедливо, ибо реактивные самолеты были импортированы для войны с бомбадулями, которые портили небесную жизнь всем существам легче воздуха. Но с дирижаблем не поспоришь.

Второй выброс сигнала оказался одиноким ангелом. Настроение временно поднялось, пока не было четко установлено, что у этого ангела крылья не того цвета. Сирокко отключила мотор и несколько минут скользила рядом с ангелом. Он оказался из стаи верхачей, родом из Диониса. Казалось, его искренне потрясло то, что кто-то из ангелов работает на Преисподнюю. Ангел поклялся, что его стая, эскадрилья и крыло хранят преданность Фее.

Так что Сирокко выдала Стукачку обещанную спичку – и тем замечательно его вдохновила. Когда после очередной капли спирта демон снова стал способен говорить, он заверил экипаж, что ангел теперь под ними, и чуть позади. Сирокко радировала новые ориентиры Конелу.

– Можно кое-что у тебя спросить? – сказала Искра.

– Валяй спрашивай.

Но девушке потребовалась масса времени, чтобы выдавить это из себя. И теперь она вдруг поняла, что продолжать чертовски трудно.

Тем не менее ей следовало извлечь какой-то смысл из всего этого безумного мира, ибо застряла она здесь на всю оставшуюся жизнь – вместе с титанидами и самцами. Искра все еще чувствовала у себя на щеке пощечину Сирокко. Она так любила Сирокко, а Сирокко ее ударила. Эти две вещи следовало как-то примирить, следовало выработать какое-то такое отношение к жизни, чтобы у Сирокко больше не было повода ее ударить. А чтобы это стало возможно, ей следовало кое-что для себя уяснить.

– Как ты думаешь, что имела в виду Сирокко Джонс, когда сказала, что я должна присоединиться к человеческому роду? – Спросив об этом, Искра немного успокоилась. Его ответ, насколько она понимала, все равно ни черта значить не будет. Дурочкой надо быть, чтобы в первую очередь спрашивать об этом именно его. Быть может, мама сможет что-то объяснить, когда они останутся наедине.

Но Конел ее удивил.

– И я о том же задумывался, – сказал он. – Думаю, у нее просто не было времени сказать то, что она имела в виду. Вот она и сказала то, что привлекло бы твое внимание.

– Так ты все-таки не знаешь, что она имела в виду?

– Нет-нет, я этого не сказал. Я знаю, что она имела в виду. – Конел помрачнел и одарил Искру кривой улыбкой. – Просто сомневаюсь, что смогу тебе это объяснить.

– Может, все-таки попытаешься?

Он долго-долго на нее смотрел. От этого взгляда Искре стало не по себе.

– А чего ради? – наконец спросил Конел. Девушка со вздохом отвернулась.

– Не знаю, – отозвалась она.

Конел пожал плечами:

– Я спрашивал себя. Чего ради я буду пытаться что-то тебе объяснить, когда на любую мою дружелюбную улыбку ты отвечаешь таким взглядом, будто я жук навозный или еще что похлеще? Тебе не кажется, что и у меня могут быть чувства?

Над такими вопросами Искре даже задумываться не хотелось. Но ведь, не задумываясь об этом, она недавно получила пощечину.

– Совсем недавно тебя мои чувства не трогали.

– Согласен, я допустил невольный промах, – сказал он. – Хочешь знать, что я намерен делать дальше? – Он снова посмотрел на Искру и ухмыльнулся. – Я намерен сказать, что мне очень жаль, что я приношу извинения, что в дальнейшем постараюсь исправиться. Как тебе такая головомойка?

Искра попыталась достойно встретить его взгляд, но все-таки пришлось отвернуться.

– Я чувствую неловкость, – признала она. – И не знаю почему.

– Я знаю. Хочешь узнать? – Да.

– Скажи «пожалуйста».

Что за наглец! Однако Искра втянула в себя долгий мучительный вдох, скрестила руки на груди и сверкнула глазами.

– Пожалуйста.

– Господи, как это, должно быть, мучительно.

– Вовсе нет. Это просто слово.

– Это и вправду мучительно, и это не просто слово.

– Мучительно это по той же самой причине, почему ты не любишь, когда я извиняюсь. Теперь тебе дважды пришлось увидеть во мне человека.

Искра несколько минут думала, а Конел все это время молчал.

– Так ты говоришь, тебе известно, что имела в виду Сирокко? Наверное, я должна стать гетеросексуалкой, заниматься любовью с мужчинами?

– Не все так резко и далеко не так просто. – Конел потер ладонью щеку и покачал головой. – Слушай, я для этого не гожусь. Вот бы сюда Сирокко. Почему ты не подождешь, чтобы с ней обо всем переговорить?

– Нет, – ответила Искра, все более заинтересовываясь. – Мне хотелось бы узнать об этом от тебя.

– Убей Бог, не знаю почему, – пробормотал Конел. Затем он вдохнул поглубже и начал: – Вот смотри. У тебя все разделено границами. Есть наши и есть ваши. Наши, надо полагать, совсем маленькая группочка. Ладно, это я могу понять. Я и сам ощущаю то же. Мне нравятся не все люди. И я знаю, что вокруг Сирокко тоже собралась не самая большая группа, какую порождала человеческая цивилизация. К тому же она имела в виду не только людей, ибо титаниды – не люди. Но они часть того, к чему она призывала тебя присоединиться. Пока что тебе понятно?

– Не знаю. Но продолжай.

– Ч-черт! Да повзрослей же ты! – прогремел он. – Именно это она и сказала. Прекрати судить о людях по тому, как они выглядят. – Конел приумолк и грустно покачал головой. – Я могу еще полчаса вещать в том же духе – будто канал общественного обслуживания Си-би-эс – о том, как тебе надо любить квебекушек и нормандцев, белых и нигеров, богатых и бедных, скунсов и бобров, кобр и гремучих змей. Когда я был мальчишкой, я тоже многих ненавидел. Теперь я сохраняю в себе ненависть к рабовладельцам и детокрадам... и тому подобной сволочи. Каждый человек, с которым я встречаюсь, проходит испытание, ибо здесь нешуточно опасный мир и ты имеешь полное право испытывать подозрение к каждому новому лицу. Но, если они не оказываются негодяями, почему тогда не поступать с ними так же, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой, как гласит древнее золотое правило. Если у моего друг есть друг, тогда он и мой друг, пока он сам не докажет обратного. Меня не волнует, черный он или коричневый, желтый или белый, мужчина или женщина, молодой или старый, двуногий, четырехногий или шестнадцатиногий. И меня тоже неплохо иметь в друзьях. Я чертовски преданный друг и сам мою за собой тарелки.