Текст книги "Демон"

ЭПИЗОД ХХVII

Искра смотрела на Верджинель и пыталась скрыть разочарование.

– Ты устала? Все дело в этом?

– Нет, – ответила Верджинель. – Просто мне сегодня... не до беготни.

– Ты себя плохо чувствуешь? – Искра не могла припомнить ни единого случая, когда титанида пожаловалась хотя бы на головную боль. Все они отличались железным здоровьем. Не считая сломанных костей и серьезных внутренних повреждений, мало что могло заставить титаниду слечь.

Хотя, конечно, это ее право. Искра никогда не питала иллюзий насчет того, что Верджинель – ее собственность. Или даже что она может распоряжаться временем титаниды. И все же с тех пор, как они прибыли в Беллинзону, их прогулки уже вошли в привычку. Искра упаковывала в рюкзак побольше еды для пикника, и они галопом мчались в какое-нибудь отдаленное, жуткое местечко среди гор. Искра опасалась за свою жизнь, одновременно сознавая, что угроза на самом деле смехотворна мала. Они ели, болтали о том о сем. Потом Искра дремала, а Верджинель переживала свой сноподобный период.

Поначалу каждый гектаоборот они неизменно отправлялись на прогулку. Но по мере того как занятость Искры росла, она находила для этих прогулок все меньше и меньше времени. И все же они составляли ее единственное отдохновение – единственное спасение от бесконечных, отчаянно скучных цифр. Футбол ей надоел. Пить она не пила.

– Что ж, тогда, быть может, завтра, – сказала Искра, воспользовавшись обычной для беллинзонцев фразой, означавшей «после моего следующего сна».

К ее удивлению, Верджинель заколебалась, затем отвернулась.

– Вряд ли, – неохотно отозвалась она.

Искра бросила тяжелый рюкзак на деревянную мостовую и уперла руки в бока.

– Так. У тебя явно что-то на уме. По-моему, у меня есть право это знать.

– Не уверена, – сказала Верджинель. Ее несомненно что-то мучило. – Может, Тамбура захочет с тобой прогуляться. Давай я ее попрошу?

– Тамбура? А почему она? Потому что она еще ребенок?

– Она с легкостью будет тебя носить.

– Да не в этом же дело, Верджинель! – Усилием воли Искра оттащила себя от пропасти гнева и попыталась снова.

– Так ты говоришь... ты не хочешь гулять со мной сегодня, завтра... ты вообще больше не хочешь со мной гулять?

– Да, – с благодарностью кивнула Верджинель.

– Но... почему?

– Тут дело не в «почему», – смущенно призналась Верджинель.

Искра прокрутила фразу у себя в голове, пытаясь уяснить смысл. Дело не в «почему». Но ведь всегда есть «почему». Титаниды народ правдивый, но порой всей правды они не говорят.

– Я тебе больше не нравлюсь? – спросила Искра.

– Ты мне по-прежнему нравишься.

– Тогда... если ты не можешь сказать почему, скажи хотя бы, что... что изменилось? Ведь что-то изменилось?

Верджинель неохотно кивнула.

– У тебя в голове, – наконец сказала титанида. – Там кое-что растет.

Искра невольно поднесла ладонь ко лбу. Она сразу же подумала про Стукачка и почувствовала, как по всему телу побежали ледяные мурашки.

Но ведь не всерьез же она.

– Я думала, оно быстро отомрет, – продолжила Верджинель. – Но ты все время его подкармливаешь, и скоро оно сделается таким большим, что уже не убьешь. Я горько тебя оплакиваю. И хочу попрощаться с тобой сейчас – прежде чем это что-то пожрет ту Искру, которую я любила.

Искра опять изо все сил попыталась уяснить смысл – и на сей раз кое-что получилось.

– Это как-то связано с моей матерью? Верджинель улыбнулась, радуясь тому, что Искра ее поняла.

– Да. Конечно. Тут самый источник.

Искра почувствовала, как ее снова захлестывает гнев. И на сей раз она не была уверена, что с ним удастся совладать.

– Слушай, черт тебя подери, если Робин тебя на это подбила...

Верджинель дала ей пощечину. Для титаниды удар был совсем невесомый. Искра даже не упала.

– Значит, Сирокко, да? Она сказала тебе, что я... Верджинель дала ей еще пощечину. Искра почувствовала на губах кровь. И заплакала.

– Прости меня, пожалуйста, – сказала Верджинель. – Но у меня тоже есть гордость. Никто тебе козней не строит. Я не позволила бы сделать себя орудием чьих-то планов по примирению тебя с твоей матерью.

– Это не твое дело!

– Совершенно верно. Это совсем не мое дело. У тебя своя жизнь, и ты должна поступать так, как считаешь правильным. – Она повернулась и направилась было прочь.

Искра бросилась вслед за титанидой и схватила ее за руку.

– Подожди. Пожалуйста, Верджинель, подожди. Я... что я могу сделать?

Верджинель со вздохом остановилась:

– Я знаю – у тебя и в мыслях не было поступать невежливо, но у моего народа считается грубостью предлагать советы в подобных ситуациях. Я не могу за тебя решать.

– Помириться с матерью, значит? – горько сказала Искра. – Сказать ей, что она запросто может... нарушать все торжественные клятвы... якшаться с этим...

– Не знаю, поможет ли это тебе. Я... я и так уже слишком много сказала. Иди к Тамбуре. Она совсем еще молода и некоторое время не будет этого замечать. Ты сможешь ездить с ней на прогулки.

– Не будет замечать... значит, другие титаниды тоже замечают...

Чудовищность этой мысли потрясла Искру. Она почувствовала себя раздетой. Неужели все ее тайные мысли видны любой титаниде?

Что же они видят?

Верджинель сунула руку в сумку и достала оттуда небольшую деревянную дощечку – такими она обычно пользовалась для резьбы.

На дощечке была изображена девушка, в которой нетрудно было узнать Искру. Девушка сидела в ящике с каменным выражением на лице. Снаружи ящика были остальные – Робин? Конел? Верджинель? – не столь ясно узнаваемые, но все в разных скорбных позах. Искра поняла, что ящик вполне может быть гробом. Но сидящая в нем девушка мертвой не была. Искру затошнило, и она попыталась вернуть дощечку титаниде.

– Посмотри внимательно на лицо, – велела Верджинель.

Искра посмотрела. Приглядевшись внимательнее, она заметила самоуверенную, кошачью усмешку на губах. Самодовольство? Глаза были просто пустыми дырами.

Искра оттолкнула дощечку. Верджинель взяла ее, грустно оглядела – а потом запустила в мрачные воды Рока.

– Разве не стоило сохранить? – горько спросила Искра. – Быть может, со временем она поднялась бы в цене. Хотя, пожалуй, там все слишком утрированно. Слишком уж все символично. Уверена, если б ты попыталась снова, вышло бы как надо.

– Эта уже пятая в одной и той же серии. Я делала их последние пять сноподобных периодов. Пыталась не обращать на них внимания. Выбрасывала. Но больше я не могу игнорировать то, что подсказывают мне мои сны. Ты отталкиваешь от себя тех, кто тебя любит. Это очень печально. А тебе нравится. Да, ты сама сказала – это не мое дело. Но быть рядом я в таком случае больше не могу. Прощай.

– Подожди. Пожалуйста, не уходи. Я... я скажу ей, что все в порядке. Принесу извинения.

Верджинель поколебалась, но затем медленно покачала головой:

– Не знаю, будет ли этого достаточно.

– Что же мне делать.

– Снова раскрыться, – без колебаний ответила Верджинель. – Ты закрыла свое сердце для любви. И дело не только в твоей матери. У тебя в канцелярии, к примеру, есть одна девушка. Ты едва ее замечаешь. А она тебя обожает. Она могла бы стать твоей подругой. Могла бы стать твоей любовницей. Не знаю. Но для такой, какая ты сейчас, не существует ни той, ни другой возможности.

Искра опять пришла в недоумение:

– О ком ты говоришь?

– Я не знаю, как ее зовут. Ты сразу ее найдешь, если только поищешь.

– Но как? Верджинель вздохнула:

– Искра, будь ты титанидой, я посоветовала бы тебе уйти куда-нибудь на время. Если б эта душевная болезнь меня заразила, я ушла бы в пустыню и постилась до тех пор, пока не вернула бы себе ясный взгляд на вещи. Не знаю, подходит ли такое для людей.

– Но я не могу. Моя работа... я нужна Сирокко...

– Да, – грустно признала Верджинель. – Конечно, ты права. Так что прощай.

ЭПИЗОД XXVIII

Cирокко нашла Конела на холме, откуда открывался вид на учебный лагерь. Лагерь этот размещался на большом продолговатом острове в самом центре Рока. Была там солидная столовая и ученый плац. В воздухе висели выкрики сержантов, а крошечные фигурки новобранцев маршировали строем или одолевали учебные полосы препятствий. Когда Сирокко села рядом, Конел поднял взгляд.

– Ну и местечко, правда? – спросила она.

– Не самое мое любимое, – признался Конел. – Впрочем, с призывниками у тебя нет проблем.

– На последней поверке было тридцать тысяч. Я думала, придется предлагать прибавку в оплате и пайке, чтобы стольких заполучить, но они все прибывают. Славная штука патриотизм, разве нет?

– Никогда особенно не задумывался.

– А теперь задумываешься?

– Это точно. – Конел махнул рукой в сторону неоперившейся армии Беллинзоны. – Ты говоришь, им даже воевать не придется. Но вот ведь какая штука. Похоже, им хочется воевать. Даже...

– ...после всего того, что они увидели на Земле, – докончила Сирокко. – Знаю. Мне казалось, здесь будет трудно собрать добровольческую армию. Но теперь я думаю, что вряд ли человечество уже когда-либо лишится... какого-то глубинного, фундаментального вкуса к военным действиям. Рано или поздно Беллинзона станет слишком велика. Тогда мы заложим где-нибудь поблизости другой город, – возможно, в Япете. Вскоре после этого между городами завяжется оживленная торговля. А почти сразу после торговли – война.

– Неужели им нравится бегать по округе и получать приказы?

Сирокко пожала плечами:

– Кому-то нравится. А остальным... Многие, дай им волю, разошлись бы по домам. Мы ведь их не предупреждали, что вербуем их на время и что единственной возможностью увольнения является медицинское предписание. Половина тех людей уже сейчас думает, что сваляла дурака. – Она указала на огороженную площадку. – Вон видишь частокол? Это еще покруче исправительно-трудовых лагерей. Когда они оттуда выйдут, солдаты из них будут что надо.

Конел это знал; знал он и еще очень многое, связанное с тем, о чем Сирокко только что говорила. Он проводил здесь кучу времени, пытаясь это понять. Конел родился слишком поздно – когда время больших армий давно прошло. Воинская дисциплина была для него чуждой и пугающей. Солдаты, с которыми он общался, казались ему... какими-то другими.

– Они не на шутку готовятся воевать, – заметил Конел. И это была правда. Вся муштра в лагере шла на полном серьезе. Каждого солдата снаряжали коротким мечом, нагрудником из уплотненной кожи – или, для офицеров, из бронзы – железным шлемом, добрыми ботинками и штанами, – короче, основной экипировкой пехоты. Из солдат составляли легионы и когорты, учили римской тактике боя. Создавались легионы лучников. Специалисты по саперному делу учили тому, как сооружать осадные башни и катапульты, которые будут построены на месте из природных материалов. Некоторые подразделения уже отбыли, занимаясь в Япете и Кроне починкой мостов старого Кружногейского шоссе.

– Они должны быть готовы, – сказала Сирокко. – Если та большая драка, что состоится у меня с Геей... если я потерплю поражение, для этих солдат война не закончится. Они застрянут далеко от дома, и Гея не отступится. У нее в Преисподней, наверное, сотня тысяч человек – и все они будут воевать. Они будут плохо обучены – тут Гея предельно небрежна. Но численное превосходство составит четыре к одному. Я просто обязана позаботиться, чтобы они были готовы к бою.

Конелу потребовалось некоторое время, чтобы уложить все это у себя в голове.

– Но ведь у нас уже тридцать тысяч, а люди все прибывают...

– Многие погибнут по дороге, Конел. – Он повернулся к Сирокко, а та явно изучала его реакцию.

– Неужели столько?

– Нет. Я намерена произвести некоторый отсев. Но будут и жертвы. Между прочим, их число и от тебя зависит.

Это Конел понимал. «Римские» легионы будут маршировать под постоянной угрозой атаки с воздуха. И его задачей станет дать отпор гейским Военно-Воздушным Силам.

– А сколько будет самолетов? Ты уже знаешь?

– В смысле, бомбадулей? Уверена, осталось еще восемь боевых групп. Значит, восемьдесят самолетов. Кстати, как там учеба?

– Отлично. Теперь у меня классных пилотов больше, чем самолетов.

– Что касается самолетов, больше их уже не будет. Только те, что есть. Так что поэкономнее.

Конел почувствовал секундное раздражение. Не в обычае Сирокко было так говорить. Взглянув на нее, Конел вдруг с ужасом разглядел, что выглядит она почти на свой возраст. Тяжкая, должно быть, у нее ноша.

– Знаешь, Конел... может, сейчас об этом не время. Я только что вернулась с Робин из одного похода и заметила... что она сильно нервничает.

– В каком смысле? Отчего она нервничает?

– Ну... мне показалось... пожалуй, она боится, что мне все это дело слишком по вкусу. – Она мотнула головой в сторону учебного лагеря, но жест включал в себя и нечто большее.

Думал об этом и Конел.

– Мне уже приходило в голову, – сказал он, – что твою должность у тебя уже никому не отобрать. Даже если ты пойдешь на выборы.

– Ты прав.

– Это колоссальная власть.

– Да, верно. Я сказала тебе, как это будет выглядеть – еще в самое первое наше обсуждение. Но слышать – одно, а видеть – совсем другое.

По спине у Конела поползли ледяные мурашки. Давненько такого не случалось. Средоточием его вселенной была эта загадка по имени Сирокко Джонс. Их взаимоотношения зарождались в крови и страдании. Их связь прошла этап господства страха и подчинения, затем этап признания, едва ли не поклонения... и наконец пришла к дружеским узам.

Но глубоко в душе у Конела всегда оставался крошечный кусочек сухого льда.

Тогда, в пещере, Конелу одно время казалось, что он умрет. Сирокко и Менестрель уже килооборот с лишним не возвращались. Конел существовал в полусонном состоянии, вполне соответствовавшем неизменному свету. Оставленные ему скудные продукты давным-давно закончились. Конел смотрел, как мясо буквально тает на его костях, и понимал, что его бросили.

Казалось, такого не может быть. Он не ожидал, что Сирокко это сделает.

Но это же рождало в Конеле странное чувство превосходства. Он уже выучил несколько уроков о себе самом и знал, что парень, который изголодается до смерти за несколько следующих недель, сделается лучшим мужчиной, чем тот, что однажды подошел к затянутой в черное незнакомке в титанидском баре. Если Сирокко позволит ему умереть, это станет для нее потерей.

Но в один прекрасный «день» в пещеру забрался Менестрель, и весь вновь выстроенный Конелом мир рухнул вокруг него. Они меня проверяли, подумал он. Пусть-ка изголодается, тогда и посмотрим, что за мысли придут ему в голову. Что с того, что парень малость свихнется? Тогда им еще легче будет управлять.

Все эти мысли метались в голове Конела какую-то долю секунды. Затем он увидел, что Менестрель весь изранен, истекает кровью в доброй дюжине мест, а одна рука у него на перевязи. Как же он в таком состоянии сюда добрался...

– Мне очень стыдно, – усталым голосом сказал тогда Менестрель. – Будь это в пределах возможного, я бы уже давно сюда пришел. Но мы даже с места не могли двинуться. Сирокко велела передать, что если она выживет, то извинится перед тобой лично. Однако, живая или мертвая, ныне она дарует тебе свободу от этой пещеры. Тебя вообще не стоило здесь оставлять.

Конела переполняли тысячи вопросов – но ни один из их уже не казался ему важным, когда он увидел еду. Менестрель приготовил бульон и еще некоторое время оставался с Конелом, пока не убедился, что с ним все будет в порядке. Ни на какие вопросы, когда Конел все-таки до них добрался, он не отвечал. Сказал только, что Сирокко была тяжело ранена, но сейчас находится в относительно безопасном месте.

Затем титанида снова покинула Конела, оставив запас пищи в стеклянных банках, немного топлива, а также парашют. Попутно Менестрель объяснил свои действия, заверяя Конела, что его шансы на спасение превосходны, если ему придется воспользоваться парашютом – по крайней мере пока он не окажется на земле. Однако он пояснил, что на данный момент самым безопасным местом в Гее остается эта пещера и что по этой самой причине он собирается принести сюда Сирокко. Ужасные дела творятся повсюду на земле, сказал Менестрель Конелу, и самым лучшим для него будет оставаться здесь, пока не кончится пища. Менестрель поклялся, что только его смерть помешает ему вернуться в пещеру. Так что, если он не покажется прежде, чем кончится пища, Конелу надо будет прыгать.

Отсутствовал Менестрель, впрочем, недолго. Он вернулся вместе с Сирокко, чьи раны было просто не сосчитать. Она потеряла много крови и сильно сбавила в весе. Лишилась Фея и двух пальцев, которые позднее отросли. Она горела в лихорадке и в сознание почти не приходила.

Вместе с ними пришла титанида по имени Рокки. Этот Рокки был целителем и понемногу выходил Сирокко.

Но времени ушло много, и за это время, как Конел и рассчитывал, у него появилась некая возможность. Обе титаниды находились у входа в пещеру, погруженные в свой полусон-полуявь. Они сидели спиной к Конелу. А Сирокко спала на тюфяке лишь в метре от него.

Конел вытащил из ее рюкзака пистолет. Взвел большим пальцем курок. Прижал дуло к ее виску. И стал ждать, что он сделает дальше.

Чуть-чуть надавить на спусковой крючок – и Сирокко будет мертва.

Конел вспомнил, как он поднял голову, чтобы посмотреть, следят ли за ним титаниды. Они не следили. Родилось еще одно подозрение, и он быстро проверил, заряжен ли пистолет. Пистолет был заряжен.

Тогда он убрал его от головы Сирокко, аккуратно опустил курок и положил оружие на место. Когда Конел поднял взгляд, оказалось, что обе титаниды стоят совсем рядом. На лицах у них были странные выражения, но гневными они не казались. Конел точно знал – они видели, как он убирал пистолет. Позднее он понял, что они сознавали все его действия, и с тех пор его вера в суждение титаниды о человеке сделалась абсолютной.

Вскоре после этого Рокки приложил свое ухо к голове Сирокко и заявил, что услышал там нечто странное...

– Конел?

Он поднял изумленный взгляд.

– Такое впечатление, что ты в миллионе миль отсюда.

– Наверное, так оно и было. Ты спрашивала, тревожит ли меня то, что ты станешь постоянным диктатором Беллинзоны.

Сирокко внимательно на него смотрела.

– Напрямую я этого не спрашивала... но, похоже, мысль верная.

– Отвечу так: мне безразлично. Если ты останешься диктатором, то будешь делать это лучше любого другого, кроме, возможно, Робин. Но ее я надеюсь убедить выйти из правительства и отправиться со мной жить в маленькой хижине в Метиде, а также, быть может, завести еще пару детишек. Ты, Искра, Крис и все титаниды сможете приходить к нам в гости на дни рождения. Еще я думаю – ты знаешь, что делаешь. И сомневаюсь, что ты останешься на этом посту... хотя бы потому, что ты слишком для этого умна.

– Н-да. – Сирокко покачала головой, затем рассмеялась. – Ты прав. Это соблазнительно – даже для такой безнадежно одинокой старухи, как я. Но ты опять-таки прав, когда говоришь, что это не настолько соблазнительно.

– Тогда зачем ты сюда пришла? – спросил Конел.

– Наверное, чтобы выслушать откровенное мнение. В последнее время у меня развилась жуткая паранойя. Порой кажется, что даже титаниды говорят мне только то, что я хочу слышать.

– А я разве нет? Сирокко ухмыльнулась:

– Конечно нет, Конел. Твоим словам я всегда доверяю.

ЭПИЗОД XXIX

Предполагалось, что это собрание станет последним перед началом Великого Похода – всего за гектаоборот до него. Подытоживались планы парада. Парад этот, казалось, представлял собой одну головную боль. Войска следовало баржами переправить в Беллинзону, высадить, провести парадом по городу, снова погрузить на баржи и доставить на южную оконечность Рока, где наземный путь к шоссе был ровен и легок. Ничего тут, однако, было не поделать. Городу непременно требовалось увидеть свою армию. А армии необходимо было знать, что за ней стоит весь народ, пока она выходит на поле брани. Гибельно было бы недооценить значимость боевого духа.

Собрание тоже казалось досадным излишеством. Сирокко сидела молча, выслушивая обычные жалобы, предложения, выставления напоказ своего "я", и ожидала своей очереди.

А большой палатке легко помещались четыре генерала, двадцать полковников и сотня майоров, которые образовывали командный состав армии. Каждого Сирокко знала по имени – ибо политик обязан помнить имя каждого, и Фея была в этом плане неизменно дотошна. Однако про себя ей нравилось называть их по номерам их подразделений.

Всего насчитывалось четыре дивизии, и каждой командовал генерал. Таким образом, были генералы Два, Три, Восемь и Сто Один, стоявшие во главе соответственно Второй, Третьей, Восьмой и Сто Первой дивизий. То, что Первой, Четвертой и т. д. дивизий не существовало, Сирокко нимало не беспокоило. Номера были выбраны по причинам чисто исторического порядка, которые наверняка оценила бы Гея.

Каждый генерал имел в подчинении пять легионов, находившихся под командой полковников. В каждом последовательно пронумерованном легионе насчитывались две тысячи солдат.

Далее, каждый легион делился на пять когорт, когорта – на десять рот, а рота – на два отделения. Отделениями командовали сержанты, которых в армии Беллинзоны насчитывалось шестнадцать сотен.

Числа эти родились из бесконечных пререканий и до сих пор являлись предметом дебатов. Большинство командного состава сошлось на том, что отношение офицеры/рекруты безнадежно мало. На сорок тысяч солдат с точки зрения профессиональных военных требовалось гораздо больше офицеров.

Вторая основная жалоба была на недостаток оружия и обмундирования. Снабжение явно не соответствовало предполагаемой задаче. Сирокко спокойно выслушивала, как генерал Сто Один оглашает цифры: нехватка X мечей, Y щитов, Z нагрудников.

Третьим пунктом шла недостаточная подготовка. Старшие офицеры горько сетовали на то, что им не на ком было попрактиковаться. В результате войска так и не почуяли вкуса крови – кроме горстки тех, кому это счастье улыбнулось на Земле.

Выслушав всех, Сирокко наконец встала.

– Первое, – начала она, указывая пальцем на генерала Два, – вы уволены. Вы презираете человеческую жизнь, а значит – вам следует вернуться на Землю нажимать кнопки и создавать пустыни на месте городов. Как только появится возможность, я вас туда отошлю. А пока что назначаю вам два килооборота тюремного заключения. Ваше барахло уже упаковано. Марш домой писать мемуары. – В гнетущем безмолвии Сирокко ждала, пока краснолицый мужчина выйдет из палатки. Затем она ткнула пальцем в полковника Шесть: – Вы назначаетесь на его место. На вашей койке уже лежит генеральская звезда. Назначьте своего преемника для управления Шестым легионом – причем это не обязательно должен быть один из ваших майоров. – Она указала еще трижды: – Вы, вы и вы. Вы трое больше не полковники. Вам нельзя доверить командование легионом.

– Указанные трое встали и вышли. Безмолвие сделалось еще более гнетущим.

– Я недостаточно хорошо знаю майоров, чтобы выносить резонные суждения касательно их действий, так что можете вздохнуть спокойно. Но я призываю каждого делать максимум необходимого по части отставок и понижений в должности с целью создания более эффективного командного состава. А теперь... теперь я намерена решить все ваши проблемы. Я намерена произвести децимацию ваших войск. – Дождавшись, пока уляжется шум голосов, Сирокко обратилась к генералам: – Необходимо отдать приказы сержантам. Каждый из них отвечает за двадцать солдат. Пусть они выберут двоих худших и отправят их домой. Предлагаю выбирать самых зеленых рекрутов. Парней, что вечно возятся со шнурками и колются о собственные мечи. Девушек, которые неспособны держать голову чуть пониже и не помнят, какой конец стрелы кладут на тетиву... Короче, я требую отбраковать всех портачей, неудачников, слабаков и кретинов. Выявляйте их в течение двадцати килооборотов, а затем – почетное увольнение, никаких ярлыков. – Тут Сирокко небрежно махнула рукой. – Совсем не обязательно, чтобы это были по двое от каждого отделения. Некоторые отделения могут остаться нетронутыми, а в других следует отбраковать по четыре-пять человек. Браковка должна работать на уровне роты и когорты... но она должна работать. Через двадцать оборотов этой армии следует уменьшиться на десять процентов.

Как и ожидала Сирокко, последовали еще разговоры. Она выдавила из себя улыбку. Да, отношение офицеры/рекруты чертовски улучшалось – но такого решения им и в голову не приходило.

– Далее, – продолжила Сирокко, указывая на генерала Три. Тот слегка съежился. – Ваша дивизия самая новая. В ней также самый высокий процент новобранцев. Я считаю вас неплохим генералом, проявляющим неподдельную заботу о благополучии ваших солдат. Не ваша вина в том, что ваша дивизия – слабейшая из всех четырех. Тем не менее она действительно слабейшая. Посему она станет дивизией местной обороны.

– Прошу прощения, но...

Сирокко не пришлось слишком громко рычать, чтобы погрузить генерала в молчание. Тот быстро понял, что переступил отведенные ему границы, – и заткнулся.

– Итак, как я сказала, ваша дивизия останется здесь. Так мы решим проблему со снаряжением и разберемся с проблемой недостаточной подготовки, раз уж вы передадите свое снаряжение и продолжите обучать солдат, пока все остальные пойдут маршем на Преисподнюю.

Генерал сглотнул комок в горле, но не сказал ни слова.

– Снаряжение вы будете получать по мере его производства. Остальным из нас придется обходиться тем, что мы захватим с собой... и чего теперь будет вполне достаточно. Вашей задачей станет организация двух гарнизонов – одного на восточной дороге, что ведет в Япет, а другого на западном горном перевале. Эти гарнизоны должны обеспечить защиту Беллинзоны, если Гея пошлет свои армии в Дионис. Вы также установите форпосты на северной оконечности Рока. После консультации с гражданскими властями вам предстоит основать Военно-Морской Флот для патрулирования Рока. Тактические решения остаются за вами, хотя я рекомендовала бы выстроить некоторые фортификации в городе, а также разместить неподалеку определенное количество солдат, – быть может, один легион. Если мы потерпим поражение, оборона Беллинзоны целиком ляжет на ваши плечи.

Вид у генерала Три был уже куда более заинтересованный, хотя Сирокко понимала, что заставить его смириться с новым назначением невозможно.

– И еще одно, генерал. Когда мы отсюда уйдем, то оставим позади худшую дивизию. Когда же мы вернемся, она должна стать лучшей – или ищите себе другую работу.

– Так и будет, – сказал генерал.

– Хорошо. Начать можете прямо сейчас.

Генерал Три явно удивился, но затем быстро встал и вышел из палатки в сопровождении своих полковников и майоров. Когда все они вышли, количество пустых стульев произвело впечатление. Сирокко только что урезала свою армию более чем на четверть – и была весьма довольна собой. Не торопясь, она переводила взгляд с одного лица на другое, а когда закончила, улыбнулась.

– Итак, леди и джентльмены, – сказала она, – к походу на Преисподнюю мы готовы.