Текст книги "Наследство"

Следом появились другие изготовители, за которыми послала Лора. У самых лучших Лора выбрала телевизоры, радиоприемники, видеомагнитофоны, махровые халаты, графины и бокалы для ночных тумбочек, фены и встроенные столики для косметики с зеркалами с подсветкой в туалетных комнатах, встроенные холодильники, которые предстояло заполнить сырами, паштетами, прохладительными напитками и винами.

Затем пришла очередь поставщиков ресторанной посуды. Лора выбрала для ресторана «Бикон-Хилл» фарфоровую посуду фирмы «Вильруа и Бош», столовые приборы «Самбоне» и хрусталь от «Ленокс». Стоимость всего этого составляла примерно триста долларов за сервировку одного места в ресторане.

– Сделай все как надо, – советовал ей Карриер, который считал, что не стоило выбрасывать миллионы, чтобы потом экономить на мелочах, особенно когда дело касалось такого заметного места, как ресторан, который, как он надеялся, станет одним из лучших в городе.

И наконец, Лора и консультанты по интерьеру сделали чертежи каждой комнаты. Она точно знала, чего именно хотела: каждая должна была напоминать ей ее комнаты в доме Оуэна. Те комнаты были первыми в ее жизни, где она нашла выход своим фантазиям и представлениям о красоте и пространстве, о которых мечтала с Клэем и Беном. Она до сих пор помнила теплоту, которую испытывала каждый раз, когда входила в них. Именно эту теплоту и ощущение пространства она хотела передать людям, которые будут здесь жить.

– Они должны чувствовать себя, как дома, – сказала Карриеру Лора однажды в феврале, когда они вечером ужинали в ресторане «Ле Перрок». В этот день ей исполнялось двадцать четыре года, и они пили «Дом Периньон», сидя вместе на банкетке в углу длинного зала. – И совсем неважно, сколько они будут там жить – несколько часов, неделю или месяц. Все должно быть, как дома.

– Ты действительно думаешь, что людям не все равно? – спросил он. – Их не обманешь; знаешь ли, они понимают разницу между отелем и домом. Все, что они хотят – чтобы им было удобно.

– Не знаю…

Она поймала вилкой крошечный кусочек лангуста и обмакнула его в соус.

– Назови свой любимый отель, – попросила она.

– «Мейфэар Риджент», – не думая, ответил он. – Но я не помню, как он выглядит. Просто я знаю, что там со мной была ты.

Она улыбнулась:

– Назови еще какой-нибудь.

– Любимый? – он задумался. – «Ритц» в Париже, «Сорок седьмая Парк-стрит» в Лондоне, «Сэлинджер» в Амстердаме, «Станфорд Корт» в Сан-Франциско. Ну и «Бикон-Хилл».

– Ты в нем не останавливался.

– И не собираюсь, пока меня принимают в районе Де Поль. Разве это мешает ему быть одним из моих любимых отелей?

Она снова улыбнулась:

– А что у них общего между собой?

– Они маленькие, с отличным обслуживанием, там удобно, спокойно.

– Как в хорошем доме.

Он задумчиво взглянул на нее:

– Значит, наш дом будет таким?

– Таким должен быть любой дом, – спокойно ответила она. Он больше не говорил о женитьбе с того приема на Новый год, но иногда, особенно после того, как она переехала в свою квартиру и он стал жить там во время своих приездов в Чикаго, он так или иначе давал ей понять, что не забыл об этом. Но и она не забыла, что намеревалась сделать. И поэтому она не давала ему возможности заговорить о свадьбе.

Карриер снова наполнил их бокалы:

– Мы еще не выпили за твой день рождения.

Мягкий свет в тихом зале, украшенном свежими цветами, придавал светлому шампанскому золотистый оттенок, а мельчайшие пузырьки, поднимаясь на поверхность, ярко вспыхивали.

– Спасибо, – сказала Лора. – Ты сделал мой день рождения чудесным.

– Как это может быть, если ты до сих пор не получила подарка?

– Я получила твой подарок еще в декабре. Благодаря тебе у меня появилась возможность делать то, что я больше всего хотела.

– Я дал тебе возможность работать по сто часов в неделю.

– Но именно это мне и нравится, – ответила она, радостно глядя на него. – Конечно, ты мог бы подарить мне микроволновую печь, или пуховую перину, или еще что-нибудь, что украсило бы мою жизнь. Вместо этого ты вложил в меня десять миллионов долларов, чтобы я смогла занять еще двадцать и работать больше, чем когда-либо раньше.

Он удовлетворенно ухмыльнулся. Она умела уходить от разговора, причем делала это так, что он не чувствовал себя задетым. Это качество встречалось довольно редко, особенно в женщине такой молодой и неопытной, как она. Но как приятно получать удовольствие от женщины не только в постели, – думал он, – видеть, что она стремится к самостоятельности и независимости, хотя он всячески старался заставить ее полагаться на него как можно больше.

– Я купил тебе кольцо, – сказал он. – Будешь его носить?

Она отрицательно покачала головой:

– Мне очень жаль, извини.

Он был готов к этому.

– К счастью, у меня есть другой подарок. – Он достал маленькую бархатную коробочку и положил ее на стол – Чтобы ты помнила, что я хочу, чтобы у тебя всегда было время для меня.

Лора открыла коробочку и вынула из нее миниатюрные золотые часы, их циферблат по кругу был выложен маленькими бриллиантами, еще два бриллианта украшали кончики стрелок.

– Какие красивые! – прошептала она. Застегнув золотой браслет, повернула руку к свету. – Я никогда таких не видела.

– Кольцо у меня в другом кармане, – добавил он, не сводя с нее глаз.

Она снова покачала головой:

– Не дави на меня, Уэс; мы оба не будем счастливы, если ты будешь это делать. Я хочу сказать, что очень рада этим часам. Ты очень много значишь для меня…

Он улыбнулся и ничего больше не сказал. Она выйдет за него замуж, и для этого ему не придется заставлять ее. Он предполагал, что сейчас для этого время еще не пришло, хотя и не мог не попытаться в этот вечер сделать ей предложение; она должна была еще многое сделать, чтобы отель был полностью готов. Во всем этом было что-то мистическое; он понимал, что ею двигало не только желание вернуть то, что забрал Феликс, дело было еще в Оуэне Сэлинджере, в том, что он сделал для нее: какой заставил ее стать и какой она сама хотела быть в будущем.

Она хотела отомстить Феликсу и оправдать доверие Оуэна. Карриер не мог противостоять таким силам; он должен был набраться терпения. Но Уэс Карриер был известен всему миру своим терпением, а также своими победами.

Они продолжали разговаривать как близкие и давние друзья, пока ели великолепный ужин. Карриер заказал на десерт любимое суфле Лоры из малины, и повар принес его сам, поставив посередке маленькую свечку, пламя которой дрожало в серебряном подсвечнике. Лора склонилась над свечой. И вдруг она вспомнила Бена. Она всегда думала о нем в день своего рождения, вспоминая, как он старался сделать этот день счастливым для нее в те страшные годы после того, как погибли родители. И даже когда они расстались, поссорившись после ограбления Сэлинджеров, он всегда присылал свои поздравления в этот день, сообщая некоторые новости о себе. В этот год она ничего не получила. Она думала о Бене, задувая свечу и загадав желание, чтобы когда-нибудь они смогли снова стать братом и сестрой.

Когда они с Карриером вернулись в полночь домой, в двери была телеграмма из Амстердама и записка от соседа, что он принял телеграмму вместо нее.

– Я не знал, что у тебя есть кто-то в Амстердаме, – заметил Карриер.

– Бен, мой брат… Я рассказывала тебе о нем. Я всегда получала от него письма в дни рождений, но не телеграммы…

Странно, но ее руки дрожали, когда она развернула телеграмму и села на диван в гостиной, чтобы прочесть ее.

Поздравляю с днем двадцатичетырехлетия. Надеюсь, у тебя большой праздник и предстоит чудесный год – много новостей. Я начальник отдела безопасности отеля, и женюсь на Эллисон Сэлинджер – как тебе это для осуществления мести – с любовью, Бен.

Держа телеграмму в руках, она перечитывала снова и снова ее короткие фразы. Руки у нее дрожали.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил Карриер. Лора подняла голову, едва слыша его слова.

– Что ты сказал? Ах да, нет, не думаю. Нет, можешь. Как мне послать телеграмму?

– В Амстердам?

– Да.

Он достал телефонный справочник, нашел нужный номер и записал его.

– Мне подождать тебя в кабинете?

Мысли путались у нее в голове, но Лора не могла не оценить его такт.

– Если ты не возражаешь. Спасибо, Уэс.

Она снова стала читать текст телеграммы, которая лежала у нее на коленях. «Как он с ней познакомился? И влюбился? Но он не был влюблен; он хотел отомстить. Для чего? Насколько ужасной может быть его месть? Это не имело для него значения. Бен жаждал мести. Поэтому он и ограбил много лет назад эту семью».

Она сидела, не шевелясь, уйдя мыслями в прошлое. Эллисон на теннисном корте, ее руки обнимают Лору, она показывает, как отбивать удар слева и справа, как правильно подавать мяч; Эллисон в ресторане, объясняет ей меню и слушает, как Лора повторяет за ней фразы, пока не доводит их до совершенства, чтобы ни один официант во фраке никогда не смог смерить ее презрительным взглядом, который мог просто уничтожить неопытных посетителей; Эллисон в поисках красивой блузки для Лоры мечется из магазина в магазин на улицах Ньютон и Бойлстон; Эллисон, вся в слезах, прижимается к Лоре (что-то связанное с Тэдом), произносит слова благодарности за то, что та выслушала ее и не посчитала ее просто взбалмошной; и наконец, Эллисон в библиотеке с выражением крайнего удивления на лице, когда Феликс бросает обвинения в адрес Лоры, а она не пытается ничего объяснить.

Она почувствовала пустоту внутри себя. Эллисон, я скучаю по тебе.

Но Эллисон отвернулась от нее. Она повернулась спиной к своему другу.

Но как могло быть иначе? Она считала, что ее предали. Точно так же, как думала и я.

Но она могла подождать. Никогда не поздно отвернуться от человека. Она могла подождать.

Что ж, она не стала ждать. Но это не зачеркнуло все те годы, когда они были друзьями, сестрами, когда Эллисон была наставником Лоры.

Что бы Эллисон ни сделала, она не заслуживает стать орудием мести в руках Бена, какие бы причины ни побудили его на это.

Встряхнувшись, как будто сбрасывая с себя сон, Лора быстро записала на листке бумаги, оставленном ей Карриером, текст телеграммы, которую решила отправить, и сняла трубку телефона.

– На имя Бена Гарднера, – сказала она и дала адрес в Амстердаме.

Эллисон всегда хорошо относилась ко мне. Не причиняй ей боль. Что бы ни случилось много лет назад, сейчас это уже не имеет значения. Неужели ты не можешь забыть о мести? Лора.

«Чикаго Бикон-Хилл» должен был открыться на Рождество, ровно через год после того новогоднего приема в «Девяносто пятом». В начале ноября, когда ветер гнал снежную поземку вдоль Мичиган-авеню, а люди носились по магазинам, пониже склоняя голову под порывами холодного ветра, Лора сидела в своем недавно обставленном кабинете отеля и составляла меню для приема по случаю открытия, а ее секретарша надписывала пригласительные билеты. Избранные гости из Европы и Америки должны были получить приглашение провести свои выходные дни в «Бикон-Хилл» в качестве гостей до того момента, когда отель будет открыт для всех желающих. Ресторан будет открыт для них постоянно; дневной чай будет устраиваться в гостиной; лимузины смогут доставлять гостей в оперу, в консерваторию, музеи и магазины.

Карриер включил в список приглашенных своих друзей, знакомых и деловых партнеров, а Лора сама придумала, как оформить пригласительные билеты. Текст был отпечатан золотыми буквами на тисненой атласной бумаге, на конверте было выведено название отеля «Бикон-Хилл» тоже золотом, а над названием был изображен голубой ирис с золотой серединкой. Когда секретарша закончила надписывать конверты, она сложила их незапечатанными на столе Лоры; Карриер хотел сделать приписки своей рукой на некоторых из них.

В списке значилось триста фамилий. Почти все приглашения были уже надписаны, оставалось еще около пятидесяти, в этот момент зазвонил телефон Лоры. Продолжая записывать меню на воскресный завтрак, она сняла трубку:

– Лора Фэрчайлд слушает.

– Лора Фэрчайлд, – повторил женский голос с техасским акцентом, в котором нельзя было ошибиться. – Ну и ну! Неужели мир так тесен? Это Джинни Старрет.

Джинни Старрет. Это имя и акцент вызвали в памяти яркую картину: вестибюль «Бостон Сэлинджер», крик женщины, Вирджиния Старрет лежит на диване, ее макияж размазан слезами, Лора склоняется над ней, вытирая размазанную краску на ее лице и приказывая Жюлю ле Клеру принести чай. Джинни Старрет. Лора отвела ее наверх, в ее комнату, они поговорили, а Жюль потом отчитал ее, что она пробыла там слишком долго.

– Джинни! Как чудесно слышать твой голос! Где ты находишься? Как ты нашла меня?

– Я в Нью-Йорке, а нашла тебя, потому что твой приятель Уэс Карриер, кстати, у него хороший вкус в выборе друзей, сказал мне, что пошлет мне приглашение на открытие твоего отеля. Он забыл тебе сообщить об этом?

Лора взглянула на еще не надписанные приглашения:

– Мы только начали их рассылать. Уэс сам составлял список. Я и не знала, что вы знакомы. Ты сможешь приехать? Надеюсь, что да. Будет чудесно снова увидеть тебя.

– Ни за что не пропущу такое событие! Как же я могу пропустить твой выход в свет, или как это можно назвать? Я многим тебе обязана, а еще ничего для тебя не сделала.

– Ты ничем не обязана мне…

– Ладно, ладно, детка, не говори мне этого. Я по уши в долгах перед всем миром; люди часто оказывают мне услуги, а я всегда обещаю как-то отблагодарить их. Но беда в том, что обычно я так занята, чтобы сделать счастливой саму себя, что у меня нет для этого времени. Но тебя я не забыла. Я искала тебя шесть или восемь месяцев после той схватки, которую мы устроили с Уилли у тебя в вестибюле, но ты куда-то пропала, и никто не знал, где ты. Ты должна будешь рассказать мне о всех твоих приключениях, и об Уэсе тоже. Это он помог тебе с отелем?

– Да.

– Он хороший человек. Иногда бывает, правда, довольно груб с людьми, но обычно это заканчивается тем, что он помогает им разбогатеть, чтобы они не помнили обиды долго. Ты сможешь устроить меня в один из ваших номеров?

– Я тебе отдам квартиру на крыше.

Сердце Лоры от волнения громко стучало, и сначала она даже не поняла почему. Потом она поняла. Джинни Старрет была из ее прошлого, а Лора так скучала по прошлому.

– Я опоздала занять эту квартиру, – сказала Джинни. – Уэс уже обещал ее моим друзьям. Он и этого тебе не сказал?

– Нет, но он сейчас в Нью-Йорке, я сегодня не разговаривала с ним. Но у нас есть много прекрасных номеров. Вас будет двое?

– Нет, только я. С Уилли я решила развестись сразу после того дня в Бостоне. Я должна тебя благодарить за это. Ты помнишь нашу беседу? То, что ты мне сказала, дало толчок моему решению послать за адвокатом по разводам. Помнишь, что ты сказала?

– Я не помню, чтобы я говорила тебе о разводе.

– Конечно, нет. Все было гораздо интереснее. Помнишь, какая я тогда была? Растолстевшая, с крашеными волосами, пьющая гораздо больше меры, накрашенная всеми цветами радуги фирмы Эсте Лаудер, страдающая по этому жалкому болвану, за которого вышла замуж, и считавшая, что заслуживаю лучшего. А ты сказала: «Как странно, что мы сами позволяем плохим людям брать над нами верх». Я подумала тогда, что эта девчушка, вероятно, самый умный человек из всех, кого я встречала за те ужасные годы, которые отдала Уилли, позволив ему взять над собой верх и сделать из меня ничтожество. Поэтому я и отправилась к адвокату, который сумел выжать из этого бабника несколько миллионов, а потом я отправилась на курорт – на двадцать четыре курорта, если быть точной, – а сейчас я стала стройной, незамужней женщиной Манхэттена и ищу хорошего мужа. Я, может быть, привезу с собой друга на твое сборище; с ним весело, когда не часто его видишь, и в конце концов, не могу же я одна ходить в кино и появиться на открытии отеля… Да, кстати, говоря о том, чтобы ходить куда-то одной… но, наверное, тебя уже не интересуют сплетни о Сэлинджерах…

Лора нахмурилась.

– Я не знала, что ты с ними знакома.

– О, очень поверхностно. Время от времени я вижу Ленни и Феликса на бенефисах, и мы просто вежливо улыбаемся друг другу. Но когда я в Бостоне или Нью-Йорке, то слышу, что о них говорят; люди любят поговорить, ты же знаешь. Так было с завещанием Оуэна Сэлинджера – ты знаешь об этом лучше меня; я тогда была в Европе. Спорю, все дело было в том, что Феликс застал Ленни с кем-то, а может быть, наоборот, но с другой стороны, кто может представить Феликса, влюбленного в кого-то еще, кроме своих отелей? Так вот. Тогда о них было много разговоров, а сейчас говорят об Эллисон Сэлинджер, которая обручилась Бог знает с кем, с абсолютным никто, где-то в Европе. Они собираются пожениться на Рождество, и, кажется, ее родители даже еще с ним не познакомились! Но и это еще не все! Этот год был богат на…

– Подожди, – голос Лоры был хриплым, и она откашлялась.

– Ты… ты знаешь имя человека, за которого она выходит замуж?

– Я не обратила на это внимания, потому что никто его не знает. Я думаю, он работает в одном из отелей ее отца. Управляющим или кем-то в этом роде. Боюсь, я слушала невнимательно, потому что в тот момент мне рассказали, что ее двоюродный брат женился, и мне было гораздо интереснее послушать про это, потому что я знаю счастливую избранницу.

У Лоры перехватило дыхание.

– Какой двоюродный брат?

– Поль Дженсен. Он женился на Эмилии Кент, абсолютно сногсшибательной и очень достойной бостонской девушке. Если бы я делала ставки, я бы поставила на Поля. Эллисон выходит замуж за настоящего авантюриста, а Поль знает что делает: он нашел девушку того же круга, что и он сам, так что ему не нужно беспокоиться о последствиях.

Наступило молчание.

– Ой Господи! – сказала Джинни. – Я заговорила тебя до смерти, а ты на работе и так далее. Извини меня, ради Бога. Ты прощаешь меня?

– Конечно, – машинально ответила Лора. Она почти легла на письменный стол, положив голову на руку и закрыв глаза.

– Пожалуйста, сообщи мне, когда ты приезжаешь, чтобы мы могли это отметить.

– Обязательно сообщу. – Она помолчала. – Ты вроде немного огорчилась, дорогая. Я сказала что-нибудь не то?

– Нет. – Лора старалась говорить естественно. – Спасибо… Спасибо, что приедешь на открытие. Для меня это очень важно. До встречи.

Когда она наконец положила трубку, у нее кружилась голова, ее бросало то в жар, то в холод. «Я сейчас потеряю сознание, – подумала она. – Но я никогда не падала в обморок, я даже не знаю, что при этом чувствуют».

Она схватилась за край стола. Просто то, что рассказала Джинни, застало ее врасплох.

Врасплох. Врасплох. Слово гудело у нее в голове.

Когда-то я попросила Бена не грабить Сэлинджеров, но он не послушал меня. В феврале я попросила его не жениться на Эллисон, сейчас ноябрь, и он уже назначил день свадьбы.

Она закрыла глаза, думая о Бене. Ей легче было думать о Бене, чем о Поле. Именно тогда, когда я думала, что мы сможем помириться после всех этих лет…

Врасплох. Врасплох. Слово не уходило. Но оно касалось уже не Бена, а Поля. Она не могла заставить себя не думать о нем. Эмилия Кент. Поль и Эмилия. Поль и Эмилия Дженсен.

Черт возьми, ведь это должна была быть я! Проклятье! Будь он проклят! И будь проклята вся его семья!

Но в то же время, почему бы ему и не жениться? Мужчина хочет иметь жену, дом и нормальную жизнь, без тревог и страхов. Мужчина хочет детей.

Но его дети должны были быть нашими!

Она сидела за столом, пока не утихло головокружение и она немного успокоилась. Машинально она поправила стопку бумаг и книг на своем столе: планы на открытие отеля, стопка приглашений, счета, каталоги. У нее еще столько работы впереди. У нее будет полная, настоящая жизнь. Ее жизнь, сейчас.

Уэс, Клэй, Келли и Джон. Память об Оуэне, отель «Чикаго Бикон-Хилл». И еще три отеля Сэлинджера, которые будут со временем тоже ее.

У нее будет полная жизнь. Двери должны быть плотно закрыты за тем, что было в ее прошлом. Однажды она решила, что освободилась от прошлого. Сейчас она поняла, что не освободится от него никогда. Прошлое было частью ее жизни: частью ее сердца, мыслей, частью ее будущего. Но двери должны быть всегда закрыты, и она никогда не должна заглядывать туда. Она должна смотреть только в настоящее и будущее. С прошлым покончено.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА 18

– Ну надо же! – удивлялась Роза, рассматривая гостей в холле «Чикаго Бикон-Хилл», когда Лора вышла ей навстречу. – Как здорово вы отмечаете открытие отеля! Должна сказать, что Сэлинджеры никогда не делали ничего подобного. Здравствуй, моя маленькая мисс. Как я рада видеть тебя снова!

Лора поцеловала ее в мягкую щеку и на секунду закрыла глаза, когда поднятые руки Розы обняли ее.

– От тебя по-прежнему пахнет свежим хлебом, – сказала она, улыбаясь, но улыбка вышла какой-то грустной. – Хорошо, что ты приехала.

– Ну да, я здесь. Я ни за что не пропустила бы такой роскошный прием. – Она отступила на шаг и критически осмотрела Лору. – А ты изменилась. Повзрослела, стала такой элегантной и изящной.

– Это снаружи, – ответила Лора. – А на душе у меня неспокойно.

– Ничего. – Она похлопала Лору по руке. – Я очень благодарна, что ты написала мне. Мне так хотелось поговорить с тобой, но сознаюсь, что я не знала, как это сделать. После того как этот адвокат ухитрился использовать мои слова против тебя, я все хотела позвонить и сказать, что скучаю, но боялась, что ты не захочешь со мной разговаривать.

Молодая пара прервала их разговор, как будто Розы здесь не было:

– Отличная работа, Лора, наши комнаты превосходные. Какая великолепная мысль провести выходные именно так. Мы с нетерпением ждем, что будет дальше.

– Спасибо, – ответила Лора. – Разрешите представить вам…

– Мы устраиваем на Новый год вечеринку у нас дома в Лейк-Форест. Приезжайте, там будет очень много людей, которые понравятся вам. Если вы собираетесь осесть в Чикаго, лучшей возможности не представится. Иначе вы потратите месяцы и познакомитесь совсем не с теми людьми. Если хотите, мы пришлем нашего шофера, чтобы он привез вас к нам.

Они отошли. Лора переглянулась с Розой.

– Я готовила для этой пары раз десять на приемах, которые давали Феликс и Ленни, – задумчиво проговорила Роза. – Строго говоря, я готовила для половины гостей, которые собрались здесь. Боюсь, я принадлежу к тем, кто находится по другую сторону кухни, моя дорогая мисс.

– Ты – гостья, – ответила Лора решительно. – Это мой вечер, и я пригласила своих друзей. Остальные гости были приглашены моим другом.

– Ну, они все замечательные люди, просто замечательные. Очень хорошо, что они здесь, – Роза подмигнула Лоре. – Я горжусь тобой. Ты ведь знаешь, что в декабре очень много приемов, но они предпочли приехать на выходные к тебе. У тебя здесь и фоторепортеры. Боже мой! Все считают, что твой отель станет чем-то особенным. А ты здесь управляющая! Какая хорошая работа!

Лора кивнула, почувствовав себя виноватой, потому что сказала – снова – Розе неправду. Но она до сих пор держала в секрете, особенно от Феликса, что являлась владелицей отеля. И хотела скрывать это как можно дольше.

– Поэтому, когда ты прислала мне приглашение, – продолжала прерванный рассказ Роза, – я сказала себе: значит, она хочет поговорить со мной. Она простила меня за то, что я все напортила тогда в суде. Ты любила меня, и я это знала и скучала по тебе очень сильно. Но я не буду разговаривать с тобой, если ты собираешься начать с объяснений. Ты никогда не делала мне ничего плохого, моя молодая мисс. И если я не узнаю всю правду, то ничего страшного не случится. Это уже неважно. Почему я не должна была больше любить тебя так, как раньше?

– Благодарю тебя, – проговорила Лора осевшим голосом. Она оглянулась и увидела, что подошел Клэй.

– Возникла небольшая проблема с сервировкой стола. Ты можешь помочь?

Она кивнула, обняла и поцеловала Розу. Той показалось, что Лоре хотелось посильнее прижаться к ней.

– Коктейли в гостиной, ужин в восемь часов. Я постараюсь еще подойти к тебе, но у меня столько дел…

– Иди, иди, – сказала Роза. – Я сама занималась такими вещами в свое время. Знаю, есть много мелочей, которые могут испортить прием или сделать его блестящим. Обо мне не волнуйся. Я все разгляжу получше, по удивляюсь…

Тут было чему удивляться, подумала Роза, когда Лора и Клэй ушли. Например, они оба. Клэй отрастил усы и определенно выглядел красавцем, его светлые волосы были элегантно уложены. Да и Лора блистала изысканностью, которой раньше у нее не было. Проходя по холлу, Роза спрашивала себя, что же за всем этим кроется. «Если Лора была счастлива, если у нее появились новые друзья и возлюбленный, значит, она справилась со всем, что произошло. Может быть, и так, – думала она, – но работу она нашла действительно хорошую. А если она участвовала и в реконструкции отеля, то у нее даже больше талантов, чем я думала».

В гостиной она нашла свободное кресло около камина, которое стало ее пунктом наблюдения. Оттуда она наблюдала за гостями и следила за Лорой, которая носилась то с одной проблемой, то с другой, ни разу не присев и не отдыхая. Лора не выглядела ни взбудораженной, ни взволнованной, хотя у нее не было ни минуты, чтобы расслабиться, даже на ужине в пятницу вечером. В то время как двести гостей отдавали должное икре, фазанам и малиновому крему, приготовленным Энрико Гаррибальди, шеф-поваром «Бикон-Хилла», Лора была везде, внимательно следя за всем, что происходило вокруг. В субботу картина повторилась. На обед были приготовлены традиционные блюда Северной Италии. И Роза как опытный повар не могла не оценить мастерства своего коллеги. Затем гостей на лимузинах повезли в Чикагский институт культуры и искусств на частную выставку самых интересных экспонатов года: сундуки с серебром и драгоценными камнями, найденные на итальянском торговом корабле, который затонул недалеко от побережья Испании четыреста лет назад. Карриер был основным спонсором поисковой экспедиции, которая обнаружила корабль и подняла со дна моря сокровища. Он также договорился с Институтом культуры организовать посещение выставки за день до ее официального открытия. Фоторепортеры, которые освещали выходные в «Бикон-Хилле» для журналов «Таун энд кантри», «Вог», «Ай» и десятка других, что публиковали глянцевые фотографии о жизни богатых и знаменитых людей, тоже были там, снимая телевизионных звезд, графинь и промышленных магнатов около стеклянных витрин, сверкающих кубками, монетами и сказочными украшениями. Никто не обращал внимания на Розу Она была приглашена лично Лорой Фэрчайлд, но им до этого не было дела

Келли Дарнтон тоже испытала на себе эти ледяные взгляды, которые означали, что ее не узнают. Она приехала в субботу утром и после возвращения гостей из Института искусств в гостиную отеля выпить чаю и коктейли присоединилась к Розе, которая сидела на своем посту около потрескивающего в камине огня.

– Совершенно очевидно, что мы обе абсолютно неизвестны обществу, – заметила она и протянула руку. – Келли Дарнтон.

– Роза Каррен. – Роза пожала протянутую руку, и ей понравилась сила, которую она в ней почувствовала, и открытый взгляд ее темных глаз. – Лора рассказывала мне о вашей гостинице. А о вас она говорила просто восхитительные вещи.

– Все правда, я уверена. О вас я тоже слышала только хорошее. Когда Лора кого-то любит, она не скупится на похвалу.

– А если ей кто-нибудь не нравится?

– Тогда она становится тихой, – ответила Келли. – Разве она поступала по-другому, когда вы знали ее?

– Тогда она была очень молодой, но чувств своих никогда особенно не демонстрировала.

– Вот именно. Видит Бог, она такой и осталась. Привет! – сказала она, видя, что к ним подошла Джинни Старрет.

– Мне хотелось увидеть новые лица. – Джинни поставила третий стул к их столу из розового дерева, не спрашивая разрешения. – Я ужасно устала видеть одни и те же лица на всех приемах.

Она представилась, отметив при рукопожатии, что у Келли рука была мозолистая, а у Розы – пухлая и мягкая.

– Так какая до сих пор Лора? – спросила она, успев услышать последние слова Келли.

– Скрытная, – ответила Келли. – Не любит говорить о своих чувствах или о чужих. Ни с кем.

– Но есть же у нее близкие подруги, – не поверила Роза.

Три женщины переглянулись между собой. Каждая считала себя подругой Лоры; Джинни и Келли доверяли ей свои секреты; Роза всегда рассказывала ей о Сэлинджерах и о своих чувствах к ним. Но откровенничали всегда они, а Лора никогда не делилась с ними своими мыслями. Они любили ее, знали, что и она хорошо к ним относится, но никто из них не мог сказать, что знает ее близко.

Роза вздохнула.

– Интересно, она счастлива? Она получила хорошую работу, этот отель такой красивый…

Около их столика остановилась официантка.

– Мне бы хотелось шерри, – сказала Джинни. – А вы, Келли? Роза?

Келли кивнула.

– А мне чай, пожалуйста, – заказала Роза, оглядывая комнату. – Она и раньше любила все красивое. Я всегда знала, что она обязательно найдет возможность создать что-то красивое своими руками.

«Своими руками, – повторила про себя Джинни. В этот момент она поняла, в чем была особенность „Чикаго Бикон-Хилла“: его красота индивидуальна. Гостиная, в которой они сидели, была большая, мягкое освещение и нежные цвета комнаты делали ее оазисом в эти серые чикагские дни. Зеркальная стена отражала геральдические лилии на коврах, которыми был застелен весь отель, и большие панели с французскими гобеленами, висевшими на другой стене. Небесно-голубой потолок с орнаментом из позолоченных завитков парил над гостями, сидящими в светло-голубых креслах и на диванах вокруг круглых столиков. На возвышении играл арфист, исполняющий музыку в стиле барокко, мелодичные звуки переплетались с шумом голосов, который становился то громче, то тише. Официантки развозили чай, а между столиками мелькала Лора в длинном золотистом платье, которое переливалось в нежных тонах комнаты.

Джинни с завистью вздохнула, вспомнив время, когда и ее лицо было свежим и гладким, с румянцем на щеках, с яркими глазами, которые не нуждались в краске, фигура с изящными бедрами и узкой талией без нечеловеческих диет и утомительных занятий на тренажерах. Но ее зависть быстро прошла. Шестидесятидвухлетней женщине было абсурдно завидовать девушке двадцати пяти лет, и кроме того, если быть совсем честной, она вынуждена признать, что даже в лучшие свои годы никогда не выглядела так, как Лора в этом платье: у нее не было того кошачьего изящества, которое заставляло ткань струиться по фигуре как жидкое золото, когда Лора двигалась.

Официантка принесла им напитки, а для Розы чайник из английского фарфора и чашку с блюдцем. Рядом она положила серебряное ситечко, затем открыла полированную деревянную коробку с маленькими отделениями, наполненными чайными листьями, и когда Роза выбрала сорт чая, положила заварку в чайник, закрыла его крышкой и накрыла стеганым чехлом, чтобы чай настоялся. И наконец, на середину стола она поставила блюдо с печеньем и корзиночку с фруктами и расставила тарелочки под фрукты, на которые положила ножи с перламутровыми ручками. Роза вздохнула.