Текст книги "Золотой мираж"

– И потом все эти неприятности с Бриксом, – произнесла Лоррэн.

– Что? – Клер поглядела на нее сверху вниз. – Какие неприятности?

– Ну, если вы и вправду хотите знать о Квентине, то вам следует кое-что узнать и о Бриксе, потому что Квентин взвалил его проблемы на себя уже давно. – Она поглядела на Клер. – И они с вашей дочерью, кажется, были очень близки на корабле, не так ли? И целую ночь провели в Вальдесе. Может быть, ей Брикс об этом и рассказал – я не знаю, говорит ли он вообще об этом с кем-нибудь. Не то, чтобы это был особый секрет, то есть, Оззи, например, все про это знает, полагаю потому, что он и был тот адвокат, к которому обратился Квентин. И это кое-что вам скажет и о Квентине, по крайней мере, какой он с сыном.

Клер снова села. Она увидела, как Алекс раздумывал с минуту, а потом резко ушел.

– Так что же было? – спросила она.

– Ну, конечно, всех деталей я не знаю, а только то, что мне посчастливилось вытянуть из Оззи, и это было так давно, что слегка перемешалось в моей голове, но, кажется, суть в том, что когда Брикс был на младших курсах в колледже, он решил, что кто-то из студентов украл его бумажник. Я не знаю, почему он это подумал, но очевидно, что он был в этом совершенно убежден, и когда тот, другой парень начал это отрицать, Брикс попытался выжить его из «студенческого братства», но никто на это не согласился, и Брикс решил взять дело в свои руки. – Лоррэн остановилась.

– И сделать что? – спросила Клер.

– Избавиться от него.

Клер уставилась ошеломленно на нее:

– Что вы имеете в виду? Убить его?

– Ну, или может быть, только слегка повредить, или даже припугнуть, Оззи в этом уверен не был; я и вправду всех деталей не знаю. Но, вероятно, Брикс подстроил какую-то ловушку, и парень выпал из окна своей комнаты в общежитии – а это был четвертый этаж, кажется – он едва не умер. По-моему, остался парализованным, я не уверена: я не знаю всех деталей. Но Квентин повел себя невероятно – он делал все для Брикса. Завалил колледж пожертвованиями, чтобы заставить администрацию забыть это дело, потом взял оттуда Брикса и отправил в другой колледж, чтобы он получил степень. И Оззи говорит, что выплатил круглую сумму тому мальчику и его семье – я не знаю, сколько, детали мне неизвестны, но, очевидно, этого было достаточно, чтобы продержать их семью на плаву и позаботиться о лечении, до тех пор, пока он не выздоровеет, а может быть, и много позже. Во всяком случае, Квентину удалось все замять: было тихо. Никаких исков, ничего. И тогда он взялся за Брикса. Просто во всем. Он держал его на коротком поводке, заставил закончить колледж с хорошими оценками, сказал ему, что он будет работать только в «Эйгер Лэбс». И Брикс, кажется, справляется. У него есть очарование Квентина, и вы знаете, как он невероятно красив, и, видимо, работа ему нравится. Ну, косметику-то он не любит, считает, что это не для мужчин, или что-то такое, он никогда со мной этого не обсуждал подробно, но, должно быть, он все делает, как надо, раз Квентин взял его в круиз на Аляску, а он не взял бы, если бы был им недоволен. И Оззи говорит, что Брикс сделает все что угодно, лишь бы доставить удовольствие своему отцу, а это всегда хороший знак. Я так думаю.

Они обе умолкли. Музыка рванулась в крещендо, затем резко мелодия прервалась, и танцоры, пойманные врасплох, сделали по нескольку лишних па, прежде чем осознали, что двигаются в тишине.

– Извините, – сказала Клер, намереваясь уйти, но когда она повернулась к выходу, то перед ней оказался Квентин.

– Прошу прощения за то, что покинул тебя, – сказал он. – Не хотел оставлять и на десять минут сегодня, но… Пойдем к нашему столику? Его, должно быть, уже накрыли.

– Я, честно говоря, не голодна, – сказала Клер. – Уже почти одиннадцать, я хотела бы поехать домой.

Он покосился на Лоррэн, затем взял Клер за руку:

– Хорошая мысль, – сказал он. Они прошли через зал и вышли в холл отеля, где он попросил подать его машину. – Тебе было скучно? Извини, мне надо было кое с кем поговорить, прежде чем он уедет в Европу, уже завтра. Лоррэн наверное, тебе все уши прожужжала? Она умолкает, если сказать ей это достаточно твердо. О чем она говорила?

– О тебе. И Бриксе. И я думаю, ты понимаешь, о чем.

Подали машину; кондиционер был уже включен, освежая теплый воздух июльской ночи; швейцар придержал дверь для Клер. Когда Квентин вывел машину за парковку, то сразу увеличил скорость. Дорога была пуста, и его руки расслабленно улеглись на руле.

– Лоррэн говорит много о том, о чем мало знает, – сказал он. – Она не прибавляла, что в деталях не уверена?

Клер непроизвольно улыбнулась:

– Несколько раз.

– И что она будет рядом с тобой, как верная подруга?

– Да. – Она так искренно и считает. Но ей не надо доверять. – Он вздохнул. – Мне всегда приходится очищаться после беседы с Лоррэн. – Он вел машину в тишине, задумчиво глядя, как в свете фар проплывает заповедный лес и изумленные, светящиеся глаза оленя. Единственным звуком было слабое шуршание воздуха в салоне. Квентин вытянул руку и коснулся Клер. – Я везу тебя к себе домой.

Он казался чем-то огромным и властным, наполнявшим собой прохладу несущейся вперед машины; Клер чувствовала, что он ее подавляет. Она глядела на стрелку спидометра, которая, не задерживаясь, миновала все те отметки, которые она считала безопасными числами. Теперь, пролетая сквозь темноту, она чувствовала, как стало трудно дышать. В танцзале она хотела только одного – вернуться домой к Эмме и поговорить с ней, но сейчас Эмма, должно быть, уже спала. Во всяком случае, Брикс не звонил ей со дня возвращения из Анкориджа – возможно, ей вообще не нужно заводить о нем речь. И ей не хотелось расставаться с Квентином. Она хотела быть с ним. Хотела расспросить его обо всем, что наговорила Лоррэн, хотела попытаться понять его, но гораздо сильнее всего этого она желала его самого. Ее тело, так долго бывшее одиноким и раздраженное с того вечера в каюте Квентина на стоянке в Вальдесе, тянулось к нему, томное, но гибкое, тяжелое от вожделения. Ее дыхание было быстрым и прерывистым, она едва могла спокойно сидеть.

Они молчали; он завернул машину на подъезд к особняку из красного кирпича в стиле короля Георга, с белыми колоннами, белыми окнами мансарды, закругленными пристройками с каждой стороны и большими окнами. Они были в Дариене, городе, о котором родители Клер говорили, как о другой планете., так далеко, по их понятиям, он находился. Квентин держал ее за руку, пока они шли через горячее темное затишье к белой парадной двери, освещенной фонарем, вокруг которого сновали мотыльки. Внутри было прохладней, и Клер непроизвольно поежилась, когда дверь за ней захлопнулась, а он, все еще держа ее за руку, повел вверх по винтовой лестнице, через обширную гостиную, освещаемую напольной лампой, мимо мраморного камина, в свою спальню.

Клер наскоро оглядела ее и отметила то, что мебель здесь была только темно-коричневой и черной, но руки Квентина уже обвили ее, заставляя забыть о всем остальном. Он рванул вниз молнию на спине ее платья. Через мгновение она оказалась обнаженной в его руках, и он остановился ненадолго, только чтобы скинуть свою одежду, прежде чем его твердые, уверенные руки ваятеля заходили по ее телу.

Они оба молчали. Клер заново открывала свое тело в мужских руках, ощущала, как оно тянется к потоку желания и наслаждения, и когда Квентин подвел ее к кровати, все, что он ни делал, она воспринимала не задумываясь. Он лег на нее, затем перетянул ее наверх, затем снова распростерся на ней, и его руки двигались по ее телу одновременно с его движением внутри нее, вознося ее к вершине, потом позволяя соскользнуть вниз, затем снова вздымая, до тех пор, пока Клер не почувствовала, как растворяется в темной комнате, под властными руками и губами Квентина. Лишь тонкая ниточка мысли связывала ее с самой собой, но за нее она не могла держаться: она была слишком ему открыта. Квентин наполнял ее, она вся была поглощена его ритмом и своими ответами, и следовала за ним повсюду, куда он увлекал ее, пока мысли улетели прочь.

Затем.он снова повел их обоих к пику наслаждения, и они взошли на него вместе, а потом медленно успокаивались. Их дыхание замедлялось и они лежали спокойно. Квентин вытянул простыню и накрыл ее и себя, а затем лег на бок, повернувшись к Клер и лаская рукой ее грудь.

– Завтра будет еще вечеринка, – сказал он, словно продолжая разговор. – Я хочу, чтобы ты была там со мной.

Клер вытянулась на постели, ощущая, как ее охватывает лень и доверчивость:

– Завтра я должна побыть с Эммой.

– Ты можешь провести с ней весь день. И следующий вечер, и другой, если хочешь. Завтра очень важный ужин. Ты мне нужна.

Посреди своей томной расслабленности Клер ощутила укол недовольства. Неужели ему нужно контролировать все, даже то время, которое она может проводить с дочерью? Но она совладала с собой без труда. Слишком рано задавать вопросы: ей так хорошо. У них еще много времени для споров, подумала она с усмешкой, уж позволь мне насладиться по крайней мере один вечер.

– Я тебе не нужна, – сказала она. – Мы так недавно встретились, все, что ты сделал, ты сделал без меня.

– Правильно. Но теперь я хочу, чтобы ты была рядом.

Он сел; его широкая грудь и плечи заслоняли свет из соседней комнаты.

– Ты не осознаешь, что у тебя есть, Клер. А у тебя – простота, ты ничего не усложняешь. Ты как свежий ветер над навозом людей, с которыми я провожу свое время. – Он помолчал. – Иногда я так устаю. – Его лицо застыло под недоуменным взглядом. – Не знаю, зачем я это сказал. Это ничего не означает.

– Навозом? – повторила Клер. – Как же ты можешь заполнять свою жизнь общением с теми, о ком думаешь так?

Он пожал плечами:

– Я и не заполняю. – Кончик его пальца обвел контур ее груди. – Хотя мне хотелось бы заполнить свою жизнь тобой.

– Почему? Из-за того, что я проста? Лоррэн сказала; что я не так уж невинна, как кажется. Вы все стараетесь наклеить на меня свои ярлыки.

– Я не думаю, что ты проста, я это знаю: в людях я никогда не ошибаюсь. Но ты невинна, только так, как Лоррэн не способна понять. Словно добрая часть современного мира прошла мимо тебя, и когда ты идешь по нему, ты как будто наблюдатель, спокойней и бесхитростней большинства из нас. Я считаю, что ты очень привлекательна, все время думаю о тебе, когда тебя нет со мной: я хочу тебя с нашей первой встречи. И ты хочешь меня. Нам вместе хорошо, и ты знаешь это. Вот сейчас нам вместе просто восхитительно. Я могу дать тебе все, что захочешь, показать тебе все, что ты пожелаешь, привести тебя в свой мир. Нам должно быть хорошо вдвоем.

Клер почувствовала, как в ней поднимается волна ожидания. Он говорил то, что она уже знала – что у нее есть деньги, но нет опыта. Но он предлагал ей свой, и свою власть; ей надо узнать, что значит обладать силой. В его голосе не было любви, но, подумала она, это лучше всего: она не любила его, и не хотела этого. Она хотела только, чтобы он открыл для нее двери. Чтобы он помог ей, со всеми ее деньгами, по-настоящему начать новую жизнь.

– Начнем с завтрашнего вечера, – продолжал Квентин, поразив ее, потому что, казалось, завершил ее собственную мысль. – У меня будет ужин с людьми, которые могут помочь открыть новую производящую линию, самую важную из моих затей, и я хочу, чтобы ты была со мной.

– Средство против морщин, сухости, провисания и старости, – сказала Клер улыбнувшись.

Он нахмурился:

Это Лоррэн тебе наболтала?

– Она просто рассказывала мне, какой ты замечательный.

– Она сама не могла этого знать, только услышав от кого-то другого. Она повторяла Оззи.

– И еще она сказала, что тебе удалось защитить Брикса, когда он учился в колледже.

– И это она сама не могла знать.

– А ты?

– Я знаю. Но она не могла знать подробностей. Что, конечно, тебе не раз сообщала.

Клер села, стянув вместе с собой простыню:

– Был мальчик, который едва не умер? Или остался парализованным?

– Нет. Он покалечился. Возился с заслонкой на окне, высунулся слишком далеко и выпал.

Клер подождала продолжения. Когда его не последовало, она спросила:

– Тогда причем здесь Брикс?

– Кто-то видел его в комнате этого парня за день до того, около окна. Они знали, что Брикс с ним на ножах, и решили, что Брикс ослабил щеколду на заслонке так, что она раскрывалась от одного прикосновения. Брикс это отрицал, и я сделал так, что его не посадили по ложному обвинению. Перевел его в другой колледж, он получил степень, вот и все. Снова наступила тишина.

– Ты поверил ему? – спросила Клер.

– Я сделал бы все тоже самое для него, независимо от своей уверенности. Я бы не позволил газетам трубить днями напролет о Бриксе Эйгере, или кому-нибудь судить его – мы бы жили под этой тенью всю жизнь. И я не потерпел бы, если бы он остался без степени. Все это были важные вещи, и я о них позаботился.

Клер вгляделась в него, пытаясь постичь его мысли. Он назвал ее простой, не поняв в ней ничего. Что на самом деле было простым, подумала она, так это способ его отношений со всем миром: он ставил себе цель и достигал ее, чего бы это ни стоило, не оглядываясь по сторонам и ни о чем не задумываясь. Контролировать положение, управлять, склонять по своей воле кого угодно, и что угодно. Его огромное тело довлело над комнатой, он возвышался над другими, когда шел по улице, он заставлял бегать вокруг себя метрдотелей, продавцов и прислугу, просто стоя и наблюдая, как его ублажают. Клер никогда раньше не встречала похожих на него людей и даже не могла себе представить, каким видит мир человек, стремящийся им овладеть.

Но желание протекло по ней, желание близости с Квентином Эйгером, каким бы он ни был, и жажда увидеть все то, что он мог показать ей. Ее жизнь до сих пор казалась ей скучной и непоследовательной – даже выигрыш в лотерею теперь представлялся лишь первым шагом к встрече с ним. Она знала, или ей казалось, что она знала, что он – безжалостен и эгоистичен, может быть, он даже опасен для кого-то, но всего этого было недостаточно для нее, чтобы пойти на попятную. Она хотела его еще больше из-за того опыта, который он мог ей отдать.

Затем она вспомнила предостережение Лоррэн. Это неважно, подумала она. Я могу идти куда захочу. Я не люблю его. Ничто из того, что случится у нас с Квентином, не продлится долго.

У меня довольно денег, чтобы купить все, что мне нужно; я могу не зависеть от Квентина или кого-либо другого в своей безопасности, комфорте и даже удовольствиях. Я сама о себе позабочусь. Я в совершенной безопасности.

Но она все еще волновалась за Эмму. И поэтому, когда Квентин привез ее домой перед рассветом, она не легла спать, а села на кухне, и принялась пить кофе, поджидая дочь.

Ханна появилась первой, – наряженная в свои садовые брючки и рубашку с длинными рукавами. На ней была соломенная шляпа с розовой ленточкой.

– Доброе утро, – сказала она, наклоняясь, чтобы поцеловать Клер в щеку. – Ты вернулась весьма поздно этой ночью.

На мгновение Клер ощутила себя подростком:

– А ты ждала меня?

– Нет, нет, я просто не могла уснуть и читала как раз когда ты вошла. Ближе к утру, да? Должно быть, это была очень приятная… – она замолкла, заметив входящую Эмму. – Доброе утро, – сказала она ей радостно.

– Вы рано встали, – сказала Эмма вяло. На ней было одно из новых платьев из мягкой белой ткани, с вышитыми большими синими и розовыми цветами. Волосы падали на лицо, блестящие и золотисто-рыжие в утреннем свете, но в глазах было отчаяние, а стройное тело сутулилось, как у древней старухи, которая не может вынести его тяжесть. Клер поглядела, как она взяла чашку с кофе и перенесла ее на стол. Сердце ее болело за Эмму, но с другой стороны она радовалась, потому что печаль дочери означала, что, неважно почему, и независимо от того, что там у них произошло на Аляске, Брикс устранился. Для него это был случайный корабельный романчик и ничего более.

Поэтому она решила не говорить ничего из того, что собиралась сказать: нет нужды вспоминать Брикса, но есть все основания постараться найти способ сделать Эмму снова счастливой, даже если это будет означать отдаление на время от Квентина.

– Я думала, что нам неплохо поехать завтра на Мыс, – сказала она. – Может снять дом в Уэллфлите.

Это было еще кое-чем, чего они не могли позволить себе прежде, но однажды они там были, в доме друзей Джины, и полюбили строгую красоту дюн и высокую, сочную траву, покрывавшую их, и медленно наступавший океан, который, откатываясь обратно, оставлял берег блестящим и чмокающим под босой ногой. Взгляд Эммы скользнул к телефону и обратно.

– Я не могу. Езжайте вы с Ханной.

– Нет, езжай ты с матерью, – сказала Ханна. – Я весьма счастлива и здесь – я поработаю в саду и буду заниматься цветами целый день. Поезжай ты, тебе надо проветриться.

– Мы уже проветрились, – заявила Эмма. – Мы вернулись только неделю назад, и я не хочу никуда уезжать, я хочу остаться здесь!

Внезапно она разрыдалась.

– Моя бедняжка, – сказала Клер. Она подошла к дочери и крепко ее обняла. – Все это пройдет. – сказала она, зная, насколько ненужными были эти слова. – Ведь это была только одна неделя из целой жизни.

– Это было все! – прокричала Эмма. – Ты не знаешь!

– Что я не знаю? Я знаю, как это больно, – сказала Клер. – И я знаю, что ты забудешь все это, даже если сейчас думаешь, что этого не случится никогда. Не пройдет и… – зазвонил телефон и Эмма вырвалась из ее объятий к нему.

– Да, – закричала она и Клер увидела, как изменяется выражение ее лица – от безнадежности до радости, – Ну, конечно, я так и думала, я хочу сказать, что знаю, как ты занят, и что ты отъезжал и все… я знаю, что у тебя не было времени звонить сразу. И к тому же, прошла только неделя. – Она смахнула слезы со щек ладонью, ее губы дрожали. – Да, да, сегодня вечером – замечательно… Нет, нет, ничего, что не предупредил заранее, то есть, я ведь не занята, так что это неважно… Да, – сказала она, растягивая это слово. – Да, да, да. – Ее лицо сияло, когда она повернулась снова к Клер и Ханне. – Мы едем сегодня на ужин. Он был занят, его отец свалил на него всю работу, которая накопилась, пока они были на Аляске. Он скучал. – Ее голос дрогнул.

Клер набрала воздуха:

– Эмма, я не хочу, чтобы ты шла с ним. Эмма уставилась на нее:

– Что! Почему? Конечно, я пойду с ним. Почему это не пойду? – Ханна тоже поглядела на нее изумленно, и Клер осторожно произнесла:

– Мне не кажется, что он тебе подходит. Ты моложе и менее опытна, чем он, и, насколько я могу судить, он не принимает ваши взаимоотношения так же серьезно, как ты, ему нравится мучить людей. Ты не любишь этого, и если будешь продолжать с ним встречаться, то измучаешься гораздо больше, чем за эту неделю, когда он не звонил.

– Он не такой! Ты ничего о нем не знаешь!

– Я знаю только то, что сама видела. Эмма, он должен был позвонить тебе, а он позволил тебе страдать всю эту жуткую неделю, даже не беспокоясь о том, что ты можешь чувствовать…

– Ты не знаешь этого! Что ты говоришь! Его отец загрузил его так, что у него не осталось времени!

– У него не было пары минут, когда он находил время поесть – вероятно, три раза в день? У него не нашлось немного, между всей этой тяжкой работой и сном, не было сил дотянуться до телефона? Или не было ни минуты утром, когда он надел носки, но еще не завязал галстук? Эмма, подумай, что ты говоришь.

– Я знаю, что говорю! У него не было времени! Я верю ему! Почему тебе больше нравится думать, что он лжец? Это доставляет тебе удовольствие?

– Ничто в этой ситуации не доставляет мне удовольствие. Но я беспокоюсь за тебя. Я боюсь, что он заставит тебя страдать, потому что…

– Это его отец? – глаза Эммы расширились. – Его отец что-то тебе наговорил о нем? Ты с ним много времени проводишь, он рассказывает тебе о Бриксе? Что он сказал? Что он тебе наговорил?

– Неважно, что сказал мне его отец. Он мог сказать, что Брикс святой, но я все равно не хотела бы, чтобы ты с ним встречалась. Я видела его на корабле и видела тебя всю эту неделю – этого мне достаточно. Эмма, через пару месяцев ты уезжаешь в колледж – у тебя будут новые друзья, целая новая жизнь. У тебя просто нет сейчас времени увлечься кем-то, особенно тем, кто сделает тебя несчастной. Я хочу, чтобы ты отправилась в колледж с хорошими мыслями о себе и о мире; если ты будешь там только тосковать, то не сможешь порадоваться всему тому, что тебя ждет. Слушай, – прибавила она, когда лицо Эммы налилось упрямой злобой, – мы не поедем в Уэллфлит, мы можем поехать куда захочешь. Как насчет нескольких недель в Европе? Может быть, и всего лета? Или съездим сначала в Нью-Йорк и начнем подбирать себе одежду для колледжа, тебе понадобится компьютер…

– Это все деньги, да? – набросилась на нее Эмма. – Ты получила миллионы долларов и теперь думаешь, что можешь купить все. Ты думаешь, что можешь купить меня! А все, чего я хочу – это быть с Бриксом! Я люблю его, и он любит меня, и ты не сможешь разлучить нас, потому что не станешь рушить всю мою жизнь, когда она так замечательна! – Она снова разревелась и опрометью выбежала из кухни, а через минуту Клер и Ханна услышали, как хлопнула дверь ее спальни.

– Бедная девочка, – сказала Ханна. – Почему ты не пересказала ей того, что тебе рассказал о Бриксе его отец?

Клер подняла брови:

– Откуда ты знаешь, что он мне что-то сказал?

– Потому что ты ушла от ответа на ее вопрос, вместо того, чтобы просто его отвергнуть. Это так ужасно, что он рассказал?

– Я думаю, это очень плохо, – Клер помялась, а затем поведала Ханне все, что узнала от Квентина.

– И ты не думаешь, что Эмме следует знать это?

– Я не могу ей рассказать. Если она его больше не увидит, то ей это никогда и не понадобится. А если увидит… что же, тогда всегда будет время сказать ей. И, может быть, это правда, что он совершенно невиновен.

– Ты в это не веришь.

– Я бы поверила, если Квентин сказал, что он верит Бриксу. Во всяком случае, делал Брикс это или нет, я не хочу, чтобы Эмма услышала это от меня. – Клер подняла свою чашку, обнаружила, что кофе в ней нет и поставила обратно. – Сделал он это или нет, все, что я услышала о нем, говорит не в его пользу. Брикс почти ни с кем не дружил никогда, в их доме не могли удержаться няни, потому что он выживал их своими выходками и маленькими фокусами, это его отец назвал их маленькими, но кто знает? Квентин говорит, что Брикс вел себя так оттого, что чувствовал себя очень неуверенно, никогда не знал, где его дом, и это может быть правдой, но мне совершенно нет никакого дела до причин его выходок, и почему он устроил ловушку тому студенту, если он ее устроил. Я должна думать об Эмме.

Ханна налила еще кофе в их чашки.

– С другой стороны, – продолжала Клер, – может быть, она погуляет с ним несколько раз и сама для себя поймет, что он такое и порвет с ним по своей воле, Это будет лучше, чем если она станет надутой бродить по дому, воображая, что ее мать разрушает величайшую любовь века.

Ханна положила куски хлеба в тостер и поставила на стол масло.

Я не думаю, что она ускользнет украдкой и встретится с ним, – задумчиво заявила Клер, – но она сделает это, если он предложит. И это будет хуже всего, потому что тогда я не буду знать, что она делает. И она будет видеть во мне врага, а я этого не перенесу.

Ханна намазала тосты маслом и положила два кусочка на тарелку перед Клер.

– Я могла бы попросить Квентина запретить Бриксу… Нет, не стоит. Тогда получится, или может получиться, что я делаю из мухи слона – ведь я не могу точно узнать, что случилось в колледже с Бриксом, да и что бы это ни было, все случилось пару лет назад, а теперь он работает, и близок с отцом; Квентин, кажется, очень гордится им. И он уже далеко не тот мальчик, который изводил своих нянек. Я уверена, что с тех пор он сильно переменился.

Ханна поставила две банки с разным джемом рядом с тарелкой Клер; в каждой была маленькая ложечка.

– Я полагаю, надо позволить ей встретиться с ним и тогда уж посмотреть, что случится, – сказала Клер. – Тогда мы, по крайней мере, не будем с ней воевать; я хочу, чтобы мы оставались близки, так же, как было всегда. – Она взяла кусок тоста. – Как мило: – я действительно хочу есть. Спасибо, Ханна. И спасибо тебе за помощь с Эммой; хорошо иметь кого-то, с кем можно все обговорить.

Они поглядели друг на дружку и рассмеялись.

– Ну, я и вправду иногда мастерски слушаю, – сказала Ханна. Она положила свою руку на руку Клер. – Ты понадобишься Эмме, это так, и ты будешь рядом, когда это случится. Ты все делаешь верно.

Похвала Ханны тешила Клер весь день. Она чувствовала, как о ней заботятся, точно так же, как это было тогда, когда ее хвалила мать. Кажется, мне все еще нужна мама, подумала она печально. Но мать всегда хвалила ее за то, что она такая хорошая, спокойная и не шалит; она предпочитала похвалу Ханны, потому что здесь речь шла о том, что она делает что-то такое, что Ханна считает правильным.

А что приятно Эмме? – подумала она. Какую мать она хочет? Она спросила у себя это снова, когда провожала Эмму на свидание с Бриксом. Ее глаза светились, тело было напряжено нетерпением, она быстро поцеловала Клер и выбежала из дому, как только подъехала машина Брикса. Ей не нужна мать, подумала Клер, ей нужен кто-то, кто будет слушать, соглашаться и помогать ей создавать свою сказку. Этого я не могу. Значит, нас ждут неприятности.

Она простояла у окна еще долго после того, как уехали Эмма с Бриксом. В нем нет ничего ужасного, внушала она себе. У него было сложное детство и, возможно, неприятные переживания в колледже, но теперь все это позади. Он старше, он сын Квентина, он ответственный молодой человек. И Эмма уедет в колледж через два месяца. Вероятно, это даже так долго не протянется, она ему может наскучить гораздо раньше.

Она повернулась к лестнице, чтобы пойти наверх переодеться для ужина с Квентином. Ханна была на площадке, в сером костюме и белой кофточке с кружевным воротником. К лацкану была пришпилена камея, а в руках у нее была маленькая серая сумочка.

– Ты собираешься куда-то? – удивленно спросила Клер.

– А, да, разве я тебе не говорила? Мне казалось, что сказала… – Ханна затеребила застежку на сумке. – Я, должно быть, забыла… – пробормотала она.

– Ханна, – сказала Клер и подождала, пока Ханна не подняла глаза. – Я не собираюсь совать нос не в свое дело, но я просто не знала, что ты завела себе здесь друзей, я хочу сказать, мы живем здесь недавно, и большую часть времени провели на Аляске"

Ханна медленно закивала. Затем на ее лице появилась легкая, почти глуповатая улыбка:

– Это тот молодой человек, которого я встретила на корабле. Он сейчас в Стэмфорде и пригласил меня на ужин. Я собиралась тебе сказать.

– Форрест?

– Ты помнишь его. Форрест Икситер. Он очень приятный и с ним можно столь о многом поговорить, особенно о поэзии. Он очень интересный молодой человек.

– Насколько молодой? – спросила Клер. – Ты не обязательно должна отвечать, – добавила она быстро, – я просто так интересуюсь.

– Я же говорила тебе, это не роман, – сказала Ханна твердо. – Он для этого слишком молод. Нам просто нравится общество друг друга, и раз уж он по соседству, я подумала, почему бы нет? – Она замолчала. – Ему сорок восемь. Но мне кажется, что он надбавил себе лет. Думаю, ему около сорока. Снова протянулась пауза. – Я подожду его на крыльце: он немного стесняется входить внутрь. Он сказал, что ты будешь интересоваться нами.

– Я так и делаю, – сказала Клер откровенно.

– Ну, это понятно. Но ведь дружба не зависит от возраста, тебе не кажется? Я думаю, хороших друзей мы можем найти в любом возрасте. – Она обошла Клер и спустилась вниз. – Я надеюсь, ты хорошо проведешь вечер. Уверена, что вернусь раньше тебя; если тебе захочется поговорить, я буду у себя.

Клер поглядела, как она открыла парадную дверь и вышла на крыльцо, закрыв ее за собой. Что ж, почему бы и нет? – подумала она. У этого круиза очень странные результаты. И однако они изумительны.

Когда приехал Квентин, она рассказала ему о Ханне.

– Ты помнишь такого, Форреста Икситера, на судне? – спросила она.

Он покачал головой:

– Вероятно, он хочет попытаться вытянуть у нее деньги – они у нее есть?

– Нет. Если его интересует это, то он будет сильно разочарован. Хотя я надеюсь, что это не так. Ханна, иначе, будет просто убита.

– Сомневаюсь. Она, вероятно, на голову выше его, – сказал Квентин скучным голосом, и они сменили тему. Клер ничего не сказала о Бриксе и Эмме, и он тоже. Она даже не была уверена, что он знает, что они сейчас вместе. Оставь это в покое, подумала она. О чем бы не потребовалось говорить в будущем, это дело мое и Эммы.

Вечеринка Квентина проходила в уютной обеденной зале ресторана в Фэйрфильде. Все остальные уже собрались, всего семь человек, мужчины и женщины, которых Клер не знала. Но они запомнили ее с танцевальной вечеринки прошлой ночью, ведь она была с Квентином. К тому же появилась с ним впервые.

– Привет, Клер, рад видеть вас снова, – сказал мужчина, чьего имени Клер не знала. Он протянул ей руку. – Джерри Эммонс. И вы, вероятно, помните мою жену, Люси. Нам не удалось поговорить вчера: было слишком людно. Мы надеялись, что вы выберетесь к нам в Саутпорт в ближайшее время – это даст нам возможность познакомиться с вами поближе. Приезжайте на неделе, на сколько хотите: у нас все просто, никаких правил или обычаев для гостей.

– Вам должно быть известно, что это определенная честь, Клер, – сказала высокая женщина в зеленом шелковом платье с бриллиантами. – Джерри обычно очень скуй на время для визитов, определяет все до секунды. Только знаменитостям его дом открыт в любой момент. – Она протянула руку. – Вера Меленка. Я от всего сердца поздравляю вас с лотереей. Я всегда была уверена, что все эти выигрыши подстроены. Ну, понимаете, актерам без работы платят гроши, чтобы они изображали победителей лотереи перед камерами, а затем государство сохраняет все денежки. Рада узнать, что это не так.

– По крайней мере, однажды, – улыбнулась Клер.

– А, да. Конечно, вы абсолютно правы. Нельзя сказать точно, что будет в следующий раз. – Вера одобрительно кивнула. – Мы живем не так уж далеко друг от друга, может быть, как-нибудь пообедаем вместе.

– Разумеется, – сказала Клер, размышляя, не потому ли все это, что ее сочли за знаменитость. Как странно, подумала она, я себя такой не ощущаю. На самом деле, как и в круизе, она чувствовала себя все время неуютно и нервничала. Сейчас на ней было короткое шелковое черное платье с красно-черным шелковым жакетом, ожерелье и серьги из янтаря в золоте, которые она купила только вчера. Она знала, что выглядит так же хорошо, как и все остальные, а может, и лучше некоторых из них. Однако когда она увидела их всех вместе за оживленной беседой, то почувствовала себя посторонней.