Текст книги "Золотой мираж"

– Привет, я Роз Йегер, – сказала женщина из-за ее спины. Клер обернулась. – Мы встречались однажды вечером, но вы, наверное, не помните, потому что это было как раз прямо перед тем, как Лоррэн начала тарахтеть вам в уши. Квентин говорит, что у вас дом в Уилтоне. У меня ферма в часе езды оттуда, если вам не противно водить машину, то была бы рада, когда бы вы заехали как-нибудь днем, поглядели бы на округу, выпили бы что понравится.

– Разумеется, – снова сказала Клер. Роз Йегер была весьма загорелой, ее кожа выглядела так, как будто несколько лет ее вывешивали на солнце. На ней были черные брюки, белая кружевная рубашка, черный блайзер и, сидящая на голове совершенно прямо – черная шляпка с узкими полями. Она похожа на тореадора, подумала Клер.

– Мой муж, Хейл, – сказала Роз, представляя низенького мужчину с лысиной и бесхитростными голубыми глазами. Клер бы никогда не подумала о них, как о супружеской паре.

– Роз забыла о верховой езде, – сказал Хейл. – Если вы или ваша дочь захотите покататься верхом, то она с удовольствием покажет вам своих лошадей.

– Мы никогда не катались верхом, – сказала Клер. – Мне этого хотелось, но мы никак не могли себе позволить…

– Вот-вот, вы можете научиться на ферме, – сказала поспешно Роз, как будто не могла слушать про кого-то, кто не может позволить себе чего-либо. – Молодая женщина, которая работает при конюшне – прекрасный учитель. Вы можете даже остаться на несколько дней, вы и ваша дочь. Хейл всю неделю пропадает в Нью-Йорке, в своем агентстве, а я была бы очень рада помочь вам и Эмме научиться верховой езде.

Брови Клер поднялись. Они знали о лотерее, они знали, где находится ее дом и как зовут ее дочь. Вот что бывает, когда становишься знаменитостью: они знают обо мне все, а я о них ничего. Она бросила взгляд на Квентина и обнаружила, что он смотрит на нее очень задумчиво, что могло означать либо желание, либо чувство хозяина. У нее перехватило дыхание. Назовем это желанием, решила она, снова к нему вожделея. Но затем она подумала о предложении Роз. Это будет кое-что новое для Эммы, о чем она сможет, думать помимо Брикса.

– Думаю, мы действительно поучимся, – сказала она. – Спасибо. – Она поглядела на Хейла. – А у вас агентство в Нью-Йорке?

– А разве Квентин не пропел нам похвалу? Вот как он заставляет нас смиряться. «Йегер Адвертайзинг», Клер. «Эйгер Лэбс» наш самый крупный клиент.

– Аллилуйя! – сказал высокий неуклюжий мужчина с тонкими седыми волосами и редкой бородой. – Ллойд Петроски, – сказал он Клер, сжимая ей руку. Другой рукой он привлек к себе маленькую женщину с курчавыми русыми волосами и огромными совиными очками. – Моя жена и партнер, Сельма.

– Партнер? – переспросила Клер у Сельмы.

– Ллойд всегда это так называл, – ответила Сельма, – даже теперь, когда я едва что-то делаю. Мы владельцы «Петроски Драга», и не говорите, что вы ничего, о нас не слышали.

– Конечно, слышала. Я даже тратила добрую часть, своей зарплаты в вашем дэнберском магазине, – сказала Клер. – Петроски это первая вещь, которую можно было достать в нашем старомодном универмаге. Сельма просияла:

– Это мысль. Я когда-то думала, что нам стоит выкатить несколько бочек перед следующими выборами, чтобы мужчины могли посидеть и поболтать на них о политике, как в старое доброе время,

– А еще пузатую печь, – сказала Клер улыбаясь, – и тогда вы, наверное, станете социальным центром города. А сколько у вас магазинов?

– Пятьсот, и мы открываем еще шесть на этой неделе. И послушайте, этот магазин в Дэнбери был одним из самых первых, и сейчас он немного мрачноват. Мы хотим его переделать. Может, вы дадите нам пару советов, ведь вы дизайнер.

Они тоже знают, что я была дизайнером. Клер подумала, что еще рассказали им Квентин и Лоррэн или кто-то другой?

– Конечно, – сказала она, – но я ничего не знаю о дизайне магазинов.

– Тут дело в глазе, – сказала Сельма, – в способности разглядеть разные возможности. Мы этого не можем. Ллойд самый великий в мире бизнесмен, а я потрясающая покупательница – то есть, была, когда мы начинали; теперь у нас целая группа по покупкам, хотя я все еще выхожу и присматриваюсь время от времени, ну, вы понимаете, делаю кое-какие предложения, а затем ухожу.

– Как с внуками, – пробормотала Клер. Сельма выглядела удивленной:

– Как?

– Вы иногда играете с ними, но не проводите все время.

– Ox, – остальные захихикали, а Сельма рассмеялась. – Да, правда. Я никогда об этом не думала. И точно: мне нравится работать, но я не люблю зарываться в это с головой, как я делала раньше. Ну, во всяком случае, ни у меня, ни у Ллойда нет особого глаза для дизайна, а у вас есть, так что нам может пригодиться кое-какая помощь.

– Да, – сказала Клер, – конечно.

Она с изумлением заметила, как ее дни заполняются ленчами и покупками, коктейлями и уроками верховой езды. А она волновалась, что будет делать, когда не надо будет ходить на работу. Теперь она знала. Богачки все уже спланировали.

– Расскажите нам о своем новом доме, – сказала Вера. – Я люблю новые дома: этот замечательный запах свежей краски и лака, и в каждой комнате чисто, пусто, никаких дурных воспоминаний.

– Боже правый, Вера, – воскликнула Роз, – а что насчет добрых воспоминаний?

– Они ушли. Превратились в бледный туман-кисель. – Вера опорожнила стакан и взяла другой со стойки в углу комнатки. – Хорошие воспоминания становятся некими смутными, приятными ощущениями из прошлого. А вот скверные – остаются острыми, как ножи, и продолжают больно колоть, каждой мельчайшей деталью.

– Ох, Вера, – грустно проговорила Люси, – а мы-то думали, у тебя уже все прошло. – Она поймала взгляд Клер. – Второй Верин муж пил. Впрочем, и первый тоже, она его бросила. Обоих бросила, если говорить точно.

– Я предложила им выбрать между мартини и мной, – пояснила Вера. – Не очень лестно для личности женщины – двое мужчин, отдавших предпочтение мартини.

– Ну ты-то в этом не виновата, – запротестовала Люси. – Это болезнь. Они оба были больны.

– Ну, оттого, что я умудрилась влюбиться в двух больных и вышла за них замуж, мне легче не становится, – заметила Вера. – Еще и отец. Это преследует меня, как какой-то демон.

– Но ты же знаешь, что все уже позади, – сказала Роз. – И просто закончилось недостаточно давно.

– А что вы, Клер? – спросила Вера. – Как вы справляетесь со своими демонами?

– Запираю их подальше, как одежду, из которой уже выросла. Я не думаю, что мы вообще можем от них совершенно избавиться.

– Но когда ваш муж ушел, вы больше ни за кого не выходили, все эти годы? Так было потому, что демоны не оставались взаперти?

Ошарашенная, Клер не ответила. А это они как узнали? Никому, кроме Квентина, она не говорила. А ведь репортер из «Нью-Йорк Тайме» выкопал это, когда брал интервью у кого-то из «Дэнбери Грэфикс», и пропечатал в своем репортаже. Одна маленькая фраза в маленьком репортаже. Клер всю перекосило, когда она прочла ее, но ей казалось очевидным, что никто другой этой фразы не заметит. А Вера заметила. И сколько еще других?

– Это слишком личное, Вера, – сказала поспешно Роз. – Мы тут все обсуждаем, Клер, со временем вы привыкнете. Ни о чем другом мы не говорим с такой радостью, как о самих себе.

– А у меня вот нет дурных воспоминаний, – заявил Джерри Эммонс задумчиво. – Может быть, это и странно, но такой уж я человек. Я забываю все плохое, что со мной происходит.

– Да, но думаю, что Клер не собирается забывать лотерею, – сказала Люси, – или позволять ей превращаться в нечто кисельно-туманное. Ведь деньги будут приходить всегда, не так?

– Двадцать лет, – сказала Клер. – Немного меньше, чем всегда.

– Ну, вы их куда-нибудь вложите, и все будет отлично, – встрял Хейл Йегер. – Купите ферму, как мы. Это весьма надежно и неплохой способ удрать из города.

– Кто купил ферму? – спросила Роз, строго глядя на Хейла.

Хейл развел руками:

– Купите ферму, как это сделала моя жена. Она позволяет мне выходить на уик-энд, и там очень мило. Конечно, вам не захочется торчать там целую вечность, но…

– Скажите мне, если вздумаете покупать, – обратилась Роз к Клер. – Никогда раньше я так не вкалывала.

– Но ведь ты решила вести хозяйство сама, – заметила Вера. – Зачем, я понять не могу. Можно было нанять управляющего и хоть немного расслабиться, вместо того, чтобы ночи не спать из-за того, что у лошади нездоровый вид, или сено не подросло так, как должно, или какие-нибудь там еще фермерские заботы… и Боже мой, ты сможешь хоть немного находиться внутри, а не торчать под солнцем все время, портя свою кожу.

– Ты мне все время это говоришь, – сказала Роз, – а я тебе все время отвечаю, что мне нравится то, что я делаю. Я просто обожаю это. Мой маленький мир, которым я вовсю управляю. И я не тревожусь насчет кожи: я предоставляю заботиться об этом Квентину. И кстати, так уж давно – я никогда не начинала густо мазать себя всякими кремами, и даже носить шляпу, до… где-то около сорока, меня это не беспокоило, а затем терять стало нечего.

– А что плохого в пластической операции? – поинтересовалась Люси. – И в подтягивании кожи? Ты, кажется, почти единственная женщина, которая этого никогда не делала.

Роз пожала плечами:

– Я до смерти боюсь операций. Уж лучше глотать волшебные снадобья.

– Клер, а что вы делаете? – спросила Люси. – У вас должен быть какой-то секрет: вы выглядите на тридцать пять.

– А мне тридцать пять.

– О, господи, – сказала Люси, а все остальные расхохотались. – Ну, я хочу сказать, что вы и вправду выглядите очень молодо. Просто изумительно. А, я знаю, что "вы делаете – пользуетесь всеми квентиновыми «Нарциссами», как и все мы.

– Не думаю, – сказал Квентин. Он глядел на Клер и улыбался

– У тебя есть конкурент? – спросил Ллойд Петроски.

Клер замялась, размышляя, как рассказать всем этим светским людям, что она раз съездила в нью-йоркский салон, поучиться пользоваться косметикой, и теперь пользуется только тем, что там купила, еще тогда. Ну, если они думают, что это забавно, то это их проблемы, решила она и встала чуть прямее.

– Я только несколько недель, как выучилась пользоваться макияжем, а до этого я на фирмы внимания не обращала, всегда покупала разное, что стояло на полочке в аптеке. В аптеке Петроски, кстати тоже.

Воцарилась тишина, как будто кто-то осмелился бросить булыжник в окно церкви.

– Как это неожиданно, – сказала, наконец, Вера. – И вы никогда не заходили в секцию косметики «Петроски»?

– Конечно, заходила, но не за всем. Я просто закупала в разных местах что поинтересней. И никогда не задумывалась над названиями фирм, пока не встретила Квентина. – Она подумала, что беседа становится какой-то нелепой и поглядела на мужчин, надеясь, что кто-нибудь из них сменит тему.

– Никогда не обращала внимания? – произнес Хейл Йегер. – Боже мой, работа всей моей жизни просто вылетела в трубу…

– Вы не читаете рекламы косметики? – спросила Сельма. – Про всех этих дамочек, которые выглядят так, как вы и не можете мечтать? Ну, то есть, конечно, вы очень красивы, но даже так, вы на них никогда не смотрели?

Клер посмаковала признание ее красоты, но почувствовала, что еще глубже вязнет в беседе, которая только показывает, как отлична она от всех остальных. Она бросила взгляд на Квентина, желая понять, как он хочет, чтобы она себя вела, но тот разговаривал с Джерри Эммонсом. Я должна выбираться сама, решила она:

– Конечно, я никогда не смотрела на рекламу. Ведь ту косметику, которая рекламировалась, я себе позволить не могла, так зачем мне было тратить время на чтение? Я вообще не думаю, что люди обращают внимание на рекламу, которая относится к тем вещам, которые не соответствуют стилю их жизни. Вы разве читаете рекламу туристических ботинок?

– Нет, конечно. Но косметика… Боже правый, да все женщины обожают косметику.

– Не все, но достаточное количество, к счастью, чтобы позволить нам заниматься своим бизнесом, – сказал Квентин сухо. – Я думаю, ужин уже почти организовали.

Он повел их к круглому, крытому камчатой скатертью столу в углу, с уютно стоящими вокруг обитыми бархатом стульями. Куст свечей в центре стола ярко светил на фарфор с золотой каймой и карточки с именами и на розы, стоявшие парами у каждой тарелки.

– Однако, кое в чем Клер права, – сказал Хейл, подставляя Вере стул. – Если наша реклама не касается чего-то важного в ее жизни, то все равно как мы умны и изобретательны – она нас просто не заметит.

– Да, если вы не скажете что-нибудь такое фантастическое, перед чем она не сможет устоять, – сказал Ллойд. – Мне так всегда думалось. Я не читаю ординарных реклам, но дайте мне огромный заголовок или что-нибудь на самом деле дикое, и я прочту это вдоль и поперек.

– Как что, например? – поинтересовался Джерри.

– Ну, если речь о новых продуктах Квентина, то что-нибудь насчет того, что никогда не постареешь.

– А какая разница? – спросила Роз. – Все рекламы это говорят. И никто им не верит.

– Ну, не правда, – заявила Вера. – Я знаю очень много женщин, да и мужчин, которые верят, что они могут оставаться молодыми, пока молодо выглядят.

– Оставаться на самом деле? – спросил Джерри.

– Ну, чувствовать себя молодо, и полным энергией…

– И быть монстром в постели до ста двух лет, – прибавил Ллойд. – Вот такой заголовок я бы прочел.

– Но ты так не можешь написать, да, Хейл? – сказала Роз.

– Придется найти способ намекнуть на это.

– Неотразима и неутомима, – пробормотала Клер. Хейл прикрыл глаза в знак одобрения:

– Это хорошо. Здесь нет ничего о самом действе, но намекает на все. Надо это обыграть. Квентин, что скажешь?

– Я буду заинтересован в уже готовом макете, – сказал Квентин.

– Правильно, – сказал Хейл. – Посмотрим, что из этого можно будет сотворить.

Вера, чуть откинувшись назад, ждала, пока официант наполнит ее стакан вином. – Так о чем, конкретно, вы не имеете права сообщать? – спросила она у Хейла.

– Мы не можем говорить, что этот продукт создает новые клетки или изменяет генетический вид клеток, кровяное давление или химический состав, влияет на эластичность кожи, или скорость отмирания волос, или крепкость костей – в общем любой из дюжины факторов, которые влияют на наш внешний вид. Если мы упомянем об этом, ФДА классифицирует это как лекарственный препарат и потребуется пройти кучу проверок, целый процесс, который отнимет годы, и только затем можно будет его продавать, и то по рецептам.

– Так что если вы скажете, что женщина будет выглядеть моложе…

– То все будет в порядке, хотя, как сказала Роз, все так пишут. Я хочу предложить тост, – Хейл поднял свой бокал, – за ПК-20. За начало новой эры «Эйгер Лэбс».

– Отлично, – сказал Джерри. – За успех, Квентин.

– Так, – проговорила Вера, когда официанты начали подавать суп. – Вы можете сказать, что это – волшебство?

Установилось недолгое молчание.

– Знаешь, я не уверен, – ответила Хейл. – Что думает об этом наш юрист? А, Джерри?

– Я думаю, что вы можете показывать замки и добрых фей, сколько хотите, и толковать о волшебстве и тому подобном, но только зачем? Разве суть не в том, что мы говорим о науке, а не искусстве, и что ваш продукт более научен, чем у всех прочих?

– Верно, – заявил Ллойд, – вот что мы будем проталкивать в магазинах: люди больше доверяют науке, чем волшебству.

– Что немного печально, – сказала Люси.

– Разве вы не продаете надежду? – спросила Клер. – Ведь вы же ничего не гарантируете!

– Гарантируем? – отозвался Ллойд. – Боже, да это нарываться на судебный процесс. Надежды? Не знаю. Квентин, мы продаем надежду?

– И действо, – отозвался Квентин. – Этот продукт получен из научных разработок, мы не смешиваем ингредиенты наугад. Но, конечно, Клер права: суть в том, что женщины покупают нашу продукцию, или любую другую косметику потому, что они надеются. Надеются выглядеть моложе, красивее и сексуально привлекательней, надеются на то, что, как сказала Вера, будут ощущать себя энергичней. Значит, они смогут соперничать с более молодыми женщинами. В постели и вне.

– Звучит так, будто вы торгуете враждебностью между женщинами, – сказала Клер.

Воцарилось пораженное молчание.

– Боже, да Квентин не это имел в виду, – сказала Люси.

– Нет, конечно, – прибавил Хейл. – Мы не занимаемся выпуском рекламы враждебности.

– Кстати, – заметил Ллойд, – в жизни всегда идет конкуренция и соперничество – спросите человека, владеющего пятью сотнями магазинов. Так что, если женщина чувствует, что выглядит моложе и – красивей и может с кем-нибудь соперничать, то что в этом плохого?

– Ну, – сказала Роз, – я не могу себе представить соперничество с другой женщиной из-за мужчины – это пустая трата времени – но правда то, что ради соперничества с мужчинами женщины явно не пользуются макияжем и кремами, так как…

– Так как мир на этом стоит, – сказал Ллойд, желая закончить.

– …так, как они не пользуются оружием для войны.

– Краска войны, – сказала Сельма, нервно и коротко хихикнув.

– Да никакого отношения к войне это не имеет! – воскликнул Хейл. – Говорю вам, мы не касаемся ни войны, ни оружия, ни враждебности, мы даже не говорим о соперничестве. Мы даем женщинам надежду на то, что они могут быть такими, какими им хочется быть.

– И возможность потешить самих себя, – сказала Клер, надеясь исправить свою явную промашку. – Вся эта косметика, и шампуни, и масла для ванны замечательны с точки зрения самолюбования: они дают нам самим ощущение своей избранности.

– Ох, все это анализирование, – нетерпеливо сказала Сельма. – Женщины хотят быть красивыми, потому что быть красивой лучше, чем уродливой, точно так же, как быть богатым лучше, чем бедным. Вряд ли это так сложно.

– Мне нравится идея самоублажения, – сказал Хейл. – Просто время от времени интересоваться только своим мнением, и ничьим другим. Ни детей, ни мужа, ни босса на службе, только своим. Я думаю, это надо будет тоже обыграть.

– Это нечто иное, – заявила Клер, смелея. – Мы играем с косметикой. Это вроде игрушек для взрослых.

– Интересная мысль, – подал голос Джерри. Хейл подумал об этом:

– Может быть. Но не будем говорить об игрушках – мы же хотим, чтобы продукцию Эйгера воспринимали, как серьезную, однако идея самой игры, радости, а не этого смертельного отчаяния от попытки сбросить с себя годы – вот что дает новые возможности.

– Но мы делаем это не для удовольствия, – сказала Люси. – А для того, чтобы выглядеть моложе. Клер, с этим же вы согласны?

– Я думаю, мы хотим быть лучшими по нашим возможностям, – сказала Клер. – Нет необходимости быть самой красивой в городе или выглядеть моложе всех, надо просто наилучшим образом использовать свой потенциал. Конечно, мы не знаем, что это, на самом деле, но мы все время пробуем новые средства, чтобы посмотреть, а не можем ли мы выглядеть бесконечно лучше, что, я думаю, и дает работу всем компаниям по производству косметики.

Хейл и Квентин обменялись взглядами.

– Самолюбование, радость, и использование своих возможностей, – суммировал Хейл. – Сколько способов запустить ПК-20.

– ПК-20, – сказала Сельма. – Не так уж красиво звучит. А что это значит?

– Ничего, – отозвался Квентин. – Один из химиков просто назвал это так. Я думаю, буквы – инициалы ег, о ребенка. Но это солидное научное название, и у нас много вариаций: Супер ПК-20, Особый ПК-20, Сохраняющий ПК-20, Укрепляющий Глаза ПК-20 – все что нам нужно.

– А что это, на самом деле? – спросила Сельма. – В смысле, сколько всего вариантов и как нам их продавать?

– Мы уже пишем аннотации, которые выходят вместе с продуктом, – пояснил Квентин. – Вы получите пакетик с описанием каждого продукта, инструкции и набор из шести образцов, чтобы раздать их тем, кто попросит. Всего на линии больше пятидесяти продуктов, и они будут на время уничтожать морщины…

– На время? – удивилась Роз. – Никто раньше не говорил, что «на время».

– Конечно, нет, – сказал Квентин. – Но только дурак может подумать, что мы обещаем нечто вечное. Все, что мы говорим – это что морщины исчезают, когда наши продукты регидрируют кожу. Пока люди ими пользуются, кожа не сохнет, и они выглядят моложе. Кожа, конечно, будет не такой тугой и пухлой, как у подростков, но точно такой же, как после операции.

– Да, но вы же скажете что-то большее, – сказал Джерри. – То есть, все из «Мэйбеллин» и «Эсте Лаудер» говорят, что сделают вас молодыми, красивыми и восхитительно желанными.

– Нет, так они не говорят, – поправил Хейл. – Они намекают.

– Мы собираемся идти двумя путями, – сказал Квентин. – Один, это о чем говорил Хейл – самоудовлетворение, забава, все что привлекает покупателей, воздействует на них эмоционально. Другой – через научность, привлекая покупателей логикой. Я сейчас расскажу, как это примерно будет. – Он откинулся назад, пока официанты убирали суповые тарелки и расставляли основное блюдо. Когда они ушли, Квентин заговорил: – Вы все знаете о ретиноле: он долго был в моде, сначала как средство против прыщей, но потом обнаружили, что он повышает способности кожи сохранять увлажненность. А мы же нашли фермент, который действует как катализатор, связывая полипептидные цепочки в молекулы ретинола. Увеличенная молекула ретинола работает быстрее и с большей силой, она повышает способность клеток удерживать влагу на пятнадцать-двадцать процентов. За счет этого регенерируются клетки, которые иначе бы погибли от старости, что и приводит к дегидрации и потускнению цвета кожи. Эта гипермолекула уничтожает морщины, делает кожу мягче и даже придает ей блеск, что буквально изменяет ее.

– И ФДА не называет это медикаментом? – спросил Ллойд.

– Они сказали, что признают это продуктом для розничной торговли в любой день, они решили, что это не медикамент. Эти пятьдесят продуктов будут включать очистители, тональные кремы, увлажнители, дневные кремы, ночные кремы, три различных рецепта для разных возрастов и для разных типов кожи, и крем для век, против отеков. Все они будут продаваться единым комплектом и только в аптеках и универсальных магазинах, мы не продадим их в салоны красоты или бакалейные магазины или простые магазинчики, в которых нет аптечных и отдельно – секций косметики с профессиональными служащими. Наши люди будут обучены, как пользоваться комплектом и они будут ходить по аптекам и универмагам, обучая косметологов и фармацевтов пользоваться ими и продавать.

– И все сразу заключат, что это очень дорого, – сказала Вера.

– Комплект уникален и изумительно эффективен. За это покупатели будут платить.

– А ты уже знаешь, сколько это будет стоить? – спросил Ллойд. Клер заметила, что он делает короткие записи в блокнотике, держа его одной рукой под столом.

– Зависит от продукта. Например, розничная цена для очистителя и тонального крема будет как минимум по тридцать долларов. Всякие восстановители по скользящей шкале, но для тех, кому за сорок пять и серьезные недостатки кожи, комплект будет стоить чуть больше трехсот долларов за полторы унции.

Джерри тихо присвистнул.

– И на сколько ее хватит? – спросила Вера. – Этой дозы?

– На шесть месяцев, – ответил Квентин.

– Ллойд! – сказала Сельма. – Пятьдесят наименований! Куда мы все это разместим в магазинах?

– Чьи-то другие комплекты, возможно, вообще снимем, или, где сможем, поставим еще стойки и витрины, что-то еще отодвинется в сторону. Сначала надо посмотреть, насколько успешно все пойдет, – Ллойд поглядел на Квентина. – А обычную косметику мы получим?

– Конечно, все зависит от количества, – ответил Квентин. – Тебе придется согласиться не делать на них скидку, хотя я и не думаю, что ты собирался, в твоих-то магазинах.

– Ну что ж, все химические рассуждения я пропустила, – заявила Сельма, – но остальное звучит весьма заманчиво. Когда я смогу попробовать твой комплект, Квентин?

– В начале следующего года, если мы будем действовать по плану. Бюджет Хейла на рекламу – для начала пятьдесят миллионов; мы собираемся отправить образцы в женские магазины в январе, а загрузить магазины в марте. – Он оглядел всех сидящих. – Я ответил на все вопросы?

– А это безопасно? – спросила Клер.

– Боже правый! – поперхнулся Ллойд. – Что за вопрос!

– У «Эйгер Лэбс» никогда не было проблем с продукцией, – значительно сказал Хейл.

– Об этом заботится ФДА, – сказала Сельма. – Они опасные продукты в магазины не пустят. Я даже о таких вещах никогда не думала. Предоставляю заботиться об этом правительству. Для этого оно и существует.

– Что напомнило мне о нашем городском совете, – сказал Хейл, и вся беседа обратилась к местной политике.

Клер теперь слушала вполуха, не зная ничего о людях, о которых шла речь. Но потом, за кофе, стали распределять встречи: уик-энд у Эммы и Клер должен был пройти в Саутпорте с Люси и Джерри – «и привозите Квентина», сказала Люси с улыбкой, что превратило Квентина и Клер в общепризнанную пару; ленч с Верой; день у Роз, «и когда вы приедете, мы обсудим, когда вы с Эммой захотите брать уроки езды»; прогулка по «Петррски» в Дэнбери с Седьмой и Ллойдом и поездка в Нью-Йорк для закупок с Люси. Маленькая, в кожаной обложке, записная книжка Клер лежала с ней рядом на столе, и, в ней встречи на несколько ближайших недель, она подумала об Эмме, Ханне и Джине и своих других друзьях. Когда у нее будет время на них? Я выберу время, подумала она. Я все устрою. А этого я лишаться не хочу: это слишком ново и сложно. Она слушала беседу за столом, о скорой поездке в Европу, и затем Люси и Джерри Эммонсы предложили ей и Квентину присоединиться к ним на озере Ломо в сентябре. Должно быть, я выдержала экзамен, подумала Клер. Она была возбуждена и напряжена, ей казалось, что она хорошо проводит время. Она была с людьми, у которых есть деньги и которые что-то делают, и гораздо приятней по манерам, чем те, с которыми она познакомилась в круизе; с ними она могла быть самой собой и, кажется, нравилась им, по крайней мере они все захотели увидеть ее еще. И она была с Квентином. Это пьянило и было как-то безопасней, она чувствовала его поддержку.

– Конечно, так и есть, – сказала ей Джина на следующий день. Они ходили по магазинам в «Дэнбери Молл», и болтали, поглядывая на витрины, медленно продвигаясь к кафе, чтобы выпить кофе с молоком. – И выглядишь ты по-другому.

– Как? – спросила Клер.

– Ты не сутулишься, и привыкла ходить с поднятой головой – раньше все время она была опущена. Такая ты мне нравишься. Это из-за денег? Или из-за нового парня?

– Тут, наверное и то, и другое. Ничто, как деньги, не помогает избежать целой кучи разных неприятностей, а наверное, из-за них я так и ходила скрючившись. И такого совершенно особого нового парня без денег у меня бы тоже не было.

– Ты хочешь сказать, что бедных работающих женщин он не любит?

– Не думаю, что он их замечает. Мне кажется, что для Квентина важно, что люди, с которыми он сходится, имеют деньги. Он не любит неожиданностей: ему нравится контролировать ситуацию, а один из способов этого добиться – окружить себя людьми, которые все считают те самые вещи чем-то естественным, должным. Брови Джины поднялись вверх:

– Ты имеешь в виду круизы и частные обеденные залы и владение пятьюстами магазинами и тысячеакровыми поместьями и все такое.

Клер чуть рассмеялась:

– Ну да.

– А ты это все теперь тоже воспринимаешь как должное?

– Нет, – ответила Клер, подумав, – но я теперь не удивляюсь, когда вокруг говорят о подобных вещах. Во всяком случае мне кажется, что не удивляюсь. Совсем по-другому, чем в тот первый день, когда мы с Эммой ходили к Симоне. Мы таращили глаза буквально на все. А теперь это более или менее прошло – я на самом деле могу понять, как люди начинают считать деньги чем-то должным. Как-то привыкаешь к вещам, которые можешь себе позволить, и тогда они становятся чем-то знакомым и обыденным, и больше ты на них не удивляешься. Кажется совершенно нормальным, что они существуют, и их можно получить, а когда это происходит, то цены уже перестают иметь значение. Это очень странно. Я этого не учитывала, оно просто так случилось и теперь все в беспорядке – я больше не понимаю ценности вещей. Раньше я знала, что это вот – пятнадцать долларов или пятьдесят или пятьсот, и что, к примеру, для чего-то это слишком много, а теперь это – только цифры, и если они относятся к той вещи, которую я хочу, я покупаю ее и не задумываюсь, хороша цена, или нет.

– Как с блузкой сегодня утром, – сказала Джина. – Потрясающая блузка. Самая потрясающая блузка, которую я видела. И она стоит восемьсот пятьдесят долларов.

Клер покраснела, потому что в устах Джины эта цифра звучала, как нечто безумное, совсем не так, как когда она прочла ее на ярлыке.

– Может быть, для такой блузки это и хорошая цена, понятия не имею.

– Ты понимаешь, что тебе хочется ее купить, вот и покупаешь.

– Ну да, а почему бы нет?

– Не знаю, черт меня возьми. Если это не делает большой дыры в твоей чековой книжке…

– Нет, и в этом весь фокус: Оливия об этом позаботилась. Я могу покупать и покупать, а счет будет таким же. Я говорила тебе об этом.

– Автоматический перевод средств, – пробормотала Джина. – Что-то вроде: «Сезам, откройся».

– Так и есть. Все это – сказка.

– Но ты не можешь потратить больше двух миллионов в год. Я хочу сказать, это все, – что у тебя есть.

– Да, – их глаза встретились, и они расхохотались. – Это все, что у меня есть, – повторила Клер, передразнивая. – И я никогда не смогу потратить больше какой-то части этого.

– Дом, – напомнила Джина.

– Ну да, но ведь это только один раз. Я не собираюсь покупать по дому каждый год и прибавлять его стоимость к сумме рассрочки, которая уже есть.

– Ну, ты изыщешь другие способы их потратить. А если у тебя возникнет проблема с идеями, я думаю, что смогу тебе подкинуть несколько. Или тот, прости, забыла имя – он подкинет, так, чтобы ты держалась наравне с его блестящим образом жизни. Я думаю, с идеями у него все в порядке. А в чем еще он хорош?

– Он хорошо говорит, иногда немного самовлюбленно, но всегда интересно. Знает хорошие рестораны. Хорошо танцует. Умеет заставить людей смотреть на него снизу вверх и удержать их при себе, внушив им, что они узнают нечто важное и ценное, если будут торчать рядом и слушать его достаточно долго.

– И?…

– И он очень хорош в постели.

– И это на последнем месте?

– Это все равноценно, Джина, ты же понимаешь.

– Это равноценно, если у тебя кто-то есть. А если ты спишь в одиночестве, то такое качество возглавляет список достоинств. А ты о таком уже и забыла?

– Нет, помню. Это было не так уж давно.

– Ты в него влюблена?

– Нет.

– Но можешь и влюбиться? Клер задумалась:

– Не знаю. Не думаю. Он не из тех, кого любят. Он из тех, кто производит впечатление.

– Что ж, я думаю, мне бы такой пригодился, – пробормотала Джина.