Текст книги "Золотой мираж"

Клер встала у камина, глядя на языки пламени.

– Я не должна была так много внимания уделять себе самой. Я была так взволнована всеми этими деньгами – а затем появился Квентин, а теперь Алекс… Я совсем не обращала внимания на нее.

– Эй, – сказала Джина ласково, – это все чушь, дерьмо собачье, уж прости мне мои элегантные выраженьица. По моим наблюдениям, матери всегда казнят себя тогда, когда в этом нет смысла. У тебя взрослая дочь, и она прекрасный человечек, потому что ты ее так воспитала, и если у нее возникают проблемы, так только оттого, что они у всех возникают, раньше или позже, даже у тех, за которыми следят днем и ночью. У тебя есть право на свою жизнь, Клер, ты дала Эмме все, что может дать мать дочери, просто пришло время, когда ты можешь разорвать свой кокон вокруг нее и заняться своими делами. Особенно – своими собственными неприятностями.

Клер усмехнулась.

– Спасибо. Примерно так я и думала. Но сейчас Эмма как раз нуждается, чтобы кто-то следил за ней днем и ночью, а это значит, что сегодня вечером я останусь дома, чтобы с ней поговорить. Извини, я на минутку. – Она пошла к столу и позвонила Алексу. С твоим сыном и моей дочерью, подумала она, у нас с тобой весьма целомудренная любовь. В трубке прозвучало несколько гудков, а потом включился автоответчик. Она призадумалась, а потом повесила трубку, ничего не сказав. Подобное сообщение ей хотелось сказать ему лично.

– У тебя назначено свидание? – спросила Джина. – С Алексом?

– Да.

– У вас все хорошо складывается? Клер улыбнулась:

– Да.

– О, вот улыбка счастливой женщины. Я рада, я очень рада. Ты знаешь, я никогда не была в восторге от твоих отношений с Квентином.

– Я тоже. Но какое-то время это было очень весело. Пока я поняла, что мне всего этого не нужно.

– Надеюсь, придет время, когда и Эмма сможет это сказать насчет Брикса. – Джина встала и начала собирать посуду. – Давай-ка приберемся, а потом я пойду. Поверишь ли ты, что я направляюсь на рождественскую вечеринку в «Эйгер Лэбс»?

– Зачем? Ты же там больше не работаешь.

– Меня пригласили, все упрашивали меня прийти.

Думаю, для них это еще способ со мной попрощаться. Хорошие люди там работают, ты знаешь, надеюсь, что вся эта возня с ПК-20 не кончится для них увольнением.

– Я не могу поверить, чтобы Квентин согласился повредить будущему своей компании, ведь он очень сильно рискует.

– В этом-то и дело – чем он рискует. Я думаю, он уже смотрит чуть подальше: поговаривают о международной компании. К тому же он еще молод, кто знает, что он собирается делать потом?

Это все власть – она превращает остальное в реальность. Можно романтизировать любовь, фантазировать о деньгах, но вся суть во власти, и те, у кого она есть, имеют ключ ко всему прочему.

– Я не знаю его планов, – пробормотала Клер. – Но мне не нравится, как он их воплощает.

– Почему-то меня это не удивляет. – Они убрали со стола и привели в порядок кухню, спокойно беседуя друг с другом, а потом Джина ушла.

– Позвони мне, – сказала она. – Я хочу знать, что там с Эммой получится. И помни о приглашении, ты знаешь – она может приехать в любое время.

Уходя, она обернулась и увидела Клер, стоящую в дверях, ее маленькую фигурку, обрамленную сияющим домом, который она с таким восторгом купила всего несколько месяцев назад. Здесь должны происходить только счастливые события, подумала Джина, отъезжая, и свернув на шоссе до Норуолка, принялась размышлять, что еще можно сделать для Клер и Эммы.

Многие годы они были ее единственной семьей и даже теперь, когда она обрела Роз, она чувствовала себя почти как дочь, уехавшая из родного дома, но живущая по соседству. Иногда она задумывалась, чем была бы ее жизнь без Клер и Эммы, и от этой мысли холодило сердце. Ей было бы так одиноко.

Что бы я тогда делала со всей любовью, скопившейся во мне, размышляла она, заезжая на стоянку перед «Эйгер Лэбс» уже в тусклом свете дня, склонявшегося к вечеру. Годы любви к Клер и Эмме, и теперь – так много для Роз. Вступая в здание через знакомую боковую дверь, она ощутила себя благословенной: никто не может требовать жизни более полной.

Сразу, как только она зашла в главную лабораторию, ее окружили сотрудники «Эйгер Лэбс». Повсюду были развешены рождественские огоньки, гирлянды свисали на рабочие столы, и Джина вдруг ощутила, как ей хорошо и радостно, по-ностальгически тепло. Она медленно переходила от группки к группке, повышая голос, когда кто-нибудь увеличивал громкость магнитофона, стоявшего на одном из столов, из которого плыли рождественские гимны.

– Пунш, – сказал химик по имени Лен Форсберг, заметив, как она отставила пустой стакан. Тут же он подал ей бумажную чашку. – И весьма могучий.

Джина попробовала.

– Да, точно, ты можешь даже сказать: потрясающий. Какая щедрость со стороны нашего босса. Он здесь?

– Нет, но юный босс – здесь. Вон там, в красном галстуке и спортивной курточке, выглядит очень уж довольным самим собой. У них жуткий год был, ты же знаешь. Вчера мы получили все годовые отчеты – в «Эй-гер Лэбс» все премило.

– Кроме ПК-20. – Это шанс, подумала Джина, очень скромный шанс, но то, что Брикс сказал Эмме правду, и есть способ выяснить это. – Насколько им всем повредит отсрочка выпуска?

– Какая отсрочка? – Лен нахмурился.

– Ты ни о чем не слышал? В годовом отчете ничего об этом не было?

Он потряс головой:

– Не слышал, не было. А почему?

Значит так, подумала Джина. Никаких новых тестов, никаких отсрочек выпуска.

– Я слышала тут на днях, что они планируют новую серию испытаний. Что-то их не устроило в тех, которые провели раньше.

– Не устроило? Боже, да они само совершенство. Кто тебе такого наговорил, Джина? Или все дело в пунше?

– Да нет. я слышала. Ты же знаешь, иногда болтают.

– Да, но звучит все, как будто кто-то бредит. Или увидел кошмар, что более похоже. Мы все рвемся к марту – они даже начали обучающие заседания для продавцов со всей страны – а мы работаем со второй партией, которая выйдет в следующем году – разные продукты, "в том числе, целая партия для мужчин.

– Ты, значит, в этом уверен.

– Джина, да хватит тебе, ты здесь работала, знаешь. как все тут вертится. Все зациклено на март – это Судный День для нас всех. Если что-то случится, то тут все содрогнется, как от землетрясения. Да, какого черта, спроси юнца. Если кто-то и знает, так это он.

– Нет, – сказала Джина поспешно. Она поглядела на Брикса, шумно хохотавшего над чем-то, что ему сказали… и очень уж довольного самим собой. – Может быть, у меня неверная информация. Скажи мне еще раз, какое расписание выпуска.

– Да то же самое, что было при тебе. С какой стати ему меняться.

– Да, думаю, причин для этого нет. Полагаю, меня кое-кто надул.

И Эмму тоже.

– Да уж, лучше тебе считать именно так. Не верь ничему, что услышишь, если только это не скажу я сам. – Лен засмеялся и побрел прочь, а другие заняли его место и принялись расспрашивать Джину о ферме, о том, не собирается ли она когда-нибудь вернуться. Она старалась слушать их внимательно, но не отрывала глаз от Брикса и снова увидела, как в числе окружавших его появился Лен.

Боже, что теперь делать? – подумала она. Я могу рассказать Эмме, но что с того? Здесь мне стоит помолчать. Но нет никаких оснований держать эти записки в секрете; я обещала Эмме, что дам ей немного времени. А почему я должна их скрывать теперь? Мне нет дела до Брикса, я волнуюсь только об Эмме.

Но если я "пойду в ФДА, то Брикс поймет, что информация шла от Эммы. Не скажу же я ему, что вломилась однажды ночью в испытательную лабораторию… хотя, думаю, смогу и сказать, но он все равно поймет, что я туда пошла, основываясь на том, что узнала от Эммы. А я бы не хотела, чтобы он был где-то рядом с ней, когда выяснит, что у ФДА есть эти записки. На самом деле, нежелательно даже, чтобы он оказался где-то рядом с Эммой, если Лен скажет ему, что я спрашивала об отсрочке выпуска и о планах новых тестов.

Она оглядела лабораторию, но Брикса не увидела. Тогда она развернулась, всмотрелась в кучки стоящих людей, но нигде его не нашла. Это странно, подумалось ей, вечеринка совсем еще не заканчивается.

– Извините, – сказала она кому-то, кто только что разродился остротой по поводу лабораторных техников. – Мне нужно позвонить.

Она нашла пустой кабинет, и присела на край стола.

– Привет, – сказала она, когда к телефону подошла Клер. – Я подумала о том, что мы с тобой обсуждали и мне показалось, что это очень хорошая мысль, я имею в виду то, что я возьму Эмму к себе сегодня на ночь. Ты тоже, если хочешь, можешь приехать.

– Джина, ее здесь нет.

– Да она должна быть – она спала, когда я уходила, а это было всего пару часов назад.

– Я не знаю, как долго она спала. – Голос Клер был напряжен. – Я поднялась наверх, посмотреть, как она, и увидела, что она ушла. И оставила записку, что должна ехать в Нью-Йорк для каких-то срочных съемок, что она останется там на ночь и вернется только завтра.

Мы начали дополнительные съемки, Хейл не может ждать, и я должна быть молодцом, я всегда должна быть молодцом…

Я не обратила на это внимания, подумала Джина.

– И она отправилась с Бриксом, – сказала Клер. Джина выругалась. Ее руки похолодели, когда она вспомнила, как торчал Лен рядом с Бриксом. Но съемки были запланированы до вечеринки. К Лену это отношения не имеет. Это было просто то, чем и должно было быть – съемки, запланированные за три дня до Рождества, что, конечно, странно, но ничего неслыханного в этом нет. И все же.

– Слушай, – сказала она, стараясь говорить как бы между прочим. – Я думаю, мы должны привезти ее домой. Это лучшее, что нам сейчас следует сделать.

– Что случилось? – потребовала Клер. – Что произошло?

– Ничего. Ну, я просто выяснила, что Брикс соврал Эмме о переносе даты выпуска, у него могут возникнуть подозрения в связи с тем, что об этом вдруг кто-то говорит, и он обвинит во всем Эмму. Если он решит, что она, может быть, предала его, то он может стать… неприятным. А зачем Эмме все это испытывать? Где она останавливается в Нью-Йорке, Клер? Нам стоит подъехать туда побыстрее.

– Я не знаю, – голос Клер был почти неслышен. – Она останавливалась в паре отелей, которые я знаю…

– В каких?

– В «Плаза» и «Фэйрчайлд».

– А почему бы тебе не позвонить и не справиться, остановилась она там, или нет. Или Брикс, может быть.

– А если нет?

– Я не знаю. Думаю, мне надо подъехать в Уилтон. Я буду через двадцать минут. Клер, возможно все нормально. И я наверное, веду себя как взбесившаяся истеричная тетушка.

– Да, – пробормотала Клер, но прозвучала какая-то заминка в ее голосе.

– Дождись меня. Я. выезжаю. – И Джина, схватив свою куртку, бросилась бегом из здания к машине.

ГЛАВА 17

Клер стояла у стола в библиотеке, разыскивая номер в справочнике, когда появился Алекс.

– Я пришел раньше, не мог ждать. Если я не в подходящее время, то… – Он умолк. – Клер, что такое? Что случилось?

– Ничего. Я не знаю. – Она была так рада видеть его, что на какое-то мгновение все остальное выветрилось из ее головы. Она слепо бросилась в его объятия, как ребенок, который чего-то испугался, как делала Эмма многие годы, возвращаясь из школы, и ища уюта от жестокости другого ребенка или разочарования от влюбленности. Глаза Клер закрылись: она почувствовала мягкую шерсть его пиджака под своими руками и шелк галстука у щеки, она услышала легкую дрожь его дыхания посреди пустого молчаливого дома. Она не чувствовала возбуждения прошлой ночи, она ощущала только уют от близости и силы Алекса.

Наконец он шелохнулся, пригладил ее волосы и прижал ее голову к груди:

– Что бы это ни было, мы разделим это, – сказал он. – Мы справимся с этим вместе. Отныне, любовь моя, будет так. Вместе. Расскажи мне, что случилось.

– Эмма, – сказала ока, ее голос сорвался. – Джина думает, что она в опасности. – Она начала дрожать.

– Подожди, иди сюда. – Алекс обнял ее рукой за плечи и повел в библиотеку. Они сели на кушетку, он снова обнял ее и стал укачивать: – Где она?

– В Нью-Йорке. Я не знаю где. Она оставила записку, что уехала на съемки и что вернется завтра.

– Она уехала одна?

– Она уехала с Бриксом. Или встретится с ним там, я не знаю точно. Я позвонила его секретарше, но она не знает, куда он отправился. – Она пересказала Алексу все то, что ей рассказала Джина. – Возможно, с ней все в порядке, я не знаю, чего я так испугалась. Джина так говорит, что, возможно, с ней все в порядке, и у меня нет причин думать, что это не так, но когда я все составляю вместе, то не могу представить… – Она набрала побольше воздуха, пытаясь остановить дрожь.

– Родители всегда слишком поддаются своему воображению, это как их работа. Что можем мы сделать?

– Ой, – Клер. вскочила. – Я звонила Хейлу, когда ты вошел,

– Хейлу?

– Хейл Йегер. Он рекламный агент «Эйгер Лэбс» – он руководит съемками. – Она снова села за стол, и принялась листать записную книжку. – Еще только шесть, он может быть там… Хейл, – сказала она через минуту. – Это Клер Годдар.

– Клер, какой приятный сюрприз. – Но по его голосу нельзя было сказать, что для него это сюрприз и тем более приятный. А почему он должен быть таким? – подумала Клер. Все, что он испытывал ко мне дружеского в последние несколько месяцев, было из-за Квентина, а теперь у него совсем не должно оставаться ко мне приятных чувств, тем более, что я подруга Роз и Джины.

– Чем могу помочь? – поинтересовался он.

– Я ищу Эмму. Я знаю, что обычно ты заботишься об отеле для нее в Нью-Йорке, и если ты можешь сказать мне, где она…

– Это завтра.

– Что?

– Съемки будут завтра днем, и я сказал ей, что она должна учесть, что ей придется остаться на ночь завтра, потому что мы, вероятно, закончим поздно.

– Но она уехала сегодня.

– Ничего про это не знаю. Я занимаюсь только съемками, Клер, я не нянька.

Клер сжала трубку:

– Хейл, я беспокоюсь за нее, пожалуйста, помоги мне.

– Зачем? Из-за чего беспокойство? Разве она не с Бриксом? Обычно он с ней на съемках в Нью-Йорке.

– Пожалуйста, Хейл, я должна разыскать ее. Если бы ты сказал мне в какие отели ты обычно ее…

Он помолчал.

– В «Плаза» или «Фэйрчайлд», если только они не остановились в квартире его друга. Я забронировал номер для нее на завтра в «Фэйрчайлд», вот и все, что я знаю.

– А имя его друга?

– У которого квартира? Нет. И я не знаю его телефона тоже. Может быть, Квентин знает, но я никогда в эти дела не вмешивался, у юнцов свои де…

– Спасибо. – Она повесила трубку и тут же набрала номер «Фэйрчайлд». – Мы там останавливались, – бормотала она. – Эмме там нравится. Эмму Годдар, пожалуйста, – сказала она громко, когда ответил оператор.

– Мне жаль, – сказал тот через некоторое время, – но у нас никто не значится под фамилией Годдар.

– Тогда Брикс Эйгер, – сказала она поспешно, прежде чем он мог повесить трубку. – Если вы позвоните в его номер…

– Мне жаль, мадам, но и под этим именем у нас никто не зарегистрирован.

Клер позвонила в «Плаза» и снова услышала, что ни Эмма, ни Брикс там не зарегистрированы. Без перерыва она набрала рабочий номер Квентина.

– Он только что ушел, – сказала секретарша. – Он сказал, что едет домой, но, думаю, что он вернется позже. – На последних словах ее голос чуть повысился, она думала, что Клер лучше знает планы Квентина.

– Спасибо, – сказала Клер снова, и набрала номер телефона Квентина в машине. Но там было занято, и оставалось занято еще несколько минут. Наконец, она бросила трубку и поглядела на Алекса.

– Брикс иногда пользуется квартирой своего друга. Квентин может знать, где это, но я не могу до него дозвониться.

– А где он? – На пути домой. Он живет в Дариене.

– Тогда мы тоже туда поедем. – Алекс быстро прошел в прихожую, открыл гардероб и достал длинную норковую шубу. – Да?

Клер поглядела рассеянно на шубу. Она стоила столько, сколько они с Эммой тратили за семь месяцев в прежние годы; выглядела она в ней роскошно, но сейчас она едва ее замечала.

– Отлично, – сказала она, и Алекс помог ей надеть ee, затем она взяла свою сумочку, и они вышли на холодный воздух. Вокруг них закружили редкие снежинки, но облака рассеялись, и проглядывал полумесяц и несколько звезд, на которые Клер смотрела пока не подъехала Джина.

– Я забыла, – пробормотала Клер. – И как только я могла забыть? Джина, это Алекс Джаррелл. Джина Сойер. Я рассказывала тебе о ней…

– Подруга, которая думает, что Эмма в опасности, – сказал Алекс, пожимая ей руку. – Вы что-нибудь видели? Или слышали?

– Я думаю, Брикс насторожился, когда узнал, что кто-то говорит о новых тестах ПК-20 и о том, что в предыдущих тестах было что-то неладное. Если я права, то Брикс поймет, что единственный человек, который все знает, это Эмма. И он поймет, что она передала всю историю кому-то, несмотря на то, что клялась ему, что этого не делала.

– Это достаточно тревожно, – сказал Алекс. Он обнял рукой Клер и открыл дверцу машины. – Мы едем в Дариен, Джина – иногда Брикс пользуется квартирой своего друга в Нью-Йорке, и мы думаем, что Квентин знает адрес.

– Хорошая мысль – это много лучше, чем сидеть и горевать. Я тоже поеду, хорошо? – Она увидела, что Клер на нее не смотрит. – Алекс?

– Конечно. И Квентин, вероятно, знает любимые отели Брикса, – прибавил он, когда они выехали с дорожки.

– Может быть, – сказала Клер. – Хотя, кажется, они не очень откровенничают друг с другом.

Алекс взял ее за руку и держал всю дорогу. Они молчали: никому из них не хотелось говорить.

– Пока еще рано, – сказал Алекс, когда они достигли Дариена. – Они будут еще ужинать в Нью-Йорке. Мы можем успеть до тех пор, пока они не закончат. Мы найдем ее, Клер. И привезем домой.

Он крепко держал ее за руку. Но ведь он никогда не встречался с Бриксом, подумала Клер. И никогда не встречался с Квентином. Он даже не знает, что они такое – сплошная определенность, прямолинейность. И он не знает, что Эмма боится разорвать с Бриксом. Теперь она, может быть, и самого Брикса боится, но, вероятно, еще больше ее страшит мысль о расставании с ним.

Но этого она Алексу не сказала. С ним ей было уютно, он был на ее стороне и будет с ней, что бы они ни встретили. Отныне, любовь моя. Вместе.

Она едва могла постичь это. В этом слышалось что-то чудесное, что-то бесконечно возможное и драгоценное. Она ощущала только восторг, ее собственная любовь так разгорелась, но потом, внезапно, все пересилила, захлестнула мысль об Эмме, и о чем-то настолько ужасном… что она не могла поверить. Джина ведь, может быть, и ошиблась, она могла вообразить, преувеличить. Вероятно, мы найдем Эмму и Брикса, спокойно ужинающих. Вероятно. Вероятно.

Он что-то сделал с задвижкой на окне, парень высунулся слишком далеко и выпал.

По телу Клер пробежала дрожь. Она закрыла глаза и увидела, как падает Эмма. Нет! – крикнула она про себя. Нет, нет, нет… Она отогнала видение. Затем, через минуту, она увидела Эмму опять, солнечный майский день, в желтом платье, которое она для нее сшила, Эмма смеялась и кривлялась со своими друзьями после выпускной церемонии, и волновалась, широко раскрывая глаза, что Тоби пропал.

Все меняется.

Пожалуйста, подумала Клер, не в силах уже больше ничего выразить словами. Пожалуйста, пожалуйста!

Брикс и Эмма сидели за маленьким столиком у зеркальной стены ресторана. Было еще рано, и в зале мало народа, и сидя на вельветовой скамеечке, Эмма видела только Брикса, ей казалось, что они совсем одни. Вокруг звучал гул чужих разговоров, звякал фарфор и серебро, но их столик представлялся ей прекрасным, тихим уголком, куда официанты подходили на цыпочках и говорили шепотом, где она и Брикс смотрели друг на друга поверх хрустящей белой скатерти, убранной хрупким французским фарфором и хрусталем, с маленьким канделябром с тремя белыми свечами, и прекрасной розой в маленькой вазочке. Французские рождественские песенки звучали где-то недалеко, и время от времени, когда Эмма улавливала фразы из них, которые она учила еще в школе, у нее появлялось странное ощущение, будто она – это два человека сразу – Эмма в хоре в старших классах, взволнованная своим пением на французском, и Эмма, сидящая в нью-йоркском ресторанчике, взволнованная близостью Брикса.

– За самую красивую женщину Нью-Йорка, – сказал он и, поднимая бокал, взял ее за руку. – И за нас.

Эмма, вспыхнув и задрожав от счастья, которое едва могло в ней вместиться, чокнулась с ним.

– Я люблю тебя, – произнесла она.

Официант принес десерт, и Брикс отпустил руку Эммы.

– Может быть, покатаемся на лыжах, – сказал он, аккуратно набирая в ложку крем-брюле. – Хочешь? За секунду научишься: поедем в Эспен, ты возьмешь пару уроков и потом будешь летать по склонам так, что никто не остановит.

Глаза Эммы засияли:

– Мне ужасно хочется. У меня была подруга, которая рассказывала, что это такое, и иногда я лежала ночью в кровати и представляла, что катаюсь на лыжах, и почти в это верила, а потом на меня запрыгивал Тоби и все кончалось.

– Тоби?

– Это моя собака. Разве я тебе не рассказывала о Тоби? Я нашла его однажды на улице, он был весь в грязи и такой худющий, что все косточки можно было сосчитать, а уши были порваны, но у него были самые прекрасные глаза, так что я привела его домой. Мама поверить в это не могла, наша квартирка была такой крошечной, но ему нужно было всего несколько дюймов, а спал он со мной.

– Счастливый пес. Но умен тоже. Эмма покраснела:

– Во всяком случае, он ходил за мной повсюду, и мы играли в разные игры…

– Я люблю те игры, в которые ты играешь.

Эмма покраснела еще сильнее. Она терпеть не могла, когда Брикс отпускал такие замечания.

– А какой он был? – спросил Брикс, помолчав.

– Ты имеешь в виду – какой породы? Я не знаю, может быть, какой-то терьер, я ничего о собаках не знаю. Все, что мне было нужно, это чтобы он любил меня и ходил за мной, и понимал все, ну, почти, что я говорила, и иногда мы беседовали.

Брикс задрал бровь:

– Ты разговаривала с собакой?

Эмма захихикала.

– Я понимаю, что это звучит глупо, но он всегда так глядел, как будто слушал, и так серьезно, а когда я хотела что-нибудь важное обдумать, то всегда рассказывала ему об этом. – Она снова хихикнула. – Я ведь знала, что он не выдаст, и могла рассказывать ему все, что угодно. Послушай, много ли ты знаешь людей, в которых абсолютно уверен, что они не перескажут твои секреты другим? И потом, было так хорошо болтать, потому что многое становится другим, когда ты говоришь об этом громко: не так страшно. По крайней мере, иногда. – Ее голос упал. – Я на самом деле скучала по Тоби последние месяцы.

Брикс разделался со своим десертом:

– А что с ним случилось?

– Он убежал. В тот день, когда я окончила школу. И это был тот же день, когда мама выиграла в лотерею – все в один день.

– Ладно, а почему вы не завели другого пса?

– Ох, не знаю. Мы так были заняты всякими делами с нашими деньгами, а потом поехали на Аляску, а потом я начала сниматься… я не знаю… – Она помолчала. – Ты знаешь, я нашла его.

– Кого?

– Тоби. Я однажды ехала по Дэнбери, по соседству с нашим прежним домом, просто смотрела по сторонам и увидела его.

– Ну и? – спросил Брикс, когда она остановилась. – Почему ты не забрала его с собой?

– Потому что он был счастлив. Он был во дворе одного большого дома, с кучей ребятишек, они кидали ему мяч, а его хвост вертелся так быстро, что его было почти не заметно, и он гак потявкивал, ну знаешь, так смешно, как будто человек, который смеется. И я подумала, что самое худшее, что можно сделать в этом мире, это взять кого-то, кто счастлив… и разрушить это счастье.

– Ну, вы всегда можете взять другую собаку. – Брикс махнул официанту, и тот наполнил им стаканы. – Выпей; дорогуша, это очень особенный «Иквем» в честь очень особенной леди, которой хватило сообразительности приехать в Нью-Йорк, не поддаваясь желанию спросить на это разрешения у своей матери. Кстати, как там у них с отцом? Я уже давненько не видел ее у нас на фирме.

– Они разошлись. – Эмма отхлебнула вина, пытаясь понять, что же в нем такого особенного. Это была уже третья бутылка вина, которую они пили, и она уже не могла различить их друг от друга, несмотря на то, что в первой вино было белое, во второй красное, а в этой маленькой бутылке – темно-золотое. Она подумала, что по вкусу вино чуть походит на глазурь. Она больше не хотела пить, но Брикс всегда огорчался, когда она пыталась отказаться от того, что он лично выбрал, поэтому она сделала глоток, поставила стакан и тронула вилкой грушевый «талин», который он тоже заказал, не взирая на то, что она не хотела десерт. – И уже довольно давно.

– Понятно – в этом весь мой старик, – сказал Брикс. – Он гуляет несколько месяцев, пылкий и страстный, а потом находит себе кого-то еще. Женщины всегда пытаются его пришпилить к себе, но им никогда не удавалось.

Эмма расслышала нотку восхищения и поглядела на него слегка нахмурившись:

– Тебе что, это тоже нравится?

– Эй, что за вопросы? Вспомни, это же я – Брикс! Преданный, верный, смелый, почтительный, надежный друг – вот что я такое. Разве не я спас тебя в ужасающей аляскинской пустыне? Когда за нами гнались волки и львы? И отнес тебя на руках, как принцессу, в отель, который был словно на краю земли?

Эмма тихо рассмеялась.

– Там не было ни волков, ни львов.

– Это ты так думаешь. А я – то их видел, сотни, может быть, тысячи, они прятались среди деревьев, выжидали момент схватить тебя, у них тогда были дни принцесс. А я держал их на растоянии. Как только они начинали двигаться, я смотрел на них своим диким животным взглядом, и они столбенели от ужаса. Ты думаешь, я допустил бы кого-то кроме себя, к тебе? Никто не решает судьбу моей Эммы, только я.

Странные речи, подумала Эмма рассеянно, но эта мысль тут же пропала: ей было так чудесно, тепло, она любила Брикса и хотела его, жаль только, что сейчас для этого не было местечка.

– А что бы ты сделал, если бы там на самом деле были дикие звери? – спросила она с любопытством.

– Убил бы их, конечно. – Он ухмыльнулся. – Уверенности в том, что мой взгляд сработает, у меня нет.

– Да нет, я не имела в виду – что, если бы они на нас набросились. Я хотела сказать, если бы они просто там были, и мы могли их видеть.

– Вероятно, я бы их все равно убил. Не следует кому-то давать шанс добраться до тебя первому.

– Кому-то?

– Чему-то. Зверю. Что, наверняка бы случилось, прежде чем они затащили бы тебя туда, откуда ты не смогла бы выбраться. Во всяком случае, ничего не случилось, по крайней мере, ничего со зверями. Но много чего другого – это была самая лучшая ночь из всего круиза. Хорошо, вышло, что ты ни разу не посмотрела на часы. Ты собиралась, но я едва отвлек тебя пару раз. Так что кое-какие проблемы были, ты понимаешь.

– Отвлек меня? Когда? За ужином? Ты хочешь сказать, что знал… ты знал, что мы опоздаем на борт?

– Ты что же, на самом деле подумала, что. я допустил такое случайно, а? Я не упускаю корабля, моя маленькая Эмма. Я ничего не упускаю.

– Так ты спланировал весь вечер? Все задумал?

– Эй, не говори со мной так – я же не преступник, ты понимаешь. Мы оба этого хотели, поэтому я помог этому произойти.

– Я не хотела этого.

. – Хотела, но просто не осознавала, до тех пор, пока я тебе этого не преподнес. Ничего удивительного: большинство женщин не знает, чего они хотят на самом деле. Им нужен верный парень, который покажет.

Черт! Голос Ханны, ясный и резкий, пронзил мысли Эммы, слегка замутневшие от вина. Мужчины рассказывают женщинам, что хотят мужчины. Помнишь, как мы говорили об этом?

И перед Эммой словно замаячило лицо Ханны, морщинистое, умное и любящее. Она не могла использовать фразы Ханны: ей никогда не удавалось так ловко сочетать слова, но у нее были свои фразы, ничуть не хуже.

– Никогда не слышала ничего смешнее, – сказала она.

Брикс сощурился:

– Эмма, я уже говорил тебе: следи за собой. Ты не должна так разговаривать со мной.

– Но ведь так и есть, – сказала она упрямо, все еще цепляясь за Ханну, вспоминая ее тоску и ее силу. Она тряхнула головой, пытаясь очистить ее от неясности.

Это смешно. Это глупо. Мужчина не показывает женщине, что женщина хочет, он рассказывает ей, что он хочет, чтобы она хотела, а потом, если женщина ему такого не дает, он ведет себя, словно его лишили чего-то, что он заслужил.

Его лицо помрачнело:

– Кто сказал тебе это?

– Ханна. Но я с ней согласна. Ты не можешь решать, что я хочу, Брикс, люди, которые любят другого, пытаются выяснить, что тот другой хочет, а потом пытаются ему это дать. – Она снова тряхнула головой. – Это не совсем понятно звучит. Я хочу сказать, если мы любим друг друга, то мне надо выяснить, чего ты хочешь, и дать тебе это. И ты должен делать то же самое для меня. Это и есть любовь. Ты не должен был изображать, что у нас куча времени впереди, когда знал, что я волнуюсь о том, как бы не опоздать на корабль. И нечего выдумывать истории про мою мать, потому что ты на самом деле ее не знаешь. Она порвала с твоим отцом, а не он с ней. Она прекратила это.

– Они всегда так говорят. А что еще твоя подружка Ханна сообщила тебе такого, что ты считаешь, я должен выслушать?

– Она прекратила это. я знаю, что она. Она встретила кое-кого еще.

Брикс тут же оттаял:

– Ого, это не шутка. Какой удар! Это должно заставить его призадуматься. Итак, – он взял ее руку и поиграл с ее пальмами, – вот что ты делаешь с верным, преданным, почтительным Бриксом? Сначала сообщаешь ему, что он смешон и глуп, а потом подыщешь себе кого-нибудь другого?

– Нет, конечно же, нет. Я такого никогда не сделаю.

– Но ведь ты только что сказала мне, что я глуп и смешон. Или это само было смешно и глупо?

– Извини. – Она не собиралась говорить этого, но слова выскочили как-то сами по себе. Ханна бы не стала извиняться, подумала она, потому что он действительно сказал смешную глупость. Но ей хотелось, чтобы мрачность исчезла с его лица, она хотела чтобы он шутил и любил ее снова, так же, как раньше.

– Ладно, моя малышка. – Брикс отпустил ее руку и налил вина в ее стакан. – Беда в том, что все это не так.

– Что не так? – спросила Эмма, смущаясь.

– То, что ты никогда меня не бросишь ради кого-то другого. То, что ты всегда будешь мне верна. Что ты никогда никак не причинишь мне боли. Все это не так.

Слова прозвучали, как удары молота, и Эмма вся сжалась.

– Я не понимаю, а чем ты говоришь. Я никогда не сделаю ничего, что причинит тебе боль, Брикс, ты же знаешь. Я люблю тебя.

– Правда? Поистине правда? Что ж, может быть, нам стоит немного об этом поговорить.

Тут официант подошел забрать их десертные блюдца:

– Мадемуазель закончила?

– Что? – Она посмотрела вверх на него. – А. Да, я закончила.

– Два кофе, – сказал Брикс. – И два коньяка.