Текст книги "Писать, чтобы жить. Творческие инструменты для любого пишущего. «Путь художника» за шесть недель"

Первые мысли

Сегодня полная луна, но серебристый диск заслоняет завеса туч. Лили беспокоится: должно быть, чувствует полнолуние, хоть его и не видно. Я сажусь за работу и пишу о том, что скучаю по луне. Я живу в Санта-Фе уже десять лет, и за это время мне полюбился огромный яркий месяц, освещающий горы.

Во дворе, где гуляет Лили, растет можжевельник и колорадская сосна. Обычно они серебрятся, омываемые лунным светом. Сегодня двор наполнен тенями. Лили не решается выйти на улицу. Вместо этого она устраивается на подлокотнике моего рабочего кресла. Ей хочется поиграть в «поймай ручку».

Это книга о писательстве, и она должна служить примером того, чему учит. Поэтому я начала с рассказа о скрывшейся за тучами луне. Слишком часто, принимаясь за работу, мы отметаем первую идею. Ломаем голову в поисках чего-то более стоящего. Но многолетний опыт убедил меня, что первая мысль зачастую оказывается самой лучшей. В конце концов, писательство не должно быть пыткой. Иногда полезно воспринимать его как нечто более непринужденное. Всему свое время, идеи следует выманивать из себя лаской, а не выбивать молотком. Итак, начнем с начала: первая мысль потянет за собой вторую, вторая – третью и так далее.

Полезно чувствовать, что вас направляют. Садясь за утренние страницы, мы пишем то, о чем думаем. Мы не пытаемся ничего додумать. Мы «слышим» идею и излагаем ее на бумаге. Такая «диктовка» не требует усилий. В конце концов, страницы не предназначены для чужих глаз – поэтому нам не приходится напрягаться, чтобы выглядеть умнее или организованнее, чем на самом деле. Мы пишем о чем нам только заблагорассудится. Стоит освободиться от стремления к совершенству, и зачастую поражаешься, как близок к нему получившийся текст.

«Есть какое-то очарование в рождении первых слов книги. Никогда не знаешь, куда они тебя заведут».

Беатрис Поттер[8]8
  Беатрис Поттер (1866–1943) – английская детская писательница.


[Закрыть]

Работая над книгой «Путь художника», я писала одно эссе за другим, отталкиваясь от самой первой мысли. Она тянула за собой вторую, а та – следующую. Можно сказать, что «Путь художника» – книга, полностью основанная на том, что первым приходило мне в голову. Первые мысли вели меня за собой.

Писательство повышает самооценку. Я ставлю себе невысокую, достижимую планку и стремлюсь к ней. Две страницы в день – вот та писательская норма, с которой я без проблем справляюсь, работая над нехудожественной книгой. Стабильный, ровный темп – то, что нужно.

«Джулия, ты работаешь так продуктивно», – порой слышу я. В этом комплименте я слышу вопрос: «Как тебе это удается?» Мне это удается, потому что я это делаю. Не обращаю внимания на свое настроение и просто сажусь работать.

Мне говорят: «Джулия, ты так много написала». В этом комплименте я слышу: «Должно быть, для тебя это легко». Мне нелегко писать, но я это делаю.

В данном случае речь идет о вере. Чтобы довериться самой первой идее, требуется вера. Мы садимся писать и вопрошаем: «С чего мне начать?» Этот вопрос рождает ответ. И ответ может показаться нам высосанным из пальца, но я на собственном опыте убедилась, что именно он и является правильным.

Недавно я взялась писать пьесу. «С чего мне начать?» – спросила я и услышала: «Начни с певчих птиц». Такой ответ показался мне сомнительным: уж слишком лирично для моих жестких персонажей. И все же, умудренная многолетним опытом, я послушалась. Я начала свою пьесу со следующих слов: «Послушай. Разве они не чудесны?» У моего персонажа была одна слабость: любовь к пению птиц. Доверившись своей первой мысли, я нашла в своем герое человечность. Эта первая идея стала необходимой поправкой к моему изначальному рациональному замыслу. Доверившись ей, я увидела героя с добрым сердцем, а вовсе не того язвительного, привязанного к инвалидному креслу человека, что себе представляла.

«Я все ждал обиды, ожесточенности, ненависти, – заметил один читатель. – А вместо этого увидел мужество».

Занимаясь писательством и преподаванием, я научилась повиноваться начальному порыву. Мудрость, содержащаяся в первых мыслях, зачастую проявляется позднее. Певчие птицы стали основой сложной системы образов в моей пьесе. Фраза «Послушай. Разве они не чудесны?» открыла некую потайную дверь.

О чем писать

Сегодня тихий день: бледно-голубое небо, перистые белые облака. Я пишу на рабочем месте номер три, глядя в большое окно с видом на горы. Продвигаюсь медленно, но верно. Я прервалась, поиграла на своем крошечном синтезаторе, сочинила песню. Перерыв пошел мне на пользу, и теперь я снова готова писать. Но о чем? Я уже закончила с утренними страницами и теперь заглядываю в них в поисках темы. Оказывается, я перескакивала с одного вопроса на другой. Ищу среди них самый насущный и нахожу то, что нужно. Его и буду раскрывать. Это самая «сочная» тема из всех. Просматривая свои утренние страницы, я чувствую их заряд. Он запускает механизм, и я понимаю: пора за дело.

Я люблю писать, поэтому охотно приступаю к работе. Когда пишу, я исследую свой разум. Берясь за перо, я узнаю, о чем думаю. Письмо дарует ясность, а она приносит удовлетворение. Я обожаю узнавать больше о собственном уме.

Переходя от одной темы к другой, подстегиваемая любопытством, я излагаю на бумаге свои мысли. Если ничего на ум не приходит, я зашнуровываю туфли и выхожу из дома. Я обнаружила, что во время прогулки темы приходят сами собой. Шаг за шагом, я их обдумываю, а вернувшись домой, сажусь за работу. Редко случается, что на ум ничего не приходит.

В те дни, когда мне не удается найти подходящую тему, я стараюсь не паниковать, уставившись на чистый лист. Я понимаю, что попросту настала пора сходить на творческое свидание и пополнить внутренний источник. Я стараюсь выбрать что-нибудь поистине приятное. Мне хочется ощутить восторг, даже ликование. Больше всего мне нравятся походы в зоомагазин, где живет огромный кролик по имени Джордж. Мне позволено его гладить, что я и делаю – к нашей общей радости. По возвращении домой я чувствую, что готова писать. В моей голове крутится сразу несколько тем, и я выбираю одну из них, словно вынимая цветок из букета. Чем больше пишешь, тем лучше пишется. Одна тема тянет за собой другую. Тема того, о чем вы пишете, важна, но сам факт того, что вы это делаете, еще важнее.

Рабочее расписание

Каждый мой день начинается с утренних страниц. Взяв в руки бумагу и ручку, я описываю свое настроение и погоду – они зачастую взаимосвязаны. Взять хотя бы сегодняшнее утро: я проснулась внезапно. Было еще темно. Со склонов гор спускались грозовые облака. Мне стало тревожно, надвигалось ненастье. Утренние страницы – задача, которую я перед собой поставила, первый пункт моего рабочего расписания, – дались мне нелегко. Я описала свое беспокойство, свое настроение – такое же мрачное, как и погода. Может, завтра будет солнечно, тогда и на душе у меня станет светлее, и это скажется на моем письме. Утренние страницы отражают события моей жизни. Я молюсь, изливая на бумагу свои намерения. Прошу наставлений и записываю то, что слышу в ответ. Со страницами покончено, настало время завтрака – приема пищи, который заряжает энергией на весь день – обычно по утрам я ем овсянку. Писательство отнимает много сил. Если я работаю над каким-то произведением, то следом принимаюсь за него – это второй пункт в моем расписании. Удобно устроившись на диване в гостиной, я берусь за перо. Час или два я проведу за работой. В редкие не занятые работой дни я становлюсь ворчливой – беспокойной, раздражительной и недовольной: все это говорит о том, как сильно мне необходимо писать. Я не расписываю свой рабочий день по часам, а, скорее, подстраиваю его под свое настроение.

В солнечные дни, я сразу сажусь писать, но когда облачно – тяну время, пробуя перо на стихотворении, прежде чем взяться за основную работу. Трудясь над этой книгой, я в среднем осиливаю по три страницы в день – объем короткого эссе. Бывает, что у меня возникает желание поработать подольше, и тогда в моем расписании появляется третий пункт, но к нему я перехожу ближе к вечеру. Сначала надо прогуляться, пройти пару километров. Потом вздремнуть. Взяв за обыкновение выходить на прогулку во второй половине дня, я приучила своего внутреннего писателя ждать, когда откроется второе дыхание. Я иду в библиотеку, устраиваюсь в своем рабочем кресле и спрашиваю себя: «Что теперь?» Это самое «что» воплощается в очередном эссе. Я пишу быстро, зная, что на другом конце города моя подруга Натали Голдберг сейчас занята тем же самым. Как и я, она может писать в любое время, так что садится работать, как только у нее возникает такое желание.

«Не забудьте упомянуть в своей чертовой книге о погоде: погода очень важна».

Эрнест Хемингуэй

Опустились сумерки. Мой друг, романист Джон Николс, готовится начать свой рабочий «день». Он всегда начинает писать на закате и часто засиживается до поздней ночи. Он более организован, чем я, и расписывает свой рабочий день по часам. В то время, когда принято ужинать, он сидит за письменным столом. А днем, пока я пишу, – взбирается на невысокую гору. Это помогает ему восполнить внутренние ресурсы, и после прогулки он готов творить.

Ник Капуцинский, поэт, актер и писатель, каждое утро первым делом берется за утренние страницы. Но потом он с головой окунается в дела, и у него не остается времени писать. Вместо этого в течение дня он набрасывает заметки в телефоне. «Это показалось мне интересным… а это было нелегко…» Вечерами он выделяет время для писательства: эти часы он посвящает просмотру сделанных за день заметок в поисках темы. Как и Николс, он любит гулять по горам. Когда ему удается втиснуть в свое и без того плотное расписание прогулку на природе, он берет с собой блокнот. «Никогда не знаешь, в какой момент нахлынет вдохновение», – говорит он. С блокнотом в руке он всегда наготове. Его прогулки требуют хорошей физической подготовки, и стихи у него такие же крепкие, стройные и жилистые, как и он сам. Он пишет каждый вечер, пока впечатления еще свежи.

Эмма Лайвли, которая тоже ведет утренние страницы, считает, что именно благодаря им научилась писать где и когда угодно. Будучи композитором и лириком, она попеременно сочиняет то песни, то прозу. Она выступала редактором четырех моих книг, и ей удается подстраивать собственное расписание под мое. Привычка писать «где и когда угодно» обеспечивает ей неплохую ежедневную нагрузку.

Как показывает опыт этих авторов, при составлении рабочего графика важно соотнести свой темперамент с поставленной задачей. Работаете ли вы по часам, или когда есть настроение, самое главное – регулярность. Писательство – занятие гибкое, но оно приносит плоды, когда в его основе лежит дисциплина. Натали, Джон, Ник, Эмма – все они составляют себе такое расписание, которое подходит лично им. Как и я, они обожают писать – чем и занимаются.

Выкраиваем время

Темнеет. Через полчаса у меня встреча с друзьями, и всего проще было бы сказать, что работать некогда. Но мне хорошо известно: чтобы писать, достаточно даже малой толики времени, так что вот она я – берусь за перо, чтобы рассказать о важном писательском приеме, который пускаю в ход прямо сейчас: умению выкраивать время.

«Я бы больше писал, вот только мне некогда. Да если бы я мог год не работать, я бы целый роман накатал!»

Сколько раз мне доводилось слышать подобные жалобы! Один из самых вредоносных мифов о писательстве заключается в том, что оно якобы требует возможности подолгу непрерывно работать. Я пишу с восемнадцати лет, и мне никогда не удавалось посвящать этому занятию продолжительные отрезки времени. Напротив, я всегда писала урывками. И убедилась, что писать можно быстро. Единственное, что от меня требовалось, – с пользой тратить то свободное время, что у меня было.

Наилучшее время для обдумывания будущей книги – когда моешь посуду».

Агата Кристи

Моего внутреннего писателя легко подкупить. «Поработай двадцать минут, и получишь приз», – говорю я ему. Конечно же, где двадцать минут, там и все сорок, но даже если приходится ограничиться двадцатью, я удивляюсь, какой длинный отрезок пути успела проложить. Секрет, разумеется, в том, чтобы ничего не переписывать. Работая над книгой «Пьяные деньги, трезвые деньги» (Money Drunk, Money Sober), мы с Марком Брайаном зачастую писали урывками по двадцать минут. Позднее, при перечитывании, я убедилась, что читается она легко, а каждый фрагмент плавно подводит к следующему. Рискуя показаться фанатичкой, я хочу в очередной раз подчеркнуть, что практика утренних страниц учит нас писать быстро, переходя от темы к теме, от одной мысли к другой. Мы с Марком оба ведем утренние страницы. Эта практика нам очень пригодилась. Используя каждую свободную минуту своей насыщенной жизни, мы нашли «достаточно времени», чтобы осилить целую книгу. Но чтобы поверить в действенность этого метода, надо опробовать его на себе.

Реджина работает сценаристом, и она стала жертвой ложного стереотипа о «нехватке времени». Она написала сорок страниц очередного сценария – оставалось еще восемьдесят, но ей не удавалось найти время, чтобы его закончить.

«Просто хватай ручку при первой возможности, – посоветовала я ей. – Пиши о том, что приходит в голову и перестань все время в себе сомневаться. Представь, что это утренние страницы. Первые мысли часто оказываются самыми ценными, – объяснила я, – просто постарайся им доверять».

«У меня и так слишком занятая жизнь, – возразила Реджина. – Писательство – все равно что вторая работа. У тебя все выглядит вполне посильным. А у меня времени нет».

«У тебя полно времени. И это правда вполне реально, – ответила я. – Мы хотим все усложнить и думаем, будто писательство требует огромных временных затрат. Предрассудки, что на него уходит уйма времени, – одна из основных причин творческого кризиса. Ты слишком привыкла откладывать работу на потом, – сказала я Реджине. – Если тянешь время, раз за разом обдумывая свои идеи, то приходится в самом деле тратить много времени, чтобы что-то написать. Но выкроить двадцать минут может кто угодно, – уговаривала я, – просто попробуй записать самую первую мысль».

«Ох, ну ладно, – сдалась Реджина, – я попробую».

И она попробовала.

«Поверить не могу, сколько времени я потратила впустую», – воскликнула Реджина всего через месяц. Отныне она «подсела» на привычку использовать каждую свободную минуту. «Дело не в том, что мне не хватало времени, – пояснила она. – А в том, что я мешкала. Но теперь, выкраивая по двадцать минут, я сильно продвинулась вперед, и весьма довольна результатом!»

Как убедилась Реджина, умение выкраивать время – это способ избавиться от перфекционизма. Позволяя себе писать быстро, мы начинаем писать безбоязненно, а это в свою очередь помогает нам прокладывать путь.

Карл был чрезвычайно успешным юристом, но мечтал писать.

«Но у меня нет на это времени, – жаловался он мне, – я завален работой». – «Конечно, у тебя есть время», – ответила я, и посоветовала ему, как и Реджине, выкраивать на письмо по двадцать минут.

«Думаю, этого вряд ли будет достаточно, чтобы создать нечто более или менее достойное».

В голосе Карла слышалась удрученность. Было очевидно, что ему отчаянно хочется писать.

«Есть способ проверить…» – предложила я. А потом попросила его поэкспериментировать и посмотреть, что выйдет.

«Возможно, я смогу выкраивать по двадцать минут во время обеденного перерыва», – предположил Карл.

«Верно, – подтвердила я, – или в электричке, по дороге с работы». Я рассказала ему о романисте по имени Скотт Туроу, который написал свою самую популярную книгу во время долгих поездок на работу.

Весь секрет в том, чтобы «прыгнуть в омут с головой», поверив, что под поверхностью ежедневной жизни постоянно течет поток творческих идей. Выкраивая всего по двадцать минут, Карл смог писать дважды в день: за обедом и в электричке, по дороге домой.

«Как мне ни горестно это признавать, но сейчас я наверстываю те годы, что потратил, не решаясь писать, а жена говорит, что у меня улучшилось расположение духа».

На самом деле, совсем не удивительно, что Карл стал более жизнерадостным. Писатель, который пишет, всегда счастливее того, кто переживает творческий кризис. И Реджина, и Карл теперь постоянно используют метод «выкраивания» времени.

«Я написала семьдесят страниц, работая урывками по двадцать минут, – рассказывает Реджина, – и убедилась: все, что нужно, чтобы достичь результата, так это отставить в сторону скептицизм и выкроить немного времени».

Духовный костоправ

Утренние страницы помогают расставить приоритеты на день. «Начни с главного», – учат они. Переходя от одного занятия к другому в течение дня, вы вдруг понимаете, что попросту «делаете то, что требуется», – не пытаясь увиливать, не пытаясь тянуть время, а плавно переходя от одного дела к другому. Вместо того чтобы спорить, вы беретесь за следующую вставшую перед вами задачу. Вы действуете уверенно, словно скаковая лошадь, которая берет одно препятствие за другим, перепрыгивая через очередной барьер.

Ведение утренних страниц требует времени, но зато они помогают нам экономить его в течение дня. Нам больше не приходится устраивать себе «умственные перекуры», чтобы решить, за что взяться. Мы уже знаем, что следует делать: то, что требуется. С помощью страниц мы отсеиваем важное от второстепенного. Все пустяковое мы отметаем, фокусируясь на том, что действительно имеет значение. Мы не тратим время попусту, занимаясь тем, что несущественно. Нет, начав вести страницы, мы учимся правильно расставлять приоритеты.

Я много раз говорила, что утренние страницы – это «верный способ избавиться от созависимости». Под этим я подразумеваю, что они учат нас направлять свою энергию на собственное благо. Нас больше не отвлекают чужие заботы. Мы занимаемся своими делами. Мы больше не растрачиваем свои творческие силы, пытаясь угодить окружающим. Вместо этого мы учимся угождать самим себе, отдавая приоритет собственным нуждам и желаниям. Зачастую людей поражает хотя бы то, какое огромное количество энергии к ним возвращается. Она снова в их распоряжении, и они вольны обращаться с ней по своему усмотрению. Многим ничего подобного прежде испытывать не приходилось. Мы так привыкаем помогать другим, что порой нам страшно помочь самим себе.

Утренние страницы учат нас ценить себя. Они играют роль духовного костоправа, который помогает нам сфокусироваться на собственных мечтах, надеждах и стремлениях. С каждой новой страницей мы все лучше понимаем, как найти свой «истинный север», а наши искренние желания подталкивают нас действовать в собственных интересах. Мы начинаем замечать, что в течение дня не раз оказываемся в «точке выбора», когда представляется возможность поступить так, как будет лучше нам. Утренние страницы учат здоровому эгоизму. Многим такое поведение кажется дерзким.

«Чего я хочу? К чему стремлюсь?» – такими вопросами мы задаемся. Обнаружив отклонение от истинных стремлений своего сердца, мы учимся ловить себя на этом и корректировать заданный курс. Выпускать «стрелы желаний». Мы идем к тому, чего на самом деле хотим, чувствуя волнение и удовлетворение, когда попадаем в яблочко. И – повторюсь – все яснее осознаем, что следует делать дальше. Мы целимся сердцем и попадаем в десятку.

Перфекционизм

Своим студентам я задаю один простой вопрос: «Скольким из вас кажется, что вам мешает перфекционизм?» Лес рук. Почти всем знакома эта проблема.

Черновик должен быть написан начерно, но мы редко себе это позволяем. Нет же, мы стремимся к совершенству. Хотим, чтобы наш черновик был безупречен. Это очень прискорбно, ведь перфекционизм – враг искусства: он душит творческий порыв. Вместо того чтобы дать себе полную свободу, мы обременяем себя тягостными стандартами, которые не оставляют права на ошибку. Трудно написать хоть что-то, без конца подыскивая идеально подходящее слово. Своими беспощадными требованиями мы ставим подножку самим себе. Представьте: закат и розовеющие горные вершины. Вместо того чтобы попросту написать это, мы силимся идеально передать, как выглядят горы. Свет заходящего солнца осветил горные вершины. Или «осветил» – не самое подходящее слово? Может, лучше сказать «озарил»? Или нет? Мы начинаем спорить с самими собой, а солнце тем временем закатывается за горизонт, и горные пики растворяются в темноте. Воистину, перфекционизм – враг творчества, враг свободы, враг плодотворной работы.

Журналистка по имени Пеги работала над статьей, и без конца ее переписывала. По мере того как приближался срок сдачи, она нервничала все сильнее, и перфекционизм выпускал свои острые когти.

«Пора заканчивать, – переживала Пеги, – а я не могу сдвинуться с мертвой точки». Она поняла: ее собственный перфекционизм загнал ее в угол. Я посоветовала ей испробовать метод из книги «Путь художника». Нужно было пронумеровать строки и пять раз быстро закончить следующую фразу: «Если бы мне было не обязательно формулировать эту мысль идеально, я бы сказала…» Ей удалось четко выразить, что именно она хотела написать.

«Это способ обмануть внутреннего критика, – объяснила я. – Важно делать это быстро».

Я рассказала ей, что внутри каждого из нас живет критик – своего рода забияка со школьного двора, который обесценивает наши старания, причем обычно, мягко говоря, весьма некультурно. Она рассмеялась: ей это было знакомо.

«Если вы столкнулись с трудностями в работе над книгой, попробуйте эффект неожиданности: нападайте в тот момент, когда она меньше всего к этому готова».

Герберт Уэллс

«Да, тот самый голос в моей голове, который твердит: ты скучная, ты глупая, – сказала она. – Ты права. Я бы с удовольствием велела ему заткнуться».

«Юмор помогает», – ответила я. Она хохотала, чувствуя, как ее перфекционизм исчезает на глазах.

«А ведь мой критик, похоже, довольно глуп! – воскликнула она. – Я ему отвечаю: нет ничего идеального, так что оставь меня в покое».

К удивлению Пеги, ее внутренний критик отступил.

«Это обыкновенный хулиган, – сказала она, – а всем известно, что, если дать хулигану отпор, он пойдет на попятный».

Я сказала Пеги, что отныне ее перфекционизм не правит бал.

«Ты права, – ответила она, – оказывается, не так уж и сложно от него избавиться. Спасибо за совет».

Временами внутренний критик подает голос, называя наши идеи избитыми. Но мы учимся отвечать ему словами: «Спасибо, что поделился своим мнением, но я, пожалуй, продолжу писать».

Наш внутренний критик и впрямь похож на хулигана со школьного двора, и когда мы даем ему отпор, он перестает казаться таким сильным, прямо как задира, который отстанет, стоит лишь постоять за себя.