Текст книги "Волна. Лето, зима, весна… и снова…"

Глава 17

Ночь была безумной и чувственной. На соседей плевать. Так и не посмотрели город, зато большую часть времени провели близко друг к другу. А вот подготовиться нужно было лучше и продумать все до мелочей, чтобы никаких случайностей. Мы могли провести романтический вечер в каком-нибудь уютном месте, а вместо этого провели его на вокзале в «Макдоналдсе». Но это уже позади. Все в ней откликается на каждое мое прикосновение. Только я и она. И в соседней комнате никого. И квартира не съемная. И нам хорошо. А могло все рухнуть как карточный домик. Но она прижимает меня к груди так нежно, как женщины прижимают своих детей, и я целую ее. Это другой язык – язык тела, и в нем Лена красноречива. Она позволяет и принимает. Не могу без нее, не могу без этого!

С Леной у меня все серьезно. Мне нечего скрывать. Она любовь всей моей жизни. Все по-настоящему. Я могу ответить на любой ее вопрос. Любой! Но она ни о чем не спрашивает. А на мои вопросы не отвечает. Осталась ее футболка. Пахнет духами. Вдыхаю ее запах. Все частоты настроены на нее.

Основная причина всех ссор – дефицит внимания. Источник конфликта обычно кроется здесь. Тот, кто ссору затевает, старается получить больше внимания. Затеяла Лена. Но мое внимание и так приковано к ней. Это совершенно точно. И Лена не может этого не чувствовать. Тогда в чем дело? Почему началось то, что началось? Она уехала, но за это время в душе моей что-то успело надломиться. Хочется стереть эти два дня из памяти. Отмотать пленку назад, и все начать заново. В Киев она больше не приедет. Когда уезжала, поцеловала меня в щеку. Это был короткий и сдержанный поцелуй. Выходит, все было напрасно. Ей не понравилось. И с таким ощущением она уезжает. Наверное, разочаровалась. Город мы все-таки отправились смотреть рано утром. Успели прогуляться по Андреевскому и по набережной, заглянули в Киево-Печерскую лавру и возвращались через Родину-мать. О вчерашнем происшествии ни слова. Утро и день вышли насыщенными. Есть фотографии. А вечером я провожаю Лену домой. Она уже в вагоне. На перроне пассажирам стоять запрещено, меня и к ней уже не пустят. Именно сейчас хочется понять, с каким чувством она уезжает. Для этого нужно видеть ее глаза. Но это невозможно. Тогда я заказываю и оплачиваю у проводницы для Лены кофе. Принести прошу, как только поезд тронется. Называю место. У Лены с собой бутерброд. Кофе, хоть и из пакетика, но будет очень даже кстати.

Поезд дернулся и пополз от меня прочь. Постепенно набирая скорость, превратился в маленькую точку, а затем и вовсе исчез. Провожать сложнее, чем уезжать. Опустел родной город, и предстоит вернуться в пустую квартиру. А так не хочется! От Лены пришло сообщение, и настроение сразу же изменилось. Целый вечер мы переписывались. Так гораздо легче.

Скоро праздники, и мы снова увидимся. Друзьям кажется, что это происходит постоянно. Так и есть, но хочется еще чаще. В Минске все иначе, не так, как здесь. Это мой мир, а там – ее, и я начинаю к нему привыкать. Когда я в Минске, я не работаю и, соответственно, не зарабатываю. Для этого нужно находиться здесь, в Киеве. Но я не сдаюсь и продолжаю придерживаться ранее составленного плана. Результат обязательно будет, вот только когда? Потому что мне нужно уже сейчас. Того, что есть, мало. Если и дарить ей себя, то нужно приобретать ценность. А пока продолжаю свое собственное обучение и еще беру несколько учеников дистанционно. Перенос занятий всегда возможен и это плюс.

Скайп по-прежнему выручал. А вот ссоры в пространстве онлайн с Леной продолжались. Как обычно, Лена ничего не объясняла. И сдвинуться с места было сложно. У нас даже появилось выражение: «пришли ослики». Дома у Лена на ее тумбе жил тряпичный ослик. Его ей Натка подарила. Бывало, к Лене приходил один этот ослик, а бывало целая компания.

– К тебе ослик пришел?

– Пришел, – отвечала Лена.

– А хочет что? Зачем пожаловал? Может, прогонишь? Наверное, не один пришел, друзей прихватил?

В конце концов острые углы как-то получалось сглаживать. Причина так и оставалась неясной. Подыскивая тому какое-то объяснение, приходится останавливаться на одной и той же версии – расстояние. Через компьютер нельзя обнять. А то, что мы слишком разные, Лена стала повторять чересчур часто. Она видела, как это на меня действует, и все равно говорила. Когда она настаивала на этом слишком сильно, на следующий же день видела меня на пороге своей квартиры.

Я не вовремя. У Лены балансы. Завтра двадцатое число. Не мешаю. Тихонечко лежу рядом. И спать мы ляжем вовремя. Завтра она обещала взять меня с собой в налоговую. В офис Лена, наверное, не пойдет. Режим Лены мне известен. В полночь отбой. Но она еще не выключает свет. Уже половина первого. Это только сегодня. Нужно все закончить. Я люблю поздно засыпать. Что-то из детства. Не люблю, когда день заканчивается. Всегда грустно. Любимый день недели – пятница. Это завтра. Всегда можно долго не спать, и потом целый свободный день впереди. Обожаю. Да еще и с Леной.

Мы шли по улице недалеко от дома. Ежевечерняя прогулка перед сном. Так любит Лена. Когда мы поравнялись с табличкой «Нотариус» на одном из зданий массива, Лена остановилась. Офис в жилом доме, отдельный вход с улицы. У нас такие на каждом шагу.

– Нужно будет зайти. До которого часа они работают? – и Лена подошла ближе, чтобы разглядеть дни и часы работы офиса.

– Зачем?

– Завещание написать. Хочу все переписать на детей, а то мало ли что…

– В смысле? Мало ли что, это что?! – она не могла сдвинуть меня с места.

– Идем.

– Нет, мы никуда не идем, пока не объяснишь.

– Нечего объяснять.

– Прости! Нечего объяснять? Ты серьезно?

– Абсолютно, – Лена действительно не собиралась ничего объяснять.

У меня тут же пропало настроение. Ничего себе заявление. С чего бы это? А вообще, в определенные периоды жизни с людьми такое случается. Они вдруг впадают в меланхолию. С утра все вроде бы было хорошо. Настроение у нее изменилось только сейчас или раньше, и она умело скрывала это от меня? И работать собирается дома, а такое возможно только при наличии больничного.

– Лена, ты что-то от меня скрываешь?

– Все нормально. Не обращай внимания.

– Ты действительно считаешь, что я могу не обращать на это внимание?!

– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?

– Ты издеваешься надо мной, что ли?

У меня уже не получалось ни говорить, ни вести себя спокойно. Безумно хотелось поверить в то, что это просто момент и за сказанным ничего не стоит.

Мы обнялись, и только после этого пошли дальше. Но уже держась за руки. Только так и никак иначе. В ее голосе слышались энергичные нотки. А у меня кошки на душе скребутся. Этим вечером вместе мы не заходили разве что в туалет.

– У тебя появился хвостик, это я, – она не возражала.

Теперь я обращаю внимание на все. Иногда у Лены пропадает голос. И это не из-за простуды. Он становится слабеньким, и, если она все равно пытается говорить и продолжает напрягать связки, голос исчезает вовсе. Она обращалась в поликлинику и ее направили к фониатру, к специалисту, которого у них в наличии нет. Еще по ночам она плохо спит. Без меня всегда просыпается. Пару раз при мне ее левую ногу свела судорога. Это повторялось и после. Тренажерный зал она не посещает, поэтому перенапряжение мышц исключаем. Не беременна. Обувь вроде удобная. Положение во время сна тоже. Не хватает каких-нибудь минералов или нервное перенапряжение? Склоняюсь ко второму. Но я не врач.

Весь понедельник мы провели дома. С Леной полный порядок. Просто не ходила на работу. Это очень хорошо. Работать на дому приятнее. А для меня праздник. Я могу ухаживать за ней, варить кофе, приготовить обед и очень часто целовать. Любые расспросы о состоянии ее здоровья Лену злят. Довод убедительный – программирую ее на плохое. На меня это действует, и от меня больше о ее здоровье не слышно ни слова.

В дверь позвонили. Открывать пошла Лена. Из прихожей доносится мужской голос. Я сижу в комнате. Не высовываюсь. Похоже, это Савва. Не желаю слышать, о чем они говорят, и не хочу, чтобы он знал, что я здесь. Дверь в комнату прикрыта. Голос Лены ровный. Слышу шаги, и прячусь под кровать, больше некуда. Лена удивленно смотрит на меня.

– А почему ты на полу?

– Тише! – шиплю на Лену. – Он там!

– И что?

– Пусть уйдет.

– Ты это серьезно, так и будешь на полу лежать?

– Да!

Лена пожала плечами, достала из тумбочки какие-то бумаги и вышла, снова прикрыв дверь. Их разговор длился недолго, хлопнула входная дверь. Вернулась Лена.

– Что это было? Ты чего?

– Ничего. Это чтобы ты не увидела меня с нелицеприятной стороны. И часто он так является?

– Вообще-то нет. При продаже моей «кнопки» возникли проблемы. Нужны были квитанции для страховой.

– Он машину твою продает?

– Уже практически продали. Но вот возникли вопросы.

– Ты дома одна, и он тут как тут.

– Не смеши меня. И брови не хмурь.

– Я не хмурю.

– Я вижу.

– А чего он именно сейчас прискакал?

– Да я откуда знаю? Вот нужно было его и спросить.

– Спасибо. Потом я уеду, а он будет тебя изводить.

– Ты сегодня в ударе. Чудко, что с тобой? Иди сюда.

Подхожу. Прижимает меня к себе. Полное умиротворение. Все, что мне было нужно. Он ушел. Хорошо. Приходил и приходил. Неважно. Она больше не с ним.

Глава 18

Ну вот, стоило съездить в Минск, и все хорошо. Мы уже не ссоримся. Все недоразумения, возникшие в скайпе, решены. В Киеве мне сложно. Проснувшись ночью, тело может пойти не туда. Упершись в стену, понимаю, что дома, а не у Лены. Расположение другое.

Лена написала, что я могу звонить. Это странно, потому что будний день, время рабочее. Значит, она дома. С чего бы это? Звоню. Звук есть, видео нет. Прошу включить камеру. Не включает. Говорит, что сегодня будет так.

– Сейчас будешь меня жалеть.

– Что случилось, Лена?

– Ну, в общем, я дома.

– Так, и? Что случилось?

– Упала.

– Куда упала? Где? Лена, включи видео!

– Просто упала, сознание потеряла.

– Лена, прошу, включи камеру, я хочу тебя видеть, слышишь? Пожалуйста. Ты где? Лена?

Связь прервалась. Интернет пропал. Только не сейчас! Набираю снова. Идет вызов. И снова без видео.

– Леночка, привет!

– Привет, привет. Все хорошо, не волнуйся.

– Все хорошо? Не волноваться? Говоришь, что потеряла сознание, и не показываешься. Мне нужно тебя видеть, прошу. Это на работе произошло?

– Нет, на улице.

– На улице? Ты одна была?

– Мне люди помогли. Чего молчишь? Так, а ну посмотри на меня.

– Я не могу посмотреть на тебя, я тебя не вижу.

– Ты знаешь, о чем я. Посмотри, а ну-ка. Чутка, все хорошо. Почему глаза на мокром месте?

– Тебе кажется.

– Не кажется. Я же слышу.

Стараюсь утереться рукавом так, чтобы Лена не видела. Возвращаю лицо к монитору.

– Леночка, включи, прошу тебя.

– Я здесь и все вижу. Не в лучшем виде сегодня.

– Да разве это важно? Ты в любом виде замечательная, моя Лена. Ты обращалась к врачу?

– Пришлось.

– Что сказал?

– Трещина в плечевом суставе. И низкий гемоглобин. Чуть разбила лицо. Ты где? Опять? Покажи глаза.

– Я приеду, Лена.

– Ни в коем случае! Ты не можешь ездить ко мне каждый день.

– Я не каждый день.

– У меня все есть. Нужно купить специальную повязку, засовывать в нее руку и фиксировать, чтобы срасталось. Взяли анализы. Все проверили. Буду дома.

– И я буду с тобой.

– Послушай, я же не инвалид. Все нормально. Ничего страшного не произошло. Сотрясения нет, и есть вторая рука.

– И что, мне сидеть здесь и ничего не делать?

– Ничего и не нужно делать. Если хочешь помочь, не приезжай.

– Я обнимаю тебя.

– Я знаю, я тоже тебя обнимаю.

– Если тебе что-нибудь нужно, ты только скажи. Я сразу же приеду. Мне ничего не стоит. Я буду стараться не мешать тебе. Это все из-за твоей работы. Ты много работаешь. Ты не много, а все время работаешь. Ладно, прости. Я просто не знаю… Нужно что-то делать.

– Чудко, ну успокойся. Не расстраивайся так. Уже все в порядке.

«Чутка», каждый раз меня веселило это слово, оно мне слышалось именно так.

– Вот, ты уже улыбаешься.

– Ты была на какой-то улице, одна, а меня рядом не было.

– Ты опять? Лучше улыбайся. Мне так больше нравилось.

– Будешь слушать доктора и делать все, что скажет?

– Буду.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Хорошо. Смотри, ослика к себе не пускай, ладно? Целую тебя, Лена.

– И я тебя.

Мы говорили с ней по скайпу каждый день. Лена уже включала видео. Совершенно не слушается. Повязку надевает редко. Только на ночь. Но чувствует себя хорошо. Работает дома. На улицу пока не выходит. Как же я люблю ее. Скучаю. От нежности хочется плакать. Скоро приеду и обниму ее.

Рука срослась. Не болит. Но Лена отговаривает меня приезжать. Не знаю, в чем дело. Спрашиваю, не говорит. Как обычно. Мне уже невтерпеж. После этого случая хочется обнять ее, как никогда ранее. Поэтому не слушаю ее и приезжаю. Лена меня не ждала. Думала не приеду. Она серьезно могла так подумать? Сердится на меня. Не пойму, в чем дело. Предлагает остаться дома, но мы садимся в машину и куда-то едем. Лена не говорит куда. Что-то не так. Чувствуется напряжение. Разрядить обстановку не получается. Я действительно не понимаю, в чем дело.

Приехали мы в больницу. Лена никому и ничего не собиралась говорить. И это не в связи с плечом, а по другому вопросу.

– Пустяковая операция по-женски, – не вдается в подробности Лена. – В поликлинике направили.

– Операция? Что еще за операция?

– Сегодня вечером уже буду дома, – собирается отправить меня.

– Дети знают, мама?

– Не вздумай. Никому ничего не говори.

– Ладно. Но я пойду с тобой.

– Это как? Туда не пускают.

– Это мы еще посмотрим! Идем.

У центрального входа снег тщательно расчищен. Но нас направляют в приемное отделение, а оно с другой стороны. Лена протягивает направление. Перед нами женщина, тоже поступает в стационар. Она отдала мужу верхнюю одежду и ушла вслед за сотрудницей в халате. Я собираюсь Лену сопровождать. В приемной удивляются и отвечают, что у них так не принято. Подниматься в палату нельзя. Только пациентам. Стою на своем. Затем требую. Работники переглядываются. Спрашивают, кем я прихожусь Лене. Говорю, что из Киева и никуда отсюда не уйду. Они совсем сбиты с толку. Предлагают Лене дать свое согласие, и тогда они впишут меня в журнал. Но тогда в случае чего информировать будут не родственников, а меня. Лена согласие дает и ставит свою подпись.

Хорошенькое дело, Лену куда-то забирают, я не знаю куда. И еще одна новость – будет общий наркоз. Ее оставляют на ночь. Операция завтра с утра. Лена была не в курсе. Значит, сегодня она домой не вернется. Как человеку, приехавшему специально из другой страны, мне разрешено подняться к ней в виде исключения. Сразу бы так.

Так мне спокойнее. Я хотя бы точно знаю, где Лена проведет эту ночь, в какой она палате и кто у нее соседи. У нас в больницах не так. Лекарств не нужно, денег не нужно, всем обеспечат и все необходимое выдадут. Нет никакой надобности прибегать родственникам или друзьям и оббегать все близлежащие аптеки в поисках всего выписанного лечащим врачом по списку. В него входят даже спирт и шприцы.

Домой я возвращаюсь без Лены, на автобусе. И это очень странно. И в ее комнате я без нее. Телевизор смотрю, потому что так обычно делает она. Под него и усну. А с самого утра к ней.

Нужно купить бахилы. Делаю это и беспрепятственно поднимаюсь в палату. Никто меня ни о чем не спрашивает. Кроме пациентов и персонала, здесь никого. Для посещений отведено определенное время, в которое пациенты спускаются вниз в вестибюль, если состояние позволяет. Но пусть это касается остальных, не меня. Здесь моя Лена, и мне плевать на правила!

Время обеда, а Лену никто еще никуда не вызывал. Сказали – ждите. В три часа в палату вошла медсестра, назвала фамилию, номер кабинета и этаж. Мы спустились. А перед кабинетом очередь, как на прием в поликлинике. Возможно, мы что-то не так услышали. Но оказалось, что все верно, это здесь. Садимся и вместе со всеми ждем. С Леной я, с остальными никого. Нервничают все, но виду стараются не подавать. Я Лену отвлекаю, мы разговариваем.

Зашла первая пациентка. Минут через пятнадцать-двадцать все закончилось, и женщину, еще не отошедшую от наркоза, медсестра катит в палату. Сразу же вызвали следующую. Странно и не очень понятно, и, похоже, не только мне. Это какая-то стандартная для всех процедура под общим наркозом? Почему всем делают одно и то же? Выкатили вторую, затем третью. Перед нами еще несколько человек. Через приоткрытую дверь вижу женщину в халате. Худощавая, с крысиным хвостиком. Главная вроде бы она. Мне совершенно не нравится этот конвейер. Но своими сомнениями я только волную Лену. А моя задача ее успокаивать. Следующая пошла. Осталась всего одна женщина и мы. С ней мы разговорились. Оказалось, она родом из Украины, когда-то жила в Донецке. Почему-то меня это не удивляет. Теория о том, что украинцы более общительны, подтверждается. Она так же, как и мы, не очень понимает, что ей будут делать и зачем, но, как все, ждет своей очереди. Пытается шутить. Мне кажется, что я волнуюсь больше, чем они обе вместе взятые. Я не хочу, чтобы это произошло и с моей Леной! Тем более что Лена о своем гинекологе не раз отзывалась как об особе молодой и совершенно некомпетентной! Тогда почему мы здесь?

Пациентов вывозят и перекладывают на другие носилки словно бревна. Они раздеты, сестра лишь подкладывает под них резиновые пеленки. От наркоза отходят медленно, и им не до того. Зрелище не очень. Я обнимаю Лену. Женщина из Донецка нам симпатизирует. Спрашивает, как мне удалось сюда пройти, потому что ее мужа не пустили. Отвечаю, что, когда дело касается Лены, у меня появляется способность проходить сквозь стены. В подтверждение моих слов Лена кивает. Женщина говорит, что была бы не против такой поддержки. Мы обещаем, что позаботимся о ней, проследим, чтобы все было нормально. Ее это немного приободряет, но волнение нарастает. Представляю, как Лена сидела бы здесь без меня и смотрела бы на всех этих женщин, которые в кабинет заходили сами, а из кабинета их выкатывали в таком вот состоянии. Второй час уж как мы здесь. Лена следующая.

Похоже, успокаивать сейчас придется меня. Не хочу ее туда отпускать. Понимаю, что толку от меня в этой ситуации мало. Возможно, без меня Лене было бы даже легче. И все же хорошо, что я здесь. Я о ней позабочусь. С ней не будут вести себя так, как с остальными. Я прослежу. Если бы можно было пойти с ней или вместо нее! Выкатили нашу новую знакомую. Все прошло хорошо. Она в норме. Уже очнулась. Сестра называет ее по имени несколько раз, громко. Осталась только Лена. Ее уже зовут. В последний момент снимаю с шеи свою веревочку и надеваю на Лену. Говорю ей, что это моя энергия и будет ее охранять. Она вошла, не мешкая.

Жаль, что у меня с собой нет чего-нибудь крепкоалкогольного. Понимаю, что настоящее мое беспокойство только началось. Безмолвные и недвижимые тела женщин все еще стоят перед глазами. О гигиене никто не заботится, поэтому и наблюдатели им не нужны. Не получается больше ни сидеть, ни стоять. В коридоре никого. Меряю его шагами. Выходя, кто-то из персонала оставил дверь приоткрытой. Я уже возле нее. Через щель вижу Лену, она лежит на столе без движения, глаза закрыты. Кажется, наркоз уже подействовал. Ненавижу того, кто с ней это делает. К Лене подошла та самая с крысиным хвостиком, которая всем подряд что-то там разжимает и отсекает. Она стоит ко мне спиной. Затем дверь прикрыли.

У всех все прошло нормально, без происшествий. Значит, и повода для волнений нет. Хотя общий наркоз – всегда риск, ведь по существу это искусственная кома. К тому же пока неясно, чего ради Лена через это проходит. Теперь я ненавижу ту девицу в поликлинике, которая направила ее сюда. Уже ругаю себя за то, что Лена сейчас там у них на операционном столе. Перед тем как отправлять ее туда, нужно было все узнать, проверить, проконсультироваться еще с кем-нибудь. Как же долго тянется время. Мне уже кажется, что Лена находится там дольше, чем остальные. От таких мыслей кровь приливает к лицу. В телефоне у меня есть часы. Пятнадцать минут еще не прошло. Вот! Уже! Все закончилось. Даже раньше! И медсестра здесь. Вывозят. Подбегаю. Лена крепко спит, не просыпается. Ни с кем такого не было. Вместе с нянечкой аккуратно перекладываем Лену на носилки, не так, как других. Подкладываю чистую простынь и прикрываю ею сверху. Нянечка говорит с Леной, как делала это с остальными.

– Просыпаемся. Открываем глазки. Просыпаемся.

Но Лена не просыпается! Не шевелится! Нянечка спокойна. Не обращает внимания, не всматривается и не прислушивается. Катит себе. Мы в лифте. Спрашивает этаж и номер палаты. В лифте горит свет. Лицо Лены кажется бледным. На шее мой шнурочек. Я не вижу дыхания, оно есть вообще?

– А это нормально? Она не просыпается! Лена? Слышишь меня? Леночка?

– Проснется.

– А так с кем-то уже бывало? Они все в коридоре просыпались. Лена!

Нянечка не обращает никакого внимания ни на меня, ни на Лену. В конце концов она не врач и вообще, может, в этом не разбирается. Нужно что-то делать, сказать врачу?! Меня охватила настоящая паника. Но нужно было выйти из лифта и помочь выкатить носилки. Мы на своем этаже. По коридору прошел врач. Ее палата. Перекладываем Лену на кровать. Она так еще и не проснулась. Но, прижавшись к грудной клетке, я уже чувствую ее дыхание. Так спокойнее, но не намного. Не проснулась Лена и через двадцать минут, и через полчаса. Те, кто с нами в палате, говорят, что это ничего, пусть спит. Сижу на кровати, не отхожу от нее ни на секунду. Целую в щечку. А она просто спит. С наркозом явно переборщили. А должны были спросить, как она реагирует на алкоголь, но не спрашивали. А ведь Лена спиртное пьет очень редко, и если выпьет, то сразу же пьянеет.

Спала Лена где-то час, а потом начала плакать. Глаза прикрыты. Прижимаю ее к себе, целую, говорю с ней. Ничего не помогает. Слезы катятся у нее из глаз. Всхлипывает, как ребенок, и плачет горько. Не знаю, что делать, в растерянности оглядываюсь по сторонам. Соседка говорит, что это нормально. Так Лена отходит от наркоза. Она еще не проснулась и плачет во сне. Никогда раньше не приходилось такого видеть. Мне не известно, как отходят от наркоза. Понаслышке только. Уже разные мысли лезут в голову, например, что ей больно, а она не говорит мне. К счастью, это не так. Но плачет по-настоящему, и это разрывает мне сердце. Ее реснички намокли, веки чуть подергиваются. Беру ее за руку, прижимаю к губам, глажу, утираю слезки. Они все еще текут рекой, и меня она не слышит. Пару раз ее глаза приоткрылись, но тут же закрылись снова.

Наконец Лена открыла глаза и увидела перед собой меня. Целую ее в мокрые щеки, держу за руку, называю ласково по имени. Она и правда сонная. Смотрит на меня еще какое-то время, потом рукой щупает под собой. Поднимаю одеяло. Много крови. Нужно сменить пеленку или вымыть эту. О том, что она непромокаемая Лена не знает. Объясняю ей. Прошу не волноваться. Всем выдают, но если бы мы знали, купили бы такую свою. Ведь они многоразовые и уже использовались. Но никто даже не спрашивал.

Лене нужно в туалет. Помогаю ей подняться. У нее совсем нет сил. Ей плохо. От наркоза отходит тяжело. Хорошо, что я здесь и могу ей помочь. Мы идем в душ, ей сложно стоять, и я ее поддерживаю. Столько крови – это нормально? Никто не приходит, ничего не контролирует, проснулась ли, какова степень кровотечения. Ей нужно лежать. Возвращаемся в постель. Во мне надобность пока отпадает. Лене нужно отдыхать. В коридоре есть диванчики. На одном из них лежит девушка. Не хватило места в палате. Не хочется ее смущать, но и уходить я пока не собираюсь. Вдруг Лене что-нибудь понадобится. Да и не плохо бы узнать у врача, как все прошло.

Уже вечер. К Лене так никто и не подошел. Дежурная медсестра сказала, что спросить мы сможем только завтра на обходе. Пока могу сбегать за минеральной водой. Продается внизу. У Лены порозовели щечки, она хочет пить. Мне все еще неспокойно, но уже не настолько. Я с ней до самого закрытия больницы. Мы договорились, что я помашу ей в окно. Она уже может к нему подойти. И ей хочется. Значит, все хорошо.

На улице снег, скрипит под ногами. Оббегаю корпус. Окна ее палаты с другой стороны. Ищу их. Так сразу сложно определить, где они. Вижу ее силуэт. Подойти ближе не получится. Прыгаю на месте, машу ей. Лена машет мне в ответ. Только теперь чувствую накопившуюся за день усталость. Напряжение отступило только сейчас. Мне все еще тревожно и не хочется уезжать. Если можно было бы здесь ночевать. Мы говорим по телефону, и я вижу ее в окне. Голос бодрый. От сердца отлегло. Но все равно видеть ее и говорить с ней хочется как можно дольше. При мысли, что мне сейчас предстоит возвращаться домой без Лены, становится как-то не по себе. Она наберет меня позже, если не будет спать.

Бреду на остановку. Идти нужно к трассе, через лес. Автобус ходит по расписанию. Минут через двадцать должен быть. Я не против и подождать, ведь Лена здесь неподалеку. Автобус почти пустой. Ехать долго.

Ключи у меня есть, Лена дала. Дети дома, в своей комнате. Сидят за компами, о маме ничего не спрашивают. Воспользовавшись случаем, заказали себе пиццу. Знаю по пустой коробке на кухне. Это вместо приготовленных Леной тридцати трех блюд. Сдавать малых маме я, конечно же, не стану. Мы говорим по телефону, и Лена спрашивает, ели ли мы суп. Говорю, что ели и что очень вкусный. Давно пора бы проголодаться, но аппетита нет. Беру из холодильника пару сырков и делаю себе чай. Снова включаю телевизор. Хорошо, что я здесь. Еще всего одна ночь, и Лена вернется.

Путь к палате свободен, никто не останавливает. Направляюсь сразу же к Лене. Она не спит. Обрадовалась. Обнимаю ее, она меня. Говорит, что спала и все нормально, обошлось без происшествий. По утрам здесь все иначе, все бегают, жизнь кипит. Врачи на месте. К Лене еще не приходили. Мерила температуру, тридцать шесть и шесть. Ждем обхода.

Пришла молодая девушка-врач. С каждой пациенткой она провела какое-то время. Внимательна ко всем, задает вопросы, слушает, подробно все объясняет. С Леной она тоже говорила, без меня, я в коридоре. Обход окончен.

– Ну что?

– Я не знаю.

– Что она сказала?

– Сказала, что сегодня выпишут.

– Отличные новости! Значит, все в порядке! Мы тебя забираем отсюда?

– Да.

– Иди ко мне, обниму тебя крепко-крепко, – Лена придвигается ко мне, и я обнимаю. – Ну а еще она что-нибудь говорила? Что это было вообще? Почему это делают всем?

– Я не знаю.

– Ты не спрашивала?

– Нет.

– Почему? Мы же договорились, что ты все подробно узнаешь. Так, значит, идем к ней снова.

Медсестра сказала, где ее искать, назвала имя и фамилию. В ординаторской ее не оказалось. Вскоре она появилась и любезно согласилась с нами поговорить. На наши вопросы она ответила не сразу. Заглянула в записи. Немного смутившись, сказала, что в поликлинике ошиблись. Того, что сделали, делать было не нужно.

– Это заключение хирурга, – добавила она. – Мне жаль. Все бумаги будут направлены заведующей отделением поликлиники. Мы обязательно уведомим руководство. Простите, мне нужно иди. Что-нибудь еще?

– Нет. Спасибо за разъяснения. Больше не задерживаем.

– Всего доброго!

– И вам.

У меня сжались кулаки, а в глазах стояли слезы. Лена выглядела спокойной. Никакой ярости, злости, огорчения. Возможно, она ослабла и ей сейчас не до того. Эту неделю Лена пробудет на больничном. Небольшое кровотечение еще будет какое-то время, об этом предупредила врач.

– Не знаю, что сказать! Если ты дашь мне ее фамилию, я ее убью! Я разнесу ее кабинет, а ее выброшу из окна!

– Сейчас она в отпуске.

– Вот коза! Ты значит в больнице, а она в отпуске! Тем хуже для нее! И кстати, если бы мы не спросили, так и не узнали бы! Круто у вас тут, конечно, все. Отличный сервис. Зато бесплатно!

– Ладно, что уже…

– Ладно?! Ладно?! Да я ей не знаю, что сделаю! Сама у меня всю эту процедуру пройдет. Да и мы могли бы перепроверить еще раз перед тем, как все это затевать. Тоже виноваты значит! Все из-за меня!

– Ты-то здесь причем?

– При том! Нужно доверять своей интуиции! Не хотелось мне тебя туда пускать! А потом думаю, не буду накручивать, волновать тебя. Что, если только время потеряем, а наверняка так ничего и не узнаем. Но были же у меня эти сомнения, и не зря. И ты говорила, что она не очень. И конвейер этот, до сих пор не понимаю, что они там вам всем делали! Странно это все.

– Давай руку. Держи меня, скользко.

– Держу, держу, сокровище мое. Не знаю, есть и положительный момент, наверное? Это то, что у тебя все нормально было, как оказалось. Но общий наркоз, не шутки же! И нормально они тебе его так. Тебя же не спрашивали, как ты пьянеешь?

– Не спрашивали.

– А должны были! Тоже их косяк.

– Машинка моя!

– Да, ждала тебя, одиноко ей здесь было. И мне.

– Я знаю. Спасибо тебе. Ты так за меня…

– Конечно я за тебя, родная моя, ты же моя любимая Лена! Леночка! Люблю тебя! Люблю! – обнимаю ее и вот-вот заплачу.

Хозяйка прогревает свою замерзшую машинку. Как же хорошо, что мы уезжаем отсюда. Лена за рулем. Во дворе есть свободное место, прямо перед окнами. Не придется переставлять. Мы дома! Лена дома! Всю ночь обнимаю ее, а она прижимается ко мне спиной.