Текст книги "Акционерное общество женщин"

– Ах, извините, пожалуйста. Но к чему сейчас обсуждать сельское население?

– Я давно хотела сказать, но забывала… Я уже не помню когда, случайно посмотрела какой-то выпуск этой чумовой передачи «Пусть говорят». Там сельские тетки пожгли односельчанку за то, что она приваживала мужиков. Что она с ними делала – не ясно, просто ли ублажала или из семей уводила, не помню, но все мужики окрестных сел были ее. Главное в том, что вся информация о ее, так сказать, проделках растекалась по окрестным селам через Интернет. Через Интернет, понимаете?! Тетки вокруг пятидесяти, несмотря на нищету, в которой живет деревня, сидят в чатах, фейсбуках, твиттерах, одноклассниках и общаются. И когда все это в передаче выплеснулось, сам ведущий – Малахов – был в шоке от проникновения Интернета в российскую глубинку. Это я к тому, что приход к нам Елены Прохоровны надо пиарить по Интернету: и дешево, и концов не сыщешь. Интернет как способ продвижения филиалов в глубинку.

– Мы с темой Елены Прохоровны покончили, что ли, так я понимаю? – спросила Алена. – Тогда я подвожу итог. Работаем с ней по намеченному плану. Катька, давай команду закрывать «Раздоры» на майские праздники под супер-ВИП-клиента. Предлагаю на этом на сегодня поставить точку…

– Домой торопишься? – не удержалась Катька.

– Пошла ты в жопу, – беззлобно ответила Алена. – Просто Интернет, глубинку и все остальное можно обсудить завтра. Соберешь Правление, и обсудим.

На следующий день секретарь Правления Таня всех вызвала к одиннадцати. Кыса повторила историю о поджоге деревенской Мессалины, а Катька объявила:

– Обсуждаем быстро и продуктивно вопрос Интернета и глубинки.

– Ты, Кать, мое мнение знаешь. Извлечь из глубинки сколь-либо значимые клиентские деньги – это утопия.

– Скорее всего, – сказала Катька в задумчивости. – А если, как призывала Полина, посмотреть на это как на формирование общественного сознания? Интернет денег много не съест, по крайней мере по сравнению со всем остальным, почему не попробовать? А массовость этой формы пиара – вне зависимости от того, подтянется к нам глубинка или нет в виде клиентуры, – это при любом раскладе укрепление имиджа, наших позиций. Глубинка сама по себе денег не принесет, но задача – добиться, чтобы философия АОЖ, тот образ жизни, которые мы продвигаем, все женщины стали считать насущной необходимостью. Тогда все мало-мальски состоятельные из них придут к нам за страховкой, даже в ущерб покупке нового дивана в ИКЕЕ. Не говоря уже о тортиках, плюшках и особенно водке, несовместимых с пропагандируемым нами образом жизни.

– Ну, Кать, ты даешь, – ухмыльнулся Коля Денисов. – Если это произойдет, хотя бы наполовину, даже на треть, даже на четверть! Представляешь себе, что такое отъесть четверть кондитерско-водочного бизнеса? Нереальные деньги.

– Это разговор. – Алена наконец включилась. – Запустить мощный пиар по Интернету, усилить его по ящику, на первый план в практической плоскости поставить здоровое питание и регулярные разгрузочные дни. Все женщины должны есть одни огурцы, кабачки, каши и треску за полкопейки, отказавшись от сладостей, копченостей, соусов, кока-колы, чипсов и прочей дряни, которая стоит немереные деньги. Одно это продлит им молодость. Все сэкономленное пусть сюда тащат, для своего же блага. Фантастический рост бизнеса.

– Торжество коллективного разума! – воскликнул Влад. – Идеология должна овладеть массовым сознанием. Получит ли она выражение в виде финансовых показателей или нет – это лишь вопрос времени.

– Спасибо за поддержку. Наша философия опровергает ту, которую со времен Аристотеля создавали мужчины, по крайней мере убеждает, что та, «мужская идеология» – не единственная. Идеология всегда отражает интересы определенных классов, как сказал Маркс. Идеологию современного индустриального или постиндустриального общества создали мужчины, и эта идеология отражает их и только их интересы.

– Кать, не испытывай моего терпения Марксом и постиндустриальным обществом, – стукнула кулаком по столу Алена. – Рынок плюшек и водки отъесть – это меня греет, а ваши «просвещение» и «философия» – увы, нет.

– Что ты цепляешься? Я только о том говорю, что это не идеология, а философия, – защищалась Катька. – Потому что идеология всегда служит чьим-то интересам, а наша философия – это истина, которая меняет шкалу измерения. Женщину перестают мерить по мужским стандартам. Пусть мужчинам такая философия не по нутру, но эти «трубачи морали», по выражению Ницше, могут заткнуться, свернуть свою идеологию мужской власти, к которой добавлен фиговый листок равноправия женщин, в трубочку и засунуть себе в одно место.

– А кому хочется чесать руки, могут почесать их в другом месте, автор цитаты известен. – Кыса была в ударе. – Только про Маркса, пожалуйста, без фанатизма. Он всю жизнь занимался своей писаниной на деньги жены Женни и этого пидора Энгельса, а сам тем временем не пропускал ни одной юбки…

– Кыса, может, ты и напишешь «Женскую идеологию»? Я же написала «Алхимию возраста». Подумай о своем вкладе в вечное. Будете с Полиной новыми «трубачами морали», почище Ницше.

«Женская идеология» осталась не написанной, задач и так было под завязку. Алена убедила своих коллег по глянцевому делу, которые уже давно числились в ВИП-клиентках АОЖ «За Гранью», увеличить во всех журналах количество рубрик, посвященных здоровому питанию и чудесным метаморфозам, происходящим с женщинами – клиентками корпорации. Тут же вспомнили про шалаву Настю, Нику, Милану и им подобных, быстренько вернули их на страницы Harper Bazaar, Hello, Officiel и Vogue, демонстрируя их в тех же шортах, ботильонах и вечерних платьях спустя пять лет, показывая, что красота их с годами не только не померкла, а расцветилась новыми красками.

Шалавы возликовали, а прочие фотомодели, почуяв в этом угрозу собственного отлучения от разворотов, начали подтягиваться в АОЖ «За Гранью».

Кыса с веб-мастерами совершенствовала сайт компании, добиваясь, чтобы все богатство их ненаписанной, но такой понятной и истинной философии, или идеологии, по ключевым словам выскакивало на всех сайтах Сети, куда заходят женщины, то есть говоря по-научному – «линковалось»…

Ищет женщина, к примеру, кафельную плитку для новой кухни в Интернете, а тут выскакивает линк: «Обновление дома – путь к обновлению жизни», а там рассказ с картинками о домах клиентов АОЖ «За Гранью», у кого в деревне Молочаевке, у кого в Переделкине, у кого – на Новой Риге. Женщины самых разных сословий и достатка рассказывают о том, как при строительстве дома они поняли, что сами должны находить решения своих интерьеров, потому лучше них никто это не придумает. Точно так же, как никто, кроме них самих, не решит, чем наполнить жизнь, чтобы не требовать от мужей понимания и утешения, которые обретаются совсем в ином месте. От мужей можно требовать только денег на реализацию своих идей, да и то лишь поначалу, ибо клиенты страховой компании «За Гранью» зависят от денег мужей все меньше и меньше.

Газеты, журналы, телевидение все больше втягивались в дебаты о роли женщины в современном обществе, книжные прилавки пестрели новыми книгами во всех рубриках. Стало модно цитировать «Фауста» и Аристотеля. Но настоящей сенсацией стала статья Влада Кумановского под названием «Солнце светит женщинам тускло».

Влад повесил ее в своих блогах на ЖЖ, ФБ и Твиттере, и статья тут же взорвала интернет-сообщество. Тысячи «лайков», перепостов, счетчики рассылок зашкалили за миллионы. С редакторской подводкой о том, как Интернет стал самым массовым каналом распространения востребованной обществом информации, статью не погнушался напечатать в качестве центральной темы номера, в рубрике «Тренды» один из самых модных массовых журналов. Влада стали приглашать для обсуждения статьи многие известные телеведущие.

В общем, статья стала главным новостным событием месяца, а выражение «Солнце светит женщинам тускло» превратилось в народный фольклор.

Основой ее сюжета было явление в гости к Владу самого Томмазо Кампанеллы, автора утопии «Город Солнца», и состоявшийся у них диспут.

Влад объяснил Кампанелле, что его утопия потому и осталась утопией, что была построена на аксиоме превосходства мужского начала. В изображенном им обществе, где мужчины и женщины получают равное образование и одинаково одеваются, женщины оказались одеты как мужчины. А переодеть-то надо было именно мужчин! Влад доказал пристыженному Кампанелле, что его утопия могла бы быть осуществлена, если бы ее автор – как это сделали современные женщины-лидеры, акционеры АОЖ «За Гранью», – понял бы суть истинного лидерства, заложенного в женщине, и помог бы обществу его реализовать. Решающим аргументом в споре, кто более способен к лидерству, стал простой эксперимент.

Кумановский и Кампанелла заставили – всего на одну неделю – всех мужчин страны походить в туфлях на высоких каблуках, как это делают всю жизнь женщины. Дальше в статье у Влада шел такой солнечный апокалипсис, что Кампанелла с его собственным солнцем отдыхал.

Когда мужчины встали на каблуки, выяснилось, что они и шагу ступить не в состоянии. Гаишники сваливали со своих постов, олигархи падали на корпоративах и в приемных министров, к которым они с трудом доковыляли для решения своих меркантильных вопросов.

Государственные мужи, выбираясь из машин с мигалками, падали и ломали ноги перед Белым домом и Кремлем, потому что помогали им охранники в туфлях Jimmy Choo или Manolo Blahnik, а в них, как известно, не разбежишься. И жизнь в стране остановилась…

Статья Влада зажила собственной жизнью, весь июнь шли дебаты на телевидении, где обсуждалось, как всегда базарно, не стоит ли законодательно запретить ношение высоких каблуков, чтобы женщины не чувствовали своего превосходства над мужчинами? В ответ шли выпады, что мужчины хотят отнять у женщин последнее – или предпоследнее, и вообще, доколе можно диктовать женщинам, что для них хорошо и что плохо? В «женской идеологии» надобность отпала естественным путем, потому что простая как репа идея, что общество устроено исключительно для удобства мужчин и его давно пора переделать, овладевала массами.

* * *

– И что это, по-вашему, если не прямая идеологическая диверсия против власти? – Отсмеявшись, Вульф-Бобоевич отхлебнул своего любимого зеленого чая. – Теперь, когда вы сами все реконструировали в памяти, вы понимаете, что сами постоянно называли борьбу за клиентов «борьбой за электорат». Оговорочка по Фрейду, простите за банальность.

– Да, Герман Генрихович, все так, – признала Катька. – Я даже не могу утверждать, что мы этого не понимали. Понимали, конечно. Но как вы сами сказали, логика и последовательность развития нашего бизнеса требовали этого. Теперь на нас спустят всех собак… Что со мной будет?

– Екатерина Степановна, что с кем будет, никому из смертных знать не дано. Вы же сами себя ни в чем виноватой не считаете, не так ли?

– Конечно, мы просто с вами до разговора по существу еще не дошли. Все эти подозрения – полная глупость. Но, извините за вульгарный лексикон, «пришить дело» можно же каждому.

– Да, слабы еще в России правовые основы и система правосудия. Слабы и источены коррупцией. Но дело не в этом. Весь вопрос в том, кому выгодно представить вас виновной, кого вы сумели так разозлить?

– Вы имеете в виду Елену Прохоровну?

– Не в первую очередь, не в первую очередь, Екатерина Степановна, хотя и она свою роль, безусловно, сыграла в гонениях на ваше общество и вас лично. Но тут все и проще, и сложнее одновременно, как всегда. Ваш перфоманс настолько масштабен… Еще не до конца прояснил для себя, кто же именно и каким образом привел в движение этот – теперь я прошу извинения за вульгарность слога – «наезд».

– Я сама не знаю.

– Значит, выясним по ходу следственных действий. Это все, что пока можно сказать. Пора по домам. Завтра встретимся после обеда, выработаем позицию и вперед, на встречу с вашим следователем. А вас прошу только об одном – не волнуйтесь, спите спокойно, можете на ночь выпить пятьдесят граммов коньячку с некрепким чаем и спать, спать. Все должно быть хорошо, Екатерина Степановна, не сомневайтесь, иного нам с вами просто не дано. Да, кстати…

– Еще что-то, Герман Генрихович?

– Ваш Коля… или как его?.. Он посчитал, хотя бы примерно, насколько увеличились продажи страховок после этих идеологических диверсий?

– В течение первого квартала рывок на шесть процентов, во втором – уже на пятнадцать. Мы уже подготовились филиалы по всей стране открывать, для этого и пошли на допэмиссию… А тут все застопорилось…

– А кондитерский и водочный бизнес проанализировать, у вас, наверное, руки не дошли?

– Разве Колю остановишь? Кондитерская просела на девять процентов, водочная на пять, а потребление импортных и отечественных копченостей – почти на десять.

– Видите, сколько вы себе дополнительных врагов нажили! – радостно заключил Вульф-Бобоевич.

Глава 10
Сатанинские происки…

В век сей, из худшей руды сотворенный, ворвались внезапно

Все беззакония; стыд же и правда и честность исчезли,

Место их заступили тогда и обман и коварство,

Разные козни, насильство и гнусная склонность к стяжанью.

Овидий. Четыре века.

Из поэмы «Метаморфозы» (около10 г. до н. э.).

Книга 1. Пер. М. Деларю (1835)

В тот день у главного идеолога власти Опанаса Дубовицкого к полудню раскалились не только все три его кремлевские вертушки, но и собственная голова.

Уже с зимы его терзали и государственные мужи, и союзы предпринимателей, и руководители крупных компаний, и просто друзья-приятели. Все требовали именно от него, Опанаса, решительных действий, ибо он и никто иной был в ответе за стабильность общественного сознания России. Стабильности же в России, причем не только в сознании, но и в жизни, уже год как не было никакой.

Страховой сектор страны бесновался от переманивания клиентов акционерным обществом «За Гранью», которое еще три года назад представлялось посиделками кучки псевдоинтеллектуалок, решивших под старость себя занять доморощенным бизнесом. Весь прочий бизнес содрогался от напора женщин, пролезших когда-то по недосмотру мужчин в правления и советы директоров компаний. И бизнесмены и чиновники доставали Опанаса жалобами на то, что их жены и любовницы не только тащат деньги из семьи в это проклятое АОЖ «За Гранью», но и затыкают рот своим мужчинам немудреными высказываниями, типа: «Молчи, гнида, тоже мне, Аристотель нашелся…» Каналы, радиостанции, печатные и электронные СМИ сетовали, что рекламодатели повалили валом в журналы, издаваемые бабским обществом, на сайты и странички Интернета, которые имели хоть какое-то отношение к темам, раскручиваемым Кысой. Эти рекламодатели и были теми самыми бизнесами, которым АОЖ «За Гранью» было как шило в заднице! Но вели они себя как крысы на тонущем мужском корабле.

Опанас наблюдал за акционерным обществом женщин уже давно, с тех пор, как там набралась первая сотня отборных ВИП-клиенток, о новых непонятных идеях и затеях которых ему – тогда еще со смехом – рассказывали мужья и немужья этих дамочек.

В отличие от других он еще три года назад подумал о том, что это может оказаться началом подрыва устоев, и как всегда оказался прав.

В душе Опанас восхищался замыслом основательниц, диву давался, как это им в голову пришла такая идея. Построить такой гигантский бизнес, и на чем? На женских претензиях к мужикам, на ПМС – как его дочь называет предменструальный синдром, – и на климаксе! Можно только снять шляпу. Но восхищение восхищением, а фактом стало то, что акционерное общество женщин по недосмотру мужчин своими подпольными и публичными, рекламными и социальными сетями, бабским сарафанным радио и хорошо организованной и крепко профинансированной системой продвижения идеи «царства женщин» опутало все общество и одурманивало сознание нации.

Статья «Солнце светит женщинам тускло» стала последней каплей. Бизнесмены требовали усмирения разрушающей экономику бабской компании, мужья и мужчины вообще – обуздания обезумевших баб. Непосредственный же начальник Опанаса…

Этот звонок, касавшийся одной конкретной клиентки компании «За Гранью», заставил Опанаса похолодеть. На фоне этого негромкого разговора крики и истерики мужей и немужей померкли. Он обдумывал разговор, а телефон продолжал разрываться, как будто мог сообщить ему еще что-то новое. Уже и так все было ясно. Но государственные мужи, так оплошавшие в антиутопии Кумановского перед единицами женщин-министров, заседавших в ту экспериментальную неделю в полупустых высоких кабинетах и залах парламента, перевозбудились, и их звонки не прекращались. Они мешали Опанасу сосредоточиться, у него раскалывалась голова.

Вся эта разнузданная реклама и пропаганда бабского АОЖ лезла по всем каналам и частотам. Ясно, что компанию «За Гранью», чья кампания уже перешла все грани, надо срочно прижать к ногтю, а лучше прихлопнуть, чтобы впредь никому неповадно было. Однако глупым и топорным наездом тут вопроса, конечно, было не решить. Это они уже в нефти проходили… Тем более что тетки еще и не поленились окучить заграницу, и поскольку тамошним мужчинам подобное бабское движение ничем не грозило, адептов его в Европе и в Америке набралось немало. А западные демагоги-либералы, конечно, не посмотрят на то, что в России это чревато гражданским неповиновением, вернее, не захотят этого заметить. Пойдут вопли, что в России не только ограничены либеральные свободы, преследуются гомосексуалы, но и поощряется гендерный шовинизм. На Западе все это так откликнется, что тут, в России, всем только аукнется. На либеральные свободы всем начхать, и вопли Запада по поводу их отсутствия никого не волнуют, но если развивающаяся истерика в стране подогреется выпадами всяких мадонн и прочих бабских кумиров о том, что в России притесняют женщин, то в ней могут начаться неконтролируемые процессы изнутри.

И что делать, не очень понятно, раз в «джазе только девушки». Уж бабский бунт – в придачу к незатухающему кризису, падению цен на сырье, митингам, белым ленточкам, оранжевым флагам и балаклавкам, – ему никто не простит. Только полномасштабного бабского бунта не хватало. Значит, мочить надо по-тихому.

Голова продолжала раскалываться. Снова зазвонил телефон, на этот раз мобильный, он глянул на дисплей: дочь.

– Привет, что-то срочное? Я предельно занят.

– Ты всегда предельно занят, как, впрочем, и я. – Дочь Опанаса работала в крупной западной консалтинговой компании. – Пап, «Шоколадница» наняла нашу компанию просчитать совершенно новую бизнес-модель. Абсолютно все: новые поставки, расторжение имеющихся контрактов с прежними поставщиками, прямые закупки круп, овощей и фруктов у местных производителей по отечественным ценам. Все, как всегда, срочно. Прислали нам в качестве отправной точки меню, которое собираются внедрить. Ты сейчас офигеешь!

– Ты уверена, что мне нужно знать новое меню «Шоколадницы»?

– Если звоню, значит нужно. Слушай: карпаччо из свеклы, овощной суп, суп-пюре из шпината, равиоли из красного перца с начинкой из овощей, мусс из цукини в папильонах из кабачков… Десерты: суфле из огурцов под соусом из соевого молока…

– Прости, у меня нет времени оценить новое меню «Шоколадницы»…

– Вот всегда так! То почему не звонишь, то пошла ты на… со своими проблемами.

– А в чем тут твоя проблема?

– В том, что ты должен сделать так, чтобы меня назначили руководителем группы по этому заданию. А тебе на меня как всегда наплевать.

– Это так принципиально?

– Папа! Ты в своем Кремле оторвался от жизни! Это революция. Раз уж «Шоколадница» – сеть для самого что ни есть среднего класса – принципиально меняет ассортимент, а наша компания разработает им новую модель, то и все остальные сети к нам, то есть ко мне придут. Ты хоть знаешь, что в Москве уже год как не модно встречаться в кафе за кофе с пирожными? Или ты даже этого не знаешь?

– Ладно, вечером договорим. Всё, пока.

Опанас уставился в окно. Не успел он подумать о неуправляемых процессах, как они тут же и начались. Странно, почему все началось с «Шоколадницы»? Ах да, Комм и Новиков уже давно в своих ресторанах ввели страничку в меню «Для вечно юных» или что-то в этом роде. Он никогда об этом не задумывался. Как выясняется, зря… Если на эту хрень поведутся все ресторанные сети и прочий общепит, то криков со стороны сахарной, мучной, колбасной, жировой промышленности поднимется не меньше, чем от вступления в ВТО! Вопрос с АОЖ надо закрывать.

Опанас знал, что если проблема реальна, то должно найтись и простое решение. За полдня его подчиненные провели разведку и выяснили, что Антимонопольный комитет только что утвердил очередную дополнительную эмиссию акционерного общества «За Гранью». Опанас спросил себя: «А кому это невыгодно?» – и ответ пришел сам собой.

Телефоны продолжали разрываться, но головная боль стала стихать, он уже успокоился и поручил своему аппарату за пару дней быстренько потолковать с руководителями ведущих страховых компаний страны. Поразмыслив над собранными сведениями, отправил гонца к главному акционеру страховой компании «Крез гарантий» Евгению Маркизову.

Маркизов давно корчился от злобы и был готов пуститься во все тяжкие, лишь бы пустить АОЖ «За Гранью» по миру, только никак не мог решить, не открутят ли ему за это башку. Гонец Опанаса в краткой, но жесткой беседе объяснил, что не открутят, а совсем наоборот, и предложил не тянуть, не мудрствовать лукаво, а руководствоваться тем, что существует два классических способа – донос и провокация.

Через день в прокуратуру пришло письмо Маркизова о нарушениях, допущенных при выдаче Антимонопольным комитетом разрешения на дополнительную эмиссию. Доля рынка этой компании уже, дескать, давно требует госрегулирования ее ценовой политики, а бабам вместо регулирования – зеленый свет. Потому что занесли. Дальше шло блудливое повествование о том, при каких обстоятельствах Маркизову стало известно, что президент компании Екатерина Степановна занесла в один чисто конкретный кабинет вполне конкретную сотку и вскоре должна донести еще очень много, но сколько, он, Маркизов, точно не знает. Откуда Маркизов доподлинно знал про сотку, из письма было не ясно, в нем лишь содержалась слезная просьба к прокурору проверить.

Опанас почесал затылок, наморщил ум и прикинул, что Маркизов, конечно, накосячил, но как сообщение о преступлении по 144-й УПК эта байда сойдет. Если же Маркизов еще припомнит, что Екатерина Степановна предлагала ему, Маркизову, в заносе поучаствовать – с целью монопольного сговора, – тогда байда потянет не только на двести девяностую первую, но и «в составе организованной группы». В крайнем случае «состав» можно привесить в виде статьи тридцатой, то есть намерение хоть и не удавшееся, но не шуточное, а точнее – тяжкое, чтобы не сказать особо тяжкое. Конкретный кабинет в ФАСе им, конечно, ничем не поможет, он будет отпираться, не Екатерину Степановну, а себя самого от двести девяностой спасая, но это по ходу можно будет отрегулировать. Теперь главное не суетиться, а организовать тихий, но внятный кивок, мол, ройте, следаки, со всей пролетарской ненавистью. Не только не взыщется, а может, и зачтется, смотря как дело пойдет.

* * *

В ту субботу основательницы, как всегда, тусовались на даче у Полины. Дело шло к вечеру, Шурик жарил шашлыки, Влад с Колей Денисовым слонялись по участку, то и дело прикладываясь к бутылке и делая вид, что помогают ему готовить.

Полина резала овощи, мешала диетические соусы и накрывала на стол. Кыса сидела за барной стойкой с сухим мартини и курила, считая, что помогает Полине. Катька же даже вида не делала, что кому-то хочет помочь, а колотила на лэптопе на дальней террасе в ожидании еды. Все ждали Алену и Мэтью. Кыса ныла, что им надо позвонить, потому что она умирает с голоду. Полина бросала на нее укоризненные взгляды, мужчины делали вид, что вообще никто никого не ждет, а все ждут только, когда шашлыки наконец прожарятся…

– Я все закончила, – объявила появившаяся с террасы Катя. – В этом году мы можем себе позволить на развитие направить не менее тридцати миллионов. При нашем соотношении долга к капиталу, debt-equity ratio, мы можем взять кредитов еще на шестьдесят, а то и семьдесят, итого стольник. Коля все точно подсчитал.

– Так что ты закончила-то, если Коля все подсчитал? – неласково бросила Кыса. – Даже по субботам делаешь вид, что работаешь, чтобы нам служить укором. Боже, как хочется есть! Полина, давай позвоним этой парочке. Нельзя же над нами так измываться. Сказали бы, что не приедут, никто же насильно не тащит. Слушай, а может, они там ссорятся?

– Может, и ссорятся, а что мы с этим поделаем? Сейчас шашлыки дожарятся, и действительно, надо за стол садиться.

– Так рассказывать вам или нет? – Катька как всегда горела. Не дожидаясь согласия, крикнула: – Влад, веди сюда Колю, у меня гениальная мысль!

– Кать, есть хочется, давай про мысль на сытый желудок, – сказал появившийся в дверях Влад. – Полина, ну что там, долго нам еще англоманов дожидаться?

Тут раздалось шуршание шин, и в ворота вкатил Аленин «Ягуар».

– Совести у вас нет! – Кыса встала с барного стула, чтобы чмокнуть Мэтью и Алену, вошедших в дом. – Мы тут оголодали.

– Такие пробки – ужас. Дайте выпить скорее, – сказала Алена.

– Мартини или шампанского?

– Лучше вискаря. Влад, давай на пару по-быстрому, сил нет.

– Это правильно, – откликнулся Влад. – Я всегда готов.

– А Катерина где? – спросила Алена.

Мэтью тем временем, обойдя с поцелуями присутствующих дам, взял стакан джин-тоника и отправился в сад к Александру.

– Она опять чего-то напридумывала, хотела нам рассказать, мы с голодухи ее послали, она, похоже, обиделась и снова на ту террасу удалилась. – Кыса махнула рукой в сторону дальней, маленькой террасы.

Алена отправилась к Катьке. Та сидела, уткнувшись в лэптоп.

– Кать, у меня беда, – произнесла Алена.

– Какая именно? – спросила Катька, подняв голову от экрана. – Мэтью загрустил?

– Не будь стервой, я понимала всегда, как тебя крючит от того, что мы с Мэтью… Но я же к тебе и пришла за помощью.

– Алена, что случилось? – сменила тон Катька.

– Они не поймут, – мотнула головой в сторону кухни Алена, – а ты должна понять. Ты его знаешь как никто. Он сказал, что дорабатывает у нас последние полгода и уезжает в Лондон. Что, мол, тут все налажено, что он в России устал, скучает по Лондону и вообще никогда не считал, что это на всю жизнь.

– А ты считала, что это на всю жизнь? – не удержалась Катька.

– Ничего я не считала. Я думала, что если это произойдет, тогда и буду думать. Как будто у меня был выбор. Когда он это сказал за завтраком, у меня земля из-под ног ушла. Я у него в спальне заперлась и два часа рыдала. Но самое ужасное, что я ему не могу объяснить, отчего я плачу. Я же понимала, что это не на всю жизнь. Кать, что мне делать?

– Завтракать вовремя. Если ты после завтрака два часа рыдала, а сейчас уже почти семь, то когда же вы встали? А он тебя с собой в Лондон не зовет?

– Вроде как и зовет, а вроде как и не очень. Да и куда я поеду?.. Что, я все это брошу? Не брошу. И в Лондоне что мне делать? При нем сидеть? Он и сам это понимает и зовет только для приличия.

– Ален, но все-таки еще полгода… Что ты сразу убиваешься? Придумаете что-нибудь. Я же как-то живу с Клаусом в разных странах…

– Кать, не надо этих сравнений, у каждого своя ситуация, и ты это отлично понимаешь. Я не смогу без него жить, это полный идиотизм, а я дура, он мне ничего никогда не обещал. Ты его бабу в Лондоне видела?

– Видела один раз, ничего такого. Слушай, если бы дело было в ней, он бы уже давно к ней свинтил. Или ее сюда притащил. А так все-таки четыре года, и вы уже почти три из них вместе, если не ошибаюсь… Мы с тобой об этом никогда не говорили. А ты говоришь, что я лезу.

– Кать, придумай что-то такое, чтобы не дать ему уехать.

– Ален, разве это решение? Ты что, умом тронулась?

– Похоже… Кать, я не хочу, чтобы он уезжал, и только ты как президент можешь это сделать.

– Алена, ты вообще на себя сейчас не похожа. Неужели, когда припрет, мы опять становимся совершенно обычными бабами? Ты никогда не говорила с нами про Мэтью, мы делали вид, что ничего не видим. При этом мы уже который год занимаемся заклинаниями, что главное – не дать мужчине себя сломать. Тут ты как снег на голову сваливаешься, говоришь, что Мэтью уезжает, а ты с этим справиться не можешь – это ты-то?

– Ага. – Алена стала всхлипывать. – Я сошла с ума. Я – обыкновенная баба. Не хочу, чтобы он уезжа-а-ал…

– Аленушка, ну не плачь. Наверняка мы что-то придумаем. Ты всегда была самой сильной из нас…

– Это ты самая сильная из нас…

– Да ладно… Нам обеим мужики столько раз душу выматывали. Тебя послали в нокдаун, но ты очухаешься и мы справимся. Мэтью действительно классный, и по-другому ты думать не смей. Сама знаешь, я поначалу его к тебе ревновала… Теперь это все не важно. Если он тебе нужен, значит, надо сделать так, чтобы он был. Решаемая задача, как ты говоришь. Пошли есть, а то ты совсем отощала в последнее время. Это тебе страшно идет, кстати. Думаешь, я сама не расстроена? Как мы без Мэтью? Его же никем не заменишь… О господи, как все непросто. А кстати, он как? Чувствует себя виноватым?

– Ага, и это самое хреновое.

– Да уж, когда начинаются сопли, это совсем фигово, – сказала Катя. – А может, тебе все же поехать с ним в Лондон? Может, вообще нет драмы? Он тебя не так позвал. Но ведь позвал же? Он же говорил, что ты ему нужна, ведь говорил?

– Ладно, Кать, хватит. Правда, пойдем есть. Вообще неприлично получается. Приехали черт знает когда, и опять нас все ждут.

Ужинали как всегда долго, с разговорами, неспешно пили чаи, курили, болтали. Они все за эти годы, оказывается, стали по-настоящему родными друг для друга. Было уже за полночь, а они все сидели.

Потом Влад и Коля уехали, а Катька и Кыса уезжать и не думали, остались ночевать, как обычно. К Полининому удивлению, когда она предложила Алене и Мэтью тоже остаться, те впервые не отказались. Полина велела Стеше, живущей у нее прислуге, приготовить еще одну спальню, на третьем этаже, и посиделки продолжились.

Катьку так и подмывало спросить Мэтью, правда ли, что тот надумал их бросить, но она не решалась. Мэтью выглядел как обычно, просто в тот вечер не сыпал, как обычно, ироничными искрящимися ремарками, казался задумчивым, разговаривая с Полиной о литературе на чудовищной смеси русского и английского.

Алена и Кыса болтали с Шуриком о работе, потом перешли на сплетни. Алена рассказывала про последние интервью мировых знаменитостей для своего глянцевого холдинга, который она все не могла набраться решимости бросить, а только выговорила себе работу на полставки. Катька сидела, как-то отрешившись, в глубочайшей задумчивости. Болтая с Мэтью, Полина вполуха прислушивалась к разговорам других, смутно догадывалась, что с Аленой что-то неладное, не зря та с Катькой на террасе сидела, какая-то драма с Мэтью, это и слепому видно…