Текст книги "Акционерное общество женщин"

– Я тоже, пожалуй, – заявила Степанова.

– Ну, вот и замечательно, – захлопала в ладоши Полина. – Пойду Стеше скажу. Олег, а ты?

– Нет, мы с Олегом поедем, – сказал Влад. – Мы с ним завтра займемся программой и манифестом, а с праздником вы и без нас справитесь.

Глава 13
Метафизика нравов

Радость двигает колеса

Вечных мировых часов.

Свет рождает из хаоса,

Плод рождает из цветов.

Ф. Шиллер. «Ода к радости» (1785).

Пер. И. Миримского (1955)

Утром Катя проснулась с петухами. «Вот и хорошо, – подумала она, – пойду кофе сделаю, поработаю в тишине на террасе, пока гвалт не начался». К своему удивлению, на кухне она столкнулась с Аленой.

– Ты встала, Кать? Как хорошо. Я так плохо спала. Думала всю ночь. Давай вдвоем спокойно поговорим за кофейком на терраске, пока все спят.

– А что это вы тут шепчетесь? – спросила Полина, появившись в кухне в своем вечном голубом халате. – Спала сегодня ужасно, все время просыпалась и думала… Пошли на террасу кофе пить, пока все спят.

– Кто все? Кыса только и Ирина, – засмеялись Катька с Аленой.

– Ну, в общем да. Я все думала. Может, нам лучше пиар-работу изменить, перенаправив ее все же в русло просвещения? Притушить политический компонент, особо не упирать на мужскую тиранию и зло, которое мужчины творят в отношении женщин, а быть более мудрыми, созидательными, что ли… Как всегда, не знаю, как точнее выразить свою мысль. Женщине от природы дана роль творца, и ей же в течение всей жизни нужно уметь распознавать новую остроту и яркость жизни. Ей надо бороться со стереотипами сознания, прежде всего собственного. А не с мужчинами как таковыми. Мы научили этому женщин и дали им для этого все возможности, включая деньги. Теперь надо браться за просвещение мужчин. Сделаем еженедельный круглый стол на НТВ, программы о нравственности на канале «Культура», создадим общественный совет…

– Я всегда вам говорила – оставьте ваше просвещение, ваши революционные идеи и мысли о государственном переустройстве…

– Кать, не надо лицемерить. Ты больше, чем кто-либо из нас, постоянно подводила под деятельность общества философию лидерства женщины, ее бунта против государственного устройства и системы права, сформированных мужчинами. Эта философия и есть наш товар. Мы продаем именно ее и ничто другое. Добавленная стоимость климакса.

– Алена, но способность женщин к перерождению и к лидерству отобрать у них невозможно, раз они уже осознали ее и научились ею управлять. Как мужчины могут это отобрать? Да и зачем? Они нам все равно не конкуренты. Наша женская власть, как и наш климакс…

– …это наша естественная монополия, – захохотала Алена. – Ты, Кать, на их счет не обольщайся, придумать они могут все что угодно. Например, ввести налог на климакс.

– Я серьезно, Алена…

– И я серьезно. Или объявить всех женщин иностранными агентами, точнее – пособниками дьявола. У них по части выявления врагов редкая изобретательность. Им все равно, кого травить, им нравится сам процесс.

– Но с другой стороны, Алена, хоть я и призывала все годы не лезть в политику, не погружаться в романтику революционного переустройства общества, теперь нельзя не признать, что процесс этого переустройства уже, как говорится, пошел. Это трех женщин можно при необходимости послать на костер инквизиции, а восемь миллионов? Да плюс всех стоящих за ними?

– Потому-то у нас и нет иного пути, как довести этот процесс до логического конца. Я с самого начала, помнишь, Кать, тебе писала, что надо все к чертовой матери у них отсосать, в смысле бабла и власти…

– Да, Алена, ты именно так и писала. И власть женщинам во главе с нами взять нетрудно. Если, конечно, решим, что с армией… Победим на выборах, женщины будут ликовать с полгода, рассядутся на посты. Полина – президент, я – премьер, допустим, ты – министр финансов. Ирина – руководитель Администрации. Кыса – министр культуры. Министром пропаганды и СМИ оставим Опанаса. Это все решаемые, технические вопросы. А дальше что? Мужчины – в оппозиции, армия, даже если она и не поднимется на первом этапе, когда мы к власти придем, станет на сторону оппозиции. Мы же в ту же самую ловушку лезем, что мужики, которые ради власти готовы всем глотку перегрызть.

– Поэтому я и не спала полночи. После того как мы возьмем власть, у нас ни сил, ни времени не останется на то, чтобы «сеять разумное, доброе, вечное», мы только бороться с оппозицией будем, с мужчинами то есть. Разве что в обществе меньше коррупции и произвола станет, потому что женщины это будут пресекать. Полностью исключить мужчин из управления страной нельзя, не женщинам же вкалывать. Значит, пойдет стихийный саботаж. А пришедшие к власти свободные и счастливые женщины будут вынуждены его подавлять. И что тогда останется от их свободы и счастья? Ха! Опять везде насилие и миазмы. Но и отказываться от власти нельзя.

– Нельзя. Потому что, как ты сама сказала, процесс надо довести до логического конца. И Вульф Полине про вторую теорему Гёделя…

– Про вторую теорему Гёделя я вообще не поняла…

– Ну, это про то, что если противоречия неразрешимы, то надо сделать их частью более всеобъемлющей системы и разрешать их в пределах новой системы, – объяснила Катька.

– Кать, можно без этого с утра пораньше? – взмолилась Алена.

– Можно, Алена, если тебя это так раздражает! Всеобъемлющая система. Вопрос, что в данном случае является ее главным признаком?

– Ой, девчонки, смотрите, что там? – вскрикнула Полина.

Катька и Алена повернули головы туда, куда показывала Полина. За забором на пыльной дороге, морщась в утренних лучах солнца, сидел очаровательный черный пудель с огромным, массивным ошейником. Он был такой чистенький, ухоженный, подстриженный у самого лучшего собачьего парикмахера. Подруги, не сговариваясь, понеслись через дом к крыльцу, слетели с него почти кубарем и побежали по вымощенной камнем дорожке к калитке. Пудель сидел за калиткой смирно, как будто поджидая подруг.

– Гляди-ка, точь-в-точь как тот, в Мерано. Смотри, какой ошейник у него. Кожа старая и дорогая, а это что за блямба посередине?

Полина наклонилась к пуделю, тот повернул к ней свою умную голову и встретился с ней взглядом черных, ясных глаз. На медальоне в центре ошейника Полина увидела огромную, готическую букву L, обвитую вензелем старинного узора. И тут откуда-то донесся голос, чрезвычайно похожий на голос Вульфа: «Конечно, полнота всякой системы относительна, если система не мертвая. Но это уже абстракция совсем высокого порядка, и мы можем пока эту материю не затрагивать».

Полина оторопело посмотрела на Катю и Алену. Катя не могла отвести взгляда от пуделя. Тот, встав, как будто очнувшись от этого неведомо откуда донесшегося голоса, побежал от дам прочь по дороге, по направлению к воде. Подруги стояли и смотрели вслед пуделю, а тот бежал навстречу солнцу и с каждой секундой как будто все больше растворялся в нем, или это солнце слепило глаза, играя свои утренние игры с девушками.

– Если мы возьмем власть и построим собственную всеохватывающую систему, то она будет мертвой… Как и та, что существует сейчас… – тихо произнесла Катька, не в силах оторвать взгляд от пуделя.

– Вульф сказал Полине: «Вы же понимаете, кто правит бал!» – так же тихо ответила Алена.

Подруги молчали, глядя на дорогу, залитую солнцем, поглотившим пса, на вырисовывающийся на ней теперь силуэт, в котором угадывался Мэтью. Солнце светило ему в спину, он выходил из лучей, которые, казалось, разбивались прямо о его макушку. Серые джинсы, белоснежная рубашка-поло навыпуск, наконец, лицо, подернутое загаром, темные волосы с угадывающейся на висках сединой…

– Алена, я так рада за тебя, – еле слышно произнесла Полина.

Мэтью подошел к ним с плавками и полотенцем в руке:

– Вода очень теплая. В Англии такого никогда не бывает, даже в конце июля. Вы гуляете или опять дебатируете? Я пока купался, думал. Все пока весьма нелогично. С утра даже Канта почитал, который говорил о «наибольшей согласованности конституции с принципами права, к чему нас обязывает стремиться разум своим категорическим императивом». Право у вас демократическое, и конституция с ним вполне согласована. Это означает выборы. Матриархат, который воспроизводится через выборы? Вполне допускаю, но все равно каждые четыре или сколько там у вас лет – борьба за власть. Конечно, можно переписать и конституцию, но вы готовы отменять демократическое право? На чем тогда вы собираетесь основывать власть, ведь не на главенстве рода?

– Вот нам только что, только другими словами, это же самое сказал тот черный пудель, – целуя Мэтью, сказала Алена.

– Пудель? Тот, которого я встретил? Очень агрессивный, нрав совершенно не пуделя. Все меня норовил укусить и лаял…

– Это у вас с ним естественное право вошло в клинч, – рассмеялась Катя. – Вы с ним никогда не обретете гармонию. Разве что сосуществовать мирно будете. Все-таки в тебе, Мэтью, слишком много разумного, ты у нас почти бог. Пойдемте завтракать.

– I really don’t get it, but it’s okay, if all of you are happy. And you look so much happier this morning, all of you[24]24
  Этого я, правда, не понимаю, ну и не важно, если вы все счастливы. А выглядите вы намного более счастливыми с утра, все вы.


[Закрыть]. Вам что, какая-то истина открылась?

– Ага, надо к празднику готовиться, – сказала Алена.

– И еще надо нашу компанию во многом перекроить, – подхватила Катя. – Обсудим за завтраком.

В доме Стеша уже накрывала на стол. Кыса и Степанова сидели на кухне. Посмотрев на вошедших, Кыса спросила:

– Ну что, с утра пораньше дебаты о переустройстве общества продолжаете?

– Да, Кыса, общество нам надо переустраивать. Но главным образом наше общество, акционерное общество женщин «За Гранью».

– Что это ты с утра пораньше таким высоким слогом выражаешься? – как обычно, подозрительно спросила Кыса.

– Пошли завтракать. У меня в голове все начинает совсем по-новому складываться. Сейчас каши съем и все постараюсь внятно изложить.

– Опять кашей будут кормить, – заныла Кыса. – Это я вчера как-то не учла, надо было мне хоть сырников попросить приготовить, что ли.

– Ки-иса, непреложных законов никто не отменял. Ты женщина и обязана быть красивой, – сказал Мэтью. – Ешь кашу и пей воду, невзирая на революцию.

– Тем более что ее не будет, – добавила Алена.

– Как не будет? А что будет?

– Нам не надо брать власть. Она у нас уже есть. Наш властный ресурс отобрать невозможно. – Катька подцепила на вилку гречневую кашу.

Полина, попробовав кашу, буркнула, что Стеша опять пересолила и добавила подсолнечного масла. Кыса отодвинула кашу и взяла поджаренный тост из бездрожжевого хлеба. Алена ковырялась в своей тарелке с задумчивым видом. Минут пять все молча жевали, наконец Катька отставила пустую тарелку и поднялась из-за стола сварить себе кофе.

– Думаю я вот что, – начала она, усевшись снова за стол с чашкой эспрессо. – Надо сделать несколько простых шагов. И вот их-то как раз надо сделать без промедления. Четкий проговор общей схемы взаимодействия сложившейся в обществе женской власти и той власти, что сидит в Кремле. В этой схеме расставить все точки над «i», чтобы всё встало на свои места раз и навсегда.

– Каким это образом? – поинтересовалась Кыса.

– С позиции силы. Вот тут переговоры с позиции силы абсолютно уместны. Не у нас, а у них нет другого выхода. Они должны признать нашу власть.

– Если не загонять их слишком в угол, то не могут не признать. – Алена задумчиво ковырялась в каше. – Шесть лет назад я говорила, что надо к чертям отобрать у мужиков бабло и власть. Но шесть лет назад реальность была иной. Сейчас у мужчин уже нет ощущения их собственной безраздельной власти, а есть ощущение, что женщины загоняют их в угол. Они настроены огрызаться, жалить, сопротивляться насмерть. Надо им оставить их цацки, остатки той самой власти, за которую они так цепляются. А самим не делать абсолютно ничего, кроме обучения всех женщин хитрости трансформации своего уникального ресурса в деньги и власть. Это будет тонко и чисто по-женски. Какая у мужчин альтернатива? Бабий бунт?

– Вот именно. Рассказываю примерную структуру переговорного пакета и порядок действий. Прежде всего реорганизуем центр в Раздорах. Он себя уже сто раз окупил, а ВИП-клиенты на Рублевке поездят в город на процедуры и лечение, пока мы где-то по соседству не откроем новый центр. Подождут. А мужчины ждать больше не могут.

– Выгоняем из клиники на фиг всех бандерасов, набираем длинноногих блондинок? – спросила Полина.

– Примерно. Кстати, Алена, уведешь лучших моделей из глянца, своему бывшему шефу-придурку соли на хвост насыплешь. Пустячок, а приятно. Будет центр для мужчин. Пилотный проект. Параллельно Полина на канале «Культура» начинает вести программу вместе с Шуриком. Символизируя гармоничную семейную пару, будут рассказывать о любви в браке, и только в браке. Приглашать другие пары, спорить. Ты, Кыса, будешь вести другую передачу, рассказывая о любви вне брака и о том, что женщина «за гранью» всегда найдет способы примирить с собой молодую лань, за которой охотится ее муж, и научить эту лань, как ей жить, потому что ее собственная «грань» вообще-то недалеко. Наша целевая аудитория – мужчины – должны узнать, что лани им разрешены мудрыми женами. От снятия запрета у половины вся охота пропадет. Женщины всегда конкурировали за мужчин, пусть теперь мужчины поймут, что им надо конкурировать за женщин.

– Когда вы пойдете договариваться, – вмешался в разговор Мэтью, – я бы настойчиво рекомендовал сразу оговорить, что в течение полугода все члены правительства и аппарат должны пройти оздоровительный курс в Раздорах. Полная программа очищения и обязательная работа с психотерапевтом.

– Я всегда говорила, Мэтью, что ты гений. – Алена с любовью посмотрела на Мэтью. – Только дурак Мурлов мог сказать, что ты не понимаешь российских реалий. Отправить правительство к психотерапевтам и на очищение – это просто супер. Пусть поголодают, почистятся, может, кто и в астрал уйдет и вернется оттуда обновленным.

– Просто в точку, Мэтью, браво. Это как лакмусовая бумажка. Если об этом договоримся, считай, победили. – Катька допила кофе и с наслаждением закурила. – Отправить все правительство на детокс, голодание и клизмы в Раздоры – это такой политический месседж. Чтобы сразу, как бандерасы, поняли, что лафа кончилась и здесь вам не тут. Шаг влево, вправо – расстрел, побег – на месте.

– Пусть поймут, что на их обвислые щеки и бычьи шеи женщинам уже смотреть противно. Пусть подтянутся, да и пластика кое-кому не повредит, а кому-то и липосакция, – добавила Кыса.

– Пилотный проект очищения правительства от миазмов – как часть переговорного пакета? Это мне нравится! – включилась наконец в разговор опоздавшая к завтраку Степанова. – Естественно, за все платят мужчины. Это обсуждению не подлежит. Так что наш центр в Раздорах клиентурой на долгое время полностью обеспечен. Вопрос: продаем ли мы мужчинам страховки?

– А что у них составит страховой случай? Импотенция, что ли? – Шурик с отвращением отодвинул от себя тарелку с кашей, встал и направился к лестнице, ведущей вниз, к бассейну.

– У моего мужа только импотенция на уме, – вздохнула Полина. – По-моему, никто из мужиков от наступления импотенции такие муки и страхи, как женщины от климакса, не испытывает. У них страх один – остаться без денег или без власти. Поэтому они и не могут наесться. Мэтью, ты сможешь сформулировать страховой случай? Примерно так: потеря бизнеса или работы, включая перевод на принципиально менее оплачиваемую, после пятидесяти лет. Если раньше они еще в состоянии начать все сначала, то к пятидесяти их начинает душить страх выпасть из обоймы. Они хорохорятся, как женщины, теряющие свежесть осетрины, и пускаются во все тяжкие. И миазмы, и стяжательство, и подлости, и все прочее.

– Если не возражаете, продолжу, – прервала Полину Катька. – Значит, пилотный проект – это раз. Лечение правительства – два. Третье – деньги для развития филиальной сети. Чтобы за пару лет сделать клиентами несколько миллионов мужчин. Конечно, у них мотивация ниже, чем у женщин, но я не хочу по третьему разу обсуждать, что мужики слабаки, с силой воли у них проблемы. Все, проехали! Власть уже у нас. Управление мужчинами и ответственность за них лежат на хрупких плечах женщин. Мужчины только работают и делают что велено. Короче, три – это деньги для кардинального расширения нашей сети.

– Вот именно, деньги, – подхватила Алена. – А у нас допэмиссия все еще в запрете. Не говоря уже, что медико-оздоровительный центр на Байкале – это императив. Даже не вздумай откладывать этот проект.

– Я и не предлагаю. Надо его делать. Надо открывать, как решили, филиалы в Перми, Красноярске и Владике. Особенно если решим продавать мужчинам страховку. Но можно и лечить их бесплатно, как обездоленный класс, в рамках социальной программы. Денег надо много, по крайней мере еще ярд, чтобы охватить хотя бы миллионов пять мужчин, за которых из своих страховых взносов не захотят платить их женщины.

– Женщины будут платить за мужчин? Ты что, с ума сошла? – воскликнула Степанова.

– Так наши клиентки де-факто уже давно контролируют все деньги своих мужиков, я поняла Катькину мысль, – возразила Алена. – Они могут увеличить собственные взносы, и на эти деньги наше общество будет лечить от фантомных болей власти мужиков. Нормальное социальное партнерство.

– А где ты собираешься взять миллиард? – Кыса тоже встала, принялась нервно кружить по террасе. – Так легко отказаться от взятия власти? Не понимаю. Вчера все обсудили, практически расписали по нотам. А сегодня бац – все наоборот.

Катька остановила ее:

– Не мечись. Попробуй услышать меня. Мы вчера говорили, что взятие власти должно быть бескровным, максимально бесконфликтным. Это означает интеграцию мужчин в систему нашей власти, которая уже сложилась. Ее центр – наша корпорация. Интеграция мужчин в полном соответствии с нравственными императивами, естественным правом каждого мужчины быть при женщине любимым домашним животным.

– Ха! На это точно миллиарда не хватит. Тут не от миазмов придется клиентов очищать, а авгиевы конюшни разгребать. Подвиг Геракла.

Катька захохотала:

– Больше, говоришь, цена вопроса? Может, и больше. Но я же не предлагаю на деньги корпорации облагораживать мужчин. Это не просто чушь, это было бы безнравственно. Мы взяли де-факто в обществе власть в свои руки, мы постановили, что обездоленный класс – мужчины – нуждаются в социальных программах – здоровье, просвещение, воспитание. С какого бодуна делать это на свои деньги? Это задача государства! Но под нашим контролем! Делаем еще одну дополнительную эмиссию и продаем ее ГО-СУ-ДАР-СТВУ! Это четвертый и главный элемент переговорного пакета.

– Что? Государству? Только через мой труп! – вскинулась Кыса. – Я уже на Костином примере цену всем этим госкорпорациям знаю как никто.

– Никаких госкорпораций! Покупка двадцати пяти процентов акций без права перепродажи в течение десяти лет: социальные программы такого масштаба долгосрочны. Вот такой переговорный пакет.

– А что, это по-взрослому, – снова согласилась с Катькой Алена. – Убиваем сразу несколько зайцев. Показываем наши совершенно реальные возможности захватить власть уже буквально через год. Предлагаем власти – с позиции силы, это я полностью поддерживаю, – долгосрочный союз. Пусть скажут спасибо, что не бабский бунт. И даем ответ на их главный вопрос: «Что вы, дамочки, собираетесь делать дальше и что нам от вас ждать?» Отвечаем: «Жить в любви и дружбе. Себя сожрать не позволим, смотри выше, но и вас свергать не будем. Конечно, если шаг влево-вправо – расстрел-побег на месте, не обессудьте».

– Вот именно. Последний элемент переговорного пакета – членом совета директоров от государства должен быть Опанас. Получится, что он и проблему решил, которую ему сверху поставили, то есть нас приструнил. Якобы. И государство, власть в его лице оказалась допущенной к нашему властному ресурсу. Поделились всем, короче, исключительно ради гармонии в обществе и интересов мужчин как угнетенного класса. А самое сладкое, что мы наконец-то законно и безбоязненно припадем к бюджетным деньгам как минимум на десять дет. И никто Костю больше не попрекнет, что он из нефтяной корпорации сливает бабло в бабское АОЖ. Опанас пиарит общество «За Гранью» среди мужчин. Не один, конечно, но ему не помешает и самому показаться в новой роли, отмыться от облика демона зла…

– Ой, кстати! – Полина всплеснула руками. – Я же знала: ничего просто так не бывает. Помните пасечника из Колпны? Илью Васильевича? Как сейчас у меня перед глазами стоит. Чтобы у Опанаса даже мысли не было с нами в игры играть, сразу ему замом Илью Васильевича ставим. Человек чистый, с правильной позицией. Наш в доску, одним словом.

– Вот и последний штрих сложился. Остальное все, по-моему, ясно. В регионах женщины-руководители филиалов введут программы лечения мужчин от алкоголизма, ВИП-клиенты будут работать с мужчинами, помогая им поднять самооценку. Только финансы мы ни в одном филиале, даже в тех, которые для мужчин, им не отдадим. Так что тебе, Алена, придется жить в бабьем царстве. Мэтью, надеюсь, тебя в Лондон больше не тянет? Смотри, какие у тебя тут перспективы.

– Опять власть делите? – спросил Шурик, входя в столовую.

– Нет, мы от захвата власти уже отказались, – радостно, будто она сама все придумала, отрапортовала Кыса. – Потому что мы ее уже давно взяли. Но биде все равно по всей стране поставим, как в Японии.

– Это, конечно, моя жена придумала. Как же я ее люблю, эту женщину, это такая чертовка…

– Ты про черта лучше помолчи.

– Всегда говорил, что раз женщина – сосуд греховный, то ей прямой путь за утешением и наставлением к дьяволу. Но если вы придумали, как ваше общество сохранить и при этом на власть не посягать, я снимаю шляпу. Первый, пожалуй, прецедент в истории, когда разум победил дьявольское искушение власти. Это надо же! Иметь на руках все козыри, готовую электоральную машину, абсолютное большинство, гарантированную победу… И так эти карты легко, за одну ночь, бросить на стол и от власти отказаться!

– Мы не отказались, ты не понял… – Катька замахала руками, но ее впервые за все годы работы в акционерном обществе женщин перебил Мэтью.

– Это и есть, Альександр, метаморфоза нравов, – улыбнулся он. Категорический императив разума. У нас очень мудрые женщины.

– Постойте! – снова завопила Катька. – А флеш-моб? Когда он сегодня начинается?

– Влад сказал, в два.

– Кыс, если он в два, когда его в Интернет выложат?

– Хотите верьте, хотите нет… – Полина что-то лихорадочно искала в компьютере. – Точно! Вот, на «Яндексе»! В два часа прямая трансляция флеш-моба по всем трем федеральным каналам! Как в лучшие времена. «Лебединое озеро» заказывали?

– До двух еще есть время. Давайте не отвлекаться. Мы все сформулировали. Вечером мы с Аленой и Мэтью кладем переговорный пакет на бумагу. К Опанасу, как и в первый раз, отправляем Алену с Владом. С планом переустройства общества под нашим руководством и для подготовки встречи в верхах, где ударим по рукам. Это категорический императив, и у нас все сложится. По-другому быть не может. – Голова Катьки уже работала как компьютер. – Одновременно рассылаем приглашения на юбилей нашей компании. На самом балу зачитываем наш манифест.

– Хорошо, что мы хоть от бала не отказываемся, – проворчала Кыса.

– От бала – никогда! Это и есть апофеоз нашей власти, – заявила Алена.

– Главное – танцы. Никогда ни у кого на корпоративах не было танцев, – заметила Степанова. – Все приходят, за столы по ранжиру рассаживаются, жрут, пьют. Потом слушают народные песни, а за ней попсу. Такая тоска. Нам надо все по-другому сделать. А какие танцы? Мужчины же вообще танцевать разучились.

– Танцевать будем полонез, – изрекла Полина. – Величественно и подобает случаю. Поражать так поражать. Но главное, танец сам по себе предельно простой. Две-три фигуры, а все остальное время ходи себе в паре, стройся буквально в колонну по четверо, как в армии.

– Мужчины этого не смогут, – возразила Кыса.

– Значит, собираем ВИП-клиенток и устраиваем школу танцев. В соответствии с новой идеологией гармоничного двуполого классового общества. Если женщина умеет танцевать полонез, она в состоянии незаметно для мужчины вести его в этом нехитром танце. Так, чтобы тот не чувствовал, как им управляют, а просто радовался, что у него все складно получается. Женщинам пора к этому приучаться, если они хотят оставаться счастливыми. – Полина на редкость четко формулировала мысли.

– А дресс-код классический. Мужчины в смокингах, женщины в длинном, – мечтательно произнесла Степанова.

– Мужчины в смокингах, согласна, а женщины – в чем хотят, – не согласилась Катька. – Зачем мужчинам однообразие? Если кому есть что показать, ноги, например, пусть показывают, нам же для мужчин ничего не жалко.

– Но основательницы и ВИП-клиенты должны быть обязательно в длинном, и по-иному быть не должно! – заявила Алена. – Это красиво, благородно, к тому же подчеркнуто-женственно. Мы же никогда не допустим унисекса, этого коллективного бессознательного. Не спорю, это модно, удобно, но раз мы не отказались от идеи власти над мужчинами, пусть и без захвата атрибутов власти, то они должны понимать, что мы особенные. Не надо нам в одежде, в поведении мужских стандартов, это пройденный этап, кампанелла и кампанейщина – это не про нас. Мы правим бал красоты…

– Девушки, уже без трех два. Шурик, ты телевизор включил? – закричала Кыса.

Все бросились в гостиную, стали рассаживаться по диванам. На огромном телеэкране уже бежал анонс «Мужчины – за модернизацию ЖКХ страны. Смотрите в прямом эфире трансляцию с площади Пречистенских ворот». Заставка изображала три устремленные вверх трубы на фоне храма Христа Спасителя. На верхушке каждой красовался огромный кран. Красный, белый и синий.

– ЖКХ? – спросил Мэтью.

– Коммунальные услуги, – объяснила Алена.

– Не слушай ее, Мэтью, – вмешалась Полина. – ЖК – это «Жлобские краники», а уж что такое «Ха»?.. Непереводимая игра слов. Должна же и в мужчинах быть необъяснимая загадка.

На экране появилось лицо ведущего: «Мужчины Москвы выступили с инициативой неформального и неполитического объединения мужчин страны. Они возмущены тем, что, несмотря на увеличение год от года бюджета жилищно-коммунального хозяйства страны, задача его модернизации все еще не решена. Основная проблема, по их мнению, – это постоянно текущие краны. Мы ведем репортаж об этом событии в прямом эфире».

– Какой репортаж? На флеш-мобе же нельзя толкать речи. Это же не митинг!

– Кыс, не ищи тут логики. Ясно, что постановочный перфоманс.

На экране мужчины, все как один с водопроводными кранами в руках, подтягивались в центр площади. Кое-кто нес плакаты. «Мужчина – краник жизни», «Женщины – достояние нации. Нация – это мы». «Розовая угроза страшнее оранжевой».

– Ни розового, ни оранжевого чтоб на нашем балу в помине не было, не забудь, Кыса! – воскликнула Полина. – А этот-то, смотрите!

Камера крупным планом выхватила мужика, на майке которого красовалась надпись: «Твердой рукой завернем все краны и гайки!» К нему подошел другой с плакатом «Женщины считают, что льют воду? Льем только мы!!!»

– Что они льют? Там три четверти импотентов. – Алена подлила себе шампанского. – Они пришли не нам кукиш-краник показать, а поддержать заклинаниями свою иссякающую веру, что они что-то могут. Импотенты во всех смыслах этого слова!

В центре площади происходило безмолвное движение, а комментатор захлебывался словами: «Мужчины озабочены, что бюрократические препоны мешают устранить утечки, заливы, уносящие триллионы рублей налогоплательщиков. Между тем в ЖЭКах, районных технических инспекциях, да и вообще в местных органах власти всем заправляют женщины. По мнению мужчин, они занимаются бумаготворчеством. Чинят же текущие краны, устраняют засоры в канализации по-прежнему мужчины. Сегодняшняя акция продиктована желанием мужчин коллективно найти решение многих наболевших проблем…»

– Точно заклинания, ты права, Алена, – хмыкнула Степанова.

Тем временем мужчины в центре сгруппировались, одни вставали на колено, другие лезли на их плечи. «Делай раз! Делай два!» – захлебывался комментатор: – Пирамида. Забытый символ единства нации. Мужчины решили вспомнить о нашей истории. Все, рассыпались!»

Пирамида действительно рассыпалась, и тут же стала выстраиваться новая. Затем стали возникать круги, центры которых образовывали кулаки мужчин, сжимающие краны. Вокруг каждого круга возникал второй, третий, диаметрами все больше. Внешние круги метили кранами куда-то ниже поясницы мужчин, стоящих перед ними. Все снова рассыпалось, теперь мужчины строились в шеренги, мерно покачивая бедрами и делая руками характерные жесты – мол, всех отымеем…

– Никакой эстетики. Клиповое сознание. Кстати, Кать, добавь в свой переговорный пакет вот что еще, пока я не забыла. – Степанова не теряла хладнокровия. – Наш бал будет в Пушкинском музее.

– Замечательная идея! – воскликнула Кыса. – Классически и благородно. В Итальянском дворике столы, а в главной зале, ну, которая вроде вестибюля, – сбор гостей. И танцы! Обязательно танцы!

– …Кать, ты меня слышишь? – Степанова пыталась перекричать и комментатора, и Кысу. – Раз они у храма, то мы должны быть в Пушкинском, поняла? И чтоб нас тоже по телевизору показывали!

– Дайте посмотреть спокойно! – кричала в ответ Катька. – Не слышу, что комментатор говорит.

Мужчины повторяли первую пирамиду.

– Все, захлебывается фантазия, – злорадно сказала Алена, подливая себе еще шампанского, но в это время над пирамидой взмыл плакат: «Требуем памятник Аристотелю на Лубянке!»

– Это по крайней мере талантливо, – засмеялись подруги.

Но в это время со стороны набережной на площадь стала подниматься цепочка женщин!

– Женщины? – воскликнула Полина. – Откуда?!

Женщины шли плавно, изящной походкой, все на высоких каблуках, в обтягивающих джинсах и коротких юбках, в разноцветных облегающих топах. Они выстраивались в шеренгу напротив мужчин. Комментатор в замешательстве умолк, а на площади зазвучала музыка:

– Караван! Дюк Эллингтон! – закричала Кыса.

Женщины раскачивались под звуки сомнабулической музыки, десятилетиями вызывающей ассоциации с заклинаниями змей, томно, страстно. То протягивая руки к мужчинам, то отворачиваясь от них…

– Ей-богу, сейчас автозаки пришлют. Смотрите, смотрите, узнаете, кто это?

В центре женской шеренги крупным планом появилось лицо… Марины! Той самой Марины Беляковой, что когда-то выгнала своего Козлика! Она выглядела почти девчонкой! В укороченных тонких бледно-голубых джинсах, в белой шелковой полупрозрачной кофточке, она изгибалась под музыку, играя водопадом роскошных белокурых волос. Рядом с ней сомнамбулическому танцу отдавался еще десяток стройных сексапильных женских тел с обнаженными плечами и ногами.