Текст книги "Акционерное общество женщин"

– Что ты такая снулая сегодня? – спросила участливо Кыса.

– Ерунда, хандра навалилась. Пройдет. Нельзя же все время всех поражать своим куражом и блеском в глазах. Только когда хандра приходит, как ей не дать себя засосать? Как легко давать советы, и насколько трудно справляться с самой собой. Мы всех женщин заставили поверить, что мир устроен для них, что мы теперь особая общность… А каждая по-прежнему в одиночку борется.

– Алена, что с тобой? – оторвавшись от разговора с Мэтью, спросила Полина. – Мы изменили сознание всех женщин, они поняли, что их власть беспредельна, если они только ее сами по дури не отдадут. Откуда у тебя вдруг упадничество и старые припевки? Как будто не было этих шести лет.

– Поздно уже, – сказала Алена, – спать пора, а я тут что-то разболталась. Говорю вам, у меня просто хандра, к утру всё пройдет. А если не пройдет, мы с тобой, Полина, завтра поговорим, сейчас я уже ничего не соображаю.

– Правда, пойдемте спать, – вдруг очнулась Катька. – У меня тоже сегодня какое-то странное состояние. Какая-то тревога на душе.

– Альйона, уже поздно, – сказал Мэтью. – You need some rest, really. Yo u had such a difficult week. Let’s go, kid. Let’s call it a night, ladies[18]18
  Тебе нужно отдохнуть, в самом деле. У тебя была такая трудная неделя. Пойдем, малыш. Закрываем, леди, вечер на сегодня (англ.).


[Закрыть].

Мэтью взял Алену за руку и повел к дому. Остальные смотрели им вслед. Впервые ни Мэтью, ни Алена не делали вида, что между ними ничего нет, они шли по газону в обнимку, они были парой. Только почему-то грустной. Катька смотрела им вслед и думала, что, несмотря на рассказ Алены, она многого не понимает.

Воскресное утро было пасмурно. Все поздно и порознь выползали из спален, отправлялись на кухню. Мэтью пошел купаться на реку, один. Как истинного британца его не смущала холодная вода последних августовских дней. Алена еще не выходила из спальни. Кыса и Катька, съев на кухне творога, уселись на ближней, большой террасе с кофе и сигаретами.

Когда Полина, заспанная, тоже с чашкой кофе в руках, вышла к ним, те обсуждали конечно же Алену с Мэтью. Катька сказала Кысе лишь, что Мэтью намылился в Лондон к концу года, и они с Кысой горевали по этому поводу.

– Мы не сможем найти ему замену. Не представляю, как мы без него. Четыре года, с самых истоков он с нами вместе. Понимает уже на уровне подкорки, сколько индивидуального в работе с каждым клиентом, предугадывает изменения его приоритетов и оставляет в контрактах столько гибкости, – бубнила Катька.

– Да, без него все будет не то, – горевала Кыса, – первая брешь в наших рядах. Попробуй его уговорить на два города год пожить, а там видно будет.

– Попробую, – вздыхала Катя.

Полина подошла к перилам, посмотрела на насупленное небо, наливающееся мокрой хмарью:

– Будет так, как будет. До Рождества еще далеко. День какой унылый. Алена не в себе, Катька хмурая. Что-то неладно в датском королевстве.

– Хватит предаваться унынию, – заявила Катька. – Лучше расскажу, что я вчера придумала. Нужно организовать крупную, оснащенную по последнему слову техники клинику оздоровления и антивозрастных программ.

– Еще одно Мерано? – спросила Кыса без энтузиазма.

– Нет, для этого уже есть «Ревиталь» в Балашихе и наши «Раздоры». Ясно, что не хуже, ясно, что с качественной медициной, доступную по ценам для среднего класса. Главное в другом – подальше от Москвы и с восточной медициной. Такого уровня, чтобы сразу было понятно, что это не очередное знахарство, а научно-медицинская клиника. И спа, конечно. Чтобы даже московские ВИПы туда ездили, забыв про Марбелью и Ланзерхоф. Одновременно это станет плацдармом для охвата клиентуры за Уралом, в Сибири и на Дальнем Востоке.

– Это сумасшедшие затраты, и управлять невозможно.

– Нам нужен крупный, известный общенациональный центр оздоровления женщин. В Москве мы кооперируемся с другими, в городах, где есть филиалы, – тоже, но уже не хватает базы. А за Уралом мы по сути занимаемся только пропагандой и продажей страховок. У наших клиентов там нет постоянного общения, да и куда им податься для борьбы с физическим старением? Я думаю об Алтае, Байкале, может быть, даже о Камчатке. Там фантастическая природа, куча местных санаториев, все убого, конечно, но масса людей проводит отпуска там, а не в Турции или на Кипре. Даже не потому, что не может себе позволить, просто мороки много. Летом на Камчатке и Байкале все отели забиты. Наверняка там есть и куча левых центров восточной медицины, цветущих пышным цветом…

– С шаманством, камланием и игрой на бубне. – Полина повеселела.

– Именно. Но это уже база, потому что раз они есть, значит, есть спрос на очищение организма и исправление возрастных проблем. Даже Мерано практикует элементы китайской медицины. А у нас все под боком, неужели мы не соберем врачевателей от бога по этим углам и не выстроим свой центр с продуманной, стройной методикой? Вместо таблеток там будут облепиху, чагу, какие-то смолы, чего там еще есть, не знаю, но много чего, класть в основу лечения. Помимо прочего, это будет еще и патриотично! В хорошем смысле этого слова, а не в смысле квасного патриотизма. Это так можно раскрутить! Кыса, чувствуешь простор?

– Это десятки миллионов, не говоря уже об организации. Практически новый бизнес.

– Решаемый вопрос, как говорит Алена. Мы до сотни миллионов можем вложить. Главное, людей найти, которые смогут это раскрутить.

– Идея! – воскликнула Полина. – Давайте поручим это Мэтью. Он просто охренеет, когда поездит по таким местам, и забудет про свой Лондон.

При этих словах на террасу вышла наконец Алена. Она стояла в проеме двери и была удивительно хороша: девичья, без единой лишней складки фигурка, узкие бедра, обтянутые светлыми джинсами, босоножки на платформе – это с утра-то! Выглядела она веселее, чем накануне.

– Все хорошо, и жизнь прекрасна. Полина, что у нас сегодня на день?

– Да ничего особенного. Каждый делает что хочет. Я, например, хочу в лес по грибы. Пойдешь со мной?

– Представь себе, пойду, если ты мне дашь туфли без каблуков или шлепанцы.

– Я тогда пошла работать, – поднимаясь с кресла, сказала Катька.

В лесу было не жарко, день выдался прохладный, похоже, собирался дождь. Алена и Полина брели между кустами. Последние дни августа, самое грибное время. Полина то и дело нагибалась, срезая очередную добычу, а Алене грибы не попадались на глаза, и она брела просто так.

– Не мое это дело – грибы…

– Если надоело, давай назад повернем, не вопрос. – Полина никогда и никому ничего не пыталась навязать. – Сегодня все какие-то расклеенные. Или мне это кажется?

– Давай посидим, вон там дерево лежит. У меня, Полин, возникла моя собственная пусто́та, и я не знаю, что делать.

– У тебя климакс?

– И это тоже, но не в этом дело. Такое ощущение, что моя жизнь и я сама как будто раздвоились. Как было у тебя: будто я превратилась в «не-я». Нет, в зеркало пока взглянуть не страшно, крайностей нет. Все равно не понимаю, как ты это пережила.

– Знаешь, я вспомнила, как однажды ко мне рабочий пришел бак в подвале чинить, а мне страшно к нему выйти. Я с ним говорю, а сама думаю: что он думает, когда на меня смотрит. Какой страшный образ он видит? Полное изменение восприятия себя, и ощущение, что то же самое происходит и с окружающими.

– Вот и меня точно так же, Полина. Чувствую, что я все та же, а при этом абсолютно другая. Я именно об этой раздвоенности…

– Вот-вот. То ли ты женщина, то ли нет – самой непонятно. Все привычки, манеры, поведение вроде те же, но чувствуешь, что это не ты. Ощущаешь его недоумение, почему это женские манеры, слова, усвоенная по жизни мимика, повороты головы и плеч приставлены к бесполому манекену. Кажется, что он про себя содрогается и думает только, как скорее сбежать от этой бабы-яги, от которой веет бесполым, мертвым и страшным.

– Все симптомы приговора, – вздохнула Алена, поковыряв палочкой осеннюю прелую листву. – Я всегда считала, что этот переход – от женщины к неженщине – надуманная проблема. Надо не утешать себя припевками о смирении перед старостью, а работать, держать себя в форме. Понимать, что «грань» возникает только в сознании. Мне было комфортно: тело в порядке, красота на месте, мужчины ничем новым напугать уже не могут, все под контролем. Кто ценит тебя как личность, во всех отношениях – и внешность, и состоятельность, и стронг, – тот и ценит. А кто нет, так ему же хуже.

– Ну, а теперь что?

– Теперь раздвоенность вроде твоей.

– Не могу поверить.

– Полина, вспомни, как тебе трудно было объяснить нам свое состояние шесть лет назад. Вот и мне трудно. Представь, я сижу на встрече с аlpha-male, вполне привлекательным мужиком, поражаю его умом и женственностью одновременно, я просто на работе, а он в мечтах. Позволить ему что-то или на хер послать – это я решаю. Раньше не боялась посылать, а теперь – страх. А вдруг это не я, а он играет со мной в кошки-мышки? Проверяет? Если оттолкну, то ясно, что вовсе не прекрасная и недоступная, а просто старая грымза, которой уже ничего не хочется. Раньше-то, когда отталкивала, alpha-male понимал, что не хотят его. А теперь-то он, может, думает, что не хотят вообще, потому что не могут. Вот и раздвоенность: смотрю на себя со стороны, вижу оболочку женщины, успеху и уверенности которой все завидуют. Но там, где раньше было желание – либо грохнуться с ним в постель, либо играть в кошки-мышки, пока тот с ума не сойдет, – именно там пусто́та. Играешь в кошки-мышки по накатанной. Просто чтобы не предстать грымзой. Кроме пусто́ты, еще и страх: а вдруг он считывает эту раздвоенность? Как твой рабочий.

– Да наплевать, что он думает…

– Можно даже насрать. А теперь представь, я не с alphamale, а с Мэтью. Нежность, желание прижаться к нему, целовать его в эти длинные ресницы, сделать для него все. Понимаешь? Слова, любовь – все нешуточно, подлинно, счастье. А желания, в смысле искры, от которого тело заходится, нет. Я ласкаю его, я все могу сделать, только сама при этом редко что испытываю. Но его же не обманешь, да и не хочется обманывать. Он чувствует, что не тридцатилетняя кобылка с ним в постели, которая заходится по три раза за ночь.

– Ну, он и сам не мальчик…

– Короче, он в Лондон намылился, потому что я ему плохая пара.

– Ален, не мели ерунды. Подвела какую-то псевдофилософскую базу под житейскую ситуацию, что он просто устал от России. Засиделся, ему хочется другого дела. Он же не приносил присягу на верность служению освобождению российских женщин от ярма несвободы.

– Если я не смогу удержать Мэтью, то все, построенное нами, никому не нужно. Понятно, что он не может бросить меня и найти себе молодую бабу. Поэтому свинчивает в Лондон.

– Алена, он любит тебя…

– Полина, оставь. Не от тебя это слышать: любит – не любит… В том-то и дело, что любит. А у меня внутри пусто́та. Если бы это был не Мэтью, можно было бы лукавить, что-то изображать. Но я же не буду изображать оргазмы, когда их нет? А он тяготится этим, но никогда не скажет.

– Тяготится, чушь какая. Мы для того и сотворили все вот это самое… Наше все… Чтобы была поддержка именно в такие моменты. Чтобы было с кем все проговорить, самой осмыслить и найти выход.

– Ладно, давай закончим этот разговор.

– Бес в вас обоих вселился, что в тебя, что в Мэтью. Вам бы радоваться, а вы себя изводите. Уверена, что он о Лондоне заговаривать стал, потому что его тяготит не твое отсутствие оргазмов три раза за ночь, а вот эти настроения. У него возникает ощущение, что он чего-то недодает. Стряхнуть это наваждение обязана именно ты, а не он, понимаешь? Сама всегда повторяла, что все у нас в голове сидит.

Они подошли тем временем к дому. У ворот стояла машина Ирины Степановой, доехала-таки. Стеша уже накрывала на стол, и обед-то приготовился сам собой, без Полининого участия. Мэтью подошел к Алене, поцеловал ее:

– Я тебя с утра не видел. Как грибы? Никогда не думал, что две дамы могут в лесу два часа собирать грибы. Как вы отличаете съедобные от вредных? Удивительно. Алена, если ты не против, я бы поехал в город. У меня много работы, я хотел вечер спокойно посидеть. Ничего, если мы уедем без обеда?

– Ты что, мы и так вчера всем вечер испортили, а теперь… Ирина специально приехала ради того, чтобы все вместе… have a proper dinner and fun… нормально посидели. А мы вдруг уезжаем. Что с тобой?

– Ничего, просто поработать хочу. Я тогда один поеду, if it’s okey with you?

– Это окей with me, если ты так ставишь вопрос. Ты свободный человек в свободной стране. Я остаюсь. Не забудь сказать водителю, чтобы он вернулся меня забрать.

– Альйона, if you feel uncomfortable… Нет, я не понимаю, почему я…

– Все в порядке, – уже сквозь зубы произнесла Алена. – Поезжай и работай, увидимся завтра.

– А ты не…

Алена повернулась и пошла к дому. Полина взглянула на Мэтью, потом посмотрела Алене вслед, снова перевела глаза на Мэтью и произнесла по-русски:

– Точно сатанинские происки. Бес в обоих вселился, – и сама пошла к дому. Ей было все равно, понял ее Мэтью или нет.

Все расселись за столом, всё было как обычно. Разве что Мэтью уехал, причем в несвойственной ему манере. Разве что Алена сидела, насупившись. Разве что Катька уже второй день была не в себе, в ее глазах застряли тоска и тревога. Разве что Полина расстроилась из-за Алены и Мэтью. А так все как всегда. К концу обеда Степанова обвела всех взглядом:

– Слушайте, а что не так? Всех как пыльным мешком из-за угла… В чем дело-то?

– Ни в чем, – ответила Кыса. – У Катьки работа, у Алены вчера была хандра, а теперь Мэтью нахамил.

– Опять мужики моим девчонкам испортили настроение. Предлагаю петь песни. Если сами не сможем, позовешь, Полина, соседку эту, как ее зовут, Тамара?

– Да, Томка как заголосит: «Чайка, белокрылая чайка, черноморская чайка, любовь моя-я», – затянула Полина.

– Вот именно, а мы сейчас что-то повеселее. Негромко, но с оттягом, чтобы мужикам неповадно стало нас обижать, ясно, Шурик? А то, понимаешь, все разъехались, тебя одного с нами бросили, нам всем практически в лицо плюнули… Где Мэтью? Ах да, это я уже знаю… А эти, Влад с Денисовым куда свинтили?

Не прошло и трех минут – все-таки Ирина была великолепным инженером человеческих душ, – как основательницы, хлопнув еще по одной, уже старательно выводили хором, причем на два голоса:

 
Провожал ты меня из тенистого сада,
Вдруг взяла тебя нервенная дро-о-ожь.
Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо?
Может, дам, может, дам, чё ты хошь.
 

Они пропели все до конца, настроение стало подниматься.

– Надо эту песню сделать нашим гимном, – сказала Кыса.

– Надо – сделаем, – ответила Алена.

– А теперь давайте не такую идеологически выдержанную, – предложила Катька, тоже повеселев. – «А он уехал прочь на ночной электричке…»

После электрички хорошо пошла «А я иду такая вся в дольче габбана, я иду…», потом еще какой-то полный китч. «Чем попсовей, тем веселее!» – кричала Кыса, когда у Катьки в кармане зазвонил мобильный.

– Алле, кто?! – прокричала Катька в трубку. – Не разобрала, кто вы и зачем мне звоните в воскресенье вечером? Что-что? – Тут она замахала рукой, чтобы подруги замолчали.

– Повторите еще раз, у нас тут шум был, – сказала в наступившей тишине Катя телефону, побелев лицом. – Подождите, запишу. Дайте мне кто-то бумагу и ручку. Можно побыстрее? Нет, это я не вам… Ладно, так запомню. Трудно такое имя не запомнить. Да… В двенадцать завтра. До свидания…

Катька нажала отбой и безумным взглядом обвела притихший стол:

– Звонил следователь по особо важным делам Вильгельм Вильгельмович Путилло. Сказал, что у него постановление о возбуждении уголовного дела против меня, и велел прийти завтра в двенадцать часов. Вы что-нибудь понимаете?

– Так я и знала, что нельзя было Мэтью уезжать, звоните ему, пусть срочно возвращается, – сказала Кыса, и все посмотрели на нее как на полоумную.

* * *

На следующий день Катька появилась в офисе к обеду и потребовала двойной эспрессо, Алену и Мэтью. Те появились вместе с Полиной, которую никто в тот день не ждал, но которая не могла сидеть на даче. Пришлось позвать и Кысу.

– Он меня не допрашивал, только ознакомил с постановлением, потому что у меня не было адвоката. Сказал – послезавтра. А где я завтра адвоката возьму?

– А Мэтью кто, виолончелист, что ли? – Кыса была верна себе.

– А в чем обвиняют? И вообще, откуда все это надуло? – перебивая друг друга, загалдели Полина с Аленой.

– Дайте в себя прийти. Все по порядку. Значит так. Следователь такой, ну… такой невысокий, блондин… почти бесцветный, с серо-голубыми глазами. Росточка маленького. Лет сорок, не больше.

– Он что, немец?

– Почему немец?

– Имя такое – Вильгельм Вильгельмович.

– Ага, и фамилия Путилло в придачу. Ариец просто. Не перебивайте. Значит, он мне дает постановление. Там написано, что следаки получили информацию о возможном преступлении. От кого – непонятно. Обвинение в том, что я дала взятку…

– Обвинение или подозрение? – перебил Мэтью.

– Да, подозрение, ты прав. Что я дала взятку в размере ста тысяч долларов США начальнику департамента Антимонопольного комитета, Петрову Сидору Пименовичу, чтобы тот обеспечил разрешение ФАСа на проведение дополнительной эмиссии в объеме миллиарда рублей. Ну, которую Алена с Колей и Мэтью готовили. Вот… Открыто уголовное дело с номером, причем не по факту, а в отношении конкретно Екатерины Трофимовой.

– Одной тебя?

– Тебе что, мало? Ты хотела бы, чтобы «в составе»?

– Я всегда считала, что в ФАС Коля постоянно ездил. Даже не знала, что ты тоже этим занималась.

– С этим Сидором Пименовичем как раз постоянно я встречалась, ты, Полина, просто не в курсе.

– А ты давала?

– С какого бодуна ему давать? Ты бы видела его! Старый, с перхотью и луком пахнет.

– Я не в этом смысле! Деньги ему давала?

– И денег не давала…

– Какая мера пресечения? – внес ноту здравого смысла в разговор Мэтью.

– Подписка о невыезде… – вздохнула Катька.

– А на допрос велел прийти послезавтра, так?

– Угу.

– Дай мне его телефон, позвоню, скажу, что послезавтра ты не придешь. Думаю, за пару дней мы найдем адвоката. Придется господину Путилло подождать.

– А так разве можно?

– Можно. Я найду как это сказать.

– Мэтью, а ты мне поможешь? Я не представляю, где искать адвоката и что он должен из себя представлять… Ты будешь меня защищать?

– У меня нет квалификации уголовного адвоката в России. Не паникуй, уж что-что, а адвоката найти не проблема.

– Конечно, Кыса своего Костю озадачит, он в полпинка добудет лучшего.

– Самое ужасное, что приостановлена подписка на акции, выпущенные в рамках этой допэмиссии. А сколько мы набрали, Алена?

– Всего триста миллионов, если в рублях. Лето же было, я планировала в октябре – ноябре завершить, когда все обратно съедутся…

– Ну вот, осеннее размещение нам пока обломилось, так что денег у нас не будет какое-то время, скорее всего, очень долго.

– Катя, – сказал Мэтью, – когда вы все наговоритесь и успокоитесь, я должен с тобой вдвоем поговорить.

– Тогда у меня всё, девушки. Чего опилки пилить. Ищите адвоката, а я тут с Мэтью посижу.

Полина, Кыса и Алена вышли, а Мэтью пересел за Катин стол.

– Рассказывай все, что может относиться к вопросу. Кто мог сообщить в полицию о потенциальной взятке, припомни, с кем ты разговаривала в последнее время на финансовые темы, расскажи о своих встречах в ФАСе.

– Мэтью, а может так быть, чтобы кто-то получил доступ к моей электронной почте? Это единственное, что мне приходит в голову… Ты же знаешь, что моя доля в капитале оформлена на компанию со счетом в Швейцарии, куда Аида отправляет мне дивиденды.

– Знаю, но это вполне законно.

– Несколько раз было так, что наши ВИП-клиенты просили помочь им отправить деньги за границу на какие-то их нужды. Ну, кто-то недвижимость покупал, кому-то детям на учебу, или еще какие-то обязательства за границей, и так далее. Раз десять, наверно, за последние годы у меня бывали ситуации, когда они отдавали мне деньги тут, а я со своего офшора отправляла деньги, куда они просили.

– Ты никогда не платила с офшора кому-то из Антимонопольного комитета?

– С ума сошел, нет, конечно. Хотя постой, ведь я же отправляла деньги не физическим лицам. Это мои приятели могут и сами делать. Они потому ко мне и обращались, что им надо было отправить деньги на какие-то компании.

– Разве твой банк в Швейцарии не требовал от тебя оснований для платежа?

– Я же не миллионы отправляла, обычно плюс-минус сто тысяч долларов. Это у банков считается «платежом на текущие нужды», и они не просят подтвердить основания.

– Но что это за компании – ты не знаешь, правильно?

– В том-то и дело!

– И теоретически не исключено, что одна из них могла принадлежать чиновнику ФАСа?

– Если это компания чиновника ФАСа, каким образом ее реквизиты могли узнать люди, которые просили меня отправить деньги? И почему владелец компании, получив деньги непонятно откуда, не отправил их обратно?

– Как это у вас называется – set-up…

– Подстава. Ты это имеешь в виду?

– По крайней мере, это более вероятно, чем взлом компьютера. Прежде чем ломать, надо представлять себе, что ты там хочешь найти. Но это пока спекуляции. Факт в том, что ты отправляла чужие деньги на компании, про которые ты ничего не знала.

– Валютный контроль не нарушала, так все делают.

– Могла бы хоть меня спросить. Не обижайся. Если бы люди не делали ошибок, полицейские остались бы без работы. Я могу посмотреть твои счета? Не только за последнее время, в период подготовки допэмиссии, а за все четыре года. Хочу проверить, нет ли там повторяющихся адресов, сравнить суммы, даты, получателей.

– Процентов на девяносто там отправки денег сыну и мужу, покупка дома в Нью-Йорке… Отправок по просьбе чужих там, может, восемь, может, двенадцать, не больше.

– Вот это я хочу сам изучить. Если ты не возражаешь, конечно. Но если решишь ждать появления русского криминального адвоката, вполне пойму.

– Мэтт, у меня нет от тебя секретов. Спасибо, что предложил. Это не входит в твои обязанности… Когда еще этот адвокат найдется…

– Не говори глупостей, при чем тут обязанности? Ты руководитель компании, я твой юрист. Попроси, чтобы тебе как можно скорее прислали файлы из Швейцарии. А ты никуда не инвестировала – в недвижимость или в какие-то другие активы – совместно с кем-то?

– И не раз.

– Значит, ты обсуждала с этими людьми проводки, показывала им счета, так?

– Ну да.

– Тогда выпиши мне еще и всех участников этих проектов и транзакций.

– Ты мне на всю ночь работы задал.

Катя сидела над своими счетами действительно почти всю ночь. Это было даже ей самой полезно. Мэтью еще не видел результата ее работы, а у нее в голове стали всплывать фамилии людей, которые просили ее перекинуть за границу деньги, детали некоторых разговоров, которые могли дать пищу для весьма серьезных размышлений.