Текст книги "Эх, Малаховка!. Книга 2. Колхоз"

– Товащирь пердседатель, а почему бараки занываются бараками?

После такого толпа заржала и тут же принялась цитировать наизусть «товащирь пердседатель». Гофман весело ухмыльнулся, поняв, что новая кличка для Ветрова придумана. Пока все смеялись и шутили, Ячек пристально смотрел на худого и заросшего правителя колхоза, ожидая ответа.

Вместо председателя, глаза которого разъехались: один держал под прицелом странного рыжего студента, другой косил на руководство института, ответила Горобова:

– Ячек, встать в строй и все вопросы потом и мне лично. Ясно? Он – дизлексик, – тихо пояснила Наталья Сергеевна председателю. Ветров кивнул, но на всякий случай отодвинулся от толпы студентов подальше. Ячек неудовлетворённо вздохнул:

– Вот всегда так. Самое итнересное – топом.

– Не обращайте внимания, Николай Петрович, – попросила Горобова, предлагая жестом продолжать речь. Ветров пару раз хмыкнул, проверив голосовые связки, потом стал говорить, избегая смотреть в сторону рыжего парня со странным диагнозом.

– Работать вы начнёте с завтрашнего дня, сразу после еды и на вот этом поле, – председатель указал рукой на землю начинавшуюся за зданием столовой и уходящую далеко к горизонту.

– Славная перспектива для переваривания пищи, – ухмыльнулся Штейнберг, пощупав толстенький животик.

– Работаем пять дней полностью и в субботу только утром, – Тут Ветров радостно улыбнулся, давая понять, что такой распорядок – снисхождение для студентов. Сами-то деревенские в моменты посева или сбора урожая ни дней, ни часов, проведенных в полях, не считали, это точно. На слова председателя только тяжело выдохнули общим «уф», ожидая очередных принудиловок. Но следующая информация оказалась более приятной.– Баня – два раза в неделю, – заверил Ветров, всё также улыбаясь. Этот неразделённый оптимизм как солнечный зайчик пробежал по рядам, вызывая кое у кого подобие улыбок.

– Три раза, – Горобова не торговалась, требовала, поясняя, – Обеспечьте баню хотя бы три раза в неделю, Николай Петрович, – именно добавление имени-отчества председателя, сыграло на безотказность. Председатель тут же согласно задрал обе руки, сдаваясь:

– Хорошо. Только нашего кочегара Матвея нужно предупредить, чтобы он, по привычке, третий раз не промухал. Но это я беру на себя. Все инструкции по работе вам завтра утром даст наш главный агроном Сильвестр Герасимович Эрхард. – Услышав подобные метрические данные агронома, даже истинные носители русского языка сглотнули слюну. А Серик с Арменом только бессильно переглянулись. Но председатель этого не заметил. Вернувшись к знакомой теме, он продолжал говорить с прежним энтузиазмом, пытаясь нарисовать картину счастливого коллективного труда. Но чем больше мужчина говорил, тем меньше оставалось веры в его слова. – Столовая начнёт работать уже сегодня вечером, правда, в связи с тем, что котельню, обогревающую ваши бараки и подсобные помещения, затопили только в обед, ужин будет холодным, скорее всего – варёная картошка и овощи. Распорядок дня и режим работы столовой вам объявит дополнительно ваша уважаемая Наталья Сергеевна. – Ветров вынул из кармана куртки листок, сложенный вчетверо и протянул Горобовой, – Тут указаны все часы для обеих смен. Увы, столовая, – Ветров указал большим пальцем за первое здание, не глядя в ту сторону, – не может вместить сразу всех. Но это уже организационные процессы, которые я предлагаю решить вашему начальству так, как всем вам удобнее. Я буду появляться здесь регулярно. Я постоянно езжу по полям. Такое сейчас время, в кабинете не усидишь. Если возникнут вопросы или жалобы – звоните мне, Наталья Сергеевна; телефон там указан.

Председатель закончил речь, нахмурил лоб, подумав о чём-то, возможно о том, не лишней ли была последняя фраза. С момента начала жатвы зерновых и по сей день увидеть председателя совхоза в правлении не удавалось ещё никому. Но не стал вот так сразу пугать горожан, решив, что всё равно, если понадобится что срочно, то секретарша найдёт его и на передовой, а потому зааплодировал. Студенты с двух сторон покосились на мужчину, неуверенные, что примеру стоит следовать. Наталья Сергеевна, подмёрзшая на усилившемся за последний час ветру, поправила шарфик и берет, подошла совсем близко к председателю совхоза, и, демонстрируя солидарность, тоже захлопала. Жидкие аплодисменты раздались в кучке преподавателей. Студенты бездействовали. Оглядываясь на жилые помещения и длинную трубу низкого строения перед ними, почему-то действительно хотелось сравнить место в крематорием. И заявление Доброва о железной проволоке показалось теперь не жестоким или кощунственным, а скорее справедливым и уместным.

– Надеюсь сторожевых собак у них тут не будет? – подытожила мысли всех Таня Маршал.

В это время между ног Горобовой просунул лохматую морду Золотой, которого Бражник спустил с рук, и заскулил. По рядам строя прошёл ответный вой. Человеческий.

12

– Игнат? – Николина стояла около двери в одну из комнат общежития на втором этаже и стучала в третий раз. В комнате горел свет, но оттуда не доносилось ни звука. Подумав, Лена решила не вторгаться в чужое пространство и тихо побрела по коридору, но за поворотом коридора, сзади девушки, послышались шаги. Лена остановилась, дождалась идущего и переспросила в темноту. – Игнат?

Навстречу Николиной вышёл из изгиба коридора очень высокий и худой парень. Он еле отрывал ноги от пола, шаркая кожаными шлёпанцами. Весь внешний вид его и вправду напоминал затравленного пса: всклокоченные тёмные волосы были влажны после умывания и торчали длинными прядями, как торчит шерсть у собаки, вылезшей из реки. Длинный нос, которым парень то и дело подёргивал, нервно и коротко втягивая воздух, как делают, когда удерживают сопли, был перепоясан светлой полоской от солнечных очков. Красивые, печальные глаза под насупленными бровями кололи.

«Симпатичный, но очень уж какой-то несчастный», – промелькнуло у Николиной. Рассматривая друг друга, молодые люди сближались медленно в полутёмном коридоре. Каждый соблюдал осторожность. Подойдя совсем близко, парень кивнул:

– Да, я – Игнат. Что нужно? – Голос юноши был ломаным, с хрипотцой, каким он бывает у четырнадцатилетних подростков, вступивших в фазу полового созревания. Лене это показалось смешным, Игнат был её ровесником.

– Привет, – голос девушки звучал по-доброму и во взгляде присматривался след улыбки, – А я – Лена Николина. Мне про тебя дежурная на проходной сказала. Пошли ужинать?

Парень разглядывал Лену с настороженностью и недоверчиво молчал. Николина тоже ничего не говорила. Игнат трижды шмыгнул носом и сглотнул слюну, отчего острый кадык на его худой и длинной шее прыгнул снизу-вверх.

– Я не хочу есть. – Голос был надломленным, совсем неестественным. Николина засомневалась в искренности ответа:

– Ну да?! А у нас на ужин жаренная картошка.

Даже при слабом вечернем свете было видно, как лицо юноши полосонула боль: губы сначала задрожали, потом сжались в узел, на скулах появились провалы, брови на переносице сошлись.

– И что? Сказал же не хочу, – Игнат отвернулся, помедлил, добавил тише и менее агрессивно, – Да и денег у меня нет.

Напряжение, вызванное мнимой неприязнью незнакомца спало, так как Лене стало понятно откуда идёт настороженность: юноша ни за что не признался бы, что голоден, зная, что денег заплатить за ужин у него нет. Николина сама не раз бывала в такой ситуации, когда из-за отсутствия средств приходилось отказываться от чего-то важного. Именно поэтому девушка настойчиво обошла юношу и посмотрела на него снизу вверх, широко улыбаясь:

– Денег не нужно, Игнат. Нас повариха сегодня бесплатно покормит.

Взгляд Лены светился добром. Игнат отступил шаг назад, как качнулся, спросил ещё тише, но взгляда не отводя:

– С какой стати?

Недоверие было всё ещё сильным, но теперь юноша словно обмяк, из глаз исчезло отторжение, которое проглядывалось несколькими минутами ранее, брови стали раздвигаться, щёки выравниваться. Только нос по-прежнему шмыгал.

– Она – мировая тётка, – Николина выставила большой палец, – Да и в общаге кроме тебя и меня никого нет. Пошли! – теперь призыв был почти приказом. Юноша ещё немного подумал, потом пожал плечами:

– Ну, если бесплатно…

Спускаясь по лестнице, Николина выяснила у парня, что учиться он будет с ней в одной группе. Разговор не клеился. Игнат постоянно оглядывался по сторонам, словно постоянно ждал откуда-то опасности. Лена старалась говорить беззаботным голосом, доложив за две минуты, что группа у них – мировая. На проходной тётя Аня, сучащая спицами, как пропеллер, одобрительно покивала молодым людям головой и даже пожелала приятного аппетита. В столовой Марина и Люба навалили студентам по большой тарелке ещё шипящей картошки и налили по стакану компота. Тётя Катя украдкой сморщила лицо, разглядывая юношу со спины и откровенно страдая от его худобы.

Нового прибывшего звали Игнат Андронов. Он прыгал в высоту, сам был из далёкого Красноярска, Лену помнил по недавней Спартакиаде школьников. На это заявление Николина чуть не выронила поднос, ставя его на любимый столик у окна:

– Это как же ты меня в Вильнюсе запомнил? Нас там столько было, столько прыгало…

Игнат согласно кивнул, посмотрел на Лену, изогнув одну бровь, и впервые лёгкая улыбка пробежала по его губам:

– Прыгало много, а таких, как ты, было мало.

Николина почувствовала, как уши загорелись, и хотела спросить каких таких, но не стала, просто кивнула согласно, села и уткнулась в тарелку. Она Игната, безусловно, не помнила. А теперь очень удивилась разговору. Аппетит куда-то улетучился, девушка тихо ковыряла вилкой ломтики картофеля, жевала их неторопливо и, наблюдая как парень вухлёст накинулся на картошку, не знала о чём говорить дальше. Первое, что пришло в голову, было спросить почему Игнат не поступал вместе с ними в июле? Но ответ вышел корявым, совсем непонятным.

– Я в ГЦОЛИФК поступал, в Москве. Николина присвистнула:

– Фью! Ничего себе!

Государственный центральный институт физкультуры был одним из самых престижных в стране. Почему же тогда Игнат всё же оказался в Малаховке? Подумав, Николина решила что для этого должен был быть особый повод. Неразговорчивость парня тоже имела свои корни. Лена отвела взгляд в окно и стала вглядываться в серые сумерки. Двор общежития освещался снаружи мощными лампами и было видно как от лёгкого ветра шевелятся лапы ёлок, посаженных в ряд от одного угла здания до другого. Ветерок предвещал смену погоды. Изредка по воздуху пролетали листья с осин или берёз, их на территории института было меньше и росли они подальше, но ветер доносил сорванные лоскутки, разнообразив общую картину покоя.

«Игната, как эти листья, занесло его к нам и крутит по воздуху. А он, похоже, ждёт куда упадёт», – подумала Николина, глядя на ссутулившегося парня, и тихо проговорила:

– Что же тебя, Игнат, в Москве так ошпарило, что ты от любого вопроса как ёжик сжимаешься?

От слов девушки парень перестал есть. Отвечать он не мог, только глубоко дышал, сдерживая волнение. Копать глубже Николина не стала, просто накрыла руку Андронова своею и тихонько одобрительно сжала:

– Ладно, расскажешь, когда захочешь. Да? – Андронов кивнул, опуская голову ещё ниже. Лена отняла руку. – Вот и ладно. А тяжёлые моменты бывают у всех. Я сама сегодня утром чуть дубу не дала, – Лена рассказала Игнату про температуру, про то, как проснулась в комнате девчонок и с грустью думала о том, что осталась в общежитии совсем одна, и как потом обрадовалась, когда дежурная сообщила про его, Игната, приезд. Парень слушал сначала с опущенной головой и всё также тяжело вздымая грудью. Потом постепенно выровнял голову, поднял взгляд и посмотрел на Лену тёплым взглядом, его мохнатые ресницы словно тянулись к девушке, чтобы погладить:

– Спасибо, тебе, Лена. Ты меня от голодной смерти сегодня спасла… – парень помолчал, затем уверенно прибавил, – И не только.

Николина поняла, что в душе знакомого творится какой-то личный кошмар, но добавлять ему грусти не захотела, поэтому весело засмеялась, вызывая ответную улыбку. Взгляд затравленной собаки теперь ушёл и парень был похож на бездомного пса: пока ещё обездоленного, но уже кому-то нужного.

– Да ладно тебе «спасла». Говорю же: у всех бывает на душе дрянь. И порой кажется, что мир тебя не воспринимает. А это не так. Нужно просто найти своего, – Лена еле удержалась, чтобы не сказать «хозяина», так как всё ещё думала про Игната, как про пса, но вовремя спохватилась, – Своего друга, человека, которому можешь доверять. Понял? – Андронов серьёзно кивнул и сжал губы. Лена говорила правильные вещи и они помогали юноше пережить тяжелый период. – Картошку ещё будешь?

Игнат отрицательно покачал головой и уложил две руки на живот:

– Спасибо, тебе, Лена, накормила так, что сейчас лопну.

– Это тётя Катя и девчата, – Лена кивнула на стойку.

Услышав своё имя, главная повариха поспешила к столику у окна, где сидели студенты, со сковородкой, на которой ещё оставалось много картошки; общепитовские сковородки были огромными, как вся другая посуда. Узнав, что молодые люди наелись, Николина даже не смогла закончить свою порцию, Екатерина Егоровна разочарованно поставила сковороду на соседний столик, а сама присела рядом с ними:

– Да что ж вы как воробьи клюёте? Вроде спортсмены, а не едите?

– Мне вес надо держать, – засмеялась Лена, – А то прыгать тяжело будет. Я и так сладкоежка, каких мало.

– А ты чего, паренёк? Тоже боишься не допрыгнуть? Или не добежать? – тётя Катя была сейчас доброй, как бабушка из русских сказок: с пылающим румянцем, зачёсанными в узел волосами, тронутыми сединой, в широком переднике и с мягкими пухленькими ручками, подпирающими скулы. Привычный колпак был где-то забыт. Андронов только засмеялся в ответ и ещё раз поблагодарил за картошку. При его худобе страшиться лишнего веса казалось смешным.

– Ну, тогда я вам ещё по компотику принесу, – решила тётя Катя и ушла в развалку за стойку, относя сковороду. Вернулась она с двумя стаканами и двумя помощницами. И Марина, и Люба тоже несли по компоту. Уселись все за один стол и принялись рассуждать, как скучно в общежитии, когда никого нет.

– Хоть бы нас тоже в колхоз взяли, – засожалела Марина, – Никогда не собирала в колхозе картошку.

– А я бы вам там запеканочку картофельную готовила, ух! – согласилась с подругой и Люба. Девушкам очень хотелось в молодёжную среду. Посетовав на то, что в ближайший месяц от скуки перебьют всех мух, поварихи остановились на предположении, что выполнять государственный долг нужно не только студентам. Про то, что срок пребывания студентов на практике увеличили до шести недель девушкам никто не доложил.

– Вот пойдём завтра с вами вместе к вашему старшему преподавателю и попросимся, – проговорила Люба решительно. Марина с настороженностью посмотрела на тётю Катю. Но старшая повариха только махнула ручкой:

– А идите. Может и возьмут. И правда, чё нам тут электричество зря жечь, приходя на работу? Идите, – проговорила она уже с уверенностью, – А я, тем временем, свои огороды подберу. Помидоров в этом году – край. И перчиков. И баклажан – тоже. Только катай в баллоны. А у меня, с работой этой, времени нет. Так что давайте, поезжайте в колхоз. И вам веселей, и мне хлопот меньше. – Екатерина Егоровна говорила так, словно вопрос с отъездом молодых поварих уже решён. Девушки, веря ей, подтянулись и оправились. Андронов и Николина инициативу молодых комсомолок одобрили.

– Поехали, девчата, – сказал Игнат совсем уже оптимистично, – Мы вам там таких женихов среди наших студентов подберём – на зависть. Да, Лена?

Николина засмеялась и сделала парню останавливающий знак глазами: похоже, вопрос с замужеством стоял для обеих поварих остро, ибо девушки как-то одновременно стали потеть и синхронно принялись отмахиваться от сказанного.

– Пошли лучше погуляем, – предложила Николина, – Вечер какой тёплый. И озеро тебе наше показать нужно; там красотища – неописуемая.

Игнат быстро замотал головой, соглашаясь.

13

Как только Лариса вышла из дома, Кранчевский накинулся на Машу и принялся её целовать. Девушка шутливо уворачивалась:

– Погоди, погоди, коварный. Не успели ребята из дома уехать, ты, тут как тут, хозяйку дачи заманил?

– Ничего я не манил, это она к Вовке приехала… Ну, то есть, не к Вовке, так как Вовка уехал, а проводить, только хотела утром, а получилось сейчас, – Виктор ловил губы невесты, но натыкался на щёки, лоб, подбородок. Девушка всё увиливала, но потом сдалась и потянулась к юноше сама. Сбивчивым объяснениям Маша не придавала никакого внимания, зная наверняка, что Виктор любит только её. Тем не менее, когда на пороге снова появилась Лариса и громко хмыкнула, Маша напряглась.

– Ребята, а к вам ещё один гость, – в глазах Королёвой блестели хитрые искорки интриги.

Виктор выпятил глаза, боязливо полосанул взглядом Машу:

– Кто это? Я никого не жду.

Лариса пожала плечами:

– Не знаю. Странный какой-то молодой человек. Остался у ворот дожидаться «Кранчевского лично». А со мной пойти не захотел, – Лариса скопировала голос пришельца.

– Странно, – Виктор почесал затылок, – Кто бы это мог быть?

– А имя своё этот странный человек сказал? – Маша схватила Виктора, готового выйти, за руку, удерживая; недавно в Подмосковье объявился маньяк, нападал на девушек, насиловал, убивал. Виктор был, конечно не девушкой, но кто знает? Лариса вытянула и без того массивный подбородок, напрягая нижнюю челюсть полным безразличием:

– Да. Миха.

Маша прижала руку ещё сильнее:

– Миха?

– Миха? – Кранчевский сморщил лоб, но уже через мгновение засветился, – Ах, ну да! Миха! Маша, наш пятый жилец. Его Юрок откуда-то выцарапал. Первокурсник.

– Вот именно выцарапал, это определение подходит вашему Михе больше всего. Видок у него, скажу – не самый приветливый, – Лариса объясняла Маше своё впечатление от парня, пугая и настораживая. Но Виктор мимикой показал что он – герой и вышел с дачи.

Девушки наедине переговаривались всё на ту же тему внезапно появившегося гостя, когда через пару минут Виктор втащил в дом чемодан и разговаривая с тем, кто стоял на веранде, не показываясь:

– Это тебе повезло, Миха, что я был дома. А то мог бы всю ночь замок целовать. Я же тебя только завтра ждал. Что же ты не предупредил?

С веранды донеслось непонятное объяснение, похожее на оправдание что получилось, как получилось. Виктор на конкретном ответе и не настаивал, дружелюбно пригласил:

– Проходи! Я тебя сейчас с девушками познакомлю.

Шумкин на предложение не отреагировал, молча стоял и осматривал красоты дачи. Лицо его ничего не выражало, отчего эта маска безразличия не позволяла понять нравится парню то, что он видит, или нет. На улице резко опустились сумерки, как это бывает в начале осени: солнце, кажется, всё ещё ярко светит, день не хочет заканчиваться, как вдруг, стоит только макушкам елей поглотить светящийся диск, мгновенно сереет, и воздух становится непрозрачным и прохладным. С улицы через открытую дверь потянуло сыростью. Маша поёжилась и глазами указала Виктору на гостя. После повторного предложения войти, Миша протиснул в дверь сначала большущий рюкзак, такой, какой берут в походы туристы, потом ввалился сам. Приветствие юноши было сухим, взгляд всё также безразличным, а голос неприветливым. На девушек смотрели красные глаза на мясистом лице, уже сейчас, в столь молодом возрасте, побитом рытвинами прыщей.

– Лариса, пожалуйста, не уходи пока, – шепнула Маша Королёвой, скрываясь на кухне. Лариса последовала за ней, согласно кивнув. Тем временем Кранчевский повёл Шумкина в его комнату.

– Да уж, коммуникабельным этого Миху никак не назовёшь. Мне трудно представить, как он вольётся в общий коллектив, – задумалась Маша. Зная соседей жениха не один год, девушка пояснила гостье, что атмосфера отношений на даче всегда носит характер скорее весёлый и непринуждённый. Такая беспечность и легковесность восприятия жизни с имиджем приезжего никак не сочеталось: Шумкин был хмур и натянут.

Лариса присела сверху на длинный дубовый стол посреди кухни и согласно поддакивала. И хотя Королёва из всех жильцов дачи имела возможность хорошо познакомиться пока только со Стальновым, от Володи уже была наслышана про его друзей по даче и существующую среди них раскованность. Поэтому ей тоже с трудом представлялось, что с новеньким парнем удастся разговаривать также запросто, как это получилось сегодня с Виктором, или как это было со Стальновым.

Пока ребят не было, девушки достали со шкафов тарелки, вилки, Маша принялась чистить картошку. Её решили теперь варить, чтобы казалось больше. Лариса безнадёжно шарила по ящикам в надежде отыскать спрятанные где-нибудь остатки провизии. Случайно натолкнулась на банку сгущёнки, её тщательно припрятал как «нз» – неприкосновенный запас, Галицкий, сомнительно осмотрела её, поставила обратно в шкаф, но на видное место.

– Это, в лучшем случае, подойдёт для завтрака. Нам бы чего посолиднее, вроде тушёнки, на худой конец «завтрака туриста». А этим, – Маша кивнула на банку концентрированного молока в голубой этикетке, – мужиков не накормишь. Ладно: порежь мелко колбасу, батон, ну и вот, картошка сварится…

Маша на секунду отставила картошку, выложила из сумки на стол принесённые продукты, Лариса кивнула, принялась резать на доске узенькими полосочками. Варёная колбаса ломалась под руками, пласты выходили не только тонкими, но и обрезанными. Глядя на такую нарезку, Маша расстроенно махнула:

– Как нарезала, так и будет. Всё равно есть. Эх, нам бы сейчас хоть пару помидорчиков, – посетовала она, стараясь срезать шкурку с картошки как можно тоньше.

– Девчата, живём! – громко произнёс из коридора Виктор и зашёл на кухню с рюкзаком Шумкина, – Миха тут столько всего понавёз, налетайте!

Девушки удивлённо переглянулись, дождались пока Виктор поставит рюкзак на одну из лавок у стола, с любопытством стали рассматривать то, что открылось взгляду, как только отстегнули замок. Рюкзак был полон провизии. Тут стояло две трёхлитровых банки солёных огурцов, лежали свежие помидоры, кругаль домашней колбасы, уже нарезанный твёрдый сыр. Отдельно в кастрюльке были уложены с десяток сваренных яйц. В стеклянной банке с натянутой полиэтиленовой крышкой насыпана пшённая крупа. Отдельно в пакетах лежали гора домашних пирожков и шмоток сала, завёрнутый с особой тщательностью.

– Это я ещё выгрузил под лестницей свежей морковки, лука и свеклы, – светился Виктор, объявляя.

– Запасливый ваш Миха оказался, – Лариса взяла сало на руку, покачала, взвешивая на прикид, – Точно кило есть. Надолго хватит.

– А это что такое? – Маша указала на появившееся в рюкзаке горлышко, – Водка что ли?

Виктор достал бутылку, посмотрел на мутную жидкость, заулыбался:

– Не, девчата, это не водка, это самогон.

Маша и Лариса ссупонили брови и синхронно сложили руки крестом перед грудью. На правах невесты Маша принялась возмущаться:

– Что это ещё за фокусы, Витя? Я надеюсь, с приездом этого нового юноши, сухой закон на вашем корабле не изменится? Или я ошибаюсь?

– Нет, – раздалось у всех за спиной. Шумкин, щурясь от яркого света лампы на кухне, говорил, как нашкодивший ребёнок: оправдываясь, тушуясь, – Я вообще не пью. Просто… это… дедушка у меня… вот мама и… помянуть, – он уставился в одну точку за окном, на глазах парня были слёзы. Кранчевский сделал жест глазами. Обе девушки вздохнули. Шумкин так и стоял у двери на кухню и ничего и никого не видел. Лариса подошла к юноше, положила руку на плечо:

– Миша, ты прости, мы не знали.

Парень уронил голову и тут же на пол закапали слёзы, сдерживать которые он больше не мог. Миша так и стоял: широкий, тяжёлый и плачущий, а все смотрели на него, не зная, как утешить. Потом Виктор вывел его из комнаты, повёл на веранду. Девушки услышали как заскрежетали по кафелю стулья, и как грузно ребята сели. Начался непростой мужской разговор, при котором голос Кранчевского падал до траурного баса, а жалостные восклицания Шумкина врывались вовнутрь фальцетом. Из некоторых услышанных фраз девушки поняли только то, что умерший дед был самым любимым человеком в жизни Шумкина.

– Ничего, ничего, пусть выплачется, – согласилась Маша и заново принялась за накрытие стола, используя теперь для этого часть привезённой провизии; неожиданные поминки предполагали то, что ночевать сегодня на даче будут вчетвером.

– Я пойду тогда папу по телефону предупрежу, – сообщила Лариса и вышла в гостиную. Уже через минуту Маша услышала, как девушка разговаривает с отцом.

– Да уж, дача… – проговорила Маша задумчиво, оглядывая общий порядок и комфорт. В их время далеко не все, даже в городах и даже в таких, как Москва, имели телефоны.