Текст книги "Нежное прикосновение"

Стефен обнял Рори за плечи и с нетерпением то и дело выглядывал из экипажа. Анна постаралась подавить в себе разочарование отсутствием элегантности вокруг. «Здесь живет Стефен, – подумала Анна. – А я здесь пробуду только до тех пор, пока не найду комнату на тихой, более опрятной улочке».

Экипаж остановился около углового здания, выкрашенного в блестящий темно-зеленый цвет. Окна нижнего этажа были защищены декоративными стальными решетками. На подоконниках цвела герань. Какой-то парень выскочил из качающихся дверей, неся ведро пенящегося пива. Рори уставился на парня, потом поднял глаза к вывеске – золотыми буквами на зеленом фоне было написано:

САЛУН ЭМИРЭЛД ФЛЕЙМ

Стефен Флин, хозяин

Стефен усмехнулся и сказал: – Вот мы и дома.

Мужчины, слонявшиеся без дела, увидев Стефена, закричали:

– Вот и он!

– Флин вернулся!

Пока Стефен помогал спуститься Анне ирасплачивался с возницей, мужчины сгрудились вокруг экипажа. Они хлопали его по плечам, протягивали руки для приветствий. Их лица и голоса были близки Анне: лица, утомленные работой, голоса ирландские. Как и у эмигрантов на «Мэри Дрю», на них были грубые фризовые куртки и низко надвинутые на лоб матерчатые кепки.

– Магири тебя потерял, Стефен, – сказал кто-то. – Разыскивает для еще одного боя…

– Так он что, заглядывал? – пошутил Стефен. – Я думал, что он еще не встает после проигрыша.

– Молодой Моуз дал по зубам одному из парней Магири…

Толпа становилась все больше, окружала все теснее. Стефен тепло всех приветствовал, крепко пожимая руки и хлопая по плечам.

Потом внимание толпы обратилось на Анну. Голоса стихли, и присутствующие с любопытством уставились на нее. Она быстро взглянула на Стефена, интересуясь, как же он станет называть ее.

Он обхватил рукой ее талию.

– Это моя жена Анна, – сказал он. – А это и есть мой сын Рори.

Его жена! Анна вперилась взглядом в Стефена, Потеряв дар речи, напрягая ум, чтобы найти слова выразить изумление. Как, он объявляет ее женой во всеуслышанье, когда она только всего-навсего согласилась работать у него, и то на короткий промежуток времени.

Мужчины стянули свои кепки.

– Миссис Флин, – почти в один голос пробормотали они.

Потом Стефен представил их ей:

– Моуфиси, Фиц, Делэни, Сейерс, Лулер, Тали… Они смотрели на нее с восхищением и с уважением,

и Анна заставила себя улыбаться их приветствиям, как если бы она была рада, что здесь находится, как если бы она на самом деле была любимая новобрачная Стефена Флина.

– Женат, – сказал кто-то. – Представляю, как удивится моя миссис.

Другой внимательно разглядел ее.

– О, Стефен, да она прекрасная девушка!..

– И это очень плохо для Пэги Кэвенах!

Последнее замечание вызвало общий смех и протест со стороны Стефена.

– Ну, хватит шуток, – сказал он.

Но Анна еще какое-то время слышала шепот одобрения: «его жена…», «…отличная», «да и сынок тоже…»

Лицо ее от смущения горело. Это было так же неловко, как на «Мэри Дрю», когда ее разглядывали дамы. Там она столкнулась с презрением, а здесь было слишком сильное восхищение, но одинаково неприятно…

Внимание толпы переключилось на Рори.

Анна поставила его впереди себя, положила руки ему на грудь. Так было приятно и утешительно держать его, чувствуя, что его сердчишко колотится так же, как и ее. Мальчик прижался к ней так, будто ему тоже было не по себе…

Молодой человек проложил себе дорогу в толпе. Он был темноволос и поразительно красив. Юноша напряженно улыбался.

– Эмет, – сказал Стефен и обнял молодого человека за плечи. – Эмет…

– Как я рад снова тебя видеть, Стефен! Повернувшись к Анне, Стефен сказал:

– Это Эмет Кэвенах, Нэн. Эмет тут присматривал за всем, пока меня не было.

Эмет взглянул на Анну, и его улыбка погасла.

– Анна – моя жена, – пояснил Стефен. – А вот это Рори, мой мальчик.

На лице Эмета промелькнуло выражение горечи. Складка между бровями стала глубже, но он кивнул ей:

– Добро пожаловать.

Анна ответила острожной улыбкой. «А он ревнивый», – подумала она. Ей хотелось сказать Эмету, что еще до того, как он опомнится, она уйдет и он сможет снова владеть Стефеном безраздельно…

– Как дела у твоей матушки, парень? Как наша Пэг? – спросил Стефен.

– Неплохо. Заведение держали в чистоте и порядке. Пойдем выпьем, Стефен. Парням так хочется тебя поприветствовать!

Стефен покачал головой:

– Не сейчас… Я должен показать семье их новый дом. Чуть позднее… – И повернувшись к Анне, добавил: – Он – пламенный патриот, наш Эмет. Если я ему дам волю, он уедет в Ирландию один сбрасывать ярмо с нашего народа…

Стефен повел Анну и Рори впереди себя через толпу к салуну, то и дело протягивая руку для приветствия и рукопожатия. Наконец они вошли в холл, слабо освещенный газовой лампой.

Два человека принесли вещи Анны и, дотронувшись до кепок, исчезли.

Анна стояла, держа Рори за плечи, с раздражением на лице. Если бы не было мальчика, она бы дала понять Стефену, что она обо всем этом думает. Его жена!

– Думаю, я должен отнести тебя наверх, – сказал Стефен, улыбаясь довольно. – Невесту нужно переносить через порог…

– Не беспокойтесь! – фыркнула Анна. Подобрав юбки, она поднялась по ступенькам.

– Это второй этаж, – крикнул Стефен. – Надо подняться на последний…

На третьем этаже она открыла дверь в хорошего размера комнату, пахнущую свежей краской и лаком. Два окна давали достаточно света, чтобы было видно, что комната почти пуста. Вдобавок к кухонной плите, сияюще-новой, как и обещал Стефен, здесь был гладкий обеденный стол и старый стул.

Анна пересекла комнату по деревянному полу, блестящему от воска, заглянула в буфетную, посудомоечную, где увидела раковину, небольшую печь, бак для воды и холодильник. Из окна открывался вид на задний двор. Уже довольно стемнело, чтобы все разглядеть, но Анна смогла различить очертания каких-то подсобных строений и останки умирающего сада.

Она услышала, как вошли Рори и Стефен и прошли в глубь квартиры, громко разговаривая.

Анна провела пальцем по безупречно чистому краю раковины и осторожно повернула кран – хлынула вода. Испугавшись, она поспешно закрыла кран. «Не так уж плохо, – подумала она, – готовить здесь. Не надо таскать воду наверх…»

Она опять прошла через кухню, восхищаясь плитой с ее никелированными частями. Возвращаясь в холл, она миновала спальню, которая' была полностью обставлена, и вышла в гостиную, затем в просторную комнату, окна которой выходили на улицу.

В нижние переплеты окон было вставлено матовое стекло, пропускающее свет, но заметно смягчая его. Через прозрачные верхние стекла Анна полюбовалась последними лучами заката, скользящими по конькам городских крыш.

Вошел Стефен и зажег лампу – пламя осветило комнату.

– Ну, что ты думаешь, Нэн? Она пожала плечами:

– Как будто чисто.

– За этим следила мать Эмета и его сестра Пэг.

– Пэг – это та, о которой говорили мужчины внизу? – спросила она, припоминая шутки. Ей интересно было знать – эта Пэг не подружка ли Стефена. Эта мысль веселья ей не прибавила.

– Тебе понравится Пэги, – сказал Стефен. – Она милая девушка. Совсем не похожа на Эмета.

Анна оглядела комнату, в которой была только узкая кровать, комод и потертое кресло.

– А где я буду спать? – спросила она.

– Здесь, дорогая, – весело ответил Стефен. – Со мной. Это наша комната. А спальню отдадим Рори.

Анна недовольно поджала губы.

– Почему это?

Рори, который уже успел устроиться в кресле около окна, с любопытством смотрел на них.

– Дружище, ты уже здесь?! Я хочу, чтобы ты сбегал в бакалейную лавку миссис Кэвенах и купил нам что-нибудь на ужин.

Он вынул из кармана полную горсть монет.

– Этот магазинчик находится напротив нашего дома? – спросил Рори, спрыгивая с кресла.

– Ну, да. Скажи ей, что ты мой сын, и купи колбасы, хлеба и… еще что-нибудь!

Когда Рори понесся к двери, Анна его остановила:

– Часу не были в городе, а ты весь покрылся грязью, – сказала она, пытаясь стереть полосу с его лица. – Миссис Кэвенах, да и все соседи подумают, что ты приехал из дублинского работного дома.

– В Нью-Йорке все грязные, – кричал Рори, пытаясь вырваться.

– Ах, вот как! Мне нет дела до других, но в этой семье ни один больше не будет ходить грязным!

Рори засмеялся и убежал.

Анна сняла синий жакет и выдвинула ящик комода. Она чувствовала смущение, находясь в этой комнате наедине со Стефеном.

– На этой кровати нам не поместиться, – сказал Стефен. – Завтра я закажу что-нибудь побольше.

«Он может издеваться надо мной, как ему хочется, – думала она. – Но если он попробует лечь со мной сегодня ночью, у него будут неприятности».

– Это будет наша спальня… Завтра я закажу латунную кровать от Роджерса, – продолжал Стефен. – Его магазин внизу, на Водяной улице.

Терпение Анны иссякло – она взорвалась:

– После всего, что я сказала, с чего вы решили, что я буду с вами спать? А кроме того – вы не имели права всему свету говорить, что я ваша жена! Еще и часа не прошло, как вы сказали, что я буду у вас работать. Если я буду держать в порядке дом и Рори, я нанятая домохозяйка, и ничего больше! Я вас предупредила – как только я узнаю город и найду спокойное место, я пойду своей дорогой!

Стефен весело улыбался.

– Анна, неужели ты не видишь – еще на корабле мы стали семьей – ты, я и Рори… – сказал он, подходя к ней.

Анна отклонилась назад, сжав кулаки.

– Мы не семья! И больше того – вы меня обманули, рассказывая всем, что я ваша жена…

– Один обман тянет за собой другой, дорогая. Вначале ты меня обманула, не сказав о своем муже. Теперь я… Давай считать – мы квиты.

Он обнял ее за талию. Анна уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь оттолкнуть его. За плечом Стефена она увидела узкую кровать и невольно представила, как проснется однажды утром, а он рядом – теплый от сна, лицо колючее от выросшей за ночь щетины…

Анна опустила глаза, боясь, что он прочтет ее мысли.

– Вы не можете силой заставить меня быть с вами.

– А я и не собираюсь. – Он нежно поглаживал ей спину. – Забудь прошлое, Нэн, и всех людей из этого прошлого… Сейчас ты новую жизнь начинаешь! Здесь тебя никто не будет судить.

Он нежно поцеловал ее щеку, крепко прижав к своей груди. Щетина колола ее нежную кожу, она вздрагивала и слабела… А он все целовал и целовал ее, нежно скользя губами по шее, опускаясь все ниже и ниже… Анна закрыла глаза… Это было похоже на наваждение – его рот, ласковые пальцы заставляли забыть обо всем.

Она смутно слышала, как вернулся Рори, грохоча башмаками по ступенькам, но не могла отодвинуться от Стефена. Она обняла его за шею и вернула ему поцелуй, удивляясь собственной отваге и легкомыслию.

ГЛАВА II

Вечером Стефен оглядел свой салун, набитый народом, и подумал, что помещения никогда не выглядели лучше, чем сейчас. На внутренней стенке бара сияло большое зеркало – на нем не было ни пылинки; тщательно обтерты бутылки, а на керосиновых лампах не было копоти. На дальней стене на календаре леди нюхала розу, слева от нее висела гравюра в рамке – скаковая лошадь благородных кровей, Эклипс, а справа – великие боксеры Хайер и Хинан, в боксерской стойке, лицом к лицу.

«Слава Богу, я вернулся домой!» – подумал Стефен. Он облокотился на инкрустированный бар красного дерева и наслаждался таким знакомым и родным запахом дыма и пива, звуками громких ирландских голосов, резким стуком бильярдных шаров. А эти джентльмены из верхнего города пусть держатся за свой «Юнион клаб». В Бауэри, в салуне, человек может расслабиться и найти уважение. Он может порадоваться выпивке и пению, потерять за картами монету-другую или просмотреть «Ирландское время». А если ему нужно сбросить гнев и ярость, он может пойти в комнату для тренировок и провести несколько раундов на ринге.

Внимательный взгляд Стефена передвинулся к двери спарринговой комнаты и замер.

– Что за черт?!

Над бильярдным столом, рядом с картиной, изображающей в натуральную величину «Перепуганную Сусанну в купальне» 33
  Сусанна – библейский персонаж. Старцы, подглядевшие ее купание, за отказ Сусанны предаться с ними блуду, обвинили ее в прелюбодеянии, но были разоблачены пророком Даниилом.


[Закрыть] висел плакат, на котором был изображен он – голая грудь, кулаки подняты… Было впечатление, что это он заставил Сусанну попытаться прикрыть наготу руками.

Стефен толкнул Эмета, который рядом с ним опирался на стойку бара.

– Ты только погляди на это, – сказал он, смеясь. – Будто я собираюсь с нашей Сусанной провести несколько раундов.

Эмет отхлебнул пива.

– Эта идея Тали, – сказал он. – Парней это забавляет…

Стефен поймал взгляд бармена с блестящими от помады волосами.

– В этом я вижу твою руку, Тали.

Длинные усы Тали зашевелились, когда он улыбнулся.

– Нетрудно было сообразить, когда я вас увидел с этой женщиной.

– Она – жена, Тали… Тали взялся за пивной кран:

– Она красивая… Пошли вам, Бог, счастье! Стефен признательно кивнул головой, но ничего

больше не сказал. Женщины были животрепещущей темой разговоров в салунах, но не жены. Особенно этот разговор был неуместен после шуток по поводу голой Сусанны.

Он взглянул на Эмета, угрюмо допивающего свое пиво. Парень весь вечер был в плохом настроении. Даже хриплые приветствия Стефену в переполненном людьми салуне не смогли поднять его настроение. Он всегда был пессимистом, но сейчас Стефен чувствовал, что что-то случилось.

– Кажется, ты потерял свои улыбки где-то на дороге, – заметил Стефен.

Эмет пожал плечами и промолчал.

– Скажи мне, какая муха тебя укусила?

Эмет пристально посмотрел на свою кружку с пивом:

– Теперь, когда у тебя жена под боком, ты не будешь больше драться.

«Так вот в чем дело, – подумал Стефен. – Вот почему Эмет так смотрел на Анну».

– Парень, да она никакого отношения к этому не имеет. Я завязал с боями, потому что у меня к этому больше не лежит душа. И мне не хочется закончить, как наш Хэмер. – Он кивнул на старого боксера, который сидел с пьяной улыбкой среди мужчин, занятых картами и виски.

Эмет скривил рот, показывая этим свое неудовольствие.

– О'Мэгони и Доугени создали комитет по организации высадки в Ирландии. Они хотят провести встречу в отеле «Шестой округ».

– А-а, так сейчас это называется высадкой в Ирландии, – протянул Стефен. – А я думал, что мы толкуем о призовых матчах.

Эмет отодвинул недопитое пиво:

– Стефен, ты – боксер и патриот. Ты ирландскому делу принадлежишь так же, как боксерскому рингу.

«Парень привязан к самой идее боя, – подумал Стефен с грустью – Ему двадцать три, но он еще не стал взрослым…»

– Я принадлежу моей семье, и моим добрым соседям, и друзьям, – ответил Стефен. – В этот круг входишь и ты, но с условием – не надо делать меня героем старых сказок. Что касается Ирландии, то свобода придет. Я уверен! Может, не при нашей жизни, но придет… Через парламент, без кровопролития.

– Она должна наступить сейчас! – воскликнул Эмет. Его лицо пылало страстью. – Как мы, ирландцы, можем здесь в Америке требовать уважения, если наша страна под пятой Англии?

– Уважение ты можешь заслужить упорным трудом и достойной жизнью, Эмет! То есть именно тем, что ты и делаешь.

– Но О'Мэгони говорит…

– У О'Мэгони и Доугени под шляпами кирпичи вместо голов, – с раздражением сказал Стефен. – Они оставили Ирландию в сорок восьмом как пораженцы, впрочем, как и все мы. А сейчас они строят из себя героев.

– Но они и есть герои, – запротестовал Эмет. – Они восстали и сражались! Как и ты…

– Сражались! – Стефен затряс головой, возмущаясь. – Сорок восьмой – это стычка на капустных грядках, ничего кроме политики и поэзии. Я полагаю, они все еще думают, что могли идти против армии королевы с пиками и вилами, горланя бравые призывы.

– Сейчас они достают оружие.

Стефен насторожился. Помилуй, Боже, неужели слова так быстро доходят до границ Америки?

– И там будет восстание…

– Не будет там восстания! – воскликнул Стефен, начиная сердиться. – У ирландского народа для этого слишком живот подтянуло после голодухи, болезней и горя в стране. Священники проповедуют отказ от восстания, а лучшие мужчины уезжают в Америку. В Ирландии никого больше не волнует восстание, даже полицию. Они позволяют нам, участникам восстания в сорок восьмом, бродить свободно где угодно. Они знают, что для того, чтобы вновь разжечь пожар, нужно призвать самого святого Патрика.

Глядя на Эмета, Стефен вспоминал себя – молодого, теряющего голову от ненависти и надежды. Было обидно, что парень может погубить себя из-за лживых воззваний и обещаний свободы.

– Эмет, – сказал он, стараясь быть терпеливым. – Ты же в Америке родился. Никогда не стоял на ирландской земле. Революция в разваленной стране – это безнадежная затея.

– Это не безнадежно, – возразил Эмет. – И я готов бороться, если они меня возьмут.

Стефен внимательно посмотрел парню в лицо, пытаясь понять, насколько тот серьезен.

– Ты собираешься ехать туда и ввязаться во все это?!

Эмет кивнул.

– Я знаю, они собирают добровольцев. Им нужен курьер, чтобы обеспечить связь между Нью-Йорком и Дублином. Я сказал О'Мэгони, что согласен, и уже дал клятву.

«Так, – подумал Стефен, – его молодой друг за время его отсутствия решил отдать себя безнадежному делу».

– Ну что же, раз ты всерьез.

– Да, всерьез, Стефен.

Стефен подумал о просьбе Пэдрейка Мак-Карси: найти надежного человека перевозить деньги в Бирмингем.

Эмет не был безрассуден, был осторожен и предан до мозга костей. У него мать и сестра, но нет ни жены, ни детей. А когда он приедет в Ирландию, Пэдрейк о нем позаботится…

Стефен Флин ближе наклонился к плечу друга:

– Эта группа в Ирландии не более, чем горстка людей, сверлящих дыры в дублинских горах пиками по воскресеньям после обеда. Держу пари, что все это ничем не кончится.

Эмет сжал губы:

– Я и это буду делать, Стефен. Пойми – я должен что-нибудь делать!

– А что ты слышал об оружии?

– Точно я ничего не знаю… Но О'Мэгони хочет добыть денег, чтобы купить его. Он говорил об ирландских связях, реальных доходах и о подготовке армии в пять сотен человек.

Стефен взглянул на часы и увидел, что закончилась рабочая смена Тали. Он толкнул в плечо Эмета:

– Засучивай рукава и принимайся за работу. Договорим позже. И не давай выносить выпивку всякому ирландцу, который ведет речи против королевы.

Стефен отошел от бара и стал проталкиваться в спарринговую комнату. Чем больше он думал о Эмете как о курьере, тем больше ему нравилась эта мысль. Парень был трезвенник, в голове никакого легкомыслия. Пэдрейк одобрит его выбор – Стефен был уверен. Пэдрейк сделает из него политического деятеля, достойного соперничать с лучшими из них. Но О'Мэгони нужно держать в узде. Пэдрейку необходимо повиновение приказам из Ирландии, а не группы смутьянов в Нью-Йорке.

Стефен вошел в комнату для тренировок, клубящуюся от дыма. Поверх голов толпы он увидел двух мужчин на отделенном канатами ринге посреди комнаты. Он направился в угол, где с потолка свисал тяжелый мешок, набитый опилками. Вот тут он сможет расслабиться и пропотеть! Он работал над мешком добрых полчаса, пока все тело не покрылось испариной.

– Так, «Пламя родины» 44
  «Эмирэлд Флейм» – изумрудное пламя. Зеленый цвет – для ирландцев – символ Ирландии, родины.


[Закрыть] все еще горит, – раздался знакомый голос. – Добро пожаловать домой, чемпион.

Стефен повернулся и увидел Джила Гилеспи, взъерошенного, с багровыми щеками шотландца, который писал для «Национальной газеты».

– Джил! – Воскликнул Стефен, расплывшись в улыбке.

– Слава Богу, выглядишь отлично, – заметил Гилеспи, тряся руку Стефена. Он перекатил сигарный окурок в угол рта. – Точность, как у блохи. Магири скоро дождется…

– Долго ему придется дожидаться. Я уже осёл, пустил корни.

– Ни черта, – возразил Гилеспи и сделал глоток из своей неразлучной фляжки, не вынимая сигары изо рта. – Газеты сделают все, чтобы заставить тебя вернуться: они будут печатать оскорбления Магири до тех пор, пока ты не примешь вызова.

– Извини, Джил. В мире не осталось такого вызова, который бы заставил меня вернуться на призовой ринг.

– Я не верю в это. Ты в хорошей форме, чемп. К тому же там еще и деньги делают.

Стефен не стал спорить.

– Давай; Джил, держи мешок крепче, чтобы я смог несколько раз ударить как следует.

– Говорят, что ты завязал из-за женщины, – сказал Джил, ухватившись за мешок. – Трудно поверить, что ты позволил какой-то бабенке залезть себе под шкуру.

Стефен бросил на Гилеспи предостерегающий взгляд:

– Не говори о моей жене здесь! Я сказал, что завязал с боями после боя с Магири. Мне уже тридцать лет.

– Черт, да ведь Саливену было тридцать пять, когда он побил Конта…

– Я сказал, что выхожу из игры. – Стефен протянул Джилу руки, чтобы тот завязал шнурки перчаток. – Ну, давай, держи крепче. Не успокоюсь, пока не сброшу тебя на пол.

Вокруг мешка собралась группа мужчин. Стефен стал в стойку и нанес серию ударов. Его перчатки из буйволовой кожи били мешок с яростью, достойной восхищения. Удары отдавались в предплечья и плечи. На шее и спине появились струйки пота, а он все бил и бил в мешок, не сводя с Джила глаз.

Лицо Джила покраснело – он изо всех сил пытался удержаться на ногах.

Отрабатывая удары, Стефен думал о давлении, с которым столкнется в ближайшие недели. Газеты возьмутся за него, сообщая о вызовах Магири, намекая на его женитьбу, делая заключения о его физическом состоянии. Газеты должны что-нибудь печатать, чтобы подогревать интерес публики. Газетчики всегда изображали призовых бойцов и как соперников в повседневной жизни – американец против ирландца, католик против протестанта, житель севера против жителя юга. Когда-то они описывали Стефена как паршивого ирландского революционера, но как только он сразился с Били Магири, то сразу же превратился в респектабельного бизнесмена, зато Били стал негодяем, связанным с шайкой бешеных и продажных политиков.

Стефен понимал, что ложь в газетах была частью игры, способом продать газеты и дать рабочему человеку отвлечься от каждодневных забот. Но никакая шумиха не могла бы заставить его изменить решение. Он оставил ринг навсегда.

Он прекратил бить по мешку – тело его истекало потом. Кто-то бросил ему полотенце.

Джил тяжело пыхтел, его редеющие светлые волосы облепили череп.

– Ну, ты горяч, чемп. Свой удар не потерял. А как ноги?

Стефен вопрос проигнорировал.

– Джил, Эмет даст тебе выпить, – сказал он. – Но только возьми с собой. Не пей здесь больше.

– Позже. Я тут покручусь и посмотрю, как ты работаешь.

Он пошел следом за Стефеном к рингу.

– А как насчет показательного матча? Ты и Магири в «Спортивном зале»? Три спарринговых матча и матч с перчаткой55
  Настоящий бой на определение победителя проходит без перчаток.


[Закрыть]. По доллару с носа за вход.

– Ты становишься тугим на ухо, Гилеспи! – фыркнул Стефен. – Я же сказал – я с этим покончил.

Около ринга стоял крепкий, рослый темнокожий юноша. Он не спускал глаз с двух мужчин, которые молотили друг друга на ринге. На парне была красная фланелевая рубаха, а волосы на голове напоминали шапку – так густы и кучерявы они были. Стефен изумился, как вырос Моуз. Когда он впервые появился в спарринговой комнате несколько лет назад, это был худенький, полууличный мальчишка, работавший крысоловом для крысиной ямы на Водяной улице. Сейчас Моузу было восемнадцать, но он был крупнее многих взрослых мужчин.

Стефен кивнул в сторону ринга:

– Они не собираются покалечить друг друга?

Моуз покачал головой:

– Эти два козла собираются ничего не делать, только воздух сотрясают.

Стефен отбросил полотенце:

– Давай-ка мы с тобой, Моуз, проведем несколько раундов. Потешим присутствующих.

Глаза Моуза, обычно равнодушно-спокойные и усталые, сверкнули.

– Даже не мечтал!

Стефен подал знак мужчинам прекратить свой матч.

Моуз снял рубашку, надел перчатки и поднялся на ринг вместе со Стефеном.

По спарринговой комнате пробежал ропот. Все присутствующие столпились около ринга, голоса зазвучали громче.

Стефен прыгал по деревянному настилу ринга и оценивал крутые плечи Моуза, его широкую грудь.

– Да ты почти моего размера, парень.

Моуз выставил руку, всю в гладких блестящих мускулах, и приставил к бицепсу Стефена:

– Кажется, ваша немного больше загорела. Стефен засмеялся.

– На корабле я много часов тренировался под солнцем. – Он оглядел комнату в облаках дыма. – Гилеспи! – громко позвал он. – Иди сюда, будешь засекать время.

Газетчик, локтями проложив себе путь в толпе, вынул карманные часы.

Стефен и Моуз коснулись перчатками друг друга и, подняв руки, приняли боксерскую стойку. Комната для спарринга затихла.

– Время, джентльмены.

– Гляди на меня, ну, – сказал Стефен Моузу. – Глаз с меня не своди. Полностью сосредоточься на деле.

Моуз прищурился. Его грозный вид производил впечатление на ринге, но он не умел увертываться от ударов – смело держал открытым лицо – бей как хочешь.

Чтобы проверить реакцию Моуза, Стефен сделал несколько ложных выпадов.

– Следи за движением головы, – сказал он. Стефен наступал, а Моуз все уходил.

– Я ударю тебя при отходе, – предупредил Стефен. – Не позволяй мне этого.

Неожиданно Моуз сделал выпад, целясь в подбородок Стефена. Стефен хотел ускользнуть, но не успел. Голова откинулась назад, удар прошел через все тело. Он ощутил секундное беспамятство. Моуз удивленно смотрел на него.

– Молодец, парень, – сказал Стефен, встряхнув головой.

Он бил по ребрам Моуза, отодвигая его назад.

– Да не стой ты, – довольный своей работой, воскликнул Стефен. – Бей, переходи в наступление.

Стефен уклонялся от ударов и финтил, установив свой темп. Ногами Моуз работал плохо, но он заставлял Стефена шевелиться. Во втором раунде Стефен почувствовал знакомое удовольствие, когда работаешь с хорошим боксером, – сильно сконцентрировавшись, наблюдая, реагируя, с напряжением, в каждом нерве. Даже после удара в подбородок он чувствовал себя проворным, ноги были упругими и сильными. Моуз таки схватил несколько резких ударов; тем не менее мальчишка все время атаковал и к защите не переходил. Стефен доставал ребра и грудь Моуза сколько хотел.

Они остановились после пяти раундов, невзирая на громкие протесты зрителей. Стефен сбросил перчатки и повел плечами. Он чувствовал усталость и возбуждение, с радостью отметив, что бедро не дало о себе знать. Моуз выглядел свежим, в глазах светилась тихая гордость.

– Защищай корпус, – сказал Стефен. – В настоящем матче именно удары по корпусу заставят тебя сдаться.

Моуз лукаво улыбнулся:

– А ваш подбородок я сразу нашел. Стефен дотронулся до головы парня:

– Да, это ты молодец.

Он пошел принять душ за деревянной перегородкой на дальнем конце комнаты для спарринга. Пока он стоял на каменном полу под струей холодной воды, он размышлял о молодости и силе Моуза, испытывая муки зависти. Да, без сомнения, покончить со всем этим будет для него облегчением. Его телу не будет больше угрожать призовой ринг, да и ярость, которая клокотала раньше в его жилах, угасла. Хотя в жизни каждого боксера было что-то такое, что ему очень нравилось: грубое мужское товарищество, считавшее его стоящим этих взрывов неистовства, да и слава титула чемпиона чего-то да стоила. Кроме того, даже в самом горчайшем, жесточайшем соперничестве на ринге было уважение и кровная связь мужества между двумя боксерами.

Стефен вытерся и оделся. Физическая нагрузка и холодный душ избавили его от усталости и взбодрили. Он пригладил рукой влажные волосы и подумал об Анне. Представил, как она спит выше этажом – теплая; с растрепанными волосами… Представил, как ложится рядом с ней, как будит ее поцелуями…

Он с трудом оборвал свои фантазии. Нужно купить подходящую кровать, да и ей надо дать время осмотреться и принять решение. Сегодня он будет спать на кресле в кухне.

Он вернулся в спарринговую комнату, чувствуя возбуждение. В голове пронеслись мысли о других женщинах в этом городе, с которыми имел дело годами, но ни к одной из них идти не хотелось. Он отверг их всех. Анна – единственная, кого он хотел все эти недели. Уж одну ночь он еще как-нибудь подождет.

В комнате стояла странная тишина. К запаху дыма примешивалось какое-то напряжение.

– Привет, Флин.

Стефен повернулся настороженно – перед ним стоял Били Магири, потрясая большими руками в перчатках из козьей кожи. Черные волосы, коротко остриженные, подчеркивали красивые черты его лица. Поверх клетчатого костюма на нем висели старинные часы.

– Это ты, Били, – протянул Стефен медленно, сразу приняв во внимание надменную позу и наглую улыбку. – А я тебя так скоро не ждал.

Полдюжины разгоряченных молодых парней окружали Магири. У них были длинные волосы, уложенные при помощи какой-то остро пахнущей гадости, и все они были одеты по моде Бауэри: яркие шелковые платки завязаны на шее, длинные брюки спускались на тяжелые башмаки с железными носками для удара противника.

– Я пришел поприветствовать тебя, – объяснил Магири, согнув в кулак обтянутые козьей кожей пальцы.

– Ценю твое внимание! – Стефен даже не пытался спрятать насмешку в голосе.

Парни Магири недовольно заворчали. Неожиданно Стефену захотелось посмеяться над ними. Подобно всем шайкам в Бауэри, эти парни были опасны особенно во время выборов, когда они налетали на избирательные пункты, используя дубинки, ножи и обломки кирпичей, чтобы пересилить и унизить оппонентов из Тэмени-Холла66
  Тэмени-Холл – резиденция властей Нью-Йорка.


[Закрыть]. Им нравилось обожествлять своего лидера и калечить людей.

– Пойдем, Били. Я скажу Эмету налить тебе пива. Предложение, казалось, до смерти удивило Били.

Его самоуверенная улыбка погасла.

– Ну, так как? – спросил Стефен. Он забавлялся, наблюдая, как Магири приходит в себя от столь неожиданной любезности.

Били пожал плечами:

– Даже не знаю, надо ли идти…

Стефен двинулся к бару, сопровождаемый грохотом подкованных башмаков.

Джил Гилеспи бесцельно гонял шары по бильярдному полю. Но увидев Били и его шайку, отбросил кий и поспешил достать блокнот.

– Пиво для мистера Магири, Эмет, – крикнул Стефен, облокотившись на стойку.

Эмет, онемев от изумления, наполнил высокий стакан пенящимся пивом и поставил перед Били.

– Мне хочется с тобой встретиться, Флин, – сказал Били, отпив несколько глотков.

– Да…

Били достал из кармана три золотые монеты с орлом и бросил их на стойку бара.

– Ты называешь место и дату, и эти монеты твои.

– Я покончил с рингом, Били. Лицо Магири потемнело.

– Я тебя вызываю.

– Извини.

Парни Магири угрожающе задвигались, бросая во все стороны угрожающие взгляды.

– Я слышал, ты женился. Стефен нахмурился:

– Это тебя не касается.

– Говорят, она красавица.

– Заткнись, Магири.

На лице Били расползлась самодовольная улыбка. Он сунул руки в карманы и мельком взглянул на Сусанну, безуспешно, пытающуюся закрыть свои груди.

– У твоей жены такие же сиськи, как у этой?

Кулак Стефена скользнул по челюсти Били, и почти сейчас же его бок пронзила боль; дыхание на мгновение прервалось. Придя в себя, Стефен бросился с криком на Били. Но мужчинам удалось растащить их. Стефена прижали к стойке бара Моуз и Джил. Боковые удары и пинки Били обрушились на парней из его шайки, обступивших его со всех сторон.

Стефен яростно вырывался, но боль была непереносимой. Он тяжело опустился на стул, чувствуя себя так, будто его пырнули ножом.