Текст книги "Нежное прикосновение"

Стефен открыл было рот сказать, что Рори – ребенок, который не способен еще понимать такие вещи. Хотел объяснить, что однажды Рори научится оценивать женщин и выберет для себя стоящую. Хотел сказать, что то, что было между Анной и им, – не его, Рори, дело, но прикусил язык. Где-то в душе Стефен понимал, что в речи Рори есть нечто близкое к правде и что он должен ответить ему.

Он разбирал свои чувства к Анне, глядя, как качается фонарь в печальной пещере подпалубного помещения. Никогда он не допускал, что это нечто другое, как откровенная, без подмеса, похоть. А сейчас мысли об Анне возвратили ему радость бытия рядом с ней, глубочайшую страсть.

Он поглядел на Рори.

– Анна и я сделали друг друга счастливыми, – сказал он. – Видишь ли, дружище, мужчина может сделать женщине больно, навредить, как хотел сделать Спинер. А может также сделать ее счастливой. Я никогда Анне не причинил боли. Вместе мы были счастливы.

Обвиняющее выражение лица Рори не изменилось. Стефен потянулся, притянул его к себе. Он погладил сверху вниз тонкие ручки мальчика.

– Это трудно понять, но ты разберешься, когда станешь старше. Обещаю – ты все поймешь.

– Ты обвиняешь ее, что она замужем за Били Магири, – настаивал Рори. – Но это не ее вина, что она его узнала раньше, чем познакомилась с нами.

– Ты прав. Это не ее вина.

И тем не менее мысль, что она была с Магири, вызывала в нем глубочайшую ярость.

– Ты думаешь, что она не такая хорошая, как моя мама?

– Твоя мама была лучшей, какой может быть девушка. – Стефен начинал уставать от Рориных вопросов и обвинений, но изо всех сил сохранял терпение. – Она была словно ангел – такая добрая и чистая.

– А вы с ней были счастливы, вот как с Анной?

– Конечно, я был счастлив. Она была твоей матерью.

Но он врал – Роза счастливым его не сделала. Стефен остановил мысли до того, как они могли перейти в проклятия. Господи помилуй, не должен он поворачиваться к Розе спиной. Не должен отвергать ее за то, что она приносила себя в жертву, отдавая ему свое тело, а сыну – отдав жизнь.

– Дядя Пэди говорит, что моя мама была такой праведной, что должна была стать монахиней. Он сказал, что она от каждого ждала, что он такой же хороший, как она сама.

– Да, она была такая, – подтвердил Стефен.

– Я больше хочу Анну, папа. Я думаю, что она подходит для нас лучше, чем моя мама.

– Послушай-ка, – вскочил Стефен. —? Твоя мама была святая, настолько она была хорошая. Анна никогда не сможет быть…

Спина взмокла от пота. Трюм был непереносимо завален вещами, в такой духоте нечем дышать. Да провались она в тартарары! – подумал он. Будь проклята Анна и похоть, которую он к ней чувствовал… Похоть… любовь. Ах, Боже, он ведь ее любил – не только в постели, но и на кухне, и в саду, и возвращающейся с прогулки. Он ее любил с полным подолом кружев и полными руками стирки; он любил ее беседы с Дэйви и Джилом и ругань на мальчишек. Он любил ее на острове, когда вздымались ее юбки и она улыбалась, и по ночам, когда она шептала ему на ухо нежные словечки. Анна не была святой и – спасибо ей за это.

Она славная и любящая женщина, которая лучше, чем он сам, понимает его, а когда он ее обнимает, то благодаря ей чувствует себя Богом.

– Один раз я слышал, как говорили дядя Пэди и бабушка, – добавил Рори виноватым голосом. – Дядя Пэди сказал, что с моей мамой ты не был счастлив.

Стефен в изнеможении опустился на нары. В мозгу пронеслись воспоминания, прежде чем он их остановил: как это было – быть с Розой. Как было тяжко, когда он старался подавить вожделение и задавить революционную страсть – все из-за нее. Он был молодым мужиком, полным огня, и похоти, и политического рвения, женившийся на очень красивой, набожной девушке, чья семья дала шанс приличной жизни дикому, осиротевшему парню. Она была невинна, а он взял ее страстно. Он хотел ее позабавить и старался, чтобы она его захотела. А она только каждый раз плакала и молилась, пока длилось тяжелое испытание, убивая его привязанность, вызывая в нем гнев. Когда позвало Братство, он пренебрег ее желанием. Он принял клятву и ушел. Он хотел уйти, отчаянно хотел. Для него это было освобождением – оказаться подальше от набожной Розы, от ее жертвенных вздохов. Потом он вернулся, а она уже умерла, оставив позади плачущее дитя и последнее воспоминание – иссушающее и пожирающее чувство вины.

Роза всегда вызывала в нем чувство вины – из-за его вожделения, сатисфакцию ему он находил в бешенстве на ринге, в страстном желании революционной справедливости. Когда она умерла, эта тихо ноющая вина выросла в страдание, едва не доведя его до безумия. У него не было выбора, кроме как сбежать.

– Дядя Пэди сказал бабушке, что тебе нужна жизнерадостная, веселая девушка, чтобы сделать тебя счастливым, – добавил Рори.

Стефен потер виски. Пэди это ему тоже говорил: «Найди себе хорошую жену, Стефен, мать – для мальчика. Найди такую девушку, которая знает, как тебя рассмешить и любить».

И Анна знает, как рассмешить. И любит его. Ей также известно, как на него поворчать, обычно по стоящей причине, и из-за нее у него не бывает чувства вины.

Стефен посмотрел на Рори. Все-таки странно, как парнишка, кажется, понимает вещи, которые и взрослого мужчину ставят в тупик.

– Давай-ка двигаться домой, дружище, – сказал он. – Анна нас ждет.

Рори опустил глаза, рот сжался в упрямую линию. «Еще не определился, – подумал Стефен. – Что-то еще есть».

– Ну, что еще? Рори затряс головой:

– Я не хочу, чтобы ты дрался.

Стефен сильно удивился. Потом припомнил свой сердитый обмен речами с Анной в Бэтери-парке, когда она сказала, что Рори боится, что его или убьют, или он станет, как Хэмер. Он ей не поверил: он не мог вообразить, что его мальчишка не хочет, чтобы он дрался.

Он поставил Рори между коленями, взял за подбородок, оторвав с силой от груди, чтобы смотреть ему в лицо.

– Но ты всегда был на моей стороне насчет боя с Били Магири.

Рори не поднимал глаз.

– Это было раньше.

– Да того, как Магири высек меня как следует? Рори кивнул:

– Я перепугался.

– Не хочешь видеть своего старого папу разжалованным?

– Не так сильно, – из глаз Рори хлынули слезы.

Стефен глядел на трясущиеся губы сына, на испачканные, в слезах щеки, и язык его присох. Мальчонка его любит не за то, что он боксер, а за что-то еще, что-то более дорогое, и Стефен даже не догадывался, что бы это могло быть.

Потом он вспомнил о Били, обо всем, что тот сделал. Он женился на Анне и ее иссушил. Украл у нее деньги. Имел ее в постели. Он разгромил салун «Эмирэлд Флейм» и предал ирландское дело. Могут такие бесчинства пройти безнаказанно? – хотелось бы знать Стефену. Может он, будучи мужчиной, отказаться от реванша, и гордости, и чести, от всего – для спасения сына? Может он отозвать вызов Били и отменить бой только потому, что его мальчик любит его?

Ответ пришел сразу.

– Давай я скажу Били, что бой отменяется, – решил он. – И попрошу Анну вернуться. Если так будет?

Рори попробовал улыбнуться, но вместо этого из глаз потекли слезы.

– Она не вернется, пап. Я знаю, не вернется. Стефен обхватил мальчика:

– Ну, посмотрим. Вначале мы должны встретиться.

ГЛАВА XV

Когда они вошли на кухню, Анна вскочила.

– Что ты натворил! – закричала она, схватив и притянув к себе Рори. – Ах, как же мы волновались! Богу прожужжали все уши своими молитвами. И ты еще испортил проводы Эмета…

И она не могла никак остановиться, чтобы не целовать, не прижимать его к груди, а Рори в это время что-то бубнил, жаловался и вырывался. Только насытив свою жажду объятий, Анна отодвинула его от себя, чтобы оглядеть всего. Она послюнявила палец и потерла его щеку.

– Да на тебе больше грязи, чем на грядке с картошкой, – ругалась она. – Хорошо бы Дэйви взял тебя вниз и хорошенько оттер под душем. И это надо – взять для мешка скатерть!

Вокруг собрались люди, тоже желая дотронутся до Рори. Миссис Кэвенах сунула ему в руку чашку шоколада, а Моуз с Эметом с чувством его похлопывали. Рядом пошатывался Джил – изрядно пьяный. Пэги плакала. Пролили шоколад, мужчины отталкивали друг друга локтями, и все обнимали Рори и щекотали его, а он только моргал, счастливо изнемогая.

Анна за всем наблюдала глазами, полными радостных слез. Стефен одной рукой обнял ее за талию. От его улыбки стало спокойно внутри. Она потянулась к нему, чтобы только похлопать по плечу, как уже ее руки обняли его за шею, лицо прижалось к плечу, и она разрыдалась. Все засуетились, она повисла на нем, рыдая, чувствуя, как напряжение в груди тает, уходит. Он прижал ее сильнее, пробежав пальцами по спине вверх и вниз.

– Нэн, – пробормотал он ей в волосы. – Сейчас-то все в порядке.

Когда он отпустил ее, она вытерла щеки пальцами.

– Смотри-ка, плачу от счастья. Честное слово, как хорошо, что он вернулся.

После завершенного дела Стефен казался посвежевшим. Он выглядел таким, каким был в те недели до Били, когда каждую ночь они были вместе.

– Пойдем в спальню, Нэн. Мне что-то надо тебе сказать.

Он взял ее под руку. Анна отпрянула, внезапно чего-то испугавшись. Ей не хотелось быть со Стефеном наедине; она чувствовала себя такой слабой, такой беззащитной.

– Лучше я буду укладывать Рори спать.

– За этим проследит Пэги.

Выражение его лица было таким непреклонным, что она сдалась и позволила увести себя.

В спальне на туалетном столике стоял кувшин с увядшими цветами. Латунная кровать была в беспорядке и требовала немедленной полировки, а пыль всюду была с дюйм толщиной. Анна провела пальцем по туалетному столику и поцокала языком.

Стефен прислонился к стене рядом с окном, наблюдая за ней.

– Мы хотим, чтобы ты вернулась к нам, Нэн. Анна пыталась сохранить спокойствие, стараясь не обращать внимания на то, как заколотилось сердце. Она напоминала себе, сколько Стефен доставил ей радости и сколько ужасных страданий.

– Нэн?

Анна глянула на него пронзительно:

– Как я могу вернуться, если я замужем за Били Магири?

– Нам нужна ты. Рори и я согласны на это. Значит, он просит ее продолжать жить во лжи.

– Так ты считаешь, что это легко. Только вернись, не думая о своих брачных клятвах.

– Мы не можем без тебя жить.

Он спокойно стоял у стены, рукава были закатаны, обнажая мускулистые руки, покрытые золотистой шерстью. Что-то изменилось в нем, подумала Анна. Даже при этой однодневной щетине была видна в– лице мягкость, которую она прежде не замечала.

– А как насчет Розы? – спросила Анна, ожидая взрыва.

– Она умерла, дорогая. Роза умерла.

– Знаю я, что она мертва! – закричала Анна, выведенная из себя его спокойной манерой поведения. – Но ведь в твоем сердце она жива. Разве я не видела по твоему лицу, что ты нас сравниваешь? Я это и по твоему голосу слышала, когда ты кричал на меня, чтобы я не упоминала ее имени.

Стефен глянул виновато:

– Прости меня за это.

– По твоей милости я чувствовала себя никчемной, когда ты сравнивал нас. – Полились слезы, она вытерла глаза.

– Таким же меня самого вынуждала чувствовать

Роза.

Анна вперилась в него, ошеломленная.

– Она была хорошей девушкой, – сказал он. – Все, что я говорил о ней, – истинная правда. Но для меня она была слишком хороша.

Анна ощетинилась:

– А я – нет?

Стефен засмеялся, легко и удивленно: ведь говоря о Розе, он никогда раньше не смеялся.

– Да, Нэн, ты для меня не слишком праведна. Ты как раз по мне – ни лучше, ни хуже. Никто из нас не похож на Розу, но ведь ей и не приходилось никогда страдать или стоять перед тяжким выбором, как тебе или мне.

Анна переплела пальцы, подозрительно следя за ним взглядом.

– По правде говоря, она делала меня несчастным.

Анна выдохнула:

– Да не может быть! Стефен пожал плечами:

– Никогда никому, да и себе самому, я не разрешал так думать до сегодняшней ночи. Она заставляла меня считать, что я все делаю плохо. Она не хотела, чтобы я был боксером. Она не хотела, чтобы я вступал в Братство. Я и в постели с ней не мог быть, чтобы не чувствовать стыда.

– Ну что ты, никогда ты в постели не стыдишься.

– Это с тобой так.

Анна отвела взгляд, вспоминая их страстные поцелуи, возбужденные, сжимающие и хватающие объятия. Ни разу, никогда он не принуждал ее делать что-нибудь против ее воли. Она не способна была вообразить женщину, которая его бы не хотела.

– А как я к тебе отношусь – это касается не только постели. Какая ты есть и какой я – мы похожи. Ты понимаешь меня лучше, чем кто-нибудь еще, да и вообще – как никто. Я не могу позволить дать тебе уйти.

Он снова ее охмурял, завлекая обратно.

– А как же Били? Ведь я его жена.

– Можешь называть так. Но не более того.

– Но до гробовой доски, Стефен. Я навсегда его жена.

– Нэн, ты – моя жена. Ты и Рори, и я, и если не хватает одного из нас, все рушится. Нас именно трое, все мы как бы поддерживаем друг друга в равновесии.

Анна подошла, стала перед ним. В Стефеновом сердце барьеры рухнули, а ее собственные были хрупкими, как стекло.

– Сейчас нас уже будет четверо. Я виделась с доктором миссис Смит-Хэмптон.

Он помолчал какое-то время.

– А ты мне говорила, что детей не будет.

– Тогда я не предполагала, что смогу иметь. Стефен обнял ее за талию обеими руками, опуская их все ниже и ниже по животу. Анна прижалась к нему спиной, давая ему возможность почувствовать, где растет их ребенок. Он целовал ее волосы, шею.

Закрыв глаза, она позволила его пальцам ласкать ее и гладить спереди – всю, сверху донизу, соблазняя и вызывая в ней жар.

– Почему ты не сказала мне ничего раньше? – спросил он хрипло.

– Боялась Били. Боялась, что он на ребенка объявит права.

– На нас он ничего не объявит.

– Ты уверен, точно?

– Били шпионит против собственного народа, Нэн. Если шепнуть слово, то дунул – и нет его. Так что пусть он тебя не волнует. Нам он надоедать не будет ни по какому поводу.

Анна подумала о малыше, которого носит, о том, что ее семья жива только в воспоминаниях, а если об этом куске жизни можно рассказывать, то только как сказку. Отцом ребенка будет считаться мужчина, который не является ее мужем.

И как бы читая ее мысли, Стефен сказал: – Как ты думаешь, захотели бы твои родители, чтобы ты оставалась одна, а не с отцом твоего ребенка?

Анна прижалась лбом к его плечу. Мукой для нее было думать, что ее родители знают о совершенных ею грехах. Но мама всегда говорила, что девушке нужно выбирать в мужья того человека, который лучше обеспечит детей. А отец – он, конечно, хотел бы, чтобы она обрела счастье после всех ее метаний.

– Они, должно быть, посоветовали бы мне оставаться с тобой.

Стефен погладил ее по волосам:

– Я тоже так думаю.

Вначале он поцеловал ее нежно, потом более настойчиво. Анна припала к нему, радостно узнавая родной вкус и запах, ощущение тепла и мускулов под руками. Против ее сердца колотилось сердце Стефена, а в своих глубинах она чувствовала тайное биение сердца ребенка. Счастье, которое она испытывала, было чистым, незамутненным – без сомнений, без ощущений:

Он медленно стал раздевать ее, поцелуями покрывая обнаженное тело.

– Сейчас все для тебя, Нэн…

Он уложил ее в кровать, на льняные простыни, мерцающие при свете лампы, и глядел на нее. Он занимался с нею любовью с нежными словечками, с поцелуями и поглаживаниями, пока ее неопределенное удовольствие не превратилось в острое желание.

– Стефен, – сумела едва она выдохнуть его имя. Жар охватил его, хотя он и не вошел в нее. Он не собирался становиться берущей стороной, наслаждаясь пока тем, что он – дающий. Он прислушивался к ее тихим, отчаянным вздохам, наблюдая испарину и конвульсии ее прекрасного тела. Он понял, что наслаждение Анны – это его величайшая радость, а сердце при этом переполнено любовью.

Когда она отыскала его, он двинулся в нее безоглядно, войдя так глубоко, как ему хотелось. Она сжала его ногами и руками, жадно принимая его сильные удары, ради обморочного восторга, который был знаком, но все еще оставался новинкой.

И он пришел чудесными волнами, экстаз чувственности, который, казалось, продолжался вечно и оставил ее рыдающей.

Они лежали, переплетясь и опустошенные, пульсация наслаждения слабела. Стефен погладил ее щеку:

– Я люблю тебя, Нэн.

Заглянув ему в глаза, она поняла, что это правда. И этого он ей никогда не говорил, даже в моменты самой большой их физической близости.

– Я это поняла.

– Я тебя полюбил еще тогда, за коровьим сараем. Увидев тебя, я понял, что хочу, чтобы ты была в безопасности и счастлива. И, Нэн, клянусь тебе, что этого добьюсь. Никогда тебе не будет опять больно.

В следующее утро Стефен поднялся до рассвета, чтобы сопровождать Эмета на «Гром». На пристани из Эмета прямо прыскали гордость и возбуждение. Он не менее полудюжины раз тряс руку Стефену, и они смеялись и били друг друга по рукам, подталкивая кулаками. Когда раздался свисток парохода, Стефен заключил Эмета в широкое объятие. Парень направлялся навстречу опасности, а Стефен ничего не мог сделать, кроме как пожелать ему счастливого пути.

Он шагал домой при полном рассвете нового дня, наблюдая, как просыпается город. Он едва сомкнул глаза, проведя всю ночь с Анной в объятиях да думая об отплытии Эмета. Ночью он вставал взглянуть на Рори. Он погладил ему волосы, и вдруг Рори засмеялся во сне, коротко, ликующе. Этот смех что-то сотворил со Стефеном, как-то отогрел и исцелил его; ему захотелось плакать от благодарности.

Он посидел на кровати сына в темноте, вспоминая их разговор в трюме «Грома». Подумал об обвинении Рори– что он соблазнил Анну, а потом обвинил ее в безнравственности. Возможно, так оно и было, а возможно – нет. Но одно он знал точно: он требовал, чтобы Анна поднялась до стандартов Розы, хотя самого себя поднять не смог. Он винил Анну за ее недостатки, хотя не разбирал свои собственные ошибки. Но даже разбор этого снял груз с души Стефена. По правде говоря, с него спало так много этого груза, что он почувствовал себя легче, чем позволено чувствовать любому человеку со всеми его конечностями и его разумом.

Проходя через четвертый округ, Стефен купил Анне букетик цветов. Он подумывал зайти в «Большой Шестой», но потом решил побеседовать с Били позже. Ему захотелось застать Анну, растрепанную после сна. При воспоминании об их последней ночи, такой сладкой и приятной, он ускорил шаги. Он взбежал по лестнице в квартиру и успокоился, застав здесь тишину.

Он прошел на кухню, поставил цветы в горшок, потом направился в спальню. Когда он вошел, Анна открыла глаза.

– Ну что, отплыл наш Эмет? Стефен наклонился и поцеловал ее:

– Он уже в пути.

Анна села, зевая, и сильно потянулась. Она спала голая под простынями, и от вида ее поднятых рук, поправляющих волосы, в Стефене от страстного желания все взыграло.

– Гляжу на тебя, – сказал он, присаживаясь на кровать, – такая ты красивая.

Он взял в руки ее груди и поцеловал между ними, а потом еще и горло, и рот, пока ему не стало горячо от желания. Он потянулся рукой под простыни.

Когда он дотронулся до нее, Анна взъерошила ему волосы:

– Ага, да ты, оказывается, жадный?

Стефен заколебался:

– А хорошо ли так много заниматься этим, когда в тебе ребенок?

– Спрашивать об этом в самый раз, – поддразнила она. – После вчерашней ночи.

– Тогда я об этом не думал.

Анна быстро провела пальцем по его щеке и губам:

– Уверена, что хорошо.

Она притянула его ближе, поглаживая ему спину, чувствуя тепло сквозь влажную ткань рубахи. Она ощутила запах вчерашней страстной ночи и подумала, как хорошо бы все повторить.

Он отодвинулся.

– Я собираюсь повидаться с Магири.

– Ах, нет, Стефен. Не сегодня.

Он оперся на локоть и поглядел на нее.

– Я должен ему сказать, что ты остаешься со мной, разве нет? И что бой отменяется.

Сейчас они с легкостью говорили о Били и Розе, без гнева или стыда. «Это просто облегчение, – подумала Анна, – чувствовать такую свободу».

– Что ж, считаю, тебе стоит поговорить.

– И есть еще несколько вопросов, на которые он должен ответить.

– О шпионстве?

– И об этом, и о другом.

Анна ласкала волосы Стефена, накручивая на палец прядь.

– Бедный Били. Амбиций – сколько угодно, а в душе он недотепа.

– Как он мог тебя бросить – выше моего понимания.

– Ах, да я и не нужна была ему, Стефен, по-настоящему. Иметь женщину ему и не хотелось. Он хотел только, чтобы им восхищались мужчины. Он женился на мне, потому что его дружки считали меня хорошенькой, и им даже в голову не пришло меня заполучить. А для Били выиграть меня – все равно что схватить с блюда самое большое пирожное.

Стефен наклонился и поцеловал ее грудь.

– Если ты – пирожное на блюде, дорогая, то я – оголодавший мужчина.

– Спокойно, – сказала Анна, ощущая восхитительное нетерпение, и потянулась к нему, ища застежку на брюках.

Все утро Анна чистила и убирала, и стирала пыль, пока не засверкали окна и не засияла мебель. Она приготовила Дэйви любимое блюдо на завтрак: белый магазинный хлеб, пропитанный горячим молоком и посыпанный сахаром с корицей. На плите томилось рагу, она начистила таз спелых розовых персиков для холодного напитка и пирога. Джил топтался рядом, красноглазый и раздражительный после вчерашней пьянки. Пока Анна трудилась, он выпил кофе и зевал над газетой. После второго похода в магазинчик к миссис Кэвенах Рори убежал искать Карэнов, напомнив Анне сделать фруктового пирога еще и на долю Эди и Майка, которые наверняка очень голодные.

Анна напевала про себя, пока месила тесто. Снова она была в своей веселой, светлой кухне, снова в объятиях Стефена и в его постели. Рори в безопасности и счастлив, а сегодня вечером соседи соберутся в кухне, чтобы отпраздновать ее возвращение.

Но под толщиной удовлетворенности было скрытое течение беспокойства. После завтрака Стефен ушел повидаться с Били. Он обещал там не драться, но что может произойти, кто знает, когда они окажутся вдвоем.

– Ну, взгляни, Джил, этот фруктовый пирог ведь отлично выглядит? – И Анна отступила на шаг, любуясь отлично уложенным тестом.

Джил отвел глаза:

– От этого зрелища меня тошнит.

– Ну и что ты куксишься? – спросила Анна. – Пил бы чай вместо виски, у тебя было бы лучше настроение с утра. А так – давай я тебе сделаю содовой воды?

Джил потер лицо:

– Как хорошо, что ты вернулась, ангел мой. Никто так обо мне не печется, как ты.

– А если перестанешь пить, найдешь хорошую жену. Ну, как же: ведь ты умный человек – вот как сейчас, на тебя и поглядеть можно. И я постараюсь подыскать тебе девушку, если бросишь пить виски.

Джил задумчиво глянул на нее.

– Покажи вначале девушку, тогда я подумаю и решу.

Только успела Анна поставить пирог в духовку, как услышала шаги на черной лестнице. Стефен. Она вытерла о фартук руки и глядела с ожиданием.

Стефен вошел на кухню:

– Нэн.

Джил сразу встал.

– Боже всемогущий! Магири, черт возьми, ты что

тут делаешь?

Анна отступила на шаг, подняв к горлу руку. В дверях стоял Били, стреляя вокруг глазами.

– Все в порядке, Нэн, – сказал Стефен. – Он пришел с тобой поговорить.

– Джил, а тебе лучше уйти, – и он кивнул в сторону двери.

– Черт побери, Стефен, не можешь ты ждать от меня, что я пропущу такой трюк.

Стефен выразительно глянул на него.

– Ясно сказал – уходи.

Джил поднялся со стула и мельком глянул на Анну:

– Если тебе понадобится помощь, мой ангел, только крикни. Я буду рядом. – Он прошмыгнул позади Били, качая головой.

– Может, Били, хочет чашку чаю, – сказал Стефен.

Анна двигалась, как в трансе.

– Простите меня– сказала она, отодвигая стул. – Били, милости просим в наш дом.

Нахальная манера поведения Били исчезла: он выглядел сокрушенным, даже испуганным.

Анна мельком глянула на Стефена, страстно желая, чтобы он что-нибудь объяснил, но он только успокаивающе улыбнулся. Только она потянулась за заварным чайником'на столике, как Стефен сказал:

– Смелей, Магири. Расскажи ей то, что рассказал мне.

Били повел широкими плечами.

– Мы не были женаты по-настоящему. Никогда не были.

Анна задрожала, у нее затряслись руки. Стефен забрал у нее чайник.

– Присядь, Нэн, и послушай.

Пока Били говорил, он не отрывал от стола глаз.

– Все это был трюк – женитьба на тебе. Я это сделал на пари. Я хотел только тебя взять там, за скалами, где мы обычно сидели на пляже. Парни сказали, что ты никогда мне не отдашься, когда ты отбилась. Я прямо взбесился и решил им доказать, что добьюсь своего, и на тебе женился.

Анна почувствовала, как запылали ее щеки.

– Мы были женаты, – сказала она, почти прошептала. – Так или иначе мы были женаты.

Били сильно смутился и покрутил головой:

– Я не католик.

– Что? – Анна повернулась взглянуть на Стефена. Он стоял позади нее, скрестив руки, внимательно слушая Били.

– Я не католик, – повторил Били снова. – Мой прапрадед отпал от церкви. Он сказал: это единственный способ обойти законы, которые мешают человеку старой веры занять хорошее место где-нибудь в Ирландии. Он привел своих мальчишек в протестанты, и с тех пор наша семья придерживается этой веры. – Он мельком взглянул на Анну. – Когда подошло время венчаться с тобой, я заплатил служке святой Бригиды два фунта, чтобы он выправил для меня справку о крещении. Отец Руни на это смотрел очень неодобрительно.

По спине Анны побежали мурашки. – Так что это значит, в самом деле? Но она знала, что это значит: в глазах церкви она и Били никогда не были женаты. Это обозначало, что их брак никогда не существовал.

Смятение Анны обратилось в ярость. Все ее представления о себе были перевернуты вверх тормашками. Она вспомнила о тех ночах, которые провела в постели с Били, об отчаянии, когда он ее бросил, о чувстве вины перед Стефеном, об угрызениях совести из-за своей жизни во грехе. И это все было бессмысленным, ничего не стоило. Сам ее брак был ложью, просто ставка в пари среди шайки дублинских головорезов.

Еще не осознав, что она сделает, Анна вскочила. Она перегнулась через стол и со всей силой ударила Били по лицу. Пропустив удар из-за неожиданности, он даже пошатнулся на стуле. Сила удара была такова, что боль в Анниной руке отдалась во все тело.

Стефен схватил ее сзади:

– Хватит, Анна, достаточно. Били вскочил, сжав кулаки:

– Помилуй Бог, не потерплю этого от женщины.

– Заткнись, Магири, – сказал Стефен.

Анна билась в руках Стефена, пытаясь вырваться.

– У тебя есть стыд или нет? – визжала она на Били. – Будь ты проклят!

– Анна! Прекрати сейчас же! Я не отпущу тебя, пока ты не возьмешь себя в руки.

Она кипела от ярости: ей хотелось сдавить горло и придушить, придушить этого Били.

– Прямо-таки буйнопомешанная, вот кто она, – выдохнул Били, поправляя галстук. – Она тебе очень подходит, Флин. Бросается, как бешеная кошка, да и характер тоже поганый.

– Джил! – закричал Стефен.

Открылась дверь с черного хода, и Джил просунул голову.

– Нужно помочь, парень?

– Покажи Магири выход.

Джил взглянул на Анну, и у него глаза на лоб полезли.

– Иисусе Христе! Магири, похоже на то, что она хочет тебя лишить жизни.

– Чтобы тебя черти забрали совсем! – вопила Анна, пока Били торопливо шел к двери. Она оттолкнула Стефена и пронеслась в спальню, хлопнув дверью.

Она села на кровать, вся дрожа в ознобе от шока, пытаясь понять, что все это значит. Она начищала дом Били, и стряпала, и чинила его рубашки. Но хуже всего то, что она ложилась с ним, когда бы он этого ни пожелал. Она считала, что выполняла требования божественной святости брака, а все, что делала, было жизнью блудницы.

Вошел Стефен:

– Ну, Нэн, оставь это. Все это в прошлом.

– Убить его готова.

Стефен сел рядом с ней и дотронулся до плеча. Анна отвернулась.

– Он мучил меня и загубил мою жизнь.

– Твою жизнь он не загубил. Все это прошло, все, что он сделал. У тебя сейчас новая жизнь, светлая – со мной и с Рори, и с этим малышом, который родится. Не позволяй Магири все это отравить.

Анна обхватила голову руками. Может быть, это как раз то, что она просила у Бога? То, что освободит ее от Били, так что она сможет по-настоящему стать Стефену женой?

– На Этой неделе мы поедем в Саратогу. Ты отдохнешь и будешь обрастать жирком и наблюдать за скачками вместе с Джилом. Снимем комнату в гостинице, какая понравится. Там для тебя работы не будет никакой, хотя я просто не представляю, как ты продержишься без шайки мужчин, за которыми нужен глаз да глаз.

Анна почти не слышала слов Стефена. Брака с Били нет, никогда не было этого брака. Всего за секунду она превратилась в другого человека, с другим именем. Она никогда не была Анной Мэси, а только Анной Кируен. И Анной Флин. Внезапно она осознала, что ее брак со Стефеном реален, тогда как венчание с Били было шарадой.

– Ничего не загублено, Нэн, – продолжал говорить Стефен. – Мы вместе навсегда.

Он отнял руки от ее лица и взял их в свои. Он больше ничего не сделал, и за это она ему была благодарна. Ей нужно было посидеть тихо и подумать.

Постепенно она стала чувствовать запах кипящих на тихом огне тушеных овощей с мясом, аромат запекающихся персиков. Вспомнила о том, что на обед Рори приведет Карэнов и, само собой, будут Дэйви и Моуз.

– У меня полно дел, – сказала она, – вставая. Стефен проводил ее до кухни. Она сняла котелок с овощным рагу с огня и стала расставлять тарелки. Когда ставила их, то думала о словах Стефена и поняла, что он прав. Не имеет значения, как она сердита на Били, тратить время на горечь обиды и проклятий ей незачем. И не нужно ей думать о прошлом, когда так много чего происходит в настоящем.

– Пэги говорит, что сейчас, когда уехал Эмет, Дэйви каждую минуту ей делает предложение, – сказала она. – А Джил сказал, что бросит пить, если я найду ему хорошенькую девушку в невесты. Ох, еще ведь миссис Смит-Хэмптон прислала записку. Она решила, что я должна сделать все приданое для ее малыша.

Стефен наблюдал за ней.

– Так, хорошо. Дел масса, верно?

Анна остановилась и взглянула на Стефена.

– А что его заставило признаться? Уверена, что не хотел это делать.

– Я ему кое-чем пригрозил.

– Что знаешь о его шпионстве?

– Шоу подтвердил, да и другие тоже. Это значит, что оброни я словечко – и Били мертвец. И он это знает!

Анна нахмурилась:

– А как ты узнал, что он на мне женился обманом?

– Разве он сам признается в таком о себе? Он хотел информацию об оружии в обмен на твою свободу. Я ему посоветовал рассказать мне правду о твоем браке, или я проговорюсь, что он шпионит. Он немного побушевал, но долго не упирался. Он согласился задержаться в Нью-Йорке проследить за аннулированием своего дела. Это займет какое-то время, Нэн, надо получить подтверждение из Ирландии. Но как только это произойдет, в тот же день Били уедет. Он говорит, что всегда мечтал о Калифорнии.

Анна закончила раскладывать приборы. Она взяла горшок с цветами с кухонного столика и поставила его на середину стола.

– Он всегда болтал о Калифорнии.

– Он знает, что если он не сбежит туда, мы его притянем. Братство шпионов не щадит, и однажды ему придет конец– от пули или от ножа. А он не такой уж храбрый, наш Били, когда дело доходит до этого.