Текст книги "Нежное прикосновение"

ГЛАВА IX

Стефен громко расхохотался, когда Анна рассказала ему о миссис Вайолет Синклер.

– Тебе надо пойти, – сказал он. – Если ты не сделаешь ей кружева, она еще кого-нибудь найдет. Тебе от отказа лучше не будет.

– Но получается, что я ее одобряю, – возразила Анна. – Это же ужасно! Мистер Смит-Хэмптон ходит в эту гостиницу, оставляя беременную жену одну. Знаешь, как он назвал своего собственного ребенка?! «Маленькое создание» – вот как. Словно это котенок, чтобы им забавляться.

Стефен отставил чайную чашку:

– Не придирайся так, дорогая. Твои мерки слишком высоки для этого мира.

Его слова заставили задуматься Анну.

– А ведь ты прав. Как я могу осуждать мужчину и его содержанку, когда сама ничуть не лучше.

У нее был такой печальный вид, что Стефен накрыл ее руку своей ладонью.

– Что ты имеешь в виду?

Анна провела пальцем по краю чашки и ничего не ответила. Стефен наблюдал за ней с растущим беспокойством, желая знать, не о себе ли она сейчас думает. Он не хотел, чтобы она жестоко судила себя.

– Нэн, расскажи мне, что с тобой?..

Она подняла голову, и выражение ее лица перепугало его: она вспоминала что-то ужасное.

– Я хочу рассказать тебе кое-что, но боюсь. Он затаил дыхание, готовясь к худшему.

– Говори, ну же. Между нами ведь нет никаких секретов.

Ее голубые глаза потемнели.

– Ты меня возненавидишь… Стефен сжал ей руку:

– Никогда, любимая…

Анна начала рассказывать бесцветным голосом:

– Это случилось со мной, когда я была девочкой. Во время голода… Вскоре после того, как мы похоронили маму и малышей. Я пошла в город с отцом и братом Сином. Папа хотел продать свои книги – последнее, что у него осталось. Владелец магазина их не взял. «Старые книги не нужны никому», – сказал он.

Анна замолчала, крепко сжав руки Стефена. Он не мог отвести взгляда от ее взволнованного лица.

– Продолжай, ну, – сказал он.

И она рассказала ему о запахе картофельной гнили, о голоде, о том, как они шли пешком в городок, как она ослабла от голода… В магазине с манящими запахами отец оставил детей и пошел поговорить со священником. Хозяин магазина ущипнул Анну за щеку и велел ей зайти как-нибудь вечером. За поцелуй он обещал ей дать мешок муки и двух цыплят.

«Поцелуй, – подумала она, – небольшая плата за муку, которой они прокормятся целую неделю».

Через два дня она пришла в магазин. Хозяин отвел ее в маленькую комнатку и повалил на пол, разорвав платье. Он тискал и мял ее ляжки, залез пальцами ей внутрь, расцарапал ее еще не налившуюся грудь… Когда он взобрался на нее, боль была ужасной. Она пыталась бороться, но от голода так ослабла, что не могла даже закричать. Кончив, он был недоволен и рассержен. Дал ей мешок муки, а цыплят не дал. Рыдая, она ушла из магазина.

Анна поникла головой, продолжая изо всех сил сжимать руку Стефена. Он уставился на нее в ужасе.

– Мне было всего двенадцать, – сказала она, – я такая была голодная… И не смогла отбиться.

Стефен отвел глаза, боясь говорить.

– Мой папа все понял, как только увидел меня – платье порвано, все в крови…: — Она замолчала. Потом, вздохнув тяжело, продолжала: – Папа посмотрел на меня с такой печалью, потом сел и заплакал. Понимаешь, я была его драгоценной девочкой.

Сожаления Стефена перешли в ярость. Он ударил кулаком по столу:

– Какой отец не будет рыдать, если не способен прокормить семью или отплатить тому, кто обесчестил его дочь?!

– От этого он и умер…

– Ради Бога, Анна! – Стефен вскочил. – Что ты такое говоришь?! Как ты можешь себя в чем-либо винить?!

Она испуганно посмотрела на него.

– Послушай меня, – сказал он, с трудом сдерживая свой гнев. – Англия тебя уморила голодом, понимаешь?! Англия, ее политика…

Стефен сел и уронил голову на руки. Ему трудно было перенести мысль, что Анна была изнасилована на пыльном полу магазина.

– Английская политика к этому не имеет отношения, – печально возразила Анна. – У нас у всех есть добрая воля, разве нет? Я пошла в магазин. Взяла муку и принесла домой. Мой отец умер от стыда за меня.

Стефен откинулся на стуле и вздохнул:

– Ты не торговала собой, Нэн… Неужели ты думаешь, что твой отец из-за тебя умер?!

И опять в ее глазах засверкали слезы.

– Он никогда об этом не говорил, но я видела, как он на меня смотрел. Он почти не разговаривал. У него было разбито сердце.

Анна вытерла щеки.

– Мы направились в Дубин. Папа сказал, что мы больше не можем оставаться в нашем доме после всего, что там случилось. Он решил идти в Англию и попытаться найти работу на фабрике. Мой брат Син заболел в дороге лихорадкой и вскоре умер. А папа умер уже около Килбеггена. – Анна помолчала. – Он шел-шел и вдруг опустился на землю. Задыхаясь, он хотел что-то сказать, но так ничего и не сказал… А я не догадалась попросить у него прощения…

Она тихо плакала. Стефен крепко обнял ее – в горле стоял ком от сострадания к ней.

– Ах, Нэн, все это прошло. Сейчас уже ничего нельзя исправить.

Ему хотелось еще что-то сказать, но он не знал, как утешить ее.

Когда они легли спать, Анна рассказала ему, как она пришла в Дублин, полумертвая от усталости и болезни.

Она очутилась в работном доме, где с другими девочками шила для бедных. Доктор Уиндхем, который приходил лечить детишек из работного дома от дистрофии, был добр к ней. Однажды он взял образец кружева Анны и показал своей жене. Через неделю он забрал и ее.

– Они были добры ко мне… Но я была очень одинока, потеряв семью. И я не хотела всю жизнь провести в прислугах…

Она лежала, прижавшись щекой к его груди, и рассказывала ему, как на пляже познакомилась с Били Мэси.

– Хорошо он с тобой обращался?

По голосу Стефена Анна поняла, что он ненавидит Били Мэси.

– Он никогда меня пальцем не тронул.

– Ты ему рассказывала о том, что случилось в магазине?

– Нет. Говорить о таких вещах у меня не было желания. Да он и дома был мало – часто уходил к своим дружкам.

– Ты любила его?

Анна ждала этого вопроса.

– У меня были обязанности по отношению к нему. Я думала, что любовь придет, но я его так и не полюбила.

Он погладил ее по волосам, и Анна почувствовала его облегчение.

– Твой отец спас тебя, Нэн, когда решил уехать из Кэрри. Иначе бы ты умерла.

Анна прижалась к нему теснее, положив ладонь на его теплый живот. Подвинула руку еще ниже и погладила его. Он поцеловал ее в губы и подумал о том, как бы ему хотелось, чтобы она была в безопасности и счастлива. Он убрал с себя ее руку.

– Ты не хочешь этого сегодня, после всего, что ты вспомнила.

– Ты не прав, – сказала она, прижимая к его ноге свою. – Особенно сегодня… Это так утешит.

Несмотря на яркое утреннее солнце, в салуне царил полумрак. Дверь была широко распахнута, но вместо ветра входили звуки торговли с Брейс-стрит и зловонные запахи лета.

Стефен в рубашке с короткими рукавами читал газету, сидя за столиком. Эмет, стоя -в проходе позади стойки бара, протирал от пыли бутылки, пересчитывая их.

Казалось, у Эмета все эти дни было хорошее настроение. Без сомнения, он уже представлял себя в роли героя следующего ирландского восстания.

Стефен, зевая, читал статью о боксерских боях в Канзасе.

– Пап, Анна спрашивает, не хочешь ли ты лимонада?

– Не откажусь. Принеси и Эмету тоже… Подожди, а почему ты дома, а не у миссис Кэвенах?

На лице Рори появилась гримаса боли.

– У меня живот разболелся, Анна говорит, что я могу остаться дома…

– Странно. Еще утром ты был здоров.

Рори наклонился над столом и заглянул в газету, забыв о своих страданиях.

– Сегодня есть статья Джила?

Стефен показал где: «Регата в Монток-Пойнт».

– А-а, – разочарованно протянул Рори. – О тебе ничего…

– Так, а почему Джил должен обо мне писать, когда я ничем таким не занимаюсь?

Рори возмущенно скривился.

– Я очень хочу, чтобы ты дрался, папа. Стефен обнял мальчика за худенькие плечи.

– Да Анна убьет меня, если я это сделаю. Кроме того, ты же знаешь: я с этим покончил.

Рори вздохнул. Стефен улыбнулся:

– А где же лимонад?

– И мне тоже принеси, – сказал Дэйви, входя в салун. Он взял щетку и погнал опилки по полу. – И кусок ягодного пирога не забудь.

– Пирог уже съели, Дэйви, – сказал Стефен. Дэйви прислонился к щетке.

– Но Анна мне обещала. Я только один кусок съел.

– Извини, Дэйви, – сказал Стефен и потянулся. – Если бы я знал, то съел бы поменьше.

Стефен опять вернулся к газете, но все его мысли были о предстоящем матче. Нужно сказать Анне, и поскорее, пока она не услышала от кого-нибудь другого.

Рори вернулся с запотевшим кувшином и тарелкой пирожных с корицей.

– Анна сказала, что пирог съели. Для стряпни очень жарко, и она не будет больше топить, пока снова не похолодает.

– Вообще не будет топить? – испуганно спросил Дэйви. – А тогда что же мы будем есть?

– Вы едите бесплатный ленч ежедневно, – сказал с раздражением Эмет. – Вы только и думаете о своем желудке!

Дэйви вернулся к уборке с мрачным лицом. Стефену стало неловко. При всей своей страсти к справедливости, Эмет чувствовал свое превосходство из-за того, что родился в Америке. Он глядел на Дэйви сверху вниз, как, впрочем, и на других новоприбывших. Эмет никогда не мог понять, что для всех, кто голодал, всегда было мало еды.

Мысль о голоде напомнила Стефену признание Анны прошлой ночью, и его гнев снова разгорелся. «Господи, помоги! – думал он с горячностью. – Помоги мне сделать так, чтобы Анна никогда больше не страдала!»

– Эмет, ты на самом деле собираешься сражаться в Ирландии? – неожиданно спросил Рори.

Эмет переглянулся со Стефеном.

– А как ты об этом узнал, Рори?

– Да Пэги говорит, что ты ненавидишь англичан и хочешь прогнать их из Ирландии.

Эмет опустил голову.

– Я не один, кто англичан ненавидит.

– Но ты же не настоящий ирландец! Ты же здесь родился.

Стефен поднялся из-за стола. Он прошел к бару и налил себе лимонаду. Ему хотелось знать, Рори просто болтает или что-то слышал о плане доставки оружия и о роли Эмета во всем этом.

– Я такой же ирландец, как и ты, – сказал Эмет Рори. Его лицо покрылось румянцем гнева. – Мой отец приплыл сюда из Ирландии из-за того, что помещик отобрал у него землю. Мой отец был хорошим человеком, но умер во время пьяной драки на одной из улиц Нью-Йорка.

Эмет ожесточенно тер стойку.

– Англичане разбили его сердце и выгнали из дома. Из-за них я вырос, не зная отца.

Рори немного помолчал, а потом сказал:

– Я никогда не знал маму, никогда. И я по ней не скучал, потому что у меня была бабушка, а сейчас Анна. Но только из-за того, что у тебя умер папа, тебе не нужно ехать сражаться с англичанами. У тебя же здесь остаются мать и сестра, да и мы тоже.

Эмет чистил краны на пивных бочонках и ничего не говорил.

– И где это ты узнал, Рори, что Эмет собирается сражаться? – спросил Стефен.

– Пэги рассказывала Анне. Она сказала, что мама не хочет его отпускать. – Он понизил голос. – Я еще кое-что слышал об оружии, но не скажу ничего.

Стефен взглянул на Эмета. Он не верил своим ушам.

– Рори, займись делом, – сказал он. – Да и ты тоже, Дэйви. Я хочу переговорить с Эметом.

Когда они остались одни, Стефен взорвался:

– О чем ты думал, рассказывая Пэги и матери об оружии? Мне казалось, Эмет, у тебя в голове кое-что есть. Не знаешь, что ли, что если словцо вылетит, какой-нибудь информатор тут же заявится к британскому консулу? А в Дублине они приготовят камеры в тюрьме для новых ирландских мучеников.

Эмет покраснел еще сильнее.

– Она плакала, когда я сказал, что уезжаю. Я должен был объяснить.

– А не рыдает ли она сейчас пуще прежнего, узнав об оружии? И совсем успокоится, если тебя в тюрьму посадят? Господи, помилуй, Эмет!

Стефен был так напуган, что счел необходимым еще раз сказать об опасности транспортировки оружия.

– Ты можешь и погибнуть! Ты понимаешь это?

– Извини, Стефен.

Стефен пробежал пальцами по лицу.

– Я поговорю с твоей мамой, да и с Пэги тоже. Уверен, что они будут молчать. Но вот Рори… Боюсь, что ему захочется похвастаться. И тогда слухов не остановить.

В этот вечер Стефен поговорил с женщинами Кэвенах и убедил их молчать о главной цели отъезда сына и брата, а соседям посоветовал говорить, что Эмет собирается в Ирландию повидаться с родственниками, дать им денег и уговорить эмигрировать в Америку.

Бледные от страха Пэги и ее мать обещали все сделать, как он сказал.

Но Анна была менее послушной.

– Только не впутывай его во все это, – говорила она Стефену ночью. – Ведь теперь его мать и Пэги все глаза выплачут.

Стефен лежал на спине, закрыв глаза рукой.

– Эмет сам решил ехать. Он уже достаточно взрослый…

– Взрослый! Да он еще мальчишка!

– Он имеет право делать то, что считает нужным, – ответил Стефен. – Может, для него это и не так плохо… У Пэди Мак-Карси ума на десятерых. Он не позволит спешить. Все это может растянуться на несколько лет.

Анна была не так сердита, как напугана.

– А как с Рори? Ты с ним поговорил? – спросила она.

Стефен поднял руку. Свет лампы позолотил волосы и углубил складку между бровей.

– Я сказал ему, что это не мальчишеская игра, что ему лучше забыть об этом. Молю Бога, чтобы он принял мои слова к сведению.

Анна вспомнила о том, как Стефен был нежен с ней прошлой ночью, когда она рассказала свою ужасную тайну. Услышав о ней самое худшее, он принял это. Более того – утешил…

Она подошла к постели и села рядом с ним.

– Я очень беспокоюсь, Нэн.

Она провела рукой по его мускулистой груди, покрытой мягкими золотисто-каштановыми волосами. На нем ничего не было, кроме боксерских трусов. Анне очень хотелось расстегнуть пуговицы и сделать то, что так нравилось ему. Она сжала его большие руки.

– Рори – разумный ребенок. И он любит Эмета. Он не проболтается.

Стефен вздохнул.

– Надеюсь, дорогая.

Стефен работал в конторе, когда вдруг услышал незнакомые шаги. Он оторвал взгляд от бухгалтерских книг и провел рукой по лбу. Третий день длился изнуряющий зной. Дверь в холл оставалась открытой, так же как и окно за спиной, но не было никакого движения воздуха.

На пороге появилась щегольски одетая фигура. Человек оперся на трость и оглядел неприбранную комнату.

– Должен отметить беспорядок… Немного похоже на мой офис…

Стефен встал из-за стола.

– Шоу, – воскликнул он. – Куда вы пропали?! Я уж думал, что какие-то бандиты сбросили вас в канализацию.

– Кое-как спасся, – ответил, улыбаясь, мистер Шоу. – По крайней мере, на какое-то время.

Невзирая на жару, галстук у Шоу был аккуратно завязан, воротничок накрахмален, а на руках – кожаные перчатки.

– У меня случилась неожиданная поездка в Вашингтон… По приглашению вашего уважаемого сенатора Престона Кинга.

Шоу снял касторовую шляпу, достал из нагрудного кармана платок и промокнул брови.

– Отвратительная погода. Хуже, чем в Вашингтоне. Не могу понять, почему американцы выбрали именно это болото себе под столицу.

Стефен налил стакан воды, который Шоу с благодарностью выпил, потом предложил гостю сесть.

– Полагаю, вас заговорили политики по поводу Канзаса… – заметил Стефен.

– Дебаты захватывающие. – Шоу поставил стакан на стол, снял перчатки, разгладил усы двумя пальцами. – Этот бизнес работорговлей становится очень мерзким, когда дело доходит до допуска новых штатов в ваш союз. С одной стороны – мужики, одобряющие рабовладение, с другой… Из того, что я узнал, ирландцы предпочитают рабовладение, опасаясь, что свободные черные люди набегут на север и захватят все рабочие места.

Стефен постучал пальцами по столу.

– Да, довольно много ирландских лицемеров. В Ирландии они кричали о свободе от английских рабовладельцев-господ. А оказавшись в Америке, они решили, что рабовладение не такая уж плохая штука, по крайней мере, если речь идет о цепях для человека с черной кожей.

– Ходят разные слухи – покупка оружия, высадка армии, восстание крестьян… – Шоу внимательно смотрел в глаза Стефена. – Но, может быть, вам неприятна эта тема?

– Вы думаете, что я вам расскажу все подробности организации восстания?

– Конечно, нет, – сказал Шоу, усмехнувшись. – Это будет неразумно, зная, что я каждый вечер обедаю с британским консулом.

Стефен уставился на него тяжелым взглядом, чувствуя как в нем закипает гнев.

– Что вы здесь вынюхиваете, Шоу? Шоу поднял глаза к потолку.

– Мой дорогой Флин, позвольте мне уточнить раз и навсегда – я ничего не ищу, кроме нескольких тренировочных уроков с целью защитить себя в этом гнусном городе. Предавать ваше дело мне неинтересно, какое бы оно ни было.

Шоу нравился Стефену. Беседуя с ним на борту «Мэри Дрю», он все больше восхищался этим человеком и даже отчасти доверял ему, – больше чем некоторым ирландцам с их длинными языками.

– Что ж, тогда порядок. Но учтите – я буду за вами приглядывать.

Шоу улыбнулся:

– Не сомневаюсь. А теперь расскажите мне, как дела у вашей жены, нашей красавицы Анны?

Жара не спадала. Субботним утром, после душной, бессонной ночи Стефен сказал Анне:

– Тебе не хотелось бы поехать туда, где есть прохладный ветерок "и плещется вода?

Анна даже застонала от удовольствия. Она чувствовала себя одеревеневшей и измученной.

– Как мне это может не понравиться?

– Это остров, где я побил Магири. Там красиво и прохладно. Давай поедем на несколько дней – Ты, я и Рори.

– Неужели это возможно, Стефен?!

– Это красивое место. Там много тропинок и озер. А в гостинице большие удобные постели, ветерок в каждой комнате.

– Господи! Мы сможем наконец выспаться! Стефен покачал головой.

– И не только…

Анна притянула его голову и крепко поцеловала в губы.

– Я согласна.

Рори захотел, чтобы поехали и близнецы Карэны. Когда Дэйви узнал о поездке, то принял такой страдальческий вид, что Анна сказала:

– Ах, Дэйви, поедем, если так. Но Дэйви сказал:

– Мы с Пэги присмотрим за ребятишками… Анна посмотрела на Стефена. Он развел руками: его план каникул наедине с Анной обратился в многолюдный пикник.

Они сели на пароход, идущий до Бриджпорта. Потом на катере пересекли сверкающий пролив Лонг-Айленд и оказались на Сторожевом острове. Это было великолепное место – прохладное, с ветерком и такое тихое… Анна влюбилась в ветряные мельницы и холмистые возвышенности, старые надгробные плиты и рыбачьи хижины.

Стефен показал им горный луг, где он победил Магири. Дэйви и мальчишки, раскрыв рты, слушали подробности боя, а Анна с Пэги, не отрываясь, смотрели на огромный Атлантический океан, где пароходы и белопарусные прогулочные суда ходили туда и обратно, а в воздухе кружились чайки.

После пикника на лугу они спустились к воде. Анна с Пэги бродили по воде, вдоль берега, подняв до колен юбки.

Вечером они пообедали в гостинице устрицами и лососем. Мальчики, утомленные и сгоревшие на солнце, заснули тотчас же, как только стемнело. Пэги спала в комнате с Рори, а Дэйви присматривал за близнецами.

Когда Стефен и Анна остались наконец одни в своей комнате, он поднял ее на руки и покружил. Она прижалась к нему, слушая, как ветер колышет занавески, вдыхая соленый воздух из окна. Они были счастливы.

Стефен прижался губами к ее волосам и тихо сказал:

– В тот день, когда я дрался с Магири, я смотрел на пролив и воображал, как приеду сюда с Рори. Я думал, что больше не буду одинок – у меня есть сын. Я был так счастлив, думая о нем…

Анна погладила его голую спину. От нее шло тепло, как будто он весь пропитался солнцем.

– А теперь у меня есть ты, Анна. И мне кажется – теперь весь мир мой.

Анна отклонилась и посмотрела на него. В мягком свете лампы он поражал своей грубой красотой… Она дотронулась до его щеки.

– Ты так красив!

Задумчивое выражение исчезло с лица Стефена, в глазах появились смешинки.

– И к тому же искусный. Еще никогда на свете не было такого женского угодника.

Анна прижала к его губам палец.

– Я не хочу, чтобы ты еще кому-нибудь угождал. Его руки обняли ее крепче.

– Увы, он не встанет уже ни на кого… Только на тебя, такую сладкую!

Анна обняла его за пояс и подумала, как бы хорошо было жить на этом острове, вдали от суетной жизни города.

– Мне очень понравилось это место.

Стефен вынул сначала один гребень из ее волос, потом другой.

– Я построю домик для нас в Южной бухточке.

– Домик! Стефен, ты с ума сошел!

– Маленький домик будет стоить немного. Ты с Рори можешь приезжать сюда на лето, подальше от городской пыли и жары.

– Я не смогу тут жить, Стефен. Мне всех будет не хватать. И особенно тебя.

Он распустил ее волосы, разглаживая спутавшиеся пряди.

– Тогда мы будем приезжать сюда все вместе. Все соседи, раз ты так хочешь! Будем варить устриц на берегу… Но когда-нибудь мы приедем сюда одни. Только ты и я, Нэн. Приедем в наш домик, разденемся догола и поплаваем нагишом.

– Да никогда! – возмутилась Анна.

– А потом я тебя положу на песок и возьму – мы будем барахтаться и кататься, как щенки. Я для этого и место сегодня присмотрел.

– Средь белого дня, чтобы все видели?! Он улыбнулся:

– А кто нас увидит здесь, кроме усталых старых чаек?

Анна засмеялась, чувствуя возбуждение.

– Вот взгляни, – сказал Стефен, отступив назад. – Я только говорю об этом, а он уже твердый, как копье.

Анна положила ему на живот руку. Стефен притянул ее к себе и поцеловал жадно. Он запустил пальцы в ее волосы, крепко сжав пряди, и чем больше она гладила его, тем отчаяннее делались его поцелуи.

– Нэн, – прошептал он, задыхаясь от страсти.

У Анны внутри все затрепетало, колени подкосились. Каждый раз это было по-новому…

Он чуть не раздавил ее об себя. Анна целовала его и гладила жесткие влажные волосы.

– Возьми меня!

Одним движением он сгреб ее и бросил на кровать.

Когда Анна проснулась, солнце было уже высоко. Рядом лежал Стефен – заложив руки под голову, он уставился в потолок.

Анна приподнялась на локте и спросила:

– О чем ты думаешь?

– О Дэйви… Я думаю взять его на место Эмета в салун, когда тот уедет в Ирландию. Как ты думаешь, справится?

Анна окончательно проснулась.

– О, это было бы прекрасно! Я уверена – он справится!

– Парням он нравится… Я думал о Тали, но он не знает счета.

– Дэйви умеет считать неплохо. Он даже Рори помогал задачи решать.

– Что ж, попробуем – начнем его учить бизнесу. Стефен вдохнул, аромат ее волос и подумал об их близости этой ночью. Он облокотился на локоть и отбросил простыни.

– Ах, ну что ты, – сказала Анна. Но позволила ему разглядывать свое красивое тело с длинными ногами и прелестными женственными изгибами. Оно цветом напоминало сливки, за исключением густого цвета сосков и пушистых завитков на лобке. Он положил ей руку на грудь и почувствовал жар в чреслах.

– Нэн, – сказал он, заглянув ей в глаза. – Можно? Она смущенно улыбнулась.

– Нам лучше с этим поспешить, – сказала она, раскрывая объятия. – Через минуту мальчишки уже будут колотить нам в дверь.

Они возвращались домой поздним вечером. На пароходе было много народа. Пэги и Дэйви с мальчишками исчезли в толпе. Анна со Стефеном остались стоять у ограждений, наблюдая за береговой линией Коннектикута. Вечер был тих. Анна прижалась к Стефену. Вибрация парохода шла через ее тело, усыпляя и одновременно усиливая чувство удовлетворения. Она сжала руку Стефена и закрыла глаза. Солнце окрасило щеки Анны в абрикосовый цвет, а нос был ярко-розовый. От ее вида Стефен почувствовал себя нелепо счастливым.

– Ты красива, как грех, Нэн! Это загадка природы, что ты принадлежишь именно мне.

Анна взглянула на него насмешливо.

– Ты понес кару, это уж точно.

– Лучше я буду здесь с тобой, чем в раю один.

– Ах, какую глупость ты говоришь!

Но Анна чувствовала то же самое. Ее переполняла радость, от которой кружилась голова. Ей казалось, что она не знала ничего, кроме восторга и счастья.