Текст книги "Неправильное воспитание Кэмерон Пост"

Глава 9

Так повелось с давних пор, что лето в Майлс-сити официально вступало в свои права только после того, как по нарядно украшенной по такому случаю Мэйн-стрит вихрем проносилась всемирно известная животноводческая выставка-аукцион, которая проводилась во время длинных майских выходных, обычно на третьей неделе. Если не считать павильонов, куда устремлялись организаторы родео, чтобы поторговаться и купить лучших необъезженных лошадок для своих шоу, на четыре дня город охватывало истинное безумие: люди танцевали прямо на улицах, рабочие окрестных ферм соревновались в тракторных гонках, ковбои устраивали всякие проделки, на которые приезжали подивиться зеваки с обоих побережий, значительно пополняя муниципальный бюджет. Выставка в Майлс-сити удостоилась даже нескольких строчек в Книге рекордов Гиннесса как событие, которое могло похвастаться «наибольшим потреблением алкоголя на душу населения в радиусе двух кварталов на территории Соединенных Штатов». Впечатляет, если вспомнить Марди Гра в Новом Орлеане или любой крупный футбольный матч между университетскими командами, а мы про это никогда не забывали. Местные жители гордились этим нашим достижением, а девизом города на эти дни становились слова: «Если тебе не перепало во время выставки, тебе вообще не судьба».

Мы с родителями всегда ходили на парад в субботу утром. Папа с мамой усаживались на шезлонги и попивали холодный чай из термоса, я вдумчиво обследовала стоки Мэйн-стрит, пытаясь выудить соленые ириски или карамельки, которые уже подвыпившие в десять утра красотки могли там обронить. Затем мы обедали в городском парке, обычно мне доставался жирный бутерброд с жареной говядиной и мои пальцы так замасливались, что я с трудом могла удержать запотевший стакан лимонада. Потом мама уходила на работу в музей, а я иногда встречалась с Ирен, и мы шли на родео вместе. Больше всего нам нравилась тень под трибунами, где мы собирали использованные билеты и уворачивались от лузги или, что еще хуже, от жвачки, которая падала вокруг нас, как тяжелые, но редкие капли дождя в самом начале грозы.

С тех пор как умерли родители, бабуля стала большой поклонницей ДАР[15]15
  DAR (Daughters of the American Revolution) – женская общественная организация, членом которой могли стать прямые потомки борцов за независимость США.


[Закрыть] (в Майлс-сити это значило «Дочери американских равнин», а вовсе не «революции»), своего рода посиделок с пирогами, приуроченных к выставке. И, скажу вам, пирогов за это время съедалось немало. После парада мы отправлялись в библиотеку, а потом возвращались домой с немецким шоколадным тортом с кокосовой глазурью и полудюжиной булочек с корицей по рецепту Мирны Сайкс. Но вскоре после выпускного вечера бабуля почувствовала себя не очень хорошо, и доктор предупредил ее, что при «такой диете» ей не совладать с диабетом. Поэтому, когда несколько недель спустя в газетах появилось расписание событий выставки, я спросила ее о наших планах, и бабуля, сидя с пузырьком лекарства в руке, сказала, что не собирается «отсвечивать на проклятом параде в этом году». Меня это вполне устраивало, потому что Рут и Рэй уже записались волонтерами на всевозможные мероприятия, которые организовывали «Ворота славы» по такому случаю: присмотр за дошколятами в дневные часы, проведение утренних молитвенных собраний, пикник. К тому же у Рут на ярмарке был прилавок с товарами «Салли-Кью». По всему выходило, что мне предстояло четыре дня настоящего ковбойского разгула, которые я могла провести по своему усмотрению. И, как потом оказалось, четырех дней было более чем достаточно.

В четверг вечером Джейми, Коули, Бретт и я выпили пива и курнули травки у Джейми, а затем пошли на открытие фестиваля уличных танцев. Мы добрались туда еще засветло, территорию перед баром «Приют пастуха» пока что не оцепили, но нас все равно должны были оттуда вышибить, потому что во время выставки шериф бывал особенно строг, а мы явно не проходили возрастной ценз. Обычно уже на второй день аукциона все начинали смотреть на правила сквозь пальцы, но только не во время открытия. Нас должны были выгнать, но брат Коули Тай, который принимал участие в родео на этой выставке, в том году был большой шишкой, к тому же, а это куда важнее, он был настоящим местным ковбоем, красавчиком, живой рекламой мероприятия, а это хорошо для привлечения туристов. Он замолвил за нас словечко, и внезапно мы четверо стали особыми гостями заведения.

– Но с выпивкой вы как-нибудь сами. – Тай подошел к нам с важным видом, лавируя между парами, двигавшимися в ритме тустепа. Он выглядел непривычно элегантным в ковбойских штанах и жилете, а карикатурно большая шляпа вызывала бы смех, если бы так ему не шла. – И чтобы я не видел тебя с бокалом в руке, – сказал он Коули, дергая ее за ухо. – Не желаю знать ничего подобного.

– Ничего подобного? – повторила Коули, ткнув его в грудь. – Зачем нам здесь оставаться, если мы не можем выпить?

– Я не говорил, что ты не можешь пить, – сказал он, театрально отхлебнув пива. – Я сказал, что не хочу видеть, как ты пьешь. С глаз долой, из сердца вон, ваше королевское высочество.

– Меня еще не короновали, – ответила Коули. – До завтра кланяться не обязательно.

– Только если мне достанется должность придворного шута. – Джейми щелкнул каблуками, как заправский лепрекон.

Коули номинировали на звание королевы выставки, нашего местного конкурса красоты, в котором корону обычно получали девушки из БФА, заканчивавшие двенадцатый класс. Коули была самой юной номинанткой за последние тридцать лет, к большому неудовольствию некоторых из этих старшеклассниц. Она собиралась уже отказаться от участия, но этим бы нанесла кровную обиду одному усачу, возглавлявшему Ассоциацию скотоводов Монтаны, который и выдвинул ее кандидатуру. Поэтому она решила довести дело до конца.

– Я не выиграю, – сказала Коули. – Корону присудят Рэйни Оушен. Должны. Она живет ради нее. – Она сделала несколько шагов назад и повторила лепреконский прыжок Джейми, что только укрепило мои чувства к ней. – Но место придворного шута тебе гарантировано.

Музыканты (какая-то группа из Колорадо) начали отбивать такт ногами. Тай кивнул миниатюрной брюнетке с начесом, которая стояла на противоположном тротуаре, указывая на танцующие пары. Мгновение он рассматривал нас четверых, переводя взгляд с одного лица на другое, как будто на опознании в полицейском участке, потом положил руки мне на плечи, что было не слишком-то приятно, потому что банка холодного пива впечаталась мне в ключицу, а огромный большой палец, весь покрытый веснушками, больно давил. Ноготь на нем был мертвый, лиловато-черный.

– Кэмерон, следующие четыре дня ты будешь присматривать за Коули, – сказал он, обдавая меня густой волной пивного перегара. На его лице не было и намека на улыбку. – По понятным причинам я не могу довериться ни шуту, ни ее дружку. Остаешься только ты. Держи ее в узде.

– Помоги мне, Оби-Ван Кеноби, ты моя единственная надежда, – засмеялась Коули и сжала мою руку.

Я тоже засмеялась, но Тай не договорил.

– Я серьезно, – сказал он, пристально глядя на меня своими крыжовенными глазами. – Не дай моей сестре запятнать доброе имя нашей семьи.

– Нет, этим займешься ты сам, – сказала Коули, подталкивая его в сторону толпы. – Иди, потанцуй со своей пастушкой, красавчик. Обещаю, будем вести себя хорошо.

– Если нужно будет примотать ее к себе скотчем, чтобы она не вляпалась, так и сделай, – сказал он, отступая назад, но все еще глядя прямо мне в глаза. – Не подведи меня, Кэмерон.

Я засмеялась и сказала:

– Есть, сэр.

Было в Тае что-то, от чего мороз начинал продирать по коже.

– У твоего брата от них отбою не будет, – сказал Джейми, пока мы вчетвером наблюдали за Таем. Тот обнял свою подружку и закружил ее посреди улицы.

– Это вряд ли, он же настоящий жеребец, – ответила Коули. – Я имею в виду, если тебе не перепадет во время выставки, Джейми…

– Ой, – сказала Бретт, беря ее за руку. – Не нужно разрушать идеалы юного мечтателя. Давай потанцуем, прежде чем Кэмерон бросится на защиту чести своего милого.

– Не волнуйся, – сказала я, когда мы вышли на середину улицы. – У него ее нет.

После выпускного вечера на нас посыпался град подобных шуточек. Бретт и Коули иногда поддразнивали нас, поскольку мы с Джейми не очень распространялись о том, что произошло на ступенях школы. Кем мы стали после выпускного? Ответа на этот вопрос у меня не было, да я и не очень хотела знать. Мы дважды целовались, раздевшись по пояс, оба раза в моей спальне, оба раза под плейлисты Линдси. Об одном из этих случаев было известно Рут, но то, что мы с Джейми могли делать за закрытыми дверьми моей спальни, ее не очень взволновало. Она не сказала ни слова.

Мне нравилось с ним целоваться. Было неплохо и даже приятно, чего я никак не ожидала. Но все же то, что мы делали, казалось механическим или, если точнее, походило на репетицию: кассету в магнитофон, нажать на кнопку, и вот группа Cranberries поет нам серенады, а я снимаю футболку, в то время как Джейми избавляется от рубашки, и мы катаемся, сплетаясь в единое целое на мягком пледе, который пахнет кондиционером для белья. У Джейми на спине есть странное углубление, и его руки куда больше моих. Я чувствую мозоли на его ладонях, а удары его сердца отзываются где-то в моем животе. Иногда он ласкает мой затылок, отчего я вся покрываюсь мурашками. Он еще ни разу не предлагал дойти до конца, но то, что происходит у него в штанах, без всяких слов говорит, что, наверное, скоро этот момент настанет. И это меня беспокоит.

– Мне нравится, что так называемый дурацкий выпускной, на который ты так не хотела идти, свел вас двоих вместе, – призналась мне Коули в первый день учебы после нашего с Джейми публичного проявления чувств на балу.

– Мы не вместе, – возразила я.

– Неужели?

– Мы просто друзья, которые пытаются кое в чем разобраться.

В тот момент это было самым честным и откровенным признанием, которое я могла сделать Коули, не говоря прямо о моих чувствах к ней.

* * *

Практически все ребята из БФА, а это чуть меньше половины всех учеников школы, отпросились с уроков по случаю выставки официально, еще двадцати процентам удалось удрать, потому что родители позволили им пропустить занятия, остальным же страдальцам, кроме совсем уж ботанов и тех, кому выставка была до фонаря, пришлось прогуливать на свой страх и риск. Мы с Джейми провели утро в больнице Святого Розария с двумя легкоатлетами из команды, жестко рационируя имеющийся запас травки, потому что Джейми никак не мог раздобыть больше до ночи, а наши резервы были почти опустошены. Не устояв при виде шатких тележек, мы провели несколько серий гонок по коридору, обернувшихся в конечном счете авариями. Потом прорвались сквозь баррикаду на самом верху металлической лестницы на девятом этаже и выбрались через люк на плоскую, липкую от смолы крышу. Краской из баллончика мы пометили все, что не могло от нас удрать, написав «выпуск 1995». Джейми хотел было поставить свое клеймо на голубе, но тот не разделял его намерений, поэтому пострадала лишь часть крыла, на которой появилась тоненькая серебряная полоска. Мы били окна. Стояли на руках. Бросали всякую дрянь на пустую, заросшую сорняками стоянку. Одним словом, валяли дурака.

На крыше было так жарко, будто уже наступило лето. Джейми вскоре снял футболку, остальные последовали его примеру. Я завернула футболку и завязала узлом под грудью, обнажив пупок. Рукава тоже закатала, так что руки были совсем голые. В какой-то момент мы с Джейми остались наедине, и тут уж футболка полетела вниз. Мы укрылись в тени огромной трубы, и я лопатками почувствовала расплавленную смолу, животом – разгоряченную солнцем кожу Джейми. Я вспоминала Линдси и представляла Коули, так продолжалось несколько минут, и я старательно делала вид, что увлечена происходящим не меньше Джейми, но потом где-то совсем рядом заорала полицейская сирена, набежали тучи, пыхтение Джейми становилось слишком возбужденным, и я вернулась к реальности. Нужно было выбираться.

Я села и оттолкнула Джейми, совершенного не готового к такому повороту событий.

– Я умираю с голоду, – сказала я, потянувшись за футболкой. – Пойдем на ярмарку и попросим Рут купить нам еды.

– Давай не прямо сейчас, а, Пост? – Джейми прерывисто дышал. – Мы тут вроде бы уже начали…

Я встала, сделала несколько быстрых выпадов, как будто мне нужно было размять ноги, хотя это было не так.

– Знаю, извини, но я очень проголодалась, – ответила я, не глядя на него. – Я сегодня без завтрака.

– Дерьмово. – Он откинулся на спину, оперся на локти и посмотрел на меня, прищурив глаза. – Нам нельзя там показываться до конца уроков. Рут уверена, что ты сейчас на химии.

Я натянула футболку, наклонилась, чтобы помочь Джейми подняться, и попробовала еще раз:

– Соврем, что сегодня сокращенный день. Или скажем правду – переживет. Может быть, мы даже не встретим ее, там полно народу. Можно найти Коули, купить по гамбургеру.

Джейми проигнорировал поданную ему руку, встал и отвернулся от меня.

– Да, давай, блин, найдем Коули. Надо было догадаться.

Он рывком открыл люк.

– Да ладно тебе, – сказала я, дергая его за футболку, которую он засунул за пояс шорт. – Я правда есть хочу.

– Неважно, – пробормотал он. – Чего я не понимаю… – Он тряхнул головой, выдохнув «Да к черту все» себе под нос.

– Чего? – На самом деле я не хотела продолжать разговор.

Он усмехнулся.

– Несколько минут я думал: матерь божья, Кэмерон на самом деле в этот раз настроена серьезно. А потом… бац… и мы отправляемся на поиски Коули.

Он начал спускаться. Темно было – хоть глаз выколи.

– Хорошо, не будем ее искать, – сказала я, следуя за ним. – Давай поедим в «Тако Джонс».

Это была отчаянная попытка, и Джейми все прекрасно понимал. Единственное, против чего он не мог устоять, помимо травки, – это картофельные кружочки во фритюре из «Тако Джонс», которые отлично шли под марихуану. Мы бывали там так часто, что я обычно сопротивлялась и требовала пойти куда-нибудь еще.

– У меня есть идея получше. Почему бы мне не отвезти тебя к преподобному Кроуфорду, пусть помолится об избавлении тебя от этого извращения! – съязвил Джейми.

Он уже дошел до самого низа. Я слышала, как он спрыгнул с последней ступеньки и зашлепал кроссовками по цементному полу.

– Ты ведешь себя как придурок. – Я нащупывала ногой следующую ступеньку, но там был лишь воздух. Я тоже спрыгнула.

– А ты ведешь себя как лесбиянка, – вспылил он и направился к выходу, не дожидаясь меня.

В машине мы молчали. Джейми врубил Guns N’ Roses, а я притворялась, что с интересом рассматриваю пейзаж за окном, который я знала как свои пять пальцев. Когда мы доехали, он заплатил три доллара за парковку и надел футболку. Мы шли по утоптанной грунтовой дорожке в облаке пыли, как Йоземит Сэм в мультиках. Грязь была легкой и сухой, как мука. Мы шли рядом, но не вместе. Воздух был напитан запахом навоза и тех ароматов, которые безошибочно указывают: весна готовится уступить место лету. Ветер прерий доносил благоухание молодого песчаного тростника и только что распустившейся сирени, окаймлявшей облупившийся экспоцентр. Действие травки почти закончилось, но и того, что осталось, хватило, чтобы я по-новому оценила прелесть весеннего дня на свежем воздухе.

Мы не увидели Рут, но почти сразу же наткнулись на Коули. Она стояла у стенда с пятью другими претендентками, разыгрывая лоскутное одеяло и дюжину бифштексов. Все вырученные средства предназначались Ассоциации скотоводов. Коули собрала больше всего билетиков. Она была не только самой младшей, но и самой красивой среди номинанток. Ей удивительно шел ее наряд: обтягивающая черная майка, поверх которой была надета рубашка Тая, застегнутая на жемчужно-белые пуговки, и слегка потрепанная соломенная ковбойская шляпа, из-под которой виднелись ее чудесные волосы, собранные в хвостик, в два хвостика на сей раз. Она потягивала колу через красную с белым соломинку и широко улыбалась какому-то ковбою, остановившемуся у стола. Он засунул большой палец за пряжку ремня и смотрел на нее взглядом юнца, сраженного стрелой Амура, – прямо хоть сейчас печатай на дешевую валентинку. Мне хорошо был знаком этот взгляд. Точь-в-точь как у меня самой.

Увидев нас, Коули вскочила, обежала вокруг стола и пылко обняла меня, словно мы не виделись целую вечность, хотя прошло всего-то часов двенадцать, не больше. Она могла себе позволить подобные нежности, не то что Рут.

– Это пытка, – шепнула она мне в самое ухо. От нее пахло «Олд Спайсом» и сигаретами, которыми, видимо, пропиталась одежда брата. Коули протянула мне бутылку, я сделала большой глоток и предложила Джейми, когда мы встретились глазами, но он отвернулся.

– Сколько еще ты должна тут торчать? – спросила я.

– Полчаса, может, минут сорок или около того, – сказала она, сжимая мою руку. – Подождете меня? – Потом она снова посмотрела на нас обоих и тихо шепнула: – Вы опять под кайфом?

– Не опять, а снова. Нет, уже почти нет.

– Хорошо повеселились, да? – Она улыбнулась и лукаво подмигнула, как всегда делала.

– Едва ли, – вступил в разговор Джейми. – Кэмерон не могла дождаться, когда же увидит тебя. Только о тебе и мечтала часами напролет.

Я так и подскочила.

– Джейми дуется как маленький, потому что я не пошла с ним в «Тако Джонс».

– Бедняжка, – сказала Коули, беря Джейми за руку. – Здесь тоже есть тако. Это тебя утешит? Я угощаю, точнее, я попрошу маму тебя угостить, она сейчас там работает. – У Коули был дар сглаживать острые углы, заставлять людей улыбаться и убеждать их в чем угодно, но, думаю, даже ей не все было под силу.

– Нет, спасибо, – ответил Джейми. – Я ухожу. Поищу Трэвиса. – Он не смотрел на меня с того момента, когда Коули протянула мне свою колу.

– Но ты же вернешься? – спросила я.

– Не знаю, посмотрим, – ответил он. – Не сомневаюсь, ты тут и без меня справишься. – И он растворился в толпе, сновавшей по залу.

– В чем дело? – удивилась Коули. Мы обе наблюдали, как его высокая фигура в черной футболке лавирует между группами ковбоев, выделяясь своими шортами и полуголыми ногами на фоне джинсового безумия.

– Трава не зашла, – проворчала я. – Он не в настроении с тех пор, как мы выкурили косяк.

– Глупые вы и ваши наркотики, – ответила Коули. – Когда вы уже повзрослеете?

* * *

В том году корона не досталась Коули, но она не ошиблась: королевой выставки 1992 года стала Рэйни Оушен. Говорят, кое-кто был крайне недоволен этим результатом и даже роптал; по слухам, все было подстроено, и, если бы бюллетени подсчитали правильно, Коули ждал бы оглушительный успех.

– Неважно, – сказала она после церемонии, которая состоялась на пыльной арене, втиснувшись между родео на быках и соревнованиями по накидыванию лассо на телят. Все финалистки получили короны, только поменьше и серебряные. – Честно говоря, я бы предпочла победить уже выпускницей, а не сейчас, если, конечно, меня снова номинируют.

– Шутишь?! – Бретт обнял ее. – Считай, дело в шляпе.

Мы стояли, перегородив проход, но нам было все равно. Ночная прохлада напоминала о том, что лето пока что не вступило в свои права. Народу было столько – яблоку негде упасть, кругом шум, запах перегара, все словно бы одурманены лихорадочной атмосферой праздника. Большую часть вечера я искала Джейми, но так и не нашла его, хотя этого следовало ожидать.

– Сколько еще осталось? – спросила Коули, надевая свою корону мне на голову. – Кажется, что прошла целая вечность.

– Да брось. – Бретт вернул корону на полагавшееся ей место. – До моего выступления в последний день выставки никаких жалоб на изнеможение.

Бретт оказался одним из двух представителей Майлс-сити, попавших в команду штата. На ближайшем матче решалась судьба игроков, которые будут представлять Монтану в играх Национальной юношеской лиги американского футбола этим летом. Игру назначили на воскресенье, поэтому на следующее утро он отбывал в Бозмен вместе с родителями, не дожидаясь окончания парада.

– Не напоминай, – сказала Коули. Корона теперь красовалась на голове Бретта. – Жаль, я не могу бросить все и поехать с тобой.

– Ни за что. – Он поцеловал ее руку. – Ты же одна из вице-мисс.

Мы выбрались за пределы арены туда, где народу было поменьше. Запах жареных гамбургеров клубился в воздухе. Мы расположились поближе к стойке, за которой продавали пиво, надеясь, что кто-нибудь совершеннолетний согласится купить нам банку или по крайней мере даст отпить из своей. Выступление закончилось, и народ повалил валом: река превратилась в бурлящий поток, и теперь измученные жаждой зрители размахивали десятидолларовыми банкнотами перед корпулентными продавщицами, которые стояли за прилавком. Частью этого потока были Рут и Рэй. На Рут были джинсовая юбка и красный шарф с коричневыми сапожками и шляпами на нем.

Рэй заметил меня раньше Рут, я кивнула ему, и он – возможно, мне это лишь почудилось – сделал большие глаза, словно предупреждая, что Рут направляется в мою сторону. Она явно пользовалась успехом, это было видно.

– Вот ты где, – начала она. – Я уж подумала, что мы не увидим тебя до понедельника.

– Во всем виноват мой брат, – заговорила Коули таким заговорщицким тоном, словно собиралась раскрыть Рут секрет, который той непременно понравится. – Он поручил Кэм присмотреть за мной на этих выходных.

Подошел Рэй. Он протянул Рут пиво, которое, судя по всему, было далеко не первым за этот вечер. После того как я отпросилась провести несколько следующих ночей у Коули (при условии обязательного посещения церкви в воскресенье утром), они сообщили нам об успехе «Салли-Кью» (им удалось заполучить целых семнадцать добровольцев, готовых предоставить свои гостиные для демонстрации оборудования!). Потом Рут заявила, что ей нужно переговорить со мной с глазу на глаз, и мы отошли в сторонку, устроившись так близко от одного из больших грилей, что я сама едва не поджарилась.

– Дорогая, ты, наверное, расстроишься, но я хочу, чтобы ты знала… Мы с Рэем видели Джейми сегодня вечером… – Она взяла меня за руку и понизила голос настолько, насколько позволял гул вокруг нас. – Он сидел перед нами на трибуне, всего в нескольких рядах. Он и этот парень Беррел. С ними были девушки, и… это было просто отвратительно.

Когда я ничего не сказала, она добавила:

– По-моему, они не из Кастера. Рэй считает, они из Глендайва.

Я молчала.

– Мне хотелось, чтобы ты узнала это от кого-нибудь, кто тебя любит.

– Ладно. – Я попыталась представить себе этих глендайвских обольстительниц. Мне нравилось воображать их крепкими размалеванными пергидрольными блондинками с отросшими корнями. Неожиданно для себя я почувствовала укол ревности, и все же с души у меня словно сняли груз.

– Хочешь поговорить об этом? – спросила Рут, хотя в наэлектризованной долгим ожиданием пива очереди началась драка и крики толпы вокруг нас стали громче.

– Если честно, не очень, – ответила я. – Джейми может делать все, что его душе угодно. – Я немножко подумала и добавила: – Спасибо, что рассказала, тетя Рут.

Она на секунду притянула меня к себе, улыбнулась своей фирменной чуть печальной улыбкой и ушла с Рэем.

– Тебе читали нотации? – Коули подошла к грилю, оставив Бретта с нашими одноклассниками.

– Вроде того, – ответила я. – Джейми лизался на трибуне с какой-то девчонкой из Глендайва.

– Рут так сказала?

– Ну… на свой лад.

– Вот гад ползучий! – Коули обняла меня. – Давай попросим Тая надрать ему зад?

– Не стоит, – ответила я без всякого притворства, хотя знала, что Коули мне не поверит. – Давай просто напьемся. По-настоящему.

– Разве тебе не интересно взглянуть на нее? – удивилась Коули. Я ответила, что и так знаю, но только лишь чтобы позабавить ее. Коули засекла Рут с Рэем, которые как раз поднимались на трибуну, а когда я не смогла отыскать Джейми, она обхватила мою голову руками и повернула ее в нужном направлении. Мы прижались друг к другу, сопротивляясь напору толпы, и наблюдали, как они возвращаются на свои места. Джейми действительно сидел всего несколькими рядами ниже. Конечно, мы стояли довольно далеко, но даже со своего места я отлично видела, что те девушки выглядели куда лучше нарисованных мной образов. И Джейми в самом деле словно прилип к одной из них.

– Гадины, – заявила Коули. – Мерзкие. Те еще шлюшки.

– Это у них на лицах написано? – Я вдыхала аромат яблочного шампуня Коули, ее мягкие волосы касались моей щеки. – Или клеймо на лбу стоит?

– Почему ты так спокойна? – Она повернулась ко мне, ее лицо почти касалось моего. – Так вот что случилось утром? Он порвал с тобой, да?

– Я тебе двадцать раз повторяла, что там и рвать-то нечего было.

– Я знаю, но я думала, что ты, как обычно, все держишь в себе.

– Не представляю, о чем ты. – Конечно, она была права. Я и правда темнила про нас с Джейми, просто она неверно все истолковала. – Нам с Джейми хорошо и так, – попыталась я снова.

Она хотела что-то сказать, но промолчала. Мы смотрели, как целуются Джейми и его новая подружка из Глендайва, а Рут корчит рожи, взирая на это, и разыгрывает праведный гнев на глазах единственного зрителя – Рэя. Это нас здорово позабавило.

– Хорошо, что это случилось именно сегодня. – Коули взяла меня за руку и потащила за собой. – Мы быстро найдем тебе ковбоя. Или двух. Или даже дюжину!

Мне так и подмывало сказать: «Может, лучше ковбойшу?» Прямо тогда. Облечь мысль в слова. Заставить Коули проглотить это. Разумеется, ничего подобного я не сделала. Да и как я могла?

* * *

После того как Коули в своей короне прокатилась на отделанной гофрированной бумагой платформе во время субботнего парада, мы обе поняли, что сыты этой выставкой по горло. Бретт уехал на свой отборочный матч, а Джейми обхаживал ту девчонку, потому что с ней у него были все шансы добиться своего. К полудню налетела грозовая туча, как оно обязательно бывает хотя бы раз за всю выставку. Все тут же стало серым, угрюмым и совсем не праздничным.

Коули отвезла меня к себе на ранчо, и мы провели день в гигантских свитерах Тая, попивая «Констант Коммент», любимый чай Коули, перед телевизором под клипы MTV. Нам хотелось укрыться от выставочной суеты и исполнения социальных обязательств, шедших в нагрузку. Я бывала у Коули и раньше, но только второй или третий раз без Бретта, поэтому неудивительно, что я вся была словно на иголках. Перед двенадцатичасовой сменой мама Коули приготовила нам томатный суп с жареными тостами с сыром. Она работала медсестрой в отделении неотложной помощи в городе. Она тысячу раз просила называть ее не миссис Тейлор, а просто Терри, но я так и не смогла.

– Коули, солнышко, не забудь их покормить до темноты, – сказала миссис Тейлор, стоя в дверях в темно-бордовой форме операционной сестры с зонтиком в руке. Передо мной была постаревшая, несколько потрепанная жизнью, но все еще очень красивая версия Коули. – Я понятия не имею, когда Тай явится. – Она кидала быстрые взгляды на свое отражение в зеркале, поправляя волосы. – Сегодня в кафетерии жареная курица. Девочки, вы не хотите заскочить и перекусить со мной перед выходом?

– Мы никуда не идем, – сказала Коули и повернулась ко мне. – Что ты сказала о выставке, Кэм, а?

– Что она словно уязвленная в своих чувствах любовница, – ответила я.

– Точно, – засмеялась Коули, но миссис Тейлор не разделяла ее веселья. – Мы решили, что выставка – это уязвленная любовница, так что мы станем есть мороженое и держаться от нее подальше.

– Это совсем на тебя не похоже, – сказала миссис Тейлор, переводя взгляд с Коули на меня. Она смотрела без укора, но и без одобрения. – Я была уверена, ты захочешь быть в самой гуще событий.

– А мы останемся дома и будем лениться. – Коули посмотрела на свое отражение в зеркале, натянула капюшон на голову и принялась пятиться, пока не налетела на подлокотник дивана и не повалилась на подушки, задрав ноги выше головы.

– Позвони мне на работу, если передумаете, – сказала миссис Тейлор. А потом, помедлив в дверях, добавила: – И если увидишь Тая, передай ему, чтобы тоже набрал меня.

Не прошло и получаса, и Тай, точнее его грязная и потрепанная тень, предстал перед нами. У него был большой порез под глазом, который он объяснил тем, что «его выбили из седла».

– Я думала, ты выступаешь сегодня вечером, – удивилась Коули, помогая ему снять джинсовую куртку.

– Я и не выступал. – Его рот растянула широкая улыбка. – Это все один злобный сукин сын по имени Фаддей. Я не шучу. Ублюдка зовут Фаддей. Теперь он выглядит так, будто по нему потоптался бык.

– Как мило, Тай. – Коули разглядывала засохшую кровь на воротнике его куртки. – А как же семейная честь?

– Именно ее я и защищал, малютка, – сказал он, зарывшись с головой в морозилку. Вынырнул он оттуда с пакетом замороженной брокколи.

После душа и яичницы с тостами он переоделся, надел узкие джинсы и другую шляпу, сунул за ухо сигарету и уехал. Коули спала рядом со мной на диване. Дождь почти прекратился, солнечные лучи пробивались сквозь облака, подсвечивая холмы за большим окном гостиной. У окна висела фотография в рамке, сделанная где-то в прериях незадолго до смерти мистера Тейлора. На всех были надеты мягкие джинсовые рубашки, заправленные в джинсы. Коули – ей, видимо, исполнилось тогда лет восемь или девять – убрала волосы в забавные хвостики. Пленку, похоже, недодержали, и остался лишь намек на цвет. Мистер Тейлор, пряча в усы улыбку, обнимал миссис Тейлор и Тая, а Коули втиснулась посередине. Тай засунул большой палец за пояс. На таких снимках люди стараются принять счастливый вид, но они не притворялись.

Я попыталась встать с дивана, чтобы получше рассмотреть фотографию, не разбудив Коули. Двигаться пришлось осторожно, сантиметр за сантиметром перемещаясь к краю, замирая и стараясь не задеть подушки. Но не успела я еще опереться на ноги, как Коули спросила:

– Дождь закончился?

– Да. – У меня было чувство, что меня застукали на месте преступления.

– Надо задать корм скотине, – сказала она, зевая и потягиваясь.

– Думаешь, я буду помогать тебе по хозяйству? Ты же у нас фермерша, а не я, – усмехнулась я.

– Конечно, ты ни в жизнь не управилась бы с хозяйством, куда тебе до меня, горожанка. – Коули быстро села, схватила меня за край свитера и потянула обратно на диван. Я и не думала сопротивляться. Она набросила мне на голову флисовый плед, в который сама была закутана, положила подушку и уселась сверху. Я отбивалась, но вполсилы, Коули не отставала, тогда я поднажала, и мы полетели на ковер, приземлившись между диваном и журнальным столиком. Плед по-прежнему прикрывал меня почти целиком, создавая барьер между нами. Но когда один его конец оказался зажат под моим коленом и я увидела, что безразмерные свитера обвились вокруг нас, обнажая мой живот и спину Коули, я перестала подыгрывать ей и вырвалась. Я встала и отряхнула ноги жестом Рокки, только что совершившего свое восхождение по семидесяти двум ступеням.