Текст книги "Блеск шелка"

Глава 30

Виченце вернулся из путешествия в прескверном настроении.

– Как прошла поездка в Вифинию? – спросил Паломбара.

– Безрезультатно, – огрызнулся Виченце. – Я поехал туда только потому, что обязан был попытаться это сделать. – Он злобно посмотрел на Паломбару, стараясь определить, о многом ли тот знает – или догадывается. – Кто-то из нас должен убедить этих упрямцев либо дать им возможность полностью себя дискредитировать.

– То есть, что бы мы ни делали, у нас всегда будет оправдание. – Паломбара сам удивился тому, с какой горечью это прозвучало.

– Вот именно, – согласился Виченце. – Это была последняя попытка.

– Последняя?

Брови Виченце поползли вверх, в холодных глазах появился довольный блеск.

– На следующей неделе мы возвращаемся в Рим. Ты не забыл об этом?

– Конечно нет, – ответил Паломбара.

На самом деле он думал, что их миссия займет немного больше времени. Паломбара с некоторым беспокойством обдумывал, что именно доложит папе, какими словами объяснит причину своей неудачи. Он пришел к заключению, что Михаил достаточно контролирует свой народ, чтобы заключить унию с Римом, а степень самостоятельности можно скрыть. Вера людей всегда отличается в зависимости от места их жительства, социального положения, уровня достатка и образованности. Но Паломбара не думал, что папу удовлетворит такое объяснение. Это был в высшей степени практический ответ, но отнюдь не политическая победа.

Глава 31

Через несколько дней после приезда Анну попросили помочь старику, который споткнулся о брусчатку и сильно расшиб ногу. Анна склонилась над беднягой, осматривая рану, и тут среди собравшихся зевак послышался шум. Сквозь толпу, расталкивая людей, к ней пробирался молодой священник. Его лицо было пепельно-серым от ужаса. Он громко выкрикивал имя лекаря.

– Это срочно? – спросила Анна, не поднимая глаз. – У этого человека болевой шок, и ему нужно…

– Ты можешь не успеть. – Священник схватил ее за руку и потянул вверх, заставляя подняться. – Он истекает кровью. Они вырвали ему язык!

Анна повернулась к толпе, указывая на пострадавшего старика:

– Отведите его домой. Ему нужно выпить чего-нибудь горячего и укутаться потеплее. Мне же необходимо идти.

Она взяла свою сумку и позволила священнику увлечь ее за собой за угол и вверх по переулку, в маленький дом с распахнутой дверью. Еще до того, как Анна вошла внутрь, она услышала сдавленные крики и стоны.

Открывшаяся перед ней картина была поистине ужасной. На полу на коленях стоял монах, у него изо рта хлестала кровь, и на плитах перед ним расплывалась багровая лужа. Его руки и ряса были залиты кровью. Монах прерывисто вздохнул и зажал рукой рот, из которого снова полилась кровь. Его лицо посерело от боли и ужаса, глаза уставились в одну точку. Вокруг него беспомощно топтались три монаха, явно не зная, что делать. Прямо на их глазах человек умирал, истекая кровью.

Анна поставила сумку и выхватила у одного из монахов кусок ткани, которую тот держал в руке, быстро осмотрела ее, убедившись в том, что ткань чистая, и подошла к сидящему на полу человеку. Кто-то сказал, что его зовут Никодим.

– Я помогу тебе, – твердо произнесла Анна, мысленно молясь о том, чтобы это оказалось ей под силу. – Я собираюсь остановить кровотечение. Тебе придется дышать через нос. Не дергайся; дай я зажму рану вот этой тканью. Это довольно трудно, но ты справишься. Будет больно, но так нужно.

И, прежде чем пострадавший успел отпрянуть, Анна обхватила его рукой. Один из монахов сообразил, что она собирается делать, и ринулся ей на помощь. Они вместе держали перепуганного монаха. Анна силой заставила его широко открыть рот и плотно прижала ткань к кровавому обрубку его языка.

Должно быть, это причинило несчастному нестерпимую боль – он конвульсивно дернулся, но потом выпрямился, стараясь не двигаться.

Ровным голосом Анна велела остальным монахам и священнику, который ее привел, принести еще чистой ткани, открыть ее сумку и достать оттуда травы и спирт в небольшом флаконе, а также хирургические иглы и шелковые нити. Двое монахов по ее приказу принесли воды и отмыли плиты пола от крови.

Все это время Анна продолжала нажимать на корень языка, отчаянно пытаясь спасти пострадавшего от большой потери крови. Она следила, чтобы он не захлебнулся и не задохнулся.

Анна меняла пропитанные кровью тряпки на чистые, продолжая удерживать пациента левой рукой. Она слышала ритмичный шепот молитвы, и ей захотелось присоединиться к монахам.

Наконец, через полчаса после прихода, Анна медленно вытащила изо рта пострадавшего очередной кусок ткани и поняла, что если будет действовать быстро, то сможет наложить швы и закрыть кровеносные сосуды.

В колеблющемся свете свечей сделать это было совсем непросто.

Анна остро осознавала, какую боль причиняет пострадавшему. В отличие от других пациентов, она не могла дать ему какие-нибудь обезболивающие травы. Рот и гортань монаха превратились в распухшее кровавое месиво. Но сейчас Анна могла думать только о том, как спасти ему жизнь. Она действовала очень быстро, накладывая швы, затягивая края раны и почти физически ощущая в воздухе волны боли.

Наконец Анна закончила и вытерла кровь. Осторожно умыла пострадавшего и встретилась с ним взглядом. Она понимала, что хоть он уже никогда и не сможет говорить, но по-прежнему все слышит. Анна показала ему травы, рассказала, как, когда и в каких пропорциях их использовать.

– Ты должен следить за тем, чтобы твои губы и рот были влажными, – продолжила она. – Но не прикасайся пока что к ране. – Потом обратилась к окружающим: – Если он захочет пить, давайте ему вино с медом, но осторожно, чтобы он не поперхнулся.

– А еда? – спросил кто-то. – Что ему можно есть?

– Жидкую кашу, – ответила Анна. – Теплую, но не горячую. И супы. Он научится жевать и глотать, дайте ему только время.

Она надеялась, что так и будет. Прежде ей не приходилось сталкиваться с такими увечьями.

– Спасибо, – искренне поблагодарил священник, который ее привел. – Мы всегда будем упоминать твое имя в наших молитвах.

Анна просидела с ними всю ночь, наблюдая за пациентом и за тем, как монахи пытаются успокоить друг друга и найти в себе мужество, зная, что ждет их впереди, – возможно, всех. Никодим был первым, но далеко не последним.

– Кто это сделал? – спросила Анна, страшась ответа.

Монахи переглянулись, потом воззрились на нее.

– Мы не знаем, кто они такие, – ответил один из них. – У них был указ императора, но вел их иностранец, римский священник со светлыми волосами и глазами цвета зимнего моря. – Монах медленно вздохнул, и его голос стал еще тише. – У него был список.

Анна почувствовала, как по спине пробежал холодок. Ее разом покинули силы. Она ошибалась, не доверяя Константину, была слишком робкой, слишком малодушной, чтобы признать правду. Ей не хотелось пачкать руки… Анне стало стыдно за собственную глупость.

Высокую цену приходится платить за веру – в Бога, свет и надежду. Наказание было жестоким: распятие. Анне стало плохо при мысли об этом, у нее перехватило дыхание, внутренности сжало спазмом от животного ужаса. Почему со временем мы перестали осознавать страдания Христа? Как будто Он был не из плоти и крови, как все остальные, как будто Его ужас, Его боль, Его муки были иными. Ответ прост: чтобы не задумываться об этом. Так нам легче Его предавать.

Вдруг на душу Анны снизошло удивительное умиротворение. Она была не права в том, что касается Константина. Не права, неразумна, поверхностна в своих суждениях. И теперь раскаяние обрушилось на нее в полной мере. Им всем придется бороться, взять в руки и применить оружие, которое будет причинять боль, как их врагам, так и им самим.

Но ее внутренний конфликт разрешился, и всепоглощающая уверенность сладким бальзамом разлилась в душе у Анны.

Ее вызывали снова и снова, чтобы помочь монахам, которых пытали, – но ни один из них не вверг ее в такой ужас, как первый несчастный. Анне удавалось спасти далеко не каждого. Иногда она могла лишь облегчить агонию, оставаться с умирающими до конца. Но этого было недостаточно.

Анна ненавидела, когда ее благодарили, благодарили даже тогда, когда она не смогла спасти больного. Она не чувствовала в себе смелости. Ей хотелось убежать, но кошмары, которые преследовали бы ее всю жизнь, если бы она оставила умирающего, были гораздо страшнее, чем любой ужас наяву.

Дома она металась ночью по кровати и часто просыпалась, судорожно всхлипывая. Ее лицо было мокрым от слез, а в груди чувствовалась острая боль.

Тогда Анна сползала на пол, опускалась на колени – и молилась: «Отче, помоги мне, научи меня. Почему Ты позволил этому случиться? Они хорошие, мирные люди, от чистого сердца, изо всех сил стремятся ежедневно служить Тебе. Почему же Ты не можешь им помочь? А может, Тебя это не волнует?»

В ответ – лишь тишина, темная, как ночь. Даже если там, в вышине, настоящие звезды, а не иллюзии, они бесконечно далеки.

Однажды Анна с трудом ускользнула от людей императора, когда они вломились в дом. Ее вытолкали через заднюю дверь яростные противники унии. Они готовы были пожертвовать своими домами, всем своим имуществом, чтобы спасти монахов, которые по-прежнему выступали против союза с Римом – и становились мучениками за веру.

Анна бежала вместе с ними сквозь дождь и ветер, ее ноги скользили в потоках воды по желобам, натыкались на глухие стены, спотыкались о ступени. Ее тащили за собой. Кто-то нес ее сумку с инструментами. Анна не знала, кто эти люди, но была благодарна им за их мужество.

Когда они наконец вбежали в тихую комнату, где у огня сидела одинокая старушка, Анна рассмотрела при свете факела, что ее сопровождали трое, двое мужчин и молодая женщина с длинными мокрыми волосами.

– Ты должен быть осторожнее, – сказала женщина, пытаясь восстановить дыхание. – Ты много раз откликался на просьбы о помощи. Теперь они тебя знают.

– Почему меня? И кто такие «они»? – спросила Анна, боясь услышать правду.

– Людям известно, что ты – лекарь владыки Константина, – ответил мужчина, – помогал ему спасать бедняков.

Больше об этом не произнесли ни слова. Конечно, именно Константин стоял за спасением людей, за их лечением, за сопротивлением обычных горожан. Именно он добился того, чтобы Юстиниана отправили в ссылку, а не на плаху. Они все боролись во имя единой цели – за свою веру, за жизнь, за существование Византии, боролись за возможность молиться так, как они считали правильным.

Анна отправилась к Константину, в тишину и покой его дома, в ту галерею, где висела его любимая икона.

– Спасибо, – просто сказала она, голодная, покрытая синяками, измученная после бессонной ночи, побега, страха и тяжелых размышлений. – Спасибо за все, что вы делаете, за то, что вам хватает мужества вести нас, освещать нам путь. Не знаю, насколько страстно отдаю предпочтение одной вере перед другой, одному взгляду на природу Бога и Святого Духа перед другим. Но уверена: для меня важна любовь к человечеству, которой учил нас Христос. Я всем сердцем верю, что она самое дорогое, что есть на свете. Она стоит того, чтобы ради нее жить – и умирать. Без нее нас в конце ждет лишь тьма.

На миг воцарилась тишина. Только теперь Анна до конца осознала значение своих слов.

– Если бы ад не был так глубок, тогда рай не был бы так высоко. Хотели бы мы, чтобы Господь опустил рай пониже?

Анна затаила дыхание, увидев, что Константин поднял голову, склоненную в молитве, и посмотрел на нее.

– Мог ли Он сделать это – и остаться после этого Богом? – спросила Анна, хотя и знала ответ.

Константин ничего не сказал, лишь осенил ее крестным знамением.

Но это не имело значения: Анна не нуждалась в ответе.

Глава 32

У Елены случилось неопасное, но очень неприятное заболевание, и она предпочла обратиться за помощью к Анне, а не к лекарю, которого обычно вызывала.

Была середина дня. Анне удалось выкроить немного времени, чтобы поспать. Она была измучена: ей часто приходилось лечить изувеченных и облегчать страдания умирающих. Когда Симонис разбудила ее и сказала, что за ней послала Елена, первым желанием Анны было отказаться. Разве она может тратить время на лечение небольшого кожного раздражения, когда людей терзают до смерти?

– Это вдова Виссариона, – отрывисто бросила Симонис, вглядываясь в лицо Анны. – Знаю, ты устала, – более мягко добавила она, но в ее голосе прозвучала настойчивость и даже страх. – Ты уже несколько недель не высыпаешься как следует. Но ты не можешь отказать Елене Комнене. Она была знакома с Юстинианом, – Симонис с нежностью произнесла это имя, – и с его друзьями.

Она больше ничего не добавила, но в воздухе между ней и Анной повисло напряжение.

Елена приняла Анну в роскошной свежеокрашенной комнате, расположенной рядом со спальней. Стены были украшены эротическими фресками, которых Виссарион не потерпел бы в своем доме. Анна постаралась сдержать улыбку.

На Елене была просторная туника. Руки покрылись сыпью. Сначала хозяйка вела себя вежливо, потому что не на шутку испугалась. Но по мере того, как травы и советы Анны оказывали на нее благотворное воздействие, Елена перестала церемониться и ее врожденное высокомерие вновь заявило о себе.

– Все еще болит, – капризно сказала она, отдергивая руку.

– Некоторое время боль будет сохраняться. Вы должны накладывать мазь и принимать травяной отвар по крайней мере дважды в день.

– Но у него отвратительный вкус! – воскликнула Елена. Ее лицо исказила гримаса. – У тебя нет ничего, что не напоминало бы яд? У меня такое чувство, что ты собираешься меня отравить.

– Если бы я хотел вас отравить, то приготовил бы сладкое зелье, – ответила Анна с легкой улыбкой.

Елена побледнела. Анна заметила это и задумалась. Почему Елена упомянула о яде? Анна отпустила руки пациентки и отвернулась. Шелковое одеяние Елены снова выглядело благопристойно.

– Ты действительно отдаешь себе отчет в том, что делаешь? – спросила Елена.

Анна решила рискнуть.

– Если вы мне не доверяете, я могу порекомендовать вам других лекарей. Уверен, что и у Зои много знакомых врачевателей.

У Елены заблестели глаза. Взгляд стал тяжелым, к щекам прилила кровь. Она судорожно сглотнула, как будто у нее в горле застрял комок.

– Прости, я наговорила лишнего. Твоих навыков, знаний и опыта вполне достаточно. Просто я не привыкла к боли.

Анна потупила взгляд, чтобы Елена не заметила в ее глазах презрение, которое она к ней испытывала.

– Вы поступаете правильно, волнуясь из-за своего заболевания. Подобные недуги, если не начать их вовремя лечить, могут иметь серьезные осложнения.

Елена порывисто вдохнула:

– Правда? И как скоро?

– Вы вовремя забили тревогу. Кстати, у меня с собой есть еще одна трава, которая должна вам помочь, и, если пожелаете, я останусь. Дело в том, что она может вызвать побочные эффекты, и тогда я приму необходимые меры.

Анна выдумала все это, но ей необходимо было потянуть время, чтобы перейти к обсуждению вопросов, на которые нужно было найти ответы.

Елена приняла ее слова за чистую монету.

– Какие еще побочные эффекты? Мне станет хуже?

– Вы можете упасть в обморок, – ответила Анна, стараясь не слишком ее огорчать. – Возможна небольшая лихорадка. Но все тут же пройдет, как только я дам вам траву, нейтрализующую действие отвара. Ее нужно будет принять только в случае необходимости. Я буду рядом.

– Несомненно, за это мне придется заплатить дополнительно! – воскликнула Елена.

– Только за траву, но не за время.

Елена немного подумала и согласилась. Анна смешала несколько трав и залила их кипятком. Этот отвар окажет на пациентку расслабляющее действие и улучшит ее пищеварение.

Анна успокаивала свою совесть, убеждая себя в том, что осталась верна своей клятве – если не приносишь пользы, то по крайней мере не причиняй вреда.

Елена заметила, что лекарь поглядывает на фрески.

– Тебе нравится? – спросила она.

Анна затаила дыхание.

– Ничего подобного я раньше не видел, – сказала она.

– Не сомневаюсь, – усмехнулась Елена.

Анне хотелось сказать, что однажды она лечила пациентов в публичном доме и там было нечто подобное, но потом решила все же промолчать.

– Вы не ошиблись, – процедила она сквозь зубы.

Елена расхохоталась.

В комнату вернулась служанка, держа в руке стакан с заваренными травами. Елена сделала маленький глоток.

– Кислятина, – пожаловалась она, глядя на Анну поверх стакана.

Медлить было нельзя.

– Вам следует больше заботиться о себе, – сказала Анна, стараясь придать своему лицу озабоченное выражение. – На вашу долю выпало немало страданий.

Внезапно она поняла, что, вполне возможно, это правда.

Елена попыталась скрыть удивление, но безуспешно.

– Моего мужа убили. Конечно, мне пришлось нелегко.

Анна стояла, не отрывая от нее взгляда. Она подумала, что, вполне возможно, Елена причастна к убийству Виссариона, но спрятала брезгливость, которую испытывала к этой женщине, под маской сострадания.

– Конечно, что может быть хуже? Разве вы не считали людей, которые его убили, своими друзьями?

– Да, – протянула Елена. – Это правда.

– Мне жаль, – тихо сказала Анна. – Не могу себе представить, что вам довелось пережить.

– Конечно не можешь, – подтвердила Елена, на лице которой появилось презрение, хотя, возможно, на него просто упала тень. – Ты знаешь, Юстиниан был в меня влюблен.

Анна сглотнула.

– Правда? Я слышал, что вас любил Антонин, но, возможно, я неправильно понял. В конце концов, это всего лишь сплетни.

Елена не шелохнулась.

– Нет, – решительно возразила она. – Возможно, Антонин восхищался мной, но это ведь еще не любовь, не так ли?

– Не знаю, – солгала Анна.

Елена улыбнулась:

– Нет, это была не любовь, то был голод. Наверное, ты не понимаешь, что я имею в виду? – Она обернулась и окинула Анну оценивающим взглядом. – Это было… как бы поделикатнее выразиться… вожделением, Анастасий.

Анна опустила глаза, чтобы Елена ничего не смогла в них прочитать.

– Я тебя смутила? – спросила хозяйка дома с видимым удовольствием.

Анне хотелось дать ей достойный отпор, выплеснуть накопившееся негодование. Елена вызывала у нее отвращение – своей жадностью, желанием манипулировать людьми, лживостью. Но Анна не могла себе этого позволить.

– Да, я тебя смутила! – радостно заключила Елена. – Но ты ведь не знал Антонина. Он был обаятельным и, может быть, даже красивым, но у него не было такой силы характера, как у Юстиниана. Тот был исключительным…

Она не закончила фразу – продолжение повисло в воздухе и растворилось в пространстве.

– Они были друзьями? – спросила Анна.

– О да, у них было много общего, – ответила Елена. – Но Антонин любил пиры, вино, азартные игры, лошадей и тому подобное. Он дружил с Андроником, сыном императора, хотя, возможно, Исайя был ему более близким другом. Юстиниан тоже был искусным наездником, однако превосходил Антонина интеллектом. Много читал. Любил архитектуру, мозаичное искусство, философию, словом, все прекрасное.

На лице Елены появилось сожаление – всего на мгновение, но оно было неподдельным и глубоким.

Анна была тронута и преисполнилась жалостью к женщине, которая нуждалась в ее помощи. Должно быть, их связывало общее горе.

Однако душевный порыв Анны быстро угас.

– Ты прав, – бесцеремонно бросила Елена, – мне пришлось испытать так много страданий, что большинство людей даже представить себе не могут. Ты обязан обо мне позаботиться. И не надо сокрушаться. Ты же хороший лекарь.

Анна заставила себя вернуться в настоящее.

– Я не знал, что Юстиниан вас любил, – сказала она, чувствуя, что ее голос звучит неестественно.

Она вспомнила слова Константина о том, что авансы Елены вызывали у Юстиниана отвращение и он ее отверг. Конечно, именно так все и было.

– Должно быть, вы скучаете по нему, – добавила она.

– Да, конечно, – ответила Елена с ослепительной, но в то же время натянутой улыбкой, за которой могли скрываться какие угодно мысли и чувства.

Анна была для нее просто слугой, евнухом, и она не собиралась с ней откровенничать.

– И по мужу тоже, – добавила Анна, проявив разумную осмотрительность.

Елена передернула плечами.

– Виссарион был занудой. Говорил лишь о религии и политике. Много времени проводил с этим жутким епископом.

– С Константином? – удивленно спросила Анна.

– Разумеется, с Константином, – резко подтвердила Елена.

Она посмотрела на стакан, который держала в руке.

– У этого настоя отвратительный вкус, но мне не становится хуже. Тебе больше нет нужды здесь оставаться. Приходи через три дня, тогда я тебе и заплачу.

Через некоторое время Анна отправилась к Елене снова. Не прошло и десяти минут после ее прихода, как доложили о том, что к хозяйке дома явилась еще одна посетительница – Евлогия Моузакиос. У Елены не оставалось выбора. Ей придется одеться и впустить гостью. Евлогия узнает, что к ней пришел врачеватель. Но было бы хуже, если бы Елена дала ей понять, что никого не принимает.

– Если ты осмелишься сказать ей, от какой болезни меня лечишь, я больше никогда не воспользуюсь твоими услугами, – предупредила Елена Анну. – Ты меня понял?

– Давайте скажем ей, что вы вывихнули лодыжку, – предложила Анна. – Она ведь наверняка почувствует запах мази. Я не буду вам противоречить.

Елена одернула тунику, не утруждая себя ответом.

Через несколько минут вошла гостья. Она принесла Елене подарок – фрукты в меду. Элегантная Евлогия была светловолосой, худощавой, довольно высокой – выше Елены на несколько сантиметров. Лицо этой женщины показалось Анне удивительно знакомым. Она застыла в замешательстве, безуспешно пытаясь вспомнить ее имя.

– Мой лекарь, – сказала Елена, махнув рукой в сторону Анны, после того как поприветствовала гостью, – Анастасий. – Она слегка искривила губы в чрезвычайно снисходительной улыбке.

Елена произнесла имя лекаря так, что Евлогия сразу поняла: перед ней евнух, женоподобное существо с мужским именем, лишенное пола.

Гостья на мгновение задержала взгляд на Анне, а затем отвернулась, вступив в разговор с Еленой и не обращая внимания на лекаря, как будто тот был слугой.

Наконец Анна вспомнила, кто это – сестра Каталины. Много лет назад они встречались несколько раз в Никее, когда Каталина была еще жива. Неудивительно, что у Евлогии появилось смутное воспоминание.

Кожа Анны покрылась пóтом. У нее перехватило дыхание и задрожали руки. Нужно следить за каждым жестом, чтобы Евлогия ее не узнала.

Анна стала заложницей ситуации: она не успела назначить Елене курс лечения, и та разгневалась бы, если бы лекарь ушел.

Елена заметила, что Анастасию неловко, и улыбнулась. Она обратилась к гостье:

– Выпей немного вина, съешь инжир. Он очень вкусный, плоды были быстро высушены и потому улучшают настроение. Как любезно с твоей стороны нанести мне визит.

Она приказала слуге принести легкие закуски и стакан для Анны. Казалось, что ситуация забавляла Елену.

Анна решила отказаться от угощения. Евлогия наблюдала за ней. На ее лице снова появилось слегка озадаченное выражение. Анне не хотелось, чтобы Елена подумала, будто она боится оставаться.

– Спасибо, – сказала она, улыбнувшись в ответ. – Я тем временем приготовлю вам… отвар.

– Мазь! – поправила ее Елена и покраснела, осознав, что, возможно, допустила ошибку. – У меня растяжение, – сказала она Евлогии.

Та кивнула и выразила сочувствие. Они придвинулись друг к другу, оставив Анну в покое, и та стала вынимать из своей сумки необходимые травы и мази.

– Как Деметриос? – поинтересовалась Евлогия.

– Думаю, хорошо, – ответила Елена.

Принесли вино, инжир и орехи. Хозяйка налила вино в стаканы, в том числе и для Анны, хотя и не пригласила ее к столу.

– Полагаю, что Юстиниан не вернется, – заметила Евлогия, подозрительно посмотрев на Елену.

Та приняла грустный вид:

– Нет. Думают, что он замешан в смерти Виссариона. Но он, конечно, ни в чем не виноват! – Она улыбнулась. – Это наверняка сделал кто-то из тех, кто покушался на моего мужа ранее, когда Юстиниан был еще в Вифинии, за много километров отсюда.

Анна застыла. К счастью, она стояла к женщинам спиной, поэтому ни Елена, ни Евлогия не могли видеть ее лица.

– Его пытались убить? – с удивлением спросила Евлогия. – Но как?

– Яд, – просто сказала Елена. – Не имею ни малейшего представления, кому это понадобилось.

Она откусила кусочек сушеного инжира и медленно стала его жевать.

– Кстати, через несколько месяцев на Виссариона напали на улице. Все выглядело как попытка ограбления, однако впоследствии муж решил, что это был кто-то из его приближенных. Деметриос смог их найти. Ими оказались его друзья из Варяжской стражи, поэтому, скорее всего, подозрения Виссариона были беспочвенными.

Любопытство Евлогии нарастало.

– У Деметриоса Вататзеса были друзья среди варяжской стражи? Как интересно. Это необычно для человека, принадлежащего к старинному императорскому роду. Однако его мать Ирина тоже довольно необычна.

Елена не обратила внимания на ее слова.

– Мне кажется, именно это он тогда сказал. Хотя, может быть, я что-то не так поняла.

Интерес Евлогии усиливался.

– Это ужасно. Почему кто-то хотел навредить Виссариону? Он был достойным, благородным человеком.

Елена постаралась скрыть раздражение.

– Он был одержим религией, возможно, именно это и стало причиной. Да, конечно, они с Юстинианом до хрипоты спорили на религиозные темы, по крайней мере, я слышала такой спор дважды. А затем Юстиниан отправился к Ирине. Одному богу известно зачем! А потом Виссариона убил Антонин, и это уже доказано. Как ни странно, я и не подозревала, что Антонина так сильно волновали вопросы религии. Не понимаю, он же был обычным воином!

Анна повернулась, держа в руках травы и маленькую баночку с мазью, и протянула все это Елене.

– Что ж, спасибо, Анастасий, – поблагодарила та с обворожительной улыбкой, глядя Анне в глаза. – Я заплачу тебе завтра, когда буду не так занята.

На следующий день Анна вернулась, как было велено, чтобы получить деньги.

Только через пятнадцать минут ее провели к хозяйке, которая оказала лекарю довольно-таки радушный прием в недавно отремонтированной комнате с эротическими фресками. Наряд цвета спелой сливы удивительно шел Елене. На ней почти не было драгоценностей, но нежная кожа и роскошные волосы не нуждались в украшениях. Шелковая далматика поднималась волнами, когда Елена проходила по комнате. В такие моменты она напоминала свою необыкновенно красивую мать.

– Спасибо, что пришел, – сказала Елена с теплотой в голосе. – Моя кожа гораздо лучше, и я порекомендую тебя всем своим знакомым. – Она улыбнулась, но о деньгах не упомянула.

– Благодарю, – удивленно ответила Анна.

– Странно, что Евлогия пришла как раз тогда, когда ты был здесь, – продолжила Елена. – Ты знал, что она родственница Юстиниана Ласкариса?

Анна почувствовала напряжение.

– Неужели?

– Когда-то он был женат. – Елена придала своему голосу более подходящий тон. – Его жена умерла. Евлогия ее сестра. – Говоря это, Елена внимательно наблюдала за лекарем.

Анна окаменела, ощущая собственную неуклюжесть и не зная, что делать со своими руками, которые совсем ее не слушались.

– Правда? – произнесла она, стараясь не выдавать свою заинтересованность.

Анна дрожала.

Елена взяла со стола маленькую шкатулку, украшенную драгоценностями, – изысканную серебряную вещицу с вкраплениями халцедона и жемчужной окантовкой. Анна не могла оторвать от нее глаз.

– Она тебе нравится?

Елена протянула ей шкатулку.

– Она очень красива, – искренне ответила Анна.

Елена улыбнулась:

– Ее подарил мне Юстиниан. Конечно, с его стороны это было неразумно, но, как я тебе уже говорила, он меня любил.

В ее голосе прозвучало удовлетворение. Она продолжала наблюдать за Анной из-под опущенных ресниц.

– Не могу вспомнить, что ценного я получила от Виссариона. Он дарил мне лишь книги да иконы, очень тяжелые и мрачные. – Елена снова взглянула на Анну. – А с Юстинианом было весело, понимаешь? Или ты понятия не имеешь, о чем я говорю? Он был человеком-загадкой, я не могла понять его до конца. Всегда преподносил сюрпризы. И мне это нравилось.

Анна чувствовала себя неловко, и это ощущение все возрастало. Почему Елена с ней так разоткровенничалась? Конечно, если верить Константину, это было ложью. Елена – красивая и необыкновенно чувственная женщина, но Юстиниан не мог не рассмотреть ее внутреннее уродство, если не сразу же после знакомства, то по крайней мере через непродолжительное время. Елена повертела шкатулку в руках, и жемчуг заиграл на свету. Почему Юстиниан потратил на нее столько времени? Может, это тоже ложь?

Елена продолжала наблюдать за лекарем. Ее взгляд был напряженным, почти гипнотическим. В солнечных лучах все сверкало – шкатулка, сливовый шелк ее далматики, великолепные волосы.

– Тебе нравятся красивые вещи, Анастасий? – спросила Елена.

Этот вопрос подразумевал единственный ответ.

– Да.

Крылатые брови Елены поднялись, темные глаза расширились.

– Просто «да»? Как прозаично! А какие именно красивые вещи ты любишь? – продолжала расспрашивать она. – Драгоценности, украшения, картины, ковры, скульптуры? Или тебе больше нравится музыка и хорошая еда? А может, что-нибудь приятное на ощупь, например шелк или мех? Что доставляет тебе наслаждение, Анастасий?

Она положила шкатулку на стол и сделала три шага навстречу Анне.

– Евнухи способны получать удовольствие? – вкрадчиво спросила Елена.

Именно так она пыталась соблазнить Юстиниана? Анна почувствовала, как пот струится по ее телу, а кровь приливает к щекам. Елена пыталась пробудить в ней сексуальное влечение просто ради забавы, чтобы испытать свои чары и проверить, удастся ли ей это сделать.

Атмосфера в комнате накалилась, надвигалась гроза. Это было мучительно. Анна отдала бы все на свете, чтобы как можно быстрее сбежать отсюда.

Елена окинула пристальным взглядом ее тело.

– У тебя что-нибудь осталось, Анастасий? – спросила она нежным голосом, в котором не было сочувствия, лишь бесстыдство и откровенное любопытство.

Она протянула изящную руку и дотронулась до паха Анны, где должны были находиться мужские органы, если бы они были. Но ничего не обнаружила.

Анна запаниковала, чувствуя, что ее душит истерика.

Глаза Елены, в которых плясали веселые яркие огоньки, манили и в то же время выражали презрение.

Любой мужчина, как бы его ни изуродовали, скорее всего, в подобной ситуации не произнес бы ни слова. Что бы Анна ни сказала, это должно прозвучать как слова мужчины. Она подавила отвращение, трепетавшее внутри нее, словно огромная птица, которая попала в ловушку и, калеча себя, мечется, пытаясь вырваться на свободу.

Елена ждала. Она не сможет ни забыть, ни простить того, что ее отвергли. Она была так близко, что Анна чувствовала тепло, исходившее от нее, и биение ее сердца.