Текст книги "Блеск шелка"

Глава 76

Зоя не удивилась, услышав о смерти Ирины – та уже некоторое время была серьезно больна. Она не то чтобы горевала – ведь они с Ириной были и подругами, и врагами. Но ее беспокоило, что они обе участвовали в заговоре против Михаила. Тогда Зоя верила, что Виссарион мог бы занять трон и возглавить сопротивление против союза с Римом, спасти Константинополь и православную церковь.

Теперь она знала, что ему бы ничего не удалось. Юстиниан первым это понял – и сделал то, что следовало сделать Зое. Единственным положительным моментом было то, что это ему, а не ей пришлось расплачиваться за содеянное.

Но сейчас, когда Зоя вышагивала туда-сюда по своей любимой комнате, ее грызла мысль о том, что любопытный и непредсказуемый Анастасий был единственным, кто был рядом с Ириной в последние дни ее жизни. Иногда, когда люди болеют, когда они напуганы и понимают, что смерть уже не за горами, они делятся секретами, которые в другое время ни за что не открыли бы, опасаясь последствий.

Кроме того, была еще Елена. После смерти Ирины она сильно изменилась. Дочь Зои всегда была надменной, но теперь в ней появилась какая-то настораживающая самоуверенность, словно отныне ей нечего было бояться.

Неужели она думает, что теперь, когда Ирина мертва, Деметриос женится на ней? Это бессмысленно. Какое-то время ему придется соблюдать траур.

Но, обдумав настроение Елены, ее поведение, Зоя пришла к выводу, что дочь не проявляла особой нежности к Деметриосу. Казалось, она была полностью поглощена собой. Тут было нечто гораздо более серьезное, чем безопасность; что-то вроде призрачной возможности занять трон!

Может ли это быть еще одной попыткой свергнуть императора – которая на этот раз вполне может увенчаться успехом? Ситуация изменилась, и на сей раз Зоя не стала бы участвовать в заговоре. Но могла ли она выдать заговорщиков Михаилу? Нет, не могла. Тогда бы стало известно о ее участии в прошлом заговоре. Однако, если Елена попытается совершить переворот – и потерпит поражение, Зоя будет уничтожена.

Михаил – их единственная надежда. Если его свергнут, империя погрузится в пучину хаоса. А лично Зое придется искать новый баланс в отношениях. Но, что хуже всего, Елена наконец сможет осуществить свою давнюю мечту – отомстить матери.

В конце концов, выживание – это главное. Византию не должны снова разграбить. Нужно любой ценой спасти страну.

Глава 77

Было заметно, что человек, который принес послание от папы римского, устал и очень огорчен. Учтивость требовала, чтобы Паломбара предложил ему подкрепиться, но, как только слуга ушел, чтобы принести угощение, легат поспешил разузнать новости.

– Господь свидетель, мы пытались заключить союз, но потерпели неудачу, – сокрушенно произнес гонец. – С каждой неделей король двух Сицилий собирает все больше кораблей и союзников, и мы уже не можем притворяться, будто православная церковь едина с нами по духу и цели. Слишком очевидно, что согласие византийцев принять руку дружбы не более чем фарс, устроенный ради собственной безопасности.

Паломбара почувствовал, как ужасная неизбежность тяжкими оковами ложится на его душу. Он надеялся, что желание выжить все же победит.

– Если вы решите вернуться в Рим, его святейшество даст на это разрешение. – Посланец понизил голос. – Он признал, что больше не может оказывать влияние на действия короля Карла. Следующий Крестовый поход состоится, вероятно, не позже 1281 года, и в нем примет участие такая большая армия, какой мы никогда прежде не видели. – Он встретился взглядом с Паломбарой. – Но, если вы желаете остаться в Константинополе, по крайней мере пока, вы можете принести пользу святой Церкви. – Он осенил себя католическим крестным знамением.

После того как посланец ушел, Паломбара остался один. Он сидел в комнате, наблюдая за тем, как вечернее солнце садится там, вдали, за противоположным берегом гавани, в которой снуют лодки и барки. Рим видел в снисходительности Константинополя лишь моральную распущенность, а терпимость к смехотворным идеям воспринимал как слабость. Католики не понимали, что слепая покорность в конечном итоге приводит к тому, что люди теряют способность мыслить.

Паломбаре не хотелось возвращаться в Рим, не хотелось заниматься там нудной канцелярской работой – перекладывать бумаги с места на место, передавать сообщения, плести политические интриги. Он подошел к окну, и последний солнечный луч осветил его лицо. Епископ закрыл глаза и ощутил его тепло на веках.

Тьма подбиралась все ближе, но он был еще не готов сдаться. Если Карл Анжуйский высадится в Константинополе, Паломбара сможет попытаться спасти хоть что-то. Он ведь не может просто уйти!

В уме легко родились слова молитвы:

– Господи, прошу, не дай этому городу погибнуть! Молю Тебя, не дай нам сотворить этого с ними – и с собой! – Он на мгновение замолчал. – Аминь!

Глава 78

Джулиано Дандоло вернулся в Венецию на корабле, который был набит золотом, собранным по всей Европе. Англия, Испания, Франция и Священная Римская империя готовились к Великому крестовому походу. Верфи работали днем и ночью, и уже было построено несколько кораблей. Карл Анжуйский, заключив договор и заплатив свою долю, должен был получить то, на что рассчитывал.

Тем не менее Джулиано не чувствовал радости, стоя на балконе и любуясь заходящим солнцем.

Дож сообщил ему, что Венеция отменила соглашение, которое ранее подписала с Византией. Оно длилось два года. Джулиано не имел к нему никакого отношения – ни к его заключению, ни к расторжению, – однако его охватило чувство вины и стыда, из-за того что Венеция отказалась от ранее принятых обязательств.

Джулиано наблюдал за мерцающими бликами, не в силах оторвать глаза от отражавшегося на водной поверхности света. Полупрозрачные тени едва уловимо двигались, и не поддающиеся описанию оттенки чередовались один за другим. Он будто снова оказался на Босфоре.

Что произойдет с Константинополем, когда туда придут крестоносцы?

Призыв к борьбе за веру звучал просто нелепо. Насколько далеки от учения Христа были все эти распри за власть и права. Да и что им делить? Джулиано вспомнил разговоры с Анастасием на корабле и в том уединенном месте, которое, возможно, было Голгофой, а может, и нет.

Мысль об Анастасии отозвалась болью в сердце венецианца. Как крестоносцы к нему отнесутся? Сможет ли он себя защитить? Подумав о своем друге, Джулиано ужаснулся. Да, безусловно, опасность угрожала всему городу и его окрестностям, но в конечном итоге он, как и любой другой, прежде всего волновался о своих знакомых, чьи лица и голоса были ему дороги, о людях, с которыми он делил хлеб и которые ему доверяли.

Тени стали отчетливее. Свет быстро угасал.

Глава 79

Анну снова вызвали в дом Иоанны Страбомитес, несмотря на то что даже слуги не знали, есть ли в доме деньги, чтобы заплатить за услуги лекаря. Это не имело значения. Анна пришла сюда не ради денег. Она была здесь для того, чтобы облегчить страдания несчастной и хоть немного смягчить боль ее ухода. Измученная болезнью, Иоанна выглядела гораздо старше своих сорока лет. Времени у нее осталось совсем немного. Анна дала ей лекарство, на некоторое время избавлявшее от мук, от телесной боли и терзаний, переполнявших душу. Иоанна почти не жаловалась. Рана в ее душе была так глубока, что ее невозможно было выразить словами. Женщина все время задавала один и тот же вопрос: «Неужели мой муж не может подождать?»

Леонид оставил ее, когда она была на пороге смерти, потому что влюбился в Феодосию, которую муж бросил на произвол судьбы. Леонид не мог дождаться, когда окончательно освободится. Он хотел обрести счастье прямо сейчас, на этой неделе, в этом месяце. Впрочем, возможно, Феодосия сама пожелала, чтобы ее муж ушел, а у него не хватило решимости и благородства ей возразить.

На этот раз в душной и жаркой комнате царило безмолвие. Анна постояла в изножье кровати и, убедившись, что Иоанна заснула, поспешила выйти во внутренний дворик, где, несмотря на летний зной, было легче дышать, ведь там не было тяжелых запахов лекарственных трав и испражнений умирающей.

Всю свою жизнь Феодосия была набожной христианкой. Однажды Анна видела, как та молилась, стоя на коленях перед Константином – в благоговейной признательности за причастие и отпущение грехов. Феодосия сама испытала горечь и потрясение из-за того, что ее бросили. Почему же она поступала так по отношению к другой женщине? Какая радость была в том, чтобы добиться мужчины столь высокой ценой?

А могла ли сама Анна решиться на подобный шаг ради Джулиано?

Когда ушел муж от Феодосии, она была здорова, но его предательство причинило ей такую нестерпимую боль, что она попыталась совершить самоубийство. Вспоминая то время, Анна до сих пор испытывала к ней сострадание. Иоанна была больна и умирала. Осознавала ли Феодосия, что делает? Быть может, болезнь Иоанны была отчасти вызвана изменой мужа, отчаянием после его ухода? Конечно, выводы Анны были слишком поспешными, она не знала всего до конца и поэтому могла судить предвзято.

Однажды, когда Иоанне стало лучше, Анна, дав подробные указания слугам, вернулась домой за травами. А потом пошла в дом к Феодосии.

– Прошу прощения, но госпожа не может вас принять, – доложил слуга через несколько минут.

Анна продолжала настаивать, ссылаясь на срочность и важность своего визита, и слуга снова направился к хозяйке. На этот раз вышел Леонид. В его глазах была печаль, но, когда он увидел Анну, в них появилось раздражение и даже гнев.

– Извини, но Феодосия не хочет с тобой встречаться, – сказал он. – Она уже не нуждается в твоих услугах, и мне больше нечего добавить. Спасибо за визит, но впредь, пожалуйста, не приходи. – Леонид отвернулся и ушел, и слуга захлопнул дверь перед лицом у лекаря.

Анна возвратилась к жене Леонида.

Она заботилась о ней, делая все возможное, чтобы облегчить ее телесные и душевные муки. Смешивала для Иоанны травы, сидела у ее кровати, когда та не могла уснуть, беседовала с ней, стараясь говорить о чем-то добром и забавном. Анна держала руку женщины, когда ее сознание медленно угасало, до тех пор пока ее в конце концов не покинула жизнь.

До наступления сентября откровенная ненависть к Риму, который предъявлял все больше требований к православной церкви, сменилась беспокойством из-за тревожных новостей о том, что на западе собираются армии.

Анна находилась во Влахернском дворце. Она посетила нескольких евнухов, которые испытывали легкое недомогание, а потом ее вызвали в покои Никифораса. Он был непривычно мрачен, его лицо потемнело от тревоги.

– Я только что получил новости от епископа Паломбары, – произнес Никифорас. – Папа умер.

– Опять? То есть… еще один папа? – Анна не могла поверить своим ушам. – Значит, в Риме не осталось ни одного лидера, с которым мы могли бы поспорить, даже если бы хотели?

– Все гораздо хуже, – быстро ответил евнух, больше не пытаясь скрыть свой страх. – Папа Николай взял клятву с Карла Анжуйского не нападать на Византию. Смерть Николая развязала ему руки, ведь клятвы не передаются от одного папы к другому. – На мгновение в его глазах появилась горькая ирония, а потом исчезла.

Анна была поражена.

– А что говорит император? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Я как раз собирался ему об этом сообщить. – Никифорас глубоко вздохнул и сокрушенно выдохнул. – Ему будет тяжело услышать эту весть. Мне бы хотелось, чтобы ты пошла со мной… на тот случай, если Михаилу станет плохо.

В ответ Анна лишь молчаливо кивнула и с тяжелым предчувствием последовала за евнухом в императорские покои.

Войдя, они увидели, что Михаил что-то пишет, сидя за столом. Солнечные лучи, падая наискось из окна, освещали стул, бумаги и перья, разбросанные по столу. В ярком свете было видно, как сильно утомлен император. Его волосы и борода поседели, вокруг глаз залегли тени, а кожа истончилась и стала похожа на папиросную бумагу. Даже железная воля Михаила, которая позволяла ему одерживать военные победы, казалось, угасала. Он понял, что побеждать в сражениях легче, чем усмирять недовольство собственного народа, чувствовать постоянную угрозу и вступать в пререкания по поводу будущего союза с Римом. Каждый год возникало по крайней мере одно сумасбродное предположение, что тот или иной человек имеет больше прав на трон, чем он. Постоянно существовала опасность, что объявится очередной самозванец.

– Что-то произошло? – спросил Михаил, посмотрев снизу вверх на Никифораса.

Догадавшись, что новости будут плохие, император напрягся; его лицо приняло настороженное выражение. Впрочем, он тут же взял себя в руки.

В нескольких словах Никифорас доложил императору о смерти папы Николая Третьего. Не было необходимости добавлять, что теперь ничто не мешало Карлу Анжуйскому осуществить свою мечту: напасть на Константинополь, разграбить город, а со временем захватить все, что осталось от Византийской империи.

Михаил сидел абсолютно неподвижно, пытаясь справиться с потрясением. Анна видела, что император изо всех сил старался не падать духом после такого удара. Он защищал свой народ в течение трудных восемнадцати лет, и в этот момент ей стало ясно, какой дорогой ценой ему все это далось.

Не было ничего удивительного в том, что сейчас, когда умер очередной папа, Михаил чувствовал себя разбитым и побежденным, не понимая, почему судьба так жестока к нему. Анна тоже почувствовала безысходность. Ей было страшно представлять будущее Византии без императора Михаила.

Константин снова заболел и послал за Анной. Она взяла с собой травы, которые могли ей понадобиться, и последовала за его слугой, сначала по оживленной улице, а потом – вверх по ступеням, ведущим в прекрасный дом Константина, убранство которого день ото дня становилось все роскошнее. Каждый раз, когда Анна сюда приходила, она замечала какое-нибудь новое украшение или утварь. Все это были подарки от благодарных просителей, которым, по словам епископа, он не смог отказать.

Он лежал в постели, его лицо было очень бледным. По положению его тяжелого тела Анна поняла, что Константин испытывает определенный дискомфорт. Она предположила, что главной причиной его недомогания стало нервное напряжение, вызвавшее спазм мышц. Из-за него желудок епископа не мог переваривать пищу.

– Мне необходимо встать на ноги через две недели, – озабоченно сказал Константин.

Затем сощурился и плотно сомкнул губы.

– Я сделаю все, что в моих силах, – пообещала Анна. – Но вы бы значительно улучшили свое здоровье, если бы больше отдыхали.

– Отдыхал? – Константин вздрогнул, как будто ее слова причинили ему физическую боль. – Дорог каждый час. Ты знаешь, какой опасности мы подвергаемся?

– Знаю, но вам, чтобы восстановиться и окрепнуть, надо набраться сил… А что должно произойти через две недели?

Епископ улыбнулся.

– Я буду венчать Леонида Страбомитеса и Феодосию. Церемония состоится в храме Софии – Премудрости Божией, и это будет поистине замечательным событием, которое послужит примером всем тем, кто ждет благословения и милости Господней, вселит в души людей уверенность и вновь наполнит их сердца благочестием.

Анне показалось, что она ослышалась.

– Речь идет о Феодосии Склерос?

Константин пристально посмотрел на нее:

– Разве твое великодушие не распространяется на нее, Анастасий? В знак отпущения грехов я дал ей икону Пресвятой Девы Марии.

Анна была поражена.

– Феодосия и Леонид совершили страшный грех, причем намеренно, хотя у них и был выбор. Они сознательно пошли на это и не раскаялись. – Анна говорила резко, выплескивая одиночество и груз вины, накопившийся в ней за многие годы, хоть и понимала, что ей не избавиться от этой ноши. – Это же насмешка над всеми, кто по-настоящему сожалеет о своих ошибках, а потом долго и горько за них расплачивается.

– Я не требовал расплаты, кроме смирения и послушания Церкви, – возразил Константин. – Ты тоже не безгрешен, Анастасий. И не имеешь права судить других, потому что сам не исповедался и не раскаялся. Не знаю, какие у тебя грехи, но думаю, что они тяжелы и глубоки. Я уверен в этом, потому что вижу муку в твоих глазах. И понимаю, что тебе до боли хочется исповедаться и получить отпущение грехов, но ты в плену у гордыни, которая тебе дороже, чем Церковь.

Анна промолчала, но у нее перехватило дыхание от того, насколько точна была догадка епископа. Его слова, будто острая кость, больно ранили ее.

Константин сел и схватил ее за запястье, приблизив к ней свое лицо.

– На тебе лежит грех, Анастасий. Приходи ко мне, исповедуйся со смирением, и я дам тебе отпущение.

Анна сжалась изнутри в комок, словно он на нее набросился. Она освободилась от его хватки, расставила пузырьки на столе, развернулась и покинула дом епископа.

Анна шла как в тумане, растерянная, терзаемая страданием. Еще никогда она не испытывала такого отчаяния и одиночества.

Глава 80

Стояла осень 1280 года. Анна увидела Феодосию снова лишь спустя месяц после свадьбы. Они разминулись на улице, не сказав друг другу ни слова. Анна неожиданно почувствовала себя оскорбленной, хоть и понимала, что обижаться глупо. Они с Феодосией никогда не были подругами. Просто в определенный период жизни Анна помогла ей справиться с глубокой душевной болью, и было неудивительно, что Феодосия избегала всех, кто видел ее слабой и уязвимой.

Анна остановилась посреди улицы. Ветер хлестал ее по лицу. Возможно, Константин был прав. Она не могла простить Феодосию из-за того, что не могла простить саму себя – за Евстафия и ребенка, которого она не хотела, потому что он был не от него. Зло совершила она, а не Феодосия, и ей следовало подойти к этой женщине и извиниться. Будет унизительно и горько, но иначе нельзя.

Несмотря на крутой подъем, Анна торопливо продолжила путь, стремясь принести извинения до того, как ослабнет ее решимость.

Феодосия приняла ее неохотно. Она стояла и смотрела в окно. Анна почти не обратила внимания на то, что комната стала еще красивее, пол был выложен новым мрамором, а подставки для факелов увеличили и позолотили.

– Спасибо, что пришел, – вежливо поприветствовала ее Феодосия, – хотя, насколько я помню, в прошлый раз я дала тебе понять, что больше не нуждаюсь в твоих услугах. – Обернувшись, она мельком посмотрела на гостя, и, к своему удивлению, Анна увидела в ее глазах лишь пустоту.

– Я пришел, чтобы извиниться перед вами, – сказала Анна. – Я позволил себе усомниться в том, что вы испытывали раскаяние, в то время когда отбирали мужа у умирающей Иоанны. Я заблуждался в своих суждениях, вел себя слишком самонадеянно. Ваши отношения меня не касаются, поэтому я не имел права даже предполагать нечто подобное.

Феодосия слегка передернула плечами:

– Да, с твоей стороны это было очень самонадеянно, но я принимаю твои извинения. Однако я получила отпущение грехов в Церкви, остальное не имеет значения.

Она повернулась вполоборота.

– Ваше лицо и глаза говорят о том, что для вас это не главное. На самом деле вы не верите в то, что можно освободиться от грехов таким образом, – возразила ей Анна.

– Вера тут ни при чем. Все мои грехи отпустили – так сказал епископ Константин, – резко бросила Феодосия. – И ты сам признал, что тебя это не касается.

– Кто дал вам отпущение, Церковь или Господь? – продолжала настаивать Анна, не желая уходить.

Феодосия закрыла глаза.

– Не убеждена, что верю в Бога, воскрешение и вечную жизнь, о которой говорит христианское учение. Конечно, я не могу представить, что время когда-нибудь закончится, да и никто не может. Оно будет продолжаться, а что еще ему остается? Оно похоже на бескрайнюю, бесцельно простирающуюся пустыню, которая переходит в темноту.

– Вы не верите в рай, – заключила Анна, – но то, что вы описали, несомненно, является адом. Или чем-нибудь пострашнее.

– Разве может быть что-то страшнее ада? – спросила Феодосия с сарказмом.

– Самое страшное случается тогда, когда ты находишься наверху блаженства и держишь счастье в своих руках, а потом позволяешь ему ускользнуть, зная, что имел его и потерял навсегда, – ответила Анна.

– И так может поступить с человеком Бог, которому ты поклоняешься? – парировала Феодосия. – Это чудовищно.

– Бог так не поступает, – без промедления ответила Анна.

– Ты утверждаешь, будто я сама виновата в том, что со мной произошло? – спросила Феодосия хриплым от боли голосом.

Анна уже открыла рот, собираясь возразить, но поняла, что это было бы нечестно.

– Не знаю, – сказала она, – испытывали ли вы когда-нибудь блаженство или, по крайней мере, верили, что будете счастливы в скором будущем.

Феодосия уставилась на нее. Ее лицо выражало одновременно гнев, растерянность и горечь.

На мгновение Анна почувствовала к этой женщине такую острую жалость, что у нее перехватило дыхание.

– Но есть возможность все вернуть, – порывисто произнесла она и вдруг осознала, что совершила ошибку.

– Вернуть что? – с искренним удивлением спросила Феодосия.

Казалось, она сделала шаг и обнаружила, что земля у нее под ногами внезапно исчезла.

Наступила очередь Анны отвернуться. Она в одиночестве проследовала к двери и вышла на улицу. Потом медленно побрела по булыжной мостовой.

Наказание служит средством для поддержания порядка в обществе. Феодосия сама вынесла себе приговор и привела его в исполнение, что было гораздо страшнее кары Господней, ведь это наказание стало для нее губительным. А Божье наказание призвано исцелять души грешников, освобождая их и направляя на праведный путь. Не признав грех Феодосии, Константин навредил ей своей ложью. Она сама себе навредила, потому что все понимала.

Анна повернула за угол, ощутив холод – ей в лицо ударил ледяной ветер.

Она не могла оставить все как есть, поэтому пошла к Константину. Он принимал просителей.

– Чем могу быть полезен, Анастасий? – сдержанно спросил он.

Они находились в комнате, окрашенной в бледно-желтые тона. Ее окна выходили во внутренний двор.

Деликатничать не было смысла.

– Я только что посетил Феодосию. Она перестала находить в вере силу и утешение.

– Чепуха, – резко ответил Константин. – Она каждое воскресенье посещает церковную службу.

– Я не сказал, что она отдалилась от Церкви, – сдержанно ответила Анна. – Я имел в виду, что у нее внутри больше нет надежды, которая заставляет нас жить дальше тогда, когда мы видим перед собой лишь тупик, но все равно чувствуем, что Господь нас любит… даже в кромешной мгле.

Она заметила в глазах Константина проблеск удивления, как будто он внезапно понял то, о чем раньше только догадывался.

Анна продолжала выплескивать из себя все, что накопилось в ее душе.

– Феодосия больше не верит в Бога, потому что Он не заметил ее проступка и не заставил ее исправиться. Она решила, что ни она, ни ее грех не имеют для Него никакого значения. Если бы ей предложили раскаяться либо пожертвовать чем-то очень важным, возможно, она бы снова поверила в Бога.

Константин бросил на Анну взгляд, в котором были удивление и враждебность.

– Что у тебя на уме? – холодно спросил он.

– Может, ей на время, где-то на пару лет, стоит расстаться с Леонидом? Именно столько она была рядом с ним, пока умирала Иоанна, и это было неправильно. Феодосия смогла бы посвятить себя заботам о больных людях. А потом, полностью очистившись и осознав, за что расплатилась, она вернулась бы к прежней жизни. Вот тогда Феодосия смогла бы почувствовать себя прощенной.

Константин удивленно поднял брови.

– Ты утверждаешь, что она не приняла прощение от Господа? – недоверчиво спросил он.

– От Церкви, а не от Господа. Пожалуйста… по крайней мере, дайте Феодосии шанс вновь обрести веру! – взмолилась Анна. – Без веры мы ничто. Повсюду сгущаются тени, к нашим границам приближаются вражеские армии, а внутри нас остается только себялюбие, страх и сомнения. Если в нас погаснет последняя искра веры в то, что Господь – это абсолютная правота и добро, чистая любовь, которая проникает в наши сердца и души, то на что мы все можем надеяться?

Константин моргнул и пристально посмотрел на Анну.

– Я зайду к Феодосии, – уступил он. – Но она не согласится.