Текст книги "Блеск шелка"

Глава 61

Джулиано наблюдал за Анастасием, пока его худенькая одинокая фигурка не скрылась из виду. Потом прошел по грубой неровной земле, снова поднялся на дорогу и направился на юго-запад. Действительно ли то место, на котором они стояли, было Голгофой? Заброшенность и уныние, царившие там, впитались в его тело и заполнили разум. Господи, почему Ты оставил меня? Так плачет каждая человеческая душа, впавшая в отчаяние.

Принадлежало ли грустное выразительное лицо на картине, которую он нес, Марии? Впрочем, это было не важно. Этот портрет вызывал у него сильное душевное волнение. Разве так уж важно, в каком именно месте распяли Христа? Так ли уж важно, изображена ли на картине Мария?

Почему, глядя на Анастасия, облаченного в женскую одежду, он так разволновался? Тот не только выглядел в женском платье очень естественно, у него даже изменились походка и наклон головы. Он по-иному, по-женски, стал смотреть на проходящих мимо мужчин. У него изменился характер. Это был уже не тот человек, которого Джулиано так хорошо знал. Или, по крайней мере, думал, что знал. Время от времени венецианец забывал, что Анастасий евнух. Его пол не имел для Джулиано никакого значения. В Анастасии его привлекали смелость, доброта, ум, чувство юмора и полет фантазии, а остальное было не важно.

Сейчас же Джулиано вдруг задумался о половой принадлежности своего друга. Анастасий на самом деле был представителем третьего пола – ни мужчиной, ни женщиной. Мог легко, так же, как шелк на свету меняет свой цвет, перевоплотиться из мужчины в женщину, словно был бесполым от рождения. Но Джулиано больше беспокоили собственные чувства. Женщина, в которую превратился Анастасий, показалась ему красивой, несмотря на то что он знал: перед ним мужчина, хоть и не полноценный. И тем не менее короткое время Джулиано обращался с ним как с женщиной. Ранее венецианец не ощущал со стороны Анастасия никакой опасности и вдруг почувствовал к нему неодолимое сексуальное влечение.

Джулиано был рад, что ему не нужно идти ни в Яффу, ни на Синай.

Но в тот момент, когда беззащитная фигурка Анастасия исчезла из виду, венецианец, как ни странно, почувствовал себя одиноким. Вскоре он окажется среди людей, но никому из них не сможет рассказать о том, что его гнетет, о чувстве вины, появившемся совсем недавно, с тех пор как он стал другом Анастасия, в котором тот так нуждался.

Но наиболее сильную душевную боль Джулиано причиняло ощущение, что он сам не такой, каким должен был стать. Он давно понял, что, возможно, не в состоянии полюбить кого-то со всей полнотой страсти или по крайней мере безраздельно уважать до конца своих дней. Точно так же, как в свое время это не удалось его матери. А вот отец смог, но его любовь была безответной. Возможно, причина не в нем. Однако Джулиано верил, что дружба является одним из проявлений любви, таким же глубоким и всепоглощающим чувством. Но, быть может, он опять ошибался?

Хватит ли у Анастасия доброты и благородства простить своего друга? Этот евнух почувствовал всю глубину его одиночества, и Джулиано часто замечал сострадание в его глазах. На самом ли деле он ему сочувствовал? И правильно ли это?

Глава 62

Переодевшись еще раз в паломника, Анна напомнила себе о необходимости вновь вернуться к привычкам и манерам евнуха. Она подошла к караванщику, стоявшему возле Сионских ворот. Тот собирался вести караван через Негевскую пустыню к монастырю Святой Екатерины, расположенному на Синае. У Анны оставалось еще много денег, полученных от Зои, – больше, чем необходимо было заплатить за переход. Несколько минут караванщик пытался поднять цену, но времени было мало, да и Анна предложила ему очень щедрое вознаграждение.

Она не привыкла ездить верхом на осле, но выбора не было, и она приняла помощь одного из проводников. Это был темнокожий человек с мягкими чертами лица. Он разговаривал на языке, которого Анна почти не понимала, но его голос, его тон были настолько убедительными и четкими, что даже верблюды ему подчинялись.

Караван, покинувший Иерусалим, состоял, по подсчетам Анны, из пятнадцати верблюдов, двадцати ослов, сорока паломников, нескольких погонщиков и двух проводников. Очевидно, он уступал по размеру караванам, обычно проходившим по этому пути.

Сначала, пока они двигались на юг, путешествие было легким. Они проходили по уединенным, ничем не примечательным местам. Неожиданно человек возле нее, сидевший на осле, перекрестился и начал неистово молиться, словно хотел отпугнуть злой рок. Страх, звучавший в его голосе, встревожил Анну.

– Ты не заболел? – с беспокойством спросила она.

Мужчина еще раз осенил воздух крестным знамением.

– Акелдама, – сказал он хриплым голосом, – Молись, брат, молись!

Акелдама. Ну конечно. Земля крови, где Иуда лишил себя жизни. Странно, но Анна не испытывала страха, лишь невероятную, всепоглощающую печаль. На самом ли деле это дорога в одну сторону, по которой нельзя вернуться назад?

Когда они минули Акелдаму и зашагали по вечно меняющейся пустыне, все чувства Анны остались позади, кроме безраздельной грусти.

В первую ночь у нее онемели все мышцы. Анна озябла и не могла заснуть, несмотря на усталость. Ее угнетала убогая обстановка – три грязных протекающих сарая, где путешественники, сбившись в кучу, пытались отдохнуть и набраться сил для следующего перехода.

Люди вздохнули с облегчением, когда смогли немного утолить голод и жажду и продолжить путешествие. По крайней мере, они согрелись, несмотря на ветер, и чувствовали себя гораздо лучше, чем когда лежали неподвижно.

Черно-белый пейзаж сменился бледными оттенками. Солнце и холод обесцветили эту землю, почти лишенную жизни. Лишь изредка встречались тамарисковые деревья, густо усыпанные колючками. Тяжелый песок был перемешан с частицами кремня. Вдали плотной стеной стояли зазубренные горы. Завывавший ветер кусался, резко бросая в лицо колючий песок, и людям казалось, будто их жалит несметное количество насекомых. Однако проводники подбодрили их, сообщив, что в другое время года погода здесь еще хуже.

Путников предупредили, что ни в коем случае нельзя покидать караван. Отбиться от остальных было все равно что умереть. Любой мог заблудиться, растеряться и спустя несколько дней погибнуть от жажды. Вокруг проторенной дороги валялись груды высохших белых костей безрассудных глупцов.

Ночью небо становилось иссиня-черным и сверкало звездами, которые висели так низко, что, казалось, до них можно было дотянуться рукой. Загадочные и прекрасные, они зачаровывали Анну. Она с трудом отводила от них взгляд, напоминая себе, что надо поспать, чтобы восстановить силы.

День шел за днем. Пейзаж менялся, на бесконечном горизонте проступили очертания гор. Из черной пустыня превратилась в бледную и даже белую, изрезанную серыми линиями и тенями.

На пятнадцатый день перед ними, словно из-за тучи, появились две гигантские вершины. Высокие крутые горы разделяло глубокое ущелье.

– Горы Моисея, – гордо провозгласил караванщик, – Хорив и Синай. Мы поднимемся наверх еще до наступления ночи.

Анна подумала, что они, должно быть, уже находятся на высоте нескольких километров над морем и Аккой.

Наконец путники достигли внешних стен монастыря Святой Екатерины. Перед ними возвышалась огромная квадратная крепость высотой десять-двенадцать метров, втиснутая в ущелье между вершинами гор Хорив и Синай. Она была построена из гигантских кубов, высеченных из темного гладкого камня и уложенных так плотно, что между ними нельзя было просунуть даже острие ножа. Любой, кто хотел проникнуть в монастырь, должен был окликнуть монахов на сторожевой башне и попросить позволения войти. Если разрешение было дано, высоко вверху открывалась маленькая дверь и из нее опускали веревку с завязанными на ней узлами. Гость ставил ногу в петлю на конце веревки и давал знать, что готов подниматься. Его втягивали наверх.

После короткого замешательства Анна отчаянно ухватилась за веревку. Тело оцепенело, голова закружилась. Пока женщину тащили наверх вдоль высокой стены, она не отрываясь следила за багряно-красным солнцем на западе. Анна с удовольствием полюбовалась бы этим зрелищем, но ее руки, соединенные в замок, скользили по канату, а ноги сильно болели. Оказавшись наверху, она довольно неуклюже проползла в маленькую дверь. Пожилой монах вежливо поприветствовал Анну, не проявляя, впрочем, к ней особого интереса. Возможно, он привык встречать паломников и все они были для него на одно лицо. Большинство из них приходило сюда в надежде на то, что исполнятся их самые сокровенные, несбыточные мечты. Люди рассчитывали, что станут свидетелями чуда там, где Моисей увидел горящий куст, из которого с ним говорил Господь.

Глава 63

Анна показала монахам письмо, которое дал ей Никифорас, и попросила разрешения встретиться с Юстинианом наедине. В письме говорилось, хотя и не напрямую, что она прибыла сюда по поручению императора, поэтому у монаха не возникло никаких сомнений. Никифорас постарался, чтобы текст послания был довольно расплывчатым.

Анну провели в небольшой дворик неправильной формы. Монах, сопровождавший ее, остановился.

– Сними обувь, – прошептал он, – ты стоишь на священной земле.

Анна послушно нагнулась, и неожиданно ей на глаза навернулись слезы. Прижав обувь к груди, она посмотрела вверх и в свете факела над головой увидела широко раскинувшийся куст, который, казалось, водопадом струился по камням. В голову пришла безумная мысль. Был ли он тем самым, который когда-то говорил с Моисеем гласом Божиим? Анна повернулась к монаху.

Тот, улыбнувшись, медленно кивнул.

– У тебя, вероятно, будет немного времени до призыва к следующей молитве, – мягко сказал он, но в его голосе прозвучало скрытое предупреждение.

Ей не стоило забывать, что Юстиниан был здесь узником, а ей разрешили поговорить с ним наедине.

Монах привел ее в душную каменную келью, пространство которой измерялось всего лишь несколькими шагами. Услышав скрип двери на тяжелых петлях, Анна быстро обернулась.

На первый взгляд ее брат совсем не изменился – те же глаза, тот же рот, те же волосы над высоким лбом. У Анны замерло сердце и перехватило дыхание. Казалось, что не было всех этих лет, которые они не виделись; все, что случилось за это время, было слишком нереальным, чтобы в это поверить.

Юстиниан уставился на нее, удивленно моргая. Сначала на его лице появилась слабая надежда, потом – страх.

Монах стоял позади него и ждал.

Анна должна была все быстро объяснить, до того как они оба себя выдадут.

– Я – лекарь, – четко сказала она, – меня зовут Анастасий Заридес. Император Михаил Палеолог дал мне разрешение поговорить с тобой, если ты, конечно, позволишь.

Несмотря на то что она старалась говорить грудным голосом, свойственным евнухам, Юстиниан сразу же его узнал. В его глазах вспыхнула радость, но он продолжал стоять абсолютно неподвижно, спиной к монаху. Юстиниан ответил слегка дрожащим голосом:

– Я буду рад поговорить с тобой… повинуясь желанию императора. – Он повернулся к монаху вполоборота. – Спасибо, брат Фома.

Брат Фома кивнул и удалился.

– Анна, зачем, ради всего святого… – начал Юстиниан.

Она прервала его, шагнув вперед и обняв. В ответ он прижал ее к себе – крепко, до боли, но эта боль была приятной.

– У нас всего лишь несколько минут.

Тело Юстиниана было гораздо тоньше, чем когда она видела его в последний раз. Он выглядел изнуренным и старше своих лет. Морщины на лице стали глубже, глаза ввалились.

– Ты выглядишь как евнух, – заметил Юстиниан, продолжая прижимать сестру к себе. – Что ты тут делаешь? Ради бога, будь осторожна! Если монахи узнают, они…

Анна немного отстранилась и посмотрела на брата снизу вверх:

– Я умею маскироваться. Я оделась так не только для того, чтобы сюда проникнуть. Хотя и поэтому тоже. Просто последние несколько лет я всегда так выгляжу.

Он не мог поверить.

– Почему? Ты красива и можешь врачевать и в женском обличье.

– На это есть несколько причин.

Анне не хотелось рассказывать брату о том, что она больше не сможет выйти замуж. Не нужно взваливать на него еще и это бремя.

– У меня хорошая практика. Я часто бываю во Влахернском дворце, лечу евнухов, а иногда и самого императора…

– Анна, – прервал он ее, – перестань. Медицинская практика не стоит риска, которому ты себя подвергаешь.

– Я делаю все это не ради практики, а для того, чтобы найти доказательства, что это не ты убил Виссариона Комненоса. Мне потребовалось много времени, ведь сначала я не понимала, почему его лишили жизни. Но сейчас я это знаю.

– Нет, не знаешь, – возразил Юстиниан. Его голос дрогнул и вдруг смягчился. – Ты не сможешь понять меня, Анна. Пожалуйста, не ввязывайся в это дело. Ты даже не представляешь, насколько это опасно. Ты не знаешь Зою Хрисафес.

– Нет, знаю. Я ее лекарь. – Она посмотрела брату прямо в глаза. – Думаю, именно она отравила и Косьму Кантакузена, и Арсения Вататзеса. Уверена, что это Зоя заколола кинжалом Григория Вататзеса и попыталась свалить вину на венецианского посланника, чтобы его арестовали.

– Попыталась? – переспросил Юстиниан, пристально глядя на сестру.

– Я ей помешала. – Анна почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. – Тебе незачем об этом знать. Но, уверяю тебя, мне известно, что представляет собой Зоя. И Елена. И Ирина. И Деметриос, – торопливо продолжила она, – и, конечно, епископ Константин.

При упоминании о Константине Юстиниан улыбнулся:

– Как он? До меня сюда доходит так мало новостей. С ним все в порядке?

– Ты спрашиваешь меня как лекаря?

Эти слова прозвучали непринужденно, но Анна произнесла их, потому что вдруг поняла, что раньше не замечала пороков и слабостей Константина. И того, как он изменился за то время, пока отчаянно боролся против заключения союза с Римом, боялся поражения и возглавлял огромную часть сопротивления.

Юстиниан удивленно вскинул брови:

– Ты и его тоже лечишь?

– А почему бы и нет? – Анна прикусила губу. – Для него я – евнух. Все вполне пристойно, разве не так?

Он побледнел.

– Анна, тебе не сойдет это с рук. Ради бога, поезжай домой. Ты даже не представляешь, какой опасности себя подвергаешь. Ты не сможешь ничего доказать. Я…

– Я могу объяснить, почему ты убил Виссариона, – в ответ сказала она. – У тебя не было выбора. Ты расстроил заговор против Михаила единственно возможным способом. Император должен поблагодарить и вознаградить тебя!

Юстиниан с нежностью коснулся лица сестры, и она почувствовала тепло его руки.

– Анна, целью этого заговора было устранить Михаила и защитить Церковь от Рима. Но в конце концов я понял, что у Виссариона нет ни силы характера, ни огня в душе, для того чтобы стать достойным императором, поэтому изменил свои взгляды. Михаил все знает. Я убил Виссариона, – признался он почти шепотом. – Это стало самым ужасным поступком в моей жизни, и меня до сих пор мучают кошмары. Но если бы он захватил трон, то Византию постигло бы настоящее бедствие. Я был слепым глупцом, и мне понадобилось очень много времени, чтобы прозреть. Сначала я не хотел убивать Виссариона, а потом было уже слишком поздно… Я здесь, потому что не назвал Михаилу имен остальных заговорщиков. Я… я не смог этого сделать. Они виноваты не больше, чем я, а возможно, и меньше. Эти люди искренне верили, что поступают правильно, спасая город и веру.

Опустив голову, Анна прислонилась к брату.

– Я все знаю. Мне известно, кто они, но, как и ты, я не смогла донести на них. Однако должно же быть что-то, что я смогу сделать!

– Нет, – мягко произнес Юстиниан. – Оставь все как есть, Анна. Константин сделает все, что в его силах. Он уже спас мне жизнь и вступится за меня перед императором, как только представится случай.

Однако Анна понимала: никто, кроме нее, не будет бороться за Юстиниана. И сейчас у нее было больше шансов приблизиться к императору и поговорить с ним, чем у Константина.

– Кто выдал тебя властям? – спросила она.

– Не знаю, – ответил Юстиниан, – и это не имеет никакого значения. Ты уже не сможешь ничего изменить, как бы ни была уверена в своих силах. Чего ты добиваешься? Возмездия?

Анна внимательно смотрела на брата, изучая его лицо.

– Я не хочу мстить, – призналась она. – По крайней мере, пока что не задумывалась об этом всерьез. Потом, быть может, я хотела бы увидеть, как они заплатят…

– Забудь, прошу тебя! – взмолился Юстиниан. – В конце концов, оно того не стоит.

– Мы не проиграем, если Византия уцелеет. Никто, кроме Михаила, не сможет ее отстоять.

– За счет Церкви? – спросил Юстиниан с сомнением. – Отправляйся домой, Анна, – прошептал он, – пожалуйста. Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Хочу, чтобы ты лечила людей, дожила до старости, обретя мудрость и уверенность в том, что все сделала как должно.

Анну ослепили слезы. Ее брат заплатил слишком высокую цену, чтобы дать ей этот шанс. Но она не могла обещать и не исполнить.

– Ты же послушаешь меня, правда? – спросил Юстиниан, дотрагиваясь до ее мокрой от слез щеки.

– Я не могу. Не знаю, по-прежнему ли они планируют убить Михаила. Деметриос – Вататзес по отцу и Дукас по матери. Он может претендовать на трон. Если умрет Михаил, а за ним – Андроник, у Деметриоса, вероятно, появится такая возможность, особенно когда крестоносцы будут стоять у ворот.

Юстиниан прижал к себе сестру еще крепче, обняв ее за плечи.

– Знаю! Думаю, он захватил бы власть сразу же после того, как Виссарион избавился бы от Михаила, расчистив ему дорогу.

– И убил бы тебя, – добавила она. – Ты же Ласкарис!

В замке со скрежетом повернулся ключ. Юстиниан резко оттолкнул от себя Анну. Она смахнула слезы со щек и, заставив себя успокоиться, заговорила твердым голосом:

– Спасибо, брат Юстиниан. Я передам твое послание в Константинополь.

Она начертила крест в воздухе на православный манер, улыбнулась брату и последовала за монахом в коридор. Анна шла, словно слепая, ничего не видя перед собой.

Глава 64

Обратный путь из монастыря Святой Екатерины в Иерусалим занял еще пятнадцать дней. Судя по всему, по-другому и быть не могло, кто бы что ни обещал.

На этот раз Анна наблюдала за суровым великолепием окружавшей ее пустыни, испытывая противоречивые эмоции. Местность по-прежнему была прекрасна. Ее цвет менялся с черного на коричневый и серый, имевшие сотни оттенков. Днем синева неба тускнела из-за поднимаемого ветром бледно-желтого песка. У Анны разрывалось сердце при мысли о том, какую страшную цену Юстиниан заплатил за свою ошибку и за то, чтобы ее исправить.

Анна не обращала внимания на физическую усталость, на боль во всем теле, возникавшую из-за того, что ей приходилось спать на твердой земле. Оказавшись на месте брата, она, возможно, не раздумывая поступила бы точно так же, если бы нашла в себе смелость. Правление Виссариона обернулось бы для страны настоящей катастрофой, но он был чересчур самоуверен, чтобы это понять, а его сподвижники были слишком ему преданы, чтобы осознать горькую правду.

Кроме, возможно, Деметриоса. Была ли она права, предполагая, что тот собирался убить не только Михаила и Андроника, но, вполне вероятно, и Виссариона? Если бы ему удалось осуществить свой замысел, ситуация выглядела бы парадоксальной! Бывший заговорщик предал бы своих соратников сразу после убийства Михаила, лишил бы жизни Виссариона и провозгласил бы, что порядок восстановлен. Конечно, его следующим шагом было бы заполнить образовавшуюся брешь – и вот он новый герой!

Захотел бы Деметриос избавиться от Юстиниана? Ведь, как Ласкарис, тот представлял для него угрозу. После смерти Юстиниана других претендентов на трон не осталось бы. Деметриос утешил бы вдову Виссариона – бедную Елену – и со временем женился бы на ней, объединив фамилии Комненос, Дукас и Вататзес в одну славную династию.

Плетут ли они, как прежде, свои интриги? Анне важно было это знать, ведь она с удивлением поняла, что была всем сердцем на стороне Михаила. Сейчас он был единственной надеждой Константинополя.

Измученная, с обветренным лицом, Анна вернулась в Иерусалим. У нее болели кости, но времени на отдых не было. Она должна была со следующим караваном возвратиться в Акку и встретить корабль Джулиано. Анна тщательно пересчитала оставшиеся деньги, полученные от Зои, и улыбнулась. Зоя, скорее всего, испытывала душевные терзания, обменивая золотые безанты на венецианские дукаты. Анна не могла позволить себе истратить все, ведь, если корабль опоздает, ей придется задержаться в Акке. Тогда ей понадобятся еда и жилье. Однако больше всего Анна опасалась пятидневного путешествия пешком – это было за гранью ее физических возможностей.

Однако в Иерусалиме и во время странствий, включая путешествие на Синай и обратно, она приобрела кое-какой опыт и довольно большой запас острых словечек. Заключив сделку, Анна проделала путь до Акки верхом на своенравном ослике. В дороге животное поняло, что она тоже может быть такой же упрямой, как он. Анна думала, что они прониклись уважением друг к другу, и ей было жаль с ним расставаться. За несколько монет она купила ослику угощение – кусок хлеба, пропитанный растительным маслом. Животное очень удивилось, но приняло подношение с подобающим достоинством.

На ночь Анна сняла скудное жилье и, не позавтракав, направилась в порт. Вскоре она увидела приближающийся корабль – он приплыл точно в срок, указанный Джулиано. Еще до наступления полудня Анна поднялась на борт, стараясь не выказывать свою радость при виде Джулиано.

Тот в свою очередь пытался скрыть от членов команды облегчение, которое испытал, увидев друга. Однако позже, когда они с Анной остались на палубе вдвоем под темнеющим небом, он стал ее расспрашивать. Голос Джулиано звучал тепло, но смотрел он не на нее, а на белые гребни волн за кормой.

– Переход был трудным? Говорят, что он довольно утомителен.

– Я не привык проводить много дней верхом на осле. Это миролюбивое маленькое животное, но ездить на нем очень неудобно. В это время года в пустыне холодно, особенно по ночам. Она поражает своей красотой и в то же время наводит страх.

– А Синай? – спросил Джулиано, повернувшись, чтобы посмотреть на Анну.

Они находились на корме корабля, который плыл в западном направлении. Венецианец стоял спиной к уходящему солнцу, поэтому Анна не могла видеть его лица.

– Монастырь расположен на высоте более полутора километров над морем. Он затерялся среди окружающих гор. Но когда ты подходишь к нему, то видишь массивные стены высотой десять-двенадцать метров. Их невозможно сокрушить осадными орудиями. Там есть только стены и башни, и внизу нет дверей. Проникнуть внутрь можно только через маленькую дверцу на самом верху. Чтобы попасть туда, ты становишься на веревку, просунув ноги в петлю на ее конце, и тебя тянут наверх.

– Это правда? – спросил Джулиано удивленным голосом. – Я слышал об этом, но думал, что все это выдумки.

– Правда. Внутри красиво, но строго, без излишеств… Я никогда не смогу забыть горы Синай и Хорив, которые, казалось, нависали надо мной, закрывая небо. Между ними можно пройти вверх по тропе, сейчас там крутые ступени. Именно там поднимался на Синай Моисей, чтобы встретиться с Богом. Я туда не ходил. Не было времени, да я и не уверен, что мне бы этого хотелось. Возможно, я увидел бы Бога, но я еще не готов к встрече с ним. – Анна улыбнулась и посмотрела вниз. – Или же не увидел бы, а к разочарованию я тоже не готов. Зато я видел горящий терновник – «неопалимую купину». Он все еще там. Выглядит как обычный куст, но все-таки, знаешь, есть в нем что-то особенное.

– Что? – спросил Джулиано.

– Вполне вероятно, мне это просто показалось. Монах сказал мне, что я стою на священной земле, и приказал снять обувь.

Джулиано засмеялся, и его плечи наконец расслабились. Только сейчас Анна поняла, как неловко он себя чувствовал. Она вспомнила их расставание на Голгофе, лицо Джулиано, когда он смотрел на икону Богородицы, которую она приняла за подлинную. В памяти всплыли и другие моменты, и Анна почувствовала, что что-то изменилось. Она не хотела понимать, что именно, потому что разбередила бы рану, которую не смогла бы вылечить.