Текст книги "Утерянные победы"

Итак, и в этот раз, как и во многих других случаях, решение Гитлера можно охарактеризовать двумя словами: «слишком поздно!» Хотя Гитлер и обещал теперь передать группе армий 7-ю танковую дивизию, она не могла прибыть вовремя для участия в предпринимаемой попытке выручить 6-ю армию. Гитлер одновременно ожидал, что решающий успех принесет передававшийся нам первый снаряженный для фронта батальон «тигров», но и это оказалось иллюзией. Не говоря уже о том, что прошло немало времени, пока батальон прибыл к нам, эти танки, не испытанные в боевых условиях, были подвержены еще стольким «детским болезням», что они в первое время не могли оказать нам действенной помощи. Вообще это был типичный случай переоценки Гитлером эффективности нового вида оружия.

Итак, теперь и на фронте восточнее реки Дон пробил час, когда инициатива перешла в руки противника. 25 декабря противник, силы которого продолжали расти, атаковал 57-й танковый корпус на реке Мышкова и оттеснил его на реку Аксай. В последующие дни стало ясно, что противник стремится охватить фланги корпуса с востока и с запада.

Перед северным и восточным участками фронта 4-й танковой армии появились две армии противника (51-я и 2-я гвардейская)[206]206
  Как мы уже упоминали, 51-я армия участвовала в операции с самого начала. 2-я гвардейская армия генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского (бывшая 1-я резервная армия – 6 стрелковых дивизий и один механизированный корпус, 37 743 человека) была передана Сталинградскому фронту из резерва Ставки и введена в бой на рубеже реки Мышкова начиная с 18 декабря. Здесь ей были подчинены 87-я стрелковая дивизия, 4-й кавалерийский и 4-й танковый корпуса. (Прим. ред.)


[Закрыть] в составе трех механизированных корпусов, одного танкового корпуса, трех стрелковых корпусов и одного кавалерийского корпуса. В основном эти силы были сняты с внутреннего фронта сталинградского котла. Но, кроме того, противник подтянул новые силы из-за Волги.

Обладая теперь силами, превосходившими наши в несколько раз[207]207
  Академик А. М. Самсонов в фундаментальной работе «Сталинградская битва» оценивает превосходство советских войск (5-я ударная, 2-я гвардейская и 51-я) к началу наступления 24 декабря как всего лишь полуторное (149 тысяч человек и 635 танков против 99 тысяч человек и 310 танков). Для советских войск такая цифра (как и остальные цифры у Самсонова) полностью подтверждается справочником «Боевой и численный состав вооруженных сил СССР» на 20 ноября 1942 г. Манштейн вновь не учитывает силы 4-й румынской армии, а также свои тыловые подразделения и остатки разбитых дивизий, не участвовавшие в контрударе. (Прим. ред.)


[Закрыть], противник принудил 4-ю танковую армию в ближайшие дни отойти еще дальше вплоть до Котельниково, откуда она начала свое наступление 12 декабря. Этот отход стал неизбежен прежде всего потому, что соединения 4-й румынской армии, продолжавшие находиться в подчинении 4-й танковой армии, не в состоянии были справиться с задачей прикрытия флангов 57-го танкового корпуса, который вел тяжелые бои на Аксае. Как войска 7-го румынского армейского корпуса, прикрывавшего восточный фланг армии со стороны Волги, так и войска 6-го румынского корпуса, задача которого состояла в прикрытии участка между 57-м танковым корпусом и Доном, утратили всякое стремление к дальнейшему проведению боевых действий. Отнюдь не последней причиной такой инертности было то, что командование этих корпусов не предпринимало должных мер к продолжению боя. Командующий 4-й румынской армией генерал-полковник Думитреску, на которого по-прежнему можно было положиться, был бессилен один бороться с деморализацией своих войск. Не оставалось ничего другого, как снять их с фронта и отправить в тыл, на родину.

Начатая 12 декабря попытка выручить 6-ю армию потерпела неудачу – по крайней мере, временную.

Имелась ли при сложившейся в то время обстановке еще какая-нибудь надежда на повторение этой попытки?

Ныне, когда есть возможность проследить весь ход событий на фронте группы армий «Б», на этот вопрос придется, пожалуй, ответить отрицательно. Но тогда нельзя было предвидеть, что уже в январе за катастрофой итальянской армии последует еще более серьезная катастрофа венгерской армии на Дону.

Командование группы армий «Дон» в те дни не считало себя вправе отказаться от надежды все же выручить 6-ю армию, несмотря на все связанные с этим трудности. Руководствуясь этим, оно представило ОКХ 26 декабря свои предложения, заключавшиеся в следующем.

Чтобы хотя на время поддержать левый фланг группы армий «Дон», где угрожал прорыв противника на Ростов, мы требовали возможно скорее перебросить на фронт армейскую группу, сосредоточение которой началось уже по приказу ОКХ в районе Миллерово, то есть за правым флангом группы армий «Б». Кроме того, группа армий «А» должна была немедленно перебросить одну дивизию из состава 17-й армии под Ростов, чтобы обеспечить оборону города на его ближних подступах. Также и обещанная группе армий «Дон» 7-я танковая дивизия, которая все равно прибыла бы слишком поздно, чтобы принять участие в операции восточнее Дона, должна была быть использована на левом фланге группы армий.

Что касается центрального участка фронта группы армий, то здесь в худшем случае пришлось бы отойти на рубеж рек Дона и Донца. Но вообще же обстановка на нижнем Чиру в эти дни несколько разрядилась, так как противник, по-видимому, сосредоточил свои силы на западе с целью захвата наших авиабаз в Тацинской и Морозовском.

Однако решение вопроса, удастся ли вообще когда-либо повторить попытку выручить 6-ю армию, зависело от того, окажется ли возможным сосредоточить восточнее Дона достаточное количество сил, с помощью которых 4-я танковая армия смогла бы разбить преследующего ее противника. Для этого командование группы армий «Дон» потребовало от ОКХ немедленно передать ему для усиления 4-й танковой армии из состава 1-й танковой армии 3-й танковый корпус и одну пехотную дивизию; это требование мы выдвигали неоднократно, в особенности после 18 декабря. Этих сил, вместе с 16-й мотодивизией, переброска которой должна была быть ускорена, хватило бы, по мнению командования группы армий, на то, чтобы начать новое наступление 4-й танковой армии на Сталинград. По нашим расчетам, эти силы могли быть в нашем распоряжении через 6 дней. Этого же времени было бы достаточно, чтобы перебросить 6-й армии по воздуху крайне необходимые ей 1000 тонн горючего и 500 тонн продовольствия, так как Главное командование обещало передать нам еще несколько эскадрилий транспортной авиации. Можно было рассчитывать на возвращение нам авиабаз в Тацинской и Морозовском в ближайшие дни. Ясно, что мы одновременно вновь и вновь требовали предоставления 6-й армии большей свободы маневрирования. Несмотря на то, что командование армии считало осуществление прорыва бесперспективным делом, штаб группы армий все же стоял на той точке зрения, что у нее не остается другого выхода, как идти на риск, так как снабжать армию в котле было просто невозможно.

Самым последним сроком осуществления прорыва командование группы армий на основе оценки общей обстановки и состояния войск 6-й армии считало последние дни декабря или первые дни января. К этому моменту 4-я танковая армия также могла бы возобновить свое наступление по направлению к котлу при условии, что ей были бы своевременно предоставлены в распоряжение затребованные нами соединения. Правда, сейчас даже в случае успешного осуществления прорыва едва ли можно было рассчитывать, что 6-я армия к моменту своего соединения с 4-й танковой армией сохранит еще способность решать оперативные задачи. Но все же значительной части ее личного состава, по-видимому, удалось бы пробиться к 4-й танковой армии. Вопрос состоял в том, сможет ли к этому моменту 1-я танковая армия отдать упомянутые выше силы. Гитлер, так же, как и командование группы армий «А», ответил на этот вопрос отрицательно.

Нет возможности проверить, насколько этот отказ был оправдан. Командование группы армий «Дон», во всяком случае, представило ОКХ (для доклада Гитлеру) сравнительную сводку соотношения сил, на основании которой передача трех требуемых дивизий представлялась вполне возможной. Соотношение сил немецких войск и войск противника, как показывала эта сводка, на фронте группы армий «А» было, несомненно, благоприятнее, чем на фронте группы армий «Дон». К тому же соединения группы армий «Дон» в течение полутора месяцев вели труднейшие бои и были вследствие этого сильно истощены. В то время, как группа армий «Дон» вынуждена была вести бои на открытой местности, армии группы «А» со времени прекращения наступления на Кавказе занимали позиции, которые за истекший период были, конечно, в известной мере укреплены. Но даже если 1-я танковая армия после отдачи трех дивизий не могла бы удержать свои позиции под натиском превосходящих сил противника, то она все же имела бы возможность, ведя маневренную оборону, сдерживать продвижение противника до тех пор, пока бы не была так или иначе закончена борьба за спасение 6-й армии. Но этой возможности Гитлер в те дни не хотел допускать, несмотря на то, что командование группы армий «Дон» уже неоднократно указывало, что даже в случае освобождения 6-й армии из окружения нельзя будет долго удерживать Кавказский фронт. Гитлер не желал принять предлагаемое нами «кардинальное решение», предусматривавшее спасение 6-й армии при одновременном переходе групп армий «Дон» и «А» к маневренному ведению операций.

Его отказ ослабить группу армий «А», помимо его принципиального нежелания оставлять какие бы то ни было занятые рубежи, мог быть вызван и другой причиной. Он, по-видимому, надеялся, что ему – пусть значительно позже – все же представится возможность спасти 6-ю армию иным путем.

31 декабря командование группы армий «Дон» получило сообщение от ОКХ о том, что Гитлер принял решение снять с Западного фронта заново вооруженный и пополненный танковый корпус СС в составе мотодивизий «Лейбштандарт», «Мертвая голова» и «Рейх». Корпус должен был быть сосредоточен в районе Харькова, чтобы оттуда предпринять наступление на Сталинград. Но ввиду низкой пропускной способности железных дорог корпус мог полностью прибыть в район Харькова не ранее середины февраля. Вопрос о том, каким образом 6-я армия могла продержаться до того времени, оставался открытым.

Переброска танкового корпуса СС была необходима ввиду всё более осложняющейся обстановки на фронте групп армий «Б» и «Дон», хотя мы в то время и не могли еще предвидеть, что венгерскую армию постигнет подобный же разгром, какой недавно постиг итальянскую армию. Но ни в коем случае нельзя было ожидать, что сил танкового корпуса СС когда-либо окажется достаточным, чтобы провести наступление вплоть до Сталинграда. Эта цель была бы достижима в декабре при удалении района Котельниково от Сталинграда на 130 км – если бы 4-я танковая армия получила подкрепление, силы для которого имелись. Но в феврале, при расстоянии от Харькова до Сталинграда в 560 км, эта цель представлялась совершенно утопической. Если Гитлер действительно верил в осуществимость подобного рейда, то это только лишний раз подтверждает сказанное о нем в одной из предыдущих глав.

Когда Гитлер в конце декабря отклонил все требования командования группы армий «Дон» о немедленном усилении 4-й танковой армии, судьба 6-й армии была окончательно решена. Напрасно мы использовали ради спасения 6-й армии все, вплоть до последнего человека и последнего снаряда! Напрасно мы до последнего момента стремились операциями 4-й танковой армии выручить 6-ю армию, напрасно мы ставили на карту судьбу всей группы армий![208]208
  См. комментарий № 51. (Прим. ред.)


[Закрыть]

С начала января боевые действия на фронте группы армий «Дон» распались на две более или менее независимые друг от друга операции: заключительные бои 6-й армии в районе Сталинграда и бои за сохранение всего южного крыла германской армии, охватывавшего группы армий «Б», «Дон» и «А».

Бои за сохранение южного крыла будут рассмотрены в связи с общей обстановкой на фронте в особой главе, боям же 6-й армии посвящается конец данной главы. Из сказанного ниже видно, какое большое значение заключительные бои 6-й армии имели для сохранения всего южного крыла германской армии.

Начавшаяся в последние дни 1942 года смертельная борьба 6-й армии – это история небывалых страданий и гибели немецких солдат. Здесь было и отчаяние, и понятное ожесточение людей, доверие которых было обмануто, но еще больше проявилась мужественная твердость этих людей перед незаслуженно тяжелой, но неизбежной судьбой, их беззаветная храбрость, неизменная верность долгу и чувство боевого товарищества, самопожертвование и смирение перед Богом!

Я не буду говорить обо всем этом не потому, что мы, находясь в штабе группы армий, не прочувствовали в глубине нашей души все, что пришлось вынести 6-й армии. Благоговение перед беспримерным героизмом не позволяет мне подыскать слова, действительно достойные всего этого.

Но на один вопрос я считаю себя обязанным ответить, и именно я, как бывший командующий группой армий «Дон», должен ответить на него. Это вопрос о том, как долго можно и необходимо было требовать от наших храбрых солдат, чтобы они вели эту невыносимо тяжелую смертельную борьбу. Это вопрос о том, имели ли смысл заключительные бои 6-й армии. Ответ на этот вопрос должен быть дан не исходя из того, что война в конце концов все же была впоследствии проиграна нами, а исходя из оценки сложившейся в то время оперативной обстановки и вытекавших из нее настоятельных требований.

26 декабря командующий 6-й армией передал нам помещаемое ниже донесение, которое командование группы армий немедленно передало ОКХ, так как оно постоянно полностью информировало ОКХ о положении 6-й армии, не допуская никаких прикрас. Но к этому времени мы и сами получали донесения о положении в котле только по радио или через отдельных офицеров, присылаемых из 6-й армии. Связь на дециметровых волнах, по которой в течение некоторого времени можно было вести радиотелеграфные переговоры, вскоре снова была нарушена.

Донесение генерал-полковника Паулюса гласило:

Тяжелые потери, мороз и недостаточное снабжение в последнее время значительно снизили боеспособность дивизий. Я вынужден поэтому доложить о нижеследующем:

1. Армия сможет и впредь отбивать атаки небольших сил противника и в течение некоторого времени ликвидировать критические положения на отдельных участках. Необходимой предпосылкой для этого является улучшение снабжения и переброска по воздуху пополнения.

2. Если русские снимут с фронта генерала Гота[209]209
  Генерал Гот – командующий 4-й танковой армией. (Прим. ред.)


[Закрыть] крупные силы и с помощью этих и других сил предпримут массированный удар по укрепленному району, то удержать его в течение длительного времени не окажется возможным.

3. Прорыв армии неосуществим, если до этого не будет пробит коридор и не будут пополнены личный состав и запасы армии.

Поэтому я прошу вашего ходатайства перед Главным командованием о том, чтобы были предприняты энергичные меры для деблокирования армии, если только общая оперативная обстановка не требует пожертвовать ею. Само собой разумеется, что армия будет держаться до последней возможности.

Кроме того, армия доносила:

Сегодня по воздуху переброшено только 70 тонн запасов. Запасы хлеба кончаются завтра, запасы жиров – сегодня вечером, паек для ужина у некоторых корпусов кончается завтра. Необходимо срочно принять самые действенные меры.

Это донесение показывает, что высказанное за 8 дней до этого начальником штаба армии мнение о том, что армия сможет продержаться в котле при соответствующем снабжении вплоть до Пасхи, оказалось, как и следовало ожидать, ошибочным.

Одновременно это донесение показывало, что 8 дней назад, когда командование группы армий отдало 6-й армии приказ на прорыв, представился не только первый, но – как показывало состояние ее сил – и последний случай к спасению.

В остальном же в конце декабря и начале января на фронтах 6-й армии было относительно спокойно, если не считать отдельных атак противника. Либо противник хотел перед решающим наступлением пополнить боекомплект своей артиллерии, либо он сосредоточивал все имеющиеся у него силы для уничтожения 4-й танковой армии и достижения решительного успеха в большой излучине Дона.

8 января в штаб группы армий прибыл генерал Хубе, командир 14-го танкового корпуса. Гитлер вызывал его к себе в Летцен из Сталинграда, чтобы через него получить информацию об обстановке в 6-й армии. Генерал Хубе сообщил мне, что он изобразил Гитлеру обстановку в котле без всяких прикрас. Гитлер имел представление об этой обстановке благодаря ежедневным донесениям группы армий – но он просто не хотел верить всему этому. Однако было примечательно, какое впечатление произвело на генерала Хубе пребывание в Летцене, какое влияние оказала на него уверенность Гитлера в спасении 6-й армии – хотя неизвестно, была ли эта уверенность искренней или показной.

Гитлер заверил его, что будет предпринято все для того, чтобы на долгое время обеспечить армию всем необходимым, и указал на планируемое деблокирование армии. Хубе вернулся в котел, преисполненный уверенности, но затем по приказу Гитлера вновь был вызван из котла, и ему было поручено руководить снабжением 6-й армии извне. Но и он не мог улучшить дело снабжения, так как недостатки снабжения были вызваны неблагоприятной метеорологической обстановкой и нехваткой транспортных самолетов, а не плохой организацией. На меня лично неприятно подействовало сообщение Хубе о том, что среди солдат 6-й армии прошел слух, будто я передал им по радио: «Держитесь, я вас выручу. Манштейн». Хотя я и прилагал все усилия к спасению 6-й армии, я никогда не имел обыкновения давать войскам обещания, в выполнении которых не был уверен и осуществление которых зависело не только от меня.

Генерал Хубе, который был человеком, не знающим страха, во время своего доклада Гитлеру пытался также дать ему понять, в какой степени события, подобные окружению 6-й армии, могут повредить его авторитету в качестве главы государства. Тем самым он хотел намекнуть Гитлеру, что ему следовало бы передать командование (по крайней мере, на Восточном фронте) в руки специалиста-военного. Но так как Хубе по пути в Летцен был у нас, то Гитлер, несомненно, подозревал, что это я заставил Хубе высказать подобные соображения – хотя это было и не так.

Когда уже впоследствии, после падения Сталинграда, я предложил Гитлеру назначить верховного главнокомандующего, он был уже предупрежден и отнесся к этому абсолютно отрицательно. Может быть, в другом случае он скорее пошел бы на то, что я предложил, так как гибель 6-й армии, ответственность за которую лежала на нем, сильно на него подействовала.

9 января противник предложил 6-й армии капитулировать. По приказу Гитлера это предложение было отклонено.

Я не думаю, чтобы меня можно было обвинить в некритическом отношении к военным решениям и мероприятиям Гитлера. Но в этом случае я целиком поддерживаю его решение, так как в тот момент оно было продиктовано необходимостью, как бы тяжело оно ни было с чисто человеческой точки зрения.

Я не говорю уже о том, что по представлению настоящего солдата армия не имеет права капитулировать, пока она еще хоть в какой-то степени способна вести бой. Отказаться от этой точки зрения означало бы отрицать вообще основные принципы ведения войны. Пока не наступил счастливый век, когда государства смогут обходиться без вооруженных сил, пока существуют солдаты, необходимо будет отстаивать эту точку зрения как точку зрения солдатской чести. Даже кажущаяся бесперспективность боя, которого можно избежать с помощью капитуляции, сама по себе вовсе не оправдывает сдачу войск в плен. Если каждый командир, считающий свое положение безвыходным, захотел бы капитулировать, то никогда нельзя было бы выиграть войну. Даже в обстановке, которая казалась совершенно безнадежной, довольно часто все-таки находился какой-нибудь выход.

Для генерала Паулюса отклонение предложения о капитуляции было его солдатским долгом. Единственным оправданием для капитуляции было бы отсутствие у армии боевой задачи, то есть полная бессмысленность дальнейшего сопротивления. Но здесь-то мы и касаемся существа этого вопроса и находим оправдание тому, что Гитлер запретил 6-й армии капитулировать и что командование группы армий не ходатайствовало об отмене этого запрещения. 6-я армия – как бы бесперспективно ни было ее сопротивление в будущем – еще должна была в течение возможно большего времени играть решающую роль в развитии общей оперативной обстановки. Она должна была стремиться возможно дольше сковывать противостоящие ей силы противника.

В начале декабря, по нашим данным, на внутреннем фронте окружения 6-й армии противник имел до 60 соединений (стрелковые дивизии, танковые и механизированные бригады). Часть из них, несомненно, была снята с этого фронта в связи с наступлением 4-й танковой армии. Но вместо них противник подтягивал сюда новые силы. К 19 января из 259 соединений противника, находившихся, по нашим данным, перед фронтом группы армий «Дон», 90 соединений были связаны 6-й армией.[210]210
  В начале января в составе Донского фронта, удерживавшего внутреннее кольцо окружения, насчитывалось 39 стрелковых дивизий, 11 стрелковых, истребительных и мотострелковых бригад, 6 отдельных батальонов, 5 танковых бригад и 14 отдельных танковых полков – то есть не более 16–17 счетных дивизий. Согласно академику Самсонову, общая численность Донского фронта на этот момент составляла всего 212 тысяч человек при 257 танках и 6860 орудиях и минометах калибром более 76 мм. Таким образом, вопреки распространенному мнению, советские войска не имели даже численного превосходства над противником. Официально считается, что расчет делался на низкую боеспособность солдат противника и нехватку у них боеприпасов – но есть подозрение, что советское командование просто недооценило численность войск противника, попавших в «котел». Таким образом, имевшийся у немецкого командования расчет, что окруженная в Сталинграде группировка отвлечет на себя крупные силы противника, оправдался лишь частично. (Прим. ред.)


[Закрыть] Нет необходимости анализировать последствия, которые угрожали бы всему южному крылу Восточного фронта в случае высвобождения этих 90 соединений, если бы 6-я армия капитулировала 9 января; насколько сложна была тогда обстановка на этом участке фронта, было уже показано выше.

Армия могла еще вести боевые действия, хотя для нее эта борьба уже была бесперспективной. Но то, что она продолжала держаться, имело решающее значение для положения всего южного крыла Восточного фронта. От каждого дня, на который она могла оттянуть высвобождение сил противника, зависела судьба Восточного фронта в целом. Теперь могут сказать, что война все равно была проиграна и что более раннее ее окончание позволило бы избежать неисчислимых страданий. Но это могут говорить люди, склонные к выводам постфактум. В те дни вовсе еще не было решенным делом, что Германия проиграет войну. Вполне возможно было добиться в войне ничейного решения, на основе которого могло быть найдено ничейное решение и в политической сфере. Для этого необходимо было стабилизировать положение на южном крыле Восточного фронта, что в конце концов и удалось сделать. Но необходимой предпосылкой успешного решения этой задачи было продолжение борьбы 6-й армии до самой последней возможности, чтобы как можно дольше сковывать максимальное количество сил противника. Только суровая военная необходимость заставила Главное командование потребовать от храбрых войск 6-й армии и этой последней жертвы. Правда, оно же несло ответственность за то, что 6-я армия попала в такое положение, но это уже совсем другой вопрос.

После того, как 6-я армия 9 января отклонила ультиматум противника, на всех участках ее фронта после мощной артиллерийской подготовки началось наступление противника с участием крупных сил танков. Главный удар наносился по выдающемуся далеко на запад выступу линии обороны армии в районе Мариновки. В ряде мест противнику удалось вклиниться в оборону.

11 января обстановка значительно обострилась. Ввиду нехватки боеприпасов и горючего армия не в состоянии была хоть как-нибудь восстановить положение. Потеряв свои позиции, в частности, населенные пункты в долине реки Карповка, войска на западном участке фронта лишились помещений, в которых они хоть в какой-то степени могли укрыться от мороза. Метеорологическая обстановка исключала всякую возможность снабжения войск по воздуху.

Это обострение обстановки нашло свое выражение в донесении штаба 6-й армии от 12 января, немедленно переданном нами ОКХ. Это донесение гласило:

В тяжелых боях последних дней противник, несмотря на героическое сопротивление наших войск, в ряде мест глубоко вклинился в оборону, продвижение его с трудом удалось приостановить. Резервов нет, создавать их не из чего. Боеприпасов остается на три дня, горючее кончилось. Тяжелое оружие окончательно лишено подвижности. Большие потери и плохое снабжение, а также морозы в значительной мере снизили боеспособность войск. Если атаки противника будут продолжаться с той же силой еще несколько дней, удержать укрепленную линию окажется невозможным. Останутся только отдельные очаги сопротивления.

12 января метеорологическая обстановка вновь не позволила обеспечить армию всем необходимым путем воздушных перевозок, а также поддержать ее в тяжелых боях действиями авиации.

Вечером из котла возвратился генерал Пикерт, которому командование воздушного флота поручило организацию перевозок по воздуху для снабжения армии. Он обрисовал потрясающую картину обстановки в котле. По его расчетам, армия могла продержаться не более двух-четырех дней, правда, храбрость и самоотверженность солдат 6-й армии, как оказалось, опровергли этот расчет. Он считал, что улучшение снабжения по воздуху не могло бы теперь существенно изменить обстановку, так как у армии не хватало сил, чтобы ликвидировать прорыв в своей обороне.

Генерал Пикерт привез донесение командующего 6-й армией Паулюса, который был к тому времени уже произведен в генерал-полковники. Из этого донесения явствовало следующее.

На северо-западном участке противник предпринял наступление силами 10–12 дивизий.[211]211
  На самом деле здесь действовали лишь три дивизии – 298-я, 96-я и 52-я стрелковые. (Прим. ред.)


[Закрыть] 3-я и 29-я моторизованные дивизии были атакованы с северного фланга, часть их фронта была свернута и часть сил уничтожена. Создание новой линии обороны на этом участке казалось невозможным. Храбрые войска из этих дивизий уничтожили 100 танков противника, но в его распоряжении здесь, по-видимому, еще оставалось 50 неповрежденных танков.

На южном фронте котла, несмотря на героическое сопротивление 297-й пехотной дивизии, противнику после мощной артиллерийской подготовки, продолжавшейся два дня, удалось глубоко вклиниться в оборону. И здесь не было сил, чтобы ликвидировать прорыв. В этом районе было подбито 40 танков из 100 с небольшим, брошенных противником в бой на этом участке.

Восточный фронт котла пока еще держался, но и здесь давление противника усилилось.

На северо-восточном фронте противнику также удалось глубоко вклиниться в оборону. Силы 16-й танковой дивизии, которая обороняла этот участок, были исчерпаны.

Генерал-полковник Паулюс докладывал далее, что армия будет вести бой, не сходя с места, до последнего патрона. Уменьшение котла, рекомендованное Гитлером генералу Хубе, только ускорило бы разгром армии, так как тяжелое оружие невозможно было передвинуть на другие позиции (в свое время, когда уменьшение котла было крайне необходимо для сосредоточения сил армии в целях осуществления прорыва, Гитлер категорически запретил это делать).

Ввиду того, что снабжение по воздуху все время было недостаточным, его улучшение теперь уже не могло дать существенных изменений в обстановке. Сколько еще удастся продержаться армии, зависело только от того, с какой силой будет наступать противник.

В эти дни перешел в руки противника аэродром у Питомника. В котле под Сталинградом остался только аэродром Гумрак.

Ночью генерал-полковник Паулюс, несмотря на это, доложил, что продолжение обороны, может быть, окажется возможным, если в котел будет немедленно переброшено несколько батальонов с полным вооружением. Он уже неоднократно требовал, чтобы к нему по воздуху перебросили несколько тысяч человек, чтобы восполнить потери армии. Командование группы армий не могло выполнить этого требования, так как само не располагало никакими людскими резервами – не говоря уже о том, что в его распоряжении не было ни одного батальона, который не участвовал бы в боях. После того, как потерпела неудачу попытка 4-й танковой армии деблокировать 6-ю армию, командование группы армий, помимо указанных причин, не выполняло этого требования прежде всего потому, что теперь оно уже не считало себя вправе перебрасывать войска или пополнение в котел. Нам и так было очень тяжело, когда мы бывали вынуждены перебрасывать в 6-ю армию возвращавшихся из отпуска командиров и штабных офицеров, которые там были крайне необходимы. Но, не говоря уже о том, что армии крайне были нужны офицеры, они сами стремились во что бы то ни стало возвратиться к своим войскам. Они – а среди них были потомки таких старинных солдатских родов, как Бисмарк и Белов, – доказали этим, что традиция долга и боевого товарищества способна выдержать тягчайшие испытания.

13 января к нам прибыл с журналом боевых действий армии 1-й ордонанс-офицер генерал-полковника Паулюса капитан Генерального штаба Бер. Это был молодой офицер, награжденный Рыцарским крестом; он отличался примерным поведением и отношением к службе. Он рассказывал, как храбро продолжали сражаться войска, с какой самоотверженностью офицеры и солдаты принимают свою судьбу.

Он привез мне письмо от генерала Паулюса и моему начальнику штаба – от своего начальника штаба. Эти письма были проникнуты духом смелости, сознания долга и порядочности, присущим немецкому солдату. Они полностью сознавали, что группа армий сделала все, что было в ее силах, чтобы выручить 6-ю армию. Но в письмах, конечно, выражалось и огорчение тем, что обещания улучшить снабжение армии по воздуху не выполнялись. Однако ни я, ни генерал-полковник фон Рихтгофен никогда не давали таких обещаний. Ответственность за это нес Геринг.

16 января на всех фронтах в армии завязались новые тяжелые бои. Временами самолеты уже не имели возможности приземляться, потери же транспортной авиации из-за активности зенитной артиллерии и истребителей противника в дневное время и так стали слишком велики. Теперь авиация могла снабжать армию только ночью или сбрасывая грузы на парашютах. При этом неизбежно значительная часть грузов не попадала по назначению.

В эти дни Гитлер возложил ответственность за снабжение 6-й армии по воздуху на фельдмаршала Мильха. 17 января 6-я армия сообщила по радио, что аэродром Гумрак снова может быть использован для посадки. Командование воздушного флота придерживалось противоположного мнения. Мы все же настояли на том, чтобы предпринять попытку посадки на этот аэродром.[212]212
  16 января во время перебазирования авиации из Питомника в Гумрак на посадке разбилось пять машин. После этого в течение трех дней – вплоть до 19 января – полетов в котел не было, поскольку одновременно немцами был оставлен Сальск, где находился один из исходных аэродромов, а 17 января другой исходный аэродром в Зверево подвергся мощному налету советских бомбардировщиков; вдобавок 18 января начался сильный снегопад. (Прим. ред.)


[Закрыть]

19 января я в первый раз совещался с Мильхом, который был легко ранен, так как накануне по пути ко мне его легковая машина столкнулась с паровозом. Я подчеркнул, что крайне необходимо с помощью самых решительных мер улучшить снабжение 6-й армии, несмотря на то, что положение уже стало безнадежным. Это наш долг по отношению к нашим товарищам, и мы должны выполнять его до последнего часа. Кроме того, я указал, что армия сковывает, как и прежде, 90 соединений противника и тем самым выполняет важную оперативную задачу. Каждый день, в течение которого удастся сохранить боеспособность армии, будет иметь решающее значение ввиду крайне тяжелого положения на фронте группы армий «Дон» и в особенности на ее незащищенном стыке с группой армий «Б».

Мильх обещал использовать для этой цели все имеющиеся в тылу средства, последние резервы транспортных самолетов, а также людей и средства, необходимые для их ремонта. Это было особенно важно теперь, когда аэродромы в Морозовском и Тацинской были в руках противника, и транспортные самолеты должны были базироваться на Ростов и Новочеркасск и даже на еще более удаленные аэродромы. Из сказанного Мильхом было ясно, что если бы ему было поручено обеспечивать снабжение 6-й армии на несколько недель раньше, это, может быть, существенно облегчило бы положение, так как в его распоряжении в тылу были средства, которые все же были недоступны для Рихтгофена. Но тем большая ответственность ложилась на Геринга в связи с тем, что он не позаботился, чтобы эти средства были своевременно использованы.