Текст книги "Утерянные победы"

У нас – в штабе VIII армейского корпуса – в первый период боев в «котле» тоже неоднократно определяли общую численность окруженной армии цифрой 300 тысяч. Я особо упоминаю об этом потому, что штаб нашего корпуса в течение нескольких недель поддерживал постоянный контакт со специальным штабом армейского снабжения, разместившимся рядом с нами на аэродроме в Питомнике. Учет личного состава в этом штабе вели с особой тщательностью. В ходе боев из «котла» удалось эвакуировать воздушным путем около 40 тысяч раненых, больных и специалистов. В официальных русских сообщениях, подводивших итоги сражения, говорилось о 91 тысяче взятых в плен немецких солдат и офицеров за период с 10 января 1943 года, а также о 147 200 убитых, обнаруженных и погребенных.

Между прочим, обер-квартирмейстер 6-й армии майор фон Куновски на основании имевшихся в его распоряжении данных подсчитал, что на 10 января 1943 года, то есть к началу завершающего русского наступления, численность окруженных соединений составляла еще 195 тысяч человек. Манштейн прав, конечно, считая «завышенными» данные, согласно которым в «котле» с самого начала находилось более 300 тысяч человек. Но, с другой стороны, его собственные данные, по моему мнению, занижены примерно тысяч на пятьдесят, что ни мало ни много равно полному боевому составу целого армейского корпуса! Между прочим, и сам генерал Паулюс в своем письме к Манштейну от 26 ноября 1942 года (фельдмаршал не только неоднократно цитирует его и в этой и в другой связи, но и публикует полностью в приложениях к своим мемуарам под номером 9) говорит о «своей ответственности за вверенных ему около 300 тысяч солдат и офицеров». В свою очередь назначенный позднее обер-квартирмейстер (начальник тыла) 6-й армии, который, ведая вопросами снабжения и находясь сначала в «котле», а затем в штабе группы армий, по роду своей работы был более, чем кто-либо, осведомлен о нуждах личного состава, писал в своем отчете, что до середины декабря, когда он принимал дела, «численность окруженной армии понизилась с 270 тысяч до 250 тысяч человек»[348]348
  Gunter Toepke, Stalingrad – wie es wirklich war, Stade 1949. S. 42, 52.


[Закрыть]. При встрече с ответственным за воздушное снабжение командиром VIII авиакорпуса генералом Фибихом, который 11 декабря прибыл в «котел», чтобы на месте сориентироваться в обстановке, Паулюс и его начальник штаба Шмидт говорили, что «соединения, обороняющие крепость», насчитывают 270 тысяч человек[349]349
  Hans-Detlef Herhudt v. Roden, Die Luftwaffe ringt um Stalingrad, Wiesbaden, 1950. S. 35. В докладной записке генерала танковых войск Хубе «О воздушном снабжении Сталинградской крепости», датированной 15. 3. 1943 года, по этому поводу было сказано следующее: «К моменту окружения (в конце ноября 1942 года) на довольствии в Сталинградской крепости стояло около 260 тысяч человек. К концу декабря число это сократилось примерно до 250 тысяч за счет убитых в боях и раненых, эвакуированных воздушным путем». Ганс-Адольф Якобсен полностью приводит в своей работе этот любопытный документ. (См. Hans Adolf Jacobsen, 1939/45. Der Zweite Wellkrieg in Chronik und Dokumenten, 5 Auflage, Darmstadt. 1961. S. 365 ff.) (Прим. источн.)


[Закрыть].

Остается указать на еще одну фактическую ошибку в изложении Манштейна: он пишет, что капитуляция произошла 1 февраля, тогда как на самом деле это случилось 2-го. Сам Паулюс, произведенный в последние дни битвы в фельдмаршалы, капитулировал со своим штабом еще на рассвете 31 января, нарушив тем самым собственный, так и не отмененный им приказ «держаться до конца». Однако его капитуляция не распространялась на остатки армии, которые под командованием генерала Штрекера продолжали на северном участке «котла» бессмысленное сопротивление и сложили оружие лишь второго февраля на исходе дня. Я считаю нужным особо упомянуть об этом, поскольку каждый новый день безнадежной борьбы стоил тогда многих тысяч человеческих жизней.[350]350
  И. Видер. Катастрофа на Волге. М.: Прогресс, 1962, стр. 195–196. Немецкий оригинал – J. Wieder. Stalingrad und die verantworting des Soldaten. V. Manstein, Paulus, v. Seydlitz. Munchen, 1962.


[Закрыть]

Резюмируя, можно сказать, что наиболее вероятная цифра немецких безвозвратных потерь в котле (в том числе до его замыкания), очевидно, достигает 270 000 человек, а с учетом потерь 3-й румынской армии достигает 300 тысяч.

43. С советской стороны в операции Донской и Сталинградский фронты, а также две армии Юго-Западного фронта (21-я и 5-я танковая). Всего к 20 ноября в них насчитывалось 60 стрелковых дивизий и 16 стрелковых бригад, 6 танковых и механизированных корпуса и 3 кавалерийских корпуса, а также 15 танковых бригад – в полтора раза меньше соединений, чем называет Манштейн. Однако в сумме это составляло лишь 77 счетных дивизий – поскольку пехотное наполнение танковых бригад равнялось стрелковому батальону. Всего в войсках двух фронтов и двух армий, согласно сборнику «Боевой и численный состав вооруженных сил СССР в период Великой Отечественной войны» (М.: ИВИ МО РФ, 1997, статистический сборник № 5) вместе с тыловыми, учебными и вспомогательными частями насчитывалось 859 782 человек и 1458 танков. Эти силы действовали против 6-й и 4-й танковой немецких, 3-й и 4-й румынских армий – всего около 40 дивизий, насчитывавших примерно 600–650 человек (половина из которых не попала в окружение), около 420 танков и штурмовых орудий. Как мы видим, советские войска имели не более чем полуторное превосходство в живой силе – да и то в значительной мере созданное за счет ослабления сил в полосе Юго-Западного фронта, где соотношение войск было примерно равным.[351]351
  См.: История второй мировой войны. Том 6. М.: Воениздат, 1976, стр. 35, 45 и 256; А. М. Самсонов. Сталинградская битва. М.: Наука, 1989, стр. 361–363.


[Закрыть] Необходимо отметить, что приводимые серьезными советскими работами 1970–1980-х годов цифры практически всегда соответствуют данным современных источников и поэтому нет основания подвергать их сомнению. Если исследователи «застойных» времен хотели скрыть какие-то цифры, обычно они их просто не приводили.

44. Эти рассуждения Манштейна оставляют впечатления попытки переложить на кого-то другого (Гитлера либо Паулюса) свою личную долю ответственности за судьбу 6-й армии. В самом деле, с 21 ноября, то есть еще до момента окружения, Манштейн стал прямым начальником Паулюса – то есть его ответственность за решение, выполнять или не выполнять приказ Гитлера, должна начинаться именно с него, а вовсе не с командующего 6-й армией. Поэтому брошенный Паулюсу упрек (пусть даже косвенный) в боязни нарушить приказ Гитлера для спасения армии выглядит совсем уж нечистоплотно.

Другое дело, что обстановка 23–24 ноября выглядела вовсе не такой, как рисует ее Манштейн. За 16 месяцев войны на Восточном фронте германские войска неоднократно попадали в окружение – начиная с частей самого Манштейна под Сольцами в июле 1941 года. И всякий раз им удавалось либо разблокировать образовавшийся «котел» извне, как это было с группировкой 9-й армии (7 дивизий), попавшей в окружение в районе Оленино в конце января 1941 года, либо пробить к нему коридор, как это случилось с Демянской группировкой. В конце концов, в начале февраля 1942 года оказались под угрозой окружения даже основные силы группы армий «Центр» (4-я танковая и 9-я армии) – но активными действиями немцам удалось удержать их коммуникации, проходящие через Вязьму и по Варшавскому шоссе. Фактически единственной успешной для советских войск операцией на окружение стала Елецкая в декабре 1941 года, когда двум пехотным дивизиям противника (45-й и 134-й) пришлось пробиваться из окружения, потеряв большую часть артиллерии и личного состава.

Таким образом, предыдущий опыт вермахта не давал никаких оснований для паники. Более того, именно торопливый прорыв 6-й армии из окружения – по бездорожью, через занятую советскими войсками обширную территорию, в условиях нехватки автотранспорта, топлива и боеприпасов – был чреват наиболее серьезными потерями. Неясно, насколько это понимал Гитлер – но Манштейн вышеизложенное осознавал очень хорошо.

Еще 22 ноября на совещаний командования 6-й армии, 3-й танковой армии и группы армий «Б» было принято решение о подготовке прорыва 6-й армии из Сталинграда. В тот же день Паулюс и его начальник штаба Шмидт отбыли самолетом в Гумрак, в расположение окруженной группировки, где начали разработку операции по прорыву на запад, получившему кодовое обозначение «Перестройка». Одновременно Паулюс запросил разрешение на эту операцию у Гитлера, который ранее категорически выступал против любого отвода войск из Сталинграда.

24 ноября в 2:00 по Берлинскому времени начальник Генерального штаба ОКХ Цейтцлер связался по радио с Паулюсом и сообщил ему, что убедил фюрера в необходимости прорыва и что утром из ОКХ прибудут соответствующие официальные распоряжения. Однако в это самое время в штаб группы армий «Б» прибыл Манштейн. Оценив обстановку, он счел, что оснований для паники нет и ставить вопрос о прорыве можно только в крайнем случае – который пока еще не наступил. «Оценка Манштейна, несомненно, повлияла и на оценку обстановки, и на принятие решения Гитлером» – пишет в своем исследовании Манфред Кериг. В этот же день появился приказ Гитлера, запрещающий любой отход в районе Сталинграда и предписывающий начать подготовку к прорыву кольца блокады извне – по образу и подобию Рамушевского коридора к Демянскому котлу. Характерно, что единственным генералом 6-й армии, вслух выступившим против такого решения, оказался именно Вальтер фон Зейдлиц, командир 51-го армейского корпуса, в свое время пробивавший этот самый коридор (а пару лет спустя возведенный германской пропагандой в ранг командующего мифической «Германской освободительной армией»). Зейдлиц подробно изложил свои соображения в докладной записке от 25 ноября, за которую получил разнос от начальника штаба армии генерал-майора Шмидта.

Причины решения Манштейна достаточно очевидны: еще ни разу русским не удалось удержать кольцо окружения вокруг более или менее серьезной немецкой группировки, поэтому шансы на прорыв к сталинградскому котлу следовало оценивать достаточно высоко. С другой стороны, встречное движение 6-й армии, при недостатке техники и топлива, да еще в условиях суровой русской зимы, привело бы не только к оставлению позиций в Сталинграде (между прочим, блокирующих движение по Волге), но и неоправданно высоким потерям при прорыве, особенно среди тыловых и вспомогательных частей, а также оставлению значительной части техники и снаряжения.

Но самое главное – после многокилометрового пешего марша достигшие позиций Манштейна солдаты Паулюса оказались бы полностью небоеспособны, части и соединения пришлось бы отводить на отдых и переформирование. В то же время следующие за ними по пятам русские дивизии существенно усиливали противника перед деблокирующей группой, вдобавок находящейся в чистом поле, без каких-либо оборудованных позиций. Такая ситуация неизбежно вела к прорыву фронта новосозданной группы армий «Д» и отходу с непредсказуемым результатом.

Вряд ли Манштейн горел желанием начинать свое командование группой армий с отступления, чреватого огромными потерями. И он совершенно справедливо решил, что для интересов всей германской армии будет гораздо лучше оставить 6-ю армию в Сталинграде. Даже если прорыв не удастся, армия сможет долгое время сковывать значительные силы русских – в то время как ее прорыв, даже если он удастся, обернется куда более существенным ухудшением оперативной обстановки и в конечном счете может привести к гораздо более серьезным жертвам.

Все правильно и логично. Но открыто поддержанное решение принести в жертву четверть миллиона немецких солдат могло повредить имиджу Манштейна, его репутации среди солдат и офицеров вермахта, которую он так долго и тщательно создавал. Пусть даже совершенно верное, полностью оправданное стратегической обстановкой, оно пятнало безупречный моральный облик генерал-фельдмаршала. И Эрих фон Левински-Манштейн предпочел умыть руки. Он высказался на словах за прорыв только лишь после того, как убедился в противоположном решении Гитлера; он обнадеживал Паулюса, обещая тому отстаивать идею прорыва перед фюрером – но сам не приложил ни единого усилия, чтобы подкрепить эти слова делом. Он не отдал приказа на прорыв и сделал все, чтобы даже намеком не продемонстрировать Паулюсу возможность не выполнить приказ фюрера – сражаться в котле до последнего патрона. «И сегодня еще удивляешься, – пишет Манфред Кериг, – почему Манштейн не разрешил командующему 6-й армией действовать самостоятельно „на самый крайний случай”, хотя сам он, пользуясь теми же формулировками, требовал у Гитлера такого же права для себя».[352]352
  См.: М. Кериг. 6-я армия в Сталинградском котле // Сталинград. Событие. Воздействие. Символ. М.: Прогресс-Академия, 1995, стр. 96.]


[Закрыть]

Но на самом деле решение Манштейна было предельно логичным и со стратегической точки зрения абсолютно верным. Единственное, чего здесь никак нельзя оправдать – это стремления с помощью откровенной лжи и лицемерия «остаться чистеньким», избавиться от ответственности за оборотную сторону этого решения. Поэтому сказанные Манштейном чуть ниже слова «мы даже отдаленно не думали о том, чтобы пожертвовать 6-й армией в интересах сохранения всего южного крыла» являются полной ложью – хотя бы потому, что в условиях катастрофы командующий группой арий «Дон» был обязан в первую очередь подумать именно о спасении всего фронта, пусть даже ценой одной из армий.

45. Безусловно, немецкое командование было обязано предусмотреть самый худший вариант – однако здесь, как и в других местах, Манштейн стремится любой ценой преувеличить противостоящие ему советские силы и их возможности.

Решение о проведении операции «Большой Сатурн» было утверждено 12 декабря 1942 года Ставкой Верховного Главнокомандования. Этот план предусматривал удар Воронежского и Юго-Западного фронтов на Миллерово, Ростов. Однако в конце концов Ставка решила не наступать в который раз на одни и те же грабли и не замахиваться на слишком большую и рискованную операцию, для уверенного проведения которой не имелось достаточных сил. 14 декабря план «Большой Сатурн» был изменен на «Малый Сатурн», предусматривающий удар на Морозовск для ликвидации морозовской группировки противника – и в частности, уничтожения находящихся здесь авиабаз, используемых для снабжения 6-й армии.

История этого решения такова. 26 ноября Василевский доложил Верховному главнокомандующему свои соображения по замыслу предстоящей операции. Ближайшей целью является разгром 8-й итальянской армии и немецкой оперативной группы Холлидта. Для этого в пределах Юго-Западного фронта формируются две ударные группировки – одна на правом фланге 1-й гвардейской армии для удара на Миллерово (6 танковых дивизий в трех корпусах и средства усиления), другая в полосе 3-й гвардейской армии (5 стрелковых дивизий и мехкорпус) для создания кольца окружения. Далее планируется захватить подвижными войсками переправы в районе Лихой и наступать на Ростов. Для обеспечения операции с запада и северо-запада 6-я армия Воронежского фронта наносит удар на Кантемировку.

Готовность всех сил предполагается к 10 декабря. Согласно последнему варианту плана, 5-я танковая армия должна наступать на Морозовск, Тормосин, далее на Тацинскую. Для усиления Юго-Западного фронта направлялись пять стрелковых дивизий, три танковых корпуса, механизированная дивизия, шесть отдельных полков; Воронежского – три стрелковые дивизии, танковый корпус, семь артиллерийских полков.

Таким образом, Юго-Западный фронт сосредоточивал свои силы на внешнем кольце окружения армии Паулюса, имея в виду наступление «Сатурн». Сталин, однако, считал первоочередной задачей быстрейшую ликвидацию окруженной группировки – но поскольку ее численность оказалась серьезно недооценена, это привело к напряженным боям на внутреннем кольце, и ликвидация 6-й армии затянулась. Было принято решение направить две гвардейские армии на Донской фронт. Для усиления Юго-Западного фронта была создана 5-я ударная армия (между районами 5-й танковой армии и 51-й армии Сталинградского фронта). К этому времени в Ставку был внесен ряд предложений, а именно: активные действия против окруженной 6-й армии прекратить, на внутреннем кольце оставить минимум войск, а все наличные силы направить на Ростов, отрезав немецкие войска на Северном Кавказе. Это предложение не нашло поддержки у Сталина. Сейчас легко критиковать это решение – забывая, что зимой 1941/1942 года именно недооценка противника и планирование слишком широких наступательных операций оказалось причиной ряда крупных неудач советских войск.

46. В данном случае Манштейн явным образом стремится переложить ответственность за срыв снабжения 6-й армии на ВВС (и в частности, на Геринга) – сняв ее таким образом с наземных войск и лично с себя. В действительности же отправным пунктом для расчетов, как мы уже говорили, было снабжение Демянского котла прошлой зимой, где действовали те же перечисленные Манштейном факторы – за исключением трех, весьма немаловажных:

1) маршрут до аэродромов снабжения было гораздо большим (не 180 км, а свыше 300, из которых половина пролегала над территорией противника);

2) аэродромная сеть в Демянском котле была гораздо хуже – у окруженной группировки имелось только две посадочных площадки, причем самая большая из них (в Демянске) могла принимать одновременно не более 30 машин;

3) операция 1942 года проводилась на исходе зимы, когда частые оттепели выводили аэродромы из строя хотя бы на небольшой срок – в то время как середина зимы является оптимальным временем для функционирования аэродромов.

С учетом опыта Демянска называемые Манштейном 550 тонн ежедневного снабжения были не минимальным, а нормальным объемом поставок для группировки в 200–250 тысяч человек. Поскольку никто не собирался поддерживать воздушный мост в течение трех месяцев (как это было под Демянском), руководство «Люфтваффе» имело все основания считать, что сможет выполнить такие требования. К тому же работа германских ВВС сильно облегчалось наличием в котле больших аэродромов Гумрак и Питомник, а также нескольких аэродромов меньшего размера (Басаргино, Песковатка).

Однако операция «Зимняя гроза» не достигла своей цели, и армия Паулюса осталась блокированной. 24 декабря 1942 года советские танки ворвались на аэродром в Тацинской, уничтожив на земле около 70 транспортных самолетов. И хотя Тацинскую немцам удалось отбить, для снабжения окруженной группировки этот аэродром более не использовался. Одновременно немцы были вынуждены прекратить использование аэродрома в Морозовске, оказавшемся слишком близко к линии фронта.

Безусловно, руководство «Люфтваффе» сильно недооценило противника, не предусмотрев массированных ударов советских ВВС по исходным аэродромам, оказавшихся гораздо более эффективными, нежели это было под Демянском весной 1942 года (например, только во время одного удара по аэродрому Зверево 17 января было уничтожено 12 самолетов и повреждено около 40). Не стоит забывать, что одновременно «Люфтваффе» оказались вынуждены заниматься снабжением еще одной окруженной группировки – в городе Великие Луки, капитулировавшей только 10 января. Однако основной причина срыва «воздушного моста» все-таки оказались неудачи немецких наземных войск, то есть ответственность за него лежит не на Геринге, а на Манштейне.

47. Итак, Манштейн утверждает, что в операции по деблокированию приняло участие только пять танковых и две пехотные дивизии, при этом игнорируя 7-ю и 8-ю авиаполевые дивизии как якобы небоеспособные. Однако по советским данным (академик Самсонов) только в полосе 51-й армии (исключая 5-ю ударную и 5-ю танковую армии, противостоявшие 48-му танковому корпусу и группе Холлидта), помимо 57-го танкового корпуса (2-я, 6-я и 23-я танковые дивизии), находились 4-я пехотная, 5-я и 8-я кавалерийские, остатки 1-й, 2-й и 18-й пехотных дивизий. То есть для себя генерал-фельдмаршал считает только соединения в полосе удара, а для противника – все войска в полосе противостоящего объединения. В действительности на момент начала контрнаступления (12 декабря) немцы еще имели численное преимущество, в течение ближайших дней нивелированное прибывающими на фронт новыми советскими соединениями. Фактически Манштейн допустил большую ошибку, дожидаясь полного сосредоточения сил – начни он контрудар раньше, шансов на успех у него оказалось бы больше.

48. 51-я армия Н. И. Труфанова (4 стрелковые дивизии, один механизированный и один кавалерийский корпуса) изначально действовала на крайнем левом фланге наступления против сил 4-й румынской армии, но после замыкания кольца сомкнула фланги с 5-й танковой армией Юго-Западного фронта, образовав внешний фронт окружения. 27 ноября ее части внезапным налетом ворвались в Котельниково, но ввиду недостатка сил были вынуждены отступить до населенного пункта Верхне-Яблочное. Возможно, Манштейн путает ее с 5-й ударной армией, созданной в первых числах декабря между 51-й и 5-й танковой из левофланговых частей последней (4-я гвардейская и 258-я стрелковые дивизии, 4-й кавалерийский корпус) и только что введенных в бой соединений – 300-й и 315-й стрелковых дивизий и 7-го танкового корпуса. Южнее действовала 28-я армия Сталинградского фронта. В результате этой перегруппировки к 7 декабря 1942 года советские войска в полосе 3-й румынской, 4-й танковой и 4-й румынской армий (то есть против всей группы армий «Дон», исключая оперативную группу Холлидта) имели 14 стрелковых дивизий и три стрелковых бригады, 4 танковых и механизированных и 2 кавалерийских корпуса – всего до 160 тысяч человек с учетом тыловых и учебных подразделений. К 15 декабря их численность увеличилась на 2 дивизии, один танковый и один кавалерийский корпус. Таким образом, против 57-го и 48-го танковых корпусов на начало декабря находилось не 15, а не более 8 советских дивизий, два кавалерийских и один или два танковых корпуса – то есть 11–12 соединений дивизионного масштаба.

49. Удар на Верхне-Чирскую был нанесен 7-м танковым корпусом П. Ротмистрова.

«На полпути к району сосредоточения нас догнал адъютант представителя Ставки генерал-полковника Василевского и доложил, что меня срочно вызывает А. М. Василевский. Он находился в штабе Донского фронта. Он сказал мне: „Звонил Верховный и выразил возмущение, что в течение двух недель мы не можем ликвидировать плацдарм в районе хутора Рычковского. Два корпуса – стрелковый и кавалерийский – пытались овладеть им, но безуспешно. Тов. Сталин поручил решение этой задачи на ваш корпус”».[353]353
  П. А. Ротмистров. Стальная гвардия. М., 1984. Стр. 135.


[Закрыть]

Хутор Рычковский и Верхне-Чирская были взяты 14 и 15 декабря. Корпус Ротмистрова после ликвидации плацдарма и взятия Верхне-Чирской решением представителя Ставки был передан в оперативное подчинение 2-й гвардейской армии и действовал на Котельниковском направлении.

50. Соотношение сил на Котельниковском направлении до подхода 2-й гвардейской армии Р. Малиновского было следующее:

4-я танковая армия Г. Гота: 57-й танковый корпус (6-я, 23-я, 17-я танковые дивизии, 15-я авиаполевая дивизия), 6-й и 7-й румынские армейские корпуса (1-я, 2-я, 4-я, 18-я пехотные дивизии, 5-я, 8-я кавалерийские дивизии). Всего 35 000 человек, 460 танков, 226 полевых, 178 противотанковых орудий.

51-я армия (34 000 человек): 4 стрелковые дивизии, 13-й танковый корпус (8 отдельных танковых бригад – по разным данным от 49 до 77 танков), 3-й гвардейский механизированный корпус. Средство усиления: 87-я стрелковая дивизия; 234-й отдельный танковый полк, 235-й огнеметный танковый полк, 20-я истребительно-противотанковая бригада.

51. По советским источникам в целом вырисовывается следующая картина боев на фронте группы армий «Дон» в конце декабря – начале января.

Наступление Гота началось 12 декабря. К исходу дня продвижение противника составило 20–23 км. В междуречье Аксая и Мышковы были выдвинуты 13-й танковый корпус и 4-й мехкорпус. Войска 51-й армии, сдерживая наступление, медленно отходили к району Мышковы. 19-го декабря немецкие войска прорвали оборону на реке Аксай, использовав для наращивания удара 17-ю танковую дивизию. Но 18 декабря на северном берегу реки Мышкова уже развернулись две дивизии 2-й гвардейской армии.

После ряда тяжелых боев 23 декабря Г. Гот отдает приказ о переходе к обороне – всего в 35–40 км от окруженной 6-й армии. Прорыв не удался. Однако самые важные события произошли в этот период в полосе Воронежского и Юго-Западного фронтов. В результате наступления этих фронтов с выходом на Тацинскую, Морозовск весь левый фланг группы армий «Дон» повис в воздухе. Этот факт делает проблематичным соединение Гота с Паулюсом – даже при самом благоприятном течении боев на Аксае и Мышкове.

При анализе сложившейся обстановки невольно напрашивается мысль, что Ставка и Верховный слишком нервно отреагировали на Котельниковскую и Тормосинскую группировки противника. Ничего серьезного они собой не представляли, к тому же действовали в «оперативной тени». Г. Гот двигался узким клином, имея на флангах битых румын, разгромленный 15-го декабря Чирский фронт и начатое 16-го декабря наступление («Малый Сатурн») на Тацинскую, Миллерово, Морозовск войск Воронежского и Юго-Западного фронтов. Направлять в этих условиях на Мышкову 2-ю гвардейскую армию было в сложившихся условиях не обязательно.

По сути дела, советское командование повторило ошибку немцев октября 1941 года под Вязьмой. Тогда, окружив наши войска, немцы занялись их ликвидацией, дав возможность Жукову создать новый фронт, подтянуть резервы и, задержав противника, создав перелом, остановить и разгромить их под Москвой.

Куда бы делся Гот с перехваченными путями снабжения в зимней заснеженной степи, имея на флангах 2-ю гвардейскую и 51-ю армии? Что изменилось бы, приди он в этой ситуации в Сталинград?

Но с другой стороны – прошлой зимой советское командование столько раз обжигалось на недооценке противника и на попытках проводить глубокую операцию совершенно недостаточными силами, что его осторожность выглядит вполне понятной и оправданной.

Еще во время оборонительного сражения представителем Ставки Василевским и командующим фронтом Еременко был разработан план разгрома на Котельниковском направлении: 2-я гвардейская армия и 7-й танковый корпус наносят главный удар на Котельниково, вспомогательный удар осуществляется 13-м танковым корпусом и 3-м гвардейским механизированным корпусом в общем направлении на Дубовское в тыл Котельниковской группировки. Соотношение сил на 24 декабря сложилось в пользу советских войск (в людях в 1,5 раза, в орудиях и минометах в 1,6 раза, в танках – в 2 раза). 24 декабря войска 2-й гвардейской и 51-й армий перешли в наступление, захватив переправы на реке Мышкова. 7-й танковый корпус быстро вышел к реке Аксай и овладел Новоаксайском, обеспечивая выход на этот рубеж 2-й гвардейской армии. 13-й танковый и 3-й гвардейский механизированный корпуса 51-й армии обходили Котельниковскую группировку с юга. Корпус Ротмистрова (7-й танковый) к утру 29 декабря взял город Котельниковский. Для нейтрализации Тормасинской группировки начали наступление правофланговые соединения 2-го гвардейского мехкорпуса 2-й гвардейской армии и войска 5-й ударной армии. 31 декабря был взят Тормасин.

51-я и 2-я гвардейская армии развернули наступление на Ростов. 4 января 1943 года 3-й гвардейский танковый корпус (бывший 7-й танковый) выступил на выполнение задания. 5 января в районе Ново-Золотовского был захвачен плацдарм на южном берегу Дона. 6 января главные силы корпуса вели бой за станицу Константиновская, разведка проникла в станицу Богаевскую. Комбриг Вовченко (3-я гвардейская танковая бригада) начал подготовку к захвату переправы через Маныч. Корпус к тому времени форсировал Дон и наступал к ст. Манычевская. Но немецкое командование уже успело вытащить с Северного Кавказа часть сил 1-й танковой армии, и, как только корпус форсировал Маныч, последовали контратаки танков и мотопехоты.

Бои были тяжелые. Корпус далеко ушел от баз снабжения – армейские находились за 350–400 км, фронтовые еще дальше. В этих условиях приехавший в корпус комфронта Еременко предложил создать механизированную группу из 2-го и 5-го гвардейских мехкорпусов, слить горючее, которое было у подбитых и неисправных машин, в исправные танки и под управлением командира 3-го гвардейского танкового корпуса П. А. Ротмистрова кинуть группу на Батайск и Ростов.

Используя успех бригады Вовченко, передовой отряд в составе восьми танков Т-34 и Т-70, девяти бронетранспортеров и двухсот автоматчиков, двигаясь на Красный Койсуг, перерезал железную дорогу и ворвался в Батайск. Однако город был хорошо подготовлен к обороне, и отряд занял оборону в пригороде. В течение двух дней отряд вел бой в окружении, израсходовав горючее и боеприпасы, затем прорвался к 3-й танковой бригаде. П. Ротмистров 26 января отправил командующему 2-й гвардейской армией Р. Я. Малиновскому донесение, что части мехгруппы 24–26 января вели бои с превосходящими силами, подошедшими с юга в составе 120–150 танков, 34 полков мотопехоты, при поддержке авиации. Части понесли большие потери, противник подвел крупные силы кавказской армии, и в этих условиях части самостоятельных действий вести не могут. На следующий день Малиновский приказал Ротмистрову отвести мехгруппу на северный берег Маныча и занять там оборону.

Таким образом, ввиду очевидной нехватки сил на ростовском направлении добиться стратегического результата не удалось.

52. Не приняв ультиматума, не капитулировав 9 января 1943 года, 6-я армия своими боевыми действиями сковала значительную группировку советских войск (первоначально – 7 армий), дала возможность немецкому командованию удержать до 14 февраля Ростов, вытащить с Северного Кавказа 1-ю танковую армию и в конечном итоге создать обороноспособный фронт на реке Миус. Таким образом, отчаянное сопротивление 6-й немецкой армии во многом помогло предотвратить разгром всего южного крыла немецкого фронта.

Возникает вопрос: а можно ли было, оставив против 6-й армии минимальный заслон, ждать, пока она умрет от голода или капитулирует? Ведь после Нового года ждать помощи ей было уже неоткуда. Для южного крыла Восточного фронта было бы гораздо предпочтительнее оставить 6-ю армию в окружении – этого не могли не понимать ни Гитлер, ни Манштейн. По сути, речь шла лишь об альтернативе: погибнуть в кольце блокады в городе или же при попытке прорыва в открытой степи. Но в городе можно было прожить чуть дольше. Удерживая армию в Сталинграде, Гитлер оттягивал катастрофу, одновременно вытаскивая войска из мешка на Кавказе.

С другой стороны – а была ли какая-то альтернатива у советского командования? В воспоминаниях «Гвардейцы Сталинграда идут на Запад» В. И. Чуйков приводит свой разговор со Сталиным летом 1952 года. Поставив вопрос, а можно ли было в декабре 42-го года пропустить в Сталинград группу Манштейна и там захлопнуть ее вместе с Паулюсом? – Сталин сам ответил на него: «Это было очень рискованно. Рисковать нельзя было. Народ очень ждал победы».

Добавим, что советское командование явно не ожидало от войск противника столь низкой боеспособности, оно предполагало, что враг обеспечен боеприпасами, топливом и продовольствием гораздо лучше, чем это было на самом деле. В конце концов, никто не предполагал, что в окружении оказалась столь большая группировка противника – иначе бы Ставка не оставила для ее блокады так мало сил. Представляя группировку противника менее крупной, но более маневренной и боеспособной, чем это было на самом деле, Ставка всерьез опасалаось не просто попытки прорыва 6-й армии к своим, а именно проведения ею маневренных рейдовых действий в советском тылу – подобно тому, как действовали окруженные в феврале 1942 года под Вязьмой части кавалерийского корпуса генерала Белова. Недаром еще в начале января 1943 года К. К. Рокоссовский всерьез интересовался у командования 62-й армии, находившейся непосредственно в Сталинграде – не боится ли оно, что противник предпримет попытку прорваться за Волгу?