Текст книги "Утерянные победы"

24 января штаб группы армий получил следующее сообщение от начальника Генерального штаба сухопутных сил генерала Цейтцлера:

Нами получена радиограмма следующего содержания:

«Крепость может быть удержана только считанные дни. Из-за отсутствия снабжения люди обессилели, оружие лишено подвижности. Последний аэродром в ближайшее время будет потерян, в результате чего возможность снабжения будет сведена к минимуму. Оснований для выполнения боевой задачи и удержания Сталинграда больше нет. Русские уже теперь осуществляют прорывы в разных пунктах фронта, так как целые участки оголены ввиду гибели людей. Героизм командиров и солдат не сломлен, несмотря ни на что. Чтобы использовать эту возможность для нанесения последнего удара, я намерен, не дожидаясь окончательного крушения обороны, отдать всем частям приказ организованно пробиваться на юго-запад. Отдельным группам удастся пробиться и дезорганизовать тыл противника. Если же мы останемся на месте, то, несомненно, все погибнут, пленные также умрут от голода и холода.

Предлагаю вывезти из котла отдельных специалистов – солдат и офицеров, которые могут быть использованы в дальнейших боевых действиях. Приказ об этом должен быть отдан возможно скорее, так как вскоре посадка самолетов станет невозможной. Офицеров прошу указать по имени. Обо мне, конечно, речи быть не может.

Паулюс».

Ответ ОКХ:

Донесение принято. Оно полностью совпадает с моими предположениями, сделанными 4 дня назад. Повторно докладывал фюреру. Фюрер решил:

1. В отношении попытки пробиться: фюрер оставил за собой право принять окончательное решение. Прошу в случае надобности вновь связаться со мной по радио.

2. В отношении эвакуации специалистов: фюрер в просьбе отказал. Прошу прислать сюда Цитцевица для повторного доклада. Он со мной вместе доложит фюреру.

Цейтцлер

В связи с этой радиограммой Паулюса я хотел бы сказать об эвакуации отдельных лиц следующее. С чисто деловой точки зрения, естественно, было бы желательно спасти возможно большее число ценных специалистов – конечно, независимо от их звания. И с человеческой точки зрения понятно, что хотелось бы и надо было стараться спасти каждого. Но эту эвакуацию необходимо было рассматривать и с точки зрения солдатской этики. Нормы солдатской этики требуют, чтобы в первую очередь были эвакуированы раненые. Меры к их эвакуации предпринимались, и эффект их в столь сложной обстановке был разителен. Но эвакуация специалистов могла быть произведена только за счет эвакуации раненых. Кроме того, неизбежно большинство эвакуируемых специалистов составили бы офицеры, так как они благодаря их подготовке и опыту представляют большую ценность в войне, чем рядовые солдаты (если речь не идет о специалистах, имеющих совершенно особую техническую или научную подготовку). Но в той обстановке, в какой находилась 6-я армия, по понятиям немецкой солдатской этики, когда речь шла о спасении жизни, офицеры должны были уступить первую очередь солдатам, за которых они несли ответственность. Поэтому командование группы армий не предприняло ничего, чтобы добиться принятия Гитлером предложения командующего 6-й армией.

Что касается попытки пробиться в последний момент через фронт противника мелкими группами, то «окончательное решение», право принять которое оставил за собой Гитлер, так никогда и не было принято.

Однако командование группы армий предприняло попытку обеспечить всем необходимым те группы немецких солдат, которым, возможно, удастся пробиться через фронт окружения. Для этого оно приказало сбросить с самолетов продовольствие в различных пунктах в тылу противника и дало разведывательной авиации задание разыскивать подобные группы. Но ни одна такая группа не достигла нашего переднего края и не была обнаружена авиацией.

Во всяком случае, радиограмма генерал-полковника Паулюса свидетельствует о том, что, по крайней мере, те из солдат храброй армии, которые еще сохранили остатки сил, не потеряли воли к сопротивлению. Штабу группы армий было известно также, что в первую очередь молодые офицеры и солдаты, способные еще сражаться, были полны решимости, несмотря ни на что, в последний момент предпринять попытку пробиться через фронт окружения противника. Поэтому мы и приняли упомянутые выше меры – которые, к сожалению, оказались тщетными.

22 января русские подошли к аэродрому Гумрак, так что посадка самолетов, обеспечивавших снабжение 6-й армии, стала невозможной. Генерал-полковник Паулюс доложил, что он не имеет возможности ликвидировать брешь, образовавшуюся в районе Гумрака. Боеприпасы и продовольствие были на исходе. Он просил у Гитлера разрешения начать переговоры о капитуляции. По этому вопросу я вел длительные переговоры по телефону с Гитлером.

Я просил, чтобы армии немедленно было разрешено капитулировать. Хотя с каждым днем, приближавшим капитуляцию армии, общая обстановка на фронте группы армий и осложнялась, я все же был того мнения, что настала пора прекратить агонию 6-й армии. В отчаянных боях она из последних сил сковывала намного превосходящего ее по численности противника и тем самым оказала во время этой зимы решающую помощь в спасении германского Восточного фронта. Но отныне страдания армии не компенсировались уже той пользой, которую она в состоянии была принести, продолжая сковывать силы противника.[213]213
  См. комментарий № 52. (Прим. ред.)


[Закрыть]

После долгих и резких споров Гитлер отклонил просьбу, исходившую от Паулюса и от меня, и отдал армии приказ продолжать бой до последней возможности. Он обосновал свою точку зрения тем, что каждый день, на который удастся задержать находящиеся под Сталинградом дивизии противника и оттянуть их переброску на другой участок фронта, будет иметь решающее влияние на общую обстановку на фронте. Но обстановка и без того была критической, так как русские разгромили тем временем и венгерскую армию на Дону, вследствие чего группы армий «Б» практически больше не существовало. В нашем фронте образовалась брешь, простиравшаяся от Ворошиловграда на Донце до Воронежа на Дону. Крупные силы противника, наступавшие здесь, имели почти полную свободу действий. Представлялось более чем сомнительным, удастся ли в этой обстановке спасти группу армий «Дон» и группу армий «А», отходившую в это время с Северного Кавказа.

Гитлер считал, что если 6-я армия и не сможет сохранить дольше сплошной фронт, она сможет продолжать сопротивление в течение некоторого времени в нескольких небольших котлах. Кроме того, он заявил, что капитуляция бесполезна, так как русские все равно не будут соблюдать никаких условий. Если не на словах, то по существу в этом он оказался прав, так как из 90 000 пленных, оказавшихся в конце концов в руках Советов, ныне осталось в живых едва ли несколько тысяч. При этом нужно подчеркнуть, что русские имели исправные железные дороги, подходившие вплотную к Сталинграду, так что при желании они могли бы обеспечить снабжение и эвакуацию пленных.[214]214
  См. комментарий № 53. (Прим. ред.)


[Закрыть] Высокая смертность была неизбежна из-за морозов и истощения, но в данном случае цифра смертности превзошла всякие границы.

Эти телефонные переговоры с Гитлером продолжались, насколько я помню, не меньше 45 минут. Я не могу сказать с уверенностью, что приводившиеся им аргументы о том, что каждый день, в течение которого 6-й армии в боях удастся сковать силы противника, имеет решающее значение, и что у Советов пленные все равно погибнут, полностью отражали его мысли. Он был фанатиком, и мысль о капитуляции одной армии третьей империи могла казаться ему настолько неприемлемой, что никакие разумные доводы не имели для него значения.

Когда Гитлер отклонил мою просьбу о том, чтобы разрешить теперь 6-й армии капитуляцию, передо мной лично встал вопрос, не должен ли я ввиду этих разногласий сложить с себя командование группой армий.

Этот вопрос вставал передо мною не впервые. Особенно остро он стоял передо мною в рождественские дни 1942 года, когда я безуспешно добивался у Гитлера разрешения на осуществление прорыва 6-й армии.

Вообще этот вопрос часто вставал передо мною в то время и в последующие месяцы. Я думаю, что понятно мое стремление освободиться от ответственности, брать на себя которую было почти невозможно, так как всякое решение, вызывавшееся военной необходимостью, приходилось отстаивать в бесконечной, требовавшей большой затраты нервной энергии борьбе со своим же Главным командованием. О том, что я часто задавался этим вопросом, свидетельствуют следующие слова начальника оперативного отдела полковника Буссе, сказанные им начальнику инженерной службы армии вскоре после Рождества 1942 года. Буссе сказал: «Если бы я постоянно не умолял его [то есть Манштейна] остаться на своем посту ради наших войск, он бы уже давно плюнул и заявил Гитлеру, что с него хватит». Это резкое высказывание моего ближайшего помощника лучше всего характеризует мое положение и мои мысли в то время.

Но здесь я хотел бы все же сказать несколько слов по вопросу об отставке военачальника в действующей армии. Прежде всего следует иметь в виду, что занимающий высокий пост военачальник, так же, как и любой другой солдат на войне, не может просто взять и уйти домой. Гитлер не был обязан принять мою отставку. В этом случае он также едва ли принял бы ее. Солдат на войне не пользуется преимуществами политического деятеля, который может в любой момент уйти, если дела идут плохо или если курс правительства ему не нравится. Солдат должен сражаться, как ему приказано и где ему приказано.

Есть, конечно, случаи, когда военачальник не может взять на себя ответственность за выполнение данного ему приказа. Это случаи, когда он бывает вынужден сказать то, что сказал Зейдлитц в битве при Цорндорфе: «После битвы король может располагать моей головой, но во время битвы пусть он позволит мне самому пользоваться ею». Ни один генерал не сможет оправдать свое поражение в битве тем, что он был обязан выполнять приказ, приведший к поражению, хотя и знал, что нужно было действовать иначе. В этом случае остается только один путь – неподчинение приказу, и за это он отвечает головой. Судьбу его обычно решает успех или неудача.

По этим же соображениям я, вопреки категорическому требованию Гитлера, отдал 19 декабря 6-й армии приказ как можно скорее подготовиться к прорыву на юго-запад. Если этот приказ не привел к успеху, то причиной тому был отказ 6-й армии выполнить его. Едва ли можно дать окончательный ответ на вопрос, имело ли командование 6-й армии достаточные основания для того, чтобы не использовать последнюю представившуюся возможность к спасению армии, так как никто не может сказать, удался бы в действительности этот прорыв или нет.

Я и впоследствии не выполнял в некоторых случаях оперативных указаний Гитлера, когда это было неизбежно, и успех показывал, что я прав, а Гитлеру приходилось мириться с невыполнением его указаний. Нельзя было, однако, поступать по собственному усмотрению тогда, когда этим были бы поставлены под удар соседние группы армий.

Что же касается вопроса об отставке, то, помимо высказанных выше соображений, ей препятствует еще одно обстоятельство. Это – высокое чувство ответственности за своих солдат, которое должно быть присуще каждому военачальнику.

Я обязан был думать тогда не только о 6-й армии. На карту была поставлена судьба всей группы армий «Дон» и группы армий «А». Отказ от выполнения возложенной на меня задачи, как бы он ни был оправдан с общечеловеческой точки зрения ввиду позиции Гитлера в вопросе о капитуляции 6-й армии, казался мне предательством по отношению к нашим храбрым солдатам, которые находились вне сталинградского котла и также вели бой не на жизнь, а на смерть.

В дальнейшем командованию группы армий «Дон» все-таки удалось справиться с положением, которое было одним из самых критических во всей этой войне. Я думаю, что этот факт оправдывает принятое мною в тот день решение все же не отказываться от порученного мне дела, к чему вынуждала меня позиция Гитлера.

Краткий обзор развития обстановки в январе 1944 года на фронте групп армий «Дон», «А» и «Б» показывает, насколько необходимо было до этого момента, чтобы 6-я армия продолжала упорно сопротивляться и сковывать намного превосходящие ее численно силы противника.

29 декабря ОКХ, уступив наконец настойчивым и постоянным просьбам группы армий «Дон», приказало группе армий «А» отойти из района Кавказа на линию реки Кумы, то есть на рубеж Пятигорск – Прасковея (270 км юго-восточнее Сальска). В первую очередь должен был отходить ее левый фланг – 1-я танковая армия. С целью сохранения техники этот отход совершался чрезвычайно медленно. В начале этого маневра войска еще не высвобождались.

К 9 января, когда 6-я армия отклонила предложение о капитуляции, 1-я танковая армия еще не достигла рубежа реки Кумы.

4-я танковая армия имела задачу прикрывать тыл группы армий «А» южнее реки Дон и одновременно защищать ее коммуникации, проходившие через Ростов. В тяжелых боях с противником, имевшим многократное превосходство в силах (три армии), она была оттеснена южнее Дона и отошла через Котельниково на запад.

9 января она вела тяжелые бои на реке Куберле между Салом и Манычем. Становилось ясно, что противник стремится охватить ее с обоих флангов. 3-й гвардейский танковый корпус противника стоял на Дону у Константиновки и отсюда повернул на юго-восток к Пролетарской, чтобы ударить в тыл 4-й танковой армии. Вновь подошедшая из калмыцких степей 28-я армия противника стремилась охватить 4-ю танковую армию с юга, нанося удар вдоль реки Маныч.

Оперативная группа Холлидта, ведя тяжелые оборонительные бои в большой излучине Дона, была вынуждена отойти на рубеж реки Кагальник. И здесь противник уже успел прорвать ее позиции на южном фланге. 7 января противник небольшими силами форсировал Дон северо-восточнее Новочеркасска, где находился штаб группы армий. На северном фланге группы Холлидта между реками Быстрая Гнилая и Калитва 7-я танковая дивизия пыталась помешать продвижению противника к переправе через Донец у Форхштадта, предпринимая короткие контратаки. Переправа через реку у Каменска оборонялась только наскоро сформированными боевыми группами из отпускников, солдат тыловых служб и т. п., а также остатками румынских войск. Но, собственно говоря, и здесь румыны исчезли с поля боя.

Дальше на северо-запад на фронте группы армий «Б» зияла широкая брешь, образовавшаяся в результате разгрома итальянской армии. В районе Миллерово вела бои относительно слабая боевая группа генерала Фреттер-Пико из группы армий «Б», временами она оказывалась почти полностью окруженной.

К 24 января, то есть к тому дню, когда 6-я армия, сохранявшая до того момента все же сплошной фронт, распалась на три отдельные группы, которые, подвергаясь нажиму со всех сторон, вели бой в Сталинграде и его окрестностях, и когда, следовательно, армия не могла уже сковывать значительных сил противника, обстановка на фронте выглядела следующим образом.

Северный фланг группы армий «А» стоял еще у Белой Глины, а далее на юг ее фронт еще проходил восточнее Армавира, то есть в 150–200 км от Ростова. ОКХ наконец разрешило отвести главные силы 1-й танковой армии через Ростов.

На фронте группы армий «Дон» ожесточенные бои на юго-восточных подступах к Ростову вела 4-я танковая армия, прикрывая переправу через Дон, по которой переходила 1-я танковая армия. В дальнейшем, по моему решению, 1-я танковая армия должна была быть переброшена на левый фланг группы армий и занять фронт по реке Донец выше Ворошиловграда.

Оперативная группа Холлидта обороняла Донец на участке от его владения в Дон до Форхштадта.

Переданная к этому времени в мое подчинение боевая группа Фреттер-Пико (две потрепанные дивизии) обороняла Донец по обе стороны от Каменска.

К 19 ноября в результате разгрома итальянской армии и последовавшего вскоре за этим разгрома венгерской армии на Дону на фронте группы армий «Б» образовалась брешь от Ворошиловграда на Донце до Воронежа на Дону (около 320 км). 23 января участок так называемого «фронта» до Старобельска был подчинен группе армий «Дон». Практически на этом участке находилась только более или менее потрепанная в боях 19-я танковая дивизия, которая была вынуждена оставить Старобельск под натиском трех корпусов противника.

Когда 1 февраля прекратилось последнее сопротивление 6-й армии, противник угрожал форсировать Донец в районе Ворошиловграда силами трех танковых, одного механизированного и одного стрелкового корпуса. Одновременно он, по-видимому, начал наступление на линию Лисичанск – Славянск (рубеж реки Донец) силами трех-четырех танковых корпусов и одного стрелкового корпуса.

Нет необходимости специально разбирать, как развивались бы события между 9 января и 1 февраля или к каким последствиям это привело бы в дальнейшем, если бы 6-я армия своим героическим сопротивлением не сковывала бы так долго крупные силы противника, находившиеся под Сталинградом!

Однако вернемся к последним боям 6-й армии. 24 января фронт армии распался на три небольших котла – на северной окраине, в центре и на южной окраине Сталинграда.

31 января командующий армией, произведенный к тому времени в фельдмаршалы, был взят в плен Советской Армией.

1 февраля сдалась в плен последняя, северная группировка, остатки 11-го армейского корпуса.

Бои 6-й армии закончились!

Чего не могли сделать тягчайшие бои, жестокий голод и лютые морозы русской степи, то довершил советский плен. Такова была судьба этих солдат, которые сдались только тогда, когда их обессилевшие руки не в состоянии были больше держать оружие, когда закоченевшими пальцами они не могли уже стрелять, когда у них кончились боеприпасы и они оказались беззащитными перед подавляющим численным превосходством противника. Все же благодаря самоотверженности немецких летчиков из котла удалось эвакуировать около 30000 раненых.

Тому, кто захотел бы узнать, на ком же лежит ответственность за трагическую гибель 6-й армии, дал недвусмысленный ответ сам Гитлер.

5 февраля я был вызван в ставку фюрера, хотя до этого отклонялись все мои просьбы о том, чтобы Гитлер лично ознакомился с положением, на нашем фронте или по меньшей мере прислал с этой целью начальника Генерального штаба или генерала Йодля.

Гитлер открыл совещание примерно следующими словами:

За Сталинград я один несу ответственность! Я мог бы, быть может, сказать, что Геринг неправильно информировал меня о возможностях снабжения по воздуху, и таким образом переложить хотя бы часть ответственности на него. Но он мой преемник, которого я сам назначил себе, а потому я не могу допустить, чтобы на нем лежала ответственность за Сталинград.

Нельзя не признать, что Гитлер в этот раз полностью взял на себя ответственность и не делал никаких попыток найти козла отпущения.

Но все же он не сделал выводов на будущее из этого тяжелого поражения, вина за которое лежала на нем как на верховном главнокомандующем.

Однако выше вопроса об ответственности и выше всех идеологических выводов, к которым пришли впоследствии под влиянием тягот плена, под влиянием пропаганды и из-за понятного ожесточения некоторые офицеры и солдаты принесенной в жертву 6-й армии, стоит следующий факт.

Своей несравненной храбростью и верностью своему долгу солдаты и офицеры этой армии воздвигли памятник духу немецкого солдата, который будет стоять на вечные времена, хотя он и не отлит из бронзы и не высечен из камня. Это незримый памятник, на котором начертаны слова, стоящие в начале этого повествования о великой трагедии немецкого солдата.

С 6-й армией под Сталинградом погибли:

• штабы 4-го, 8-го, 11-го и 51-го армейских корпусов и штаб 14-го танкового корпуса;

• 44-я, 71-я, 76-я, 113-я, 295-я, 297-я, 305-я, 371-я, 376-я, 384-я, 389-я и 394-я пехотные дивизии;

• 100-я горнострелковая дивизия;

• 14-я, 16-я и 24-я танковые дивизии;

• 3-я, 29-я и 60-я моторизованные дивизии, а также многочисленные отдельные части армейского подчинения и РГК.

Кроме того, погибли 1-я румынская кавалерийская дивизия и 20-я румынская пехотная дивизия.[215]215
  Сюда не включена «группа Ласкара» (3 румынских дивизии), капитулировавшая в районе Распопинской в ночь с 23 на 24 ноября 1942 года. (Прим. ред.)


[Закрыть]

Решается судьба всего южного крыла германской армии. Стратегические основы зимней кампании. Основные оперативные положения. «Рокировка» с восточного фланга на западный. Первая фаза: борьба за освобождение 6-й армии. Вторая фаза: борьба за прикрытие тыла группы армий «А». Последствия перехода к позиционной войне. Основные принципы управления войсками в германской армии. Бои 4-й танковой армии южнее Дона. Бои группы Холлидта в большой излучине Дона. Третья фаза: борьба за прикрытие коммуникаций южного крыла германской армии. Обстановка в середине января 1944 года. Бои во второй половине января. Куда отходить группе армий «А» или 1-й танковой армии – через Ростов на решающий участок фронта или на кубанский плацдарм? Донецкий район и его экономическое значение. Обмен мнениями о дальнейших операциях. Совещание у Гитлера 6 февраля. Оставление восточной части Донецкого района и вопрос о верховном главнокомандующем. «Рокировка» проводится в жизнь. Оценка обстановки для дальнейших операций. Четвертая фаза: контрудар германской армии. Приезд Гитлера в Запорожье. Битва между Донцом и Днепром. Битва под Харьковом. Заключительный обзор.

Стратегия – это система выходов из положения.

Мольтке

В конце 1942 – начале 1943 года взоры всей Германии были обращены к Сталинграду. С тревогой и мольбой в сердце думала Германия о своих сынах, сражающихся там. Но в это же время на южном крыле Восточного фронта шла борьба, исход которой имел еще большее значение и по сравнению с которой отступала на второй план даже борьба за жизнь и свободу 200 000 храбрых солдат 6-й армии.

В этой борьбе дело шло уже не только о судьбах одной армии, но о судьбе всего южного крыла германского Восточного фронта и, в конечном счете, о судьбе всего Восточного фронта. Эта борьба не закончилась трагическим поражением.

В последний раз в войне конец этой борьбы ознаменовался триумфом победы германской армии. Но эта борьба – не говоря уже о том, что вначале она была тесно связана с боями 6-й армии, – заключала в себе такую массу напряженнейших положений и почти смертельных кризисов, что эту кампанию по праву можно отнести к числу наиболее захватывающих этапов Второй мировой войны. Германская армия в этой кампании не могла уже больше рассчитывать на завоевание окончательной победы. Ввиду ошибок, допущенных в проведении летне-осенней кампании 1942 года, в ней речь могла идти только о том, чтобы «справиться с поражением», как выразился однажды Шлиффен. В боях с противником, обладающим значительным превосходством в силах и имеющим на своей стороне все преимущества оперативной обстановки, представлявшей ему все шансы на победу, германское командование должно было отыскивать все новые выходы из положения, а германские войска должны были переносить все новые неслыханные тяготы.

Эти бои достойны описания, хотя они не сопровождались ни сигналами труб, возвещавшими победу, ни глухим боем барабанов, ознаменовавшим гибель 6-й армии. Поскольку эта кампания представляла собой отступление, она не может претендовать на громкую славу. Но она не закончилась поражением, ее завершение еще раз предоставило германскому командованию возможность добиться в войне хотя бы ничейного исхода – а это, пожалуй, больше, чем простая «заурядная победа».