Текст книги "Завоевание Тирлинга"

Возможно, Келси следовало бы расспросить Бренну о происхождении Булавы, но она не могла себе представить, чтобы альбиноска стала ей что-нибудь рассказывать. Королева подумывала привести Бренну на площадь, но в конце концов решила, что это было бы чрезмерно жестоко. А теперь пожалела о своем решении – что бы отразилось на лице Торна? Ее выводило из себя, что один безжалостный ум скрывал ответы на столь многие вопросы.

Келси с удовольствием отметила, что, по крайней мере, недюжинные габариты Ивена пришлись здесь как нельзя кстати. Когда фургон остановился, Ивен крепко держал Торна за руки, пока Элстон возился с узлами. Обычно Элстон работал в паре с Киббом, но Булава еще проверял его, пытаясь выяснить, что изменилось после его болезни. Кибб изменился, даже Келси это видела. Он реже пел, реже смеялся и казался больше погруженным в себя. Время от времени Келси ловила на себе его взгляды: он озадаченно хмурился, словно пытаясь разгадать какой-то шифр, понятный только им двоим.

У подножия эшафота Келси спешилась и поднялась по ступеням на помост в окружении стражников. Толпа ревела кошмарно, но она не возражала – какофония отвечала ее настроению. После стольких месяцев охоты за Торном сегодняшний день должен был стать днем ее триумфа, но все пошло кувырком. Торн так и не предстал перед судом, и Келси чувствовала неодобрение Карлин в виде тупой головной боли на задворках сознания. Восемь дней назад мортийцы пересекли Крите, и никакой изобретательности Холла или Бермонда было не под силу сдержать их массу. Скоро Келси придется закрывать расползающийся под стенами города лагерь и переводить беженцев внутрь. Теперь, когда бы она ни закрыла глаза, королева видела мортийскую армию: безликую черную орду, ждущую на том конце Новолондонского моста. Чего они ждут? Келси не хотелось даже думать.

Она подозвала своего герольда, Джордана. Он держался позади королевских стражников, очевидно, чувствуя себя не в своей тарелке. Не то что бы стражники были с ним грубы, но Джордан явно смотрелся рядом с ними мышкой среди ястребов.

– Попробуй их утихомирить.

Джордан подошел к краю помоста и закричал, размахивая руками. От мощи его глубокого голоса дрожали доски у Келси под ногами, но потребовалось несколько минут, чтобы толпа хоть немного успокоилась, да и то тишину постоянно нарушали свисты и бормотание. Элстон с Ивеном вывели Торна на самый верх эшафота, и тот стоял там со связанными руками, глядя куда-то вдаль поверх толпы.

– Арлен Торн, брат Мэтью и Лиам Баннакер. – Келси с удовольствием отметила, как ее слова облетают Круглую площадь и отражаются от опоясывающих ее трактиров. – Вы виновны в измене, и Корона приговорила вас к смерти. Если вам есть что сказать перед повешением, Корона слушает.

На мгновение она подумала было, что Торн сейчас заговорит. Он оглядывал толпу, как сразу же поняла Келси, в поисках Бренны – мерзкой альбиноски, к которой был так удивительно привязан.

«Ну же, Арлен!»

Но тот молчал, а потом момент уже прошел. Келси почувствовала, как мимо пронеслось холодное дуновение несдержанного обещания.

– Тварь! – закричала женщина, и все началось снова: рев толпы и проклятья. Больше тут делать было нечего; Келси кивнула Булаве и Корину, которые без лишних церемоний шагнули вперед и спихнули Баннакера и священника с помоста.

У Баннакера в одно мгновение хрустнула шея, и безжизненное тело закачалось взад-вперед перед толпой, постепенно уменьшая амплитуду. Брату Мэтью повезло меньше: задыхаясь и кашляя, он впивался пальцами в петлю, отчаянно борясь. Толпа снова начала соревноваться в метании, на сей раз пытаясь попасть в двух висельников. Большая часть «снарядов» отскакивала от деревянного фасада эшафота, не причиняя никому вреда, но один кусок с глухим стуком упал рядом с Келси: бесформенный обломок кирпича с оббитыми гранями. Рядом с кирпичом на помосте оказалась игральная карта – очевидно, оброненная кем-то из плотников во время перерыва. Сама не зная зачем, королева наклонилась, подобрала и перевернула ее. Пиковая дама.

Келси завороженно уставилась на карту: высокая женщина вся в черном с оружием в обеих руках. Всезнающий взгляд пиковой дамы пронзил Келси, словно та прочла все ее мысли до последней.

«Но нет, – подумала Келси, – это не то». Ночи, когда она резала себя до крови, случай с Киббом, непрерывно нарастающее чувство собственной силы – все это сгущалось в одну точку, вытягивая из Келси ее первобытную сущность. Она сжала руку в кулак, сминая карту.

«Это я: высокая женщина в черном, несущая смерть в каждой руке. Она – это я».

– Тихо! – крикнула она.

Навалилась тишина, быстро и резко, словно упавший занавес. Брат Мэтью все еще бился в конвульсиях, давясь в петле, но Келси не возражала против такого фона. Она подошла к краю помоста, так близко, что Пэн, неотлучно следовавший за нею, сгреб в руку подол ее платья. Последнее время на пояснице Келси, где ткань всегда туго натягивалась, образовалось чуть ли не несколько ярдов дополнительной материи. Она изменилась, стала чем-то бо́льшим, чем-то необычным.

«Королевой пик».

– Вы пришли увидеть, как этот человек умрет! – объявила она. – Но я знаю вас, люди Тирлинга! Вам не нужно повешение! Вам нужна кровь!

– Да! – откликнулись сотни голосов.

– Пусти ему кровь, госпожа!

– Отдай его нам!

– Нет. – Казалось, внутри Келси что-то разворачивается, расправляется, украдкой, словно темные крылья в ночи, и ей захотелось раскинуть их во всю ширь, почувствовать их размах. Она всегда была дочерью света, всегда любила теплые лучики, вливавшиеся в окна коттеджа, создавая ощущение, что все на свете правильно и хорошо. Но в мире нашлось и столько тьмы, манящей холодной пучиной… Народ жаждал жестокой расправы, и внезапно Келси больше всего на свете захотелось дать ему упиться этой расправой.

«Порочность. – Голос Карлин, еле слышное эхо давнего-давнего лучистого утра в библиотеке. – Растление начинается с мимолетного послабления».

Но Келси не была слабой. Она была сильна, сильнее, чем Карлин когда-либо могла себе представить. Казалось, все ее существо наполнилось ярким светом.

– Арлен.

Легчайшее дуновение, но Торн резко дернулся, поворачиваясь к ней, как марионетка на невидимых ниточках. «Он мой, – осознала Келси с мрачным удивлением. – Каждой клеточкой, каждой молекулой. Я могла бы заставить его говорить. Рассказать мне все, что я хочу знать».

Время разговоров вышло.

– Госпожа?

Почувствовав прикосновение Булавы, Келси скосила глаза и увидела, что он протягивает третью петлю. Но она отмахнулась, не отрывая взгляда от Торна, запоминая его лицо, заучивая черты. Он безмятежно глядел в ответ, и Келси поняла, что Торн не испытывает ни малейшего раскаяния, даже сейчас. В холодных белых просторах своей души он оставался в убеждении, что действовал оправданно и законно, что никто другой на его месте не сделал бы лучше. Семнадцать долгих лет обслуживать поставку живой дани… но нет, роль Торна была еще хуже. Глубоко в памяти Келси увидела краткую вспышку воспоминания: пальцы, подсовывающие перо и чернила, мягкий убеждающий голос, негромко нашептывающий: «Боюсь, у вас нет выбора, Ваше Величество. Поверьте, это лучший выход».

Внутри Келси свернулась ярость, болезненная до тошноты, ярость, возникшая будто из ниоткуда, навалившаяся, словно зверь с зазубренными когтями и острыми, как иглы, зубами. Она почувствовала на языке вкус крови.

Над левым глазом Торна открылся глубокий темный порез. Вскрикнув, он схватился рукой за лоб, и Келси с наслаждением наблюдала, как кровь просачивается между пальцами и стекает по щеке. Толпа перестала сдерживаться и снова одобрительно завопила, сбиваясь поближе к эшафоту. Келси наклонилась вперед, не обращая внимания на Пэна, крепко державшего ее за платье, и схватила Торна за волосы, запрокидывая ему голову. С перемазанного кровью лица на нее уставились ярко-голубые глаза.

– У меня для вас новости, Арлен. Теперь мы играем на моей собственной доске.

Новая рана рассекла щеку Торна от виска до уголка рта. Торн застонал, и Келси почувствовала, как крылатое существо внутри нее рычит, силясь разорвать путы. Она рассекла Торну шею, в опасной близости от яремной вены, и алая кровь брызнула на белый лен рубахи. Торн кричал, и крик его был музыкой в ушах Келси, сливаясь с одобрительным ревом толпы, воодушевляя ее. Она увидела себя их глазами: красивая женщина, длинные черные волосы хлопают на ветру, неслыханная мощь и… ужас? Келси заколебалась, увидев разворачивающуюся сцену под другим углом, словно бы за нею стоял кто-то третий, бесстрастно фиксируя ее действия. Торн упал на колени, истекая кровью из полудюжины глубоких ран. Толпа от жадного возбуждения подступила уже вплотную к эшафоту; некоторые залезли по доскам опалубки наверх и тянули руки к Торну, пытаясь схватить его за ноги. Но отпрянули при виде Келси. Даже самые нетерпеливые старались держать руки подальше от Королевы, избегая даже касаться подола ее платья. Ужас, да… как и должно быть. Разум Келси вновь обратился к темной массе мортийской армии, где-то на плодородных равнинах между Кадделом и Крите.

«Мое королевство», – подумала она, и ее внутренние крылья широко расправились, готовясь к какому-то невообразимому полету. На короткое мгновение перед нею вновь предстала та ночь, когда Кибб лежал, умирая, а она вытащила его обратно. То была сила, да, но та сила не спасет Тирлинг. Ее королевство лежало беззащитным, и она ничего не могла предложить, кроме этой тьмы. Черные крылья расправились, заключая Келси в объятия, и она чуть не вздохнула от облегчения, найденном в бездонной глубине, куда не проникал ни один лучик света и где выбирать было так легко, потому что выбора не было.

Она вернулась к Торну, проталкиваясь сквозь его кожу, ища мясо под нею. Ее сознание заострилось в убийственный клинок, и она набросилась на несчастное существо перед собой, рассекая все, до чего могла дотянуться, чуя с безграничным восторгом, как плоть отделяется от кости. Торн выл, его тело теряло форму по мере того, как смещение внутренних органов проступало на коже. Кровь хлынула у него из носа, забрызгав подол платья Келси, но она едва обратила на это внимание. Она уже погружалась в его грудную клетку, нащупывая легкие. Найдя одно, сжала, почувствовав, как оно лопается с тошнотворной легкостью. Изо рта Торна хлынуло еще больше крови, и при виде алого потока, стекающего по подбородку, Келси снова испытала наслаждение до обморока, сходное с тем, что она чувствовала, когда Пэн касался ее ночью. Но это наслаждение было более нутряным, словно удар под дых. Лопнуло другое легкое Торна, и он упал лицом вперед, корчась от боли. Толпа заревела от восторга, и ее рев окончательно завел Келси, она чувствовала себя заряженной, наэлектризованной.

– Я – Королева Тирлинга! – прокричала она, и толпа немедленно затихла. Оглядывая своих подданных, их раскрытые рты, широко распахнутые глаза, устремленные на нее, Келси почувствовала, что держит весь мир на ладони. Она уже испытывала это чувство, вот только не могла вспомнить, когда. Поставив сапог на шею Торну, она надавила, с силой, упиваясь его конвульсиями, наслаждаясь ощущением шеи под каблуком.

– Такова расплата за предательство в моем Тирлинге! Смотрите и запомните!

Шея Торна хрустнула. Он подавился последним кашлем и оцепенел, выгибаясь всем телом, а потом затих. Келси почувствовала, как жизнь его отлетела, словно листья на ветру, но дикая тьма внутри нее не уходила. Напротив, она забилась еще сильнее, требуя, чтобы Королева нашла другого предателя, требуя новой крови. Келси с трудом отогнала ее, чувствуя, что это слишком соблазнительная вещь, требовавшая вдумчивого контроля. Она поглядела на труп под ногами, на грязный отпечаток ее сапога у него на шее. Тьма внутри побледнела до белого тумана, потом исчезла.

– За Королеву! – выкрикнул женский голос.

– За Королеву!

Подняв взгляд, Келси увидела кружки, тут и там возносящиеся над толпой. Люди заранее подготовились отметить событие. Она дала толпе то, чего та хотела, в чем нуждалась… и все же Келси охватили сомнения, а в животе зрело щекочущее чувство беспокойства.

«Кто все это сделал? Королева пик? Или я?

Булава вложил кубок ей в руку, и тут Келси осознала, что вино было обязательным ритуалом. Она подняла чашу, салютуя толпе, судорожно размышляя, нужны ли тут какие-то особенные слова, которых от нее могут ждать. Нет: она – Королева. Она может придумать новую речь, ввести свой собственный обычай, и они затмят все, что было прежде.

– Да здравствует мой народ! – покричала она. – Да здравствует Тирлинг!

Толпа проревела последние слова вместе с нею, потом осушила кружки. Отхлебнув из своего кубка, Келси обнаружила, что Булава, подготовившийся заранее, был не дурак: жидкость в чаше оказалась простой водой. Однако приятной на вкус, так что Келси выпила до дна. Обернувшись отдать ему кубок, она увидела, что Булава по-прежнему сжимает в руке петлю. Как бы он ни старался сделать лицо непроницаемым, Келси почувствовала неодобрение.

– Что, Лазарь?

– Вы изменились, госпожа. Никогда бы не подумал, что увижу вас склоняющейся перед волей взбесившейся толпы.

Келси покраснела. Осознание, что Булава все так же мог заставить ее почувствовать себя пристыженной одним язвительным замечанием, удовольствия ей не доставило.

– Я ни перед кем не склоняюсь.

– Охотно верю.

Булава отвернулся, но Келси схватила его за руку, отчаянно нуждаясь в том, чтобы он понял.

– Я не изменилась, Лазарь. Я повзрослела, вот и все. Но это все та же я.

– Нет, госпожа. – Булава вздохнул, и его вздох пронесся по Келси дуновением рока на ледяных крыльях. – Уговаривайте себя, как хотите, но вы – не та девочка, которую мы забрали из коттеджа. Вы стали кем-то другим.

Глава 10
Отец Тайлер

Мы всегда думаем, будто знаем, что означает мужество. Мы говорим: если бы мне бросили вызов, я бы на него ответил, я бы не колебался. Но вот момент настал, и мы понимаем: истинное мужество требует совсем иного, чем то, что мы воображали в то давнее ясное утро, когда чувствовали себя смельчаками.

Собрание проповедей отца Тайлера,

из архивов Арвата

Арватская лестница была высечена из твердого камня, обесцвеченного белого камня, добытого в горах примерно в Конце Перехода. Но каждый шаг Тайлера становился более осторожным. Его мучили неразумные опасения, что каменные ступеньки заскрипят под ногами. Тайлер поднимался медленно, волоча за собой сломанную ногу. Иногда мимо проходили братья, спускавшиеся по лестнице, награждая его лишь поверхностным взглядом, прежде чем двинуться дальше. Положение Тайлера в качестве священника Цитадели придавало правдоподобности версии, что его могли пригласить в личные покои святого отца так поздно ночью. Но Тайлеру приходилось считать лестничные пролеты, чтобы понимать, где он. Он никогда не забирался в Арвате так высоко. И не знал, суждено ли ему спуститься.

Добравшись до девятого этажа, он шмыгнул с лестницы, прячась в нише в коридоре. От пышности обстановки у Тайлера закружилась голова, убранство этого этажа очень отличалось от простых каменных стен и домотканых ковров, украшающих комнаты братьев внизу. Золото и серебро блестели в свете факелов: подсвечники, столы, скульптуры. Полы кадарского мрамора. Стены, задрапированные красным и пурпурным бархатом.

Коридор тянулся, возможно, добрые пятьдесят футов, прежде чем повернуть налево, к личным покоям святого отца. В пределах видимости никого не наблюдалось, но Тайлер знал, что за углом он, несомненно, обнаружит стражников и прислужников, по крайней мере, нескольких, возле столь важной двери. Только-только пробило два часа ночи. Если Тайлеру повезло, святой отец спит, но надеяться, что стражники и прислужники заняты тем же самым, было бы глупо. Даже если он шел на цыпочках, ботинки Тайлера издавали шарканье, кажущееся оглушительным в похожем на пещеру коридоре.

«Я схвачу свои книги и уйду», – повторил он про себя. Всего десять книг: Тайлер уже выбрал их, так что у него не было соблазна превышать свои возможности. Ему нравилось историческое значение числа 10, соразмерное Переходу. Книги были одним из немногих предметов личного пользования, которые Уильям Тир позволил взять своим людям, десять на каждого. Если кто-то пытался протащить что-то еще, его оставляли на берегу. Это была только догадка, один из тысячи крошечных фрагментов сведений о Переходе, которые Тайлер собирал всю свою жизнь. Но он не забыл ни одного.

«Если я это переживу, – решил Тайлер, – то напишу первую историю Перехода. Сам переплету ее и предоставлю Королеве для печати».

Великая мечта, о которой приятно говорить самому себе. Но пока амбициозные планы Королевы построить печатный станок оканчивались ничем. Никто в Тирлинге не имел ни малейшего представления о том, с чего начинается строительство подобных механизмов. Средств широкого распространения письменного слова просто не было.

Будут.

Тайлер моргнул. Голос звучал неумолимо. Он верил ему.

Заглянув за угол, он увидел, что страх сделал его чрезмерно осторожным. У дверей святого отца стояли только двое мужчин, прислужники, а не вооруженные до зубов стражники, сопровождавшие святого отца, когда он покидал безопасный Арват. Будь брат Мэтью по-прежнему правой рукой святого отца, это было бы намного труднее, но брата Мэтью казнили в минувшее воскресенье. И эти двое у двери казались молодыми и мягкотелыми, и, возможно, еще не заслужившими доверия святого отца. Когда он подошел, они сонно на него воззрились.

– Добрый вечер, братья. Я должен поговорить с Его Святейшеством.

Прислужники обменялись нервными взглядами. Один из них, парень чуть за двадцать с чудовищным прикусом, ответил:

– Его Святейшество не принимает посетителей этим вечером.

– Святой отец велел мне незамедлительно явиться к нему с этой новостью.

Они снова недоуменно посмотрели друг на друга. В этом заключалось еще одно заметное отличие между Андерсом и старым святым отцом, который никогда не позволял своим людям представлять его миру, пока те не станут столь же компетентными, как он.

– Это точно не может подождать до утра? – спросил второй юнец. Он был даже моложе первого: его лицо еще усеивали скопления прыщей.

– Не может, – твердо ответил Тайлер. – Новость чрезвычайно важная.

Прислужники отвернулись от него и, сгорбившись, принялись совещаться. Несмотря на беспокойство, отец Тайлер удивился, услышав, что они играют в «Камень, ножницы, бумагу», чтобы решить, кто пойдет внутрь. После трех попыток юноша с неправильным прикусом проиграл и, побледнев, скользнул через массивные двойные двери. Второй прислужник изо всех сил старался казаться профессиональным, пока они ждали, но постоянно зевал, разрушая иллюзию. Тайлер мог только пожалеть его, этого мальчика, растущего прямо под взглядом и опекой Андерса. Он не мог представить, как мальчик будет воспринимать его Церковь, его Бога.

– Я должен проверить вашу сумку, – через несколько мгновений отважился мальчик.

Тайлер протянул сумку, и прислужник заглянул внутрь, но увидел лишь старую Библию – тяжелую книгу, подаренную ему на восьмой день рождения отцом Аланом. Прислужник протянул сумку обратно, и Тайлер перекинул ремень через голову, пристраивая сумку на боку. В последние несколько минут его страх начал угасать, оставляя после себя наэлектризованный след. Сердце казалось слишком большим для груди.

Голова другого прислужника высунулась из-за двери, и Тайлер не ошибся, увидев облегчение на его лице: Тайлера ждали.

– Пожалуйста, проходите.

Он широко открыл дверь, и Тайлер последовал за ним в общий зал: огромную комнату с высокими потолками и толстыми коврами. По стенам висели картины, повсюду стояли бархатные диваны. Прислужники не обращали на это никакого внимания, глядя строго перед собой. Но Тайлер, с любопытством изучавший комнату, вдруг пораженно вдохнул. Справа от него на низком диване развалилась совершенно голая женщина, разметав руки-ноги в разные стороны, ничего не прикрывая. Тайлер, впервые в жизни увидевший обнаженную женскую грудь, быстро отвернулся, смутившись и за женщину, и за себя. Но она словно бы совсем не замечала их присутствия, широко распахнутые глаза казались стеклянными.

– Пожалуйста, подождите здесь, – сказал ему прислужник, и Тайлер резко остановился, а юноша пошел дальше к огромному арочному проему в дальнем конце комнаты. Оставшись в одиночестве, Тайлер не мог оторвать взгляда от женщины на диване, ее грудей и темного треугольника между бедрами. Хотя он не чувствовал желания – возраст уберег, – зрелище его увлекло. Длинные темные волосы женщины рассыпались по краю дивана; она бесстыдно ответила на его взгляд. Когда глаза Тайлера привыкли к полумраку свечей, он увидел в сгибе ее локтя шприц, иголка по-прежнему уходила глубоко в руку. Заметив это, он заметил и другое: пузырек с белым порошком, еще не откупоренный, на низеньком столике между ними; ложку, согнутую и перекрученную от долгого использования; глубокий кровоподтек, идущий по другой руке женщины. Она была немолода, но со все еще гибким телом, и на взгляд Тайлера игла в ее руке казалась пагубным искажением природы.

– Кто ты? – спросила она плаксивым невнятным голосом. – Никогда не видела тебя раньше.

– Тайлер.

– Ты священник?

– Да.

Она слегка распрямилась, приподнявшись на локте. Ее взгляд слегка заострился.

– Никогда не видал голой женщины, да?

– Да, – ответил Тайлер, утыкаясь взглядом в пол. – Извините.

– Не извиняйся. Я не против, если они смотрят.

– Кто они?

– Ой… – женщина поглядела в угол, ее глаза снова помутнели. – Все они. Другие священники. Которые приходят. Они никогда этим не ограничиваются.

Что-то перевернулось в животе Тайлера.

– Хочешь потрогать, да?

– Нет.

– А вдуть?

– Нет, спасибо, – Тайлер вытащил из сумки древнюю Библию, теребя края обложки, перебирая страницы. Это придавало надежности. – Как вас зовут?

– Майя.

– Тайлер! Что привело тебя ко мне в столь поздний час?

Но святой отец уже знал. Его лицо излучало добродушие. На нем были наспех подвязанные одежды черного шелка, волосы спутались, но он не предпринимал никаких попыток оправиться, и Тайлер вдруг вспомнил, что святой отец держал двух женщин. Он забыл включить женщин в свои расчеты, а их присутствие несло в себе дополнительную опасность. На мгновение Тайлеру захотелось от всего отказаться, наврать святому отцу, а потом просто покинуть Арват под покровом ночи. Но потом, вспомнив о своих книгах, он собрал все свое мужество, нахмурился и объявил:

– Дело сделано, Ваше Святейшество.

– Королева приняла снадобье?

– Да.

– Так поздно?

– Сейчас Королева спит мало, Ваше Святейшество.

Это, по крайней мере, было правдой. Тайлера, проведшего несколько последних ночей на своем любимом диване в королевской библиотеке, несколько раз будила сама Королева, изучавшая свои книжные полки, по очереди трогая каждую книгу. Она бродила по крылу, упорно сопровождаемая Пэном Олкоттом, но всегда возвращалась в свою библиотеку за утешением. В этом они с Тайлером были похожи, но чего бы Королева ни искала, она не нашла этого. За исключением того времени, когда она впадала в свою странную кататонию, – слава Богу, святой отец ничего об этом не знал, – она почти не спала.

– Она приняла его с чаем, наверное, час назад.

– Отличная новость, Тайлер! – Святой отец похлопал его по спине, и Тайлеру пришлось приложить все усилия, чтобы не увернуться. Теперь Майя смотрела на них прищуренным, острым взглядом.

– Мои книги, Ваше Святейшество?

– Думаю, сперва мы подождем и убедимся, что дело сделано, Тайлер. Ты понимаешь. – Святой отец усмехнулся улыбкой хищника, исказившей его лицо. Тайлер еще крепче вцепился в свою Библию, но кивнул.

– Можно мне хотя бы взглянуть на мои книги, Ваше Святейшество? Я по ним скучаю.

Святой отец уставился на него: секунда показалась вечностью.

– Конечно, Тайлер. Идем, они в моей опочивальне.

Уголком глаза Тайлер увидел, как Майя в смятении разинула рот. Ее присутствие могло все испортить, но пути назад не было. Стоило святому отцу отвернуться, как Тайлер изо всех сил размахнулся Библией, словно дровосек топором. Тяжеленная книга влетела святому отцу в затылок, сбив его с ног, но удара оказалось недостаточно: святой отец встал на четвереньки и глубоко вдохнул, готовясь закричать.

– Пожалуйста, господи, – выдохнул Тайлер. Он прохромал вперед, подобрал библию и снова приложил ею святого отца по затылку. Святой отец беззвучно повалился на ковер и на этот раз остался лежать неподвижно.

Подняв голову, Тайлер обнаружил, что Майя смотрит на него широко распахнутыми глазами. Он спрятал Библию в сумку, подняв руки, чтобы показать, что не причинит ей никакого вреда.

– Мои книги. Он ведь соврал? Они не здесь?

– Их унесли неделю назад. В подвал.

Это – отчетливее всего остального – сказало Тайлеру, что обещанная награда была ложью. Если бы он выполнил задание, святой отец… что? Убил бы его? Тайлер пару секунд рассматривал человека на полу – дышит, с благодарностью заметил Тайлер, – прежде чем узрел четкий путь, умный ход: святой отец передал бы его Булаве.

– Спасибо тебе, Господи, – вздохнул Тайлер, – что я этого не сделал.

– Вы священник Королевы, – сказала Майя.

– Да. – Тайлер подался к двери, прислушиваясь, но снаружи не раздавалось никакого шума. И все же он должен уйти сейчас, пока святой отец не пришел в сознание, пока женщина не подняла тревогу. Он взялся за дверную ручку, но его остановил ее голос:

– Королева хорошая?

Тайлер повернулся и обнаружил, что глаза Майи наполнились тревогой. Он видел подобное страдание давно, в деревне, когда умирающие прихожане просили еще не посвященного Тайлера принять их последнее покаяние. По какой-то непонятной причине Майе было отчаянно нужно услышать ответ «да».

– Да, хорошая. Она хочет сделать лучше.

– Для кого?

– Для всех.

Майя смотрела на него еще пару мгновений, а потом поднялась с дивана. Тайлер больше не стыдился ее наготы: на самом деле на какое-то время он даже забыл об этом. Майя подбежала к распластанному телу святого отца и, немного повозившись, стянула цепочку через его голову. На цепочке оказался маленький серебряный ключик.

– Мне надо уходить, – сказал ей Тайлер. Ему не хотелось оставлять ее здесь, она была в ужасной беде, но он не мог и взять ее с собой, даже если бы она захотела сбежать. Адреналин выветрился, и его быстро накрыло осознание того, что он сделал. С ногой дела обстояли еще хуже, чем он думал: поднимаясь по лестнице, он сильно ее перенапряг. Обратная дорога обещала стать ужасной.

– Моя мать была про́сти, священник.

– Что?

– Про́сти. Проституткой. – Майя уверенно пересекла комнату и присела перед полированным дубовым шкафчиком. Тайлер едва узнавал в ней томную наркоманку, какой она казалась мгновение назад.

– Она рассказывала нам о том, что сделает однажды, об очень важном поступке, который перечеркнет все, что было до этого. В жизни бывает лишь один миг, говорила мама, и когда он придет, надо дерзать, чего бы это ни стоило.

– Мне правда надо…

– Я слышала его рассказы о вторжении. Мортийцы скоро подойдут к стенам, и их так много, что не сдержать. Без чуда не обойтись.

Щелкнул замок, и Майя открыла шкафчик, потом посмотрела на Тайлера, ее лицо внезапно стало хитрым.

– Но, говорят, у Королевы чудес хоть отбавляй.

Когда она встала, у нее в руках оказался большой деревянный ларец, отполированный до блеска: в факельном свете его грани светились глубоким вишневым.

– Вы должны вернуть это ей. Держать ее здесь неправильно.

– Что это?

Она открыла крышку, и перед Тайлером предстала корона Тира на темно-красной подушечке. Серебро и сапфиры сверкали, отбрасывая блики на открытую крышку ящичка.

– Это мой миг, священник, – заявила Майя, пихая ящичек ему в руки. – Возьмите и уходите.

Тайлер задержал на ней взгляд, снова думая о фермерах, которых знал в молодости, умирающих в своих хатах, отчаявшихся исповедаться, и пожалел, что не может остановить время, хотя бы на час, чтобы посидеть и поговорить с этой женщиной, которую некому выслушать. Туман в ее темных глазах окончательно рассеялся, и Тайлер увидел, что они красивы, несмотря на окружающие их морщины.

– Энди? – женский голос донесся из-за затемненной арки, сонный и растерянный. – Энди? Куда ты делся?

– Идите, священник, – распорядилась Майя. – Я постараюсь ее задержать, но у вас очень мало времени.

Тайлер замешкался, потом взял ящичек и засунул в сумку вместе с Библией. Мгновение скорбь по книгам угрожала захлестнуть его, но он не дал ей завладеть собой. Он даже устыдился, что посмел чувствовать такое сейчас. Он потерял библиотеку, а стоящая перед ним женщина рисковала жизнью.

– Идите, – повторила она, и Тайлер заковылял к дверям, приоткрыв одну и протиснувшись наружу. Он бросил последний мимолетный взгляд на Майю, уставившуюся на пузырек на столе, прежде чем закрыть за собой дверь. Прислужники, стоявшие по обе стороны от дверей, так небрежно прислонились к стене, что Тайлер подумал, что они подслушивали. Тот, с прикусом, посмотрел на него, прищурившись, а потом спросил:

– Святой отец звал нас?

– Нет. Мне кажется, он уже удалился на всю ночь. – Тайлер повернулся и пошел по коридору, но не успел сделать и нескольких шагов, как ему на плечо опустилась рука.

– Что в сумке? – спросил прислужник.

– Библия.

– А еще?

– Новое одеяние, – ответил Тайлер, удивляясь с какой легкостью придумал, что соврать. – Святой отец произвел меня в епископы.

Они отступили, обменявшись тревожными взглядами. В иерархии Арвата личные помощники святого отца, даже прислужники, считались значительней священников. Другое дело епископ: даже самому низшему епископу никто не осмеливался перечить. Словно по взаимному согласию, оба прислужника поклонились и отошли.

– Доброй ночи, Ваше Высокопреосвященство.

Тайлер повернулся и захромал по коридору. Он предполагал, что через пару минут, не больше, они догадаются, что его история абсурдна. Святой отец не хранил у себя запасные одеяния епископа и не раздавал их, словно конфетки. Да и вторая женщина могла поднять тревогу в любой момент. Тайлер остановился наверху лестницы, глядя вниз на концентрические квадраты, словно в лицо смертельному врагу. Нога уже пульсировала, яркие вспышки боли пробегали от бедра к пальцам. Ему бы хотелось вызвать лифт, работающий по ночам в ограниченном режиме, обслуживая этаж святого отца. Служители, возможно, согласились бы спустить его до комнат братьев. Но лифт придется ждать – ночью платформа опускалась на нижний этаж Арвата, – и, если тревогу поднимут, пока он будет в нем, он застрянет между этажами, а потом придут стражники Андерса и схватят его. Нет, нужно спускаться по лестнице, и судя по тому, в каком состоянии находилась нога Тайлера, скоро ему придется прыгать.