Текст книги "Плюшевые самураи (сборник)"

Пирамиды

Оранжевый грунт, розовое небо, голые камни. Иван выглянул в единственный иллюминатор, по земной привычке – здесь, на поверхности Марса, изменения редки. Даже когда налетает буря, клочковатые облака, мчащиеся по небу, едва заметны. Только зимой грунт может покрыться сухим льдом – замерзшей углекислотой; но до зимы далеко, иней выпадет нескоро.

В распоряжении Ивана имелось целых шестьдесят квадратных метров жилой площади: три спальни, гостиная, каюта управления и связи, пищеблок, круглая комната обсерватории с мощным телескопом. И еще метров двести технических залов – туда надо выходить через шлюзовую камеру, в скафандре.

Американский экипаж улетел после полутора лет пребывания на станции – сейчас дежурил русский космонавт, которому предстояло прожить здесь еще два года, из них шесть месяцев – одному. Американцы помогли ему подключить привезенный реактор и вернулись домой. Следующий, интернациональный экипаж, доставит дополнительную технику, и начнет сооружение купола.

Восемь часов тридцать минут по московскому времени. Сейчас оно почти совпадало с марсианским, но сдвигалось постоянно – ведь сутки на Марсе длятся двадцать четыре часа и сорок минут. Сеанс связи в одиннадцать утра. За два с половиной часа нужно многое сделать – в частности, заготовить десяток каменных блоков для строительства купола будущей станции.

Иван сел за рычаги в каюте управления, надел виртуальный шлем и завел двигатель «Лося» – суперкомбайна, который собирали на Марсе в течение пяти лет. Но заработал он только сейчас – после запуска реактора, дающего необходимую энергию двигателям и лазерам.

Шагающий комбайн отошел от штабеля уже готовых блоков, рядом с которым Иван оставил его вчера, и вгрызся лазерным резаком в скалу, выпиливая блок метрового размера. Пять минут – и дымящийся кусок камня отвалился в подставленные манипуляторы. «Лось» развернулся, шагнул к штабелю таких же заготовок, ловко взобрался на «третий этаж» – за месяц камня вырубили порядочно – положил блок к другим, спустился и принялся резать следующий кусок.

Пятнадцать минут – кубометр камня. Час – четыре кубометра. Перерыв, чтобы остыли детали комбайна. На купол станции требуется очень много камня – толщина стен будет минимум два метра, высота купола в верхней точке – сто метров, диаметр – триста метров.

Без десяти одиннадцать Иван встал из-за рычагов, налил себе чашку кофе, проглотил пару сухариков. Есть не хотелось – аппетит на Марсе пропадал почти у всех. Держа кружку с кофе в руке, пошел в гостиную, настроил коммуникатор. Выливать напиток в условиях станции – бесхозяйственность. Хочешь, не хочешь, надо допить.

Позывные Земли зазвучали на минуту раньше срока. Голос оператора был странным – дрожал, как будто его сильно расстроили, или обидели. Прежде такого не случалось.

– Филатов, сейчас с вами будет говорить президент, – сообщил оператор. – Две минуты до связи.

Сигнал, идущий от Земли к Марсу, запаздывал примерно на минуту – за ожидаемое время можно было задать еще один вопрос. Иван удивился – вроде бы, все его действия были штатными, аварий не происходило – а для новых заданий вполне достаточно команды дежурного инженера, или главного инженера.

– Президент марсианской программы? – уточнил он.

– Президент России, – ответил оператор две минуты спустя. Включился экран телевизионной связи – трансляция велась из президентского кабинета. Впрочем, Иван никогда не посещал президента, и как выглядят его апартаменты, не знал, но было ясно, что это не главный зал центрального управления программой. Сам президент предстал перед камерой в костюме и галстуке – редкость для него – но с темными кругами под глазами.

Филатов лихорадочно соображал. День рождения у него через три месяца, выборы президента – через два года. Зачем он мог понадобиться? Что хочет сказать ему президент? Или для чего-то решил лично услышать отчет о проделанной работе?

– Здравствуйте, Иван, – голос президента был уставшим, словно он всю ночь разгружал вручную вагоны, а теперь вот собрался сделать несколько звонков друзьям и знакомым. – Вы мужественный человек – поэтому я не буду готовить вас к неприятным новостям…

Под ложечкой у Филатова засосало. Когда неприятную новость сообщает тебе лично президент – какая это должна быть новость?

– Мне очень жаль, но вы не сможете вернуться на Землю, – жестко сказал президент.

Пальцы разжались сами собой – кружка грохнулась на стол, едва теплый кофе брызнул на брюки. В голове пронеслись тысячи разных мыслей. О том, что он сам попросился лететь на Марс. О том, как ему не повезло с рейсом – грузовик вез реактор и не был оборудован системой возвращения. А на прилетевшем до этого корабле улетели американцы. Планировалось, что Филатова заберет следующий корабль. Неужели продажные политиканы не выделят нескольких миллионов на спасательную экспедицию – даже если марсианский проект решено закрыть?

Сразу вспомнились жена и сын – как они без него? Им выплатят страховку, дадут пенсию – но как хотелось приласкать ребенка еще раз! Хотя бы один раз…

– Что случилось? – деревянным голосом спросил Иван. Его вопрос дойдет до земли через минуту.

Неужели нет выхода? Система рециркуляции воды и кислорода на станции может работать очень долго. Пищи хватит, по меньшей мере, лет на десять. Или выяснилось, что реактор спроектирован неправильно и в ближайшее время взорвется? Скорее всего, так. Что ж, Иван знал, на что шел, когда записывался в отряд космонавтов. Знал, как велик риск участия в марсианской программе. По крайней мере, стоит надеяться, что он умрет быстро. И достойно.

– Но вам повезло даже больше остальных. Земля погибнет через два дня, – президент словно бы услышал его, хотя сигнал никак не успел бы пройти путь до Земли и обратно. – Как сообщили мне аналитики, вы проживете дольше всех. Орбитальные станции будут уничтожены, вашим коллегам, возвращающимся с Марса, некуда будет садиться – а вернуться к вам на базу они уже не смогут. Только вы единственный человек, который может прожить еще десять лет, или даже больше. Вы обязаны использовать время с толком. Или не обязаны. Честно говоря, я не знаю. Не знаю, зачем вообще даю какие-то команды, разговариваю с вами, когда осталось всего два дня…

– В чем заключается угроза для Земли? – спросил Иван. Ему не казалось, что все это всерьез. Друзья, наверное, разыгрывают его. Еще и президента на компьютере смоделировали… Хотя за такие розыгрыши надо убивать.

– О ситуации вам расскажут коллеги, – президент все еще не слышал его вопросов – но излагал четко. – А вас я хочу попросить сохранить в целости базу. И, может быть, написать что-то… Оставить знак представителям других цивилизаций… Это все глупо, но ученые, возможно, передадут вам программу действий – если успеют ее разработать. Энтузиасты, понимаешь ли…

Президент, не прощаясь, отключился – а на экране возник дежурный инженер – Павел Слотин. Невооруженным глазом было видно, что он в стельку пьян.

– Привет, счастливчик, – заплетающимся языком пробормотал он.

– Вы что, с ума сошли? – Иван с трудом сдерживался, чтобы не закричать. – Что происходит?

Слотин не умел угадывать мысли, к тому же, состояние его было далеко не самым лучшим для разумного разговора. Но вопросы Филатова постепенно доходили до Земли.

– Астероид, – тоскливо пробормотал Павел. – Самый обычный астероид… Точнее, совсем необычный – да какая теперь, на хрен, разница? – Казалось, инженер надолго задумался.

– И что? Астероид убьет всех? Он такой большой?

– Ага, – Слотин отозвался нескоро. – Не только большой, но и быстрый. Диаметр – тридцать два километра. Скорость – пятьдесят тысяч метров в секунду. Лобовое столкновение где-то в районе Красного моря. Но, как ты понимаешь, это совершенно без разницы.

Иван думал. Скорость объекта очень высока – даже по космическим меркам. В Солнечной системе ничто не летает так быстро. Видимо, астероид – пришелец издалека… Поэтому его не обнаружила система глобального оповещения, на которую потратили столько денег в ущерб другим космическим программам. Остановить тридцатикилометровую глыбу – по сути, небольшую планету – несущуюся с такой скоростью, невозможно. Современное развитие техники не позволит даже высадиться на ее поверхности, потому что для этого летательный аппарат должен зайти астероиду в хвост, а потом разогнаться до пятидесяти километров в секунду. Нереальный маневр. А взрывать бомбы перед глыбой или лупить ее болванками – занятие заведомо неперспективное.

– Информация точная?

– Точнее не придумаешь, Ваня. И самое паршивое, что она просочилась на телевидение и в прессу. На улицы сейчас лучше не выходить. Плач, скрежет зубовный, мародерство и насилие. Компетентные органы не справляются – тем более, половина их сотрудников разбежались по домам. Да что там полицейские – у нас не вышла на работу треть персонала.

Филатов взглянул на часы – сеанс связи подходил к концу. А Слотин спустя две минуты хмыкнул:

– Не боись, Ванька, я с тобой буду разговаривать Ресурс нечего экономить. Один хрен – через три дня передатчик в дым превратится. Так что поговорим. Даже выпить вместе можем…

Иван увидел дикую картину – посреди ЦУПа Слотин наливает в граненый стакан коньяк с большим количеством звездочек на этикетке.

– И какие у вас еще новости? – пробормотал космонавт.

– Цианистый калий в аптеках подорожал, – мрачно бросил Павел после того, как два раза опорожнил стакан. К чести инженера, наливал он свой импровизированный бокал не полностью, а примерно на пятую часть – сказывалась выработанная годами культура потребления благородного напитка. – И оружие нарасхват. Магазины многие закрылись, но люди витрины громят – причем берут все больше консервы. Зачем они им? Пока живут – надеются. А я не надеюсь, ибо вооружен знаниями. Коньячку вот только прихватил. Не пропадать же ему?

– Домой не пойдешь? – паузы были невыносимыми.

– Зачем? Холостой я, родных нет, в квартире тесно и грязно. А у нас в центре просторно, общение культурное, средства связи бесплатные. Впрочем, сейчас уже без разницы – платные они, или нет. Последние дни живем. Выпьем, Ваня?

– Подожди, Паша! Давно это все началось?

Остановиться Павел, естественно, не успел. Пока шел сигнал, налил себе даже два раза. Потом ответил:

– Люди вчера взволновались. Мы сигнал два дня назад получили.

– С Наташей ты меня можешь соединить?

– Попробую… Номер продиктуй – не знаю, где искать.

Непослушными пальцами Павел набрал на своем мобильном телефоне продиктованные Иваном цифры. Наташа отозвалась сразу же, как только пошли гудки.

– Инженер Слотин беспокоит. Соединяю вас с Марсом, девушка, – с глупой и одновременно тоскливой улыбкой сказал Павел. – Вы разговаривайте – я отойду пока. Муж ваш ответит через минуту – задержка сигнала.

Телефон он положил рядом с микрофоном, подкрутив настройку громкости.

– Ваня? Ванечка? – Наташа плакала, словно не могла поверить.

– Это я, Наташенька, еще не слыша жену, закричал Иван. – Как вы? Как Никита?

Наташа продолжала плакать. Сквозь слезы с трудом проговорила:

– Никита рад. Он ведь не знает ничего. В детский сад не ходит, мама дома. Я ему игрушек накупила, сладостей, чипсов. Теперь ведь все равно, что вредно… Только он спрашивает все время: почему ты плачешь, мама? А я на него смотреть не могу. Себя не жалко, тебя не жалко – а за Никиту сердце разрывается. И еще спрашивает: когда папа приедет? Хочет тебя увидеть.

Иван судорожно выдохнул воздух.

– Может быть, мы встретимся где-то… В другом мире.

– Ты же никогда в это не верил.

– А на что нам еще надеяться? – Иван говорил прерывисто, делая большие паузы между предложениями. И еще большие паузы – между вопросом и ответом. – Все мы умрем. Жаль, что я проживу дольше вас. Но я должен. Давай прощаться, милая.

– Время заканчивается? – всхлипнула жена.

– Да. Время… Все наше время. Я тебя любил. Люблю. И буду любить.

– Позвать Никиту?

– Нет. Нет. Я не смогу удержаться. Почему мы сейчас не рядом?

Но Никита уже кричал:

– Папа! Папа! Мы сегодня с мамой дома! И завтра дома. И всегда теперь будем вместе.

– Хорошо, зайчонок. Я тоже буду с вами. Чуть позже. Никуда не выходите из квартиры. Говорят, в городе неспокойно.

– Я буду тебя ждать! – обещал сын.

Он рассказывал что-то еще – о новых игрушках, о том, чему научился за последнее время – когда телефон отключился. Вернувшийся минутой спустя Слотин взял аппарат в руки и констатировал:

– Бездушные капиталисты из сотовых компаний по-прежнему требуют, чтобы мы оплачивали разговоры. А я не хочу выходить за карточкой. Киоск придется взламывать – потому что денег у меня, по-моему, больше нет. Если захочешь, мы позвоним им по городскому телефону. Потом.

– Я не знаю… Вы высчитывали силу удара – подземные бункеры не помогут?

Пока шел сигнал, Иван вычислял сам: если диаметр глыбы тридцать два километра, а радиус – шестнадцать тысяч метров, то объем такого шара – около четырех миллиардов кубических метров. В каждом кубометре – от тонны до пяти веса, в зависимости от плотности объекта. И эта глыба мчится со скоростью восемьдесят тысяч метров в секунду. Кинетическая энергия не просто огромна – она чудовищна. Миллионы, миллиарды мегатонн в тротиловом эквиваленте. Землю разорвет на куски. Погибнут не только люди – все живое, даже бактерии. Скорее всего, планета расколется на тысячи осколков – как мифический Фаэтон, из которого образовался пояс астероидов.

– Нет, дело абсолютно безнадежное, – почти спокойно ответил Слотин. – Так что можно не питать лишних иллюзий. И точность наведения просто потрясает – будто специально целились.

– Может, так и было? – спросил Иван.

Ответить Павел не успел – пропал сигнал. Не иначе, в городе отключилось электричество – энергетики тоже посчитали, что могут с большим толком провести оставшиеся два дня, если останутся дома. Если ученые и разработают какой-то план действий для оставшегося на Марсе человека – он о нем не узнает…

С помощью параболической антенны Иван поймал передачу какой-то радиостанции. Ведущий возбужденно рассказывал на английском языке, как люди за баснословные деньги покупают места в заброшенных шахтах и таскают туда запасы пищи и воду. Говорил парень весело. Он был молод, и не верил, что Земле действительно приходит конец.

Впрочем, трансляция скоро прекратилась. А на станции наступил вечер – Марс повернулся к Земле другой стороной, параболическая антенна стала бесполезна. Спутник, ретранслирующий сигнал с родной планеты, был рассчитан только на направленную передачу и обеспечивал техническую связь.

Резать каменные блоки не поднималась рука – хотя заняться чем-то не помешало бы, и плановое задание на сегодня Иван не выполнил. Вместо этого он устроился в обсерватории – включил стереосистему на воспроизведение по кругу, поставил «Воина вереска» «Мельницы» – и смотрел, смотрел на звезды – пока не уснул прямо под телескопом. Он хотел найти в небе астероид-убийцу и послать ему проклятие – но не знал, в какой стороне нужно искать. Так же, как не знал точного времени катастрофы.

Весь следующий день Иван пытался разглядеть Землю в телескоп. Солнце жгло глаза, из них текли слезы… Связь отсутствовала. Планету не было видно. Великое противостояние – с Земли Марс видно отлично, а вот наоборот – не очень-то.

На третий день стало ясно – все кончено. Ни шороха в эфире – только гулкий треск помех. И в какой-то момент у Ивана в душе словно бы что-то оборвалось от невыносимой боли. Он понял – случилось, хоть и не видел ничего. Все его близкие мертвы. Все люди мертвы – или умирают.

Через несколько недель он, возможно, увидит то, что осталось от земли. Груду обломков? Багровый шар планеты, на которой полыхает пожар? Льдистое свечение густых облаков, образовавшихся после удара и закутавших истерзанную Землю?

Запасы энергии в реакторе почти неограниченны. Во всяком случае, на ближайшие десять лет хватит. Ресурс «Лося» очень велик. Его проектировали и монтировали лучшие специалисты. Что толку писать письма в никуда, составлять никому не нужные отчеты – бумага истлеет, станция рано или поздно потеряет герметичность и будет разрушена…

Сев за рычаги управления комбайном и надев виртуальный шлем, Иван без устали резал блоки. Он остался один. Но он воздвигнет монумент, который простоит тысячелетия. Памятник Земле и своей семье. Три пирамиды: большую, чуть меньше и совсем маленькую. Копии древних пирамид.

Размеры усыпальницы Хеопса Иван помнил – двести тридцать три метра сторона основания, сто сорок семь метров высоты. Такую пирамиду он не сложит – ведь для нее понадобится больше двух с половиной миллионов кубометров камня – если вырезать и укладывать каждый день по сорок метровых блоков, работы на двести с лишним лет. Столько он не проживет, да и техника не выдержит. Но пирамиду нужной пропорции с шириной основания в пятьдесят метров, а высотой тридцать один с половиной он успеет сложить. Работы без выходных на два года – или на три, если темп выдержать не удастся, а техника потребует ремонта. Потом можно сложить еще одну пирамиду, и еще… А на стенах пирамид вырезать послание тем, кто придет.

И, разобрав пиктограммы, пришельцы из других звездных систем, или те существа, что вновь разовьются на Земле через миллионы лет, смогут понять: в этой звездной системе жили двуногие, которые добрались до Марса и оставили на нем свой след. Как когда-то поступили гости долины Нила, труд которых так и не смогли повторить многие поколения жителей древнего Египта.

ПИ

В отделение полиции парень зашел бочком, словно чего-то опасаясь. Дежурный офицер вскользь взглянул на невысокого, щуплого блондина и вернулся к изучению голографического дисплея оперативного компьютера. Только широкие ноздри шевельнулись, обнюхивая посетителя – ничем подозрительным тот не пах.

– Я к вам, офицер.

– Да уж понял, гражданин, – басовито ответил тот, шевельнув ушами. – Ограбили? Оскорбили? Подвергли домогательствам?

– Нет, я по другому делу…

– Хотите написать заявление?

– Пройти собеседование. Василий Ерохин, приехал из России…

Полицейский оторвался от дисплея и внимательно осмотрел парня. От его взгляда не укрылись ни довольно слабые руки – вряд ли потенциальный рекрут сможет подтянуться больше пяти раз, – ни небольшая черепная коробка – объем памяти в пределах среднего. Нос был небольшим, уши – оттопыренными, но как-то странно – словом, непонятно было, какие преимущества имеются у этого самого Ерохина.

– Хм, вот как? Занятно, гражданин… Стало быть, решили послужить обществу? Похвально. Только удастся ли?

– Надеюсь.

– И я надеюсь. Присаживайтесь.

Василий опустился на табурет – экран мерцал между ним и полицейским, но офицеру это, похоже, не мешало. Он активировал дублирующее запоминающее устройство и произнес:

– Итак, приступим к официальному собеседованию. Проводит капитан Асад Эети, полиция Константинополя, на должность претендует Василий Ерохин, гражданин России, что дает ему право замещать любую должность в государственных органах объединенной Европы. Что послужило причиной решения пополнить ряды нашей доблестной полиции, гражданин Ерохин?

– Мне нужна работа.

– Честно и откровенно. И на том спасибо. По крайней мере, вы идете сюда не для того, чтобы поквитаться с подонками, толкнувшими вас на улице. Образование?

– Высшее.

– О, очень даже неплохо. Специальность?

– Искусствовед.

– Искус – чего? – удивился офицер. – Искушаете кого-то?

– Нет, нет. Изучаю искусство. Древнее и современное. Точнее, изучал.

– Хм… А зачем его изучать? Польза в этом какая? Впрочем, мы отвлеклись, гражданин Ерохин. Кстати, удостоверение личности и диплом не позволите?

Василий с готовностью протянул две карточки, которые полицейский мигом сосканировал и вернул владельцу. Лицо его стало задумчивым.

– Хорошо… В Константинополь зачем приехали? То есть я хочу сказать, почему именно здесь на работу устраиваетесь? Вы ведь нездешний. Намерены жить?

– Да. Мне климат понравился. Архитектура, опять же, интересная. И история…

– Что ж, полицейские силы сейчас не в том положении, чтобы отказываться от гражданина с высшим образованием – пусть и по такой странной специальности. Вашу медицинскую карту, пожалуйста.

Ерохин протянул еще одну карточку, офицер сосканировал и ее, удивленно поднял густые брови.

– Я не уловил, гражданин Ерохин. Чему равен пи?

– Нулю, – потупил глаза Вася.

– Но-но, гражданин! Мы не в игрушки здесь играем – не может такого быть, чтобы пи равен нулю.

– Как же не может? Может. Вот, и в карточке записано.

Офицер потер заросшие курчавым мехом щеки и пристально взглянул на Василия – вертикальные зрачки на мгновение расширились, словно полицейский хотел пронзить его взглядом. Ноздри опять затрепетали – не иначе, он пытался уловить идущий от Ерохина запах страха. Но тот, похоже, ничего не боялся. Только немного нервничал.

– И зубы никогда не модифицировали? – удивился офицер. – Я всяких типов видел, и эстетов, и возвращенцев, но уж акулий-то ген, чтобы зубы росли, все ставят. Вклад в процент изменения – пять сотых! Чего ж не добавить?

– А я вот не добавлял, – скромно заявил Василий. – Знаете, офицер, у меня даже две пломбы есть.

– Две что у вас есть?

– Пломбы. Это такая штука, из специального пластика. Ее ставят в дырку, если она есть в зубе. И зуб почти как новый становится.

– Ничего себе! – офицер, видно, порылся в памяти – она у него была, судя по размерам черепа, расширена едва ли не вдвое, и обошлась увеличением пи не меньше, чем на четыре. – Где же вы нашли такого доктора, что поставил вам пломбу? Стоматолога, так сказать?

– В Балашихе, – ответил Вася. – Это ближнее Подмосковье.

– А там что? – офицер опять на мгновение задумался, и нашел ответ. – Зоопарк – хранилище чистых генов. Вот при зоопарке докторов всех профилей и держат – немодифицированные животные слабы. Да, гражданин Ерохин, удивили вы меня. Только, боюсь, в полицию я вас принять не смогу.

– Почему? – вскинулся Василий.

– Да потому, что к работе нашей вы не приспособлены.

– То есть как – не приспособлен?

– А вот так. Возьмем меня, к примеру. Пусть я и не образец совершенства, но кое-какие модификации специально для полиции делал. Повышенная зоркость – раз. Зрение у меня – триста процентов, повышение пи из-за него – два, модификация генами орла и кошки. Нюх улучшен в пять раз. Собака, слон, крыса. Повышение пи – полтора. Слух втрое улучшен – процент изменений на какие-то десятые доли увеличился, и считать не стоит.

– А гены шакала вам зачем? – поинтересовался Вася.

Полицейский хмыкнул.

– По шерсти на лице определили? Это не для полиции – я еще в молодости ставил – чтобы не травиться. Желудок слабый был, а ели всякую дрянь. Бедно жили, гражданин. Геноизменяющие добавки стоили много дешевле, чем обед в ресторане.

– Нас голод стороной обошел…

– И возможности мозга я, конечно, расширил, – продолжил рассказывать о своих усовершенствованиях Асад Эети. – Немного от дельфина, чуть-чуть от слона. Очень удобно – можно любую базу данных в мозгу держать. А вы, Ерохин, хоть бы немного модифицировались! Странно даже как-то. И от родителей вам ничего не досталось?

– Мои родители были невидоизмененной парой.

– Сектанты?

– Нет, им и так, в общем-то, хорошо жилось.

– Ага, значит, просто убеждения. И как они только нашли друг друга?

– По объявлению в Сети.

– Ясно. И все равно – в полицию я вас, гражданин, принять не могу, ибо к патрульной работе, а уж тем более к следственной, способностей у вас нет.

Василий насупился.

– Ваше решение нарушает мои права, как пи-хомо, – сообщил он. – Конституция Объединенной Европы и прилегающих территорий, пункт семнадцать. Процент изменений не может быть дискриминационным признаком при приеме на работу – если субъект классифицируется как хомо сапиенс по большинству признаков.

– Хм… Но эта поправка – она ведь совсем о другом… Прежде не брали на работу тех, у кого пи слишком велик.

– Вам еще раз процитировать статью Конституции, офицер Эети? – голос Василия дрожал от волнения. – Там не сказано, маленьким или большим должен быть пи. У вас есть вакансии – я прочел объявление в Сети. Значит, вы обязаны меня взять. Хотя бы с испытательным сроком.

– Не стоит цитировать статью – я ее помню, – буркнул офицер. – Вы знаете законы, хоть и не расширяли возможности мозга. Пройдете краткосрочные курсы и начнете работать в паре с лейтенантом Друмбо Ханом.

Офицер яростно почесал за ухом – все время какой-то подозрительный зуд. Надо не забыть сделать прививку от чумки.

* * *

Друмбо Хан не шел – он прыгал по мостовой, постоянно принюхиваясь, прислушиваясь, время от времени заглядывая в окна, а порой и припадая к самой земле, словно пытаясь взять след. Когда жилые дома закончились, а пешеходная дорожка повернула под сень деревьев, Друмбо насторожился и обратился к напарнику:

– Приморский парк. Бывал?

– Не доводилось, – ответил Василий. – Я в аквапарке отдыхал – он, кажется, где-то рядом.

– Да, триста метров, но там тихо. А здесь он двоих сожрал. И, я тебе скажу, неслабые ребята были – потерять мне хвост, если не так. Один – на восемь процентов лев. Зубы, когти, мышцы… Он в парке свидание одной кошечке назначил. Порезвились они, кошечка по травке каталась, отдыхала, когда этот на парня кинулся. За полминуты порвал – чтоб у меня блохи завелись! Кошечка в кусты. Убийца даже гнаться за ней не стал. А когда она догадалась полицию вызвать – через пятнадцать минут – парень уже обглоданный был. Вот, на этой самой лужайке мы его нашли. Запах еще держится… – Друмбо повел чутким носом.

Василий внимательно осмотрел лужайку. Из окон домов ее не видно – только с тропинки. Удобное место для нападения, что ни говори. Но неужели убийца не заметил подругу жертвы? А если заметил – почему отпустил?

– У второго, которого он загрыз, десять процентов волчьих генов, пять – обезьяньих, и чего там только еще намешано не было. Скинул с дерева и задушил в самых зарослях, – продолжил Друмбо, помахивая хвостом. – Волк этот наверняка жертву поджидал – и к провидцу не ходи – что ему еще ночью на дереве делать было? Но сам из охотника в добычу превратился – стало молоко простоквашей… Только убийцу нашего это не оправдывает – мы его содействовать полиции не просили, да еще и самосуд чинить. И волка этого он порядком объел.

– Как узнали, что один и тот же убийца работал?

Друмбо даже подпрыгнул от возмущения и хлестнул гибким хвостом себя по боку.

– Ты что, парень? По запаху, конечно, как же иначе? Ну и слюну исследовали, понятное дело, которая в укусах на трупах осталась. Так что сомнений никаких быть не может.

– Ясно, – вздохнул Василий.

– Еще одного в подъезде дома завалили – неподалеку. Там притон на третьем этаже – наркоманы забредают, извращенцы, словом, все кому не лень. Так вот, одного посетителя он тоже прикончил – не видать мне полдников по вечерам! Хребет сломал – и даже жрать не стал, сволочь.

– Почему сволочь? – удивился Ерохин.

– Ну, ладно, если бы охотился, собака злая. А просто так убивать зачем? Наркоманом этот подонок был, со змеиными генами нелады у него какие-то вышли, вот он и начал ширяться напропалую. А нам его убийство расследовать. Понял, какая измена?

– Понял. – Василий кивнул.

В самой чаще, у старой кирпичной стены, отгораживающей его от аквапарка, развлекались пятеро субъектов – длинноухих, косоглазых, с вытянутыми лицами – кролики едва ли не на двадцать процентов, плюс еще целый букет генных изменений. Хотя по статусу, несомненно, пи-хомо, людьми их называть язык не поворачивался. Целое семейство, две самочки и три самца. У самок широкие, гладкие бедра, нежные лапки, мягкая шерстка. Самцы длинноногие, угловатые. Все голые, одежда свалена в кучу у стены.

Завидев двух чужаков, самец, который в это время был не у дел, одним прыжком с места преодолев три метра, выхватил из-под груды одежды дробовик и пропищал тонким голосом:

– Кто такие?

– Спокойно, заяц, полиция, – отозвался Друмбо, показывая пластиковый жетон с голограммой.

– Мы ничьих прав не нарушаем, – объявил вооруженный «кролик». Остальные, наконец, перестали заниматься друг другом и настороженно зашевелили ушами.

– Ничего странного не видели? – спросил Василий.

– Только тебя, – ответила одна из самок. – Присоединиться к нам не хочешь?

– Нет.

– А, на службе… Зря. Ты мне понравился. Интересный. – Она провела розовым язычком по пухлым губам, усмехнулась.

Друмбо повернул обратно, ругаясь себе под нос.

– Чем недоволен? – спросил Василий.

– Глупые зайцы… Он их всех передушит, а нас премии лишат.

– Что случилось?

– Он здесь! Я почуял свежий след – нюхать мне только гнилую капусту, если это не так!

Друмбо бросился в кусты, не разбирая дороги. Ерохин сорвал с пояса револьвер, в левой руке зажал электрошокер… И почему бронежилет со стальным воротником-стойкой не надел? Свернет эта тварь ему шею, как пить дать свернет.

Отступать было нельзя, и Василий пошел следом за Друмбо. Его напарник, впрочем, не стал оставлять клочки шерсти и одежды на ветках – подпрыгнул и, помогая себе хвостом, помчался по веткам, принюхиваясь к испарениям, идущим от земли.

Как ни старался Ерохин, догнать Друмбо ему не удалось. Он потерял направление, не зная, в какую сторону идти, чтобы выбраться из парка – и тут рядом с ним спрыгнула на землю мощная фигура. Василий попытался ткнуть в противника электрошокером, но руку ему вывернули, и оружие упало на землю. Револьвер он даже развернуть не успел.

– Э, совсем реакции никакой, тебя и мыши заедят, – вздохнул Друмбо, отряхивая с одежды листья и мелкие сучья. – Хоть бы тушканчика генов немного. Чтобы пригибался вовремя, и в сторону прыгал.

– Не догнал? – задал довольно-таки глупый вопрос Василий.

– Нет. Быстрый очень, хромать мне на обе ноги! Но что тут произошло, я примерно сообразил. Он за кроликами наблюдал с другой стороны – и нас заметил. Специально след оставил, а сам петлей обошел и на хвост к нам сел. Когда я за ним следом кинулся, он мог на тебя сзади прыгнуть – ты бы и пикнуть не успел. Но не прыгнул – провалиться мне на этом месте!

– Тебя испугался?

– Нет, я бы вернуться не успел. Не стал он тебя убивать, а почему – понять не могу.

* * *

В баре пахло корицей и бергамотом, тусклые псевдосвечи под низким потолком едва освещали зал. Хозяин скользил между столиков, следя, чтобы никому из гостей не приходилось ждать напитка или закуски. Кто-то из посетителей пил сахарный сироп, кто-то – дрожжевое пиво, а некоторые предпочитали кровь – искусственную, конечно, настоящей на всех не напасешься, да и незаконно. Друмбо тянул из высокого бокала банановый нектар. Глаза его излучали блаженство. Василий заказал кофе – напиток, не пользующийся слишком большой популярностью, поэтому ему пришлось ждать, пока закипит вода.