Текст книги "Плюшевые самураи (сборник)"

Мое отделение вырыло несколько траншей перед домами и между дворами. Хотя стрелять можно из окон, деревянный дом – защита плохая, легко превращается в ловушку. Кирпичный сарай с тонкими стенами – тоже укрытие так себе. Земля укроет лучше. Окоп надежнее каменного дома.

Отделению полковника Сысоева приходилось тяжелее – им и укрыться в тени не получалось, а копать нужно было больше. Впрочем, земля им досталась мягче, чем в деревушке – с песком, не утоптанная.

– Дома людям жаль, наверное, – вздохнул Иванов, когда мы вкатили пушку в деревянный сарай, предварительно расшив доски стены, обращенной к Волге. Теперь их можно было снять за минуту. – Сожгут все и порушат.

– Компенсацию жителям заплатили, – предположил Батыр. – Даже хорошо – можно переехать жить в город. Деревня здесь так себе, небогатая.

– Огородов не слишком много, – заметил Пальцев. – Наверное, рыбаки жили?

– Некоторые дома брошены давно, – добавил Чекунов. – Изжила себя деревня. В город все подались?

И правда, отчего жителям деревушки не сиделось на месте? Наверное, все же, частный рыболовецкий промысел захирел, земли вокруг лежали незавидные – вот и уехали люди на поиски новой, счастливой жизни. Не так часто в России встретишь опустевшую деревню…

К двум часам дня основные траншеи были вырыты. Решили устроить получасовой перерыв. Я побрел к Сысоеву – посмотреть, как движутся дела там.

Полковник и его люди обустраивались основательно. Разветвленные траншеи позволяли без труда укрыться всем. Окопы, ложные окопы, позиции для гранатометчиков… Люди полковника успели пару раз сходить в деревню, разобрать ветхую избушку и сарай, соорудить перекрытую щель – для укрытия от минометного огня. Боеприпасы тоже частично перенесли.

– Справимся до шести вечера? – поинтересовался я.

– Должны справиться, – солидно кивнул полковник. – Надо еще избушку какую поплоше по бревнам раскатать – блиндаж устроить. И еще одну перекрытую щель. Зарываться – так зарываться. Копать тут – просто праздник. Песок податливый. Ваши люди помогут?

– Как без этого? Конечно, поможем.

– Еще бы одну траншею, между позициями.

– Это уже из области фантастики. Работы на пару дней. По сухому руслу добраться можно – ползком.

– Да… Нам бы ночь простоять, да день продержаться, – усмехнулся Сысоев. – Под вражеским обстрелом были, ротмистр?

– Нет, в боестолкновениях участвовать не доводилось. Под огонь попадал только на учениях.

– А я в свое время с китайцами по-настоящему воевал. В пограничных стычках, когда они через Амур перебраться хотели.

– На Даманском?

– Неподалеку.

– Да, врезали им тогда… Установку бы реактивного огня сюда.

– Хватит и пушки, – уверенно заявил Сысоев. – Пусть ваш Иванов потренируется. Наведет вхолостую, а то и стрельнет разок. Авось, снарядов хватит. Сколько у нас снарядов?

– Три десятка.

– Вполне достаточно. Не успеете вы весь боезапас расстрелять. Или сразу подобьете танк, или он вашу пушку в клочья разнесет. Вместе с расчетом.

– Хорошо, полковник. Я отдам приказ разобрать избу, что похуже. Может, и у себя что-то наподобие долговременной заглубленной огневой точки устроить?

– Смотрите сами. На месте виднее.

* * *

Пулеметы работали четко. С позиций полковника простреливался весь полигон, а мы не могли достать только один участок за холмом. Туда я и предложил пальнуть из пушки Федору Иванову. Казаки поспешно сняли доски с передней стенки сарая.

Пожилой рабочий открыл ящик со снарядами и изменился в лице.

– Дела… – прошептал он.

– Что такое?

– Не тот ящик. В нем кумулятивные снаряды.

– Ну и что? Осколочные – в другом. Да можно и кумулятивным выстрелить – хотя, как я понимаю, взрыв зафиксировать будет трудно?

Иванов посмотрел на меня мрачно.

– Ты не видишь, командир? У этих снарядов нет взрывателей.

Я представлял, как должен выглядеть артиллерийский снаряд, лишь в общих чертах, поэтому подвоха сразу не заметил. Теперь форма снаряда и правда показалась мне незаконченной. А в ящике наличествовала пустая полость.

– Может быть, они лежат в другом?

Иванов открыл поочередно все ящики. Взрывателей не было ни в одном.

– Нас подставили, – сказал Пальцев, выглядывая из-за плеча рабочего.

– Кто?

– Штабные.

– Самим надо было все проверять! – воскликнул Чекунов.

Артиллерист покачал головой.

– Взрыватели были. Я смотрел.

– Когда?

– До того, как уехал последний грузовик. Когда мы осматривали оружие и отбирали снаряды. И потом, когда открывал один из ящиков. Думал, что сразу нужно отстрелять орудие. Но команды не поступило – и я пошел копать.

– То есть взрыватели исчезли уже после десяти утра?

– После.

Мы воззрились друг на друга. Кто украл взрыватели? Врагов здесь быть не могло – через оцепление и мышь не проскочит… Значит, взяли свои. Но это безумие! Или на полигоне все же прячется одинокий диверсант? Может, это предусматривают условия игры? И мы просто не в курсе?

Я достал мобильный телефон и набрал полковника. Тот ответил не сразу – видно, копал и не слышал сигнала.

– Чрезвычайное происшествие. Пропали все взрыватели к снарядам.

– Потерялись?

– Предположительно, украдены. Надо срочно обсудить.

– Что тут обсуждать, ротмистр? – зарычал Сысоев. – Взрыватели не вернешь…

– Скорее всего, это сделал кто-то из бойцов. А если так – он враг. И от него все время можно ожидать удара в спину.

– Сейчас подойду.

– Не ходите один, полковник.

– Хорошо, возьму с собой Семикопытова.

Я тем временем подозвал Джальчинова и Старостина, которые упорно рыли траншею между двумя низенькими избами.

* * *

Отделение полковника продолжало рыть оборонительные траншеи, а мы уселись в одной из покинутых избушек: все мои люди и Сысоев с Семикопытовым. Жаркий ветер врывался через разбитое оконце, темные доски потолка нависали над головой. В помещении было немного прохладнее, чем под палящим солнцем. Но быстро становилось душно – восемь мужчин, работавших до этого несколько часов, не покладая рук, дышали тяжело и жадно.

– Значит, вы, ротмистр, полагаете, что кто-то взял взрыватели со злым умыслом? – уточнил полковник – не для меня, с ним мы тему уже обсуждали – для всех.

– Именно так.

– И это – боец вашего отделения?

– Не факт. Бойцы вашего отделения наведывались в деревню не раз: за досками, бревнами, за боеприпасами, набрать воды в колодце.

– Верно, хотя им труднее было бы хозяйничать на оружейном складе. Времени здесь они проводили гораздо меньше. Почему же вы не выставили охрану около пушки?

Я усмехнулся.

– А вы, полковник, охраняете свои пулеметы?

Сысоев не стал пререкаться. Сейчас, когда нужно копать траншеи, не до осторожности. Да и кто мог подумать, что на наши позиции наведается диверсант?

– Возможно, на полигоне присутствует кто-то еще? – спросил Сысоев. – Вы высказывали и такую мысль, ротмистр?

– Такой вариант исключить нельзя – площадь большая, укрыться есть где. Но, если следовать принципу Оккама, проще предположить, что в похищении взрывателей замешан кто-то из своих.

Поручик Старостин не выдержал первым, поднял руку, как в школе, и без паузы заявил:

– Господа, но ведь все мы в одной лодке! Снаряд из танкового орудия не станет разбирать, где свои, а где чужие. Да и не верю я в предательство товарищей!

– На войне всякое бывает, – заметил Сысоев. – И самое страшное даже не в отсутствии взрывателей…

– А в том, что мы постоянно рискуем получить удар в спину, – продолжил мысль полковника я. – Диверсант может вывести из строя оружие, бросить гранату в соседний окоп.

– Зачем это ему понадобится? – спросил Джальчинов. – Враги заплатили?

– Самый простой вариант, – кивнул полковник. – Но предательства совершаются и по другим причинам. Поэтому никаких вариантов отметать не станем.

– Копать надо, ваше благородие, – подал голос Чекунов. – Давайте, мы будем окопы рыть, а начальство в вашем лице подумает – что делать дальше. Или нас перебьют до того, как мы успеем что-то понять.

– Верная мысль, боец, – согласился полковник. – Работайте – без пушки нам тяжко придется. А мы с ротмистром посидим здесь еще немного. Семикопытов! Запаситесь досками, и выдвигайтесь на позиции нашего отделения.

– Есть!

Мы с полковником остались наедине.

– Если кто-то и взял детонаторы, то он из ваших, – сказал полковник. – Каким шустрым нужно быть, чтобы подобраться к ящикам, утащить взрыватели, да еще и спрятать их – чтобы никто не заметил! Взрыватель – предмет не слишком маленький.

– Но и не очень большой.

– В кармане тридцать взрывателей все равно не унесешь.

– Или Иванов ошибается, и взрывателей все-таки не было, – предположил я.

– Надеяться на это не стоит. Может, дед сознательно решил погибнуть смертью храбрых? Или записался в пацифисты?

– Зачем тогда заранее предупреждал о том, что пушка стала беззубой?

– Подвести не хочет. Вера не позволяет, или понятия о чести своеобразные. Чужая душа – потемки. Он, вообще, кто?

– Рабочий в порту. По поводу того, что ему выпал жребий, не горевал. Семье, говорил, помощь выйдет – мы в поезде эту тему обсуждали.

– Ну, вот и повод, – хмыкнул Сысоев. – Наградных нам в случае победы сколько полагается? Две тысячи на брата?

– Я не интересовался.

– А я интересовался. Повышение звания, наградные, может, еще и орден дадут. Некоторым – посмертно. Медаль «За боевые заслуги», аттестат к ней – это как пить дать, если совсем явного предательства не случиться. А погибнет боец – совсем другие расклады. Четыре тысячи разовая выплата, кроме того, пенсия жене пожизненно и несовершеннолетним до окончания учебы.

– Проще уж застраховаться и пулю в лоб себе пустить, – заметил я. – По крайней мере, для страны полезнее. Деньги – хорошо, но что толку капитал приобрести, а честь потерять?

– Всякие обстоятельства бывают, – Сысоев прищурился. – Ведь за такую диверсию персы еще и приплатить могли.

– Не знаю, как вы, а я о том, что жребий мне выпал, позавчера узнал. Где уж персам успеть кого-то подкупить?

– Чего только в жизни не случается. Может быть, давно агент куплен был. Случается ведь?

– Среди граждан – крайне редко.

– И все же… Как полагаете, не найдем взрыватели?

– Поискать можно, будет ли толк? Только время зря тратить.

– Пушку надо на открытую позицию вывести, – предложил полковник. – Пусть враг боится. И первые выстрелы по ней произведет. Так я полагаю.

– Хорошая мысль, – согласился я. – Выиграем пару минут, когда атака начнется.

* * *

К шести вечера никаких взрывателей мы не нашли, хотя я обшарил заброшенные дома поблизости от склада оружия и вырытые траншеи, да и остальные пытались что-то найти. А кто-то, наверное, только делал вид, что ищет, потому что точно знал, где взрыватели. Поочередно ко мне подходили Чекунов и Пальцев, Старостин и Джальчинов, делились своими соображениями относительно случившегося. Только Иванов с остервенением рыл землю и предположений о затаившемся среди нас враге не выдвигал.

Некоторые бойцы прямо утверждали, что взрыватели мог спрятать сам Федор Иванович. Но не проще ли было нашему единственному артиллеристу испортить пушку, или повредить снаряды не так явно? Может быть, и не проще. Со всем этим нужно возиться, а взрыватели ссыпал в мешок, кинул в яму, прикопал – и никто никогда их не найдет. Вся деревня перерыта…

Когда траншеи были готовы, пулеметные окопы оборудованы, позиции для гранатометчиков сооружены, мы выкатили пушку на пригорок. Для вида присыпали колеса землей, навалили несколько земляных холмиков – будто они прикрывают окопы – поставили рядом с пушкой два ящика со снарядами. Попадание, если снаряды сдетонируют, будет заметно и дезориентирует противника.

В шесть вечера каждый занял свою позицию. По правую руку от меня засел в траншее помещик Старостин, по левую – калмык Джальчинов. Батыру доверили пулемет Дегтярева, Старостину вручили РПГ-7.

Казаки расположились на краю деревни. Они планировали совершить вылазку с фланга, если танк пойдет прямиком на деревню, и подбить его из гранатомета выстрелом в боковую броню. В случае вылазки Иванов должен был занять позицию в пулеметном гнезде, сменив Чекунова.

Солнце клонилось к горизонту, но до заката оставалось так много времени… Вполне достаточно, чтобы многие из нас заката не дождались.

Взгляды наши были устремлены на золотистые воды Волги. Вот-вот там появится баржа, причалит к берегу, и из нее повалят персы. Только после того, как судно отойдет от берега, мы сможем открыть огонь. Хватит ли выдержки у всех?

Минута тянулась за минутой, но персидский десант не появлялся. Люди начинали нервничать.

В кармане у меня зазвонил мобильный. Полковник Сысоев…

– Слушаю!

– Как настроение, ротмистр?

– Спасибо, господин полковник, настроение удовлетворительное. Ждем.

– Им ведь спешить некуда, Никита.

– Понимаю. Думаете, нападут ночью?

– Вряд ли. Приборов ночного видения у них мало, как и у нас, а местность мы знаем не в пример лучше. На рассвете – возможно.

– Предлагаете установить дежурство?

– Если в ближайшие полчаса враги не появятся – да. Мы все устали.

– А они отсыпаются у себя на барже.

– Скорее всего, так, – согласился полковник.

– Послать наблюдателя на реку? С крыш река видна неплохо, но, возможно, что-то скрывается из поля зрения.

– Нет, полагаю, специальный наблюдатель нам не нужен. По регламенту персы могут беспрепятственно высадиться. Подойдут к берегу и будут стоять – мы не имеем права расстрелять баржу. А высадку начнут, когда захотят.

– Генеральный штаб заявит протест.

– Только на это и надежда. Ладно, ротмистр, ждем.

Сысоев прервал соединение. Я поднялся на чердак одной из избушек – облюбовал позицию там еще днем. Нечто похожее на баржу держалось примерно в километре ниже по течению реки. Но была ли это баржа противника, или какое-то судно наблюдателей – сказать сложно. Прижимаясь к противоположному берегу Волги, шли теплоходы. Навигацию никто не отменял.

– Разрешаю покинуть окопы, – скомандовал я с чердака. – Далеко не разбредаемся, неприятель может появиться в любую минуту. Джальчинов, назначаетесь дежурным.

– И что мне делать? – совсем не по уставу подал голос Батыр.

– Следить за рекой. Можете подняться наверх – отсюда открывается прекрасный вид. В случае опасности дадите сигнал тревоги.

Отделение полковника тоже получило приказ отдыхать, но на виду бойцы не маячили. Вполне возможно, что с баржи за нами наблюдают в бинокль – незачем выдавать расположение позиций.

Прошел час, два. Десант не появлялся. С командованием мы связаться не могли – по регламенту боя у нас не было никакого командования. Мы получили приказ держать местность, и должны остановить врага. Точка.

Я лежал на кровати в избушке, временно оборудованной под штабную, когда туда поспешно вошел Старостин.

– Нашли! – радостно заявил он.

– Взрыватели?

– Нет. Флаг. Бродили с Пальцевым по деревне, в одной из избушек открыли сундук – а там флаг. Ветхий, но от старости не рассыплется.

Поручик развернул передо мной бело-сине-красное полотнище.

– Вы предлагаете поднять флаг над нашей позицией?

– Да. Древко я сейчас смастерю – и вывесим над самой высокой крышей.

– Действуйте.

Солнце еще не зашло, когда в его последних лучах заплескался флаг империи. Пусть отделению не выдали боевого знамени – оно нам и не было положено – мы нашли его сами!

– Ура! – закричали казаки.

– Ура! – хриплым голосом крикнул из своего окопа Иванов.

– Ура! – протяжно затянул Джальчинов.

На позициях полковника наш флаг тоже заметили – раздались выстрелы в воздух и крики «ура». Сысоев позвонил еще раз.

– Выражаю благодарность за поднятие настроения личного состава.

– От вашего имени выражу благодарность поручику Старостину.

Наступала ночь. Персов не было.

* * *

Берег Волги неплохо просматривался в прибор ночного видения. Но на всякий случай примерно раз в полчаса мы пускали в воздух осветительную ракету. Она разрывала лунные сумерки, отражалась в водах реки – и гасла, оставляя после себя черноту, которая постепенно рассеивалась светом луны и звезд.

– Измором берут, – тихо сказал Иванов, с которым мы дежурили в паре. Ночью на одного наблюдателя надежда слабая – вдруг дрема одолеет?

– Сами у себя время отнимают – нам меньше продержаться придется. Или поломка на барже – полагаю, генеральный штаб торговался, требовал, чтобы баржа от Астрахани шла, если не с персидского берега. Мы окопы сами роем, так пусть и персов укачает.

– Хоть бы они вообще не приплыли.

– На это я бы рассчитывать не стал…

Иванов достал из нагрудного кармана пачку сигарет, распечатал, закурил.

– А я полагал, вы противник табачного дыма.

– Противник, – кивнул Федор, закашлявшись. – Но, говорят, успокаивает. Ребята из порта сигареты сунули, когда собирали сюда. Сам-то я почти никогда…

В воздухе раздался стрекот вертолетных винтов. Потом в небе вспыхнула осветительная ракета – похоже, ее пустили с вертолета, горизонтально к земле. Наблюдатели. Смотрят, не занимаемся ли мы чем-то неположенным? Так ведь за оцеплением стоим. Но оцепление-то наше, можно найти солдата, который глаза закроет. Только зачем? Еще окопов прокопать? Еды и боеприпасов у нас вдоволь – если не считать взрывателей для снарядов. Но запросить боеприпасы дополнительно нельзя. Дисквалифицируют.

– С танком что делать будем? – спросил я Иванова.

– Из гранатометов, что тут думать. А близко подберется – казаки ручную гранату кинут. Пальцев похвалялся, что он два танка так подбил.

– Где же это он ухитрился? На учениях?

– Не иначе. Не слышал, чтобы наша армия где-то с танками в рукопашную билась.

Да, Россия в военном и техническом отношении превосходит все страны, лежащие по соседству. Кто может соперничать с нами? Британия? На море – несомненно, но сухопутная армия Британской империи гораздо слабее. Германия? У немцев слишком мало ресурсов, и колонии в Африке дела не спасают. Америка? Страна растет и развивается, техника там развита не хуже, чем у нас, а кое-где и лучше – но общих сухопутных границ нет. Танки с Аляски не пройдут через всю Канаду. Да и есть ли у нас на Аляске танки? Зачем они там нужны?

Иванов последний раз затянулся, отбросил окурок подальше от себя.

– Господин Волков, а вы в Бога веруете?

– Отчего спрашиваете, Федор?

– Так ведь страшно, ротмистр.

– Драться?

– Нет, умирать. Как нас там примут?

Я вздохнул.

– Ах, если бы приняли, Федор. Бог – свет, абсолютное добро. Нет никакого ада – в нас самих ад. Вот только не знаю, есть ли Бог. Это и страшно.

– Да как же нет? – степенно улыбнулся Иванов. – Кто ж тогда мир сотворил? Душой нас наделил? Чудеса миру явил? Кому храмы строят и осанну поют?

– А если нет никакой души, а мир наш – лишь флуктуация неведомой ткани мироздания? Возник мир, когда «Большой взрыв» произошел, и сгинет в никуда, следа после себя не оставив. Все наши мучения, все подвиги, вся доброта и сострадание – все зря. Игра природы, программа биологических компьютеров, созданных прихотью эволюции из комбинации атомов.

– И как вы с такими мыслями живете, господин Волков?

– Да нет, не живу я с этим, Федор. Сам хочу верить, и доказательства ищу, что не напрасно все. Иногда кажется – поверил. А иногда – сомнения гложут. И страшно. Не за себя страшно. Какой-то из святых на муки в аду или небытие соглашался, лишь бы другие были способны к жизни вечной. Я не святой, но тоже так не отказался бы. Не за себя страшно – за цель жизни. Ведь, если цели нет – ужаснее ничего и придумать нельзя.

– Есть цель, господин ротмистр.

– Есть ли?

– Точно вам говорю.

Повинуясь безотчетному порыву, мы обнялись.

– Ну, так тогда и бояться нам нечего, – сказал я. – А какие грехи совершили – так то простится, или отработается. В вечные муки не верю. Или блаженство, или небытие, или труд.

Край неба начал светлеть. Внизу по течению реки раздалось пыхтение. К берегу ползла баржа. Та самая. Мы не определили это по каким-то признакам, не вычислили, не получили экстренного сообщения. Мы просто знали.

* * *

Персидская баржа – черная, низко сидящая, с вязью арабских букв на борту – была приспособлена под высадку десанта. Не успела она пришвартоваться к берегу, как низкий борт открылся, с него упал широкий металлический трап, по которому на берег посыпались солдаты с автоматами и винтовками в руках. Отбежав от воды на десять-двадцать метров, они падали на землю, занимая оборону и прикрывая высадку. Действовали, как на учениях. Сейчас это не настолько сложно – ведь нам запрещено стрелять.

Когда первое отделение заняло позиции на берегу, несколько человек укрепили трап, и по нему сползла боевая машина десанта «Евфрат» желто-зеленого цвета. Следом за ней опять побежали бойцы. Некоторые – в касках, у других головы перевязаны зелеными платками. Форма – не новая, желтая, выцветшая, под цвет степи вполне подходящая; поверх курток и рубашек навешено много боеприпасов. Все свое носи с собой…

Несколько солдат скатили по трапу пушку. Другие тащили нечто, напоминающее миномет. Еще солдаты – с ящиками. Как их все-таки много!

Грозное рычание сотрясло воздух – завелся танковый двигатель. Мощный, но стремительный силуэт «Барса» появился на трапе спустя минуту. Казалось, металлические мостки не выдержат тяжести. Баржа накренилась, но танк успешно съехал на песок, взревев, оседлал близлежащую высоту и замер, легонько поводя башней в разные стороны. Трап убрали, последние солдаты спрыгнули прямо в воду. Баржа поспешно отошла от берега.

Ни выстрела не раздалось с наших позиций, молчали автоматы и пушки противника. На противоположном берегу взвилась в воздух красная ракета. Сейчас начнется…

Танковая пушка выстрелила почти сразу – снаряд унесся в сторону наших позиций, взорвался среди домов. Персы целились по флагу. «Барс» тронулся с места и начал набирать обороты. Вылетел на то место, где вчера располагался палаточный лагерь, смял будку туалета, едва не опрокинул одиноко торчащий душ.

Рявкнули гранатометы отделения Сысоева – одна граната подняла столб воды, перелет; другая взорвалась среди персов, кто-то наверняка пострадал. В ответ заработала скорострельная пушка боевой машины десанта. Разрывные пули косили кусты на позициях полковника, но стрельба была неприцельной – «Евфрат» стремился подавить активность врага плотностью огня. Неприятно, мешает, однако, ничего страшного – вряд ли персам удалось в кого-то попасть. Отделение Сысоева зарылось глубоко.

Между тем танк двинулся на позиции полковника. Как мы и предполагали, взрытая земля не осталась незамеченной. Боевая машина десанта покатилась в нашу сторону. За ней цепью бежали автоматчики.

Чекунов подождал несколько секунд – «Евфрат» как раз поднялся на насыпь железной дороги – и ударил по нему из крупнокалиберного пулемета. Пули застучали по броне, в клочья разорвали одно из колес. Еще раз рявкнула пушка – на этот раз вступили в бой артиллеристы противника. Снаряд разорвался перед нашими окопами – осколки визжали, летя во все стороны, на каски сыпалась земля.

Персы подорвали несколько дымовых шашек, скрывая своих бойцов и технику на берегу. Танк развернулся и помчался к нам. Он уже преодолел железнодорожное полотно, и сейчас повернулся к позициям Сысоева боком. Но для прицельного выстрела кумулятивной гранатой было далеко, а пулеметы не страшны и боковой броне «Барса».

Нехорошо, что они двинули танк на деревню. Перед позициями Сысоева – мины, есть небольшая вероятность, что танк подорвется. У нас, кроме гранатометов, нет ничего. Кстати, почему они игнорируют пушку? Скорее всего, наше орудие не слишком заметно. Выкрашено в защитный цвет, людей вокруг нет, не стреляет… Эх, нам бы хоть пару снарядов! Жаль, подкалиберных не выделили – те без взрывателя, практически стальные чушки. Броню, может, и не пробьют – но башню оторвут, если удачно попасть. Да и гусеницу повредить – неплохо.

Персы выстрелили из пушки еще раз. Целились лучше – снаряд угодил в «штабную» избу, из которой я наблюдал за рекой несколько часов назад. Бревна разметало, начался пожар. Ничего, дымовая завеса не помешает и нам.

Чекунов вновь ударил из пулемета – автоматчики противника залегли. Танковая пушка выстрелила – снаряд упал рядом с нашей траншеей, землю ощутимо встряхнуло.

Наверное, мы зря разделились на два отделения. Сейчас нас сомнут. Просто сомнут…

– Держим оборону! – во весь голос, стараясь перекричать стрельбу и рев моторов, приказал я. – Подпустим танк ближе!

Пусть только подберется на расстояние броска. Противотанковых гранат у каждого по несколько штук, и бросать их мы все умеем…

– Казаки говорят – Иванов сбежал, – прокричал из соседнего окопа Джальчинов. – По овражку.

Неужели все-таки старый рабочий украл взрыватели? Вовсе не для того, чтобы помочь персам, а для того, чтобы пушка оказалась бесполезной, и его не поставили главным орудийного расчета – тогда уж точно не сбежишь. И как мы сразу не догадались? Ведь вовсе необязательно работать на кого-то. Можно работать и на себя. Сохранять свою жизнь – пусть и ценой чужих!

Не хотелось верить в предательство Федора, но все говорило в пользу этого. Одно утешало – в спину нам стрелять он вряд ли станет. Другие цели…

Я отбросил пустой магазин, вставил в АВК следующий. Сейчас персы подойдут ближе – и начнется.

Персидский танк сбавил скорость. Броня крепка, зачем приближаться? Наша вылазка вряд ли увенчается успехом – вокруг «Барса» много автоматчиков. А танк будет расстреливать наши позиции из пушки – и рано или поздно сровняет их с землей. Хотя штабисты и утверждали, что на всю деревню снарядов не хватит. Нет, на нашу долю, пожалуй, хватит…

Пальцев выстрелил из гранатомета. Не попал, а по окопу казаков открыли огонь из всех видов оружия: работал пулемет «Евфрата», стреляла с берега пушка, строчили автоматы пехоты. Разноголосый шум перекрыл гулкий выстрел орудия, на который персы отреагировали как-то странно – танк сорвался с места и понесся вдоль наших позиций, словно специально подставляя бок.

Старостин, засевший на правом фланге, кричал:

– Это наша пушка!

Действительно, маскировочную сеть сорвало с орудия выстрелом, и сейчас было отлично видно, как Иванов, сгорбившись за щитком, отчаянно крутит ручки наводки. Зачем он это делает? Ведь взрывателей все равно нет… Хочет попасть болванкой снаряда в гусеницу? Или просто вызывает огонь на себя, давай нам пространство для маневра?

– Стреляй! – закричал я Старостину. – Лупи по нему из гранатомета!

Поручик выскочил из окопа, поднял РПГ-7, выстрелил… Промахнулся. И упал, срезанный очередью.

Проклиная не вовремя поданную команду, я помчался по траншее. Молодой помещик лежал на насыпи окопа. Я схватил его за ногу, втянул в траншею, уложил на землю. Мертв. Пули прошили тело в нескольких местах. Одна пуля попала в голову. Никакой надежды, и пульс проверять не надо.

Гранатомет валялся чуть дальше… Его нужно достать. Втаскивая в окоп Старостина, я не слишком опасался получить пулю – и мне повезло. За гранатометом вылезать было страшно – по нашей траншее лупили так, что и автомат высунуть не получится. Пули взрывали насыпь, словно пытаясь пролезть в окоп под землей.

Еще один выстрел – не знаю, персидский танк, или наша пушка… Хлопок гранатомета. Рев, крики, вой моторов, непрерывная стрельба. Рядом с траншеей упала мина.

А я непозволительно расслабился. «Голову поднять нельзя»… Увы, надо. Или нас перестреляют прямо здесь.

Оставив Старостина, которому я помочь не мог, вернулся в свой окоп, приподнял голову над насыпью. Пылала боевая машина десанта «Евфрат». Танк утюжил холм, на котором стояла пушка. Туда же перебежками двигались персы. Я вскинул автоматическую винтовку, дал очередь. Кто-то из персов упал. Еще очередь. Сменил магазин. Гранатомет Старостина достану чуть позже.

Зазудело в кармане. Мобильный.

Я присел на дно окопа, вынул трубку. На дисплее светилось: «Чекунов».

– Это Пальцев, – раздался прерываемый помехами голос из динамика. – Чекунов убит. Я взял его телефон.

– Сам цел?

– Контузило слегка. Держусь.

– Старостин убит. Что с Ивановым, знаешь?

– Нет. Танк накрыл его позицию осколочным. Сейчас утюжит там все.

– Видел. Отбой. Перезвоню.

Подозрительно замолчал Джальчинов… Тоже убит? Ох, как нехорошо… Персов мы положили совсем немного, а половина отделения выбита.

Я набрал номер полковника. Сысоев откликнулся мгновенно.

– Потери велики?

– Двое убиты, о двоих пока не знаю.

Сысоев выразился непечатно – впервые за время нашего знакомства.

– У вас все целы, полковник?

– Томилина поцарапало. Оружие держать может.

Позицию затягивало гарью. Дома в деревне пылали.

– Как будем действовать?

– Выдвигайтесь ко мне. Осторожно. Деревню персы захватят в любом случае. Будем биться здесь.

– Есть.

Я и сам думал пробиваться к отделению полковника. Надо собрать своих…

Джальчинов был присыпан землей. Сидел, прислонившись спиной к стенке окопа. Глаза закрыты, ноги вытянуты. Винтовка валяется рядом на земле.

– Батыр! Живой?

Калмык с трудом открыл глаза, взглянул на меня мутно, не ответил.

– Тебя контузило?!

– Не знаю… В голове гудит…

– Бери оружие, пробирайся овражком на позиции полковника. Наших почти всех положили. Вперед.

– Я не могу подняться…

– Это приказ! Вперед, солдат!

Джальчинов перевернулся, встал на четвереньки.

– Взять оружие! Ходу! Нас сейчас накроют!

Батыр подхватил винтовку, хотел взять пулемет, но я остановил его. С пулеметом не дойдет.

Высунувшись из окопа, я увидел персов в каких-то тридцати метрах от позиции. Вот и пулемет пригодится… Очередь, еще одна. Двое упали, один залег. Как это все-таки жестоко – играть в войну по-настоящему.

– Вперед, Дажльчинов! Враг рядом!

Калмык поднялся, спотыкаясь, побежал к ответвлению траншеи, ведущей за дома. Там неглубоко – перебираться можно только ползком. Дома вокруг горят… Но там нас не заметят.

Надо забрать Пальцева. Он – на самом краю. Можно просто позвонить – но нам с Батыром не разминуться в траншее. Пусть ползет.

Я вновь высунулся, дал длинную очередь по персам. Бешено орали на чужом языке командиры, но поднять бойцов в атаку не так-то легко. Умирать по-настоящему, когда война ведется только на бумаге, не хочется никому. Особенно если есть, кому воевать. У нас другая ситуация, другое воспитание. Эх…

С позиций Сысоева палили часто и яростно. Время от времени ухал миномет. Пушка противника долго молчала – неужели накрыли? Хорошо бы.

На полдороге, там, где прежде располагалась позиция Иванова, я вновь высунулся и открыл огонь. Собаки! И чего вам не сидится в вашей Персии? Спросил, и вспомнил – ведь это мы захватили Баку и движемся к Тегерану. Они только огрызаются. Но и мы ведь пришли на их землю не просто так, а поддерживая Армению. Сотни, тысячи действий привели к этому конфликту. И сейчас уже не поймешь, кто прав, а кто виноват. Мы должны держаться своей стороны. Без рассуждений и сомнений. Остальное – предательство.