Текст книги "По миру с барабаном. Дневник буддийского монаха"

18 октября 1998 г. воскресенье. Однако же, дорогие мои, сегодня в Дели отмечают Новый год!

Завтра весь день и всю ночь везде будут взрываться петарды. А сейчас вечер, за окном ровный густой шум дождя, где-то в углу подает монотонно свой голос сверчок. Я могу во весь рост растянуться на матрасе и даже раскинуть руки. Какое блаженство, какое спокойствие!

Мы снова во Всемирном Буддийском центре Накамуры-сёнина.

Вчерашняя ночь была совсем другой. В поезде, доставившем нас в Дели, я с отчетливостью увидел, что вечная нехватка мест в самых «демократичных» вагонах второго класса напрямую связана с перенаселенностью Индии. Как мы убедились еще два года назад, ехать без места – здесь обычное дело.

В этом поезде Стасик сломался. Учитель предоставил ему половину своей полки, тем не менее Стасик всю ночь будил его, жаловался на дискомфорт. Сэнсэй, до сих пор терпеливый к его бесконечным вопросам, под утро не выдержал и сказал, что Стасик может уезжать домой и не должен больше к нам возвращаться. От него одни проблемы, он недостоин быть монахом.

Учитель бывает очень строг, но отходчив, если видит искреннее раскаяние ученика. Жаль, от Стасика этого не дождешься. После слов Учителя он стал еще более высокомерен, критикует Сэнсэя и грубит всем монахам – разве что Накамуре-сёнину не успел досадить. Куда девалось все то, за что его прозвали Каспером (трогательное привидение из детского мультика), когда он только стал монахом?

Из всей нашей сангхи, наверно, только Учитель и я до последнего верили в Стаса. Я буквально за уши вытянул его в эту поездку. И вот теперь завтра мне провожать его в Москву. Мыслями он уже давно там. Что ж, даже Будда не может изменить ничью карму. Он только протягивает руку, а вложит ли человек в нее свою – зависит только от самого человека.

Но бог с ним, со Стасом. Сегодня мы ездили в центр Дели, ходили по улицам и били в барабаны. Дошли до президентского дворца. Он раз в десять больше нашего Кремля. Потом молились в парке «Ганди смрити», то есть на месте смерти Махатмы. Здесь в 1947 году его застрелил индуистский экстремист. Последние шаги Махатмы Ганди обозначены следами, высеченными из красного камня. Они идут от домика, где Ганди провел свои последние дни, к возвышению, украшенному цветами…

19 октября 1998 г., понедельник. Здравствуйте, родные мои.

Мне долго еще будет не по себе. Вчера мы посетили «Ганди смрити», а сегодня Тимур, приехавший из Москвы, привез весть о гибели в автокатастрофе нашего московского монаха Кости-экстрасенса (он был с нами в Индии два года назад). Какое трагическое совпадение…

Костя пролежал в реанимации десять дней и умер 11 октября. Он был один из первых российских учеников Тэрасавы-сэнсэя, который и прозвал его экстрасенсом за некоторые способности.

Настроение у всех весь день было печальное.

А вечером индусы начали отмечать Дивали – Праздник света – конец сезона дождей, или Новый год. Мы забрались на крышу храма, зажгли там рядок свечек, следуя примеру большинства соседей, и стали созерцать салюты. Они не централизованные, по фейерверкам сразу видно, кто богаче. На самом горизонте светился иллюминацией индуистский храм, очень похожий на главное здание МГУ на Воробьевых горах в Москве.

Милые мои, кажется, у меня начинается ностальгия. По вам-то я начал тосковать с первых же минут, а по родине – только сейчас, спустя две недели.

Неожиданно мы увидели клин сибирских журавлей. Они слабо белели высоко в небе и были видны только благодаря огням разбушевавшегося в праздничном экстазе Дели. В России наступает зима – журавли летят на юг. Самым трудным для них было взятие барьера пятикилометровой высоты, многие гибнут при перелете через Гималаи, которые я так запросто наблюдал с самолета. Говорят, об этом подвиге, который журавли совершают каждый год, снят документальный фильм. Ученые установили, что журавли летят в основном благодаря воздушным потокам, а крылья у них слабы на взмах.

20 октября 1998 г., вторник. Дорогие мои, а ведь это я – сибирский журавль. Вы – мои крылышки, без которых не полететь…

Послал вам сегодня открытки. На почте отчего-то волновался, ронял марки, перепачкался клеем, которым тут, оказывается, надо их намазывать.

Потом позвонил. Здесь было 10.15, стало быть, в Москве 8.15. Женька подошел к телефону. Какие-то вы были озабоченные с утра. Опаздывали, наверное, в детский садик.

Для официального старта пешей части Марша мира мы решили устроить в Дели круглый стол. В этом нам помогла Кацо-андзюсан, предоставившая в своей школе комнату, где провел последние дни секретарь Махатмы Ганди – Касава. Помещение оказалось намного больше того, где она живет и где я обрызгал всех манго. Пришло человек десять журналистов и общественников. Это много, учитывая праздничные дни. Сколько таких собраний мы провели в горячих точках республик Северного Кавказа, Закавказья и Центральной Азии, по которым с начала лета продвигался наш Широкий марш мира по Евразии! Индусы отнеслись к нам наименее формально и поддержали всем сердцем.

Тэрасава-сэнсэй заявил, что собственно пешее шествие начнется от места Просветления Будды Шакьямуни – в Бодхгае, мы пересечем границу Индии и Непала и завершим свой марш на месте рождения Будды – в Лумбини. На это очень темпераментно откликнулся режиссер документальных фильмов. Он подчеркнул, что такие движения являются скорее духовными, чем политическими, и потому должны придерживаться принципов справедливости, не становиться ни на чью сторону, в данном случае – не агитировать ни за Индию, ни за Пакистан.

Человек из Бомбея представлял Движение за объединение азиатских народов. Ему понравились слова Сэнсэя о том, что вместе с Берлинской стеной железный занавес рухнул и в Азии – кавказские и среднеазиатские республики Советского Союза начали общаться со странами Ближнего Востока и всей Центральной Азии. Новообразовавшиеся суверенные государства не хотят входить ни в чью зону влияния – ни в турецкую, ни в иранскую. Они стремятся к равноправному сотрудничеству со всеми азиатскими странами. Таких демократических взаимоотношений в этом регионе не было давно – со времен империй Кушан, которые на самом деле являлись конфедерациями независимых республик, где допускалось широчайшее культурное и религиозное многообразие. Храмы разных религий безо всякой дискриминации соседствовали друг с другом. И вот все это начинает возрождаться после векового подавления свободы мусульманскими завоевателями и европейскими колонизаторами. Их время прошло! В Азии начинают пробиваться ростки нового Золотого Века. Очень жаль, если их загубит вражда между Индией и Пакистаном. Это не просто противостояние ядерных держав. В отличие от «холодной войны», разделившей мир по идеологическому признаку, на капиталистов и коммунистов, Индия и Пакистан мощно эксплуатируют религиозные различия, что гораздо опаснее не только для Азии, но и для всего мира, который после почти повсеместного краха коммунистических систем начинает скатываться к средневековым формам религиозности.

21 октября 1998 г., среда. И вот мы снова в пути. Город Патна для нас лишь остановка по дороге к буддийским святыням, расположенным в сельской местности. После сумасшедшей ночи в поезде «Магадха-экспресс» приходили в себя за завтраком. Он состоял из одетого по-европейски в омлет длинного тонкого ломтика дрожжевого хлеба (здесь это редкость), двух бананов, самосы (в Средней Азии ее называют самса) и бесчисленных маленьких чашечек очень крепкого и очень сладкого молочного чая. И происходил – в отеле «Republic», предназначенном для иностранцев. Ужин имел место здесь же.

Да, чем-то мы начинаем походить на солдат, которые, поев, сразу задумываются, когда поедят снова. Условия нашего марша суровые, зато нет дедовщины, и мир во всем мире – не только наша цель, но и средство. Этим мы отличаемся от военных, которые тоже твердят о том, что отстаивают мир, но делают это с помощью войны.

А еще монашескую общину от армейской казармы отличает наличие таких монахов, как, например, Тимур, который ни за что не согласен есть быстро, по расписанию. После ужина всем пришлось долго ждать, когда он доест. Но всё превратили в шутку, стали подтрунивать над ним. А он кушал и приговаривал: «Или вообще не есть, или есть не торопясь». Да и куда спешить, тем более что ты находишься в ресторане гостиницы для иностранцев. Сахиб[98]98
  Сахиб – по-индийски «белый человек», или господин.


[Закрыть] должен вести себя именно так.

22 октября 1998 г., четверг. Впервые увидел Ганг. В 7 часов утра мы пошли, ударяя в барабаны, через Патну, вытянувшуюся вдоль великой реки. Пересекли большое зеленое поле, огороженное символическим заборчиком, с каким-то мемориалом посредине, а также со статуей Ганди, похожей на ту, что стоит в Москве, возле метро «Университет», но почему-то огороженную уже отнюдь не символическим забором из прочных железных прутьев.

Улица, ведущая к священному Гангу, называется Будда Марг (Путь Будды) и заканчивается небольшим индуистским храмом, ступени которого спускаются прямо к реке, в которой совершают омовение верующие. Рядом с храмом тарахтят моторки.

Мост через Ганг – в стороне от этого места, а здесь, видимо, решили сохранить все как при Будде, о котором летописи говорят, что ему вместе с учениками достаточно было просто присесть, чтобы очутиться на другом берегу. Можно подумать, они перелетали при помощи божественных сил. Но существует и прозаическое объяснение – переправлялись на лодках. И наверняка нынешние деревянные лодки мало от них отличаются – разве что мотором.

Во времена Будды Патны не было, здесь вообще не было никакого города. Это был скорее погранично-пропускной пункт между царством Магадха и царством Вайшали, начинающимся на том берегу. Будда предсказал, что тут будет столица большого государства. И действительно, Ашока, объединивший Индию, построил здесь столицу своей империи – Паталипутру.

За завтрак на берегу Ганга с нас потребовали неожиданно большую сумму. Стали выяснять, за что. Оказалось, кто-то из нас на добавку сам взял себе сладость из общего котла, не дожидаясь, когда это сделает официант. Поскольку мы иностранцы, а значит находимся вне каст (а это одно и то же, что неприкасаемые), никто больше не станет есть из этого котла, и поэтому придется либо выбросить из него все сладости свиньям, либо отдать их нам, а значит, нам придется заплатить за все содержимое котла точно так же, как платят за разбитую в ресторане посуду. В знак протеста против несправедливой кастовой системы мы дружно встали и ушли, заплатив ровно за то количество еды, которое съели.

25 октября 1998 г., воскресенье. В автобусе, показавшемся мне школьным, где было некуда девать коленки, я внезапно понял истинную подоплеку романа «Гулливер в стране лилипутов». Европейцы, приходившие в Азию, непременно должны были отметить разницу в телосложении, а Свифт попросту гипертрофировал ее до сказочных размеров.

Из Патны мы приехали на этом автобусе в Раджгир.

27 октября 1998 г., вторник. Мы по-прежнему в Раджгире. Встречаем восход на горе Гридхракута, а вечером купаемся в горячем источнике, после которого тело тяжелеет и легко засыпать. Можно сказать, я прошел курс целебных ванн.

Мы отдохнули от индийских поездов, но послезавтра нам снова предстоит тяжелое путешествие по железной дороге. Сэнсэй, вспоминая, как повели себя некоторые из нас, выбивая место в «Магадха-экспрессе», заметил, что индусов нельзя запугивать, они никогда не уступят, если пытаешься взять их силой, криком. Они понимают только язык аргументов. Конечно, когда индусы спорят, они повышают голос, но это никогда не угроза, их крикливость совершенно иного свойства, чем наша.

Ганди в молодости говорил: «Я вас уважаю. Но если вы захотите заставить меня уважать вас, тогда – нет».

28 октября 1998 г., среда. «Эгоистичные» вы мои москвичи,

не обижайтесь. Шучу. Да и кого из нас можно назвать коренным москвичом, особенно малыша? Откуда он на самом деле родом? В Москву ты, сынок, пришел из космической точечки – и загостился здесь, в нашем бытии. А ведь и все мы когда-то были такими же маленькими…

Троих из нас – меня, Тимура и Илью – остальные монахи в шутку то и дело попрекают нашей столичностью. Да, жителям остальной России, не говоря об Украине, выходцы из которой и составляют основную часть нашей общины, есть за что не любить Москву. Богатство ведь редко бывает праведным, чаще всего оно за счет других. И даже став «вышедшими из дома», мы продолжаем нести в себе все отрицательные черты москвичей. Но монашество потихоньку стирает их, как хороший, кохиноровский ластик.

По крайней мере, я надеюсь на это. И продолжаю отдыхать от суматошных торжеств последних двух недель. Мы остановились неподалеку от Раджгира, у подножия священной горы Гридхракута. Нас приютил монастырь «Новая Венуван Вихара». Зал для проведения служб – огромный, как собор в каком-нибудь европейском городе. Это выглядит странным в индийской глубинке, где едва ли наберется несколько десятков прихожан. Но в праздники сюда съезжаются последователи Будды со всего мира.

Выходит, не такая уж и глубинка этот Раджгир. Вот Татапани и Джестивана – это настоящая глушь! Часа полтора езды от Раджгира – и ты оказываешься в таких заповедных местах, о которых не знают туристы, озабоченные лишь пляжами в Мумбае и Гоа. Долина меж невысоких гор вся заросла кустарником, через который можно пробраться только по проселочным дорогам. Они очень древние. По одной из них царевич Сиддхартха Гаутама прошел в город Гаю, неподалеку от которого впоследствии и обрел Просветление, получив имя Будда Шакьямуни.

Мы созерцали эту долину с холма, увенчанного статуей, предположительно, его жены Яшодхары. По крайней мере, так нам объяснил местный житель в белом одеянии и характерных квадратных очках, возглавлявший стихийную делегацию зевак. Он взялся быть нашим гидом. Учитель Тэрасава-сэнсэй сверял его рассказы с книгой китайского паломника – монаха Сюань-цзана, побывавшего здесь в VII веке. Впрочем, индусам тоже было чем козырнуть. Они показали нам книгу 1907 года издания, написанную неким английским исследователем. Он утверждает, что тут в одной из гор есть пещера, вмещавшая до тысячи человек. Будда читал в ней свои проповеди, а царь Бимбисара прорубил в склоне горы ступеньки к ней. Было видно, что индусы очень дорожат этой книгой и хотят, чтобы их долина стала известной буддийской достопримечательностью.

Буддисты мало знают об этом заповеднике. Но лет шестьдесят назад в Татапани приезжал преподобный Нитидацу Фудзии. Он тоже руководствовался путевыми записками Сюань-цзана, отметившего, что в Татапани есть горячие источники, которые излечивают любую болезнь. У Фудзии-гурудзи были тогда серьезные проблемы с кожей лица – и вода Татапани действительно помогла.

Горячие источники для индусов – это не просто способ оздоровиться. Это прежде всего место благодарного поклонения богам. Разумеется. Ведь эта целебная вода – их бескорыстный дар. Перед отъездом из Татапани – название местечка переводится как «Горячая (тата) вода (пани)» – мы застали церемонию омовения в источнике. Вся деревня собралась вокруг него в праздничной одежде, прямо в ней и погружались в воду. Принесли подносы с приношениями. Били в барабаны. Девушки, подходя к источнику, издалека начинали петь древние обрядовые песни.

Причем в остальное время тут же, в этой святой воде, стирают и моются. И не видят никакого противоречия…

Праздничные обряды индусы исполняли с глубоким религиозным чувством, не напоказ. Поскольку туристов здесь не бывает, они еще не научились этому. Мы как будто подглядывали за ними из какого-то другого измерения.

А как легко это все может быть разрушено! Индусы, которым и в голову не приходит брать деньги за посещение горячих источников, могут просечь, насколько это прибыльное дело. Особенно если учесть, что неподалеку отсюда расположен Раджгир. Там построят международный аэропорт для буддийских паломников, от него проложат асфальтовую трассу к Татапани – и все, гуд бай девственность. Может, и хорошо, что индусы какие-то безалаберные, без деловой хватки?[99]99
  Побывав здесь через девять лет, в 2007 году, увидел, что худшие прогнозы, к сожалению, сбываются – через долину начали прокладывать железную дорогу.


[Закрыть]

Вечером индусы пригласили нас в центр Раджгира на закрытие первой части фестиваля Будда Махотсав. Действо это многодневное, точнее многоночное – днем из-за зноя невозможно долго находиться на улице. Четыре ночи напролет здесь танцуют, слушают музыку, смотрят спектакли. Например, о местной куртизанке Амбарапали, ставшей последовательницей Будды.

Однако сегодня что-то не задалось с аппаратурой, и чиновники, собравшиеся произнести заключительные речи, ждали целых полтора часа. Мошкара беспрепятственно ела нас под открытым небом. Большая группа японцев беззастенчиво хрустела чипсами. Я проклял все на свете.

И все же это не смогло испортить настроения последних дней. Перед сном мы с Учителем решили пройтись по берегу пруда. Не все – только Сергей, Тимур, Ильхэ-сыним и я. Мы увидели потрясающее южное небо. Оно такое глубокое, так отчетливо видны все звезды, даже мельчайшие, так они отражаются в воде, что показалось, будто мы летим в космосе, однако не пустом, а светящемся, дышащем, живом. Никогда я не видел столько звезд!

Тэрасава-сэнсэй рассказал нам, что во времена Будды ночь разделяли на три части. Сон, как мы его сейчас понимаем, приходился только на середину, а в начале и конце ночи монахи бодрствовали, пребывая в глубокой медитации. Эти первая и последняя части ночи назывались «время раскаяния»…

29 октября 1998 г., четверг. Аннушка,

как было бы хорошо нам с тобой встречаться в некоем едином сне, чтобы, когда я засыпаю здесь, а ты – там, нам снилось одно и то же! Может быть, это уже происходит, только утром все забывается?

Мы здесь иногда встречаем монахов, относящихся к другой половине буддистов – к традиции Тхеравады. В этой традиции разделение на монахов и мирян очень жесткое. Монахам полагается никому не служить, и они никогда не отвечают на наши поклоны. Не знаю, кланяются ли они изображениям Будды… Они выглядят какими-то вечно сонными. Учитель называет их по-индийски: бханте-джи.

Он рассказал нам об Ананде, двоюродном брате и ближайшем ученике Будды. Это был необычный монах. Хотя высшим достижением для бхикшу в те времена считалось архатство, то есть как раз такое состояние абсолютной безмятежности, как у этих бханте-джи, Ананда, однако, не стремился становиться архатом – он хотел до конца служить Будде. Служить в буквальном, физическом смысле: заботиться о его самочувствии, приносить пищу, готовить ложе для сна и сидение для медитации. А также – поскольку он всегда находился рядом – наизусть запоминать все, что говорил Будда. Тогда не было принято записывать Учение на бумаге. Благодаря Ананде сохранился самый точный вариант сутр, то есть проповедей Будды Шакьямуни.

После ухода Будды из этого мира и сожжения его останков бхикшу созвали Собор, где составили буддийский канон – Трипитаку. Они много дней слушали Ананду, который после ухода Будды позволил-таки себе стать архатом, а потому был допущен на Собор. Каждый его пересказ проповеди Будды начинался со слов: «Так я слышал». Это чтобы заранее извиниться за возможную неточность.

Самое интересное, что пятьсот лет канон хранился не на бумаге, а в памяти учеников Будды, передаваясь из уст в уста. Повторять Трипитаку считалось главным делом бхикшу. Только спустя полвека ее записали на пальмовых листьях. Точь-в-точь, слово в слово, даже «так я слышал» осталось в начале каждой записанной сутры.

Ничего удивительного! Народные сказки дошли до наших дней точно таким же образом. Способность запоминать их и дословно пересказывать часто проявляется у детей. Наш сынок в трехлетнем возрасте был живым подтверждением этого.

Но что-то я слишком много рассуждаю. К фактам! Первая часть нашего отдыха закончилась. Мы снова в гостинице в шумной Патне – столице самого густонаселенного и самого буддийского во всей Индии штата Бихар: именно здесь, на северо-востоке страны, Будда обрел Просветление и произнес больше всего проповедей. Оттого, наверно, и название штата созвучно слову «вихара». Мы едем на другой конец Бихара – в Гаю, чтобы пересесть на поезд, идущий на юго-запад, к Индийскому океану, точнее, Бенгальскому заливу, на берегу которого запланирована последняя часть нашего отдыха перед длительной пешей частью Марша мира.

30 октября 1998 г., пятница. Совершенно неожиданно мы не последовали своему первоначальному плану. Впрочем, давно пора перестать удивляться: Учитель зачастую непредсказуем. В автобусе до Гаи с нами ехали индийские монахи. Они направлялись тем же автобусом дальше, до Бодхгаи – города неподалеку от Гаи, возникшего исключительно для паломников, вокруг дерева Бодхи. Эти бханте-джи оказались вовсе не сонными. Они уговорили нас не сходить в Гае, а заехать к ним в гости, в Международный медитационный центр в Бодхгае.

Там нам объяснили, что нужно не ехать к океану, а вернуться обратно в Патну.

Причина была веская – вторая часть фестиваля Будда Махотсав начинается завтра в Бодхгае, и именно на это время археологи наметили перевозку туда шариры из музея Патны.

Настоятель храма «Махабодхи» рядом с деревом Бодхи заявил: «Уже многие знают о вашем Марше мира. Поэтому вы должны сопровождать шариру». Он рассказал нам о том, как в мире поменялось отношение к Индии после ядерного испытания, проведенного ею впервые в мае этого года, в день рождения Будды, под кодовым названием «Улыбка Будды». Все буддийские страны вокруг Индии возмутились и прекратили экономические связи с ней. Чтобы восстановить их, индийское правительство и решило пригласить в этот раз на регулярный буддийский фестиваль гостей со всего мира. Весьма лицемерно. Ведь в то же самое время Индия продолжает наращивать военную мощь. На подъезде к Бодхгае появились казармы и свежевыкрашенный танк на постаменте. (В России такие танки – память о славном боевом прошлом, а здесь, получается – напоминание о возможном будущем?) Так вот, присутствие на этом фестивале нас, участников Марша за ядерное разоружение Индии, будет призывом к властям отбросить лицемерие и воистину последовать Учению Будды.

Благодаря связям нашего Учителя в среде индийской культурной элиты в Патне нам удалось встретиться с министром туризма штата Бихар и договориться о том, чтобы мы сопровождали прах Будды. Переезд шариры к месту Просветления Будды весьма символичен, это не рядовое мероприятие, должны быть совершены все необходимые ритуалы. Это событие можно даже назвать историческим. Ведь до сих пор шарира перемещалась лишь однажды – пятьдесят лет назад, когда археологи выкопали ее из найденного ими основания давно исчезнувшей древней ступы в Вайшали, чтобы выставить в музее в Патне. Тогда не были соблюдены правила почитания. А ведь всякое передвижение шариры – большое событие, благодаря движению прах как бы оживает и свидетельствует о вечности жизни Будды, несмотря на уход его из этого мира.

Пока не было отдано распоряжение министра культуры, Тэрасава-сэнсэй долго доказывал археологами музея в Патне, что шарира не может быть просто перевезена из одного музея в другой, но всю дорогу должна сопровождаться непрерывной молитвой. Кроме того, в Бодхгае ей должны отдать почести все монахи разных традиций, какие только смогут собраться в этот знаменательный день. Согласно древнейшим правилам, монахи встречают священную шариру уже на въезде в город и идут вслед за ней процессией к месту водружения, исполняя особую музыку и песни, закрывая от солнца зонтами и балдахинами, как если бы это был сам живой Будда Шакьямуни. Шарира не может быть сразу переправлена в музей Бодхгаи, но обязательно должна под звуки молитвы полежать какое-то время под деревом Бодхи, на том самом месте, где сидел сам Будда.

Главным аргументом археологов были соображения безопасности: шариру могут выкрасть. Что ж, это национальное достояние стоит огромных денег. Но Будда завещал свой прах не археологам, а тем, кто будет почитать ее не за сумму, которую она стоит, а за то, что это – вечная связь учеников с Учителем.

Радостно, что Тэрасаве-сэнсэю удалось убедить археологов. Ведь правильное почитание шариры – это путь к миру. А значит, у Индии есть шанс избежать войны[100]100
  Действительно, несмотря на множество инцидентов на границе, слава Богу, до сих пор ни Индия, ни Пакистан, с 1998 года обладающие ядерным оружием, не напали друг на друга.


[Закрыть].

3 ноября 1998 г., вторник. Родные мои, я на океане! Индийском! В Пури мы уже второй день. Наша гостиница прямо на берегу. Мы проводим молитвы на ее крыше, и все, что нам видно, это только бескрайняя вода. Мы на краю земли. И, кажется, мы ошалели от такой свободы.

Все два дня Тэрасава-сэнсэй очень строг с нами. Началось вчера, когда после восхода, который мы встретили церемонией на песчаном пляже, мы все полезли в океанские волны, позабыв предостережение Учителя не заплывать далеко. Волны здесь действительно грандиозные, не чета морским, зазеваешься – могут утащить в открытый океан. Или так брякнуть об дно, что растеряешься – и захлебнешься. От одного такого удара я, хоть и не набрал в рот воды, но ободрал ногу в кровь об обыкновенный песок.

Никто сразу не понял, почему Сэнсэй так рассердился из-за какой-то шалости. Нам уж очень хотелось использовать этот редчайший шанс окунуться в океан. Я и сам не до конца победил в себе горечь от строгости Сэнсэя. Думалось, вот, мол, он-то родился в Японии, в Исикаве, и не знает, что многие наши соотечественники так и умирают, ни разу в жизни не увидев океан. Но ведь именно потому, что там прошло его детство, он знает, как опасно играть с такими волнами. Ребенком он тонул в океане и только чудом был спасен. Все мы прекрасно знаем эту историю, но забыли о ней в самый ответственный момент.

А еще его наверняка достало, что мы ни хрена не ценим, что за все в этом путешествии отвечает практически он один. Поскольку мы не знаем языка, он сам договаривается о проезде, покупает еду, беседует с индусами, с японскими монахами, а мы только потребляем и исполняем роль массовки. Он уже потерял голос, истрепал нервы – так хотя бы не заставлять его волноваться, когда он специально просит, уж это-то в наших силах!

Но, несмотря ни на что, вечером Учитель угостил нас пивом, и мы разбрелись по берегу слушать шум волн.

А потом мне снилась моя женушка. Когда проснулся сегодня утром, долго еще было чувство, что ты рядом. Я поймал себя на каком-то твоем жесте, который сделала моя рука, до того твоем, что первое мгновение я ощущал эту руку как твою…

Мы спим тут под странными балдахинами-накомарниками, они отгораживают от остального мира, и не сразу разберешь спросонья, где находишься.

6 ноября 1998 г., пятница. Пребывание на океане было не таким уж долгим. Мы вернулись в Бодхгаю. Неделю нам предстоит провести в Международном медитационном центре, построенном тхеравадинскими монахами из Бенгала. Бодхгая быстро развивается, такие центры растут здесь как грибы. За шесть лет место Просветления Будды изменилось до неузнаваемости.

В этом центре свои порядки. Нужно соблюдать тишину, поскольку монахи и миряне постоянно сидят в медитации в сумеречных залах. Правда, иногда сюда пробираются воришки. Одного из них, совсем пацаненка, настоятель вывел за руку из здания и сдал полицейским с бамбуковыми палками, скучающим у ворот.

Прошедшие дни были сплошной гонкой, недосыпом и недоедом, но увенчались важным событием: мы сопроводили сюда из Патны шариру – прах Будды. Мы ехали рядом с шарирой в кузове голубого грузовика, убранного цветами, часов пять-шесть. Это в два раза дольше обычного. На пути в каждом поселке и городишке шариру встречали толпы индусов, буквально утопивших ее в оранжевых цветах, похожих на чернобривцы. Мало того, они засыпали наш грузовик взрывами сухой краски с блестками, отчего наша одежда стала разноцветной. При этом все кричали восхваления Будде: «Бхагаван Будда! Будда ван! Буддам саранам гасчами!». Крики иногда были прямо-таки истошные, а толпы – абсолютно стихийные. Хотя попадались и выстроенные по линеечке школьники в одинаковых костюмчиках. Грузовик охраняли непальские солдаты в праздничной форме, с желтыми перьями на шляпах. Непальские, наверное, потому, что они считаются буддистами большими, чем индийцы, а значит, более ответственны по отношению к праху Будды.

Всем заправляли, разумеется, археологи: ведь шарира – национальное достояние. У одного из них болезнь обезобразила половину лица. Второй, с усиками, рыжеватый, с изрядной долей английской крови, не выпускал сосуд с шарирой из рук и нервничал – все время улыбался, а глаза бегали. Вслед за грузовиком тянулся кортеж автобусов и автомобилей, в которых ехали остальные монахи, почетная публика и индийские полицейские с автоматами, они моментально выскакивали, создавая коридор, когда ликующие толпы вставали на пути голубого грузовика и тормозили процессию. Ситуации иногда возникали взрывоопасные, но, к счастью, ни одного выстрела не прозвучало.

Так или иначе, именно нас, монахов Лотосовой сутры, удостоили чести сопровождать шариру непосредственно в грузовике. Все эти шесть часов мы непрерывно били в барабаны и тоже почти утонули в цветах, падавших на нас через борта грузовика, как будто с неба.

8 ноября 1998 г., воскресенье. А сегодня была пародия на почитание шариры – мы встречали премьер-министра Ваджпая. Два часа стояли на солнцепеке, ожидая прибытия «их высочества». Задумывалось, что он окажет почтение монахам со всего мира, собравшимся в Бодхгае на фестиваль, а получилось, что десятки монахов всех традиций выстроились по струнке, дабы почтить его. Но ведь «Монах не должен оказывать почести государю» – так называется один из древних буддийских трактатов!

В любом случае, когда Ваджпай наконец появился, он услышал звуки барабанов и увидел плакаты антиядерного Марша мира. Хоть он и превозносит сейчас атомную бомбу, стремясь вернуть Индии фактически отошедший к Пакистану штат Кашмир, но и в Ваджпае сокрыт Будда, а значит, наша молитва может навести его на мысли о правоте ненасилия. К тому же нам удалось вручить ему документы, в которых четко изложены идеи марша.

От имени Ваджпая всем монахам, находившимся в Бодхгае, вручили по большому отрезу шафрановой ткани из Таиланда – на монашескую одежду.

9 ноября 1998 г., понедельник. Ходили на место встречи Суджаты и Сиддхартхи по мосту через реку Ниранджану, отделяющую это место от дерева Бодхи. Обратно решили перейти реку вброд. Детишки показали нам, где мелко, и по дороге подвели к другому памятному месту – где Свасти дал Сиддхартхе охапку травы, чтобы ему было мягко сидеть под деревом. А сидеть до обретения Просветления предстояло немало – семь дней не вставая. Только после этого Сиддхартха стал называться Буддой.