Текст книги "Вечность на двоих"

XXXVIII

Франсина терпеть не могла всякое старье, с ним одна грязь и все не слава богу. Она хорошо себя чувствовала только в стерильном пространстве аптеки, где можно было бесконечно убирать, мыть и наводить порядок. А вот в старый отцовский дом она возвращаться не любила, там было грязно и все не слава богу. При жизни Оноре Бидо ни за что не позволил бы ей что-либо менять, но теперь-то ему все равно. Вот уже два года Франсина обдумывала возможность переезда на новую, городскую квартиру, подальше от старой фермы. Она все оставит тут – кувшины, покорежившиеся кастрюли, высокие шкафы, – решительно все.

В двадцать тридцать час пробил. Она помыла посуду, завязала двойным узлом мешок с мусором и вынесла его за порог. Мусор привлекает разных мерзких тварей, лучше не оставлять его дома на ночь. Она проверила кухню, по привычке опасаясь, что заметит там мышь или насекомое, что-нибудь ползающее или летающее, паука, личинку, соню… дом буквально кишел этими существами, они внезапно появлялись и так же внезапно исчезали, и Франсина даже не надеялась от них избавиться, учитывая, что вокруг простирались поля, вверху находился чердак, а внизу – погреб. Ее спальня была единственным бункером, где она могла передохнуть от вторжения всякой дряни. Долгие месяцы она потратила на то, чтобы заложить камин, замазать цементом все трещины на стенах и щели под окнами и дверями. Кровать она поставила на кирпичи, чтобы оторвать ее от пола. Лучше было не проветривать, чем дать возможность невесть кому проникнуть в комнату, пока она спит. Но вот с жучками-точильщиками она справиться не смогла, и они вгрызались всю ночь в старые деревянные балки. По вечерам Франсина брезгливо рассматривала крохотные дырочки над кроватью, опасаясь, что оттуда высунется гадкая головка. Она понятия не имела, на что похожи эти пакостные точильщики – на червяка, сороконожку, уховертку? По утрам она с отвращением смахивала с одеяла древесную пыль.

Франсина налила горячего кофе в большую кружку, бросила кусочек сахара и добавила две крышечки рома. Чистая радость. Сейчас, захватив бутылочку рома, она унесет кружку к себе в спальню и посмотрит два фильма подряд. Коллекция из восьмисот двенадцати рассортированных по жанрам видеокассет с наклеенными этикетками хранилась в комнате отца – рано или поздно сырость покончит и с ними. Она решилась переехать в тот день, когда, через пять месяцев после его смерти, к ней зашел специалист по деревянным конструкциям. В стропилах он нашел семь отверстий, проделанных жуком-дровосеком. Семь. Огромные, нереальные дыры, размером с мизинец. «Если прислушаться, услышишь, как жуки вгрызаются в древесину», – усмехнувшись, сказал специалист.

«Надо бы обработать», – заключил он. Но увидев брешь, проделанную дровосеком, Франсина приняла окончательное решение. Пора отсюда уезжать. Иногда она с содроганием пыталась представить, на что похож жук-дровосек. На большого червяка? На навозника с жалящим хоботком?

В час ночи Франсина проверила дырочки точильщиков, убедившись благодаря своим зарубкам, что они не слишком распространились по балке, и погасила свет в надежде, что не услышит пыхтения ежа за окном. Не любила она подобные звуки, ей казалось, что это человек сопит в ночи. Она легла на живот и забралась с головой под одеяло, оставив лишь маленькую щелочку для носа. «Тебе уже тридцать пять, Франсина, а ведешь ты себя как сущий ребенок», – сказал ей кюре. Ну и что? Через два месяца она распростится и с домом, и с кюре. На лето она тут не останется. Летом было еще хуже: жирные ночные бабочки – и как, черт возьми, они сюда проникают? – бились своими мерзкими тельцами об абажур. А еще шершни, мухи, слепни, детеныши грызунов и личинки клещей. Говорят, личинки просверливают в коже дырочки и откладывают там яйца.

Чтобы заснуть, Франсина принялась считать дни, оставшиеся до 1 июня – на этот день был назначен переезд. Сколько раз ей говорили, что она зря променяла огромную ферму XVIII века на квартирку из двух комнат с балконом в Эвре. Но Франсина считала, что это самая удачная сделка в ее жизни. Через два месяца она будет в полной безопасности, расставит восемьсот двенадцать кассет в чистенькой беленькой квартирке, в шестидесяти метрах от аптеки. Сядет перед телевизором на новый синий пуф, положенный на новый, с иголочки, линолеум, нальет себе кофе с ромом, и ни один точильщик не нарушит ее покой. Всего-то пару месяцев потерпеть. Кровать она отодвинет от стены, поставит на возвышение и приобретет лакированную лесенку, чтобы на нее взбираться. У нее будут чистейшие простыни пастельных тонов, и ни одна муха не посмеет на них гадить. Пусть она ребенок, но в кои-то веки ей будет хорошо. Франсина свернулась клубочком под жарким слоем одеял и заткнула ухо указательным пальцем. Чтобы ежа не слышать.

XXXIX

Закрыв за собой дверь, Адамберг ринулся в душ. Он с остервенением тер голову, потом прислонился к кафельной стене и так и остался стоять под теплой водой, закрыв глаза и опустив руки. «Ты так долго сидишь в речке, – говорила ему мама, – что с тебя все цвета смоет, станешь альбиносом».

В мыслях возник образ Арианы, и Адамберг оживился – было бы неплохо, подумал он и закрыл краны. Надо пригласить ее поужинать, а там будет видно. Наспех вытершись, он натянул одежду на еще влажное тело, прошел мимо подслушивающего устройства, установленного у кровати. Завтра он попросит Фруасси отключить эту адскую машину и вместе с проводами убрать куда подальше сволочного беарнца с кривой улыбкой. Он схватил стопку дисков с записью его разговоров и методично сломал их, один за другим, пустив по комнате фонтан из блестящих осколков. Собрал их в мешок и крепко завязал. После чего проглотил несколько сардин с помидорами и сыром и, сытый и чистый, решил позвонить Камилле в знак доброй воли и спросить, как там поживает ребенкин насморк.

У Камиллы было занято. Он сел на край кровати, дожевывая кусок хлеба, и через две минуты набрал ее еще раз. Занято. Болтает с Вейренком, должно быть. Прослушка, мерно помигивая красным огоньком, вводила его в искушение. Резким движением он нажал на кнопку.

Ничего, только звук включенного телевизора. Адамберг увеличил громкость. По иронии судьбы, Вейренк пылесосил квартиру под дискуссию о ревности. Слушать эту передачу у себя дома, но в каком-то смысле в обществе Вейренка показалось ему вредным занятием. Психиатр в чужом телевизоре излагал причины и следствия обсессивно-компульсивных расстройств, и Адамберг растянулся на кровати, с облегчением констатировав, что, несмотря на недавний заскок, он не мог похвастаться ни одним из перечисленных симптомов.

Внезапно проснувшись от громкого голоса, он вскочил, чтобы выключить оравший у него в комнате телевизор.

– Стоять, мудила!

Адамберг метнулся в противоположный конец спальни, уже сообразив, что ошибся. Это орал не телевизор, а прослушка, передававшая фильм из квартиры Вейренка. Нетвердой рукой он нащупал кнопку, но вдруг замер, услышав, что лейтенант отвечает главному герою. Звучал Вейренк слишком странно для телефильма. Адамберг посмотрел на часы – скоро два. У Вейренка ночные гости.

– Пушка есть?

– Табельное оружие.

– Где?

– На стуле.

– Мы его заберем, не против?

– Чего вы хотите? Оружие?

– А ты как думаешь?

– Я никак не думаю.

Адамберг поспешно набрал номер Конторы.

– Морель, кто там с вами есть?

– Мордан.

– Мчитесь на квартиру Вейренка! Вооруженное нападение. Их двое. Живее, Морель, он под прицелом.

Адамберг отключился и тут же позвонил Данглару, зашнуровывая свободной рукой ботинки.

– Соображай, парень.

– Не припоминаешь?

– Извините, я вас не знаю.

– Да ладно, щас мы тебе мозги прочистим. Одень штаны, все красивше будешь.

– Куда мы идем?

– Погулять. За руль сам сядешь, понял?

– Данглар? Двое типов держат Вейренка под прицелом у него дома. Поезжайте в Контору и займите там пост у прослушки. Главное, не упустите его. Я сейчас буду.

– У какой еще прослушки?

– Вейренка, черт побери!

– У меня нет номера его мобильника. Каким образом я могу установить прослушивание?

– Я ничего не прошу вас устанавливать, вы должны занять пост у прослушки. Эта штуковина стоит у Фруасси, в левом шкафу. Поторапливайтесь, боже мой, и предупредите Ретанкур.

– Фруасси запирает шкаф на ключ, комиссар.

– Так возьмите дубликат у меня в ящике, боже мой! – прокричал Адамберг, перепрыгивая через ступеньки.

– О'кей, – сказал Данглар.

Итак, имеем прослушку и нападение, – натягивая рубашку, Данглар с ужасом осознавал, что послужило тому причиной. Через двадцать минут он уже включал приемник, стоя на коленях перед шкафом Фруасси. За спиной он услышал поспешные шаги Адамберга.

– Что происходит? – спросил комиссар. – Они вышли?

– Еще нет. Вейренк их маринует – одевается еле-еле и ищет ключи от машины.

– Они собираются взять его машину?

– Да. Вот, он нашел ключи. Парни уж совсем…

– Заткнитесь, Данглар.

Мужчины склонились к передатчику.

– Не, парень, телефон оставишь тут. Ты нас что, совсем за мудаков держишь?

– Они выбрасывают его телефон, – сказал Данглар. – Мы его потеряем.

– Быстрее, включите жучок.

– Какой жучок?

– У него в машине, черт побери! Врубайте экран, маячок покажет нам их передвижения.

– Все тихо. Наверно, они между квартирой и машиной.

– Мордан, – позвал Адамберг, – они на улице, перед его домом.

– Мы только что подъехали к перекрестку, комиссар.

– Черт.

– На Бастилии были пробки. Мы включили мигалку, но там полный бардак.

– Мордан, они сейчас сядут в его машину. Следите за ними по маячку.

– Я не смогу настроиться на его волну.

– Я смогу. Я вас поведу. Не выключайтесь. Вы на какой машине?

– На BEN 99.

– Я переключу звук вам на рацию.

– Какой звук?

– Их разговор в машине.

– Понял.

– Они сели, – прошептал Данглар, – трогаются, едут на восток, в сторону улицы Бельвиль.

– Я слышу их, – сказал Мордан.

– Только не ори, мудила. Пристегнись, руки на руль. Жми к кольцевой. Мы за город едем. Ты не против?

Главное, не ори, мудила. Адамбергу была знакома эта фраза. Он услышал ее очень давно, там, на Верхнем лугу. Он стиснул зубы и положил руку на плечо Данглара.

– Черт побери, капитан. Они его прикончат.

– Кто – они?

– Они. Ребята из Кальдеза.

– Быстрее, Вейренк, жми на газ. В полицейской машине ведь все можно? Врубай мигалку, чтоб к нам не приставали.

– Вы знаете меня?

– Не придуривайся, мы не собираемся всю ночь с тобой, мудаком, возиться.

– Мудак да мудак – они других слов не знают, – проворчал вспотевший Данглар.

– Заткнитесь, Данглар. Мордан, они в южном секторе кольцевой. Вам будет нетрудно их заметить по мигалке.

– Понял. О'кей.

– …рнан и Толстый Жорж. Припоминаешь? Или ты забыл, как замочил их?

– Припоминаю.

– Долго запрягаешь, парень. А нам что, тоже надо представляться?

– Нет. Вы подонки из Кальдеза. Ролан и Пьеро. Но тех сволочей, Фернана и Толстого Жоржа, я не убивал.

– Не надейся, что выпутаешься так просто. И не придуривайся, я сказал. Съезжай с кольцевой, нам в Сен-Дени. Ты их убил, а мы с Роланом не собираемся сидеть и ждать, пока ты кончишь нас.

– Я их не убивал.

– Кончай базар. У нас верные источники. Поверни вон там и заткни пасть.

– Мордан, они проезжают мимо северного фасада собора.

– Мы едем прямо на собор.

– На север, Мордан, на север.

Адамберг, все так же стоя на коленях у передатчика, прижал кулак к губам и стиснул зубы.

– Мы их накроем, – автоматически сказал Данглар.

– Они быстрые ребята, капитан. Сначала убивают, потом думают. Черт, на запад, Мордан! Они едут к стройке.

– Все нормально, я вижу их мигалку. Осталось двести пятьдесят метров.

– Приготовьтесь, его наверняка потащат туда. Как только они выйдут из машины, я их потеряю.

Адамберг снова прижал кулак ко рту.

– Данглар, где Ретанкур?

– Ее нет ни дома, ни здесь.

– Я еду в Сен-Дени. Следите за ними по маячку, а прослушку переведите ко мне в машину.

Адамберг выбежал из Конторы, пока Данглар пытался разогнуть затекшие колени. Не спуская глаз с экрана, он, хромая, подтянул к шкафчику стул. В висках стучала кровь, он чувствовал, как нарастает мигрень. Сейчас Вейренк погибнет – практически от его руки. Он решил сам сообщить Ролану и Пьеро об убийстве их приятелей, велев им держаться начеку. Имени Вейренка он не назвал, но даже таким тупицам, как Ролан и Пьеро, не понадобилось много времени, чтобы сообразить что к чему. Ему и в страшном сне не могло присниться, что они решат избавиться от Вейренка. Настоящим мудаком в этом деле оказался он, Данглар. И сволочью тоже. Идиотская ревность и жажда первенства подсказали ему убийственное решение, и о чем он только думал. Данглар подскочил, увидев, что огонек на экране замер.

– Мордан, они остановились на улице Экруэль, сидят в машине. Не показывайтесь им на глаза.

– Мы встанем в сорока метрах от них. Дальше пойдем пешком.

– На сей раз мы тебе больно не сделаем. Пьеро, вытри с тачки отпечатки пальцев. Никто не узнает, какого черта тебя занесло в Сен-Дени и почему вдруг ты откинул копыта на стройке. И больше никто никогда не услышит ни о тебе, Вейренк, ни о твоей проклятой гриве. А если заорешь, то умрешь раньше, вот и все.

Врубив сирену на полную мощь, Адамберг мчался по пустой автостраде. Господи, сделай так, чтобы. Сжалься. В Бога он не верил. Ну тогда Дева, третья дева. Его дева. Сделай так, чтобы Вейренк спасся. Сделай так. Это все Данглар, чтоб ему пусто было, другого объяснения он не видел. Решил предупредить двоих оставшихся в живых бандитов из Кальдеза. А ему ни слова. Он же их не знает. Ролан и Пьеро не из тех, кто ждет сложа руки, пока угрозу приведут в исполнение. Понятно было, что они решат действовать сами, быстро и вслепую.

– Мордан?

– Они на стройке. Мы уже там. Они дерутся, комиссар. Вейренк дал одному из парней локтем в живот. Тот упал на колени. Встает, пушка по-прежнему у него в руке. Второй схватил Вейренка.

– Стреляйте, Мордан.

– Слишком далеко, слишком темно. Может, в воздух?

– Нет, майор. Тогда они тут же выстрелят. Подойдите ближе. Ролан любит потрепаться. У нас еще есть время. На расстоянии двенадцати метров зажгите фонарь и стреляйте.

Адамберг съехал с шоссе. Если бы только он не рассказал эту мерзкую историю Данглару. Но он поступил как все – рассказал свой секрет одному человеку. И один оказался лишним.

– Тебя, конечно, надо было бы замочить на Верхнем лугу. Но я ж не идиот, Вейренк, такого удовольствия я легавым не доставлю. А что твой начальник? Ты его не спросил, что он там делал? Тебе интересно, да? Ой, с тобой обхохочешься, Вейренк, как всегда.

– Тринадцать метров, – сказал Мордан.

– Давайте, майор. По ногам.

По радио Адамберг услышал три выстрела. На скорости сто тридцать в час он въезжал в Сен-Дени.

Ролан упал на землю, получив пулю под колено, а Пьеро резко обернулся. Он стоял прямо перед ними с пистолетом в руке. Ролан неуклюже выстрелил, пуля пробила Вейренку бедро. Морель прицелился и попал Пьеро в плечо.

– Парни обезврежены, комиссар. Одному попал в колено, другому – в плечо. Вейренк лежит, у него пробито бедро. Все под контролем.

– Данглар, вызовите две машины «скорой помощи».

– Они уже едут, – ответил Данглар мертвым голосом. – Из больницы Биша.

Через пять минут Адамберг, разбрызгивая грязь, въезжал на территорию стройки. Мордан и Морель перенесли раненых на стопку сухого листового железа.

– Нехорошая рана, – сказал Адамберг, склонившись над Вейренком. – Он истекает кровью. Давайте мне свою рубашку, Мордан, попробуем перевязать. Морель, займитесь Роланом, это тот, что повыше, он ранен в колено.

Адамберг разорвал на Вейренке брюки и, перевязав рубашкой рану, затянул ее на бедре.

– Он хотя бы очнется, – сказал Морель.

– Да он только и делал всю жизнь, что падал в обморок, но всегда приходил в себя. Так уж он устроен. Вы меня слышите, Вейренк? Пожмите мне руку, если да.

Адамберг трижды повторил эту фразу, прежде чем почувствовал, как сжались пальцы лейтенанта.

– Молодцом, Вейренк. Теперь откройте глаза, – сказал Адамберг, похлопывая его по щекам. – Возвращайтесь к нам. Откройте глаза. Скажите «да», если вы меня слышите.

– Да.

– Скажите еще что-нибудь.

Вейренк широко открыл глаза. Он недоуменно взглянул на Мореля, потом на Адамберга, словно вместо них ожидал увидеть отца, везущего его в больницу По.

– Они пришли за мной, – сказал он. – Парни из Кальдеза.

– Да. Ролан и Пьеро.

– В часовню Камалеса, к Верхнему лугу поднялись они по тропинке, что вилась между скал.

– Мы в Сен-Дени, – вмешался обеспокоенный Морель, – на улице Экруэль.

– Не волнуйтесь, – сказал Адамберг, – это сугубо личное. А что дальше, Вейренк? – он потряс его за плечо. – Представляете себе Верхний луг? Все произошло там? Вы вспомнили?

– Да.

– Там было четверо парней. А пятый? Где он?

– Стоит под деревом. Это их главарь.

– Ага, – усмехнулся Пьеро. – Главарь.

Адамберг подошел к парням, лежавшим в наручниках в двух метрах от лейтенанта.

– Вот и встретились, – сказал Ролан.

– Какая неожиданность.

– А то. Вечно ты у нас под ногами путался.

– Скажи ему правду о том, что произошло на Верхнем лугу. Вейренку. Скажи ему, что я делал под деревом.

– А то он не знает.

– Ты всегда был мелкой сволочью, Ролан, видит бог.

Адамберг заметил на ограде синие отблески мигалок на машинах «скорой помощи». Санитары уложили раненых на носилки.

– Мордан, я поеду с Вейренком. Вы езжайте с теми двумя и не спускайте с них глаз.

– Комиссар, я без рубашки.

– Возьмите у Мореля. Морель, отгоните машину к Конторе.

Не дожидаясь отъезда «скорой помощи» Адамберг позвонил Фруасси:

– Извините, что вытащил вас из постели. Поезжайте разберите прослушку, сначала в Конторе, потом у меня. Затем отправляйтесь прямо в Сен-Дени, на улицу Экруэль. Там стоит машина Вейренка. Снимите с нее все.

– Это несколько часов подождать не может?

– Я бы не стал вам звонить в три двадцать утра, если бы это могло подождать хоть минуту. Уничтожьте все следы.

XL

Выйдя в приемную, хирург поискал глазами кого-нибудь похожего на комиссара, ожидающего новостей о раненых.

– Где он?

– Вот, – сказал анестезиолог, показывая на невысокого брюнета, который крепко спал, вытянувшись на двух составленных стульях и подложив под голову пиджак вместо подушки.

– Ну, допустим, – хирург потряс Адамберга за плечо.

Комиссар сел сгорбившись, потер лицо, запустил руки в волосы.

Вот и умылся, подумал хирург. Но он и сам не успел побриться.

– Все трое в порядке. Ранение в колено потребует реабилитации, но коленная чашечка не задета. Рука – это вообще пустяк, он выйдет через пару дней. Что касается бедра, то ему повезло, еще немного – и зацепило бы артерию. У него температура, и он говорит стихами.

– А пули? – спросил Адамберг, отряхивая пиджак. – Вы их не смешали?

– Каждая в отдельной коробочке с номером койки. Что произошло?

– Нападение на банкомат.

– А, – разочарованно протянул хирург. – Деньги правят миром.

– Где лежит колено?

– В палате 435, вместе с рукой.

– А бедро?

– В 441-й. Что с ним такое?

– В него выстрелил колено.

– Нет, я о волосах.

– Это у него от природы. Ну, в смысле, ошибка природы.

– Я полагаю, это интрадермическая пертурбация кератина. Редкое явление, я бы даже сказал, исключительное. Хотите кофе? Завтрак? Что-то мы побледнели.

– Пойду поищу автомат, – сказал Адамберг, вставая.

– Кофе из автомата – та еще бурда. Пошли. Сейчас мы все уладим.

За врачами всегда остается последнее слово, и Адамберг послушно побрел за человеком в белом халате. Сейчас мы поедим. Сейчас мы попьем. Сейчас нам станет лучше. Пошатываясь, Адамберг мельком подумал о третьей девственнице. Полдень, сейчас мы будем кушать. Мы не боимся, у нас все будет в порядке.

Комиссар вошел в палату Вейренка во время обеда. Лейтенант с тоской взирал на стоявший у него на коленях поднос с чашкой бульона и йогуртом.

– Мы должны все доесть, – сказал Адамберг, садясь возле кровати. – У нас нет выбора.

Вейренк кивнул и взял ложку.

– Копаться в старых воспоминаниях – рискованное занятие. Для всех нас. Вас чудом пронесло.

Вейренк поднял ложку, потом снова отложил ее, не отрывая взгляда от чашки с бульоном.

 
– Томит меня судьба, душа моя в тумане,
Долг чести требует устроить торжество
Тому, кто спас меня на поле подлой брани,
А сердце не дает приветствовать того,
Кто мне принес беду, но жаждет ликований.
 

– В этом-то и проблема. Но я ничего от вас не требую. Мое положение не многим проще вашего. Я спасаю жизнь человеку, который может погубить мою.

– Как это?

– Вы забрали у меня самое ценное.

Вейренк с гримасой боли приподнялся на локте, губа его дернулась вверх.

– Вашу репутацию? Я на нее пока не посягал.

– Зато ты посягнул на мою жену. Лестничная площадка на восьмом этаже, дверь напротив лестницы.

Вейренк рухнул на подушки, разинув рот.

– Откуда же я знал, – тихо сказал он.

– Конечно. Всего знать невозможно – запомните это на будущее.

– Совсем как в той сказке, – сказал Вейренк, помолчав.

– В какой?

– Про короля, который послал на верную смерть одного из своих генералов, в чью жену он был влюблен.

– Не очень вас понимаю, – искренне сказал Адамберг. – Я устал. Кто кого любит?

– Жил-был король, – начал Вейренк.

– Так.

– Он влюбился в жену одного парня.

– Допустим.

– Король послал парня на войну.

– Допустим.

– Парень погиб.

– Ну.

– Король взял себе его жену.

– Так это не про меня.

Лейтенант отсутствующим взглядом смотрел на свои руки:

 
– Час пробил, господин, – судьба распорядилась
Так, чтобы ваша жизнь от пут освободилась.
Свершился приговор, и смерть подстерегла
Врага, который вам принес так много зла.
 

– Ну, – повторил Адамберг.

– Так что ж на вас нашло, что за слепая жалость —

И ваша длань убить убийцу удержалась?

Адамберг пожал плечами, нывшими от усталости.

– Вы за мной следили? – спросил Вейренк. – Из-за нее?

– Да.

– Вы узнали тех парней на улице?

– Когда они засунули вас в машину, – солгал Адамберг, обходя молчанием историю с микрофонами.

– Вот как.

– Нам придется поладить друг с другом.

Адамберг поднялся и закрыл дверь.

– Мы дадим Ролану и Пьеро сбежать, от греха подальше. Если охранника не будет на месте, они такую возможность не упустят и слиняют отсюда.

– Подарок? – спросил Вейренк с застывшей улыбкой.

– Не им, а нам, лейтенант. Если мы начнем следствие, за ним последует обвинение и суд, вы согласны со мной?

– Очень надеюсь, что будет суд. И приговор.

– Они станут защищаться, Вейренк. Их адвокат будет настаивать на законной самообороне.

– Каким образом? Они ворвались ко мне домой.

– Сошлется на то, что, убив Шелудивца Фернана и Толстого Жоржа, вы собирались прикончить их.

– Я никого не убивал, – сухо сказал Вейренк.

– А я на вас не нападал на Верхнем лугу, – так же холодно ответил Адамберг.

– Я вам не верю.

– Никто никому не хочет верить. И ни у вас, ни у меня нет доказательств того, о чем мы говорим, за исключением честного слова собеседника. У присяжных тоже не будет никаких причин вам поверить. Ролан и Пьеро выпутаются, поверьте мне, а у вас начнутся неприятности.

– Нет, – оборвал его Вейренк. – Без доказательств нет и приговора.

– Зато испорченная репутация и сплетни вам гарантированы. Убил он их или не убил? Подозрение вопьется в вас как клещ и не отпустит никогда. И вы будете чесаться шестьдесят девять лет спустя, даже если приговора не последует.

– Понимаю, – сказал Вейренк, подумав. – Но не верю. Вам-то что с того? Вы способны устроить им побег, чтобы они меня достали чуть позже.

– Как все запущено, Вейренк. По-вашему, это я подослал Ролана и Пьеро? И поэтому торчал у вас под окном?

– Я не могу отбросить эту гипотезу.

– А зачем я вас тогда спасал?

– Чтобы снять с себя подозрение после второго нападения, которое наверняка увенчается успехом.

В палату заглянула медсестра и положила на тумбочку две таблетки.

– Обезболивающее, – сказала она. – Принимаем во время еды, ведем себя хорошо.

– Мы должны это принять, – сказал Адамберг, протягивая таблетки лейтенанту. – Запив бульоном.

Вейренк послушался, и Адамберг поставил чашку на поднос.

– Придумано неплохо. – Комиссар снова сел, вытянув ноги. – Но это неправда. Часто ложь выглядит достоверно, а правда – нет.

– Ну так скажите мне правду.

– У меня личные причины желать их побега. Я не следил за вами, лейтенант, я вас подслушивал. Поставил на прослушку ваш мобильник, а в машину вмонтировал жучок и маячок.

– Как все запущено.

– Да. И я бы не хотел, чтобы это стало известно. Если начнется следствие, все вылезет наружу – в том числе прослушка.

– Кто об этом расскажет?

– Элен Фруасси, которая установила ее по моему приказу. Она мне доверилась, считая, что действует в ваших интересах. Элен – честная женщина, она все доложит следователю.

– Понятно, – сказал Вейренк. – То есть мы оба от этого выиграем.

– Именно.

– Но сбежать не так-то просто. Они не смогут выйти из больницы, не уложив пару полицейских. Все поймут, что тут что-то нечисто. Вас станут подозревать или, в лучшем случае, накажут за профессиональную ошибку.

– Ну, положат несколько полицейских. У меня есть два верных человека, которые засвидетельствуют, что не справились с преступниками.

– Эсталер?

– Да. И Ламар.

– Надо еще, чтобы Ролан и Пьеро решили попытать счастья. У них и в мыслях нет, что можно сбежать из клиники. Полицейские посты могли поставить у всех выходов.

– Они сбегут, потому что я их об этом попрошу.

– И они вас послушают?

– Разумеется.

– А кто сказал, что они не нападут на меня снова?

– Я.

– Вы по-прежнему ими командуете, комиссар?

Адамберг встал и обошел кровать. Бросил взгляд на температурный листок – 38,8°.

– Мы к этому вернемся позже, Вейренк, когда будем в состоянии выслушать друг друга и у вас спадет температура.