Текст книги "Вечность на двоих"

XLI

Через три палаты от Вейренка, в номере 435, Ролан и Пьеро ожесточенно спорили с комиссаром. Вейренк, еле дотащившись до их двери, прислонился к стене и прислушался, весь в поту от мучительной боли.

– Блефуешь, – сказал Ролан.

– Лучше скажи спасибо, что я тебе даю возможность отсюда сбежать. А то тебе влепят по меньшей мере десять лет и три – Пьеро. Стрелять в полицейского – себе дороже, этого уж точно не простят.

– Рыжий хотел нас пристрелить, – сказал Пьеро. – Это была самооборона.

– С опережением графика. Кроме того, у тебя нет доказательств.

– Не слушай его, Пьеро, – сказал Ролан. – Рыжий сядет за двойное убийство и преступные намерения, а мы выйдем руки в брюки, с кучей бабок в качестве компенсации.

– Вот уж нет, – сказал Адамберг. – Вы свалите отсюда и будете молчать в тряпочку.

– С чего это? – недоверчиво спросил Пьеро. – В честь чего ты нас выпускаешь? Херня какая-то.

– Конечно. Но эта херня касается только меня. Вы дадите деру, и дело с концом. Больше мне от вас ничего не надо.

– С чего это? – повторил Пьеро.

– С того, что если вы не свалите, я выдам вашего заказчика. Не думаю, что он будет в восторге, если вы ему устроите такую рекламу тридцать четыре года спустя.

– Какого еще заказчика? – искренне удивился Пьеро.

– Спроси у Ролана, – сказал Адамберг.

– Не обращай на него внимания, – сказал Ролан, – несет хрен знает что.

– Заместитель мэра, ответственный за общественные работы и винодел по совместительству. Ты его знаешь, Пьеро. Сегодня он руководит одной из самых крупных строительных фирм. Он дал хороший задаток, чтобы вы отлупили маленького Вейренка. Остальное выплатил после вашего выхода из исправительной колонии. На эти деньги Ролан создал сеть скобяных лавок, а Фернан разъезжал по шикарным отелям.

– Да я этих бабок в глаза не видел! – заорал Пьеро.

– Ни ты, ни Толстый Жорж. Фернан и Ролан взяли все себе.

– Сволочь, – прошипел Пьеро.

– Заткнись, мудак, – отозвался Ролан.

– Скажи, что это неправда, – потребовал Пьеро.

– Не скажет, – сказал Адамберг. – Это правда. Заместитель мэра положил глаз на виноградник Вейренка де Билька. Он решил купить его силой и угрожал отцу Вейренка, что ему не поздоровится, если он будет упираться. Но Вейренк со своим вином расставаться не хотел. Тогда заместитель мэра организовал нападение на мальчишку, верно рассчитав, что перепуганный отец пойдет на попятный.

– Ты все врешь, – Ролан не сдавался. – Ты не мог этого знать.

– Не должен был. Потому что ты поклялся этой суке, что будешь хранить секрет. Но одному человеку, Ролан, всегда доверяешь секрет, и ты все разболтал брату. А тот – своей невесте. А невеста – двоюродной сестре. Которая доверила тайну своей лучшей подруге. А она – своему дружку. Который оказался моим братом.

– Ты просто сволочь, Ролан, – сказал Пьеро.

– Правильно, Пьеро, – согласился Адамберг. – Так что если вы меня не послушаетесь и хоть один волос упадет с головы Вейренка, будь то черный или рыжий, я назову имя помощника мэра. А уж он от вас мокрого места не оставит. Выбирайте.

– Мы уходим, – проворчал Ролан.

– Отлично. Вы не обязаны сильно избивать полицейских на выходе. Они в курсе. Убедительно сыграйте свою роль, не более того.

Вейренк успел вовремя доплестись до своей палаты – Адамберг как раз выходил из 435-й – и без сил упал на кровать. Он ведь так и не узнал тогда, почему отец согласился продать виноградник.

XLII

– И тогда мудрая серна совершила жуткую глупость, просто из ревности, несмотря на то что прочла все книжки. Она пошла к двум страшным волкам, которые, на беду, оказались к тому же ужасно тупыми и злобными. «Остерегайтесь рыжего козлика, – сказала серна, – он вас проткнет рогами». Долго ли, коротко ли, волки подстерегли рыжего козлика. Они были ужасно голодные и проглотили его целиком, и больше про него никто никогда не слышал. А черный козлик на радостях стал жить-поживать и добра наживать с белками и сурками. И своей козлицей. Да нет, Том, все было не так, потому что жизнь богаче схем, равно как и мысли козликов. Черный козлик набросился на волков, и, хоть он и опоздал, ему удалось обломать им клыки. Оба зверя убежали, только их и видели. Но рыжего все-таки укусили в бедро, и черный вынужден был его лечить. Не мог же он оставить его умирать, как ты считаешь? А в это время козлица пряталась. Не хотела она выбирать между рыжим и черным и очень сердилась. Тогда оба козлика сели в кресла, раскурили трубку и стали разговаривать. Но по любому пустяку они начинали бодаться, потому что первый считал, что он прав, а тот ошибается, а второй думал, что говорит правду он, а второй лжет.

Ребенок положил пальчик на глаз отца.

– Да, Том, все непросто. Это совсем как opus spicatum, с рыбьими костями в разные стороны. Тем временем появилась Третья девственница, которая жила – не тужила в норе вместе с песчанками. Она питалась одуванчиками и подорожником и не переставая дрожала – с тех пор как дерево чуть было не раздавило ее. Третья дева была совсем крошечная, она пила много кофе и не умела защищаться от злых лесных духов. Однажды она позвала на помощь. Но некоторые козлики разозлились, они уверяли, что никакой Третьей девы не существует и что нечего терять время попусту. И черный козлик сказал: «Ладно, закрыли тему». Смотри, Том. Я поставлю еще один опыт.

Адамберг набрал номер Данглара:

– Капитан, это опять же для ребенка. Жил-был король.

– Так.

– Он влюбился в жену одного из своих генералов.

– Понятно.

– И отправил соперника на войну, зная, что посылает его на верную смерть.

– Так.

– Данглар, как звали этого короля?

– Давид, – ответил Данглар бесцветным голосом, – а генерала, которым он пожертвовал, – Урия. Давид женился на его вдове, и она стала царицей Вирсавией, будущей матерью царя Соломона.

– Видишь, Том, как все просто, – сказал Адамберг сыну, приникшему к его животу.

– Вы это мне, комиссар? – спросил Данглар.

Адамберг вдруг осознал, что голос его помощника по-прежнему лишен всякой жизни.

– Если вы считаете, что я послал Вейренка на смерть, то вы правы, – продолжал Данглар. – Я мог бы заверить вас, что я этого не хотел, поклясться, что у меня и в мыслях этого не было. И что из того? Что дальше? Кто поручится, что я не хотел этого подсознательно, сам о том не догадываясь?

– Капитан, вам не кажется, что мы и так достаточно дергаемся из-за того, что думаем на самом деле, чтобы еще заниматься тем, что могли бы подумать, если бы подумали?

– И все-таки, – еле слышно ответил майор.

– Данглар. Он не умер. Никто не умер. Кроме вас, возможно, раз вы собираетесь агонизировать у себя в гостиной.

– Я в кухне.

– Данглар.

Ответа не было.

– Данглар, возьмите бутылку и приезжайте ко мне. Мы тут вдвоем с Томом. Святая Кларисса пошла пройтись. С дубильщиком, я полагаю.

Комиссар быстро повесил трубку, чтобы Данглар не смог отказаться.

– Том, помнишь мудрую серну, которая очень много читала, но сделала ужасную глупость? Так вот, у нее в мозгах царила такая путаница, что по ночам она сама не могла в себе разобраться. Иногда даже днем. И ни ее мудрость, ни знания не пригодились ей в поисках выхода. Пришлось козликам бросить ей веревку и тянуть изо всех сил, чтобы вытащить ее из болота.

Внезапно Адамберг поднял глаза к потолку. На чердаке что-то приглушенно скреблось. Значит, святая Кларисса продинамила дубильщика.

– Ничего страшного, Том. Это птичка или ветер, если только не шуршание платья, волочащегося по земле.

В целях прочистки мозгов Данглару Адамберг разжег огонь в камине. Он впервые им пользовался, тяга была хорошая, пламя горело чисто, не задымляя комнату. Вот бы ему спалить тут Вопрос без ответа про царя Давида, засоривший мысли его зама, вместе с червем сомнения, проникшим во все зазоры. Войдя, Данглар тут же устроился поближе к огню, рядом с Адамбергом, который вместе с поленьями превращал в пепел его тревогу. Но Адамберг, не признаваясь в том Данглару, сжигал заодно и последние ошметки своей ярости против Вейренка. Увидев двух бандитов из Кальдеза в действии, услышав бешеный голос Ролана, он словно окунулся в прошлое, и картина изуверского избиения на Верхнем лугу неожиданно ярко вспыхнула в его сознании. Ему казалось, что, вынырнув из небытия, эта сцена прокручивается заново у него на глазах. Мальчишка валяется на земле, Фернан давит ему на плечи, Ролан приближается с осколком стекла в руке. Лежать, мудила. Ужас маленького Вейренка, волосы в крови, удар в живот, невыносимая боль. И он, юный Адамберг, неподвижно стоящий под деревом. Многое бы он отдал, чтобы никогда не переживать этого, чтобы незавершенное воспоминание перестало чесаться тридцать четыре года спустя, в одной определенной точке. И чтобы сгорела в этом пламени неотступная мука Вейренка. И если Камилла, подумал он неожиданно для самого себя, может отчасти рассеять ее в своих объятиях, да будет так. При условии, что этот сволочной беарнец не займет его землю. Адамберг бросил новое поленце в огонь и усмехнулся. Их общая с Камиллой земля лежит вне его досягаемости, можно не волноваться.

Ближе к полуночи Данглар, забыв царя Давида и поддавшись умиротворению, исходившему от Адамберга, приканчивал принесенную им бутылку.

– Здорово горит, – сказал он.

– Да. Это одна из причин, почему мне захотелось купить этот дом. Помните камин старой Клементины? [11]11
  См.: Фред Варгас.Игра Нептуна.


[Закрыть] Я около него всю ночь тогда провел. Зажигал кончик прутика и рисовал им горящие круги в темноте. Вот так.

Адамберг погасил лампу под потолком, сунул прутик в огонь и принялся чертить им восьмерки и круги в полумраке.

– Красиво, – сказал Данглар.

– Да. Красиво и завораживает.

Адамберг протянул веточку своему заму и, упершись ногами в кирпичный пол камина, стал раскачиваться на стуле.

– Пошлю-ка я к черту третью девственницу, Данглар. Никто в нее не верит, никому она не нужна. И я понятия не имею, как ее найти. Брошу ее на произвол судьбы и кофе.

– Не думаю, – сказал Данглар, неспешно раздувая пламя на кончике прутика.

– Не верите?

– Нет. Вы не пошлете ее к черту. И я не пошлю. Думаю, вы продолжите поиски. Невзирая на мнение окружающих.

– Вы полагаете, третья дева существует? Она в опасности?

Данглар нарисовал в воздухе несколько восьмерок.

– Наше толкование «De reliquis» расплывчато, как мираж, – сказал он. – Оно держится на тоненькой ниточке, но эта ниточка существует. И связывает все разрозненные элементы этой истории, включая натертые подошвы и раздвоение личности.

– Как это? – спросил Адамберг, вновь берясь за прутик.

– Во всех колдовских ритуалах средневековья на земле чертили круг. В его центре танцевала женщина, вызывавшая дьявола. Круг служил для того, чтобы изолировать этот участок. Наша убийца действует на таком же обособленном клочке земли, который принадлежит ей одной, и следует по своей ниточке, внутри круга.

– Ретанкур не потянула вместе со мной за эту ниточку, – мрачно сказал Адамберг.

– Не знаю, куда она делась, – скривился Данглар. – Ее сегодня не было в Конторе. И к телефону она не подходит.

– Вы братьям ее звонили? – нахмурившись, спросил Адамберг.

– Братьям, родителям, двум подругам, с которыми я знаком. Никто ее не видел. Она не предупредила о своем отсутствии. В Конторе никто ничего не знает.

– Чем она занималась?

– Убийством на улице Миромениль, вместе с Морданом и Гардоном.

– Вы прослушали ее ответчик?

– Да, ни о каких встречах там речи нет.

– Все машины на месте?

– Да.

Адамберг бросил щепку в огонь и встал. Скрестив руки на груди, сделал несколько шагов по комнате.

– Поднимайте тревогу, капитан.

XLIII

Известие об исчезновении Ретанкур обрушилось на уголовный розыск, как потерпевший крушение самолет, сведя на нет любые фрондерские поползновения. В нарастающей глухой панике все ощущали, что отсутствие толстой блондинки в погонах лейтенанта лишало здание одной из центральных опор. Отчаяние кота, сжавшегося в комок между стеной и ксероксом, было наглядным свидетельством общего состояния духа, с той только разницей, что люди не прекращали поисков, обзванивая больницы и комиссариаты всей страны.

Майор Данглар, еле оправившись от так называемого кризиса царя Давида, попал в тиски очередного приступа пессимизма и, бесстыдно усевшись на пластмассовый стул в подвале лицом к высокому отопительному котлу, потягивал белое вино на глазах у изумленной публики. На противоположном конце здания Эсталер поднялся в зал с кофейным автоматом и, словно Пушок, свернулся калачиком на пенопластовой лежанке лейтенанта Меркаде.

Сидевшая на телефоне юная и робкая Беттина – недавнее приобретение Конторы – пересекла погруженный в траур Зал соборов, где слышно было только пощелкивание телефонов и редкие слова – да, нет, спасибо, что позвонили. В углу Мордан что-то шепотом втолковывал Жюстену. Беттина тихо постучалась к Адамбергу. Комиссар сидел сгорбившись на высоком табурете и не двигаясь смотрел в пол. Девушка вздохнула. Адамбергу срочно надо было поспать, хотя бы несколько часов.

– Господин комиссар, – сказала она, скромно присаживаясь рядом, – когда, по-вашему, исчезла лейтенант Ретанкур?

– Она не вышла на работу в понедельник, это все, что нам известно. Но с тем же успехом она могла пропасть в субботу, в воскресенье и даже в пятницу вечером. Три дня или пять дней назад.

– В пятницу после обеда она курила у выхода с новым лейтенантом, у которого такие красивые двухцветные волосы. Она сказала, что рано уйдет с работы, так как ей надо к кому-то зайти.

– Зайти или встретиться?

– А есть разница?

– Есть. Подумайте, Беттина.

– Мне кажется, зайти.

– Это все, что вы узнали?

– Да. Они отошли к большому залу, и я больше ничего не слышала.

– Спасибо. – Адамберг поблагодарил ее легким движением век.

– Вам бы поспать, комиссар. Мама говорит, что если не спать, мельница сама себя мелет.

– Ретанкур бы не спала. Она бы искала меня день и ночь, целый год, если надо, не евши, не пивши. И нашла бы.

Адамберг медленно натянул пиджак.

– Если меня будут спрашивать, я в больнице Биша.

– Попросите, чтобы вас кто-нибудь подвез. Хоть двадцать минут поспите в машине. Мама говорит: тут вздремнул, там прикорнул – глядишь, и полегчало.

– Все ищут Ретанкур. Им есть чем заняться.

– А мне нет. Я вас подвезу.

Вейренк под руку с медсестрой делал первые осторожные шаги по коридору.

– Нам уже лучше, – сообщила медсестра. – У нас упала температура.

– Отведем его в палату, – сказал Адамберг, подхватив лейтенанта под другую руку. – Как поживает ваше бедро? – спросил он, когда Вейренк лег.

– Хорошо. Лучше, чем вы, во всяком случае, – добавил Вейренк, потрясенный измученным видом комиссара. – Что случилось?

– Она пропала. Виолетта. Три дня назад или пять. Ее нигде нет, она не подавала признаков жизни. Это не добровольный отъезд, все ее вещи на месте. Она ушла в одном пиджаке и с рюкзачком.

– Темно-синим.

– Да. Беттина сказала, что вы курили с ней в пятницу после обеда. Виолетта говорила, что должна к кому-то зайти и поэтому уйдет с работы пораньше.

Вейренк нахмурился:

– Она сказала, что должна к кому-то зайти? Сказала мне? Я ее друзей не знаю.

– Она вам это сказала, а потом вы пошли в Зал соборов. Вспоминайте, лейтенант, возможно, вы последним видели ее. Вы курили.

– Да, – сказал Вейренк, подняв руку. – Она обещала доктору Ромену, что зайдет к нему. Она сказала, что навещает его почти каждую неделю. Пытается его развлечь. Держит в курсе всех расследований и приносит ему снимки, чтобы он чувствовал себя хоть немного при деле.

– Какие снимки?

– Трупов, комиссар. Вот что она ему приносила.

– Ладно, Вейренк, я понял.

– Вы разочарованы.

– Я все-таки заеду к Ромену. Хотя он в полной отключке. Если там и было что увидеть и услышать, он бы отреагировал последним.

Адамберг посидел еще немного, без движения, утопая в мягком больничном кресле. Когда вошла медсестра, неся на подносе ужин, Вейренк прижал палец к губам. Комиссар спал вот уже час.

– Мы его не будим? – прошептала медсестра.

– Он бы и пяти минут на ногах не продержался, дадим ему еще часика два.

Вейренк позвонил в Контору, изучая содержимое подноса.

– Кто говорит? – спросил он.

– Гардон, – отозвался бригадир. – Это вы, Вейренк?

– Данглара там нет?

– Есть, но не годен к употреблению. У нас Ретанкур исчезла.

– Я в курсе. Мне нужен номер доктора Ромена.

– Сейчас дам. Мы хотим вас завтра навестить. Вам что-нибудь нужно?

– Пожрать, бригадир.

– Отлично, как раз Фруасси к вам и собирается.

Хоть одна приятная новость, подумал Вейренк, набирая доктора. Тот ответил ему безразличным голосом. Вейренк его не знал, но отключка была налицо.

– Комиссар Адамберг зайдет к вам в девять часов, доктор. Он попросил меня вас предупредить.

– Понятно, – сказал Ромен, которому, судя по всему, было решительно наплевать.

Адамберг открыл глаза в начале девятого.

– Черт, – сказал он, – почему вы меня не разбудили?

– Даже Ретанкур не стала бы вас будить. Известно каждому: кто спит – тот победитель.

XLIV

Доктор Ромен дотащился до двери, открыл ее и так же, еле передвигая ноги, словно на лыжах ступал по ровному месту, поплелся обратно к креслу.

– Только не спрашивай, как у меня дела, я от этого зверею. Выпить хочешь?

– Кофе.

– Свари его себе сам, у меня сил нет.

– Ты посидишь со мной на кухне?

Ромен вздохнул и поскользил к кухонному стулу.

– Будешь кофе? – спросил Адамберг.

– Сколько угодно, спать двадцать часов в сутки мне это все равно не помешает. Не слабо, да? Даже соскучиться не успеваю, старик.

– Ты как лев. Знаешь, что львы спят по двадцать часов в сутки?

– У них тоже прострация?

– Нет, это от природы. Что не мешает им быть царями зверей.

– Я – свергнутый царь, Адамберг. Мой трон заняли.

– У меня не было выбора.

– Не было. – Ромен закрыл глаза.

– Лекарства не помогают? – спросил Адамберг, взглянув на кучу упаковок на стуле.

– Это все стимулирующие препараты. Они меня приводят в чувство минут на пятнадцать, я еле успеваю сообразить, какой сегодня день. Какой сегодня день?

Врач еле ворочал языком, растягивал гласные, словно палка, засунутая в колесо, тормозила его речь.

– Сегодня четверг. А в пятницу вечером, шесть дней назад, к тебе заходила Виолетта Ретанкур. Помнишь?

– Я еще разума не лишился, только энергии. И вкуса к жизни.

– Но ведь то, что приносит Ретанкур, доставляет тебе удовольствие. Снимки трупов.

– Ты прав, – улыбнулся Ромен. – Она очень ко мне внимательна.

– Она знает, чем тебя порадовать, – сказал Адамберг, пододвигая ему плошку с кофе.

– У тебя измученный вид, старик, – поставил диагноз Ромен. – Физическое и психическое истощение.

– У тебя по-прежнему глаз – алмаз. Я тут увяз с одним жутким делом – за мной по пятам следует тень, в моем доме живет монахиня, а новый лейтенант спит и видит, как бы со мной покончить. Я всю ночь спасал его от разборки, еле спас. На следующий день оказалось, что пропала Ретанкур.

– Может, проспала, как и я?

– Она исчезла.

– Я понял, старик.

– Что-нибудь она тебе говорила в ту пятницу? Что-нибудь, что могло бы нам помочь? Она поделилась с тобой какой-то проблемой?

– Никакой. Не знаю, существует ли проблема, которая могла бы встревожить Ретанкур, и чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что ей надо было заняться моей прострацией и истомой, вместе взятыми. Нет, старик, мы говорили о работе. Ну, делали вид, что… В любом случае минут через сорок пять максимум я начинаю клевать носом.

– Она медсестру не упоминала? Ангела смерти?

– Да, она мне все рассказала, в том числе об осквернении могил. Она же часто приходит, знаешь. Золото, а не девочка. Она мне даже оставила фотографии, чтобы было чем заняться при случае.

Ромен вяло потянулся к груде барахла, загромождавшего кухонный стол, вытащил из нее пачку цветных снимков большого формата и подтолкнул ее к Адамбергу. Лица Пайки и Диалы, раны на горле, следы от укола на руках… Взглянув на фотографии трупов из Монружа и Оппортюн, Адамберг скривился и положил их в низ стопки.

– Качественная работа, как видишь. Ретанкур меня балует. Ну ты и вляпался, – добавил врач, похлопав по пачке фотографий.

– Догадываюсь, Ромен.

– Нет ничего сложнее, чем поймать методичных психопатов, пока ты не уловишь, что у них на уме. А поскольку у них ум психопатов, тебе мало не покажется.

– Ты так и сказал Ретанкур? Ты ее отговаривал?

– Я бы не рискнул ее отговаривать.

Комиссар заметил, как запорхали веки доктора, и тут же подлил ему кофе.

– Достань мне парочку капсул из желто-красной коробки.

Адамберг выдавил две капсулы ему на ладонь, и Ромен проглотил обе разом.

– Так, – сказал Ромен. – На чем мы остановились?

– На том, что ты сказал Ретанкур, когда видел ее в последний раз.

– То же, что и тебе. Убийца, которую ты ищешь, – настоящая психопатка, крайне опасная.

– Ты согласен с тем, что это женщина?

– Разумеется. Ариана – чемпионка в своем деле. Можешь ей верить с закрытыми глазами.

– Я знаю, что на уме у этой психопатки, Ромен. Она стремится к абсолютной власти, божественному могуществу и вечной жизни. Ретанкур тебе не говорила?

– Да, она мне прочла старинный рецепт. Это оно и есть, – Ромен снова похлопал по стопке снимков. – Живая сила дев, ты попал в точку.

– «Живая сила дев», – прошептал Адамберг. – Она не могла тебе об этом сказать, это единственное, чего мы не поняли.

– Ты не понял? – спросил Ромен, ошеломленно глядя на него, – казалось, он понемногу приходит в себя, по мере того как работа вновь захватывала его. – Так это ж ясно, как день в твоих горах.

– Оставь мои горы в покое, умоляю тебя. И расскажи мне о живой силе.

– Да что же это может быть, дурья башка? Живая сила – это то, что остается живым после смерти, то, что бросает вызов смерти и даже старости. Волосы, черт побери. Когда мы взрослеем и все процессы постепенно замирают, единственное, что продолжает расти, новенькое, как с иголочки, – это волосы.

– Если только они не выпадают.

– У женщин не выпадают, приди в себя. Волосы или ногти. В любом случае это одно и то же – кератин. Твоя «живая сила дев», или девственниц, – это их волосы. Потому что в могиле только они сопротивляются смерти. Это антисмерть, противосмерть, противоядие. Подумаешь, сложности. Ты меня слушаешь, Адамберг, или ты впал в прострацию?

– Я тебя слушаю, – сказал пораженный Адамберг. – Здорово, Ромен, а главное, очень похоже на правду.

– Похоже? Ты что, издеваешься? Так оно и есть. Посмотри снимки, черт возьми.

Ромен схватил стопку фотографий, но вдруг широко зевнул и потер глаза.

– Намочи полотенце под холодной водой и разотри мне голову.

– Твое полотенце страшно взять в руки.

– Плевать. Давай пошевеливайся.

Адамберг повиновался и изо всех сил, словно лошадь драил, растер ему голову мокрым полотенцем. У Ромена даже лицо побагровело.

– Ну что, лучше?

– Сойдет. Налей мне остатки кофе. И передай тот снимок.

– Какой?

– Первой женщины, Элизабет Шатель. Возьми у меня на столе лупу.

Адамберг положил перед Роменом лупу и жуткий снимок.

– Вот, – сказал тот, указывая на правый висок Элизабет. – Ей отрезали несколько прядей.

– Ты уверен?

– На все сто.

– «Живая сила дев», – повторил Адамберг, вглядываясь в фотографию. – Эта психопатка убила их, чтобы отрезать прядь волос.

– Которым удалось устоять перед лицом смерти. С правого виска, посмотри. Ты текст помнишь?

– «…с живой силой дев, одесную извлеченной, трижды приготовленных в равном количестве».

–  Одесную – справа. Потому что слева, ошую, – мрак, тьма. А справа – свет. Правая рука правит жизнью. Догоняешь, старик?

Адамберг молча кивнул.

– Ариана упоминала а волосах, – сказал он.

– Говорят, она тебе нравится.

– Кто тебе сказал?

– Твоя лейтенантша.

– Почему Ариана не заметила отрезанных волос?

Ромен довольно усмехнулся:

– Потому что заметить это мог только я. Ариана – чемпионка, но ее отец не был парикмахером. А мой был. Я умею отличать свежесрезанные пряди. Кончики выглядят по-другому, они четкие, прямые и не секутся. Не видишь? Вот тут.

– Нет.

– Потому что твой отец не был парикмахером.

– Нет.

– У Арианы есть еще одно извинение. Насколько я понимаю, Элизабет Шатель не особенно следила за своей внешностью. Я не ошибаюсь?

– Нет, она не красилась и не носила украшений.

– И у нее не было парикмахера. Она сама себя стригла как бог на душу положит. Когда волосы падали ей на глаза, она брала ножницы, раз – и готово. Получается нечто весьма сумбурное, видишь? Длинные, короткие и средние пряди вперемешку. Ариана просто не могла вычленить в этом творческом беспорядке волосы, срезанные недавно.

– Мы работали в свете прожекторов.

– Тем более. А на Паскалине вообще ничего не видно.

– Ты все это рассказал Ретанкур в пятницу?

– Конечно.

– И что она ответила?

– Ничего. Задумалась, совсем как ты. Вряд ли это что-то изменит.

– Зато теперь мы знаем, почему она раскапывает могилы. И почему ей надо убить третью девственницу.

– И ты в это веришь?

– Да. «Трижды». Это число женщин.

– Возможно. А ты нашел третью?

– Нет.

– Тогда ищи женщину с красивыми волосами. У Элизабет и Паскалины волосы были отменного качества. Проводи меня до постели, старик. Я больше не могу.

– Извини, – сказал Адамберг, быстро вставая.

– Ничего страшного. Но раз уж ты копаешься в старинных снадобьях, поищи мне что-нибудь от прострации.

– Обещаю, – сказал Адамберг, провожая Ромена в спальню.

Ромен обернулся, заинтригованный тоном Адамберга:

– Ты серьезно?

– Да, можешь на меня положиться.