Текст книги "Искусство памяти"
Автор книги: Фрэнсис Йейтс
Жанр: Религиоведение, Религия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
Образы эти заимствованы из древнеегипетской астральной традиции и звездной магии461461
Об образах деканов см.: G. B. and H. T., pp. 45–48. Там же воспроизводятся (ил. 1) и образы деканов Овна из палаццо Скифанойя.
[Закрыть]. Триста шестьдесят градусов зодиакального круга поделены между двенадцатью знаками зодиака, каждый из которых делится на три «лица» по десять градусов в каждом. Эти последние суть деканы, с каждым из них связан какой-либо образ. Образы деканов восходят к древнеегипетским звездным богам времени; их имена хранились в сокровищницах египетских храмов, откуда они проникли в предания позднеантичной астральной магии, изложенной в текстах, автором которых считался Гермес Трисмегист, а его образ, в свою очередь, часто связывался с образами деканов и их магией. Все эти образы имеют самые различные источники, но, чтобы найти источник бруновских образов деканов, нам не потребуется разыскивать древние и трудные для понимания тексты. При создании своей магии Бруно по большей части опирался на печатные, доступные книги, в основном на De occulta philosophia Генриха Корнелия Агриппы. Свой перечень образов деканов Агриппа предваряет следующими словами: «В зодиаке имеется тридцать шесть образов… о которых сказано у Тевкра Вавилонского». Бруно переносит это замечание в начало своего перечня образов деканов, который он, изредка внося незначительные изменения, переписывает у Агриппы462462
H. C. Agrippa, De occulta philosophia, II, 37. Об изменениях, которые вносит Бруно, подробнее см.: G. B. and H. T., p. 196.
[Закрыть].
За тридцатью шестью образами деканов в перечне звездных образов «Теней» следуют сорок девять образов планет, по семь для каждой планеты. Каждая группа из семи образов предваряется традиционным изображением соответствующей планеты. Вот несколько примеров таких планетных образов:
Первый образ Сатурна: Человек с головой оленя на драконе, на его правой руке сова, пожирающая змею.
Третий образ Солнца: Юноша с диадемой, от головы его исходят лучи света, в руках он держит лук и колчан.
Первый образ Меркурия: Прекрасный юноша со скипетром, на котором две переплетшиеся змеи обращены головами одна к другой.
Первый образ Луны: Рогатая женщина верхом на дельфине, в правой ее руке – хамелеон, в левой – лилия.
Такие образы, как мы видим, подобно планетным талисманам соотносятся с богами планет и выражают различные их влияния. Большую часть сорока девяти образов Бруно заимствует из перечня образов планет в De occulta philosophia Корнелия Агриппы463463
De occulta philosophia, II, 37–44. Ср.: G. B. and H. T., p. 96.
[Закрыть].
Затем в перечне Бруно следует образ Draco lunae вместе с образами двадцати восьми обителей Луны, то есть положений Луны на каждый день месяца. Они сообщают о роли Луны и ее движения в передаче зодиакальных и планетарных влияний. И эти образы Бруно тоже берет у Агриппы, внося небольшие изменения464464
De occulta philosophia, II, 46; Ср.: G. B. and H. T., loc. cit.
[Закрыть].
Чтобы понять, что пытается сделать Бруно, все эти астральные образы мы должны рассматривать в контексте De occulta philosophia. В трактате Агриппы о магии перечни образов содержатся во второй книге, книге о небесной магии, имеющей дело со средним миром звезд – средним по отношению к нижнему миру стихий, о котором речь идет в первой книге, и миру наднебесному, которому посвящена третья книга. Один из основных (согласно этому типу магического мышления) способов обращения с небесным миром – использование магических или талисманных образов звезд. Бруно переносит такие операции во внутреннее измерение, применяет их к памяти, используя небесные образы в качестве памятных, как бы сопрягая внутренний мир воображения с миром звезд или воспроизводя в воображении небесный мир.
Наконец, под гравюрой, изображающей двенадцать домов, на которые делится гороскоп, Бруно приводит перечень тридцати шести образов, по три на каждый из двенадцати домов. Эти образы выражают те аспекты жизни, с которыми предположительно соотносятся дома гороскопа: рождение, богатство, братья, родители, дети, болезни, брак, смерть, религия, власть, благодеяния, тюремное заключение. Они несколько напоминают традиционные образы домов, например те, что можно видеть в календаре на 1515 год465465
L. Reymann, Nativität-Kalender, Nürnberg, 1515; перепечатан в книге: A. Warburg, Gesammelte Schriften, Leipzig, 1932, II, Pl. LXXV.
[Закрыть], но здесь уже Бруно вводит настолько удивительные изменения и дополнения, что у него получается весьма эксцентричный перечень образов, большей частью, по-видимому, придуманных им самим. Здесь мы застаем его за работой над «составлением» магических образов, и позже он напишет об этом искусстве целую книгу.
И вот 150 образов запечатлены в центральном круге магической памяти. Все небо, со всеми его сложными астрологическими взаимодействиями, заключено в нем. Когда круги вращались, образы звезд выстраивались в комбинации, закручивались в спирали. И выдающийся ум, с помощью магических образов магически запечатлевший в памяти небо, все его движения и влияния, действительно обладал «секретом», который стоило разгадать!
Во вступлении к «Теням» искусство памяти, которое должно быть изложено в этом трактате, преподносится как герметический секрет; там сказано, что сам Гермес вручает философу книгу об этом искусстве466466
Bruno, Op. lat., II (i), p. 9; ср.: G. B. and H. T., p. 193.
[Закрыть]. Кроме того, название книги, De umbris idearum, взято из труда по магии, из некромантических комментариев Чекко д’ Асколи к Sphere («Сфера») Сакробоско, в которой упоминается Liber de umbris idearum467467
См.: G. B. and H. T., p. 197.
[Закрыть]. Что же такое эти магические «тени идей», составляющие основу герметической системы памяти?
Мысль Бруно работает в труднодоступном для современного мышления режиме (так же мыслит и Фичино в De vita coelitus comparanda), где образы звезд оказываются посредниками между идеями наднебесного мира и поднебесным миром стихий. Упорядочивая образы звезд, манипулируя ими или применяя их на практике, мы управляем формами, стоящими на ступень ближе к реальности, чем предметы нижнего мира, которые все зависят от астральных влияний. Мы способны воздействовать на нижний мир, изменяя влияние звезд на него, если знаем, как упорядочить звездные образы и как управлять ими. По сути, именно образы звезд и есть «тени идей», тени реальности, которые ближе к ней, чем физические тени в нижнем мире. Если мы однажды станем на эту (для современности фундаментально не ухватываемую) точку зрения, многие тайны «Теней» прояснятся. Книга, которую Гермес вручает философу, – это книга «о тенях идей, собранных для внутреннего письма»468468
Op. lat., II (i), p. 9.
[Закрыть], другими словами, содержащая перечень магических звездных образов, которые необходимо запечатлеть в памяти. Их и нужно использовать на вращающихся кругах:
Поскольку идеи суть изначальные формы вещей, в соответствии с которыми создано все, постольку мы должны создать внутри себя тени идей… так, что они будут приложимы ко всему возможному многообразию. Мы формируем их в себе с помощью вращающихся кругов. Если знаешь другой путь, испробуй его469469
Ibid., pp. 51–52.
[Закрыть].
Запечатлевая в памяти образы «высших сил», мы от вещей, находящихся вверху, узнáем о вещах, находящихся внизу; низшие вещи упорядочатся в памяти, когда мы упорядочим в ней образы вещей высших, заключающих в себе реальность вещей нижнего мира в более высокой форме – форме, более близкой к подлинной реальности.
Формы безобразных животных прекрасны на небесах. Не излучающие света металлы сияют в своих планетах. Ни человек, ни животные, ни металлы не таковы здесь, как там… освещая, оживляя себя высшими силами, соединяя, сообразуя себя с ними, ты продвинешься в постижении и запоминании их видов470470
Ibid., p. 46.
[Закрыть].
Как адепту сообразовать себя с высшими силами? Внутренне соразмеряя себя с астральными образами, посредством которых обособленные виды низшего мира сольются в единую картину. И такая астральная память даст не только знание, но и силу:
В первоначальной твоей природе – лишь хаос стихий и чисел, не лишенный, однако, закона и порядка… Существуют, как ты способен узреть, некие четкие интервалы… В одном запечатлена фигура Овна, в другом – Тельца, и так все остальные (знаки зодиака)… Так оформляется бесформенный хаос… Для запоминания существенно, чтобы числа и стихии располагались в строгом порядке… при помощи каких-либо легко запоминаемых форм (зодиакальных образов). …Говорю тебе, если ты рассмотришь это внимательно, ты постигнешь это изобразительное искусство, и оно чудесным образом укрепит не только твою память, но и все силы души471471
Op. lat., II (i), pp. 77–78.
[Закрыть].
Что это нам напоминает? Конечно же, систему памяти Метродора Скепсийского, который использовал зодиакальный круг и, вероятно, образы деканов как систему мест памяти. Система Метродора превратилась в магическую систему. Круги памяти вращаются, соотносясь с основными зодиакальными образами, образами планет, лунных фаз, домов гороскопа из бруновского перечня магических образов, формируя и постоянно меняя модели универсума, существующие на небесном уровне. И силу для этого дает герметическая философия, которая учит, что в человеке присутствует божественное начало и он органически связан со звездами – правителями мира. В «первоначальной твоей природе» архетипические образы хаотически перемешаны; магическая память высвобождает их из хаоса и восстанавливает порядок, возвращая человеку его божественные силы.
К центральному, внутреннему кругу, или колесу, звездных образов – главному источнику энергии для оживляемой с помощью магии памяти, – как увидит на схеме читатель, прилегают другие круги, в каждом из которых записаны 150 предметов, разбитых на группы по тридцать. Здесь я вновь в точности следую указаниям Бруно, поскольку наряду с перечнем 150 образов звезд он предлагает еще три перечня по 150 пунктов в каждом; все они с помощью буквенных обозначений поделены на тридцать разделов, а те, в свою очередь, – на пять подразделов, помеченных гласными. Ясно, что эти три перечня тоже нужно разместить на концентрических кругах вокруг центрального круга звездных образов.
В круг, непосредственно прилегающий на схеме к центральному, вписаны пункты перечня, начинающегося со следующих предметов:
Aa Oliua; Ae Laurus; Ai Myrthus; Ao Rosmarinum; Au Cypressus («олива», «лавр», «мирт», «розмарин», «кипарис»)472472
Ibid., p. 132.
[Закрыть]. Как можно видеть, все это относится к растительному миру. В списке есть также птицы, животные, камни и металлы; вещи, созданные человеком, и другие предметы, в странном смешении, включая даже сакральные объекты: ara; septem candelabra («жертвенник», «семисвечник»). Грубо говоря, в перечне вроде бы представлены растительный, животный и минеральный миры, однако содержатся и артефакты; пожалуй, эта классификация производит впечатление невообразимой мешанины. Идея, я полагаю, состоит в том, чтобы показать на этом круге низшие уровни творения: растения, животных, минералы, – чье движение зависит от движения небесного круга.
Перечень, вписанный в следующий круг плана (третий от центра), начинается так:
Aa nodosum; Ae mentitum; Ai inuolutum; Ao informe; Au famosum473473
Ibid., р. 129.
[Закрыть]. Все это прилагательные («узловатый», «поддельный», «запутанный», «бесформенный», «известный»). Я не берусь объяснить, почему все они стоят в винительном падеже, еще более непостижим странный подбор 150 прилагательных этого списка.
Наконец, во внешние круги схемы вписаны 150 предметов из перечня, открывающегося следующими пунктами:
В переводе это означает: «Регима – (изобретатель) каштанового хлеба; Осирис – (изобретатель) земледелия; Церера – (изобретательница) ярма для волов; Триптолем – (первым ввел) посевы; Питумн (ввел) унавоживание полей».
Имя изобретателя я указываю на схеме в ее внешнем круге, а описание изобретения – в непосредственно примыкающем к нему. Читатель сможет там пройти по всему ряду. Пять вышеприведенных пунктов можно будет найти, если начать с середины нижней части внешнего круга.
Никто из исследователей Джордано Бруно никогда внимательно не изучал этот перечень, и уж тем более никому не приходило в голову, что образы всех этих людей нужно разместить на внешнем круге системы памяти, упорядочиваемой и магически оживляемой звездными образами центрального круга. На мой взгляд, этот список заслуживает большего внимания. Поэтому ниже я попытаюсь передать хоть какое-то впечатление от удивительной процессии, проходящей перед нами на этом круге, не перечисляя подробно всех имен и связываемых с ними открытий.
За названной выше земледельческой группой следуют имена изобретателей простейших инструментов и операций. Эрихтоний изобрел колесницу; Пирод добыл с помощью кремня огонь. Ной был одним из первых виноградарей; Исида первой стала возделывать сады; Минерва научила, как пользоваться маслом; Аристей нашел мед. Затем следуют изобретатели ловушек и капканов, охоты, рыболовства. Далее – группа малоизвестных лиц, таких как Саргон, научившийся плести корзины, Доксий, применивший глину в строительстве. Рабочий инструмент придумали: Талос – пилу, Паруг – молоток. Затем появляются гончарное искусство, прядение, ткачество, сапожное ремесло; Хореб – первый гончар. Множество необычных имен изобретателей игральных карт, туфель, стаканов, щипцов, бритья, гребешков, ковров и лодок (это лишь несколько примеров) проходит здесь перед нами475475
Ibid., рр. 124–125.
[Закрыть].
Теперь, когда названы изобретатели основных технологий развивающейся цивилизации, движение вращающегося круга демонстрирует нам другие виды человеческой деятельности. Группы М и N я приведу целиком:
Какая осведомленность о создателях магических и демонических искусств! Тут и чародейка Цирцея – фигура, занимавшая доминирующее положение в воображении Бруно; здесь она впервые появляется в его трудах. И тот, кто первым вступил в «связь с демонами», – тема, которую Бруно позднее исследует под тридцатью рубриками. И Зороастр, первый среди магов.
Но почему группа заканчивается «жертвоприношением быков»? Как правило, первая фигура каждой пятерки связана с предыдущей, а последняя – с последующей. Упоминание религиозного жертвоприношения подготавливает нас к тому, что теперь, при дальнейшем вращении круга, в группах O, P и Q перед нами предстанут выдающиеся религиозные деятели. Здесь Авель, приносивший в жертву стада, Авраам, который ввел обрезание; Иоанн Креститель, совершавший обряд крещения; Орфей, от которого пошли оргии; Бел, изобретатель идолов, Хемис, придумавший захоронение в пирамидах. Фигуры Ветхого Завета и одна из Нового следуют причудливой вереницей477477
Op. lat., II (i), loc. cit.
[Закрыть].
От магии и религии, неразрывно связанных и предстающих как единое целое, мы переходим к магам-изобретателям изобразительных и музыкальных искусств.
Создатели других музыкальных инструментов представлены в следующей группе; а затем, возглавляемые Нептуном, укротителем коней, мы знакомимся с навыками верховой езды и изобретателями, усовершенствовавшими военное искусство.
Дальше идет одно из самых фундаментальных изобретений:
Это Тот-Гермес, изобретатель письменности. От египетской мудрости мы переходим к астрономии, астрологии и философии, к Фалесу и Пифагору, к странному смешению имен и понятий:
Ya Навфид о движении солнца
Ye Эндимион о луне
Yi Гиппарх о левостороннем вращении сферы неподвижных звезд
Yo Атлас о шаре
Yu Архимед о медных небесах
Za Клеострат о двенадцати знаках
Ze Архит о геометрическом кубе
Zi Ксенофан о бесчисленных мирах
Zo Платон в идеях и от идей (in ideas et ab ideis)
Zu Раймунд о девяти элементах480480
Ibid., рр. 127–128.
[Закрыть]
В этой коллекции представлены: один из величайших астрономов античности, Гиппарх; небесная модель, созданная Архимедом; «бесчисленные миры», придуманные, как здесь сказано, Ксенофаном; Платон с его идеями. Наконец, Раймунд Луллий и его Искусство, основанное на девяти буквах или элементах.
Этот последний поворот круга памяти, возможно, открывает нам больше всех других. Бесчисленные миры, впоследствии ставшие характерной особенностью философии Бруно, упомянуты им здесь впервые. И то обстоятельство, что процессия изобретателей, через магию и магическую религию движущаяся к философии и луллизму, привела нас в сферу интересов самого Бруно, а равно и причудливость тех контекстов, в которых он эти интересы усматривал, подчеркивается выбором первой фигуры в группе, непосредственно следующей за группой Z (она помечена греческой буквой):
На первый взгляд это может показаться непонятным, но на самом деле разобраться тут легко. В «Тенях» Бруно постоянно ссылается на свою книгу, Clavis magna, которая до нас не дошла. Изобретателем «ключа» и «теней» является Иорданус Брунус, сокращенно Ior, автор Clavis Magna и De umbris idearum. На круге он располагает и свой собственный образ: разве он сам не был автором величайшего изобретения? Ведь именно он отыскал способ расстановки «теней идей» на Луллиевых кругах!
После такой кульминации читатель, быть может, ощутит потребность остановиться и перевести дух. Но мы должны пройти по кругу до конца, хотя бы выборочно останавливаясь на оставшихся именах482482
Op. lat., II (i), loc. cit.
[Закрыть]. Вот Евклид; здесь же Эпикур, отличающийся «свободой души»; еще Филолай, изъяснивший «скрытую в вещах гармонию» (Бруно в своих трудах часто ссылается на него как на предшественника Коперника); Анаксагор, еще один любимый философ Бруно. И теперь мы подходим к последнему имени, завершающему перечень 150 изобретателей и великих людей, чьи образы вращаются на круге памяти. Вот оно:
(На схеме это имя можно различить слева от Rhegima, с которого мы начали.) Melicus, «Медоречивый» – это Симонид, создатель классического искусства памяти. Как показательно, что именно Симонид завершает эту процессию, что вращающийся круг вернулся к своему началу на этом имени! Ведь за всю долгую историю искусства памяти, несомненно, не было более замечательного проявления этой традиции, чем система памяти, которую мы извлекли из «Теней»484484
В «Тенях» есть еще один перечень – тридцати мифологических образов, который начинается с Ликаона и заканчивается Главком (pp. 107–108). Эти фигуры помечены буквами в тридцати разделах круга и тоже должны вращаться на кругах, но их всего только тридцать, а не 150, как в перечнях основной системы. Поэтому я полагаю, что они составляют отдельную систему, подобную системе тридцати статуй из другого сочинения Бруно, «Статуи» (см. ниже, c. 376).
[Закрыть].
Имена изобретателей Бруно во многом заимствует из книги Полидора Вергилия De inventoribus rerum («Об изобретателях», 1449), и многие из приводимых им имен традиционны. С другой стороны, у него встречаются и незнакомые имена, и мне не удалось отследить их все. Преобладание варварских и магических имен придает перечню необычный архаический характер. Развертывая всю историю человеческой цивилизации, круг имен изобретателей раскрывает нам интересы, подходы, скрытые замыслы самого Бруно. Акцент на магии всевозможных типов, привлечение имен «демонических» магов указывает на то, что это память величайшего мага. Дерзкое смешение магии и религии в представленных на круге религиозных ритуалах и жертвоприношениях говорит о том, что перед нами маг, исповедующий магическую религию, который впоследствии будет ратовать за возрождение магической религии египтян485485
О «египетской», или герметической, религии Бруно см.: G. B. and H. T.
[Закрыть]. И когда на круге появляются астрономия, философия, «бесчисленные миры», мы понимаем, каким образом в мышлении мага сопрягаются столь важные для него предметы. В крайностях магии присутствует своеобразный рационализм, и в плеяде изобретателей, протянувшейся от ремесел через магию и религию к философии, в новом свете представлена история цивилизации.
В аспекте искусной памяти образы системы принадлежат той же античной традиции, что и изображения выдающихся ученых и художников на фреске в соборе Санта Мария Новелла (ил. 1), дававших возможность Росселию «помещать» Платона и Аристотеля к Теологии и Философии486486
См. выше, с. 217.
[Закрыть]. Перечень образов изобретателей, которые Бруно предлагает использовать как памятные образы – каким бы странным ни казалось его обращение с традицией, – сам по себе всецело принадлежит ортодоксальной традиции классического искусства. Размещая на круге все эти броские и необычные образы выдающихся людей, Бруно преследует свою цель – соединить классическое искусство памяти с луллизмом. Вращающиеся круги Луллиева искусства становятся местами, в которые помещаются образы.
Наиболее мощными образами бруновской системы являются магические образы центрального круга. Во включенном в книгу разделе Ars memoriae, при обсуждении мест и образов, следующем традиционному образцу Ad Herennium, Бруно рассматривает различные виды памятных образов и различает их по степени мощности, благодаря которой одни образы оказываются ближе к реальности, чем другие. Те, что наделены наивысшей мощностью и потому наименее непроницаемы для реальности, Бруно называет «печатями» (sigilli)487487
«Знаки, notae, символы и печати» – все они наделены этой высшей степенью мощности; за дальнейшими разъяснениями Бруно отсылает к утраченному Clavis magna (op. lat., II (ii), p. 62).
[Закрыть]. Я полагаю, в этих пассажах он поясняет, почему в своей системе памяти использует 150 таких sigilli – магических печатей, или астральных образов.
Как действовала эта система? Конечно же, с помощью магии: она базировалась на центральном источнике энергии – круге «печатей», звездных образов (теснее связанных с реальностью, чем образы вещей подлунного мира), проводников астральных энергий, «теней», посредничавших между идеальным надзвездным миром488488
В самом начале раздела Ars memoriae сказано, что вечные идеи постигаются «как поток, проходящий сквозь звезды» (Ibid., p. 58). Это выражение сходно с выражением Фичино в его De vita coelitus comparanda.
[Закрыть] и предметами и событиями нижнего мира.
Но недостаточно просто сказать, что круги памяти вращались при помощи магии. Это была в высшей степени систематизированная магия. Систематизация – один из ключевых пунктов мышления Бруно; именно тяга к систематичности и систематизации магических мнемоник заставляла их создателя на протяжении всей жизни беспрестанно отыскивать подлинную систему. Моя схема не отражает всей сложности системы «Теней», где в пределах каждого из тридцати сегментов круга автономно вращаются еще пять подразделов489489
Как это показано на диаграмме, op. lat., II (i), p. 123. Я даже не пыталась отразить эту тонкость на своей схеме.
[Закрыть]. Поэтому образы деканов зодиака, образы планет и положений Луны формировались и обновлялись бы во всех меняющихся комбинациях, сохраняя связь с образами домов. Полагал ли он, что память, использующая эти непрерывно меняющиеся комбинации астральных образов, выработает своего рода алхимию воображения, философский камень души, который позволит постигать и удерживать в памяти любое состояние и взаиморасположение вещей нижнего мира – растений, животных, камней? И что формирование и обновление образов изобретателей, согласованное с формированием и обновлением астральных образов центрального круга, позволит запомнить (так сказать, с помощью высших сил) всю историю человечества, со всеми его открытиями, мыслями, философскими учениями и творениями?
Такая память была бы памятью божественного человека, мага, наделенного божественными силами, через посредство его воображения сопряженными с действием космических энергий. И попытка осуществления такого проекта основывалась бы на герметическом допущении, что человеческий ум (mens) божествен, в истоке своем соединен со звездами-правителями мира и способен как отображать, так и контролировать универсум.
Магия предполагает, что универсум пронизан силами и законами, которые можно использовать, если известен способ овладения ими. Как подчеркивалось в другой моей работе, ренессансная концепция одушевленного универсума, в котором правит магия, подготовила путь концепции механического универсума, управляемого математикой490490
G. B. and H. T., pp. 450 ff.
[Закрыть]. В этом смысле бруновское видение одушевленного универсума с бесчисленным количеством миров, подчиняющихся одним и тем же магико-механическим законам, является, пользуясь магической терминологией, префигурацией того, каким мир предстал XVII веку. Но основной интерес Бруно был направлен не на внешний, а на внутренний мир. Его система памяти – это попытка овладеть магико-механическими законами, но не внешним, а внутренним образом, воспроизводя в душе магические механизмы. Его магическое миропонимание переведено на язык математических терминов только в наши дни. Бруново предположение, что астральные силы, правящие во внешнем мире, управляют также и миром внутренним и их можно постичь и воспроизвести в нем, чтобы оперировать магико-механической памятью, оказывается неожиданно близким к идее мыслящих машин, которые при помощи механических средств способны выполнять многие операции человеческого мозга.
И все же с позиций мыслящей машины мы не сможем прояснить проект Бруно. Он жил в герметическом универсуме, из которого божественное было неустранимо. Астральные силы являлись инструментами божественного; по ту сторону деятельных звезд находились еще более высокие божественные формы. И высшей формой для Бруно было Единое, божественное Единство. На звездном уровне система памяти стремится к унификации, подготовляющей достижение более высокого Единства. Магия для Бруно не была конечной целью, но служила средством достижения Единого за пределами явленного.
В «Тенях» вполне различима эта сторона бруновского учения. Книга и начинается как раз с этого уровня, и всякий, кто начал читать ее с самого начала, с «тридцати интенций теней» и «тридцати понятий об идеях», но не успел или оказался полностью не способен распознать основанную на «тридцатке» магическую систему памяти, введением в которую служат эти предварительные «тридцатки», мог видеть в ней лишь своеобразную версию неоплатонического мистицизма. Напротив, я полагаю, что, только освоив систему памяти, мы могли бы приблизиться к пониманию предваряющих ее мистических и философских «тридцаток». Я не претендую на то, что полностью разобралась в них, но так мы хотя бы начинаем улавливать какую-то их общую направленность.
Первая из «тридцати интенций теней» начинается с «единого Бога» и цитаты из Песни песней: «В тени его люблю я сидеть, моего желанного»491491
Op. lat., II (i), p. 20. Цитата из Песни песней, II, 3.
[Закрыть]. Мы должны расположиться в тени доброго и истинного. Воспринимать их внутренними чувствами, с помощью образов человеческого ума и означает пребывать в их тени. Существуют, таким образом, «интенции», направленные к свету и тьме, а также к теням, которые, нисходя из сверхсубстанциального единства, переходят в бесконечную множественность; из сверхсубстанциального они нисходят в его следы, образы и подобия492492
Ibid., II (i), pp. 22–23.
[Закрыть]. Низшие сущности связаны с высшими, а высшие – с низшими; осуществляется непрерывное восхождение к лире вселенского Аполлона и ниспадение оттуда по цепи элементов493493
Ibid., pp. 23–24.
[Закрыть]. Если древние и знали путь, каким память, запоминая множество частей, может прийти к единству, то они не учили ему494494
Ibid., р. 25.
[Закрыть] (но этому научит Джордано Бруно). В природе все пребывает во всем. Так же и в уме все во всем. И память способна запомнить все обо всем495495
Ibid., pp. 25–26.
[Закрыть]. Хаос Анаксагора есть неупорядоченное многообразие; мы должны внести в многообразие порядок. Выявляя связи высшего с низшим, вы получаете единое прекрасное живое существо, мир496496
Ibid., р. 27.
[Закрыть]. Согласие высших вещей с низшими – это золотая цепь от земли до небес; следуя установленному порядку, по ней можно как нисходить от небес к земле, так и восходить от земли к небесам497497
Ibid., pp. 27–28.
[Закрыть]. Эти связи помогают памяти, как это отражено в нижеследующем стихотворении, где Овен воздействует на Тельца, Телец на Близнецов, Близнецы на Рака и т. д. (далее следует поэма о знаках зодиака)498498
Ibid., pp. 28–29.
[Закрыть]. В последующих «интенциях» излагается что-то вроде мистической или магической оптики, а также говорится о Солнце и о тенях, отбрасываемых предметами в его свете.
«Тридцать понятий об идеях» столь же таинственны. (Некоторые из них уже упоминались.) Изначальный интеллект – это свет Амфитриты. Он проникает повсюду, он – источник единства, где бесчисленное становится единым499499
Op. lat., II (i), р. 45.
[Закрыть]. Формы безобразных животных прекрасны на небесах; не излучающие света металлы сияют в своих планетах; ни человек, ни животные, ни металлы не таковы здесь, как там. Освещая, оживляя себя высшими силами, соединяя, сообразуя себя с ними, ты продвинешься в постижении и запоминании их видов500500
Ibid., р. 46.
[Закрыть]. Свет несет в себе изначальную жизнь, разум, единство, все многообразие, совершенные истины, числа, градации вещей. То, что в природе различно, противоположно, в нем тождественно, согласованно, едино. И потому всеми своими силами пытайся распознать, со-образовать и воссоединить постигаемое. Не нарушай покоя своего разума и не замутняй памяти501501
Ibid., loc. cit.
[Закрыть]. Из всех форм мира наиболее превосходны небесные формы502502
Ibid., р. 47.
[Закрыть]. С их помощью ты преодолеешь беспорядочную множественность вещей и достигнешь единства. Назначение частей тела легче понять, рассматривая их вместе, а не отдельно друг от друга. Поэтому если и части универсума брать не в их разъединенности, но в едином для них порядке, то чего мы не смогли бы запомнить, постичь, совершить?503503
Ibid., loc. cit.
[Закрыть] Единое есть великолепие красоты во всем. Яркость, присущая разнообразию множественного, есть Единое504504
Ibid., pp. 47–48.
[Закрыть]. Образы вещей земного мира являются низшими в отношении истинных форм, их деградацией и всего лишь следом. А значит, взойди туда, где виды чисты и оформлены истинной формой505505
Ibid., р. 48.
[Закрыть]. Все, что есть после Единого, по необходимости множественно и имеет число. Поэтому на низшей ступени лестницы природы – бесконечное число, на высшей – бесконечное единство506506
Ibid., р. 49.
[Закрыть]. Поскольку идеи суть изначальные формы вещей и все создано в соответствии с ними, нам следует творить в себе тени идей. И мы создаем их в себе тем же способом, как на вращающихся кругах507507
Ibid., pp. 51–52.
[Закрыть].
В последних двух абзацах я привела цитаты из «тридцати интенций теней» и «тридцати понятий об идеях». Эти два ряда, каждый из тридцати высказываний, помечены тридцатью буквами, теми же, что и на кругах, и в тексте они проиллюстрированы кругами, помеченными тридцатью буквами. Думаю, это доказывает, что обе группы мистических высказываний в самом деле относятся к системе памяти с ее основанными на числе 30 кругами, к тому способу, каким множественность феноменов группируется, координируется и унифицируется в памяти, основу которой составляют высшие формы вещей, звездные образы, которые, в свою очередь, являются «тенями идей».
Тридцать «интенций» заключают в себе, я полагаю, элемент voluntas – направление воли на любовь к истине, каковое было одним из аспектов Луллиевой искусной памяти. Потому они и предваряются любовным стихом из Песни песней. Показательно и то, что в центре круга, о котором сказано, что он относится к «типу идеальных интенций», изображено Солнце, символизирующее у Бруно внутреннюю устремленность к постижению Единого Света, который озарит память, когда вся множественность явленного будет упорядочена с помощью сложных техник магической памяти.
Этот необычный труд, первое произведение Бруно, является, по моему убеждению, великим ключом ко всей его философии, как она вскоре будет изложена в «Итальянских диалогах», опубликованных им в Англии. Я уже указывала в другом месте508508
G. B. and H. T., pp. 193–194.
[Закрыть], что диалог в начале «Теней», где Гермес представляет книгу о памяти, выдержан в терминах, трактующих о восходящем Солнце египетского откровения, против чего протестуют педанты, и термины эти очень схожи с теми, что употреблены в Cena de le ceneri («Ужин в Пепельную среду»), где Бруно защищает от нападок педантов коперниканский гелиоцентризм. Внутреннее Солнце, постигаемое в «Тенях», – это выражение того, чем было бруновское «коперниканство»: гелиоцентризм он трактует как своего рода предвестие возрождения «египетского» знания и герметической религии.
