Текст книги "История политических доктрин. Монография"

Глава XII

28. Боссюэ, Фенелон, Вобан, Сен-Пьер, Д'Аржансон, Буленеиллье. Заметки о Франции XVIII века. Первые французские писатели этого века

В XVII в. наиболее крупные политические писатели творили в Англии, в XVIII в. первенство переходит к Франции. Впрочем, это было следствием интеллектуального приоритета, завоеванного французами во многих отраслях знания по сравнению с другими европейскими странами. Один из симптомов этого первенства проявился в господствующем влиянии французского языка. Если в начале ученые писали на латыни, а используя родной язык, не забывали переводить свои произведения на латинский, то в XVIII в. французский стал мировым языком, и французские книги распространились во всем цивилизованном мире. Умение говорить и писать по-французски предписывалось с тех пор каждому образованному человеку.

Между XVII и XVIII вв. существует большая разница в воззрениях на мир. Это было следствием прежде всего большого прогресса в естественных науках, начало которому было положено открытиями Коперника, дополненными свершениями Тихо Браге, Галилея и Ньютона, которые постепенно были восприняты всеми мыслителями и положили начало научной астрономии и физике. Интеллектуальному обновлению способствовало и открытие новых земель, произошедшее двумя веками ранее, вследствие чего стало возможным распространить представления, более или менее соответствующие истине, о том, что нации, до сих пор считавшиеся варварскими, имеют цивилизацию более древнюю, чем европейская, а в некоторых случаях ее превосходящую. Так фактически произошло с Китаем.

Но на развитие критического духа наибольшее влияние оказало наследие Возрождения и религиозной Реформации. Первая эпоха умножила контакты с классической мыслью и в некотором смысле повсеместно освободила умы от принципа авторитета, господствовавшего в Средневековье. Вторая эпоха, вызвав свободную дискуссию в отношении священных текстов, в известной мере подточила авторитет церкви. Ни в одну другую эпоху человеческий разум не доверял самому себе так, как в XVIII в., в фундаментальном антиисторизме своей культуры ощущавший наибольшее разочарование теми человеческими институтами, которые достались в наследство от недавнего прошлого и содержали в себе плоды невежества и варварства. В образованных классах распространялось убеждение, что человеческий ум, освобожденный от суеверий и невежества, сможет в короткое время изменить мир, изгнав из него многие страдания, нелепости и несправедливость.

Предваряя анализ политических писателей XVIII в., необходимо условиться о том, что когда речь идет о XVIII в. в культурном и политическом смыслах, следует иметь в виду не только отрезок времени между 1701 и 1800 гг., а скорее тот, который ограничивается 1715 г. – годом смерти Людовика XIV и 1789 годом, когда разразилась Великая французская революция, но, возможно, и 1815 годом, который ознаменовался концом наполеоновских войн. Потому что историческая эпоха, как уже упоминалось, никогда не соответствует точно веку в арифметическом смысле. Так, век XIX, понимаемый в смысле исторической эпохи, можно начать 1815 г. и закончить 1914.

Такой подход, скажем, позволяет к концу XVII в. отнести великую славу Боссюе (1627–1704), который стал теоретиком абсолютизма Людовика XIV в полной противоположности со временами последующими. Боссюэ в своем сочинении «Политика, извлеченная из Священного Писания» допускает естественное состояние, хотя и утверждает, что народ, чтобы жить в безопасности, организует себя политически и доверяет высшую власть суверену и его законным наследникам. Единожды предоставив свои права, народ должен подчиняться принцепсу даже в том случае, если он злоупотребляет властью. Принцепс должен отчитываться о своем поведении только перед Богом. Как видно, теория божественного права короля приводит Боссюэ к выводам, значительно более радикальным по сравнению со средневековыми писателями и писателями XVI и XVII вв. Достаточно вспомнить Фому Аквинского: в «Сумме теологии» он оправдывал восстание в некоторых случаях и допускал, что народы могут выбирать форму политического режима, который посчитают более удобным. Он отдает предпочтение смешанному правлению, в котором три формы из традиционной аристотелевской классификации были бы слиты и смягчены.

После Боссюэ во Франции появляются писатели, творчество которых знаменует зарю XVIII в. Среди них можно вспомнить Фенелона (1651–1715), который в своей работе «Приключения Телемаха» описывает идеальный город Саленто, где принцепс мечтал не о расширении государства, а скорее о его расцвете в условиях мира и счастья народа.

Вобан, известный как военный инженер, опубликовал в 1707 году книгу «Королевская десятина», в которой предлагал заменить все налоги одним, соответствующим десяти процентам доходов. Его можно было бы назвать специалистом в области финансовой науки, хотя в его книге имеется прочувствованное описание нищеты трудящихся классов во Франции, выявляющее новую ментальность, начавшую распространяться среди руководящих классов страны. Впрочем, это подтверждается и тем фактом, что публикация «Королевской десятины» вызвала неудовольствие короля и двора.

Вскоре после этого аббат Сен-Пьер выступил с публикацией проекта, направленного на достижение всеобщего мира. Другая его работа узко политического характера «Полисинодия» намечает план радикальной реформы французского правительства. В этом произведении автор нападает на деспотизм министров, которых, полагает он, необходимо уволить, заменив советами или синодами из пяти человек, назначенных по выбору короля из наиболее представительных людей нации, т. е. из французской Академии, дворянства, магистратуры и т. д.

Идеи аббата Сен-Пьера распространялись также изустно в своего рода политической академии, названной по месту ее заседания Антресолью. Некоторое время власти не замечали эту академию, но поскольку она становилась все более многочисленной и активной, кардинал Флери, тогда первый министр Людовика XV, посчитал необходимым запретить ей собираться.

Другим писателем, предшественником новых времен, был маркиз д'Аржансон (1694–1757). Как полагают, он входил в состав общества интеллектуалов, собиравшихся на Антресолях для обсуждения политических проблем. Около 1730 г. д'Аржансон написал книгу «Соображения о правительстве Франции», которая была опубликована в 1765 г. В ней он защищает децентрализацию, борется с привилегиями дворянства и предлагает покончить с остатками феодального режима.

Прямо противоположным тенденциям Нового времени было творчество Буленвиллье /1658-1722/, автора нескольких работ. Наиболее важной был «Очерк о французском дворянстве», опубликованный после его смерти. В нем подвергается критике королевское всевластие, потому что монархия ограничила привилегии нобилитета, состоявшего из потомков франков-завоевателей, которых нельзя приравнять к плебеям, выходцам из побежденных галлоримлян. В соответствии с этими принципами Буленвиллье восхваляет феодальный режим и осуждает короля, который предполагал уравнять привилегии дворян и тех, кто родился плебеем. Его в некотором смысле можно рассматривать как предшественника Де Гобино и немецких писателей, которые в конце XIX – начале XX вв. хотели показать, что различные классы общества берут свое начало от расовых различий, и приписывали истощению высшей расы упадок политических организмов.

Подчеркнем также влияние, которое оказали Вольтер, Дидро, Д’Аламбер, энциклопедисты в целом. Это влияние было огромным, но по смыслу не всегда позитивным. Оно имело целью разрушить моральные и интеллектуальные основы существовавших тогда режимов и институтов, не предлагая взамен эффективного порядка. Так, нападая на христианство, это направление задевало, хотя и не непосредственно, божественное право, на основе которого оправдывалась абсолютная власть короля, а показывая абсурдность привилегий, оно разоблачало те же привилегии дворянства и клира. Но ни Вольтер, ни энциклопедисты в целом не предлагали новой системы правления, способной заменить существовавшую. Вольтер, высмеивавший Библию, был другом и пансионером нескольких суверенов, его современников, и принимал абсолютистский режим, лишь бы суверены правили по советам тех, кого он называл «честными людьми», т. е. философов, разделявших принципы Энциклопедии.

Поэтому во французской политической мысли XVIII в. реконструктивная функция, т. е. создающая новые теории взамен старых, почти исключительно выпала на долю двух великих персонажей: Монтескье и Жан-Жака Руссо.

29. Монтескье. Вико

Шарль Луи де Монтескье родился в 1689 году в замке Ла Бред под Бордо в старинной дворянской семье, которая по традиции посвятила себя службе в магистратуре. Поскольку молодой человек не чувствовал склонности к такой карьере, этот факт наряду с оригинальным характером, конечно, способствовал осознанию им замысла работы, в которой следовало бы остро покритиковать, в особенности подвергнув очевидному осмеянию, существовавшие институты и обычаи.

Плодом этих настроений стали «Персидские письма», опубликованные в 1720 г. По замыслу автора некий персиянин, приехавший с визитом во Францию, пишет своему другу себе на родину письмо и описывает французские институты и обычаи в остро сатирической и едкой манере под маской кажущегося простодушия. Так, говорит он, французский король имеет обыкновение выбирать своих министров из своих слуг, очевидно намекая на дворян, помогающих королю вставать с постели; нет недостатка и в критике морали французских дам. Автор представляет в смешном виде даже уважаемый за свою древность университет Сорбонны, который, по его мнению, выражает тип культуры, повсеместно уже преодоленный временем.

И Франция потешалась над этим. Книга имела огромный успех, особенно в среде руководящего класса, который и был в большинстве своем выставлен на посмешище. Это серьезный знак упадка, поскольку сильный руководящий класс, убежденный в легитимности своего господства, не позволит выставлять себя в карикатурном виде.

Если бы Монтескье был мыслителем среднего уровня, он ограничился бы литературным поприщем, обеспечившим ему известность, но мощный и оригинальный ум помог ему сменить направление деятельности. Во втором своем произведении он рассматривает «Причины величия и упадка римлян». На этот раз задача была значительно более трудная, поскольку даже сегодня, при таком прогрессе в исторических исследованиях, далеко не в полной мере выяснены все близкие и отдаленные причины распада античной цивилизации, тем более это было трудно сделать в начале XVIII в. Тем не менее в трактовке темы Монтескье опередил своих современников.

Над своей третьей работой, опубликованной в 1748 г., которая сделала знаменитым его имя и среди современников и у будущих поколений, он трудился около двадцати лет. Это труд «О духе законов» и можно констатировать, что все политические реформы XIX в. несут в себе черты заявленных в ней идей.

Монтескье начинает с определения, напоминающего философию Декарта: он заявляет, что законы суть необходимые отношения, коренящиеся в природе вещей, и затем анализирует различные их аспекты. Так, автор занимается рабством и разводами, но в политической сфере, где он особенно развернулся, она составляет наиболее важную часть книги, и ею мы займемся.

Вплоть до Монтескье в науке была принята в качестве бесспорной классификация форм правления, выведенная Аристотелем, которая, как мы видели, существовала и до философа из Стагиры, и всегда допускалось, что формы правления можно подразделить на монархию, аристократию и демократию. Монтескье, полагая, что эту классификацию следует заменить другой, более совершенной, более точно отвечающей реальности, разделил правление на деспотическое, монархическое и республиканское, подразделив республики на аристократические и демократические. Заметим, что слово «республика» автор использует в современном смысле как форму правления, в которой не предполагается наследственного суверена и, кроме того, монархия отличается, по Монтескье, от деспотизма тем, что в первом случае принцепс правит на основе законов, которые он сам принял или санкционировал, в то время как во втором его произвольная власть безгранична.

Для того чтобы объяснить, почему какая-либо из этих форм существует в данной стране, автор устанавливает отношение между психологическими условиями народа и формой правления, одобренной им. По его мнению, республика существует там, где превалирует доблесть, причем под доблестью он понимает бескорыстие и умеренность в обычаях, в то время как монархия утвердилась преимущественно в тех странах, где распространено чувство чести, т. е. любовь к социальным отличиям, и в высших классах сознание долга по отношению к государству. Наконец, деспотизм имеет свое основание в страхе наказания.

Другое отношение Монтескье устанавливает между формой правления и климатом, развивая идею, выдвинутую Боденом. Он полагает, что доблесть и, следовательно, республика господствуют в странах с холодным климатом, где страсти не столь горячи, деспотизм же процветает в странах жаркого климата, где только страх наказания сдерживает взрыв страстей. Монархия в конечном счете находит благоприятную среду в странах умеренного пояса.

Однако наиболее интересной частью «Духа законов» является та, где автор рассматривает теорию разделения суверенных властей, в соответствии с которой власть ограничивает власть и делает возможной свободу, т. е. правление, основанное на законе. Властей, по Монтескье, существует три: законодательная, которая творит законы, исполнительная, которая их применяет в общих случаях, и судебная, которая их применяет в случаях особенных. Каждая из трех властей должна быть доверена определенному и независимому от других органу, и только благодаря такому разделению можно осуществить режим свободы.

При желании можно покритиковать доктрину Монтескье, прежде всего, подчеркнув, что его классификация форм правления не основана на их существенных характеристиках в большей степени, чем у Аристотеля. Если тот, формулируя античную классификацию, имел в виду только эллинский город-государство (полис), то Монтескье ограничился наблюдением за европейской политической организацией своего времени, поскольку Англия, Франция и тогдашняя Швейцария, а возможно, и Турция, являвшая пример деспотического государства, стали моделями, которые его в основном и вдохновляли. Утверждение, что все монархии представляют собой тип правления, абсолютно отличный своими существенными характеристиками от республик – не точно, потому что временами политическая организация республики больше походит на монархию, чем на другую республику.

Возможно и мало оправданно различие между монархией и деспотией, которые, по тонкому наблюдению Вольтера, представляются братом и сестрой и походят друг на друга в такой степени, что их можно принять друг за друга. И, наконец, нельзя принять соотношение, которое Монтескье находит между доблестью, понимаемой в том смысле, который он этому слову приписывает, и формой республиканского правления и тем более между климатом и преобладанием республики, монархии и деспотии. Действительно, именно в то время, когда творил Монтескье, Россия, холодная страна, имела автократический режим, а в классической античности существовали Греция и Италия, страны скорее с жарким климатом, создавшие и поддерживавшие свободные формы правления.

Наиболее объёмной частью произведения Монтескье, без сомнения, является та, где речь идет о разделении властей, но даже ее можно расценить неполной. Наблюдая политические условия в Англии в XVIII в., он пришел к убеждению, что свобода, которой наслаждались англичане, была плодом разделения суверенных властей. Но он оставил невыясненным то обстоятельство, что это разделение не соответствовало в точности самой концепции, по которой каждая власть должна быть сконцентрирована в одном определенном органе, поскольку, например, нельзя сказать точно, что король в Англии не участвовал в законодательной власти, а парламент не принимал участие во власти исполнительной.

Кроме того, он оставлял в стороне политическую сторону указанного разделения, которое хорошо функционировало в Англии, поскольку за каждым органом, король это или парламент, стояла особая политическая сила. За королем был престиж, которым еще пользовались корона и тем более бюрократия, за парламентом – зажиточный средний класс, имевший экономическое превосходство и широкое участие с помощью самоуправления в административном управлении страной. Эта забывчивость объясняет, почему во многих странах, где существуют представительный режим, разделение властей закреплено в конституционных документах, но не может прямо осуществляться именно потому, что в этих странах нет того многообразия руководящих сил, наличие которых в Англии сделало его весьма эффективным.

Из итальянских политических писателей начала XVIII в. вспомним одного, очень оригинального Джамабаттисту Вико, при жизни не имевшего такой славы, какую он приобрел примерно через сто лет после своей кончины.

Вико, мыслитель-одиночка, родился в Неаполе в 1668 году, жил скромно, в стесненных финансовых условиях и домашних заботах. Он провел девять лет в местечке Ватолла под Неаполем в качестве воспитателя детей в дворянской семье. Затем, возвратившись домой, устроился в Неаполитанский университет преподавателем риторики. Скудное жалованье заставляло его давать частные уроки, чтобы добыть средства для жизни. В 1734 году ему устанавливается скромная пенсия королем Карлом III, который назначает его историографом двора.

Как известно, главная работа Вико, принесшая ему славу, называвшаяся «Основания, новой науки об общей природе наций», впервые опубликована в 1725, дополнена во втором издании в 1730 и в окончательной редакции – посмертно, в 1744 году.

Фундаментальная идея системы Вико состоит в том, что все человеческие цивилизации совершают поступательное движение. Он различает три фазы в жизни народов. Божественный период соответствует началу цивилизации, когда обществом руководят священники и единственной связью, соединяющей сожителей, является вера в общее божество; в этот период возникают первые социальные институты: браки, суды и культ усопших. Период героический, когда сильный господствует над слабым, а власть находится в руках немногих; в течение этого периода господствуют материальные силы. И, наконец, человеческий период, в котором обычаи облагораживаются, и общество имеет тенденцию организовываться во все более совершенных формах. Может, однако, случиться, что из-за постепенной деградации в последнем периоде люди могут впасть в насилие героического периода и даже в примитивные условия божественного периода.

Что касается форм правления, то в первом периоде существует преимущественно монархическое правление, во втором – аристократическое, в третьем – демократическое.

В процессе разработки своей теории Вико делает важные шаги на пути, ведущем к подлинной политической науке, и выказывает гениальную интуицию. Однако необходимо отметить, что его система сегодня нуждается в дополнении и исправлении, поскольку то единообразие, как он считал, способа видения политической жизни разными народами не всегда существует, а если и существует, то речь должна идти об единообразии весьма относительном. Кроме того, причины, по которым политические организмы и различные цивилизации развиваются или приходят в упадок, многообразны и изменчивы и их действие непостоянно и не едино по форме для всех времен и народов.

Во всяком случае, Вико имеет великие заслуги с учетом времени, в котором он жил, в утверждении того, что подлинный метод изучения законов, регулирующих политическую жизнь и культуру народов, состоит в постижении их истории и только таким путем можно достичь подлинно научных результатов. Но как мы уже подчеркивали применительно к Макиавелли, следует помнить, что исторический материал, которым располагал Вико, был еще невелик и несовершенен. Поистине, критический анализ истории и ее научное обоснование будут делом XIX в., и поэтому нужно оправдать неаполитанского мыслителя за известное несовершенство, причиной которого был недостаток материала, имевшегося в его распоряжении.

Глава XIII

30. Жан-Жак Руссо

В истории политической мысли влияние Руссо было еще более широким и глубоким, чем влияние Монтескье, поскольку Руссо не только воспитывал менталитет современников, но отзвук его доктрин очень сильно ощущается в следующем веке, и даже сейчас, в XX в., мы живем в интеллектуальной атмосфере, более или менее пропитанной идеями женевского философа. Лишь в последние десятилетия стали утверждаться новые идейные течения.

Успех, который сопутствовал теориям Руссо с самого первого их появления, легко объясним: они оказались именно такими, какими их ожидало европейское общество и в особенности общество французское. В те времена распространение новых идей было делом прежде всего тайного общества, организованного чуть раньше и называвшегося масонским. Оно с большим оптимизмом, свойственным XVIII в., провозгласило достижение нового общественного порядка, который сделает человека, дотоле несчастного и закабаленного, существом свободным и счастливым.

Хотя отметим, что если эпоха Руссо весьма способствовала формированию и развитию его мысли, то необходимо признать, что его сильная индивидуальность как писателя внесла большой вклад в создание интеллектуальной среды своей эпохи и эпохи последующей. Поэтому рассмотрим те обстоятельства и ту среду, которые способствовали формированию интеллекта и характера женевского писателя.

Руссо родился в Женеве в 1712 году. По своим особенностям женевская среда в эти годы основательно отличалась от других европейских городов. До 1537 года Женева была автономной коммуной, где епископ осуществлял всеобъемлющую власть над протекторатом герцогов Савойи. Но когда в 1537 году ее сделал своим местопребыванием Кальвин, епископ был изгнан, и коммуна, став независимой, объединилась с Берном и другими протестантскими кантонами Швейцарии. Естественно, жители Женевы вследствие этой революции перешли в кальвинизм, и многие французские и итальянские изгнанники, чтобы сохранить свою веру, избрали своим местопребыванием этот город. Это были люди со стойким характером, принадлежавшие в основном к образованным классам и значительно поднявшие интеллектуальный уровень города. Однако общественная среда была настолько узкой, что каждый индивид, можно сказать, находился у всех на виду. Если кто-нибудь пытался восстать против идей и привычек сообщества в целом, его жизнь становилась невыносимой; как сказали бы сегодня, его бойкотировали, принуждая к эмиграции.

После того, как город освободился из-под протектората герцогов Савойи, он жил многие годы в состоянии войны с ними, то явной, то скрытой. Власть в городе принадлежала Генеральной ассамблее граждан, которая, за исключением чрезвычайных случаев, делегировала свою власть Большому совету из двухсот человек и Малому совету в составе двадцати пяти человек, осуществлявшим исполнительную власть.

Кроме граждан, происходивших из коренных жителей и наиболее давних эмигрантских семей, в Женеве проживали те, кто приехал совсем недавно, еще не получил гражданства, и обитатели окрестностей города. Очевидно, правление было в руках светских элементов. Огромную власть имел Синод протестантских пасторов, осуществлявший полицейские функции в отношении нравов и цензуру над культами. Если какой-либо индивид получал предостережение по какой-то в глазах публики достаточно веской причине, он оказывался дискредитированным и исключался из любой общественной службы.

В 1540 году парижский продавец книг Дидье Руссо эмигрировал в Женеву и получил там гражданство. Его потомки стали часовщиками и накопили достаточное состояние. Давид Руссо, прадед Жан-Жака, оставил наследство – 500 тысяч франков золотом, весьма значительную по тем временам сумму. Это наследство было поделено между девятью детьми. Отец Жан-Жака, внук Давида, пошел против женевской общины; беспутного дважды отправляли в изгнание, и он растратил почти все свое наследство.

До сих пор весьма распространено ошибочное утверждение, что Руссо был сыном народа, однако легко доказать, что это не соответствует истине. Вспомним, что изготовление часов было первой промышленной деятельностью в Женеве, где крупные производители часов составляли аристократию города. Поскольку Жан-Жак как сын народа стал бедным, человеком не на своем месте, то французы назвали бы его declasse /деклассированным/.

Оставшись с самого рождения фактически круглой сиротой, – мать умерла при родах, а отец был отправлен в ссылку, – маленький Руссо находился на попечении родственников, которые дали ему первоначальное воспитание в духе строгой женевской морали.

Впоследствии подростку назначили пансион, но от него оставалось мало из-за бедности отца, и вскоре Жан-Жак был определен учеником к гравировщику. По обычаю того времени молодежь отдавали в умелые руки учиться ремеслу, и мастер, получавший скромное жалованье, разрешал им жить у себя, имея над учениками почти отеческую власть. Такой образ жизни не нравился Руссо: ему не хватало чистого деревенского воздуха, он неохотно подчинялся хозяину, строгому, а подчас и грубому. Только по воскресеньям он мог наслаждаться загородными прогулками.

В те времена Женева находилась на довольно близком расстоянии от границ владений герцогов Савойских, ставших королями на Сардинии, поэтому в условиях постоянного антагонизма с соседями кальвинистская республика весьма опасалась, что город в результате неожиданного переворота будет занят савойцами; поэтому каждый вечер с заходом солнца ворота города закрывались. Так случилось, что в один воскресный вечер Руссо опоздал, оказался перед закрытыми воротами и смог только на следующее утро возвратиться к своему мастеру, который наказал его хорошими тумаками. Несколько недель спустя, попав в такую же передрягу, он не захотел предстать перед разгневанным мастером, покинул Женеву и пересек савойскую границу.

Революция, совершённая Жан-Жаком, которому шел шестнадцатый год, была естественно тяжелейшей и должна была отразиться на его будущем. Женевский юноша, бросивший свою семью и, следовательно, свою религию, без средств, не освоив ремесло, которое могло бы принести ему хоть какой-то доход, должен был бы оказаться на обочине жизни. Молодой человек не мог предвидеть всех последствий, но прекрасно отдавал отчет в произошедшем его отец. Предупрежденный вовремя, он сделал робкую попытку добраться до сына, но потом предоставил его своей судьбе.

В Савойе, первым человеком, с которым Руссо случайно встретился, был католический священник; он досыта накормил женевского беженца и отправил в ближайший городок Аннеси с напутствием, что там он должен найти одного доброго человека – синьору Варане, которая занималась размещением беженцев из Женевы. Руссо последовал совету пастора: прибыв в Аннеси, он отыскал нужную синьору. Несколько дней он находился в ее доме, а потом отправился в Турин в приют для неофитов, где получил необходимую подготовку для обращения в католицизм.

Кем же была эта добрая синьора Варане и откуда она добывала средства существования? Родом из Валезе, первоначально кальвинистка, она была впоследствии обращена в католицизм. Варане развелась с мужем, от которого взяла фамилию, и жила на годовую пенсию в тысячу шестьсот пьемонтских лир, установленную королем Сардинии. Поэтому в маленьком городке она слыла достаточно обеспеченной.

Остается только догадываться о причине, по которой два короля, весьма экономные в отношении государственных денег – Витторио Амедео II и Карл Эммануил III предоставили довольно приличную пенсию мадам Варане. По многим признакам, содержащимся в «Исповеди» Руссо, из бумаги, найденной в государственном архиве Турина, в которой устанавливалась пенсионная выплата синьоре Варане с формулировкой, обычно используемой при оплате шпионов, из новых документов, найденных несколько лет назад профессором Луиджи Фосколо Бенедетто, становится ясно, что синьора, встретившая женевского юношу, являлась секретным агентом сардинского правительства, имевшим задание следить за Женевой и выполнять другие специальные миссии, которые время от времени ей доверялись.

Руссо находился в приюте для неофитов в Турине около месяца, потом полагалось его отпустить с небольшой суммой денег, которую ему вручили в день обращения в католическую веру. Вышло, однако, так, что в богадельне он оставался ещё около трёх месяцев. Приют не хотел расставаться с вновь обращенным, но Руссо покинул его по собственной воле.

Некоторое время он бродяжничал по улицам Турина, а затем нанялся лакеем. Но совместная жизнь с людьми, далеко нещепетильными, испортила его характер до такой степени, что он совершил кражу и задолжал горничной. Этот период его жизни – достаточно печальный и темный, не лишенный унижений, стыда и раскаяния, поскольку, по его собственному признанию, его хозяева, относились к нему гуманно, а один из них даже давал ему уроки итальянского языка.

После двухлетнего пребывания в Турине он внезапно возвращается к синьоре Варане. На этот раз она встретила его участливо и кончилось это тем, что Руссо стал ее любовником. Отношения с синьорой Варане продолжались, не всегда гладко, девять лет.

Девять лет совместной жизни с синьорой Варане, женщиной, не лишенной дарования, стали плодотворными для умственного развития Жан-Жака. В доме Варане была небольшая библиотека, его часто посещали образованные люди. Именно в этот период Руссо заложил основы своей широкой культуры. У него была склонность к самообразованию, и особенностью его ума была легкость, в постижении знаний, которые, по общему мнению, расценивались как трудные, а также умение видеть сложности в понимании вещей простых. Например, Руссо не смог хорошо освоить латынь, а иностранные языки знал слабо и говорил только на итальянском, еще в молодости впервые попав в Турин и затем усовершенствовав его в Венеции.

Отношения с синьорой Варане становились все более сложными и, в конце концов, Руссо покинул ее. Он остановился сначала в Лионе, где безуспешно подвизался в качестве педагога, потом уехал в Париж, где его судьба сложилась лучше. Ему удалось быть представленным Академии наук. На суд ученых он предложил новую систему записи нот, которая, впрочем, будучи значительно сложнее той, что использовалась обычно, не была принята. Немного спустя он добился места секретаря синьора Монтегю, который незадолго до этого был назначен полномочным министром короля Франции в Венецианской республике. В этот раз Жан-Жак выполнял свои обязанности хорошо, обнаружив старание и способности. Восемнадцать месяцев спустя, в 1745 году, из-за ссоры с господином Монтегю он возвратился в Париж, познакомился с Дидро, Гримом, Гольбахом и мадам д'Эпинэ и смог устроиться кассиром в банк, где трудился компетентно и честно.