Текст книги "Время тлеть и время цвести. Том второй"

Глава восемнадцатая

Вернувшись в особняк, Настя поднялась к себе в комнату и, не раздеваясь, буквально упала на диван лицом вниз. Она чувствовала себя из рук вон плохо и не могла понять, что с ней происходит. Встревоженная горничная, постучав, заглянула в комнату.

– Помочь вам раздеться, мадам? Вы не заболели?

– Пожалуйста, уходите, – Настя повернулась к стене, но минут через десять опять послышался стук в дверь, и, легко ступая, вошел личный врач Дональда мистер Тиррел.

– Прошу прощения, мадам, но мне сообщили, что вы плохо себя чувствуете.

Сделав над собой усилие, Настя села, спустив ноги с дивана, и сердито взглянула на озабоченное лицо Тиррела – она всегда чувствовала неловкость в присутствии этого человека, и старалась по возможности избегать его общества.

– С чего это вы взяли? Я в порядке.

Тиррел озабоченно наклонил голову.

– Мадам, в Москве отмечаются случаи гриппа. Больные испытывают озноб, боль в спине, тошноту. Я принес микстуру – она повышает иммунитет, улучшает самочувствие, – он протянул ей стакан, наполовину наполненный прозрачной жидкостью. – Выпейте, мадам.

– У меня ничего не болит, я прекрасно себя чувствую, – возразила Настя чисто из чувства протеста, и неожиданно вновь, как наяву, услышала быстрый шепот Антона: «Ничего не пей там, где живешь! Ничего не пей!». – Уберите вашу микстуру и не мешайте мне, я хочу спать.

– Но, мадам, – он подошел совсем близко, и лицо его приняло странно-настойчивое выражение. – Вы должны непременно выпить это! Это необходимо, я отвечаю за ваше здоровье!

Взгляд Тиррела словно гипнотизировал, черты его лица расплывались. Настя взяла стакан, медленно подняла его и швырнула в стену. Врач испуганно качнулся назад, а Настя вскочила на ноги и в ярости закричала:

– Вон! Убирайтесь вон и никогда больше не приближайтесь ко мне! Не смейте заходить в мою комнату, иначе… иначе я попрошу Дональда вас уничтожить! Он ненавидит вас, вы это прекрасно знаете! И он сделает, как я захочу!

Вид испуганно исказившегося лица доктора доставил ей такое удовольствие, что даже боль в спине стала менее мучительной. Когда Тиррел, пятясь и бормоча что-то невнятное, покинул комнату, Настя поднялась, заперла дверь и решила принять душ.

После этого ей стало легче, удалось даже немного вздремнуть. Чуть позже, когда тошнота и боль в спине опять стали невыносимыми, она вновь пошла в ванную и встала под горячую струю воды. Закрыла глаза и попыталась привести в порядок путающиеся мысли.

«Это не грипп, потому что нет температуры. И потом, у меня сто раз бывал грипп, я помню то состояние. Этот придурок Тиррел откуда-то догадался, что со мной, и притащил свою поганую микстуру. Что имел в виду Антон? Почему не пить? Утром и вечером мне подают сок, чай или кофе. Вчера и сегодня я из-за этого поганого пирожка вообще ничего не брала в рот – ни за ужином, ни за завтраком, только пила воду из-под крана. Почему мне так плохо? Но я должна делать так, как велел Антон. Он что-то заподозрил, но что? – неожиданно Насте стало так страшно, что ее плечи свела судорога, – Что со мной творится?»

Она выключила воду, завернулась в колючее махровое полотенце и прямо так забралась в постель. Боль и тошнота неожиданно отступили, веки начали слипаться, и где-то в глубине сознания вдруг возникла спокойная уверенность в том, что Антон Муромцев непременно что-то придумает.

Возвращаясь с концерта, Антон всю дорогу мрачно молчал, а Катя не решалась заговорить и лишь у самого дома робко поинтересовалась:

– Так что насчет Насти? Что ты думаешь делать?

– Не знаю, буду думать, – оборвал ее брат. – Начну думать завтра, но только после обеда, потому что с утра я занят.

Действительно, еще накануне вечером он позвонил Лидии Михайловне и попросил ее в воскресенье привести Таню в музей антропологии на Моховой. Выполняя инструкции Лилианы, учительница немедленно согласилась, и они с Таней весь субботний день обсуждали предстоящий культпоход.

– Что такое антропология? – с любопытством спрашивала девочка. – Почему мы идем в этот музей?

– Это… ну, как появился человек. Обезьяны, динозавры разные. Сама увидишь.

Антропология Лидию Михайловну никогда особо не интересовала, поэтому, встретив Антона у входа в музей, она оставила с ним Таню и, договорившись встретиться через три часа, с легким сердцем отправилась в поход по магазинам.

Таня, держа Антона за руку, с недоумением оглядывала экспонаты – они казались ей потрепанными и совершенно не нравились, хотя она ни за что в жизни не призналась бы в этом, чтобы не обидеть отца. Девочка дотронулась до меховой шкуры огромного примата и тут же получила замечание от сидевшей на скрипучем стуле старушки в очках. Она смутилась и тихо сказала:

– Когда я училась в Швейцарии, нас тоже возили в музей, там можно было все трогать, а здесь нельзя?

Антон рассмеялся:

– Тут есть экспонаты, которым больше ста лет, если все начнут их трогать, то музей скоро развалится. В России у нас народец крутой – не то, что в Швейцарии.

– Да, здесь все очень старое, – Таня огляделась. – А в Мадриде тоже есть такой музей, мы были там с дедушкой. Нам даже рассказывали о пите… о пинкантропах.

– О питекантропах, наверное.

– Да, о питекантропах. Они были первые люди. И еще мы были в Музее герцога Альбы, там картины. Почему мы пришли сюда, папочка?

– Просто так, – смущенно вздохнул Антон. – Я часто ходил сюда, когда был студентом. Конечно, глупость сделал – надо было повести тебя в Пушкинский музей.

– Что ты, папочка! – с жаром воскликнула Таня. – Мы в Пушкинском уже были с Лидией Михайловной, и в Третьяковской галерее, а тут очень даже интересно. Ты только расскажи мне что-нибудь об этих обезьянках, ладно? – она тихо погладила его пальцы, и Антон, взглянув на нее, покачал головой.

– Да что тут рассказывать? Ископаемые человекообразные обезьяны появились лишь в олигоцене. Предками приматов, вероятно, были примитивные насекомоядные млекопитающие, сходные с современными тупайями. Посмотри, это тупайа.

Таня протянула руку к чучелу, но тут же отдернула ее и опасливо покосилась на старушку в очках. Та пристально разглядывала их и вдруг всплеснула руками:

– Антоша, Антон, это ты, что ли? Не узнаешь? Мы над вами жили, когда еще Люда была жива. Ирина Витольдовна я. Теперь на пенсию вышла – тут подрабатываю.

Разумеется, Муромцев узнал соседку по старой квартире и хорошую приятельницу его матери, но, покосившись на изумленную Таню промычал лишь:

– М-да, ну… очень приятно.

Он хотел увести девочку, но старуха не отставала:

– Твоя дочка? Господи, а как на Людмилу-то похожа – одно лицо! В бабушку пошла, в бабушку, – она погладила девочку по голове и разрешила: – Потрогать хочешь? Ладно, потихонечку только, а то меня тоже ругают.

Тане уже расхотелось трогать экспонаты, но она из вежливости протянула руку и дотронулась до жестких перьев страуса. Антон торопливо потянул ее к выходу.

– Ладно, пойдем лучше в Александровский сад погуляем.

К счастью день выдался не дождливый, и сквозь густые тучи кое-где проглядывало холодное ноябрьское солнце. Антон поправил дочери шарф, и они, взглянув друг на друга, неожиданно рассмеялись.

– Папа, – спросила Таня уже на улице, – почему тебя старушка так странно называла?

Антон равнодушно пожал плечами.

– Ах, эта в музее? – он махнул рукой. – Перепутала с кем-то. Старые люди часто все путают, их лучше не переубеждать и не спорить, а то обижаются.

– Дедушка мой никогда ничего не путает, – говорила она, стараясь шагать с ним в ногу, – а бабушка вообще все забывает.

– Каждый переживает старость по-своему. Ветерок – тебе не холодно?

– Нет, мне тепло. Папа, а откуда ты знаешь про приматов и про тупайи, ты же программист?

– Интересовался когда-то, – уклончиво ответил он, – в школе проходили. Не знаю, что сейчас в школах изучают, но у нас биология была серьезная.

– А человек произошел от обезьяны, да?

– Вернее сказать, Дарвин считал, что наши предки походили на человекообразных обезьян. Хотя сейчас есть и другие теории.

– Папочка, – она наклонила голову и заглянула ему в глаза, – в Швейцарии, когда я там училась, нам не говорили о боге, а здесь к нам в школу приходит один дядя – у него борода, и крест, и он всегда в длинном черном пальто. Он нам рассказывает про бога и про Иисуса Христа.

– С чего это вдруг?

– Этот дядя говорит, что мы в нашем классе все православные и должны учить священное писание. Он очень интересно рассказывает, но только я не пойму – он говорит, что бог сделал Адама из глины, а Еву из ребра Адама.

– Ладно, пусть говорит, – засмеялся Антон.

– Адам был питекантроп?

– Детка, про Адама и Еву, это красивая сказка, иносказание.

– Я что-то не пойму – бог есть или нет? Дедушка в него не верит, а бабушка верит.

– Когда ты вырастешь, то сама для себя решишь, во что верить. Что касается меня, то я слишком материалист, чтобы верить в существование сверхъестественного.

– А как узнать, есть бог или нет? Вдруг я в него не верю, и он за это накажет?

Антон усмехнулся и прижал к себе ее руку.

– Не волнуйся, дочка, если бог и существует, то он не похож на того бога, которого выдумали себе люди.

– А на кого он похож?

– Только не на человека. Это сам человек придумал бога по образу и подобию своему. Ты слышала об инквизиторах? Или о Жанне д'Арк?

– Ее сожгли на костре.

– Сама посуди, разве станет тот, кто владеет пространством и вечностью, мучить людей, опускаться до мелкой мести, наказывать тех, кто в него не верит или исповедует, например, ислам или буддизм, а не христианство? Так что не тревожься, наказывает людей не бог – они сами себя наказывают. Главное, быть в ладах с собственной совестью – ничто так не наказывает, как угрызения совести.

Он спохватился, вспомнив, что разговаривает с десятилетним ребенком. Таня шла, потупившись и глядя себе под ноги, но неожиданно подняла голову и посмотрела так печально, что у Антона сжалось сердце.

– Меня тоже мучает совесть, папочка, я… я накричала на бабушку, на дедушку, на Настю. Понимаешь, я очень хотела к тебе поехать – очень-очень! А бабушка и дедушка не хотели, и Настя тоже говорила, что мне лучше не ехать. У бабушки было такое лицо…

– Они говорили, что тебе лучше не ехать? – дрогнувшим голосом спросил Антон.

– Но они же не знали, они не знали, как ты меня любишь! – она вдруг остановилась и изо всех сил прижалась головой к его плечу. – Папочка, почему все так плохо, почему мы не можем быть все вместе – ты, я, мама, бабушка с дедушкой? Я так люблю вас!

Он растерянно погладил ее по голове и, осторожно подбирая слова, начал объяснять:

– Такова жизнь, мое солнышко. Человек может любить многих, но обычно нельзя собрать их возле себя, понимаешь? Все люди разные, у каждого своя жизнь.

– Они думают, что ты меня не любишь, почему они так думают? Ты ведь меня любишь?

Умоляющие глаза Тани были полны слез. Антон, чтобы успокоить ее весело улыбнулся и шутливо нажал указательным пальцем на кончик горячего носика.

– Глупости, детка, как они могут так думать? Ты – самое дорогое, что у меня есть. И не нужно так переживать – все, наверное, уже поняли, что ты никого из них не хотела обидеть. Напиши им письмо, объясни – расскажи, как ты их любишь.

– Я хотела позвонить им, но мама не разрешила. И они сами тоже не звонят. Папочка, давай сфотографируемся вместе, и я отправлю им нашу фотографию, а? Чтобы они знали, что ты меня любишь.

– Не вздумай им вообще говорить обо мне! – он сказал это так резко, что девочка испуганно вздрогнула.

– Почему?

Антон прижал ее к себе и начал путано объяснять:

– Поверь мне, ты мне можешь поверить? Если ты хоть кому-то расскажешь, то мы никогда больше не сможем увидеться! Никогда, понимаешь? И никому! Я не могу тебе сейчас объяснить, не спрашивай ничего, но… Обещай мне!

– Да, папочка, обещаю! – в ее глазах стоял испуг.

– Хорошо. Тогда не будем об этом больше. Расскажи лучше, как вы с Настей проводили время летом. Вам было весело?

– Не знаю, – Таня тяжело вздохнула и рассудительно заметила: – Настя ведь уже большая, ей со мной было скучно. Но она добрая. Она мне очень много рассказывала, и мы играли в бадминтон и серсо. Только она была грустная, и мне было грустно – я ждала, что ты приедешь к нам летом. Жалко, что мы с тобой не сможем к ней поехать, да? Я бы хотела ее увидеть и сказать, что я не думаю того, что наговорила ей.

– Возможно, мы когда-нибудь и поедем к ней, – он нежно провел рукой по вязаной шапочке Тани. – Не волнуйся, Настя любит тебя и не сердится, я уверен.

– Да? – она повеселела. – А когда мы к ней поедем?

– Не знаю, солнышко, сейчас у Насти самой достаточно проблем и бед, ей не до нас.

Лицо его стало таким расстроенным, что Таня испугалась.

– А ее папа? Ее папа не может ей помочь?

– Не уверен, что он захочет.

В голосе Антона слышалась горечь, и он тут же пожалел о сказанном. Лицо Тани стало торжественно серьезным.

– Он просто обязан ей помочь, – сказала она и повторила слова, недавно сказанные Лидией Михайловной: – Родной отец, родная кровь – этого никто не пересилит.

Антон, пораженный внезапной мыслью, застыл на месте.

«Илья – ее родной отец. Родной отец, родная кровь…».

– Ты права, как всегда, – сказал он дочери. – А теперь пойдем, нам пора, и уже, наверное, Лидия Михайловна ждет.

Они встретились с гувернанткой у входа в подземный переход и там же расстались. Антон не стал провожать их до машины, опасаясь, что шофер Лилианы может его узнать – не до бесконечности же может ему везти в этой авантюре. Пройдясь немного по саду, он присел на скамью и устало прикрыл глаза.

«Что мне делать в этой ситуации? Рискую ведь нарваться на самый грандиозный в нынешнем столетии скандал, но как же я счастлив! Интересно, до каких пор мне будет везти – даже телефон ни разу за все утро не позвонил! Надо посмотреть, нет ли сообщений».

Антон достал телефон и тут же обругал себя, увидев, что еще накануне после концерта забыл его включить. Он набрал пин-код, и мобильник немедленно затрезвонил.

– Старик, – сказал Илья немного виноватым голосом, – ты извини, я оторвал, может быть, но я тебя со вчерашнего дня разыскиваю. Нужно пообщаться не по телефону, но если ты сейчас занят…

– Именно сейчас свободен, как ветер. На чьей территории желаешь общаться? Только учти, что я сейчас без машины и довольно далеко от дома.

– Тогда я подъеду, куда скажешь. Поболтаем в моей тачке, потому что дело деликатное, и мне хотелось бы все выяснить без свидетелей.

Через полчаса Муромцев подсел в машину Ильи, который, проехав метров двести, свернул в безлюдный переулок, немного заехал на тротуар, чтобы не перегораживать проезжую часть, и остановился. Вид у него был несколько сконфуженный, и он старался не смотреть на Антона.

– Видишь ли, старик, я до крайности не люблю вмешиваться в чужую жизнь, но Карина… Она просила меня с тобой поговорить, и я… Короче, оказывается, моя дорогая родственница Маргарита призналась ей перед самым отъездом, что ждет ребенка. Я ничего не знал, честное слово.

Антон побледнел и всем корпусом повернулся к другу.

– Новости от Риты? С ней что-то…

– Нет-нет, мы три дня назад получили от нее письмо по электронной почте – сообщает, что здорова, все в порядке. Но… понимаешь, Лилька перед своим отъездом в Сибирь совершенно обнаглела и позвонила ко мне домой – к Карине, я имею в виду. Попрощаться она, видите ли, решила. Карина взяла трубку и сразу поняла, кто звонит, а я… я включил разговор на полную громкость – чтобы Карина все слышала. Понимаешь, мне не хотелось, чтобы она думала, будто у меня с Лилькой какие-то секреты.

Антон нервно стиснул пальцы правой руки в кулак.

– Что ж, наверное, ты был прав. И что такого интересного тебе сообщила Лилька?

– Сначала несла разную чушь – про отцовский долг, про то, что я должен подумать, прежде, чем разделять сестру и брата. Понимаешь, она меня уже с этим достала, я ей сто раз говорил, что не желаю иметь ничего общего с этой девочкой, но она не хочет понять.

– И это сильно расстроило Карину? – глухо спросил Антон, чувствую, что в груди у него все сжалось.

– Она все прекрасно понимает. Нет, она расстроилась не из-за этого. Дело в том, что… дело в том, что под конец Лилька сообщила, что вы с Катей в декабре собираетесь в Париж, и что… Короче, мы узнали, что Катя ждет ребенка. Карина… Она очень просила меня выяснить, хотя, я понимаю, что это не мое дело. Понимаешь, она очень переживает за сестру, Рита беременна, а ты вдруг едешь с Катей и поэтому…

Он не договорил, потому что, откинувшись на сидение, Антон засмеялся и смеялся долго, а Илья молчал, в удивлении глядя на друга и ожидая, пока тот объяснит причину своего смеха.

– Лилиана действительно отправляет меня в Париж по делам, и я съезжу на недельку. Вряд ли, возьму Катьку – как будет себя чувствовать. К нам с Ритой это не имеет никакого отношения – я люблю ее и надеюсь, что когда-нибудь…

Лицо Антона внезапно стало печальным, и в глазах появилось тоскливое выражение. Илья спросил осторожно, но настойчиво:

– Но Катя?

– Катя – моя сестра. Ее отец был и моим отцом. Он много лет даже не подозревал о моем существовании, а мама никому не говорила – даже мне. Только Евгений Семенович знал. Он сообщил нам об этом в тот год, когда профессор Баженов… когда наш отец умер. Я много лет после его смерти не мог ему простить то, что он оставил маму. Потребовал от Кати, чтобы она никому ничего не сообщала – даже нашим сестрам и брату в Петербурге. Теперь я понимаю, что и прощать-то в сущности было нечего – они оба были свободны, что-то между ними вспыхнуло и скоро погасло. Если б она продолжала его любить, то, возможно, хранила бы фотографии или что-то еще. Или рассказывала бы мне о нем.

– Мне кажется, что она очень любила дядю Андрея, – тихо заметил Илья. – Знаешь, старик, ты извини, но я даже одно время думал, что ты… его сын.

– Я не его сын, и не думаю, что ему следует знать, кто мой отец.

Прозвучало это очень резко, и Илья поспешно кивнул.

– Да, конечно, это твое дело. Могу я рассказать Карине то, что ты сообщил мне?

– Можешь. Тем более что Маргарите все это известно. Есть еще что-нибудь, что ты хотел бы мне сказать?

– Да нет, все, пожалуй. Извини, что отнял время и вообще начал этот глупый разговор.

– Тогда пришла моя очередь поговорить и отнять твое время.

Илья улыбнулся и развел руками.

– Весь к твоим услугам. И какой предмет будем обсуждать?

Антон секунду пристально смотрел на него, и в голове его почему-то вертелось: «Родной отец, родная кровь…».

– Предмет разговора – Настя и ее так называемый брак. Мне очень не нравится то, что происходит. Послушай, что мне рассказала ее близкая подруга Лиза.

Лицо Ильи по мере того, как Антон говорил, мрачнело, взгляд стал настороженным и холодным.

– Я не хочу обсуждать с тобой то, что говорит подруга Насти, – сухо произнес он. – Дядя Андрей лично сообщил мне о том, что Настя вышла замуж и сделала это по своей собственной воле. Насколько я могу судить, он не очень доволен этим браком, да и мне такая спешка показалась странной, но теперь молодежь и не то вытворяет. Во всяком случае, я в любом случае верю ему, а не какой-то девочке-подружке. Не забывай, что муж Насти – Дональд Капри, молодой миллиардер и предмет зависти. Вокруг таких браков всегда крутится уйма сплетен и небылиц, и рассказывают их именно верные добросердечные подружки.

Эта отповедь задела Муромцева, еле сдерживаясь, он ответил:

– Я, между прочим, вчера лично видел этот «предмет зависти» и разговаривал с ним. Если честно, то на меня, как на врача, он произвел тягостное впечатление, я с первого взгляда поставил бы ему диагноз «шизофрения».

– Ты не психиатр, чтобы ставить такие диагнозы, да еще с первого взгляда. К тому же, у Насти есть мать. Думаю, что Инга, если б дело обстояло так, как ты говоришь, не позволила бы обидеть свою ненаглядную девочку. Знаешь, старик, в мою личную жизнь столько всегда лезли со всех сторон, что сам я не хочу ни во что вмешиваться. Если Настя попросит помощи, то тогда, конечно, а так, голословно…

– Настя не сможет попросить тебя о помощи, ей физически не дадут этого сделать. Кроме того, я вчера посмотрел на нее – у нее ужасный вид, и у меня появилось впечатление, что ее в последнее время накачивают каким-то препаратом наркотического действия. Несильным, но таким, который подавляет волю и может вызвать привыкание.

Илья скептически поднял брови.

– Шутишь, старик? Неужели ты думаешь, что дядя Андрей не заметил бы этого? Он ведь сам врач и очень умный человек. Мне кажется, ты слишком много работаешь, тебе пора съездить в отпуск.

– Возможно, – голос Антона стал ледяным, – и, тем не менее, ты собираешься что-то предпринять или оставишь все, как есть? Может, посоветуешь мне не лезть в ваши с дядей семейные дела?

– Зачем ты так? – упрекнул Илья. – Ты же знаешь, какой человек дядя Андрей, как он любит тебя. Он не заслужил такого отношения такого недоверия с твоей стороны. Почему ты не поговорил с ним сам? Хорошо, раз ты так настаиваешь, раз тебя это так тревожит, то я отложу все дела и сам лично съезжу к Насте и Дональду – завтра или послезавтра. Тебя это удовлетворит?

– Съезди, – усмехнулся Муромцев, – съезди. Нынче воскресенье, а в среду тогда я тебе позвоню.

Не скажи Антон этой последней фразы, Илья еще долго собирался бы съездить в особняк Капри, но срок он поставил сам, и обещание нужно было выполнять. Поэтому во вторник вечером его машина остановилась у железных ворот, открывавших проезд к новому дому Насти.

– Сообщите миссис Капри, что к ней приехал ее кузен, – сказал он охраннику.

– Господин Шумилов, – навстречу ему с радушным видом спешил элегантный мужчина, говоривший по-русски с легким акцентом. – я секретарь господина Дональда Капри. Мистера и миссис Капри в настоящее время нет в Москве, но, как только они вернутся, вам немедленно сообщат. Могу я быть чем-то вам полезен?

– Нет, благодарю, – ответил Илья, испытывая некоторое облегчение оттого, что его визит завершился таким простым и естественным образом. – Я хотел лишь повидать свою кузину, но заеду, когда она вернется.

Проводив гостя, элегантный мужчина поднялся в кабинет Дональда. Тот следил за экраном монитора, на котором отчетливо было видно, как машина Шумилова, развернувшись, отъехала от ворот особняка. Он холодно взглянул на вошедшего секретаря.

– Что ж, я решил последовать вашему совету, и не стал принимать кузена моей жены. Постарайтесь, чтобы она об этом не узнала.

– Сэр, вся прислуга предупреждена. К тому же, она ни с кем в доме особо не разговаривает. Допустить ее встречу с кузеном было бы большой ошибкой, на это не раз указывал нам ее отец господин Воскобейников. Особенно после ее разговора с господином Муромцевым.

Дональд гневно вспыхнул – упоминание об Антоне Муромцеве вызвало в нем неожиданный прилив ярости.

– Возможно, я и допустил ошибку, позволив им поговорить, – сказал он высокомерным тоном, показывающим секретарю, что лишь сам Дональд Капри может осуждать Дональда Капри, – но я не мог отказать жене в ее просьбе. Какие последствия может иметь их встреча?

– Не знаю, сэр, но не думаю, что могло бы быть что-то серьезное – Муромцев умен, его считают талантливым врачом и весьма проницательным человеком, но у него нет никаких конкретных фактов, и он всего лишь служащий Лилианы Шумиловой.

– Да, естественно, он ничего особенного из себя не представляет, – во взгляде молодого Капри сверкнуло гневное презрение, – однако дело не в нем. Моя жена хочет провести несколько дней в обществе своей близкой подруги, и я думаю, что это неопасно.

– Да, сэр, вы правы, – почтительно склонил голову секретарь, – тем более, что они постоянно видятся в школе, и эта девочка, как мы установили, не отличается большим умом. Она неопасна, и если мадам Анастасия желает видеть свою подругу, то можно пойти ей навстречу.

Дальнейшие события показали, что выводы личного секретаря Дональда Капри относительно Лизы Трухиной были сделаны весьма опрометчиво. Она приехала навестить Настю в четверг и, небрежно плюхнувшись рядом с подругой на стоявший в гостиной диванчик венецианской работы, обняла ее за талию и начала очаровательно извиняться:

– Настя, ты, наверное, думаешь, что я поросенок, да? Обещала приехать в начале недели и только явилась. Твой муж может подумать, что я плохо воспитана и не держу свое слово, – ее кокетливый взгляд обратился к Дональду. – Дональд, ты ведь именно так обо мне думаешь, да?

Дональд улыбнулся и покачал головой.

– Я не могу плохо думать о тебе, Лиза, если моя жена так любит тебя.

Настя с досадой поежилась при слове «жена» и, отвернувшись, сжала руку Лизы. Та, казалось, совершенно не замечала ее состояния и продолжала болтать:

– Представляешь, с Леркой сразу после концерта заключили контракт на десять дней, и она уехала.

– С Лерой? – Насте было трудно думать о чем-либо, кроме своих бед, но новость ее поразила. – Я думала, что вы будете выступать вместе. А ты? А Артем с Гошей?

Лиза со вздохом махнула рукой.

– Вообще, если честно, то у Лерки действительно хороший голос. Ну и ерунда, я очень рада за нее.

– Не огорчайся, Лиза, – вежливо заметил Дональд, – тебе тоже еще повезет.

– Да ладно, я не огорчаюсь, – легко ответила она, – я поняла, что из меня вторая Пугачева не получится. Обидно только, что Лерка ни с кем не попрощалась, ничего не объяснила. Хотя я тоже свинья – Лерка после концерта хотела у меня переночевать, а я и забыла – Димка сразу меня увез. Потом оказалось, что Гошка перепил, и Артем повел его домой, так что они тоже ее не видели. Я к ней позвонила, ее мать сказала, что она заезжала за паспортом и вернется дней через десять. Представляешь, даже матери не сказала, куда едет.

– Лера не могла заключить контракт без согласия матери, – возразила Настя, – она несовершеннолетняя.

Лиза удивленно взглянула на нее и пожала плечами.

– Не знаю. Может, конечно, она и соврала, хотя Лерка обычно не врет. Дональд, а ты не можешь узнать, куда уехала Лерка? – спросила она, грациозным движением заложив за ухо черную прядь волос и слегка наклонившись вперед.

– Я? – он растерянно посмотрел на лучшую подругу своей жены.

Ее взгляд, устремленный на него, лучился искренним восхищением, речь напоминала нежное воркование голубя.

– Ты, конечно. Ты же все можешь, да?

Молодой миллиардер почувствовал себя польщенным. Он быстро взглянул на смотревшую в сторону Настю, и слегка приосанился.

– Я велю своему секретарю навести справки, если это интересует тебя и Настю, – небрежно сказал он.

– Правда? Ой, спасибо. Дональд, а можно Настя покажет мне ваш особняк и свою комнату? Я так давно мечтала побывать у вас!

– Конечно, если Настья не возражает.

Настя торопливо поднялась и взяла подругу за руку.

– Я не возражаю, пойдем, Лиза.

Когда Настя и Лиза вышли из гостиной, Дональд поднялся в свой кабинет и нажал кнопку вызова личного секретаря.

– Мейсон, я хочу получить информацию о девушке, которая пела на концерте вместе с Лизой. Хочу знать, куда она уехала, с кем и где сейчас находится.

– Да, сэр, но…

– Что еще?

– Кое-какая информация имеется – наша служба безопасности установила у всех входов в ресторан камеры видео-наблюдения. Нам известно, что она покинула ресторан с управляющим Маркосяна, Рамизом Агаевым, и уехала в его машине.

– Прекрасно, значит, проблем не будет.

– Проблемы есть, сэр, и серьезные. Дело в том, что вчера Агаев обнаружен мертвым в своей машине на Каширском шоссе за пределами кольцевой дороги. По предварительным данным причина смерти – передозировка наркотика. Девушки с ним не было, и никакой информации о ней не поступало. Мы могли бы начать ее поиски, но пока уголовный розыск русских не закроет это дело, нам не стоит лишний раз привлекать к себе внимание. Вы меня понимаете, сэр.

– Хорошо, – задумчиво произнес Дональд, – наверное, вы правы.

– Не думаю, сэр, что мадам Анастасии и ее подруге стоит знать то, что я вам сейчас сообщил.

Лицо Дональда приняло обычное высокомерное выражение.

– Благодарю за совет, я решу, как мне поступить.

– Да, сэр, простите.

Он ждал, что Дональд его отпустит, но тот помолчал и с напускным равнодушием произнес:

– Моя жена хотела показать своей подруге наш дом, но она сама еще не совсем уверенно себя здесь чувствует, поэтому если возникнет необходимость…

Он включил компьютер, и на экране внезапно возникли две девичьи фигурки. Лиц их было не видно, потому что они стояли на веранде спиной к камере наблюдения, но чувствовалось, что обе полностью поглощены беседой. Мейсон понимающе улыбнулся и почтительно склонил голову.

– Сэр, я думаю, мадам Анастасия рада возможности пообщаться с подругой и в нашей помощи не нуждается.

Дональд бросил на него быстрый взгляд.

– Мне хотелось бы знать, о чем они говорят.

– К сожалению, сэр, погода прохладная, и мы не рассчитывали, что мадам Анастасия выйдет с гостьей на веранду. Дом слишком велик, и невозможно слышать, что происходит в каждом его уголке. Когда они пройдут на половину мадам Анастасии, вы, если пожелаете, сможете услышать каждое слово, хотя, конечно, они говорят по-русски.

Как ни странно, но примерно то же самое говорила в этот момент Настя Лизе:

– Ты не замерзла? Знаешь, я почему-то уверена, что этот дом напичкан прослушивающими устройствами, но тут они нас вряд ли услышат.

– Кошмар, – Лиза со вздохом покрутила головой, но тут же фыркнула и с присущей ей непосредственностью поинтересовалась: – А в туалете тоже прослушивают? Тогда я лучше потерплю до дома.

Она скорчила такую забавную гримаску, что Настя, закинув назад голову, впервые за последние два месяца звонко расхохоталась.

– Лизка, с тобой умрешь!

– На то и рассчитано. Но, если честно, то ты выглядишь лучше, чем пару дней назад. Я даже испугалась, когда увидела тебя в субботу.

Настя вновь помрачнела.

– Ты даже не поинтересовалась, о чем мы говорили с Антоном, и что произошло – ты ведь видела, что они с Катей сидели за нашим столом.

Лиза бросила на подругу полный сожаления взгляд и пожала плечами.

– Ох, Настюха, я никогда не научу тебя обращаться с мужиками! Для чего я буду говорить при Дональде о том, что ему неприятно? Я же видела, как у него рожа перекосилась, когда Антон Максимович уходил. Запомни, подружка, если ты хочешь заставить мужчину сделать что-то тебе нужное, то никогда не говори с ним о неприятном. Льсти ему, восхищайся им, притворяйся дурой, чтобы он на твоем фоне чувствовал себя гением. Это же азбучные истины, неужели ты не соображаешь? Польсти мужику, и он все тебе сделает и даже секса не попросит. Сколько мне тебя учить? Давно бы из своего Дональда веревки вила.

– Я тупая, – хмуро сказала Настя, – и у меня уже не осталось сил. Знаешь, что сказал мне Антон? Чтобы я ничего не пила в этом доме.