Текст книги "Время тлеть и время цвести. Том второй"

Внезапная смерть Дафны вызвала бурю различных предположений и кривотолков. Первоначальная версия о причастности сенатора или его детей к смерти миссис Фаррел не нашла своего подтверждения, и следствие пришло к выводу, что это было чистой воды самоубийство….

Маргарита Чемия узнала о смерти Дафны Лисовски после Нового года, просматривая сводку новостей в Интернете, но не позволила себе предаваться размышлениям – так же, как в случае гибели летчика Эдди О’Коннора. Потому что думать о нем или о сорока трех прооперированных ею этой зимой пациентах (тридцать, пять человек из них были пилотами самой высокой квалификации) не могло ничего изменить. Однако человек не всегда властен над причудами своей памяти – теперь Маргарита стояла возле наглухо закрытой железной двери и, как воочию, видела перед собой лицо привередливой молодой американки. Тряхнув головой, она приложила магнитный ключ к замку. Металлические створки медленно поползли в разные стороны, открывая проход к озеру, в глаза ударил яркий свет, исходящий от стен нижней пещеры. Туман, как пушистое серовато-белое одеяло, стелился над широкой гладью озера, укутывал берег и основание ведущей к воде лестницы.

Маргарита осторожно спустилась по ступенькам и вдохнула запах хвои, идущий от теплой воды. Сбросив одежду и оставшись в одной рубашке, она шагнула в клубящуюся белизну и шла, постепенно погружаясь в невидимую из-за тумана жидкость, а когда дно ускользнуло из-под ног, поплыла, широко взмахивая руками. Скоро туман стал редеть, и перед глазами Маргариты возникли очертания противоположного берега. Она выбралась на него, легла на теплую каменистую поверхность и закрыла глаза. Приятная расслабленность овладела ее телом, даже ребенок, в последнее время постоянно брыкавшийся у нее в животе, притих.

– Здравствуй, Маргарита.

Голос прозвучал совсем близко. Маргарита села, спустив ноги в воду с крутого берега.

– Здравствуй, Дара, – ответила она. – Я чувствовала, что ты сегодня придешь сюда.

– Ты не очень весела, – сказала черноволосая женщина, выходя из тумана и присаживаясь рядом. – Озеро хорошо действует на тебя и на ребенка, я вижу, что ты в порядке. Значит, причина в другом – тебя мучают сомнения.

– Меня не мучают сомнения, – ответ Риты прозвучал довольно резко. – Сомнения мучают тех, у кого есть возможность выбирать, а у меня нет выбора. Для меня единственный выбор – жить или умереть. Пока я должна жить.

Шевеля пальцами в окутанной паром воде, Дара в раздумье смотрела на Маргариту, и взгляд ее бездонных черных глаз был полон печали.

– Наверху стоит мороз, и гуляет ветер, – негромко говорила она, – а тут тихо и тепло, как летом. Сотни лет это озеро приносило исцеление людям, якуты и эвенки складывали о нем легенды. Сюда приносили раненных охотников, женщины приводили больных детей, чтобы омыть их в целебных водах, а роженицы приходили рожать, потому что верили: если окунуть новорожденного в озеро или просто выкупать в священной воде, то и он, и дети его, и дети детей его будут неуязвимы. В середине этого века тут появились русские. Сначала они тоже пользовались источниками, но потом перекрыли к нему доступ. Почему? Земля принадлежит всем, ее воды тоже принадлежат всем – мы, умуды, так считаем. Но мы не вмешиваемся в ваши дела, мы считаем, что каждый должен сам пройти свой путь, мы только наблюдаем за тем, что происходит.

– Зачем? – с кривой усмешкой спросила Маргарита. – Вам нечем больше заняться?

– Иногда мы пытаемся помочь – тогда, когда человек стоит на перепутье, где линии его судьбы разбегаются в разные стороны. Позже, конечно, дороги эти сойдутся, и конец у всех один – смерть. Но почему не выбрать более длинный путь и не насладиться тем, что дарит природа? Ты помнишь, как мы с тобой впервые встретились?

– Еще бы! – хмуро буркнула Рита, но Дара продолжала, не обращая внимания на ее сердитый тон:

– Я часто приходила сюда и видела тех, кто плескался в озере. Все они были обречены, и не в моей власти было повернуть линии их жизни. Но однажды здесь купалась девушка – американка по имени Дафна, – и ей еще можно было помочь выйти на длинную дорогу. Я пыталась заговорить с ней, но она даже не стала слушать. Она умерла, так ведь?

– Да, – в глазах Маргариты светились равнодушие и бесконечная усталость, – но не все ли теперь равно? Зачем ты пришла сюда, Дара?

– Ты уже спрашивала меня об этом, когда мы с тобой впервые встретились прошлой осенью. Ты приняла меня за журналистку и сначала даже не хотела со мной разговаривать, обещала вызвать охрану, если я немедленно не уйду.

В голосе Дары не было ни гнева, ни упрека – она словно констатировала факт. Рита пожала плечами.

– Я очень быстро поняла свою ошибку – я ведь видела план подземных ходов, и знаю, что журналистам сюда не пробраться. Мне нетрудно было догадаться, что ты – умудка. В местных газетах о вас постоянно пишут – называют хозяевами подземных пещер. Я привыкла рассуждать здраво и понимаю, что вряд ли кто-то сможет помешать хозяевам пещер проникнуть туда, куда они пожелают. Поэтому я просто распорядилась запереть дверь в эту пещеру.

– Ты была резка со мной, но взгляд твой был полон печали, – мягко сказала Дара. – Умудке достаточно поглядеть на женщину, чтобы понять: она тоскует. И еще я знала, что ты носишь ребенка. Ты стояла на распутье, над тобой висела черная тень, и эта тень крылом своим закрывала не только тебя, но и других людей. Я предложила тебе помощь, я предложила тебе уйти со мной в пещеры, но ты отказалась и выбрала гибельный путь.

– Да, – угрюмо кивнув головой, подтвердила Маргарита. – Мой путь имеет лишь один конец. Но я хочу, чтобы родился мой ребенок.

Рука Дары, казавшаяся зеленоватой в излучаемом стенами свете, легла на ее руку, и это движение было наполнено безграничной нежностью. Белое облако тумана колыхалось и дрожало на водной поверхности. Рита закрыла глаза и погрузилась в состояние бесконечного покоя.

– Сейчас ты опять на распутье, – тихо произнесла умудка. – Пойдем со мной, никто не сможет найти тебя и причинить тебе вред. У тебя еще есть шанс, но после того, как ты отсюда уйдешь, для тебя все будет кончено.

Маргарита усилием воли заставила себя открыть глаза и резко рассмеялась.

– Поздно, – хрипло сказала она, отстранившись от Дары, – поздно, возврата нет. Уйти с тобой, бежать, спрятаться? Ерунда, от себя-то не убежишь.

В глазах умудки мелькнуло сочувствие.

– Ты жалеешь? – спросила она.

– Не знаю, – голос Маргариты зазвучал резко и отрывисто, она говорила торопливо, словно сама с собой. – Не знаю, жалею ли. Я ненавидела, и это заставило меня перешагнуть черту. Потом уже все стало безразлично, – вытянув перед собой руки, она какое-то время разглядывала свои тонкие и гибкие пальцы нейрохирурга, потом с вызовом произнесла: – Моральные нормы, гуманность, человеколюбие – да плевать я хотела! Разве человек, который видел то, что видела я, поверит во всю эту чушь? Но он…

Ее руки бессильно упали, и Дара мягко спросила:

– Он – отец твоего ребенка?

– Да. Встреча с ним что-то сломала во мне, – Рита говорила так, словно кто-то стиснул ее горло, но внезапно в ней вспыхнула ярость, – Почему я должна давать тебе отчет? Уходи и не появляйся здесь, иначе… иначе я прикажу взорвать эту пещеру и уничтожить это озеро! Уходи!

– Что ж, прощай. Миг распутья миновал, и мне уже ничего не изменить.

С этими словами Дара легко поднялась на ноги и, печально взглянув на Маргариту, исчезла в тумане.

Глава вторая

В марте в НИИ Экономики управления проходила предзащита кандидатской диссертации Руслана Керимова. После доклада, как и положено, была развернута небольшая полемика. Докладчик добросовестно прочитал заранее записанные ответы на задаваемые ему вопросы – все роли в этом спектакле были распределены заранее. После заседания всем присутствующим в зале ученым были вручены монография докладчика и приглашения на банкет в ресторане «Прага».

Сам Керимов и его супруга на банкете присутствовали совсем недолго – через час они в сопровождении охраны и востроносого молодого человека в очках незаметно покинули зал. Это никого особо не встревожило – ученые мужи, быстро разомлев от изысканных напитков и черной икры, уже напрочь забыли о недавнем докладе, и лишь некоторые из них изредка вспоминали о докладчике.

– Этот Керимов – кто он такой? – осторожно спросил доктор экономических наук профессор Звягинцев своего соседа по столу академика Егорова.

– А я вот, если честно, даже не знаю, – отвечал тот, аккуратно вытирая рот салфеткой и раздумывая, что еще из выставленных на столе деликатесов можно было бы съесть без вреда для своей язвы, – мне намекнули на перспективу договорных работ, и условия, в принципе, заманчивы – у него свой алмазный прииск.

– Вы о Керимове говорите? – вступил в разговор сидевший справа от Звягинцева член-корреспондент Ильясов. – Работа серьезная, что и говорить. Мне предложили быть оппонентом на защите.

На лице академика Егорова появилось обиженное выражение, и в ответ на слова Ильясова он ограничился коротким «Вот как!». Звягинцев же внезапно оживился:

– Да?

Накануне профессору тоже звонили и предложили быть оппонентом на защите диссертации Керимова. Это имя Звягинцеву совершенно ничего не говорило, и он уже совсем было собрался отказаться, но его убедительно просили приехать на предзащиту, подумать и сказать последнее слово после доклада. Что ж, в свете того, что он услышал, стоило, пожалуй, согласиться.

В том, что ответ профессора Звягинцева будет положительным, востроносый молодой человек, сидевший в гостиной подмосковного коттеджа Керимовых, был уверен.

– Со Звягинцевым еще сегодня поговорят, – деловито говорил он Тане, которая удобно расположилась в кресле-качалке и слегка покачивалась в такт разговору. – Думаю, он даст положительный ответ, но, естественно, его следует заинтересовать.

Нервно и изящно стиснув пальцы, она посмотрела на мужа – тот стоял у окна, не вступая в разговор, – и сказала:

– Заинтересовать – не вопрос. Руслан, что ты можешь сказать?

Керимов, подавив вспыхнувшую злость, заставил себя посмотреть на бойкого востроносого экономиста. В течение нескольких последних дней тот добросовестно разучивал с ним доклад – добивался, чтобы диссертант правильно читал непонятные ему термины в тексте, в нужном месте ставил ударения и не путал последовательность ответов на заранее подготовленные вопросы и реплики из зала. Экономист вел себя с исключительным тактом и доброжелательством, но в прятавшемся под очками взгляде его чуть прищуренных глаз мнительному Руслану Керимову постоянно мерещилась насмешка. Поэтому ответ алмазного магната прозвучал резко, почти грубо:

– Что сказать-то? Все толчем вокруг да около – тем давай, этим давай. Кому сколько надо, так пусть прямо и говорят, а мы уж решим, кому и сколько и за что давать.

Востроносый экономист ничуть не обиделся на грубый тон диссертанта. Все с тем же серьезным и доброжелательным видом он начал объяснять:

– Видите ли, Руслан, не все так просто. Тут есть много нюансов и острых углов, которые нам нужно обойти. Вы представляете себе, что такое оппонент? Оппонент, это ученый, который представляет в ВАК отзыв о вашей диссертации. Если у него солидное имя и хорошие связи в научных кругах, то на основании двух таких отзывов вам присвоят степень кандидата наук. Оппонент будет читать вашу диссертацию и, естественно, захочет побеседовать с вами лично. Поэтому нам нужно заручиться его доброжелательным отношением. Звягинцев и Ильясов нам в этом смысле вполне подходят.

Неожданно Таня нахмурилась.

– Послушайте, но ведь вы не так давно называли другое имя – не Звягинцев, а Рудаков, кажется, академик. Академик ведь выше должность, чем профессор, разве нет?

Ее собеседник тонко улыбнулся, покачал головой и с прежним терпением начал объяснять – теперь уже ей:

– Академик – не должность, а звание. И Рудаков, и Звягинцев имеют одинаковую ученую степень доктора экономических наук, но мы с шефом посовещались, подумали и… как бы вам объяснить… Короче говоря, Рудаков имеет большие связи за рубежом и часто выезжает читать лекции в Германии и Штатах. Сами понимаете, что за это ему платят валютой и неплохо платят. А Звягинцев за границей менее известен, он сидит у себя в институте на профессорской ставке – как и вся наша ученая элита. Конечно, всякие надбавки и прочее, но реально зарплаты профессора едва хватит, чтобы прокормить породистую собаку. А у Звягинцева их целых две. Поэтому ученые сейчас выживают в основном за счет договорных работ.

Таня вновь вопросительно посмотрела на мужа, но Руслан лучше нее понял смысл сказанного и от этого почувствовал некоторое облегчение. Лицо его разгладилось, приняв снисходительное выражение – что ж, можно расплатиться с этими научными дармоедами и таким образом.

– Понятно, – грубовато-добродушно сказал он, отходя от окна и потирая руки. – Я уж и у вас три года пол-института кормлю на этих договорах, мне не привыкать. Ладно, давайте. Можно хоть завтра – зовите всех ваших академиков, а я приглашу нотариуса. Составим быстренько контракты и все подпишем.

Востроносый вкрадчиво улыбнулся, сверкнув очками, и чуть наклонился вперед, что придало его последующим словам некоторую интимность.

– Наш институт – другое дело, вы наш соискатель, у нас совместная работа. С оппонентами же обстоит иначе, есть положение ВАКа: у диссертанта и оппонентов не должно быть никаких точек соприкосновения – ни совместных работ, ни общих публикаций. Полагаю, что будет лучше, если контракт подпишете не вы, а кто-то другой из совета директоров вашей компании. Подумайте и решите.

Когда он ушел, Руслан, с досадой пожал плечами и сказал жене:

– Придется просить Гната Ючкина, леший ему в задницу.

Таня всплеснула руками.

– Совсем завертелась с твоей предзащитой, с этим банкетом и забыла – Игнатий утром звонил, сказал, что отец просил его срочно вылететь в Умудск. Он сам не знал зачем, волновался, что что-то с детьми.

– Какого хрена ты не сказала? Коза недоделанная, … твою мать!

Таня поджала губы, как всегда, когда муж срывал на ней свой гнев. Керимов дважды прошелся по гостиной, время от времени останавливаясь и выпуская в сторону жены очередной залп своих излюбленных красочных выражений. Наконец он немного стих, и тогда Таня, вытерев слезы, робко заметила:

– Можно факсом…

– Иди ты на х…! – рявкнул на нее муж. – Факсом! Тут надо все делать лично, сама не понимаешь, дура? – он еще немного походил и внезапно успокоился: – Ладно, пойду к Шумиловой, буду с ней договариваться – пусть подпишет эти контракты, х… ей в задницу. Ладно, не реви, иди сюда!

Стиснув хрупкие плечи Тани, Керимов притянул ее к себе и грубо впился губами в ее рот, с удовольствием почувствовав, как она вздрогнула и невольно застонала от боли. Через полчаса, оставив жену лежать на столе с задранной юбкой и разбросанными в стороны ногами, он поднялся и, на ходу застегивая брюки, отправился звонить Лилиане, чтобы договориться о встрече.

Было одиннадцать вечера, но ночной секретарь госпожи Шумиловой соединила их немедленно, и его приятно удивило то, как приветливо и радушно звучал ее голос:

– Руслан, дорогой, я не знала, что ты будешь в Москве, это для меня приятный сюрприз. Решил немного развеяться или проблемы?

– Да нет. Или, может, да. Тут разные личные дела, и я хотел тебя попросить – маленькая услуга, понимаешь. Мелочь, но нетелефонный разговор.

Она засмеялась – словно речка зажурчала – потом негромко и задушевно сказала:

– Завтра с утра, надеюсь, ты мне сможешь рассказать все подробно – я отменю все встречи и буду тебя ждать. У меня к тебе, кстати, тоже есть разговор.

Она действительно ждала его. Стол в кабинете был накрыт, в узкой бутылке переливалась, искрила янтарным отблеском любимая Керимовым старка, закуски поражали разнообразием, но ближе всего к Руслану стояла тарелка с нарезанной ломтиками осетриной – любимым лакомством алмазного магната. Улыбающаяся секретарша поставила на стол хрустальные бокалы и исчезла. Лилиана очаровательно улыбнулась гостю.

– Мы с тобой так редко видимся, Руслан! Давай прежде, чем говорить о делах, выпьем за то, чтобы нам чаще встречаться – не ради бизнеса, а просто так, чисто по-человечески. Я очень рада тебя видеть и готова помочь всем, чем могу.

После столь проникновенного начала Керимов, который до того все раздумывал, в какую форму облечь свою просьбу, решил объясниться откровенно. Лилиана слушала внимательно, задала пару вопросов и что-то пометила у себя в органайзере.

– Я думал, что если, например, твоя фирма заключит с ними контракты, то я смогу перечислять средства по нашим внутренним каналам, – в голосе Руслана звучало непривычное для него смущение.

Лиля какое-то время задумчиво смотрела на него, потом улыбнулась.

– Это мы уладим. Я рада за тебя, Руслан, очень рада – в наше время престижно иметь ученую степень.

Керимов неловко усмехнулся.

– Не знаю, ты, может, думаешь, что это мне ни к чему, но…

– Я ничего такого не думаю, ты – умный и способный человек, Руслан. Сейчас все министры и политики бросились защищать диссертации, а чем ты хуже их? Чем ты, например, хуже Игнатия Ючкина? Он умеет говорить красивые слова, но, если копнуть поглубже, то это полный ноль. Ноль!

В голосе ее прозвучала неожиданная злость, на лице появилось выражение горькой обиды, и Руслан подумал:

«Эге, да тут у них что-то не то с Гнатом!»

Вслух же он благодушно произнес:

– Что ты, Лилиана, Гнат у нас всегда был самый умный, нам до него расти!

Стремительно вскочив на ноги, Лиля быстро-быстро заходила по кабинету, плотно стиснув губы, словно пыталась сдержать кипевшую внутри ярость, потом упала в стоявшее у окна кресло и с силой сцепила пальцы рук.

– Умный! – негромко, но с презрением процедила она сквозь зубы, словно обращаясь к самой себе. – Только ума не хватает, чтобы жить без папиных указаний. Дело, не дело – раз папа велел все бросить и лететь домой, так он обо всем забывает и тут же в самолет.

– Гм! Надо ж вот как, – неопределенно заметил Керимов, пытаясь сообразить, что означает раздражение, звучавшее в интонациях хозяйки «Умудия холдинг».

– Да, вот так! – на лице Лилианы появилось детски-обиженное выражение. – Ты ведь заешь, Руслан, сколько я для него сделала, кем он стал, благодаря мне! И теперь, стоит его отцу сказать слово, как он меня бросает и мчится в Умудск к своей дорогой супруге. И ведь это не в первый раз! Мне надоело, понимаешь, надоело!

Ее полные слез глаза смотрели на алмазного магната, словно в поисках сочувствия, а он вдруг почувствовал себя вольготнее и проще, подумав:

«Надо ж! Баба, она и есть баба – хоть президентом холдинга ее ставь, хоть господом-богом! Эта, конечно, с перчиком, но для Гната стара – его супружница и моложе, и посвежей будет. Поэтому он, небось, от этой президентши и бегает при каждом удобном случае, а она и бесится. От меня-то она чего хочет – ждет, чтобы утешил? Что ж, сиськи у нее ничего, а если с этого мне еще перепадет, то я могу, у меня Танька не привередливая. В самом деле, пусть сделает меня президентом вместо Гната. А когда я всю эту тягомотину с диссертацией закончу и кандидатом в науке стану, так у Ючкиных обоих здорово будет в заднице свербеть!»

От всех этих мыслей у Керимова вдруг стало так хорошо на душе, что он белозубо усмехнулся и вкрадчиво сказал сидевшей перед ним поникшей оскорбленной женщине то, что никогда прежде не посмел бы сказать президенту холдинга госпоже Шумиловой:

– Ничего, Лилиана, не надо так горевать! Конечно, Гната тоже понять можно – законная супруга требует, Егор настаивает. Гнат по природе не таков, чтобы открыто против семьи идти. И у них дети к тому же – он их обожает.

– Обожает! А я? Он думает, я буду сидеть и все это терпеть? Я для него забыла о муже, о семье, а он… Зачем тогда было…

Словно в порыве отчаяния она закрыла лицо руками и замерла. Выждав с полминуты, Руслан решил, что пора действовать. Он поднялся, сделал несколько шагов, наклонился и, нависнув над Лилей, сжал своими крупными руками ее плечи.

– Что поделаешь, Лилиана, ты не переживай так. Гната тоже можно понять – он семью никогда не оставит, но он мужчина, а перед тобой любому мужчине трудно устоять. Ты ведь такая… такая…

Пальцы Руслана начали поглаживать, разминать ее плечи, постепенно опускаясь к груди. Он раздумывал, стоит ли уложить ее животом на стол или перенести на обитую кожей софу – многие женщины любят, когда мужчина поднимает их на руки, демонстрируя свою физическую силу. Однако Лиля внезапно оторвала ладони от лица, осторожно отстранила гладившие ее руки и, ловко проскользнув у него под локтем, поднялась. Обойдя письменный стол, она села, указав Руслану на стоявший напротив стул.

– Садись, Руслан, не стоит меня утешать – я не позволю так с собой обращаться, я ему за все отплачу! Кончилось мое терпение! Я готова на все, и я хочу, чтобы ты мне помог – для этого я тебя позвала и обещаю, что ты в накладе не останешься. Как, согласен?

На щеках ее пылал яркий румянец, глаза мстительно горели. Неловко потоптавшись и не зная, что теперь делать, Керимов, в конце концов, опустился на край сидения и нерешительно произнес:

– Гм… ну… я ведь не знаю, это от разного зависит.

Лиля высоко вскинула голову, и взгляд ее засверкал с удвоенной яростью.

– Да, решено! – судорожно вздохнув, почти крикнула она. – Я отдам тебе то, что хотела дать ему. Я готова даже от чего-то отказаться, чем-то поступиться, но сделать так, чтобы все Ючкины тявкали и ползали у моих ног, понимаешь?

– М-да, ну… я понимаю, конечно, но… это ведь дело житейское. Завтра опять стерпитесь-слюбитесь, а Керимов будет виноват. Потом, глядишь, Гнат дома побудет, своих ублажит и опять к тебе вернется. Так что ты перетерпи, а там видно будет.

Он искоса взглянул на Лилиану и с удовлетворением отметил, что слова его привели ее в несказанное бешенство.

– Никогда! – она звонко хлопнула ладонью по столу, и папка с документами, лежавшая на другом краю, подпрыгнула, словно мячик. – Ты плохо меня знаешь, Руслан, я не умею прощать! Этого никогда не будет!

– Ну-ну, – его широкая ладонь накрыла ее тонкие пальцы с длиннющими кроваво-красными ногтями, и сжала их. – Ты уж… так близко все принимаешь к сердцу. Мужик он и есть мужик. Если тебе что надо, то можешь на меня рассчитывать.

Взгляд Руслана стал недвусмысленным, но Лиля лишь благодарно посмотрела на него и, вроде бы не поняв намека, убрала свою руку со стола.

– Я знаю, Руслан, что смогу на тебя рассчитывать, потому что такие люди, как ты, умеют быть благодарными. Не думай, что я сейчас говорю и делаю сгоряча – я думала обо всем довольно долго и именно поэтому просила тебя прийти. Помнишь, о чем мы говорили на совещании в декабре?

Игривое настроение Керимова мгновенно улетучилось, и весь он превратился в слух.

– Что ж не помнить, – хмуро ответил он, – половину из того миллиарда, что выделил американец, перегнать на счета холдинга за счет контрактов со строителями и накладных на оборудование, а половину за счет затрат холдинга на обучение специалистов. Чтобы фонд Капри не возникал, что сумма на обучение нереальна, взять кредиты под залог недвижимости холдинга. Потом мы еще решили пока перевести все деньги на зарубежные счета холдинга, чтобы никто из посторонних к ним не присосался. И тут я с вами был согласен. А вот когда Ючкины предложили, чтобы, выплачивать кредиты за счет продажи алмазов, тут я возражал. И теперь возражаю, потому что процент большой, и получится, что прибыли у меня всего-ничего. Ты уж не обижайся.

– Какая тут обида, – мягко возразила Лилиана, – мыслишь ты правильно, и я на твоей стороне, хотя на собрании промолчала. Понимаешь, тогда у меня с Игнатием еще….

Не договорив, она сделала виноватое лицо и опустила голову. Керимов с досады крякнул:

– Эх, ну что с вами бабами… то есть, дамами делать! Я ведь думал, ты за всем этим стоишь, Ючкиным вертишь. Сейчас даже идти к тебе боялся – думал, недовольна и помочь мне насчет контрактов с этими, как их – оппонентами – не захочешь.

– Что ты Руслан, как ты мог подумать! – Лилиана подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Кстати, ты в курсе, что Ючкины договорились с мэром Умудска господином Бобровским, и город инвестирует в холдинг бюджетные средства – из тех, что Москва выделила на президентскую кампанию?

Алмазный магнат был искренне удивлен.

– Из бюджета?

Она кивнула.

– Да. А за это Ючкины, говоря по-простому, до мая прокрутят через зарубежные банки бюджетные деньги города. Эти неплохие дивиденды – годовой бюджет Умудска около трехсот миллионов долларов. Конечно, своих зарплат бюджетникам до мая не видать, но они привыкли.

Бюджетники Керимова беспокоили мало, и план он в целом одобрил:

– Неплохо, но почему я-то ничего не знаю?

Лилиана мило улыбнулась.

– Догадайся сам, Руслан.

Она смотрела на него пристально и многозначительно, словно отвечая своим взглядом на его вопрос. Лицо Керимова, который начинал понимать, постепенно темнело и, наконец, исказилось от ярости.

– Суки! Хотят, чтобы Керимов корячился, алмазы сбывал, выплачивал кредиты, а они дивиденды между собой делили! Правильно я отказался!

– Если честно, Руслан, то ты не знаешь и многих других сделок, которые проворачиваются за твоей спиной. Ючкины намерены постепенно ограничить твое участие в делах концерна и твою долю прибыли от продажи алмазов.

– Так я их выведу на чистую воду – по закону выведу, у меня все прокуроры в городе и районе в кармане.

Лилиана печально покачала головой.

– Боюсь, тебе придется нелегко. Возможно даже, ты будешь поставлен в такое положение, что тебя вынудят продать акции «Умудия даймонд» и уйти в сторону – у них на тебя достаточно компромата и в нужный момент…

– Сволочи! – лицо Керимова потемнело, и, вскочив на ноги, он широкими шагами заходил по кабинету. – Продать акции? Хрен им с маслом, а не акции, я на алмазах сижу! Пусть сам подохну, но и они у меня свои задницы с чесноком жрать будут!

– Зачем же самому подыхать? – улыбка госпожи Шумиловой превратилась в недобрый оскал. – Нет, Руслан, у меня есть предложение получше. Раз мы с тобой решили играть в одной команде, то для начала ты должен узнать, что задумали Ючкины, а после этого Игнатий со своим папой у нас еще попляшут!

– Ну? – по лицу алмазного магната видно было, что он еще не до конца доверяет Лиле.

– Кредиты взяты под залог недвижимости холдинга, а главная недвижимость компании – земля прииска. Поскольку ты отказался взвалить всю тяжесть выплаты кредитов на «Умудия даймонд», они объявят холдинг банкротом, и прииск пойдет с аукциона. Цена акций после известия о банкротстве холдинга и слухов об истощении месторождения алмазов….

– Что?! Какое истощение?!

– Слухи распустить очень легко, Руслан. Так вот, после всего этого цена акций сразу упадет, и Ючкины через подставных лиц приобретут прииск за бесценок.

Слушая ее, Керимов время от времени тыльной стороной ладони вытирал выступавший на лбу холодный пот, начисто позабыв о носовом платке, который заботливая Таня положила ему в верхний карман пиджака.

– Что задумали, сволочи, а? – бормотал он. – Вот оно, … твою мать! Я-то им, как отцу и брату верил. К Егору всегда с уважением относился, слушал, как он мне постоянно впендюживал: осторожно, мол, никаких документов без меня не подписывай, никаких решений без моего совета не принимай. А сами…. Да на хрен ты мне сдался со своими советами, ты мне кто – отец родной? Еще с тобой советоваться мне надо!

– Это он так тебя постоянно обрабатывал? – сочувственно покачала головой Лилиана. – Да, серьезно они за тебя взялись, как я посмотрю.

– Да пошел он на х…! – взвился Керимов. – Ты меня прости, Лилиана, что я так откровенно при тебе выражаюсь, но обидно, понимаешь!

– Конечно, понимаю! Ты столько сил вложил в алмазный прииск, а в результате останешься ни с чем – ни алмазов, ни денег. Только не волнуйся, я придумала, что делать, ты сядь и послушай.

– А ты-то? Сама, небось, вместе с Гнатом против меня все это крутила!

Опустившись на стул, алмазный магнат мрачным взглядом уперся в лицо Лилианы, и ей осталось лишь с виноватым видом сознаться:

– Ты прав, я должна была сразу тебя предупредить, но Игнатий… он… ты даже не представляешь, что я к нему чувствовала, – она закрыла лицо руками и судорожно всхлипнула. – Я не могла думать иначе, как его мыслями, понимаешь? Я делала все, как он хотел, я не понимала – ведь я женщина, я одна, а мой отец и муж… – ее голос внезапно сорвался, зазвенел слезами и перешел на крик: – Они не хотят меня знать из-за Игнатия! Из-за него я порвала с мужем и рассорилась с родителями! Ты должен мне помочь, Руслан, должен! Если не ты, то кто?

Огорошенный столь горячим призывом Руслан почесал затылок.

– Ну, это уж я не знаю, как тебе помочь. Ладно, ты меня предупредила, и на том спасибо, я им теперь не дамся. Ни хрена они у меня прииск получат!

– Я так виновата перед тобой, Руслан! Но все можно исправить, и я хочу тебе помочь.

Поразмыслив, Керимов немного отошел и решил простить Лилиану.

– Да ладно, чего там говорить, – снисходительно сказал он, – коли бабе мужик голову заморочит, то она для него и Кремль пойдет взрывать. Я на тебя не в обиде, и, тем более, что ты мне сейчас глаза на них обоих открыла. И как ты мне хочешь помочь?

– Послушай, – Лиля опустила руки и подняла к нему залитое слезами лицо, – я хочу ему отплатить за мое унижение, а остальное мне безразлично, понимаешь? Я разбита, мне не нужны деньги, пусть все будет твоим, а я только хочу увидеть, как их растопчут, понимаешь? Всю их семью! – она вцепилась своими тонкими пальцами в крупную руку Руслана, как утопающий цепляется за соломинку.

– Ты конкретно скажи, что предлагаешь, так я не пойму, – он напряженно смотрел на сидевшую рядом женщину, совершенно позабыв свои недавние помышления о сексе с ней.

– Я сделаю с ними то, что они собирались сделать с тобой – пущу их по миру без штанов.

Мысль эта пришлась Керимову по душе.

– Я б на Егорку с Гнатом без портков с удовольствием глянул, – губы его скривила веселая ухмылка, – только как с них эти портки снять?

Лилиана вмиг успокоилась, взгляд ее стал холодным.

– Вместе мы с тобой, Руслан, сможем все. Согласно внутреннему уставу нашего холдинга все коммерческие операции, оплата счетов и перемещение средств могут проводиться за подписью президента и под контролем одного из директоров. Для начала мы начнем переводить деньги со счетов холдинга на твои счета.

– Это как же? – Керимов растерялся от неожиданности. – Меня ж потом вором и мошенником объявят.

– Не объявят. Но для начала ты должен сделать вид, что согласен на предложение Ючкиных – оплачивать кредиты доходами «Умудия даймонд».