Текст книги "Шерлок Холмс и Русская богиня"

– Тебя мы закопаем вместе с боссом – живьём! – пообещал громила донне Петре. – Только сначала будем страшно пытать и переломаем все кости! Я это умею. Мордой в пол! Ты тоже! – приказал он Бошу, стоявшему рядом с младшим охранником.

Дальнейшие события уложились в три секунды.

– Лови! – донна Петра метнула голову Сулеймана в старшего охранника, тот инстинктивно дёрнулся и поймал её, сместив пистолет с линии выстрела. Этого было достаточно, чтобы Петра совершила молниеносный выпад и проткнула горло старшего охранника мечом Мурамаса. Петра повернула клинок, чтобы расширить рану, выдернула меч и мощно ударила наискось. Клинок перерубил ключицу, рёбра, позвоночник и снёс голову вместе с правой рукой, в которой был зажат пистолет. Флегматичный на вид Бош не отставал в проворстве. Пока младший охранник расстёгивал кобуру на боку, Бош мощным движением вогнал ему в сердце изогнутый самурайский кинжал танто и сломал грудину, как пересохшую доску.

Теперь всё было кончено.

– Идеальный клинок превращает убийцу в маньяка, – философски заметила донна Петра. – Мурамаса доставляет наслаждение, когда им пользуешься, поэтому возникает искушение рубить им по любому поводу. Мурамасу забираем с собой.

Вскоре донна Петра и Бош покинули кенсингтонский особняк на машине охранников Сулеймана. Ещё до заката солнца они оказались на севере Шотландии в районе залива Лох-Ю. Бросив машину в конце просёлка, продвинулись ещё на пару километров по дикому морскому берегу, пока не вышли на каменистый пляж с тюленьим лежбищем. Небольшое стадо серых тюленей, полсотни животных, нежилось за полосой океанского прибоя. Появление людей не вызвало у них никакого беспокойства.

– Это здесь, – сказала донна Петра. – Ищем!

– Надо спугнуть стадо, – сказал Бош, – иначе долго не найдём.

Беглецы вооружились камнями и принялись с криками бросать их в тюленей. Те забеспокоились и с недовольным рёвом устремились в воду.

– А вот и наши модули! – обрадовались Бош и донна Петра.

На пляже остались лежать два больших серых тюленя с пятнистыми шкурами.

– Наши механики прогрессируют, – заметила донна Петра, – эти изделия с пяти шагов не отличишь от живых тюленей. Облачаемся!

Беглецы распаковали модули и переоделись в приготовленные для них термобельё, тёплые носки и шапочки, прорезиненные гидрокостюмы.

– А это для подводной стрельбы? – спросил Бош, обнаружив пистолет странной конструкции.

– Да, отличная вещь, – сказала донна Петра, – бьёт под водой на полста метров. Оружие боевых пловцов! Ну же, туманный Альбион, прощай навсегда! Полковник Петров готов к эвакуации!

Бош приложил ладонь к голове и доложил:

– Полковник Боширов готов к эвакуации! Чёрт побери, ну почему центр запретил нам обычные каналы эвакуации? Нам же, я прикинул хвост к носу, морем до Кронштадта – три тысячи километров! Упыхаешься ластами махать.

– Обычные каналы сейчас все под контролем искусственного интеллекта, который располагает нашим видео из лондонского метро, – сухо пояснил Петров. – Центр посчитал риск эвакуации по ним слишком высоким. Не дрейфь, разведка! По дороге заплывём на Доггер-банку, поохотимся на лосося. Сейчас дикого лосося в магазинах не найти – там всё завалено дрянной фермерской рыбой, напичканной гормонами и антибиотиками. Так что деликатесное диетическое меню на переходе нам гарантировано!

Оба легендарных агента герметично закрылись в своих модулях и, бодро ковыляя на ластах, сползли в океанский прибой, держа путь к берегам далёкой отчизны. Через три недели российский эсминец «Стрельбучий» скрытно подобрал их в море на траверзе Куршской косы и взял курс на Кронштадт. Это был совершенно засекреченнный военный корабль, замаскированный под ржавую рыбацкую развалюху. Командир корабля накрыл у себя в каюте стол с лучшим угощением для секретных агентов. Тут были шпротики, салакушка, селёдочка, тюлечка, килечка, снеточки, трещочка и её печень, угорьки, нельмушка, ряпушка, бычок-морячок, сырть, бильдюжка, камбалюшечка, судачок, сижок, редкостная морская кумжичка и ещё всякие разности из разной морской вкусности… Петров и Боширов с унынием обозрели всё это великолепие и осторожненько, не желая обидеть хозяина, поинтересовались:

– А сосиски не найдется? На рыбу, прости, командир, теперь до конца жизни смотреть не захочется – мы её сырой три недели жрали, как тюлени!

XVIII

– Он был умнейшим, честнейшим, храбрейшим и добрейшим из всех ныне живущих, – говорил преподобный Джошуа в священническом облачении. – Прощай, возлюбленный брат Шерлок! Наши сердца скорбят и кровоточат от боли, но ангелы небесные ныне радуются о твоей сияющей светом душе.

Холмса хоронили на скромном сельском кладбище. Могила была выкопана под большим раскидистым деревом в конце кладбищенской аллеи. На Джемму было страшно глянуть. Третий день она не прикасалась к пище, не спала и превратилась в воплощение горя. Её сияющая нефритовая кожа пожухла и потемнела, глаза глубоко запали, распухшие губы потрескались и кровоточили. Исхудавшее лицо Джеммы утратило утончённую античную красоту и было страшно. Вся в чёрном от головы до пят, она представляла скорбную тень самой себя.

– Жди меня, Шерлок, – шепнула она, – скоро мы снова будем вместе.

Кладбищенские рабочие ухватились за концы верёвок, чтобы опустить гроб в могилу. Преподобный Джошуа начал гундосить погребальную формулу прощания: «После того, как всемогущий Господь решил призвать к себе нашего брата Шерлока Холмса, мы предаем его тело земле, чтобы он снова стал землей, из которой и был взят». Но в эту секунду у гроба появилась неведомая молодая женщина, властно крикнувшая:

– Стойте! Шерлок жив! Немедленно откройте гроб!

Доктор Ватсон не мог поверить собственным глазам – это была Гелла! В длинном лиловом платье с закрытым до подбородка верхом, скрывавшим шрам на шее – след драконьего когтя, и в изящной шляпке из сиреневого кружева с небольшой вуалью она выглядела настоящей леди…

* * *

Столь драматичному явлению Геллы на кладбище предшествовали некоторые события в недрах вулкана Эйяфьядлайёкюдль. Вся честна́я компания наслаждалась во дворце мессира китайской чайной церемонией, в которой Гелла была большим знатоком. Мессир в особенности оценил подачу чая не в пышном императорском фарфоре, а в простых белых чашках, лишённых изысканного орнамента. Гелла раздавала заварку из глиняного чайника, предпочитая аскетический стиль церемонии.

– Чайная церемония очищает пять чувств и обостряет шестое… Тебе, Гелла, впору содержать чайный дом в Китае, – пошутил мессир. – Дарую тебе титул Чайного Мастера. Ещё никто в моей свите не мог похвастаться таким титулом.

– Сегодня этого мало, мессир, – дерзко отвечала Гелла.

– Сегодня? Поясни.

– Сегодня, мессир, исполнилась тысяча лет моего служения вам.

– Как быстро!.. Надеюсь, ты не покинешь нас в самый разгар скачки к Армагеддону? Ах, да! Твоему слуху привычнее – Рагнарёк!

– Как можно будет пропустить такое зрелище? Но это, надеюсь, ещё не скоро случится, мессир, а пока мне хотелось бы получить своё жалованье за первую тысячу лет службы! Как сказано в договоре…

– Да помню я!.. За каждую тысячу лет безупречной службы мой слуга получает удовлетворение любой своей просьбы, если она не противоречит Правилам.

– Именно, мессир! Надеюсь, моя служба не разочаровала вас?

– Ни разу! И не заставляй меня расточать комплименты – говори уже!..

– Прошу, мессир, вашего дозволения воскресить Шерлока Холмса, которого завтра предадут земле. Это моя единственная просьба к вам!

– Ты хочешь сказать, что тысячу лет мечтала об этом?!? Подумай! Ты можешь получить сундук с драгоценностями – скажи, и он твой! Или заполучи свой отдельный дворец…

– Я похожа на дурочку, которая мечтает о цветных стёклышках? Неужели вам кажется, что я меняю свою жизнь на сверкающие камешки? Валькириям нет дела до женских слабостей, и мы не стяжатели.

– Что такого ты усмотрела в Холмсе? Он большой умник, но бывали умники и побольше него!

– Если Холмса не воскресить, то умрет и Джемма, моя сестра.

– Сестра условно, в сотой степени родства.

– Да хоть в пятисотой, неважно!.. Потомство богини Ириды по женской линии не должно угаснуть, а Джемма – последняя из живущих. Её кровь бесценна, потому что гены богини Ириды передаются только по материнской линии. Мы девы-спасительницы, как Жанна д’Арк, и антиподы распутному потомству Афродиты, падкому на деньги. Мы целомудренны в любви и верны в браке, как Пенелопа. Мы окрыляем мужчин и сами воспаряем духом, потому что у нас крылаты и тела, и души. Мы не поступаемся честью ради богатства. Мы не нуждаемся в духах и благовониях, потому что наша кожа сама по себе благоухает цветами и мёдом. Джемма стремится умереть, потому что винит себя в гибели Холмса! Но если их обоих спасти, гороскоп сулит им долгое счастье и четверых детей, из которых двое – девочки с кровью Ириды. Через них состоится возрождение племени Ириды! Вот почему всем так нужен живой Холмс, мессир!

– Ты не забываешь, Гелла, что Холмс снова умрёт через неделю, если не будет соблюдено условие равновесия?

– Нет, мессир. У меня будет неделя, чтобы исполнить это условие. Я уверена, что исполню его!

– Не забудь создать временную складку, когда оживёт Холмс.

– Спасибо, мессир! Ваше участие говорит о вашем сочувствии. Мне будет приятно послужить такому повелителю ещё тысячу лет!

* * *

Гелла действовала решительно.

– Скорей, скорей, Ватсон! – позвала она. – Где отвёртка? Берите отвёртку! Никаких вопросов! Быстрей, быстрей! Так, хорошо! Ещё один шуруп… последний. Приналяжем все вместе! Ага, идёт, идёт! Наконец-то!

Когда Ватсон и двое рабочих сорвали крышку гроба, взорам предстала голова Холмса с закрытыми глазами. Ватсон был удивлён сильнее всех – он лично пальпировал в морге сквозной канал от пули, прошедшей через лобную кость Холмса и вышедшей из затылка, но теперь он не видел ни малейшего повреждения. Кожа на лбу и волосы на затылке, которые он тотчас осмотрел, не имели следов пулевого ранения. Да и в целом тело покойного не имело ни малейших признаков тления, которое неизбежно должно было уже проявиться. Не было и трупного запаха… Как такое может быть?!? «А мозг Холмса? – судорожно размышлял Ватсон. – Он был пробит насквозь от лобной доли до затылочной. Разве могут мозговые ткани восстанавливаться в гробу?»

Гелла обхватила Холмса за плечи и посадила.

– Требую сейчас же прекратить кощунство! – воскликнул преподобный Джошуа.

– Церкви лучше удалиться, – отвечала Гелла. – Я не ручаюсь за сохранность вашего благоверия, святой отец!

Она возложила пясти на чело Холмса и грозным голосом возопила:

– Чиррумба! Восстань, во гробе лежащий, и виждь, и внемли! Гряди, Эйяфьядлайёкюдль!

Очи Холмса отверзлись, грудь колыхнулась, он произнёс:

– Крепко же я спал, господа! Какими судьбами, мисс Гелла, вы здесь?

Впрочем, вопрошание осталось без ответа, потому что Холмс узрел Джемму и устремился к ней. Ватсон воспользовался моментом.

– Мисс Гель! Каждый раз, когда я вас вижу, как говаривал Шерлок Холмс, мой уютный мир благоразумия переворачивается – и происходит нечто восхитительное! Я потрясён воскрешением, которое вы свершили! Я не думаю, что это медицина, я думаю, это чудо или магия. Чиррумба! Возьмёте меня в ученики, мисс Гель?

– А вы будете распускать ваши руки, трогать меня и думать свои грязные мыслишки, мистер Ватсон?

– Ни за что!

– Тогда – нет.

Ватсон пришёл в недоумение.

– Мне нужен постоянный спутник, мистер Ватсон, горячий поклонник. Подумайте об этом, если хотите. А пока мне нужно завершить начатое – сделать складку, как выражается мессир. Вдруг и вам доведётся когда-нибудь кого-нибудь воскресить, смотрите и запоминайте… Никто не должен об этом помнить, дабы не вводить слабое человечество в искушение чудом! Чудо самый легкий путь покорения. Мессир говорит: «Явите им чудо, и мир падёт к вашим ногам». И что? Конец истории, культ живого бога, всеобщее упование на нового мессию… Нет, нет! Удивительное рядом – но оно запрещено! Помнить я позволяю вам одному, доктор…

Гелла закрутилась волчком, отбрасывая сухие листья низом платья, поднялась выше дерева и вдруг лопнула, как петарда, рассыпавшись разноцветными искрами. Все люди на кладбище, очутившись под куполом искр, застыли, как при игре в «Замри!», и растворились в воздухе, обесцветившись. Солнце трижды – за какую-то секунду – мелькнуло в небе, прокрутившись с запада на восток, и Ватсон ощутил себя в многоцветном пространстве под церковным сводом. Орган величаво выводил небесную мелодию Рихарда Вагнера. Перед Ватсоном, держась нежно за руки, выходили из церковных дверей в цветочную арку Шерлок и Джемма. Ватсон вспомнил про свои шаферские обязанности и последовал за молодыми. Джемма помахала над головой букетом из ирисов и бросила его, не глядя, за спину, на чью-то девичью удачу. Она не видела, как букетик подхватила, не постеснявшись подпрыгнуть, стройная рыжеволосая особа в длинном лиловом платье.

Шерлок и Джемма шествовали по дороге под крики публики, летевшие даже с удалённых холмов. Вдруг люди стали задирать головы и указывать на самолётик, тащивший в небесах на буксире рекламное полотнище с надписью Sherlok & Gemma. Лётчик в открытой кабине приветственно покачал рукой и заложил вираж на малой высоте, направив самолёт прямо над дорогой. Он сбросил целую дорожку роз и гвоздик, которая легла к ногам Джеммы, и ушёл на второй заход. Все ждали нового цветочного дождя, но вместо этого услышали длинную пулемётную очередь. Лётчик долго жал на гашетку, пулемёт стрелял, но из дула летели не пули, а разноцветные конфетти и шоколадные конфеты. Эта милая шутка многих позабавила.

Джемма благодарно помахала пилоту рукой. Самолёт мелькнул над головами, над церковной колокольней и исчез.

– Какой сюрприз, Шерлок! Как здорово ты придумал! – воскликнула Джемма.

– Нет-нет, дорогая, я ни при чём, к тому же я лишь один из тысяч твоих поклонников.

– Кто бы ни был этот человек, он большой романтик!

Свадебное веселье продолжилось в усадьбе Холмса. Столы были накрыты на свежем воздухе, во дворе и в саду. Каждому гостю, начиная с герцогини Манчестерской, достался свадебный сувенир – банка мёда с этикеткой «Sh & G» с пасеки Холмса. Молодожёны всех потрясли своей танцевальной импровизацией. Шерлок зарядил на скрипке зажигательную ирландскую джигу, а Джемма, вспомнив годы на танцполе и у балетного станка, исполнила соло, сохраняя идеальную осанку при самых отчаянных коленцах, сорвав, в конце концов, овацию.

Ватсон с удивлением осознал, что ни Шерлок, ни Джемма, а также все остальные, ровным счётом ничего не помнят о смерти на дороге и воскрешении на кладбище, хотя Гелла предупреждала, что так и будет. Его радовало счастье друзей, но не оставляло ощущение, что мир стал хрупким, как слюда, и что-то ужасное может разрушить его одним ударом в любой момент.

– Что-то вас тревожит, Ватсон? – услышал он голос Геллы. – Вы самый серьёзный человек на этом празднике!

Ватсон оборотился – Гелла стояла перед ним с гордым взором, высокая ростом, с пламенем рыжих волос, укрощённом прической и заколками, изящество её фигуры подчёркивало длинное белое покрывало, наброшенное на плечи. Её осанке могла позавидовать герцогиня.

– Я ждал вас, Гель! Боже, где были раньше мои глаза? Беру свои слова обратно! Я непременно буду распускать руки, трогать вас и думать свои грязные мыслишки, если, конечно, судьба дарует мне такой шанс.

– Не так быстро, сударь! Давайте всё обсудим серьёзно. Мне следует быть с вами откровенной, чтобы потом никто не сожалел о своём выборе.

– Я заранее согласен.

– Это не разговор, перестаньте ребячиться!

– Слушаю и повинуюсь, Гель.

– Сначала слушайте!.. Давайте пройдёмся…

Гелла похитила Ватсона на целый час.

– Мы сможем быть вместе, – говорила она, – если вы согласитесь на множество всяких но, которые могут вам не понравиться. Но я их всё равно изложу вам, чтобы всё было по-честному. Для начала вам придётся умереть…

– Ради вас, Гель?

– Ради меня и ради вашего друга Шерлока Холмса. Его воскрешение, увы, недолговечно, оно продлится одну неделю, если не найдётся доброволец, готовый умереть вместо него. Таково условие равновесия, которое никто и ничто не в состоянии отменить. Баланс жизни и смерти должен быть соблюдён, иначе он восстановится сам собой.

– Если Шерлок умрёт – умрёт и Джемма… А если умру я, то Шерлок и Джемма будут жить, и вы, Гель, станете моей наградой. Как я могу отказаться от такой роскошной сделки? Нож, пуля, яд, прыжок с моста?.. Что порекомендуете, Гель?

– Не спешите! Я ещё ничего не сказала о других но… Мы не сможем пожениться и жить своей семьёй, мы будем вечными любовниками и будем состоять в свите мессира, исполняя его поручения. У меня на вас большие планы, Ватсон, я ведь уже большая девочка. Знаете, сколько мне годиков? Тысяча семьсот, с копейками… Семьсот лет я служила Одину, тысячу – мессиру… Но я не древняя старуха, не горюйте! По человеческим меркам мне сейчас семнадцать. Валькириям отпущено десять тысяч лет жизни, но погибнуть они могут, как люди, в любой момент. И мне нужен спутник на ближайшие тысячи лет…

– Гель, не сочтите меня за лгуна, но я всегда думал, что вам семнадцать!.. А скажите, мне придётся кого-то казнить, пытать, творить зло и насилие?

– Вы врач, Ватсон, настоящий эскулап! Ваша служба мессиру будет заключаться в заботе о его здоровье – чисто медицинская работа. Моих притирок, массажа и грязевых вулканических ванн уже недостаточно для его древнего организма. Его мучают боли и бессонница, терзает люмбаго, стреляет в ухе – отдаёт в бедро, состояние с каждым веком ухудшается, характер тоже… Считайте, что вас назначат лейб-медиком при королевском дворе, но не рассчитывайте на послушание пациента. Он не привык никого слушать, кроме себя, вам придётся искать подходы к его особе, а если вы прогневаете его, то отправитесь в ад. Мы все ходим по краю!

– Главное – ходим! Значит, приспособиться можно… Если честно, Гель, то я уже готов на всё! Ведь Воланд – первый, кто был сотворён Богом, он – первый от Бога и первый после Бога! Изучить эту древнейшую сущность с медицинской точки зрения – нереальная удача. Я боюсь только, что всё сорвётся… Спрошу прямо – мессир одобрил мою кандидатуру? Вы обсуждали её?

– Не обсуждали, но он сам всё знает и согласен. Доверьтесь, Ватсон! Вы мне интересны, и я не хочу вас потерять при первом же представлении мессиру. Вас возьмут в свиту как врача.

– Откуда такая уверенность?

– С Воландом никто из нас, свитских, не обсуждает замыслы и предложения, потому что он их знает без нас, наперёд. Мессир читает в мыслях и сердцах, если его всё устраивает, он молчит, если нет – сам скажет. Это очень удобно и… на ваш счёт он промолчал, хотя в моих мыслях не было никого другого, только вы, Ватсон. А теперь обсудим наши будущие отношения как мужчины и женщины.

– Обсудим, да-да, обсудим.

– Их может не быть совсем! Пока вы не одолеете меня в поединке, вам не видать моей любви. Таков закон, установленный для валькирий, а я валькирия навсегда! Вы сами знаете, Ватсон, что я намного сильнее вас и одолею в любом состязании. Как и любого другого мужчину, не в обиду мужскому роду будь сказано. Даже если я захочу подыграть вам – нам! – этот фокус не пройдёт. Победа и поражение должны быть настоящими, иначе они недействительны. Мессир будет нашим арбитром, его никто не проведёт, как бы мы ни хитрили. У вас будет всего три попытки. Потом нам придётся жить по соседству, как добрым друзьям, какие бы чувства ни кипели у нас в душе. Как вы собираетесь добыть победу и мою любовь, храбрый Ватсон?

– Что-нибудь придумаю! Я ещё не успел…

– Вот что придумала я и это, кажется, наш единственный шанс. Вам придётся принять средство Посейдона – те самые пилюли Кракена, которые вы уже однажды принимали вместе с ваши другом. Каждая пилюля удваивает силы. Пяти пилюль должно хватить, чтобы вы стали сильнее меня и честно одолели в поединке.

– А если десять пилюль?

– Не уверена, сумеете ли вы выдержать хотя бы пять, потому что вы превратитесь в тролля. Монстр силы на три часа! Это если выдержит сердце… Готовы рискнуть, Ватсон?

– Всегда!

– Тогда представьте меня Джемме, – моей сестре, да будет вам известно! – нам с ней следует поговорить о нашем, о девичьем.

Ватсон растерянно и удивлённо глянул на Геллу.

– Чувствую себя последним дуралеем! Как я мог не догадаться о вашем родстве с Джеммой, Гель? Стоило вам сказать, и с моих глаз слетела пелена. Господи, да вы же воистину сёстры! Что осанка, что характер, что красота… Неужели же и Джемма валькирия!?! На этой свадьбе вам следовало быть подружкой невесты!

Они вернулись из глубины тенистого сада как раз в тот момент, когда Шерлок и Джемма собрались удалиться и уединиться. Публика разорила все столы и в основном разошлась по домам. Старина Флетчер в подпитии наседал на музыкантов, требуя исполнить старинный военный марш для молодожёнов, идущих «на битву» в спальню.

– Какое чудо привело вас, мисс Гелла, в наше захолустье? – спросил Холмс с видом полного недоумения. Ватсон понял, что его друг ничего не помнит о своём спасении из гроба. – И вам чертовски идёт образ истинной леди! Для кого вся эта красота?

– Гелла? Это Гелла?? Вы настоящая Гелла??? – заволновалась Джемма. – Они столько рассказывали про вас, мисс Гелла, что я думаю о вас, почти не переставая. Как я рада вас видеть! Как мило с вашей стороны… О боже, у вас мой букет невесты! Так вы были в церкви на венчании и даже не подошли! Как хочется с вами поговорить и всё разузнать! Как нам это устроить?

– Тут ничего не надо устраивать, – сказал Холмс. – Прошу всех в дом и поговорим за бутылкой королевского виски. Лучшего повода откупорить бутылку не будет!

Холмс сорвал печати с дубового футляра и извлёк бутылку «Садов Семирамиды» из бархатного нутра. Вся четвёрка удобно расположилась в лёгких креслах под белыми чехлами вокруг стола на низких ножках, заставленного фруктами, конфетами и закусками. Ватсон галантно предвосхищал малейшие желания своей дамы.

– Интересно взглянуть, – сказала Гелла и попросила бутылку у Холмса. Ватсон тотчас передал её. – Напиток испорчен нехорошей примесью, не буду её называть, чтобы не портить всем настроение, – сказала она, посмотрев бутылку на свет. – Но это легко исправить.

Она потрясла бутылку, провела большим пальцем сверху вниз и вернула Ватсону.

– Теперь я поручусь, что бутылка – самая лучшая в партии! А король просто мерзавец, друзья, он собирался устроить вам пакость.

– Ваши способности, мисс Гелла, выше моего понимания, – сказал Холмс. – Но я им верю, потому что моё неверие однажды слишком дорого нам с Ватсоном обошлось. К тому же примирительный жест короля по отношению к Джемме мне сразу показался подозрительным, но потом предсвадебная суета всё заслонила. Когда мы счастливы, зло представляется несуществующим… Нальём!

– Мне минералки, – сказала Джемма.

– Совсем не пьёшь крепкого? – спросила Гелла. – А я-то мечтала напиться с сестрой, которую так долго ждала! Тем более, теперь ты миссис!..

– Прости, сестра! Во-первых, не пью, во-вторых, на всё королевское у меня дикое отвращение. Любая грязь, хоть помои, чище всего королевского! Я никому ничего не навязываю, тут каждый решает сам. Без обид!..

«Какая умница! – подумала Гелла. – Я стёрла ей воспоминания об убийстве на дороге, но она слышит голос интуиции и следует ему».

– Тогда предлагаю оставить в покое эту бутылку, – сказала Гелла, – и открыть другую – из моего запаса. Точнее, это вино мессира в амфоре, какого нет даже в королевских погребах. Цекубанское вино, вуаля!.. Из припасов римского императора Августа, если быть до конца точной. Это вино было утрачено при Нероне, который уничтожил единственный виноградник, где выращивали уникальный сорт винограда для цекубанского вина. Считается, что это лучшее вино всех времён и народов. Сегодняшний день достоин такого вина!

Гелла извлекла из-под стола терракотовую двуручную амфору с осмолённой крышкой и пыльной манишкой вверху.

– Сегодня моя сестра обрела семейное счастье с мистером Холмсом, а я обрела тебя, Джемма! Кто не знает, тому скажу – мы с Джеммой последние, в ком течёт кровь богини Ириды, поэтому мы с ней сёстры, ближе которых не бывает на свете.

– Господи, я плачу, – сказала Джемма. – Обрести в один день двух любимых людей – сказка наяву!

– Ты заслужила своё счастье, сестра, – сказала Гелла, – а я заслужила своё, хотя пришлось немного подождать – тысячу лет. Мистер Ватсон и я…

– Позволь мне, дорогая! – встрепенулся Ватсон. – Я сделал предложение мисс Гель – именно так, для друзей она Гель, а не Гелла! – и услышал её согласие. Так что сегодня день одной свадьбы и одной помолвки! Ура, господа!

– Мне не хватает воздуха от счастья, – воскликнула Джемма. Она подбежала к сестре и расцеловала её, потом – Ватсона.

– Всё к этому шло ещё сто лет назад, – сказал Холмс, – ваши чувства, друзья, проверены временем, и я не сомневаюсь в вашем счастье. Оно всегда приходит вовремя! Выпьем!

Пока разливали в бокалы, нюхали и оценивали игру напитка алого цвета, Гелла добавила:

– Его делают из белого винограда, поэтому вино изначально белое. Потом оно становится розовым и красным, когда через много лет созревает. Никакое другое вино не меняет свой цвет вместе со вкусом. Это вино имеет рубиновый цвет – оно совершенно!

Пили за молодых, за помолвленных, за мессира и его здоровье… Вино было восхитительным!

– А теперь смертельный номер и разоблачение магии! – воскликнула Гелла. – Последний глоток, Ватсон!

Вытряхнув вино до последней капли в бокал своего избранника, Гелла провела пальцем снизу вверх по стеклу и воскликнула: «Абмуррич! Гряди, Эйяфьядлайёкюдль!» Ватсон стал пить вино, но не выпил и половины: дыхание у него перехватило, он почувствовал, что приходит конец. Бокал выпал из руки и разлетелся на тысячу осколков. Голова доктора упала на грудь…

– Он мёртв, – спокойно сказала Гелла. – Можете проверить пульс.

– Как это понимать? – с тревогой спросил Холмс. – Вы же не убили его, Гель?

– Это переход в тонкий мир, мой мир, – сказала Гелла. – Теперь вы в безопасности, мистер Холмс, и вашему семейному благополучию ничто не угрожает! Когда-нибудь я смогу рассказать больше. А пока поверьте мне на слово – судьба послала вам друга, готового за вас умереть, но вы оба будете жить!

Гелла склонилась над Ватсоном и поцеловала его в уста. Лицо усопшего посветлело, Ватсон вздохнул и раскрыл глаза.

– Теперь мы вместе навеки, любимая, – шепнул он.

– Нам пора! – сказала Гелла. – Сестра, нам нужен сильный конь, способный вынести двоих, твой Йоксель подойдёт.

– Он твой, сестра! Здесь всё твоё, чего ни пожелаешь! Но он же на конюшне в Суррее, а мы здесь, в Суссексе…

– Какие мелочи!

На дворе царила тьма.

– Так поступают настоящие леди, – сказала Гелла и, заложив пальцы в рот, оглушительно засвистела. Джемма вздрогнула от неожиданности, потом радостно засмеялась. На этот ведьмин посвист из тьмы отозвалось лошадиное ржание и стал слышен перестук копыт. Йоксель лёгкой трусцой подбежал и встал перед людьми, взволнованно пофыркивая и обметая бёдра ударами хвоста.

– Мой мальчик, красавец! – сказала Джемма, целуя его в морду. – Спасибо тебе за службу, я буду всегда тебя помнить. Теперь ты служишь моей сестре. Служи, как мне, и люби её, как меня!

– Мы ещё не расстались, сестрица, а я уже скучаю о тебе, – сказала Гелла. – Через полгода Вальпургиева ночь – давай увидимся! Вы оба, Джемма и Шерлок, прилетайте на скалы Гарца. Вот вам волшебная мазь! Ты станешь ведьмой на три дня, когда намажешься ею, а Шерлок – колдуном. Седлайте хорошие чистые мётлы и летите на Лысую гору. Мы с Ватсоном будем вас ждать там вместе с развесёлой компанией! И придётся танцевать до упаду, иначе вас отлучат!

Йоксель рванулся с места в карьер и стремглав поскакал в бездну чёрного неба. Гелла правила, сидя в седле, Ватсон обхватил её за талию, примостившись сзади. На мгновение обернувшись, он увидел с высоты туманные огни какого-то прибрежного города, возможно, это был Бристоль или Плимут, после чего нижняя тьма сомкнулась с верхней и заключила их в беспросветный мешок. Широкошумный океан давал о себе знать низким рокотом снизу. Ватсон потерял представление о времени и пространстве, но Гелла уверенно направляла коня, словно передней лежали карта и компас.

– Плохо дело, – пожаловалась она, – не нравится мне эта пустота в небесах. Ни одного лайнера ни вдоль, ни поперёк! Ощущение, что все трассы над Атлантикой закрыты, и я, кажется, уже догадываюсь о причине… Готовьтесь, Ватсон, скоро ваш выход!

Йоксель захрапел и зафыркал, а Ватсон поморщился – воздух вдруг испортился, стал тяжёлым и вонючим, помутилось в глазах, голова пошла кругом. Впереди они увидели огненную гору, пылавшую во мраке, как пожар. Над жерлом вулкана высился мощный столп пепла, расходившийся на огромной высоте тяжкими дымными облаками над океаном. Этот пепельный шлейф, разносимый воздушными потоками, перекрывал пространства, нарушив авиасообщение между Америкой и Европой.

– Эйяфьядлайёкюдль разбушевался! – воскликнула Гелла. – Давно не бывало столь мощного извержения. Не иначе, как у мессира приступ люмбаго! Этот вулкан извергается всякий раз, когда с мессиром случаются приступы. Чем острее боли – тем сильнее извержения. Сейчас я вижу, что мессиру очень плохо, и вам, Ватсон, стоит приготовиться к срочной работе! Вся наша судьба, дорогой, будет зависеть от того, как вы с ней справитесь! Вы готовы, друг мой?

– Всегда и на всё!

– Вперёд, славный Йоксель, в атаку! Да сокрушится люмбаго и да погибнет Фафнир! Эйяфьядлайёкюдль!

Безумная картина! Если бы кто-нибудь мог её наблюдать, он бы узрел, как со стороны восходящего солнца в высоте возник быстро скачущий конь с двумя всадниками на спине. Навстречу им прокатился гул, разражаясь рёвом и грохотом, гора словно потрескалась и покрылась, кая язвами, кавернами, сквозь которые хлынули потоки лавы. Подножие вулкана разверзлось, и огненное море затопило плато, выжигая всё на своём пути. Чёрная масса пепла, вся в багровых сполохах и бьющая во все стороны молниями, взметнулась навстречу чудесному коню и проглотила его, как дракон муху…

XIX

Шерлок и Джемма отправились на континент – в свадебное путешествие.

В Италии навестили Кремону.

– Если бы мы могли выбирать себе судьбу, я бы предпочёл участь скрипичного мастера, – сказал Холмс при посещении музея Страдивари.

– Почему его скрипки лучшие? – спросила Джемма.

– Говорят, что мастер наделяет скрипку своей душой, значит, душа Страдивари – самая гениальная и самая музыкальная. Всё остальное – древесина, лаки, обработка – только дополнение…