Текст книги "Сделать жизнь"

Франция. Первая поездка состоялась в знаменитые «Три долины». Это самый большой горнолыжный комплекс во Франции, более шестисот километров лыжных трасс. Он действительно состоит из трёх основных долин: Валь-Торанс, Мерибель и знаменитая русскими миллиардерами Куршевель. Долины отделены друг от друга горными хребтами. Поэтому чтобы попасть из долины в долину, нужно перевалить через хребет. Но весь курорт устроен так, что путешествовать по нему можно, не снимая лыж. Главное вовремя, до закрытия подъёмников, вернуться в свою долину. Валь-Торанс – самая высокогорная долина, поэтому горы и скалы здесь голые, суровый, лунный, только со снегом ландшафт. Гостиничный комплекс из многоэтажных без всякой архитектуры зданий стоит на высоте около 2000 метров. Катаются по обоим сторонам долины и с ледника, расположенного за гостиничным комплексом. В Валь-Торанс самое спортивное и суровое катание в «Трёх долинах».

Долина Мерибель находится посередине. Она по площади самая маленькая, но посёлок, расположенный на высоте 1600 метров, выглядит очень уютно, с небольшими двухэтажными расписанными коттеджами. Заезжали мы и в Куршевель, который расположен ниже всех из трёх долин. Посёлок миллиардеров мы видели только издалека, внутрь не пускают. Женщины, которые на этот раз ездили в моей команде, поднявшись на верхнюю точку Мерибель, упорно сворачивали налево через хребет в Куршевель. Но как ни старались, миллиардеров на склонах не нашли. Не повезло.

Я и моя команда в лице трёх женщин жили внизу, в маленьком городке на высоте всего шестьсот метров под долиной Мерибель. Из городка в долину вела длинная канатная дорога, время в пути на которой занимало двадцать пять минут. Такое размещение было принято из финансовых соображений. Мои спутницы были ограничены в средствах, а гостиница внизу стоила в два раза дешевле, чем на горе. Правда, с точки зрения здоровья это не есть хорошо. Лучше всего жить, имею в виду ночевать, как можно выше к местам катания. Тогда ежедневный перепад высот, а следовательно, и перепад атмосферного давления будет меньше отражаться на состоянии сосудов, а следовательно, резвости для катания будет больше.

На мой день рождения повар гостиницы угостил нас фондю. Это был расплавленный сыр, и честно, оно (фондю) особого впечатления на меня и мою команду не произвело. Случилась и плохая погода. Кататься нельзя. Тут нам повезло. Прямо из нашего крохотного городка вела прекрасная пешеходная прогулочная тропа по склонам горы и приводила она к небольшому городку Мутье, в котором было железнодорожное движение. Как позднее выяснилось при последующих поездках, этот городок играл важную роль транспортного узла. От Мутье автобусное сообщение проходило и в «Три долины», и в Тинь и в Ла-Розьер, в которых я побывал позже. Из Мутье я ездил на поезде в Лион, когда катался в Ла-Розьер. При желании из Мутье можно было уехать и в Париж. В этом городке был уже приемлемый шопинг.

Во Франции я мечтал поесть устриц, поэтому искал устриц в ресторанчиках Мутье, но так и не нашёл. В меню ресторанов они значилось, но в натуре не было. Позже при поездке в Лион я наконец второй раз в жизни отведал устриц. К одной из моих подружек приехала подруга на машине из Женевы. Она там работала в какой-то международной организации. Она покаталась вместе с нами пару дней, а потом в знак благодарности отвезла нас на экскурсию по Женеве. Это было единственное посещение Щвейцарии. Женева не произвела на меня впечатления. Спокойный и очень скучный город. И архитектура города серая и тяжёлая.

Следующим был Тинь. Тинь совместно с Валь-д’Изер являются вторым по протяжённости трасс курортом во Франции (общая длина трасс около четырёхсот пятидесяти километров) и, несомненно, самым высокогорным и суровым курортом Франции. Посёлок Тинь-2 расположен на высоте 2100 метров. В зоне катания имеются два ледника, катание с которых начинается с высоты 3500–3600 метров. В Тинь я приехал с турфирмой «Альп Дискавери» в большой компании туристов. Мы поселились в самом верхнем посёлке Тинь, Тинь-2.

Для того, чтобы подняться на первый ледник, надо было воспользоваться подземным тоннельным подъёмником. Такого рода подъёмник я видел только один в Европе в долине Валь-Гардена, Италия. На второй ледник, который находился в зоне катания Валь-д’Изер, нам из Тинь надо было перевалить через три хребта. Это происходит так: поднимаемся на вершину первого хребта и спускаемся на лыжах на противоположную сторону этого хребта. Спуск занимает два-три километра. Далее, не снимая лыж, поднимаемся вверх, но на подъёмнике, который расположен на склоне противоположного хребта. Наверху переезжаем хребет номер два и спускаемся вниз в долину между вторым и третьим хребтами и так далее.

Правда, на практике не всё так просто. Горы не прямые. Иногда чтобы подняться на вершину хребта, надо сделать несколько промежуточных подъёмов и спусков, прежде чем добраться до подъёмника, который доставит на перевал хребта. Короче говоря, наша поездка на дальний ледник заняла весь день. Стартовали в девять утра, вернулись в половине пятого, за полчаса до закрытия подъёмников. Я приехал, можно сказать, никакой. Мне уже было семьдесят лет. Остальная группа – молодёжь, не старше сорока, им было легче.

В Тине все две недели стояла удивительная погода. Солнце и безветрие. И всё-таки я решил через неделю катания сделать перерыв и уговорил молодого предпринимателя из нашей группы съездить на автомобиле в Марсель. Этот город манил меня со времён прочтения романа «Граф Монте-Кристо». Моё знание английского языка позволяло мне безбоязненно и самостоятельно путешествовать по Европе. Мы взяли в Мутье автомобиль напрокат и рано утром уехали из Тиня. Тогда уже были в ходу автомобильные навигаторы, и нас снабдили таким прибором на английском языке. С его помощью мы добрались до Марселя. Сначала первые двести километров ехали в предгорьях Альп довольно медленно. Крутые виражи и ограничение скорости. Но виды окружавшей местности были очень красивы.

Когда достигли скоростной дороги «Лион – Марсель», скорость возросла. Где-то в два часа пополудни навигатор, как мы его и просили, привёз нас в район центрального вокзала Марселя. Почему центральный вокзал? Потому что по опыту своих поездок я знал, что в городах Европы вокруг центрального вокзала всегда расположено множество недорогих гостиниц. Моё предположение оправдалось. Мы быстро нашли гостиницу, подземную стоянку для автомобиля, сняли номера, закинули вещи, взяли карту города в гостинице и отправились гулять. Оказалось, что вокзал находится всего в паре кварталов от гавани. Гавань представляет собой практически прямоугольник, полностью забитый катерами и яхтами.

Двигаясь вдоль набережной, мы вышли к морю. Вдали на морской глади был виден знаменитый благодаря роману Дюма «Граф Монте Кристо» замок-крепость, тюрьма Иф. С моря дул сильный холодный ветер. Наши тёплые горнолыжные куртки не спасали нас от ветра и влажного холода. Кроме того, мы были голодные, кроме чашки кофе в придорожном кафе ничего не ели. На берегу моря стоял прекрасный ресторан, на котором висела вывеска с надписью крупными буквами: «БУЙАБЕС». Знающие люди из нашей горнолыжной компании, узнав, что мы едем в Марсель, посоветовали обязательно отведать буйабес. Оказывается, это прославленный французский суп побережья Средиземного моря, сваренный из множества разного вида морских рыб. Что-то вроде нашей ухи, только гораздо наваристей и с множеством овощных приправ.

Увидев вывеску, мы радостно ринулись в ресторан, но не тут-то было. Ресторан был уже закрыт на дневной перерыв и открывался только в семь вечера. Это общее правило по всей Европе. Днём рестораны закрыты. Единственное, что для нас могли сделать – это зарезервировать столик и принять заказ на буйабес, так как его очень долго готовить. Нам ничего не оставалось делать, как пройтись по набережной, заглянуть в бар погреться и в несколько сувенирных магазинов. Буйабес оказался очень вкусным и сытным, после двух тарелок рыбы с густым бульоном нам больше ничего дополнительного не захотелось.

Следующее утро было тихим, солнечным, приветливым. Мы побродили по старому городу, заглянули на рыбный рынок и в несколько магазинов. Удивило множество негров в самом центре города. Вызывало большой соблазн прокатиться на трамвае, но нам надо было спешить. Мы хотели до наступления темноты вернуть машину в прокат в Мутье. На обратном пути остановились пообедать в маленьком городке на две улицы в предгорьях Альп. Я не запомнил название городка, но надолго врезалась в память сонливая, безлюдная тишина городка. Мы притормозили на единственной площади с небольшой церковью и прекрасным видом на окрестные горы и долины. Где-то там внизу уже зацветал миндаль. Но при этом местный ресторанчик был открыт, и нас накормили прекрасным обедом.

Во Франции я ещё покатался в двух местах. В Порт-дю-Солей («Ворота солнца») и в Бреансоне. Порт-дю-Солей расположен на границе со Швейцарией и объединяет зоны катания, расположенные как во Франции, так и в Швейцарии. Общая протяжённость трасс около шестисот километров, такая же, как в «Трёх долинах», но, в отличие от «Трёх долин», здесь нельзя кататься по всему ареалу, не снимая лыж. Есть переходы, есть переезды на автобусе. Катаясь, можно пересечь французско-швейцарскую границу до семи раз. Горы невысокие, до 2000 метров. Главный городок – Морзин.

Но главная достопримечательность курорта, вошедшая в список ЮНЕСКО, – это город Авориаз, он расположен на уровне 1800 метров. Высотные восьми-двенадцатиэтажные корпуса вырастают из скал, почти сливаясь с ними. Некоторые здания стоят на краю семисотметровой пропасти, другие жмутся к отвесной каменной стене, вздымающейся над плато с противоположной стороны. Проходы между зданиями такой крутизны, что перемещаться по посёлку можно только на лыжах. К сожалению, в Порт-дю-Солей погода оказалась для меня главным препятствием. Я с трудом откатался вблизи Морзина, где жил, и в районе Авориаза, так и не увидев всех просторов швейцарской зоны, и так и не покатавшись в Швейцарии. Наличие одого глаза (монокулярное зрение) сильно ухудшало мою видимость снега, а потому сильно ограничивало мои возможности безопасного катания.

Поездка в Бреансон (Франция) была последней моей поездкой в горы. Это было в 2018 году, мне исполнился восемьдесят один год, у меня уже болело сердце, мучила одышка. Бреансон – это старинный небольшой курорт, расположенный в небольшой долине, по одному из склонов которой (северному склону) расположены все трассы. Бреансон – средневековый городок, который с древних времён служит почтовой дорогой между Францией и Италией и охраняется живописной крепостью и замком, расположенными над городком отдельно на крутой скале.

Катался я очень осторожно по самым лёгким пологим трассам и особенно далеко не удаляясь от основного спуска к дому. И всё-таки на пятый день катания при последнем спуске с горы я на секунду потерял внимание. Послал тело в правый поворот, а лыжи не успел закантовать на правый кант. В результате меня мгновенно выбросило влево вниз по склону. А там моя левая рука с лыжной палкой уже прижималась к телу, приготовившись к следующему левому повороту. В результате мой левый бок натыкается на мою левую руку с палкой, и я всем телом наваливаюсь на левую палку. Дальний конец палки утыкается в снег, второй конец с ручкой утыкается в мой левый бок. Хруст. Боль. Ребро сломано.

После падения лежу вдоль по склону вниз головой. Встать сложно, но можно. Для этого переворачиваюсь на спину, отстёгиваю вторую лыжу, поднимаю ноги над головой и опускаю их ниже себя по склону. При падении одно крепление сработало, и одна лыжа отстегнулась, но благодаря автоматическому тормозу лежала рядом на склоне. С трудом поднимаюсь на обе ноги.

Помочь некому. Трасса безлюдна. Был конец дня, и многие уже спустились с гор. Пристёгиваю вторую лыжу к ноге и очень медленно боковым скольжением спускаюсь вниз. К счастью, до конца трассы оставалось совсем немного. Метров триста. Было больно, но терпимо. Мой апартамент был рядом в ста метрах. Ночью бок разболелся, поэтому утром вызвал такси и отправился в ближайший госпиталь.

У меня была отличная страховка специально для катания в горах, которую я приобрёл в Москве дополнительно к общей стандартной страховке, которая не покрывает спортивные травмы. Не надо скупиться на страховки. Всё может обойтись гораздо дороже. После звонка в страховую компанию меня приняли в госпитале. Сделали УЗИ, показали мне трещину в ребре. Она, к счастью, шла вдоль ребра, а не поперёк, поэтому особой опасности не представляла. Какого-либо медицинского вмешательства не потребовалось. Мне выписали только обезболивающее. Это тоже важно, так как в Европе нельзя купить лекарство без рецепта врача.

Остаток дней поездки пришлось посвятить прогулкам по долине и походам в гости к другим туристам. Я был там опять в составе группы «Альп Дискавери», и мои друзья и знакомые были разбросаны в трёх деревнях вдоль долины.

Особой достопримечательностью Бреансона был рынок, который возникал каждую субботу и среду на центральной площади. На нём продавались товары, которые крестьяне привозили из окрестных деревень. В основном мы покупали свежих устриц и роскошные, домашние, но очень дорогие крестьянские сыры. До отъезда боли в боку почти утихли.

Между поездками в Италию и Францию я съездил пару раз, но не подряд, в Австрию. Австрия – Мекка горнолыжного спорта, где великое множество горнолыжных центров. Мне удалось побывать только в двух и не больше, так как северные Альпы мне не очень понравились. Первый раз было мало солнца, много снега и тумана. Второй раз было очень холодно. Мороз больше минус тридцати. Первый раз я поехал со своей компанией горнолыжников в Майрхофен. Это очень известный курорт и состоит он из нескольких отдельных зон катания, так что с утра надо было решить, куда поедем кататься. Надо отметить, что все зоны соединены хорошим бесплатным транспортом, будь это ски-бас (автобус для горнолыжников в амуниции) или дизельный оригинальный поезд.

Майрхофен – самый весёлый молодёжный горнолыжный центр из всего, что я посетил. Так называемые апресски, то есть увеселение после снятия лыж, куда входит и выпивка, и музыка, и танцы красоток на пьедестале, там самые разухабистые. Непосредственно в городке расположен только один подъёмник для зоны катания Пенкен. Вся начинающая молодёжь каталась в этой зоне, но, чтобы вернуться в город, надо было снова воспользоваться подъёмником. Спуска на лыжах в город не было, мешали скалы. Прямо на выходе с подъёмника стоял большой бар, а на улице рядом гремел духовой оркестр. Вся молодёжь ломилась в этот бар, бросая лыжи, доски, палки на улице. В бар зайти невозможно. Он битком набит. Все выпивают, поют, смеются. Во время вечерней прогулки можно было видеть бар тёмным, закрытым, безлюдным, а кругом валяется забытая лыжная амуниция.

В городке масса кафе и баров, несколько громадных ночных дискотек, но все они забиты молодёжью до отказа до позднего вечера. Поэтому на подъёмник Пенкен надо было спешить к открытию, пока молодёжь отсыпается. В десять-одиннадцать утра там были уже приличные очереди. Мы обкатали все зоны. Побывали на леднике Хинтертукс (3200 метров высота), угощались там настоящим венским штруделем и посмотрели на австрийское диво, как в общественном туалете сиденья унитаза омывались водой специальным устройством после каждого посетителя.

На Пенкене мы попали в такой густой туман, что я не мог стоять на лыжах. Непонятно, где верх, где низ. Жуть. Хорошо, рядом была моя двуглазая горнолыжная подруга Инна Артомонова. Она не бросила меня. Спускались мы с горы очень медленно. Впереди меня ехала Инна, за ней в двух метрах, то есть почти вплотную, ехал я. По наклону тела впереди спускающегося человека мой мозг определял крутизну спуска, и я потихоньку, плугом, скользил вниз, не отводя глаза от впереди спускающейся. Напряжение страшное. Не надо забывать, что с 2000 года у меня видел только один глаз. Второй был убит глаукомой, возникшей от трамвы глаза эспандером в 1981 году, так что большинство вышеописанных поездок было выполнено мною уже при полной слепоте одного глаза. Поэтому яркость освещения играла для меня в горах определяющую роль. В тумане я ничего не видел и не мог кататься. В конце спуска, а это было не менее километра, я был мокрый и обессиленный. К сожалению, этой женщины уже нет в живых. Царство ей небесное.

В третью зону катания, так называемую Панораму, мы ездили в вагончиках маленького дизельного поезда. Но погода так и не позволила мне там вволю покататься. Съездили мы и в Инсбрук, красивейший город в окружении гор.

Про следующий курорт в Австрии Заальбах – Хинтерглемм много сказать нечего. Трассы расположены по обеим сторонам ущелья. Место тихое, катание совершенно свободное. Было очень холодно. Съездил оттуда на экскурсию в Зальцбург. Курорт расположен недалеко от Зальцбурга, где-то в часе езды на автобусе.

Зальцбург – один из самых красивых городов Австрии и, говорят, Европы. Он входит в культурное наследие ЮНЕСКО. В нём две основные достопримечательности. Крепость XI века Хоэнзальцбург, расположенная на высокой скале, является символом города и в своё время была резиденцией княжеской и архиепископской власти, и дом-музей, где родился композитор Вольфганг Амадей Моцарт, и памятник ему на центральной площади. Я всё облазил, греясь в музеях. В крепость поднимался на фуникулёре. Затем до автобуса, который за нами должен был приехать в определённое время, укрылся в тёплом пабе и, несмотря на адский холод на улице, пил пиво и ел настоящий венский шницель. Вкусно. До сих пор помню.

Про лыжи это всё. Любовь к лыжам и горам осталась на всю жизнь. Тоскую по ним. Они снятся мне по ночам. Воистину, «Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал».

На Эльбрусе, 1988

Италия, Доломиты, 2007

Австрия, Майерхофен, 2004

Италия, Доломиты, 2007

Лена Бодрова, моя ученица на работе и на лыжах. Газпром

Ледник Азау, Эльбрус, 1988

Мадонна ди Кампильо, Италия, 2017

Валь Гардена. Италия

Тинь, Франция, 2015

Венеция, карнавал

Венеция, карнавал

Глава 10
Автомобили и путешествия

В настоящее время никого не удивишь ни наличием машины в семье, ни её сервисным обслуживанием, ни путешествием на машинах по хорошим дорогам с множеством кафе, заправок и гостиниц на дорогах. А тогда, шестьдесят лет назад, всё было по-другому, и колорит того автомобильного быта хотелось бы сохранить в воспоминаниях. Всего по жизни я был владельцем семи автомобилей, а если считать и служебные, то удалось покататься за рулём десяти авто. Первый автомобиль мне достался от отчима. Это был «Москвич-407». Его заработал мой отчим, находясь в Чехословакии. Купил он его на чеки в валютном магазине «Берёзка» в 1962 году. Купить автомобиль в те времена просто в магазине было невозможно. Очереди по записи растягивались на годы, да и сама запись производилась на предприятиях, и не всех записывали. В то время в СССР было всего три маломощных автомобильных завода.

Отчим получил права, но с ездой у него ничего не получилось. Правая рука у него была повреждена в результате ранения на фронте. Двух пальцев не было, а один – не сгибался. Переключать рычаг скорости у наших дубовых автомобилей ему было трудновато. В общем, он отказался от идеи вождения автомобиля и оформил дарственную на меня. Я после нескольких уроков вождения со знакомым таксистом быстро сдал на права. Так как у меня уже были права на вождение мотоцикла, то я сдавал только контрольную езду на управление автомобилем. Вскоре мой отчим вновь уехал на работу за границей, на этот раз торговым представителем СССР в Индонезии, и я стал полноправным владельцем автомобиля. К тому времени мотоцикл я продал, так как после переезда на новую квартиру в Кунцево хранить его было негде.

Моя первая пробная поездка за пределы Москвы на автомобиле состоялась на реку Тьму на рыбалку. Эта река протекает в районе старинного городка Торжок, что в Тверской области. В Торжке мы свернули налево с Ленинградского шоссе на местную дорогу и километров через двадцать выехали к реке. Не помню, кто рассказал мне про эту речку. Я взял с собой мальчишку, соседа по коммунальной квартире. Мы приехали туда под вечер. Речка была небольшая, метров пятнадцать в ширину. За мостом через реку был прекрасный парк, остаток большого имения, и в нём буйно росла сирень. Целые заросли сирени. Был конец мая. По всему парку гудели майские жуки. Мы их наловили целую банку и улеглись спать прямо в сирени недалеко от моста. Вот с этого моста рано утром мы и начали рыбалку. Вода была абсолютно чистая и прозрачная. Мы насаживали майских жуков на маленькие тройнички и пускали наживку по реке с моста. Жук не тонул, а плыл по течению. Нам хорошо было видно, как из стайки голавлей отделялась рыбка и бросалась на жука. Следовала подсечка, и рыбка оказывалась на мосту у нас в руках. Мы довольно быстро выловили всю стайку и, удовлетворившись уловом, отправились домой, предварительно нарезав целое ведро роскошной пахучей сирени.

В это же лето до отъезда отчима и мамы в Индонезию я свозил их на рыбалку на Московское море или, по-другому, Иваньковское водохранилище. Дорога туда идёт через город Дмитров. Мы приехали на базу отдыха, взяли лодку. Мама осталась ждать нас на берегу, а мы поплыли на просторы водохранилища. Отчим был заядлый рыбак. Работая в Чехословакии, он приобрёл вполне приличные спиннинги и тогда только входившие в обиход безынерционные катушки. А невиданные доселе у нас блёсны-вертушки с ультразвуком он привёз из кратковременной командировки в Швецию. Их-то мы и решили опробовать. Мы быстро нашли место, где бил окунь и где в лодках сидели рыбаки. Но ни у кого не клевало. Мы отошли немного в сторону и начали кидать наши шведские блёсны. Поклёвки пошли почти сразу. А дальше началась целая вакханалия. Окунь попадался почти при каждом забросе. За пару часов мы наловили целую авоську окуней. Рыбаки кряхтели от досады, но виду не подавали. Мама дома сварила вкусную уху.

Осенью того же года я предпринял свое первое длительное путешествие на автомобиле. У меня был отпуск на две недели. Я преследовал две цели: порыбачить и посетить Ригу. Рыбачить я собирался на Валдае, на озере Ужин, о котором я узнал по рассказам отчима. Он там отдыхал вместе с мамой в санатории «Валдай», бывшей даче Сталина. В Ригу я собрался не просто так. У меня в Риге был интерес.

Дело в том, что в июне этого года я был послан в командировку в Ленинград на неделю. Там на одной местной старенькой теплоэлектростанции надо было помочь спроектировать схему промывки котла от отложений. Задача состояла в том, что надо было максимально использовать для этой цели оборудование, установленное на станции. Чтобы составить такую схему, я целыми днями лазил по трубопроводам станции и изучал существующие на станции системы баков, трубопроводов и насосов. Ну а вечера у меня были свободны.

Как-то вечером я поехал посмотреть Петропавловскую крепость. До закрытия оставалась пара часов, посетителей было мало. Чтобы не ходить бесцельно и наугад, я присоединился к группе туристов, которую по крепости водил местный гид. Группа оказалась из Латвии. Меня не прогнали, и я с удовольствием шагал с группой до конца экскурсии. Как-то незаметно я разговорился с одной симпатичной девушкой из группы. Она неплохо говорила по-русски. Оказалось, что группа уезжает утром следующего дня домой. Тогда я предложил ей пойти прогуляться по городу в прощальном турне. Был июнь, белые ночи, прекрасная погода. Она согласилась. Я не помню точно, где мы бродили с ней, но помню точно, что целовались и что это была Васильевская сторона. Поэтому, когда начало всё-таки смеркаться, и мы опомнились, я проводил её до общежития, где остановилась группа. Мы договорились, что я приеду в Ригу и она покажет мне город. Я жил в гостинице у Московского вокзала, и мне надо было по мосту перейти Неву. Но не тут-то было. Мост был разведён, и пришлось мне куковать на скамейке до шести утра, пока мост снова не был сведён. На работу я пришёл без единой капли ночного сна.

Так что у меня была веская причина после рыбалки на Валдае заехать в Ригу. Мне казалось, там недалеко, и очень хотелось посмотреть Прибалтику. Валдай встретил меня плохой погодой, шёл дождь, и было довольно холодно. Я остановился в деревне Долгие Бороды, что расположена на перешейке между озёрами Валдай и Ужин и рядом с санаторием «Валдай». Ночевал в доме пастуха за чекушку водки. Тогда водка была самая ходовая валюта, и я ей запасся. В санатории опять же за чекушку я взял лодку напрокат и поехал по озеру Ужин рыбачить. Но рыбалка не удалась. Клёва совсем не было.

Ранним утром следующего дня я отправился в Ригу. Долгие Бороды расположены примерно в десяти километрах от Ленинградского шоссе. Выехав на него, я повернул направо в сторону Новгорода, в котором повернул налево на Псков. Я уже не помню, останавливался ли я в этих городах, но хорошо помню, что останавливался в древнем Изборске и осматривал городскую крепость. Крепость долгое время была форпостом русского государства на Западе. Но главная моя цель был ПсковоПечерский мужской монастырь. Монастырь известен как один из самых больших и старейших монастырей России, а также своими пещерными захоронениями святых. Но мне опять не повезло. Монастырь был закрыт для посещений. Пещеры с захоронениями святых я увидел много позже в Киевско-Печерской лавре.

Через двадцать или тридцать километров я въехал на территорию Латвии. Контраст поразил меня. Я въехал совсем в другую страну. По дороге от Изборска вначале встретилось несколько русских деревень. Зрелище было довольно печальное. Маленькие косые избушки, с худыми крышами, заборами из хвороста, ни цветка, ни дерева у дома, тропинки в чертополохе. После границы поменялось всё. Новое покрытие шоссе. Вместо деревень – отдельные хутора с красивыми кирпичными домами, с садами и цветами, аккуратными лужайками и хозпостройками. Я был поражён и удивлён, что такой контраст может иметь место в одной стране и на расстоянии всего тридцати километров. К вечеру я прибыл в Ригу. Мне повезло. В одной из лучших гостиниц Риги, по-моему, с одноимённым названием «Рига», мне предоставили одноместный номер.

На следующий день я звонил моей знакомой рижанке. К телефону подошла женщина и заговорила со мной по-латышски. Конечно, я ничего не понял, но назвал имя девушки. Девушка подошла к телефону и сообщила мне, что она встретиться со мной не может, так как родители ей строго запретили встречаться с русским парнем. Так впервые я встретился с русофобией в Прибалтике. Но горевать мне долго не пришлось. Я был молодой и, как говорят, довольно привлекательный. Гид нашелся быстро. Она была рижанка, блондинка, молодая и русская. С ней мы осмотрели город, побывали в самых известных рижских кафе, побывали на рижском продовольственном рынке и даже съездили в Сигулду, красивейший пригород Риги. Была осень, и Сигулда была вся в золотых лесах. Помню, ещё меня поразил рынок. Такого обилия свежайшей речной и озёрной рыбы, разных молочных продуктов и мяса всех сортов в Москве я никогда не видел.

Обратно из Риги я с выездом подзадержался, долго прощался с гидом, поэтому к Новгороду я подъезжал поздно ночью. Примерно километров за семьдесят до Новгорода дорога шла вдоль Ильмень-озера и была вся в густейшем тумане. Место очень глухое, ни деревень, ни бензозаправок. В лобовое стекло ничего не видно, одно молоко. У меня, правда, было с собой охотничье ружьё, друг одолжил, но коротать ночь в таком месте очень не хотелось. И я решил ехать дальше. Я переехал на встречную полосу, открыл свою водительскую дверь. В свете фар на земле чётко проступала линия раздела между асфальтовым покрытием и земляной обочиной. Так и поехал, глядя на эту полоску сквозь щель в двери. Семьдесят километров я прополз за три часа, мне повезло: ни одной встречной или попутной машины, иначе в таком тумане и на встречной полосе неизвестно, чем бы дело закончилось. Ночевал в каком-то придорожном кемпинге под Новгородом. В Москву прибыл без приключений.

На следующий год я всё-таки съездил на рыбалку на Валдай. Это было в конце мая. Самый щучий жор. Я взял пару дней отгулов, лодку-байдарку и палатку одолжил у приятеля. Со мной поехал мой двоюродный брат Толя. Тот Толя, у которого отец погиб в начале войны. Мы не доехали до основного озера Валдай и примкнувшего к нему озера Ужин, а остановились, не доезжая до них примерно пять километров у небольшого лесного озерца размером всего метров триста на сто. Его я заприметил при прошлой поездке на Валдай. Съезд с дороги позволил подъехать к самому береговому обрезу озера. Пока мы устанавливали палатку и собирали байдарку, на озерце началась вакханалия. В районе камышей беспрерывно что-то плескалось и ухало. Мы задрожали от охотничьего азарта. Щучий жор начался. Щучий жор имеет место обычно в конце мая – начале июня. В апреле, когда лёд растает, щука выходит на мелководье метать икру, потом она болеет примерно месяц, после чего у неё просыпается невиданный аппетит. Это время и называют щучим жором.

Поскольку опыт и навыки в рыбалке на спиннинг у меня был ещё небольшой, мы с братом решили поставить для начала на ночь жерлицы. Тройники и леска у меня были в достатке. Мы накопали червей, и пока я обыкновенной удочкой с поплавком ловил мелкую рыбёшку для наживки, брат в кустарнике нарезал рогатки. Жерлица снаряжается так. На рогатку, на её разветвлённую часть (рогульку) наматывается метров пять-семь крепкой лески. Один конец лески закрепляется на хвосте рогатки, а второй – на конце одной из рогулек. Для этого на конце этой рогулины делается ножом щель-надрез, в который и вставляется другой конец лески, но при этом полтора метра лески от закреплённого в расщелине конца оставляются свободными.

К концу этого свободного отрезка привязывается крючок-тройник, на который за спинку цепляется рыбка. Крючок с рыбкой пускается в озеро. Рогатка с помощью другой лески привязывается к камышу или ветке куста, склонившейся над водой. По сути дела, эта снасть – самолов. Как только щука находит наживку, хватает её и тянет вглубь, конец лески, заправленный в расщелину, оказывает сопротивление рывку щуки, и тройник автоматически впивается в щучью пасть. Происходит подсечка. Дальше от рывка щуки леска выдёргивается из щели зажима. Щука пытается уплыть на глубину и разматывает пять-семь метров лески, намотанные на рогульку жерлицы. Так она и плавает с тройником в пасти, пока за ней не придёт рыбак.