Текст книги "Не умирай в одиночку"

С обедом у нас не получилось. Юлька вернуться не успела, да и у меня случился очередной рабочий «выкидыш». Из типографии позвонили, когда я уже стояла в дверях. На выведенных пленках неизвестно откуда взялась странная черная полоса во всю ширину листа. Не знаю, почему ее не заметили корректоры, но факт оставался фактом. Хорошо, хоть машины не успели запустить, а иначе десять тысяч тиража было бы забраковано. Добро бы, если бы это был просто текстовой материал, но именно там стояла реклама одного из самых капризных заказчиков, да еще на светло-розовом фоне. Пока информация не дошла до шефа, следовало срочно выправлять ситуацию. Так что пообедала я в типографии стылым беляшом и тепловатой водичкой с прозаическим названием «чай».

В родные стены редакции я вернулась уже ближе к семи вечера. Да, собственно, я и возвращаться не собиралась, просто понеслась в типографию, как ведьма на помеле, оставив на столе сотовый телефон. Вернувшись, я обнаружила семнадцать пропущенных вызовов и восемь смс-сообщений.

Дверь скрипнула и приоткрылась. В щель просунулась Юлькина голова.

– Я думала, ты уехала, – удивилась она. – А я уже домой собиралась – смотрю, у тебя свет…

– Телефон забыла, – ответила я и покрутила в воздухе упомянутым телефоном. – Там лажа в типографии очередная. Пленка с браком.

– Угу, это дело такое… Сама не заметила?

– Не заметила. Там полоса черная с волос толщиной, зато по всей ширине на двенадцати страницах. Если бы заказчик это увидел – визгу было бы…

– Кто заказчик-то? – поинтересовалась Юлька.

– Соколов. Окна пластиковые.

Юлька с сочувствием присвистнула.

– Бе-е-е, – в итоге сказала она. – Гадкий тип. К тому же либо импотент, либо настолько боится свою жену, что на других баб даже не смотрит. Я с ним работала как-то, а потом плюнула и решила, что нервы дороже. Даже когда он просил, чтобы именно я занималась его рекламой, я отказывалась и вежливо извинялась, ссылаясь на занятость.

– А что так? – удивилась я. – Он внешне вполне импозантный мужчина. Эта его цыганская шевелюра чего только стоит… Фигура опять же…

– Да чихать я хотела на его фигуру и волосики, – фыркнула Юлька. – Он со мной беседовал, как зажравшийся капиталист, терпеть таких людей не могу. Добро бы из грязи в князи вылез, сам всего добился… А он фирму открыл на мамины деньги. Мамашка то его всю жизнь торговкой была, директором ЦУМа. А после перестройки и вовсе приватизировала его в собственность, кинув полтора десятка акционеров…

– Ты злишься, потому что он тебя не захотел, – поддела я Юльку. Она снова фыркнула.

– Ага, не захотел, как же… Пока мы с ним в одиночестве сидели, так и стрелял своими масляными глазками, да тут его выдра крашенная зашла, так он и стух сразу, как будто помидоров объелся.

– Почему ж тогда он импотент? – удивилась я. – Может, просто верный муж?

– Ты его выдру видела? Это ж как надо любить такой ужас, чтобы быть ему верным? Просто его кикимора держит в руках хороший капиталец. Она же тоже дочка богатея местного, к нему с приданным в дом пришла. Вот он на ней и женился.

– Что-то я ее на лицо не помню, – нахмурилась я. – Как она выглядит?

– Ой, белесая такая, как тряпка застиранная, и глаза рыбьи, бесцветные и неживые. Да ты ее сто раз видела… Помнишь, в этом году на Восьмое марта в мэрии нас всех поздравляли?

– Это когда все закончилось грандиозной попойкой и случкой в бассейне в компании мэра и губернатора? – осведомилась я.

– Ну… Про случку тебе виднее, я на ней не присутствовала. Так вот, она тоже там была, напилась как свинья еще на приеме и, по слухам, даже плясала голая, пока не приехал за ней ее пернатый хищник.

– Все равно не помню, – нахмурилась я. – Наверное потому, что я быстро опьянела и культурно блевала в сортире. А потом я тоже уехала и все веселье пропустила. Но у меня есть фото! – похвасталась я.

– Надеюсь не те, где тебя тошнит над унитазом? – притворно ужаснулась Юлька.

– Нет, к счастью этот момент история не запечатлела. Снимал, кстати, знаешь кто? Ныне покойный Виталий Ефимов. Это был его последний выход в свет. Он там тоже упился и укусил за задницу супругу губернатора. После чего его выкинули мордой в снег. Он потом из мести разослал всем фотографии, и даже грозил, что опубликует их где-нибудь, но ему никто не внял, а публиковать и подавно не стали.

– А у тебя эти фото дома? – оживилась Юлька.

– Нет, здесь. Дома могут дети увидеть, что их мама совсем не пример для подражания. Бывает, взгрустнется, так я достану фото из шкафчика, посмотрю на нашу власть в неглиже, так сразу жить хочется.

– Да ты что? Покажи!

– Ладно. А ты чайник поставь и пошарь у меня там, в шкафу, а то мне так есть охота, что желудок уже в узел завязался.

– У меня окорочка копченые есть, – обрадовалась Юлька. – Купила вот домой, а то я сегодня у родителей ночую, они на работе в ночь, а готовить мне в лом.

Фотографии куда-то запропастились. Я перерыла весь шкаф, но так и не нашла. Юлка же тем временем организовала на моем письменном столе целый банкет. Расстроенная, я уселась в кресло, а потом вскрикнула от радости, вспомним, что фото я убрала в другой шкаф, вместе со старыми бебехами, которыми редко пользовалась. Усевшись за стол, мы накинулись на еду, вырывая друг у друга фотографии. Руки после копченых кур были жирными, салфеток в кабинете не было. Пришлось вытирать руки полотенцем, которое я давно уже намеревалась постирать, а еще лучше – выбросить. Уж больно он смахивало на половую тряпку, щедро посыпанную порошком тонера для принтера, бурых разводов от чая и кофе и серыми пятнами вовсе уж непонятного происхождения.

– Ну, и где тут мадам Соколова? – буркнула я, разглядывая глянцевую россыпь фотографий.

– Вон она, – ответила Юлька, ткнув ногтем в одно из групповых фото, – возвышается над вами, как Пизанская башня…

На фото четыре женщины стояли тесной кучкой. Среди них я обнаружила себя, ухмыляющуюся полупьяной улыбочкой. Рядом со мной стояли начальница департамента здравоохранения и начальница департамента образования, а с самого краю кренилась высокая ярко накрашенная блондинка с замысловатой прической на голове, в которую были воткнуты проволочки со стразами. Прическа уже изрядно подрастрепалась и сбилась на один бок, а проволочки с блестящими камешками придавали мадам Соколовой вид инопланетного чудища со спутниковой антенной на затылке. Впечатление усиливала слегка поплывшая тушь на ее бесцветных рыбьих глазах. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что крен давала не только Соколова, но и все мы. Видно выпито было много.

– А почему тебя не было на банкете? – спросила я.

– Ты что, сдурела? Кто бы меня позвал? Я простая журналистка, пусть и выпускающий редактор была на тот момент, но для такого гарного элитного общества рылом не вышла. Там начальство гуляло. А мне на торжественной части вручили три чахлые гвоздички и открытку – вот и весь праздник. Насколько я знаю, из простых журналистов там была только Гаврилова. Но та в любую щель пролезет без мыла. Она, если мне не изменяет память, туда без приглашения заявилась.

Я захихикала.

– Ты чего? – удивилась Юлька.

– Гаврилова там приставала ко всем мужикам, секса хотела. Напилась она, как собака, в бассейн упала прямо в одежде. Вот фото, где ее выковыривают. Мэр лично поплыл ее спасать, так она его чуть не утопила. Обхватила ручищами и ножищами, юбку порвала…

– На нем?

– На себе. Думала, он над ней смилостивится и надругается. Смотри, вот фото, где ее отдирают от мэра… Короче говоря, надеялась она зря.

– Что так? Рожей не вышла?

– Ну, и рожей тоже… А вообще она полом не вышла. Мэр то наш мальчиков предпочитает…

– Да ладно, – вскинулась Юлька. – Он же разведен!

– Можно подумать, это кому-то мешало… Я тебе сотню примеров приведу, когда женатый мужик ходит налево, причем не к бабам. Только ты сильно не распространяйся. Особенно Никите и Сашке не говори, а то они тут раздуют скандал… Вот… А здесь, смотри, Гаврилова клеится к губернатору, а охрана ее не пускает… Ха, ты была права, вот почти голая Соколова летит в бассейн… Я и не знала, что это она…

Юлька молчала, с напряженным вниманием разглядывая пару фотографий. Я заинтересовалась, что же такое могло так привлечь ее внимание. Фото были не самыми выразительными – полуголый губернатор со своей свитой обнимаются друг с другом. Ничего особенного…

– Можно, я вот эти фото у тебя одолжу на время, – тоненьком голосом попросила Юлька.

– Зачем тебе?

– Надо. Не для печати, честное слово. Кое-что проверить хочу.

Тон, которым она это произнесла, мне не понравился. Таким бесцветным голосом Юлька говорила, когда ей в голову приходила очередная безумная идея.

– Точно не для печати? – спросила я. Юлька кивнула. – Забирай. Впрочем, даже если ты хочешь это где-то засветить, твое дело, только на меня не ссылайся. Фото Ефимов делал, а ему уже все равно, сколько собак на него повесят. Кстати, а в его квартире никаких фото не нашли?

– Не знаю, – пожала плечами Юлька. – Менты не говорят, чего они там обнаружили при обыске, а Сашка с Никитой ничего не нашли.

Юлька замолчала, мрачно поглядывая на отложенные фотографии. Я поняла, что сейчас она мне ничего не скажет, и дипломатично заметила:

– Поздно уже. Домой пора. У меня там оболтусы мои голодные. Странно, что до сих пор не позвонили. Тебя домой подвезти?

– Подвези. Я, честно говоря, сегодня так устала, что сил таскаться на маршрутках, нет.

– А чего Валеру не попросишь? – наивно округлила глаза я.

– А не фиг баловать, – отмахнулась Юлька. – Он ведь тогда меня не ко мне, а к себе домой повезет. А там не до отдыха будет.

– У вас, что, уже все было?

Юлька потупила глаза, в которых плясали черти.

– Ой, маманя, – дурным голосом воскликнула она, – не губи сиротинку, не виноватая я была, он сам пришел. Я сопротивлялась, как могла, да только он, негодяй, честь мою девичью порушил. И одна мне теперь дорога – утопиться в Гудзоне! И нет мне на этом свете покоя, все же хотят испортить жизнь мою и без того задрипанную…

Я рассмеялась.

– Если ты и перед ним каждый раз устраиваешь такие шоу, то через месяц он тебя потащит в ЗАГС. Такое сокровище на дороге не валяется.

– Угу, – хмуро кивнула Юлька. – Потащит. Если сам от меня не сбежит. Цирк дома тоже не каждый выдержит. Мужика другим держать надо.

– И чем же?

– А жратвой. От моей кухни добровольно еще никто не уходил. Да и я расслабилась непростительно. Себе одной готовить в лом. Приготовлю-ка я ему плов!

– Ой, – простонала я. – Твой знаменитый плов… Так, я должна присутствовать при этом. Ради твоего плова я даже свечку вам подержу. А ты с лисичками будешь делать?

– Если у маменьки лисички остались, она вроде замораживала… Ну, что, поехали?

– Поехали, фотографии не забудь…

Взбудораженная Юлькиным пловом я сама решила отважиться на какой-нибудь кулинарный подвиг, но и сил и времени было немного. Так что я осилила вечером только жареную курицу, щедро присыпав ее кинзой. Дети, пришибленные пельменями фабричного производства, привередничать не стали и смолотили курицу в пять минут.

Юлька позвонила, когда я лежала в ванне. К слову сказать, я всегда готова к тому, что меня выдернут из купели, и поэтому телефоны забираю с собой. Судя по голосу, Юля была взвинчена и взволнована.

– Виль, – без церемоний начала она, забыв даже поздороваться. – Это точно подлинные фото? Без ретуши?

– Насколько я знаю – да, – перепугалась я. – А что?

– Да ничего. В смысле ничего хорошего. Завтра приеду и все расскажу. Не по телефону такие вещи.

Я положила трубку и нырнула в ароматную пену по самый нос, благо дама я хрупкая, а размеры ванны позволяли. Мне внезапно стало холодно. Подозрения стали роиться у меня в голове, жужжа и налезая друг на друга.

Юлька принеслась на работу даже раньше меня. Она истерично выхаживала перед запертыми дверями моего кабинета, от чего секретарша нервно косилась на нее, но не отваживалась ничего сказать. Судя по всему, Юлька собиралась на работу в жуткой спешке. Волосы были неряшливо собраны в жуткий пучок, из которого торчали патлы во все стороны. Пуговицы на кофте были застегнуты как-то странно, явно не в свои петли.

– Привет, – сказала я. – ты чего такая?

– Пошли, – прошипела Юлька и потащила меня к кабинету. Пока я отпирала дверь, она приплясывала рядом, словно припадочная. Дверь за нами она тщательно закрыла, а потом, вывалив из своей сумочки все содержимое, она выхватила из нее бумажный пакет.

– Гляди, – сказала она и ткнула пальцем в одолженную мной фотографию.

– Гляжу, – покорно произнесла я. Сумасшедших, как известно, лучше не раздражать, а Юлька на таковую сейчас очень походила. – Что конкретно я должна увидеть?

– Это вот у нас кто? Вон тот, с толстым пузом позади губернатора?

– Это его первый зам, – спокойно разъяснила я. – Юль, может коньячку или валерьянки?

– Коньячку. Но потом. Как бы после всего этого он нам обеим не понадобился. Смотри сюда, что это у него такое на ноге?

Я пригляделась. На ноге заместителя губернатора виднелось что-то темное.

– Кажется, родимое пятно. А что? Или с нынешнего года иметь родимое пятно запрещено законом?

Юлька что-то буркнула и вытащила из пакета фотографию. Она была омерзительной. На фото двое мужчин в масках занимались сексом с молодой женщиной со спутанной гривой темных волос. Женщине, судя по ее виду, происходящее отнюдь не нравилось, лицо было искажен криком, впрочем, его почти не было видно. Фото было смазанным и явно сделанным с видео.

– Смотри сюда, – сказала Юлька и ткнула пальцем в ногу одного из мужчин. Я охнула. На ноге одного из мужчин, грузного и пожилого, красовалось темное пятно.

Я медленно осела с кресло.

– Это что?

– Это фотографии со съемок порнофильма. В главной роли – Наргис Омарова, по прозвищу Гюрза. Через двадцать минут ее приколотят к стене гвоздями и зарежут. А в роли одного из насильников, судя по всему, Николай Степанович Суриков, первый зам нашего губернатора, – безжалостно произнесла Юлька.

– Дай закурить, – простонала я. – Это ж надо… А ты в этом уверена? Да дай же сигарету, черт побери! У меня в сумочке…

Юлька швырнула мне вынутые из сумки сигареты, которые я таскала только для исключительных случаев. После нескольких затяжек, ко мне вернулась возможность соображать здраво.

– Юль, это почти невозможно будет доказать, – сказала я безрадостно. – Что у тебя есть кроме этого родимого пятна? Да он его сведет за две минуты, а потом предъявит девственно чистую ногу на суде. И что? Грош цена твоим доказательствам. Скажет – совпадение.

– Между прочим, Суриков к нам прибыл из соседней губернии, той самой, где совершались все эти преступления прежде. Там он был вторым замом губернатора. А до этого был в высоких чинах в другом городе, где тоже убивали женщин. Как тебе нравится такое вот совпадение? – мрачно осведомилась Юлька. – Я все проверила. А знаешь, кто сопутствовал ему во всех передвижениях? Наш нынешний начальник Управления внутренних дел, господин Чернов. Там он тоже занимал нехилые посты и даже как-то странно, что его столь странно мотыляли по всем областям России. А теперь задай вопрос: почему же до сих пор на неуловимую банду насильников и убийц так и не вышла милиция? Да потому что ее крышевали с двух сторон и зам губернатора, и начальник УВД. Не думаю, что тамошние менты были тупее наших. Просто их работу тормозили изо всех сил. Наверное, и наших так же тормозят. Между прочим, дела об этих убийствах в нашей области до сих пор не объединены в группу.

– Как? – удивилась я. – После всего, что вы рассказали милиции?

– А вот так! Я до сего момента думала, не объединили, потому что милиция у нас – народ необразованный, в чатах не сидит, в Интернете не ориентируется. А оказывается было распоряжение свыше не объединять эти дела, поскольку в этих убийствах ничего общего нет, согласно версии начальства, то бишь Чернова.

Юлька перестала метаться по комнате и рухнула в кресло, мрачно глядя перед собой. Я тоже молчала. А что тут нужно было сказать? Если верить Юлькиной версии (а не верить ей у меня не было оснований), то все было слишком серьезно. Судя по сдвинутым на переносице бровям, Юлька думала о чем-то похожем.

– Дай мне слово, что ты не полезешь никуда, – потребовала я. – Они тебя сожрут и костей не оставят.

– Да что я, дура, – отмахнулась Юлька. – Я все прекрасно понимаю и боюсь лишнее движение сделать. Только оставлять этого тоже нельзя. Они ведь продолжат убивать, Виль. И никто их не сможет остановить.

– С ментами больше не контактируй, – приказала я. – И Никитосу то же самое передай. Если твои предположения верны, неизвестно кто из них в связке с Черновым и Суриковым. Вряд ли они все делали самостоятельно. У них должны быть помощники для мокрых дел. Такая публика возиться в грязи собственными руками не будет.

– Это точно, – вздохнула Юлька. – Надо в ФСБ стукнуть, пусть они этим делом занимаются. У тебя есть кто-нибудь в ФСБ?

– Сдурела?

– Нет? Жалко. Не могу же я придти туда просто так и рассказать все первому встречному. По закону подлости окажется, что именно он тоже повязан с нашими бандитами.

– Пусть Сашка этим займется. У него связей поболее, чем у вас с Никитой вместе взятых. Или тебя прельщают лавры раскрывшей это преступление?

– Да где там… тут как бы самой не подставиться и ноги при этом унести подальше.

– Кстати о ногах, – обрадовалась я возможности сменить тему, – ты материал про обувь сделала?

Юлька подскочила на месте.

– Тьфу ты, совсем из головы вылетело… Сделала, конечно. Я тебе его еще вчера хотела отдать, принесла на флэшке и забыла отдать с этими фотографиями… Сейчас принесу.

Юлька удалилась, а я села за стол и недолго думая, сняла трубку телефона…

Шмель

Миронов, разумеется, о ходе расследования меня не информировал. И на очередной труп бы тоже не позвал, если бы я волею случая не оказался там раньше его. Тело обнаженной женщины с многочисленными ножевыми ранениями был обнаружен дворничихой одного из ЖКХ в забитом мусором канализационном колодце. Дворничиха подняла визг, на шум сбежались люди, среди которых оказался и я. Надо отметить, что тело нашли неподалеку от моего дома, а я как раз в тот момент возвращался из магазина.

Несмотря на то, что территория, где была обнаружена очередная покойница, тоже не принадлежала к участку Миронова, а также на явное нежелание его начальства объединять дела в единую серию, слова «обнаженный труп женщины с многочисленными ножевыми ранениями» прозвучали, как пароль. Так что вместе с местными милиционерами на месте происшествия оказался и Миронов. Увидев в толпе меня, он совсем не обрадовался.

– Ты как тут оказался? – гневно осведомился он. – Ты просто невозможен. Как только ты где-то появляешься, сразу приходится ждать покойника.

– Вообще-то я тут живу, – счел нужным я обидеться. – И шел в магазин.

– Вот и иди.

– Вот и пойду…

Как же, разбежался… Никуда я, естественно не пошел. Убрался в сторону и наблюдал за действиями милиции. Миронов, естественно, не поверил, что я куда-то уйду, и косился на меня неприветливо. Я ежился, поскольку тепло одеваться не стал, выскочив из дома в тоненьких спортивных штанах, футболке и не слишком теплой куртке, не планируя надолго задерживаться. А тут такое дело… Но уйти было выше моих сил. Милиция оцепила колодец, эксперты лазали вокруг, чего-то фотографировали. Толпа вокруг сгущалась, несмотря на хриплые просьбы милиционера с простецким крестьянским лицом разойтись по домам. После недолгих препирательств, в колодец полез дюжий мужик со зверским выражением лица. Ему бросили веревки и после короткой паузы извлекли вначале скукожившийся в позе зародыша труп, а затем и мужика. Покойную с трудом запихали в пластиковый мешок. Тело, по всей вероятности, пролежало в колодце давно и промерзло насквозь. Я не двигался с места. Миронов не выдержал и сам поманил меня пальцем.

– Глянь, – сказал он мне, двигая в сторону труповозки, – может быть, тоже из ваших, еще и опознаешь.

Я пожал плечами и подошел ближе. Один из медиков откинул полог пластикового мешка. Я, сглотнув, мужественно посмотрел в лицо покойной.

Лицо показалось мне знакомым, но опознать убитую женщину я так и не смог, да и не пытался особо, если честно. Скуластое лицо, полуоткрытый рот, тусклые глаза неопределенного цвета, вымазанные багрово-черные щеки… Нет, это лицо мне ничего не говорило, кроме того, что при жизни она, вероятно была красива. Миронов выжидающе смотрел на меня.

– Нет, – покачал я головой. – Я ее не знаю. Хотя… Видеть бы ее прижизненную фотографию…

Мое желание осуществилось позже. Местные милиционеры так и не дождались, чтобы заезжий капитан забрал неопознанный труп себе в производство, так что пришлось им, с грустными минами, оформлять убитую и соблюдать при этом все необходимые процедуры. Миронов же явно был обрадован тем, что хотя бы это лицо мне незнакомо и, скорее всего, к нашему делу отношения не имеет. Милиция прочесывала окрестные дома с желанием узнать, не пропадала ли в одном из них похожая баба. В оде поисков была раскрыта кража, обнаружено два незарегистрированных ружья и один обрез, задержан торговец анашой. Однако в микрорайоне похожая женщина не исчезала.

К опознанию таинственной покойницы мы с Мироновым пришли, что называется, ноздря в ноздрю. Он улицезрел фото покойной в сводках пропавших без вести, что висели у него под носом. Я же, разгрузив пакет с покупками, сел пить чай, перелистывая свежую прессу. В одной из газет на предпоследней странице я увидел фото исчезнувшей месяц назад Тамары Безуглой. То ли фото оказалось удачным, то ли просто память меня не подвела, но я сразу узнал женщину и хмыкнул. Миронову придется распрощаться с мыслью о том, что эти дела не связаны. Тамара тоже была посетительницей нашего чата, куда приходила под ником Шамаханской царицы. В чате особым успехом Тамара не пользовалась. Ее на голову забивали Гюрза и Ирусик, долбившие женщину почем зря. Собственно, именно из-за этого я и обратил на нее внимание. К сожалению, больше об ее контактах я ничего не мог сказать. Я взял телефонную трубку и позвонил Кириллу.

Моему сообщению Миронов, мягко говоря, не обрадовался. Я не внял его хныканьям и, доев свой простецкий завтрак из яиц и соленых помидор, я отправился к Тамаре домой. Найти ее адрес не составило никакого труда. В телефонной книге была только одна Тамара Безуглая. Единственное, что меня удивило, так это то, что жила она на другом конце города. Убийца здорово рисковал, везя труп через весь город… Хотя, ее вполне могли убить где-то поблизости.

Дворик, в котором жила Тамара, был безрадостно-тусклым. Две хрущевки находились в тени недавно поостренных девятиэтажек, так что солнца там не было в принципе никогда. Во дворе уныло скрипели поломанные качели, переполненные мусорные бачки отравляли округу своей невероятной вонью. На одном из них сидела растрепанная ворона и чего-то сосредоточенно клевала. На втором, совершенно игнорируя ворону, сидела облезлая кошка, закопавшаяся с головой в ароматных отбросах. Только хвост топорщился трубой.

Нужный мне подъезд я нашел сразу. Квартира была на пятом этаже, куда пришлось подниматься на своих двоих. Меня всегда интересовало, кто придумал, что пятиэтажные дома не нуждаются в лифтах? Не то, чтобы мне было тяжело взлететь на пятый этаж, но уж больно грязно было в подъезде, воняло кошачьей мочой, кислым смрадом протухших щей и дешевого курева. На лифте я, по крайней мере, долетел бы до верха гораздо быстрее. Правда потом в моей голове мелькнула мысль, что в лифте, скорее всего, гадили бы уже не кошки, а люди. После этих мыслей мне сразу полегчало.

Дверь в квартиру была облезлой, с выбитой филенкой, которая была заткнута куском картона. Я надавил на кнопку звонка, но звука не последовало. Я постучал и прислушался. Из квартиры не доносилось ни звука. Вспомнив, что не далее, как на прошлой неделе я уже вот так вот стучал в квартиру убитого Виталия Ефимова, я почувствовал легкую дурноту. Где-то за соседней стеной бурчал телевизор. Я постучал еще, а потом осторожно нажал на дверную ручку, но дверь, к счастью, не открылась. Я вздохнул и перешел к двери напротив, откуда доносились звуки работающего телевизора.

После моего звонка телевизор рявкнул на полную мощность, а потом смолк. За дверью послышались шаркающие шаги. Лязгнул засов, дверная ручка опустилась вниз и в узкой щели, подпоясанной золоченой цепочкой, показалось старушечье лицо.

– Здравствуйте, – откашлявшись произнес я. – Скажите, а ваши соседи когда дома будут?

– А вы кто? – недружелюбно осведомилась старушка.

– А я из газеты, – радостно улыбнулся я. – Пишем материалы о заслуженных работниках. Вот, меня направили написать про Тамару Безуглую, а ее дома почему-то нет.

– А документик? – ядовито прищурилась старуха.

– Пожалуйста, – пожал я плечами и протянул ей свое удостоверение. Старуха ловко выхватила у меня его из рук морщинистой рукой и захлопнула дверь прямо у меня перед носом. Такого поворота события я не ожидал и в первую минуту не мог даже пошевелиться от удивления. Засов снова лязгнул, но на этот раз дверь отворилась полностью.

– Ой, что же вы стоите на пороге, – всплеснула руками бабуля, – проходите, проходите… Вы уж простите меня, старую, что вот так вот вас встретила… Да только времена нынче лихие. За понюшку табака человека убьют.

– Я, собственно, к Тамаре… – начал было я, но старушка меня перебила.

– Погодите, я сейчас чайку поставлю, золотой вы мой…

Бабуля унеслась на кухню. Я сунул в карман свое удостоверение и принялся разглядывать комнату. Квартирка не выглядела излишне богатой, но и в нищете бабуся не жила. У окна на недорогой тумбочке стоял телевизор LG, в шкафу красовался пошлым перламутром сервис Мадонна, предмет вожделений всех хозяек восьмидесятых-девяностых годов. На стене висела фотография пожилой женщины, в которой без труда можно было узнать хозяйку квартиры. На снимке еще не старая женщина красовалась в мужском пиджаке с орденскими лентами и медалями. В объектив женщина смотрела строго, но губы были чуть тронуты улыбкой.

– А вот и чай, – послышалось сзади. Я обернулся. Бабуся стояла в дверях с подносом в руках, таинственным образом преобразившаяся и даже причесавшаяся по-другому.

– Вы меня простите, – начал было я, – но я пришел к вашим соседям…

– А чего вам делать у наших соседей? – отмахнулась бабуля. – Я, между прочим, сама всю войну проработала военным корреспондентом газеты «Правда», так что службу вашу разумею. Вы садитесь, Никита Александрович… Я, честно говоря, не ожидала вас тут увидеть…

– Вы меня даже по отчеству запомнили? – восхитился я, присаживаясь на диванчик. Старушка усмехнулась.

– Да я все пароли Великой Отечественной помню до сих пор. А ваши статьи я читала. Не все мне, конечно, нравиться, иной раз очень уж вы палку перегибаете, а иной раз я смотрю и думаю, что вы из пушки по воробьям стреляете. А то, что про ветеранов вспомнили, наконец, это дело хорошее, нужное. Только вам, видать адрес неточный дали, вот вы к соседям и пришли. Она – Тамара Безуглая, а я – Татьяна Безуглова. Нас часто путают, почтальоны раньше письма не те приносили. Сейчас, правда, кроме извещений об оплате ничего и не приносят. А писать про них нечего… Пустые они люди, что старшая, что младшая…

– В смысле, – не понял я.

– Дочь то Тамаркину тоже Томкой кличут. Она хоть и учительница, а тоже непутевая, как мамаша. За алкаша замуж вышла, ребенка дебильного родила. Это, скажу я вам, со всяким может случиться, особенно когда родители пьющие. Только ведь не все детей своих, пусть и недоразвитых в детские дома сдают. А она сдала, чтоб ей блудить не мешал сыночек ее…

– А старшая то Безуглая где? – спросил я.

– А пес ее знает! Утром гляжу – почапала куда-то с авоськой, небось бутылки сдавать. Ну, это их дело, я в него вмешиваться не буду. Вам, наверное, нужно будет фотографии показать мои фронтовые? Я сейчас найду…

– Татьяна… – начал я замявшись.

– Ивановна, – охотно подсказала бабуся.

– …Ивановна. Вы уж меня простите за невольный обман, но мне действительно нужна Безуглая старшая. Я не пишу материал о трудовых буднях ветеранов. Тут другое дело, и дело серьезное. Уж не знаю, как сказать…

Бабуля разочаровано поставила чашку на стол и уныло посмотрела на меня. А мне стало ее безумно жаль. Небось, сидит в своей квартире, дети разлетелись по разным углам, свои гнезда свили, подруги лечат дома артрит и ревматизм, а ей и поговорить не с кем.

– Давайте поступим так, – деловито предложил я. – Интервью у вас я все равно возьму, напишу все в лучшем виде, но потом. Вы мне вот что скажите: младшая Безуглая одна жила? В смысле, без мужа?

– Без. Как со своим разошлась, так я ее больше с мужиком и не видела, – по-военному четко отрапортовала Татьяна Ивановна. – Хотя с месяц назад машина за ней приезжала. Я как раз на лавке сидела, с Марфой Сидоровной. Тут Тамарка то и выскочила, расфуфыренная, накрашенная. Шасть в машину и все, больше я ее и не видела…

Старуха вдруг подозрительно уставилась на меня.

– Так ведь… – начала она, устремив на меня колючий взгляд выцветших голубых глаз, – Тамарка то с того момента пропала. С работы даже приходили… Вы зачем пришли, Никита Александрович?

– Видите ли, Татьяна Ивановна… Я бы может и не сказал, но вы – фронтовик, тем более, моя коллега… Это, конечно еще не точно…

– Убили Тамарку? – сухо спросила бабуся. Я кивнул.

– Скорее всего, да.

– Допрыгалась, стрекоза, – горько фыркнула Безуглова. – Сколь веревочке не виться…

– Скажите, вы мужчину, который за рулем машины сидел, хорошо разглядели?

– Да совсем не разглядела, – раздосадовано произнесла Татьяна Ивановна. – Стекла там были такие… непрозрачные, черные. Он из машины и не вышел. Тамарка сама дверь открыла и впрыгнула.

– А номер вы не разглядели?

– Разглядела.

Я обрадовался.

– И какой?

– Да нешто я помню? Столько времени прошло. Но номер на машине точно был.

Я тяжело вздохнул. Господи, как же тяжело придется ментам…

– А машина какая? Не помните?

– «Мерседес» светлый, – ответила Безуглова.

– Вы разбираетесь в машинах?

– Не очень. Но это был «Мерседес». Я немецкие машины на дух не выношу, а сын у меня вот такую же как раз и купил, только не светлую, а черную. Так что могу точно сказать, что это был «Мерседес».

Очень, очень любопытно. Светлый «мерин» приезжал к Тамаре, такая же тачка крутилась у дома Ефимова. Для совпадения чересчур нереально, особенно если учесть, что после визита гостей на «меринах» ни Тамару, ни Виталия в живых уже не видели.

– Татьяна Ивановна, в газетах вышло объявление о пропаже Тамары. Кто его дал? Вы случайно не знаете?